1. Я теперь главный!
Сквозь сон проклёвывается команда "Подъём". Голос дежурного по роте для меня не авторитет, поэтому кемарю дальше. Вспоминаю, что мне приятного снилось. Снился новенький, новобранец Саша: ладный, симпотный, с хриплым сексуальным голосом, заискивающим передо мной. Мне парень сразу понравился. А сейчас на него стоял хуй, дымился, требовал ласки...
Резкий голос старшины подрывает меня с постели, я суматошно одеваюсь, просыпаюсь. Старшину и офицеров я боюсь. Ещё боюсь. Совсем недавно мы были молодыми солдатами, летали по всем рабочкам и нарядам. Но позавчера наши старослужащие дембельнулись, и мы стали "стариками". Целый день мы ходили по казарме счастливые, с растянутыми до ушей ртами: никто уже нами не командовал без остановки, никто не напрягал на сигареты, стакан воды или какие ещё напряги. А вчера нам привезли "духов", новых солдат, только что с ППЛС (пункта приёма личного состава). Они будут готовиться к присяге, но жить и служить уже с нами.
Новобранцы смущались наших комментов, наших наглых раздевающих взглядов, грубого армейского юмора, скорее запугивающего. Они прятали беспокойство и страх в глазах, заискивающе отвечали на расспросы. Те, у кого находились земляки среди нас, с робкой надеждой радовались... А мы были перцами, великими и ужасными старослужащими. Мы на ходу учились отдавать властные приказания и радовались тому, как новобранцы испуганно носились, исполняя их. Пока наши командиры разбирались с документами молодых, мы сразу их "прокачали": поставили в упор лёжа, и пока не упадут от усталости. Это надо делать сразу и постоянно, чтоб не расслаблялись, не забывали, кто теперь их хозяева на следующие полгода совместной жизни. Мы читали им мораль, вспоминая, как над нами измывались наши "старики", и теперь всё это вымещали на новеньких.
Старшина приказал нам их разместить и заполнить новую схему размещения личного состава: висит такая таблица с фамилиями в каждой казарме, я проверял. Рядом с моей была свободная койка, её бывший хозяин уже ехал в поезде к себе домой. Сразу мелькнула мысль подобрать себе симпотного соседа, чтобы не так тошно жить было, глядя на какую-нибудь тупую образину. Взгляд упал на приятное лицо:
- Ты кто будешь? Откуда? - спросил я небрежно.
- Саша, рядовой Саша Лукин. Из Екатеринбурга, - испуганно ответил парень, не зная, зачем я его спросил об этом.
- Значит так, Александр Лукин, ты теперь живёшь здесь! - я кивнул на свободную койку. - А я, значит, здесь. Рядом. Меня зовут Денисом, но все знают как Дэна. Ты теперь мой дух, а это значит, что ты выполняешь все мои приказы, застилаешь по утрам постель, если, конечно, старшины нет, перед отбоем расстилаешь мне постель, приносишь воды и так далее. И зовёшься ты теперь - Лука. Понял? - я ещё не сообразил, чем он ещё будет заниматься; главное начать, а потом дополним список поручений юного соседа.
- Так точно, - преданно ответил солдат.
Мне, может, показалось, но он обрадовался. Под моим надзором он быстро разместил свои мыльно-рыльные причиндалы в нашей общей тумбочке и встал в строй - но уже спокойно и рядом со мной, со своим "боссом", может, наставником, а может, старшим напарником и другом, жизнь покажет.
Пока я занимался "своим" молодым, разложили по койкам и остальных. Обрадовала задняя мысль, что с остальными обращались не так душевно, как я с Сашей... Похуй.
Вечером меня ждала аккуратно расстеленная кровать, кружка воды на тумбочке - и преданный Сашин взгляд. Я одобрительно кивнул, тот просиял. После вечерней поверки я пару раз потренировал с молодыми подъём-отбой. Они суматошно бегали, одевались - в общем, веселили наш призыв.
Зашёл ответственный офицер, он остался ночевать в казарме, чтобы следить за порядком, то есть чтобы, значит, мы молодых не дрочили. Если бы это был старшина или ротный, мы бы испуганно прекратили всё и разбежались по кроватям, но этот старлей не пользовался среди нас авторитетом и уважением. Этот тип вскрывал наши посылки и забирал себе присланные из дома шоколадки и любые приглянувшиеся ему вещи. Мало того, что львиную долю присланного мы и так отдавали старшим, так ещё и эта гнида нас обирала. Мы старались получать посылки при старшине и ротном, те проверяли их, но отдавали всё целиком нам. А эта гнида специально подкарауливала: когда остаётся за старшего в роте, тогда и получает в штабе посылки, после чего раздаёт их, обирая солдат.
В общем, когда зашёл старлей, пацаны, недовольно ворча, разошлись по кроватям, остался только я с молодыми. "Сейчас освободиться от опеки или никогда", - тут же решил я и елейным голосом сказал:
- Товарищ старший лейтенант, я тут занятия с молодыми провожу по заправке обмундирования...
- На хуй? Всем отбой, я сказал - спать, - прервал меня старлей.
- Так ротный со старшиной приказали. Завтра проверят, что молодёжь ничего не умеет, я скажу, вы не разрешили! - нагло и бесстыже соврал я, наезжая на офицера.
- Когда это они такое сказали? - начал тормозить старлей.
- Перед уходом домой. Вы как раз за компом сидели, в "контра" резались.
- Не слышал такого.
Но офицер растерялся. Хуй его знает, вдруг ротный и в самом деле приказал подрочить молодёжь, а он еблом прощёлкал, упустил это.
- Вы что, мне не верите? Позвоните ротному домой! - деланно возмутился я, зная, что вот этого старлей делать точно не будет.
- Ладно, только без синяков... - сдался офицер и съёб к себе в канцелярию за комп.
"Моя взяла!" - искренне обрадовался я. Теперь, освященный согласием и властью командования, сдувшегося от моего развода, я решил, что пора вздрочить новобранцев, чтобы показать им, кто в роте хозяин. Да и среди своего призыва надо расставить точки над "и". Теперь я начал глумиться над молодёжью посмелее, решив, что обычными отжиманиями от пола они не отделаются.
В течение часа я издевался над молодёжью, как мог, стараясь показать им свою власть. Пацаны пытались тоже встрять: больно сладко покомандовать новобранцами, но раз сдулись при виде старлея (в отличие от меня), то пошли все на хуй.
К концу занятий, придуманных мной по ходу дела, новобранцы обливались потом, дрожали от усталости, а я стал сипеть.
- Ладно, на сегодня хватит, отбой, - смилостивился я. - Кто встанет без моего разрешения, ебало просерет, - добавил я, чтобы никто из пацанов не вздумал продолжить напряг, подвергая мой взлетевший до небес авторитет сомнению; с сего момента я главный в роте.
Были пацаны, равные мне по силам, но наглостью и ушлостью не наделённые. А во мне были 180 сантиметров мышечной массы, наращенной за предшествующие полгода работ, трудов и физо. Родители и бог не обидели, спасибо им.
Пора было начать пользоваться благами своего положения. Что бы ещё отчебучить? А, схожу-ка я в душ! У нас в казарме был самодельный душ, наш призыв пока только прибирался в нём, а мылись там офицеры и самые крутые из "стариков". Я решил, что пора становиться самым крутым в призыве.
- Эй, Лука, - я властно посмотрел на своего притихшего в кровати соседа, - мои мыльно-рыльные в душ. Полотенце свежее в каптёрке возьмёшь. Скажешь Егору (так звали каптёра), что Дэн сказал, то есть я. Я в душе, только не заставляй меня себя ждать... - но парню мои угрозы были не нужны, он уже собирал мне шампунь, мыло, мочалку и искал взглядом кровать каптёра.
Каптёр и вся рота смотрели на нас и слушали. Власть в роте, брошенная уехавшими дембелями, находила своего нового владельца. Меня! Наступила секундная пауза, но когда мой Саша направился к Егору, тот молча встал и, бренча ключами, направился в каптёрку.
Чтобы не настраивать свой призыв против себя одного, нужно было срочно что-то придумать.
- Длинный, Серый! - обратился я к своим друганам. - Айда в душ. Вы же с наряда, хули грязными спать ложиться.
- Дэн, а старлей не заругает? - нерешительно поинтересовались пацаны.
- Не дрейфь. Сейчас всё порешаю. Догоняй! - и я направился в канцелярию роты, радостно услышав за спиной голоса обрадованных друзей, спешащих за мной в душ.
- Товарищ старший лейтенант, - я прервал своим появлением очередную атаку на позиции боевиков на экране компа, - Вы когда в душ пойдёте? Если не сейчас, я тогда помоюсь?
Офицеру было не до меня, и он как-то неопределённо мотнул головой. Я прикрыл дверь, победно взглянул на ошарашенных моей наглостью пацанов, и мы отправились в душ. Там нас ждал мой верный Лукин. Пацаны завистливо посмотрели на то, как мой денщик принёс свежее полотенце и всё остальное для помывки. Вот так и обретается авторитет и власть в коллективе!
После помывки я остановился, взъебал дневального и дежурного своего же призыва за мнимый бардак в умывальнике и пригрозил бошки им поразбивать, если к утру не наведут порядок. Пацаны уже не спорили. Я становился в роте главным.
С утра мы побежали на зарядку. Старшина где-то задержался. Я быстро вспомнил, как проводить занятие, взял инициативу в свои руки и стал командовать. Когда появился старшина, рота под моим командованием уже проводила комплекс упражнений, впечатанный в мой мозг за предыдущие полгода. Увидев старшину, я пошёл в строй, но тому влом было самому что-то делать, и он поощрительно остановил меня - типа продолжай командовать. Я и продолжил.
Во время завтрака я приказал Саше взять на меня разнос, проходя по линии раздачи, воспользовался тем, что на раздаче кофе стоял солдат с наряда по столовой, а не поварихи, как на каше, мясе и хлебе с маслом, и взял себе два стакана. На негодующий возглас раздатчика сказал, чтобы тот заткнулся, а то после наряда ебало ему об асфальт размажу. Подействовало. Он заткнулся и отвёл взгляд. А я перехватил восхищённый взгляд своего юного денщика: ах какой крутой и наглый у того покровитель.
На утреннем разводе ротный спросил старшину, кто будет учить молодой призыв строевым ходить. Старшина сразу показал на меня, а ротному было похуй. Вот так я стал главным официально.
Прошла неделя, я стал властным, командовал всеми в роте. Старшина пошёл в отпуск и передал мне свои обязанности. Теперь я рулил каптёркой, назначал наряды, при этом продолжал готовить молодых к присяге. Офицеры радостно сбросили на меня тяготы управления, сами стараясь при этом уткнуться в комп. Пару раз кое-кто из моего призыва высказывал недовольство моими наполеоновскими замашками, но получал не поддержку от пацанов, а люлей от меня. Я заводил недовольных в каптёрку и бил их - несильно, но обидно. Ломал сопротивление, а потом пацаны и в упоре лёжа стояли, и молча принимали ремнём по заднице. Они просили только, чтобы не при всех, чтобы не позорил их. Я и не позорил. Мне нужно было полное молчаливое подчинение всех пацанов и молодых, и я этого добился. Я теперь главный!
Раскрутить молодого солдата на секс!
Теперь мои приказы выполнялись бегом всей ротой, даже мои кенты Длинный и Серый подобострастно старались выслужиться передо мной. Я сменил каптёра, парня своего призыва, на верного Сашу. И всё это я делал с одной только целью, и этой целью был он, Саша Лукин - парень, снившийся мне ночью, всегда бывший рядом со мной. Я давно признался самому себе в том, что втрескался в молодого соседа, что мой утренний стояк и послеобеденная дрочка в запертой каптёрке были из-за него. Его нежное юношеское тело, прозрачная на солнце кожа, сочный губы манили меня, сводили с ума. Я бросал в его сторону двусмысленные сальные шутки, периодически лапал его попку и как бы невзначай задевал писульку. Лука то вздрагивал, не понимая меня, то краснел от понимания моей тяги к нему. Я хотел этого парня, хотел до безумия, но опасался сопротивления и сам стыдился своей похоти. И только случай помог мне...
Ответственным офицером остался вновь нелюбимый мною старлей, но на этот раз он быстро после отбоя стал нервничать, требуя, чтобы я и остальные старослужащие легли по кроватям. Я понял, что он хочет свалить по своим делам.
- Товарищ старший лейтенант, мне ещё рано, я ведь за старшину роты. Дел ещё полно. Но если вам куда надо, то я вас прикрою. Оставляйте номер телефона, если что серьёзное, то я позвоню, а так вы где-то здесь, - предложил я ему.
Он помялся, но быстро согласился, сказав, что у друга днюха и что он чуток гульнёт. Я тут же погнал пацанов по кроватям, сам тоже вскоре уснул.
Проснулся я от шума. Посмотрел на мобильник: было 2 часа ночи. Я встал, пошёл разобраться, что к чему, да и ссать приспичило. Шумел старлей, бухой в дрова. Я помог дежурному завести пьяного в канцелярию, и мы положили его на принесённую с располаги кровать, затем сходил поссал и вновь зашёл в канцелярию. Офицер не спал, отхлёбывал коньяк прямо из горлышка. Увидев меня, он чему-то обрадовался и протянул мне бутылку со словами:
- Ты меня уважаешь?
Да, дела!
Уважил я его глотком, потом ещё одним. Бросило в жар, ведь полгода не пил. Клянусь, не пил. Коньяк обжигал изнутри, а старлей отключился. Вышел я из канцелярии под аккомпанемент храпа собутыльника, с коньяком в руке, а внутри загорелся огонь. Дойдя до койки, я уже изнемогал от стояка, хуй дымился, совесть и стыд испарились, а мой Сашок казался притягательным и доступным. Рота спала. "Сейчас или никогда!" - подумалось мне в очередной раз. Я толкнул Луку, сказал ему идти в каптёрку, сам пошёл следом. По пути остановился, оглянулся на дежурного. Тот сидел один за столом, дневальный где-то шуршал в умывальнике. Дежурный почуял мой взгляд, посмотрел на меня. Я показал на бутылку, ударил кулаком о ладонь, молча поднёс палец к губам - типа молчи, иначе головёнку расшибу. Тот кивнул, что понял, и отвернулся: всё, предупреждён и будет молчать, что бы ни случилось.
Я зашёл следом за Сашей в каптёрку, не дав ему включить свет.
- Пей, - я отхлебнул из бутылки и протянул ему коньяк.
Парень прошептал:
- Спасибо, - и глотнул.
Я не дал ему остановиться, задержал бутылку у его рта. Саша стал судорожно проглатывать коньяк, закашлялся. Наверное, его щёки раскраснелись, но в темноте этого было не видно. Молча передавая друг другу пузырь, мы опорожнили его, после чего я взял ключ и замкнулся изнутри. Я подошёл к Саньку, сказал:
- Поебать на завтра, поебать на то, что будет завтра. Сегодня ты будешь со мной, - и обнял пацана.
Боже, столь давно желанный парень, о котором я грезил, находится в моих объятиях! Робко, но так приятно Саша обнял меня в ответ. Он дрожал, и его дрожь ещё больше возбуждала меня.
- Не бойся, глупенький, я люблю тебя и никому не дам в обиду. Сашок, сладкий Сашок, я всё сделаю, чтобы тебе не было больно. Я не обижу тебя, но сейчас будь послушным и ласковым...
Парень не отвечал, но, всё понимая, продолжал обнимать меня. Значит, он хочет ебли со мной, хочет ласки и нежности!
Брошена на пол стопка одеял. Пацан лёг на них, при отсвете уличных огней видны его зажмуренные глаза. Я голым лёг сверху, раздел его, при этом Саша приподнял попку, помогая мне. В нос приятно ударил запах юного тела, аромат вкусного пацана. В глазах потемнело от возбуждения. Мой стояк счастливо встретился с Сашкиным хуем, тоже стоящим колом. Я стал ебать парня в пах и почувствовал, как он забросил на мою спину ноги, обнял меня за шею и застонал в ухо. Затем без слов пацан приподнял попку, чтобы мой член снизу вверх зацепил ему меж ягодиц. Я направил хуй парню в дырочку, она была влажной. Саша хотел ебли, хотел, чтобы я выебал его.
Когда нежная попка подалась навстречу головке моего хуя, пацан заскулил, всхлипывая. Это было что-то! Стоны и скулёж Санька сводили меня с ума сами по себе, а тут ещё и сладкая боль сдираемой кожицы залупы... Искры боли на хуе, проходящем в юную тугую попку парня! Это чувство ебли сладкого парня выворачивало тело, разум стрелял яркими образами и страстью.
Я не контролирую себя, рычу, воздуха не хватает, хочу только глубже засадить пацану, рвать сладкой болью реальность. Сашок стонет от всего этого, но глаза его зажмурены. Я прерываю накачку парня.
- Как ты, Сашок? Хороший мой... - вырываются из меня ласковые слова, никогда мною не произносимые ранее.
- Всё хорошо, Денис. Дениса... - шепчет он в ответ, - продолжай! Делай, что хочешь, со мной. Мне хорошо!
Парнишка ловит кайф от моего хуя, от нашей близости, и я не разочарую его.
Убыстряя темп, чую, как головка почти выходит из его попки, но цепляется за сфинктер, и я тараню парня по-новой. Он стонет, но подаёт ягодицами мне навстречу. Разум гаснет в экстазе...
Я очнулся в темноте, подо мной лежало тёплое тело. Сразу всё вспомнил. Накатило ощущение счастья и лёгкости. Я не злой человек, хороший. Перевернулся на бок, поцеловал губы Луки. Он не спал, ответно прильнул ко мне. Его задранные в ебле ноги уже лежали на одеяле. Я потрогал у парня между ними: там было липко и мокро.
- Как ты? Я не порвал тебя? - поцеловал я его в щёку.
- Нет, - засмеялся он, - всё отлично. Это твоя сперма вытекает. Мне классно! Я кайф словил и у тебя живот замарал, - загордился Сашок.
Я потрогал себя: точно, на животе липкие пятна.
Резкий запах спермы закружил мне голову. Я прижал парня к себе и стал целовать ему лицо, впиваясь то в губы, то в уши. Луке было приятно, он прижимался ко мне, учащённо дыша. Вскоре я почуял наши стояки.
- Повернись спиной ко мне, - прошептал я.
Пацан послушно подставил мне попку, даже выпятив её ко мне. Одной рукой я прижимал его за плечо, другой надрачивал ему хуёк. Небольшой, но приятный и любимый мною его хуёк. В этом солдатике мне нравилось всё - от нежной кожи тела под моими жадными ладонями до ядовито-сладкого запаха, бьющего мне в нос от мокрой липкости меж его ягодиц. Радость приносила мысль, что у пацана от моей ебли течка, что он ловит от моего хуя кайф... Я снова ебал Сашу, нежно войдя в него, но затем бешено и страстно имея любимое тело. Я снова рычал, снова искорки сладостной боли на залупе высекали кайф. "Мой пацан, мой, только мой! - мелькали в голове смутные мысли. - Люблю, буду любить и ебать его до конца службы, а может всю жизнь..."
Калейдоскоп яростной ебли закончился выстрелами спермы где-то внутри моего сладкого каптёра. Я ещё пару раз всадил хуй парню до упора, до боли сжав его плечо, задрав ему залупу, затем до боли закусил ему плечо. Мелькнула мысль, что останутся следы зубов, синяки, но тут же пропала, потому что Саня застонал, и моя ладонь окропилась его спермой. Было улётно! Пацан жил в унисон со мной и ловил наслаждение вместе со мной.
Остаток ночи мы прижимались друг к другу и ласкались везде, делали друг с другом всё, что ещё вчера казалось обоим немыслимым. Ебля сблизила наши тела и души, мы стали родными друг другу.
Любовь и секс в нашей роте
Мы с Сашком потеряли голову и осторожность. Я хотел парня постоянно. И он стал ненасытным. Несколько раз на дню мы запирались в каптёрке, чтобы он бросался к моему хую, чтобы я стянул ему штаны и засадил по самое не балуй, рыча и кусаясь. Наши лица распухли от поцелуев, а Сашок вдобавок не мог скрыть следы от моих зубов у себя на шее и спине, синяки от засосов. Не знаю, как чувствовал себя его постоянно трахаемый анус, но мой член болел от ебли. Хотя через несколько часов, когда молодое тело восстанавливалось, мне опять требовался Сашок, и хуй мой опять дымился. Сослуживцы всё видели и обо всём догадывались, но старательно делали вид, что ничего не замечают. Офицерам до поры до времени было всё похуй. Лишь бы ЧП в роте не было, а там трава не расти.
Опасность разоблачения моих с Сашей любовных отношений пришла со стороны старшины, вернувшегося из отпуска. Он подозрительно рассмотрел наши счастливые лица, заметил всё и на следующий день отобрал у меня ключи от каптёрки. Мы с Сашком были просто убиты этим. Мы были как птицы, подстреленные на взлёте. Вдобавок пацаны с моего призыва подняли бучу и осадили меня.
Дрались мы за котельной. Кроме люлей, мне навешенных, я выслушал ещё и их оскорбительные угрозы в адрес моего Санька, угрозы запидорасить его и меня впридачу всей ротой. Я был сломлен этим. Я сдался, так как боялся не за себя, за любовника. Я опустился до того, что умолял пацанов не трогать Сашу. Я бросался к своим бывшим друзьям, Длинному и Серому, но в ответ видел презрительное отторжение.
Я мечтал о смерти, плакал, но нашёл в себе силы прийти в казарму. В пустоту. Мой призыв объявил мне бойкот. Молодёжь, ещё вчера ловившая мой командный взгляд, теперь нехотя и лениво расступались передо мной, а я не отваживался ей что-либо приказать, боясь услышать прямой отказ, подкреплённый старослужащими. Это было бы падением в пропасть.
Своего Сашка я нашёл в умывальнике моющим раковины. Под его глазом краснел свежий фингал.
- Кто это тебя? - я устало присел на подоконник.
- А кто тебя? - искоса взглянул он на меня.
- А что со мной? - я посмотрел в зеркало и засмеялся: у меня тоже под глазом краснело (наутро будет синяк), а я и не заметил.
Саня заулыбался вместе со мной, и стало как-то легче на душе. На наш смешок зашли двое с моего призыва, удивлённо посмотрели на нас и ушли.
После отбоя меня вновь вызвали для разговора в туалет. Туда собрался весь мой призыв. Саша проводил меня тревожным взглядом, а остальные молодые оживлённо шёпотом стали сплетничать. Они злорадно смотрели на меня, ожидая расплаты за свои унижения.
Когда я зашёл в туалет, все стихли, а Егор - бывший каптёр, снятый мной в пользу Санька и вновь вернувшийся на свою прежнюю должность - прокашлялся и угрожающе сказал:
- Мы решили тебя, пидора, опустить до духа. Ты теперь будешь вместе со своим пидорком толчок чистить, а если что не так, быстро в жопу швабру засунем...
- А кишка не тонка? - прервал я его.
После удара от падения по социальной лестнице роты со старшинства на дно я, наконец, пришёл в себя, и обычная наглость и злость вернулись ко мне.
- Ну, кто один на один, не толпой разберётся со мной? Или вы только сворой можете?
Я пошёл ва-банк. Терять мне было нечего, а жить по-скотски я не хотел. Пусть лучше забьют. А ещё свербела мысль, что если я не постою за себя и своего Сашку, то того точно замордуют, зачморят.
Первым дёрнулся Егор, он же первым и опустился на пол, получив хук справа - отработанный мною ещё до армии удар. Заболел кулак. "Наверное, кость треснула", - подумал я, прежде чем на меня накинулись толпой остальные пацаны. Я отбил только несколько ударов, прежде чем мне на голову сзади опустилась табуретка и я потерял сознание...
Очнулся я в кровати. Но не в своей. И потолок был не казарменный, и резко пахло лекарствами. "Медбат", - понял я, вновь проваливаясь в сон.
Потом был замполит, ротный, другие любопытствующие, допытывающиеся до того, кто меня бил и за что. За пределы части скандал не выносили. Я был весь в синяках и ссадинах, с разбитой и опухшей башкой, но, к счастью, без особых внутренних повреждений.
После выписки я прибыл в роту, встреченный удивлённым взглядом одинокого дневального, и тревожно стал озираться, ища глазами своего Сашку. Того нигде не было. Я боялся спросить кого-либо о нём, сердце учащённо забилось.
- Ладно тебе, - внезапно раздался голос из каптёрки, - на месте твой парень, в патруле только. А здорово ты мне вхуярил, челюсть потом вставляли... - Егор, а это был он, настроен был миролюбиво.
Я замер перед ним, ожидая подвоха или подъёбки, но он внезапно протянул мне ладонь, и я автоматически пожал ему руку. Кажется, удивились мы оба. Ещё сильней удивился я, разглядев у него сержантские лычки. Видно, я был так этим ошарашен, что Егор засмеялся и затащил меня в каптёрку.
- Да, я теперь сержант и замкомвзвода. Рулю ротой вместо тебя... Но ты молодец, не выдал нас, не сдал, кто тебя отпиздил. Я тебя убить хотел, и если бы не другие пацаны, не разговаривали бы мы сейчас с тобой.
Рассказывая о том, как меня пиздили, Егор налил два стакана чая с сахаром. Мы пили чай, я слушал ротные новости, потом осторожно спросил:
- А что теперь? Что это ты такой добрый стал? Уже не хочешь ли ты меня зачморить в туалете?
Егор долго молчал, потом ответил:
- Ты показал себя мужиком. За себя и своего друга один против всех пошёл. Не зассал. Вот поэтому мы твоего Сашку и не стали трогать. А то ведь вернёшься, поубиваешь же нас всех... - и он заулыбался.
Я тоже засмеялся. Всё-таки хороший он парень, Егор, да и все остальные поцики ничего так. Настроение резко улучшилось, захотелось жить, ждать возвращения с патруля своего Луки.
Мы сидели, улыбались, и мне показалось, что Егор что-то хочет мне сказать, но всё не решается. Что-то важное. Я встал, закрыл дверь, вопросительно кивнул.
- Ты не поверишь, Дэн, но у меня тоже свой молодой заимелся, - шёпотом сказал сержант. - Как у тебя; так же и мы с ним, он со мной... - тут парень замялся.
- ...ебётся, - подсказал я.
Егор счастливо засмеялся и закивал.
- И не только у меня, Дэн. У многих правильных пацанов теперь свои молодые есть.
- То есть что, теперь полроты ебётся? - засмеялся я.
- Точно. Классно всё это. Ты нам первым показал, первым был... Теперь все всех совратили, - захохотал Егор.
Я тоже весело посмеялся над ситуацией.
В дверь осторожно постучали. Мы умолкли. Вошёл один из молодых солдат - я не знал, как его зовут.
- Дэн, знакомься, это мой Максимка, - Егор легко поднялся и обнял пацана, поцеловал его. Тот засмущался меня, но всё-таки чмокнул сержанта в ответ.
- Я пошёл, не буду вам мешать, - захохотал я и вышел из каптёрки, захлопнув дверь.
Нечего парням мешать, пусть любят друг друга. А я подожду своего Сашку...
На душе было легко, сослуживцы встречали меня как родного, ни словом не проговариваясь о прошлых событиях, и загадочно улыбались мне. Что-то в роте изменилось в лучшую сторону.
Весь мир смеялся и пьянил меня.