Серость и уныние. Я торчал в пробке на Богданке. Мерзкий дождь барабанил по лобовому стеклу и крыше. Я терял ощущение реальности. Сквозь струящиеся полосы воды размазанные силуэты окружающих машин казались более правдоподобными, чем что-либо.
Абсолютная пустота. Мое существование потеряло смысл. Каждый бесцельный вздох, каждый пустой удар сердца были напрасными. Всё остановилось. Я позволил себе просто плыть по течению, ожидая, когда, наконец, мою лодку разнесёт о скалы. Без него всё было блекло, я жил для Филиппа. Зачем мне всё это, если этим нельзя поделиться? Он был моей судьбой, а я сам всё разрушил. Каждый прожитый без него день приносил новые потоки невыносимой душевной боли, и теперь я тонул в ней.
Я опустил голову на руль и закрыл глаза, поймав себя на мысли, что мог бы просидеть так вечно. Мне было всё равно. Ничего больше не могло меня увлечь. Даже надвигающийся экономический коллапс, отголоски которого уже были слышны в столице, воспринимался всего лишь как внешний фон моей пустой, никчёмной жизни...
Его не было рядом. Глубина и необъятность моего чувства к Филиппу потрясала, пронизывала мое существо насквозь и разрывала изнутри. Огонь боли, которой я самозабвенно предавался, постепенно пожирал меня. Без него всё было другим и ненастоящим. Я уже не мог видеть сны. Я стал слабым.
Всё вокруг существовало, не обращая внимания на мою боль. Впрочем, это не ново. Поезд жизни несся вперед, оставив меня на глухом, забытом полустанке. Нужно собраться и попробовать жить дальше, но я не мог, да и не хотел жить без Филиппа. Но я должен был всё разрушить. Это было сильнее меня - мои чувства. Если бы я позволил нашим отношениям развиться, я бы не смог отпустить его никогда. Никогда бы не попросил его о том, о чём попросил тогда. С того момента, как мы расстались, прошел месяц. Это были самые долгие и мучительные тридцать дней в моей жизни, дни без цели и надежды.
В офис я добрался с опозданием. Обстановка давила. Сумасшедшая суета, которая меня раньше заводила, теперь угнетала, хотелось покоя. Судя по всему, оправдывались самые худшие опасения. Грядут перемены, и они камня на камне не оставят от тщательно выстраиваемой годами иллюзии мощной, растущей экономики. За эти годы нам не было стыдно перед иностранными партнёрами. Мы часто могли позволить себе то, о чём они не могли даже мечтать. Российская экономика утопала в нефтяных миллиардах, но оставалась всё той же потёмкинской деревней. Скоро всё это должно было рухнуть. Передо мной встал выбор: нужно было подготовить компанию к кризису или умыть руки. Первый вариант более соответствовал моей сущности. Можно оптимизировать расходы, плотнее подсесть на бюджетные потоки (тем более что власть имущие относились к нам более чем лояльно). Я бы сделал это в любой другой раз, но не сейчас. Что-то внутри меня душило все тщетные попытки продолжать жить дальше. Нужно сообщить владельцам компании о своём решении.
В Москве эта новость стала неожиданностью. Ну, впрочем, преподносить сюрпризы я всегда умел.
- Олег, ты с ума сошел?! Только не сейчас! Ты что, набиваешь себе цену?
- Нет, я просто устал. Я больше не смогу быть полезен.
На свои сбережения я мог бы безбедно существовать ещё очень долго.
То утро ничем не отличалось от других. Я бесцельно бродил по комнатам, как зомби и, когда в дверь позвонили, открывать не спешил. Но звонки были настойчивыми, и, осознав, что до сих пор хожу в одних трусах, накинув халат, я побрёл к двери.
Боже, как он был красив. Всё то же лицо, заставляющее меня терять дар речи, голубые глаза, идеальное тело, безупречно подобранная одежда. Для меня он был олицетворением всего самого светлого и невозможного, что случилось со мной за мои 28 лет.
Его взгляд отражал волнение и в то же время готовность к бою. Похоже, мой ангел припас ряд аргументов и сейчас может пустить их в дело, если не добьётся своего. Я поймал себя на мысли, что так он выглядел еще более привлекательным. Хотя, возможно, я выдаю желаемое за действительное, и он просто зашёл повидаться. Сможет ли он простить меня?
- Я знаю, ты этого не одобришь, но я хочу сказать тебе...
Я прервал его долгим поцелуем, пытаясь забраться своим языком как можно глубже в его рот. Слишком долго я не ощущал его, не чувствовал пульсацию его тела от каждого прикосновения. Он был самой желанной моей наградой, за которую я отдал бы всё, что у меня было, и если бы этого оказалось мало, то дал бы больше. Я поймал себя на мысли, что каждую секунду, проведённую без него, я ждал этого момента. Именно это заставляло меня проживать каждый бесконечный день нашей разлуки. С трудом найдя в себе силы, я прервал наш долгий поцелуй, чтобы сказать Филиппу:
- Я думаю, тебе не надо ничего говорить.
Даже если бы всё вдруг погибло, а он остался, я бы жил. Я снова впился в его губы, и он отвечал мне тем же.
- Мы плевать, что ты там решил для себя. Я останусь с тобой, и тебе вряд ли удастся опять меня куда-нибудь сбагрить, - выдохнул Филипп.
Вот он, тот момент, ради которого стоило родиться: когда ты понимаешь, что кому-то нужен, что кому-то без тебя тяжело. Сейчас я обожал весь мир, ставший для меня из мрачно-серого вдруг светлым и радужным. Я любил этот город со всеми его улицами и жителями, любил всех и каждого и был готов отдать жизнь, для того чтобы защитить этот свой новый мир.
Я исследовал губами и языком каждый изгиб его идеального тела. Сколько раз до этого, слыша о любви и думая о чём-то аморфном или бредовом, я тешил себя иллюзиями, что всё это не более чем игра феромонов. Но сейчас чувство сжигало изнутри. И было неважно, далеко он от меня или близко. Конечно, когда он был всего в нескольких сантиментах от меня, то поглощал весь мой разум. Его тело было таким желанным, что за это можно было отдать абсолютно всё. Я чувствовал его дыхание, тепло кожи. Я любил Филиппа всем своим естеством.
Наши тела слились воедино, и каждое мгновенье казалось бесценным. Моя душа парила над миром, утопая в самом невообразимом и непостижимом блаженстве, которое только мог испытать человек. Это было настоящее счастье в самом чистом своём проявлении. Слепая необузданная животная страсть двигала нашими телами. Нежное, всепоглощающее и необъяснимое чувство управляло нашими душами.
Я потерял счёт времени. Прошло несколько часов, показавшихся мне мгновениями.
Моя жадность не знала границ. Я не мог даже на секунду упустить его из вида. Слишком долго я существовал без него. Наверное, со стороны это выглядело более чем странно, потому что мы, как два полюса магнита, не отдалялись друг от друга даже на секунду. Я хотел его круглосуточно. Его тело пробуждало во мне зверя. Четкий контур его губ я постоянно хотел укрыть своими губами. Я сходил с ума, когда не видел его. Это было похоже на паранойю.
Более того, в офисе я почувствовал себя неловко, когда нам встретилась Мария. Боже, как она на него смотрела! Как хищница, почувствовавшая, что судьба подарила ей второй шанс. Эта девушка поедала моего Филиппа глазами, изучала каждый сантиметр его тела. В этот момент я ненавидел её больше всего на свете. Злая ревность жгла меня изнутри, и только осознание того, что он мой, заставляло меня держать себя в руках. Я хотел увезти его подальше отсюда. Люди, которых я ещё недавно считал своей командой, казались мне злейшими врагами на земле.
Когда мы очутились в моём кабинете, Филипп заставил меня забыть все страхи.
- Знаешь, по-моему, я не говорил тебе об этом раньше, но сейчас я уверен наверняка: я люблю тебя и это, похоже, всерьёз и надолго.
Я поймал себя на мысли, что действительно слышу это в первый раз, хотя чувствовал это постоянно. Но эти простые слова заставили меня забыть все невзгоды. Мир вдруг стал кристально-чистым и абсолютно понятным.
- Я тоже, - единственное, что я мог сказать в ответ.
- Почему же тогда, если ты тоже любишь меня, заставил меня уйти?
- Если бы это было просто увлечением, конечно, можно было тогда оставить всё как есть. Но это не увлечение, это было тем, чего я не испытывал ни к одному человеку на земле. Филипп, любовь скрыть невозможно так же, как невозможно имитировать. Тот, кто по-настоящему любил однажды, всегда распознает фальшь. Я не могу скрывать свои чувства, когда ты рядом, я боялся навредить тебе этим. И сейчас я понимаю, что наши отношения не самый лучший вариант для тебя, но ничего не могу с собой поделать. Ты понимаешь, что я не могу жить без тебя, ты всё, о чем я могу сейчас думать. Я просыпаюсь с мыслью о тебе, я чищу зубы, пью кофе и думаю о тебе, я торчу в пробке и думаю о тебе, даже когда я ничего не делаю, я всё равно думаю о тебе. Я хочу быть с тобой и, даже если ты не захочешь этого, больше никогда не смогу тебя оставить. Я не могу жить без тебя, не видя тебя, не прикасаясь к тебе. Я люблю тебя, Филипп.
- Это было очень больно. Я столько ошибался в жизни, и тогда мне казалось, что я ошибся в очередной раз. Я думал, что я для тебя был лишь развлечением, от которого ты хотел избавиться.
Его слова пробудили во мне необузданную злобу. Злобу на себя. Я ненавидел себя за то, что заставил его страдать.
- Прости меня. Я очень виноват перед тобой, но я искренне желал тебе добра. Придумай мне любое наказание, и я с радостью понесу его.
В его глазах загорелся огонек.
- Любое?
Мне понравился такой поворот событий, заставивший меня отвлечься от самобичевания.
- У тебя тут замечательный диван...
клетка моего организма находила себе пару среди его клеток. Я не мог не видеть его долго, начиная скучать по Филиппу сразу, как только он отдалялся от меня. Самоконтроль был утерян всерьёз и надолго. Я не представлял, как можно существовать, если его нет рядом. Он и был смыслом моего существования. Воспоминания о недавнем прошлом сейчас казались жутким кошмаром. Меня всё в нем завораживало: его волосы, лицо, тело, походка, манера говорить. Филипп казался таким другим в этом сером мире, и в то же время он был таким родным и близким.
С ним время летело незаметно. Я мог просто быть рядом с ним, и мне этого было достаточно. Мы не отпускали друг друга ни на минуту. Несколько дней мы вообще не выходили из квартиры.
Я самый счастливый человек в мире. Тот, кого я любил больше всего на свете, лежал рядом. Мой ангел тихо посапывал, и я завороженно наблюдал, как вздымается его мускулистая грудь, подергиваются веки, как совершенен каждый изгиб желанного тела. Всего в нескольких сантиметрах от меня находилось самое дорогое, что было в моей жизни, ради него я бы сделал все, решился бы на любое преступление, и я не отдам его никому. Он мой. Я был буквально раздавлен тем необъятным космическим чувством, которое наполняло все моё естество. Каждый миг имел смысл, когда Филипп рядом, каждая прожитая минута моего существования вела меня к нему. Я не могу больше жить без него, отпустить его снова равносильно самоубийству.
Телефонный звонок разбудил меня. Я взял трубку, не посмотрев на экран.
- Здравствуй, Олег, - сухой голос Андрея Викторовича я узнал почти сразу.
- Здравствуйте, знаете, я отошел от дел, и сейчас немного рановато. Чем обязан?
- Я знаю. И ты знаешь, что я знаю. Я много знаю, Олег. Это издержки профессии. Иногда кое-чего я хотел бы не знать. Нам надо увидеться.
- Хорошо. Мне подъехать к вам?
- Нет. Подъезжай к часу к университету. Я буду на парковке со стороны фонтана.
- Ладно. Я буду.
Я посмотрел на часы, было 8:30. Учитывая, когда мы заснули, поспал я мало. Филипп тихо посапывал.
Черный БМВ был припаркован недалеко от фонтана. Когда я приблизился, задняя дверь приоткрылась, и я забрался внутрь.
Лицо Андрея Викторовича не выражало ровным счетом ничего. Я поймал себя на мысли, что он, скорее всего, с таким же каменным лицом трахал свою жену.
- Здравствуй, - тон его был довольно холодный. - Нужно поговорить.
- Я весь во внимании.
- Вообще-то я думал, что ты мне хочешь что-то рассказать.
- По поводу чего? - я изобразил искреннее удивление.
- Олег, дурака можно выключить. Ты же знаешь, я этого не люблю. Что у тебя с моим сыном? - фраза далась ему очень трудно, и он зачем-то посмотрел в окно.
- Я его люблю.
После этих слов Андрей Викторович стал багроветь, но старался держать себя в руках.
- Ну и что дальше, - голос его дрожал, - как ты дальше себе это представляешь? Ты понимаешь, что это мой единственный сын? Если тебе насрать на меня, ты хотя бы о нём подумал?
- Да, я думал, - ответил я сухо, - но это сильнее меня.
- Твою мать, в этом городе полмиллиона человек, десятки тысяч молодых пацанов и ещё больше девушек, почему именно он?! Я старался воспитать его правильно, но этот маленький бунтарь всегда всё делал по-своему. Он единственное, что у меня есть. Моя жена законченная старая стерва, и я каждый раз сдерживаю себя, чтобы не стукнуть эту суку чем-нибудь тяжёлым по голове. Филипп - это всё, что я мог оставить после себя, это все мои надежды, и ты их уничтожил. Ты забрал самое дорогое, забрал у меня единственного сына. Как мне теперь с этим жить?!
- Вы что, не слышали, о чём я вам говорил? Я его люблю, - я чеканил каждое слово, - и это не зависит ни от меня, ни от него и уж тем более от вас. Я отдам всё, чтобы Филипп был счастлив.
- Уходи, - Андрей Викторович с трудом держал себя в руках.
- Я знаю, вам тяжело. Вам всегда тяжело, когда вы не контролируете ситуацию. Я знаю, это сложно понять, но, если вы любили когда-нибудь, вы поймете меня. Поймёте, что я чувствую.
- Это ненормально! Лет двадцать назад за это судили! Ты просишь меня смириться с тем, что мой единственный сын голубой? Как, мать твою, у тебя всё просто! Я хочу внуков, Олег! Вы сможете с ним дать мне внуков? Сомневаюсь! Как я смогу теперь общаться с друзьями? Что мне говорить людям? Извините, но мой сын не женится, потому что он педераст! Если ты его действительно любишь, ты должен понимать, что без тебя ему будет лучше.
- Я тоже так думал. Но это не в моей власти.
Наступили несколько секунд гнетущего молчания.
- Уезжай. Уезжай с ним куда угодно, только подальше отсюда. Я не хочу больше ничего знать ни о нём, ни о тебе. Никогда больше не возвращайтесь в Белгород. Хоть это вы можете для меня сделать? Тебя же здесь больше ничего не держит.
- Хорошо. Мы уедем.
Я молча побрёл прочь. День с самого утра пошёл насмарку. Я постоянно обдумывал сказанное. Уехать было неплохой идеей. Филипп был в отпуске, и можно было прекрасно провести время. Потом можно было бы решить, что делать дальше. Я отправился в аэропорт. Прямой чартер до Анталии отправлялся завтра вечером. У компании всегда была бронь на пару номеров в отеле. А так как я все ещё сотрудник, то проблем с этим возникнуть было не должно. Когда я подходил к машине, у меня возникло странное впечатление, что я видел отъезжающий "Рено" Филиппа. Решив, что мне показалось и что таких машин в городе полно, я сел за руль.
Филиппа дома не было. Его вещей тоже. На столе лежала записка: "Я говорил с отцом. Он рассказал, что сделал тебе предложение, от которого ты не смог отказаться. Взамен ты обещал бросить меня. Я не поверил ему, но он сказал, что ты в это время уже, наверное, покупаешь билеты. Я поехал в аэропорт. Я ждал, надеясь тебя там не увидеть, но увидел. Это очень больно, но все равно я благодарен тебе за то, что было между нами. И я люблю и ненавижу тебя за то, что ты убил во мне надежду на то, что моя жизнь может быть счастливой. Меня интересует только один вопрос: сколько я стою, Олег? За сколько ты меня продал? Через несколько дней я уеду из России, потому что здесь меня ничто не держит. Я обещаю, что ты меня никогда не увидишь. Я выполню твою часть договора за тебя. Я надеюсь, что, куда бы ты ни отправился, ты будешь счастлив. Прощай..."
Ужасающая картина начала постепенно прорисовываться передо мной. Старый козел! Он следил за мной! Он знал, когда я буду в аэропорту. Если бы это было не сегодня, он бы всё равно меня выследил с его-то возможностями! Я судорожно набирал номер Филиппа, но телефон был выключен. Всё, что казалось таким прочным и незыблемым, теперь разлеталось на куски. Дикая паника и отчаяние охватили мой разум. Я позвонил в московский офис и узнал, что Филипп прислал заявление на увольнение несколько часов назад. Где он, никто не знал. Все поиски были тщетны. Мой мир рухнул. Его отец был последним вариантом. Я позвонил.
- Где он?
- Тебе тоже здравствуй.
- Где он?
- Если ты о Филиппе, то я не знаю. Он мне о своих планах не докладывает. Но это и к лучшему.
- Что ты ему наплёл?
- Извини, но ты не оставил мне выбора - я должен был что-то предпринять. Тебе тоже не стоит сдавать билеты, съезди развейся.
- Как он мог поверить тебе?!
- Ну, чем-чем, а уж даром убеждения я не обделен. Профессия, знаешь ли, требует. Ну ладно, у меня полно дел. Буду очень тебе благодарен, если ты больше не будешь мне звонить. Прощай.
Ничего больше не существовало. Я понял, что потерял самое дорогое, что у меня было. Я потерял не только его, я потерял себя. Я был больше не нужен самому себе. Я был пуст. У меня не хватало сил на месть и ненависть, не было сил, чтобы жить.
...Скорость завораживала. Стрелка спидометра перевалила за 200 км/ч. Внутри слышалось лишь напряженное гудение двигателя, амортизаторы уже с трудом справлялись со своими функциями. Мокрый асфальт пытался вырваться из-под шин, и я предался последнему в своей жизни восторгу - власти над скоростью, которая всё больше ускользала от меня с каждым покорённым делением шкалы спидометра. Вскоре я почувствовал, что контроль потерян.
Последняя преграда в моей жизни возникла внезапно, как вспышка, и в следующее мгновение две тонны немецкого железа на скорости 240 км/ч влетели в массивный бетонный пролет моста. Я чувствовал, как подушка безопасности ломает мне ребра и разрывает лёгкие, как в последний раз сжалось сердце, как жизнь покидает меня. Смерть обволакивала тело, оставляя позади боль и страдания. Скрежет металла и звенящий, пронизывающий звук бьющегося стекла навечно отпечатались в моем сознании. Я видел перед собой только его лицо, и я шёл к моему Филиппу. Через несколько мгновений пустота заполнила моё искалеченное тело. Жизнь остановилась...