(Внимание! Содержит сцены пыток!) Когда заскрипела калитка, я на мгновение застыл. Сердце забилось так быстро, что в ушах зашумело. Через открытую форточку донеслись голоса: отчим пришел не один. На цыпочках я подошел к окну и прислушался.
— Думаешь, брешу? — пробасил прямо под окном отчим. — Сейчас, дай перекурить только. Сам все увидишь.
Приоткрыв штору, я попытался рассмотреть, с кем он говорит, но было слишком темно.
В коридоре послышались шаги. Я бросился к двери, где уже стоял приготовленный мною тазик с теплой водой. Отчим ввалился первым, за ним — незнакомый мне мужик, лет сорока пяти или старше, коренастый и невысокий. Его полное небритое лицо расплылось в изумленной улыбке. Еще бы — у порога стоял на коленях восемнадцатилетний парень, почти мальчик, нестриженые черные волосы, наполовину закрывая покрасневшее от стыда лицо, спадали на худую шею. На мне была только старая отчимова майка. Растянутая и дырявая, она висела почти до половины бедра, будто платье. Это очень нравилось отчиму, потому-то и заставлял одеваться дома только так.
Гость присвистнул и застыл в дверях. Отчим привычно уселся на табурет и протянул мне ноги. Под смешки незнакомого мужика, сгорая от стыда, я стянул с отчима старые кроссовки, носки и обмыл его здоровенные потные ноги, вытерев после белым выстиранным полотенцем. Отчим оттолкнул тазик и натянул резиновые шлепанцы. Ритуал был завершен. Папочка дома. Не поднимая глаз, я подхватил тазик и выплеснул мыльную воду с крыльца.
— Накрывай! — скомандовал отчим, когда я вернулся в дом. Они с гостем уже сидели за столом в зале. Я поставил перед ними тарелки, стараясь не пролить ни капли на скатерть (знал, чем это чревато), насыпал суп.
— Водку неси и шевели ногами!
Поспешив на кухню, я прижался спиной к стене и постоял немного, переводя дыхание. Впервые в нашем доме был кто-то посторонний. Впервые кто-то, кроме отчима, видел меня таким. Щеки горели, в висках дико пульсировало. Я прислушался.
— Женька вообще молодец. И готовит, и по хозяйству помогает, короче, всё делает вместо жены! — Хвастался отчим.
— Прямо всё? — Едко хихикнул гость.
— Еще как, Витек! Еще как!
Доставая из морозилки бутылку, я услышал хриплый смех.
Я поставил на стол водку и, не зная, куда себя деть, сел на краешек железной койки. Отчим мгновение глядел на меня, а потом отложил ложку.
— Помогать-то помогает, — проговорил он, не сводя с меня глаз. — Да только, понимаешь, следить за ним нужно постоянно. Воспитывать.
— А как же, — подтвердил Витек, пережевывая ужин.
Отчим медленно встал и подошел ко мне. Поджав колени к груди, я смотрел на него снизу вверх и боялся даже пикнуть.
— Встань, — скомандовал он. — Молодец. А теперь раздевайся.
Я кинул взглядом на усмехающегося гостя и покачал головой.
— Нет, — мой ответ прозвучал сипло и тонко, голос был будто чужим.
— Я сказал раздевайся, — повторил отчим.
Я лишь решительнее помотал головой, как вдруг получил оглушительную пощечину, в глазах на мгновение побелело. Погладив щеку, я опустил голову. Отчим схватил за майку и рванул вверх. Как я ни упирался, противостоять ему у меня никогда не хватало сил. Майка полетела в сторону. Всхлипнув, я прикрыл руками гладко выбритый лобок и член.
— Вот видишь, Витек, — подойдя к шкафу, отчим открыл дверцу. — Нифига не слушается. А вчера, прикинь, что учудил. — Из шкафа выпадали на пол веревки, ремни, железные кольца и цепи. — Вместо того, чтоб картошку поливать, на речку пошел. Думал, я не узнаю! — Вернувшись, он схватил меня за шею и дыхнул в лицо свежим перегаром. — Думал, я не узнаю, сученок?.
— О, да у тебя тут целый арсенал! — удивился Витек, когда отчим прикрепил цепь за кольцо в потолке. Связывая мне руки, тот хмыкнул:
— Без этого никак.
Специальным крюком продел между связанных рук и зацепил повыше на цепи, так, чтобы я едва касался пальцами пола. Второй веревкой связал вместе ноги. Голый, растянутый между полом и потолком, я почувствовал себя совершенно беззащитным. Под пронизывающим взглядом гостя член, казалось, съежился и стал еще меньше.
— Вот так, повиси пока, — довольный собой, отчим уселся за стол.
— А твой сученок-то симпатичный какой, эх, — Витек смерил меня сальным взглядом. — Какое у него все худенькое, аккуратненькое... Личико, ручки, ножки... Как у девочки.
— Весь в мамашу покойную, — отчим взял бутылку, в граненых стаканах булькнула водка. — Копия.
Мужики чокнулись и выпили. Отчим поставил на стол пепельницу. Попыхивая сигаретами, разговорились о своем — каких-то складах, каком-то товаре и каких-то сомнительных делишках. Я тихо постанывал и, немного подтягиваясь, пытался разгрузить затекающие руки.
— Что, соскучился уже, — отчим потушил окурок и встал из-за стола. — Ну, ничего. Сейчас повеселимся.
Покопавшись в своем «арсенале», он взял толстый армейский ремень и обошел меня сзади. Перед тем, как закрыть глаза, я глянул на Витька: мужик так и замер, лицо раскраснелось, в дрожащих пальцах дотлевала сигарета.
Просвистел первый удар. Спину словно обожгло. Я впился зубами в плечо и зажмурился. Я знал, что лучше не кричать, иначе отчим заткнет мне рот своими грязными носками или трусами. Лишь считал про себя удары: раз, два, спина, попа, бедра, ребра с захлестом, так, что зацепило сосок, опять спина, попа. Обычное наказание — ударов двадцать. Потом ему, как правило, надоедает однообразие. Либо так возбуждается, что продолжать уже не может...
Я насчитал двадцать пять. Сзади все горело. Уронив голову на грудь, я тяжело дышал. Отчим снова обошел меня, обтер рукавом пот.
— Молодец. Терпеливый, — он взял меня за подбородок. — Ну, погоди. Мы только разминаемся.
С этими словами он подошел к железной койке и придвинул ее в середину комнаты, как раз позади меня. Согнув в коленях мои ноги, привязал их к спинке кровати. Веревка больно bеstwеаpоn впилась в запястья, когда я повис на руках.
— Нет, пожалуйста... — причитал я и крутил головой, понимая, к чему эти приготовления.
— Витек, — отчим обернулся к товарищу. — На ремень. Вжарь-ка ему по пяткам.
— По пяткам? — Удивился гость и, взяв ремень, уставился на мои связанные вместе ножки.
— Ага, по ступням, — тонкой веревкой он связал мне большие пальцы, чтобы я не смог прикрывать одну ступню другой и мешать экзекуции. — Давай, так чтоб повизжал немного. Будет ему урок. Чтоб неповадно было батю дурить.
— Не надо... Пожал... — не успел договорить я, как на пятки обрушился первый удар. Я застонал, вытянул носочки и тут же получил удар прямо поперек ступней. Витек бил сильно, паузы между ударами были долгими, палач явно наслаждался своей ролью, ходил вокруг меня, тяжело дыша и приговаривая «Вот так... Вот так, сученок». После десятого удара, который пришелся прямо на пальчики, я не выдержал. Услышав крик, отчим вышел из комнаты. Через минуту его грязные трусы оказались в моем рту. Кляп крепко держала веревка, затянутая на затылке.
Витек продолжил экзекуцию. Теперь уже не сдерживая себя, я мычал сквозь кляп, извивался в оковах, сжимал и разжимал пальчики на ногах. После двадцатого удара, я сбился со
счету. Отчим молча следил за наказанием и незаметно ласкал себя, сунув руку в карман спортивных штанов.
— Тридцать хватит? — Упревший Витек провел ремнем по ступням, я дернулся, как от удара. Отчим кивнул. Пока товарищ хлебал воду из полторалитровой бутылки, он снял меня с цепи, вынул кляп, однако развязывать ни руки, ни ноги не стал. Скрутившись в углу, я тихо хныкал и гладил горячие измученные ступни.
— Ползи сюда, — послышалась команда отчима.
Отдых был недолгим. Он приспустил штаны и, когда я оказался перед ним, расставил ноги. Его член торчал колом и подрагивал. Не дожидаясь приказа, я провел языком по головке. Услышав стон, обхватил член губами и принялся старательно насаживаться на него ртом.
Уж куда лучше сосать, чем получать ремнем, розгами или, чего хуже, куском резинового шланга. Однажды отчим принес домой кнут, длинный и старый. Наверное, достался ему от кого-то из деревенских пастухов. Я хорошо запомнил тот день: он отвез меня в лес, раздел и подвесил за руки на дереве, а к ногам привязал тяжелый камень, чтобы я меньше дергался. Порка ремнем — ничто по сравнению с поркой кнутом. Я кричал так, что сорвал голос, но глубоко в лесу меня никто не слышал и он даже не затыкал мне рот кляпом, наслаждаясь моими криками и стонами. После экзекуции на моем теле остались такие шрамы, что даже отчим жалел меня и долго не порол. Придумывал другие наказания.
Я чувствовал, что он вот-вот кончит, поэтому немного замедлил темп.
— Ничего себе... Вот это сучка... — бормотал возбужденно Витек.
Я обратил внимание, что он пялился на мои все еще связанные ножки. Вероятно, они пришлись ему по вкусу. Не отвлекаясь от минета, я вытянул носочки, поиграл немного пальчиками. Возбуждать желание — вот единственное спасение от долгих и мучительных наказаний. Я понял это давно, потому всегда старался принять сексуальную позу, женственно прогнуться, страстно стонать, в общем, делать все, чтобы отчим сменил орудие пытки на член. А доставлять удовольствие мне нравилось. Меня это возбуждало. Чувствуя, как мощный ствол, скользкий от слюны и спермы, ходит в моем рту, я незаметно касался своего члена, который тоже начинал вставать. Удовлетворять себя я мог только в одиночестве или по приказу отчима.
Я приподнял немного ножки и, отсасывая отчиму, де
монстрировал ступни его другу. Надеялся, что если он снова возьмется за ремень, будет ко мне снисходительнее. Отчим прижал меня за затылок и несколько раз засадил в самую глотку. Рот наполнился горячей спермой. Пока я все не проглотил, он не отпускал меня.
— А теперь обслужи дядю Витю! — Разомлевший, он потянулся за сигаретами.
Витек только того и ждал. Он вскочил, схватил меня за волосы и принялся долбить в рот. Лишь немного я мог помочь себе и сдерживал его напор, упираясь связанными руками в бедра. Впрочем, продлилось это не долго. Через минуту перевозбужденный гость обильно кончил.
Витек поводил членом мне по губам, похлопал по щеке и отошел. Я стоял на коленях, опустив глаза. Мне еще никогда не было так стыдно, разве что когда, еще совсем юным, летом на речке прятался в кустах и мастурбировал, за чем меня и застукали старшеклассницы. Угрожая прославить на всю школу, они заставили примерить купальник одной из них и позировать, пока, под дружные подначки, фотографировали меня. «Какая ты милая телочка!» — смеялась самая бойкая и заводная из них — Катя. Я навсегда запомнил, как она смотрела на меня. Как ни пыталась она это скрыть за веселым смехом и издевками, уверен, ее заводило то, что они со мной делали. Потом именно она, стянув с меня купальник, заставила подрочить у них на глазах. Помню, я очень быстро кончил, прямо как сегодня перевозбужденный Витек.
Комната плыла в табачном дыму. Поглядев исподлобья на полупьяных, разомлевших мужиков, я прикрыл руками вставший член.
— Ну ладно, Витек. Расслабились мы. А я ж обещал провести инструктаж...
Отчим поднялся со стула и подошел ко мне. Я испуганно зажмурился, но он лишь снял с меня веревки.
— Встать! — Скомандовал он, а потом, схватив меня за шею, толкнул в сторону кровати. Старый матрац полетел на пол. На железной сетке лежал настил из досок. — Ложись на спину, — последовала команда.
Ноги со страху подкосились, но я покорно выполнил приказ. Туго стянув мне руки ремнем, он накрепко прикрепил их к спинке у меня за головой, а ноги привязал по краям койки. Растянутый, как на дыбе, я выгнул по-девичьи спинку, бросив на мучителей максимально развратный взгляд, облизал губки, в надежде возбудить в них похоть, отвлечь, что бы там они не задумали. Я готов был обслуживать их всю ночь, одновременно и по очереди, в зад и в рот, да как угодно. Только бы не терпеть больше наказаний. Но придумывать все новые и новые пытки было любимым занятием отчима, его хобби. Даже не знаю, что ему больше нравилось — пытать или трахать.
— Гляди как замолаживает, сученок, — оскалился отчим. — Что, нравится на хуе прыгать?
Витек заржал, провел подрагивающей рукой по моему телу, а потом сжал сосок.
— Ух, блядина...
— А бабки воровать у бати нравится? — Спросил вдруг отчим.
По спине пробежал холодок.
— Я никогда... — попытался я возразить, но он не собирался выслушивать оправдания.
— Я, понимаешь, пашу, как проклятый. Ну, ты ж знаешь, Витек. Ты ж знаешь, как эти бабки мне достаются. А этот сученок в карман ко мне лазит.
Я отчаянно закрутил головой:
— Нет, что вы! Я не брал! Клянусь! Пожалуйста...
— Да заткнись ты! — Рявкнул он и, схватив трусы, снова запихнул их мне в рот. — Я, Витек, в свое время, столько полезной информации выбил... — проверив, крепко ли я привязан, он вышел из комнаты. — Меня по молодости спецом приглашали, платили хорошие бабки... — доносился из коридора его голос. — Лишь бы только разговорить неразговорчивых.
Витек придвинул стул и уселся возле кровати, не сводя с меня глаз. Отчим вернулся в комнату и поставил на пол круглую электроплитку. Я перепугано вытаращил глаза.
—... И рассказывали, как миленькие, все, что на душе.
Он сунул вилку в розетку. Спираль быстро покраснела. Послышался запах горелой пыли. Отчим поставил возле плиты маленький складной табурет и поклал на него две кочерги — черную с деревянной ручкой и самодельную из толстой стальной проволоки — так, что они оказались прямо над раскаленной спиралью. Витек затаил дыхание. Обвислые щеки мелко подрагивали от возбуждения. Он не перебивал отчима, только поддакивал время от времени. Он был в предвкушении.
Сквозь слезы я следил за приготовлениями. Зачем эти железки и куда он собирается мне их пихать? Почему в нем нет ни капли жалости, ведь я же и вправду, как он справедливо отметил, ему как жена? Неужели то, что он уже много лет трахает меня, не значит, что он чувствует ко мне хотя бы что-то, хотя бы элементарное сострадание... Впрочем, я знал, я всегда знал, что рано или поздно он потеряет контроль и замучает меня до смерти. И никто даже искать не будет, если закопают меня где-нибудь в огороде. Родных, кроме бабушки, у меня не было. В деревне со мной никто не дружил, не знаю, может после того случая на речке, девчонки все-таки рассказали кому-то обо мне. На выходные я традиционно ездил «на поселок» к бабушке, еще с тех времён, когда мать была жива. Это единственная вольность, которую позволял мне отчим. Там, «на поселке» друзья у меня были. Среди аутсайдеров, волосатых металлистов, вечно гонимых и битых, — но были. Не думаю, что особо близкие... Разве что, часто фантазировал, как отсасываю кому-нибудь из них. Или всем по очереди...
В общем, пропади я внезапно, хватились бы меня не скоро.
Я всхлипнул. Отчим тем временем рассказывал Витьку о своих успехах в практике допросов с пристрастием.
—... С тех пор меня и называют Утюг. Саня Утюг. — Подытожил он и, взяв кочергу с железной ручкой, плюнул на загнутый конец. Раскаленное железо фыркнуло в ответ.
— Главное чувствительные места знать, — отчим присел у моей правой ноги. — Я как-то раз одну кооператоршу колол. Утюгом, понятное дело. Запела, как миленькая. Но... со своей скотиной тонкая работа нужна, понимаешь... Ювелирная.
Он поглядел, прищурившись, на мою ступню, а потом прижал кочергу к пятке. Послышалось шипение. Какое-то мгновение я ничего не чувствовал, как вдруг будто прорвало, дикая боль пронзила не только пятку, а и всю ногу до колена и выше, боль была такой сильной и резкой, что я почувствовал ее буквально яйцами. Я замычал сквозь кляп и выгнулся дугой, ремни впились в тело. Дыхание сбилось, из глаз брызнули слезы.
— Брал? — Крикнул отчим. — Брал, спрашиваю?
Тяжело дыша, я посмотрел на него и замотал головой. Кочерга прижалась к пятке чуть выше своего первого «поцелуя» и по-змеиному зашипела. Путы натянулись, тело покрылось холодным потом. Кляп едва сдерживал крики.
— Ну-ка, Витек, подсоби, — бросил отчим.
Гость только того и ждал. Схватив прут, он подошел к койке. Каленое железо коснулось нежной кожи левой ступни. Не опуская орудие пытки, Витек с наслаждением следил, как я корчусь от боли и гадко посмеивался.
— Ну, блядина. Брал батины денежки? — Отчим поводил кочергой возле ноги. Меня трясло, как в лихорадке. Зажмурившись, я больше не реагировал на вопросы. Потерять сознание от боли — неужели так бывает? — думал я. Это было бы спасением.
— Эх, жаль тепло. Печь не натоплена... — вздохнул отчим и поклал кочергу над электроплиткой. Витек еще раз прижал прут к моей пятке и, насладившись стонами, последовал его примеру. Из моей груди спазмами вырывались всхлипы.
— Молчит, как партизан, — хихикнул Витек.
Отчим покрутил кочергу над плитой.
— Ничего. Сейчас запоет.
Он медленно подошел к кровати и провел кочергой вдоль тела. Даже на расстоянии я почувствовал исходящий от нее адский жар.
— Что бы тебе еще поджарить, сучка?
Кочерга остановилась возле члена. Я с ужасом смотрел, как она приближается к выбритым яичкам. Боль была сумасшедшей, казалось, в мои яйца вонзились тысячи игл разом. Запахло жженой плотью, моей плотью. Когда отчим, наконец, поднял кочережку, я думал, что обмочусь. Витек уже стоял рядом и был готов продолжать пытку.
— А теперь сюда, — направил его отчим.
Прут прижался прямо под яйцами. Я визжал, будто меня резали. Мне и вправду казалось, что в запале они могут снять с меня кожу, четвертовать или выпустить кишки. И когда отчим в очередной раз задал все тот же вопрос, я кивнул. Кочерга глухо упала на пол. Он достал кляп.
— Сколько?
Я молчал.
— Сколько? — Отчим врезал мне пощечину.
— Двести... — еле слышно ответил я.
— Ах ты, мразь! Ну, блядина, ты у меня еще получишь...
Рывком он спустил штаны. Член был в полной боевой готовности. Он залез на кровать, встал передо мной на колени и, засадив мне в самую глотку, принялся остервенело долбить меня в рот. Я задыхался, кашлял и боролся с приступами рвоты. Но член в моем рту означал, что пытка закончена.
Витек приполз ко мне ночью. Я только заснул — отчим храпел на весь дом. «Тихо, тихо, сучка... « — закрыв ладонью рот, прошептал он и примостился сзади. Член уперся в ягодицы...
Мужики уехали рано. Я помыл посуду и уселся на лужайке возле двора, опустив измученные ножки в траву, с которой еще не сошла утренняя роса.
— За что они так с тобой?
Я обернулся. Позади стояла Катя, та самая Катя, которая измывалась надо мной тогда, на речке. Надо же, ведь она не разговаривала со мной с того самого дня.
— Твое мычание за два дома слышно было, — не дождавшись ответа, сказала она. — Вот я и перелезла через забор. А вон в то окошко все видно. Собаку бы вам завести не мешало... Кстати, клевый прикид.
Я смущенно поправил растянутую отчимову майку. Она хмыкнула и, уже уходя, бросила:
— Встретимся через час на третьей купальне, ты же помнишь это место?