Сижу, никого не трогаю, чифаню помалу. Танюха чего-то сварганила, вот я из кастрюльки и почерпнул. Там много, хватит на всех. Жрачка нормальная, только посолить забыла сеструха. Это не беда. Бабуля утверждает, что недосол на столе, а пересол на спине. Это вроде как ежели пересолишь, то и на голову могут вывалить такую еду. Уже почти доел, тут Танюха вернулась из магазина. Это её задача по доставке продуктов: хлеб, сахар, крупы и прочее. Мясо, молоко, яйца и всё остальное, что даёт подсобное хозяйство, у нас своё. В том числе и овощи, из которых сестра сварила что-то вроде овощного рагу. Танюха выложила продукты, рассовала их по местам, в комнату пришла. — Паха, ты что делаешь? — Ем. Не видно, что ли? Кстати, спасибо, сеструха. Вкусно. Только не солёно вовсе. Таньку на хи-хи пробило. Какое хи-хи? На ржач полный. Смеётся, кобыла бельгийская, едва за живот не хватается. Ажник слёзы выступили. Слова сказать не может. Психанул малость. — И чего смешного в том, что человек ест? Танька малость успокоилась, сквозь смех отвечает — Паш, я...Ой, не могу! Я, Паш, это...Мамочки! Уписаюсь!. ..Паш, это я поросяткам сварила. — Чтоооо?! - Подпрыгну на месте. - Это тыыы? Поросятам? А я ем? Гнев очень плохой советчик. От моего крика сестра должна была описаться на месте, а она, сучка, лишь сильнее ржать стала. Головой мотает, пытается что-то сказать. Успокоилась. — Паш,. ..Ик! Мама!...Пашуля, это же не я тебе...Ик! Ой!...Ты же сам себе наложил. — Предупреждать надо. Почти успокоился. И что из того, что поросяткам? Они же у нас молочные, месячные. Им бабка, как детям малым варит, только лишь не солит, потому как животинам нельзя. А себе не из тех ли продуктов варим? — Как предупреждать? Уже Танька возмутилась — На кастрюле бы написала. — Ага. Паша, не ешь, это поросяткам. Не объедай животинок. Так, что ли? — Ладно, проехали. - Кусочком хлеба выбрал остатки. - Должна будешь. — Паш, я правильно поняла? И кофту задирает. Ну а как иначе можно отработать грехи и прочие косяки? Натурой, ессно. — Ко мне иди. На коленки садись. Танька ко мне на колени села, грудь свою голую выставила. — Паш, титьки поцелуешь? Тити у сеструхи классные. В меру твёрдые, в меру большие. Сосочки розовые и оченно отзывчивые на ласку. Вот не успела кофту задрать, а они уже затвердели, напряглись, прямо так и просятся в рот. И как такое чудо пропустить и не поцеловать, не пососать? Тем более сладкое после еды положено. А слаще сестричкиных титек только Идкины. Ну, ещё мамины. О, бабушкины забыл. Все вкусные, пусть и рознятся слегка. Конфеты вон тоже разный вкус имеют. — Куда я денусь? Чо у тебя тут за узелки на юбке? Никак развязать не могу? — Паш, раздевайся. Сама развяжу. Деревня ты, братик, простой узел развязать не можешь. — Я больше привык все эти узлы разрубать. — Ну да, просто герой. Имя только другое. И узел не гордиев. Разделся? Упал и не дёргаешься. Соски сосал? Теперь моя очередь сосать. И не вздумай жопой шевелить. Я сама. Что я могу сказать? Не оскудела земля наша талантами. Несть им числа и переводу. Не спрашиваю откуда у сестры такие умения в минете, дабы не вдаваться в ненужные мне дебри. Умеет и ладно. Танюха сосёт, старается. Кофточку снимать не стала, лишь юбочку да трусики. Лифчик умело вытащила через рукава. Как-то попробовал приколоться. Танюха мне лифчик свой одела, а я его попытался таким же образом, как она, извлечь. Это даётся от природы. Научиться этому нельзя. Татка не просто сосёт, она манипулирует членом. Заставляет орган достигать наивысшего напряжения, подводит к оргазму, потом - Раз! - что-то сделает и ты уже не хочешь разрядиться. Ты хочешь продолжения действия, а не его финал. Иной раз раздуреется, головку прикусит и смотрит, заведёт глаза под лоб, как я реагирую. Да никак. Знаю, что не откусит и больно не делает. Не дай бог что случится, остальные женщины ей такое устроят, что и во сне самом страшном присниться не сможет. Их много, а член один. Как у нас в курятнике. Куриц полно, а Эрдоган один. Ходит, бородкой трясёт, гребешком покачивает, квохчет важно. А уж как орёт! На весь наш край слышно. Идка, когда кончает, так не орёт. Хотя из всех женщин она самая горластая. Певунья голосистая. Мало горластая, так ещё и с голыми сиськами. Оттолкнул сестричку — Танька, ведьма, всё! Хватит из меня верёвки вить. Ложишь и свою манду подставляй. И учти: пока ори раза не кончишь - не отпущу. — Ой, напугал-то как! Трясусь вся. Видать с испуга Танюха завалилась на кровать, задрала кофту так, чтобы титьки были на воле, и ноги задрала в потолок, ещё для верности их руками придерживает. Мало ли что. Вдруг в самый пикантный момент возьмут и распрямятся, весь кайф обломают. Придержать всяко вернее будет. Пашке, опять же, поле деятельности открывается широчайшее. Нет, вовсе не такая уж у сеструхи муня широкая. Просто Танюха, широко раздвинув и задрав ноги, открывает доступ к самому сокровенному. Те времена, когда прятала, давно прошли. Сейчас напротив соревнование идёт: чью манду Пашка раньше заметит. — Паш, я даже подмыться не успела, как с магазина пришла. — Ничё. Нормально. — Ты хоть трусами моими утри. — Да нормально всё, говорю. Чистая ты. Только течёшь. Хочешь? — Дурак! Хочу, конечно. Аааууу! Пашка! Ну нельзя же так! Предупреждай! Я же так сразу кончу. Это я присосался к сестричкиной кунке поцелуем. Французский, если что. Это когда не только губами сосёшь пизду, но ещё и языком внутри шарашишь. — Я обещал тебе три раза? Обещал. Вот и кончай. — Паш, я так не хочу. Я хочу всяко и долго. И на спине, и раком. И сверху тоже хочу. Ой, Паш! Ну не надо! Пашенькаааа!!! Вытер губы. Дать сестричке передышку надо. Вытер губы и подбородок. Сильно с неё бежит. — Ну что? Раз есть? — Дурак! Я долго хотела. А ты -Раз! - и всё. — Может это ты всё. — Если бы ты не делал так хорошо, то я бы...Пааашааа! Пока Танюха возмущалась, раздвинул её ножки да и вставил огурчик свеженький в баночку. Пусть солится. Хотела на спине полежать - получай. — Паш, Паша! Паша! Не кончай только! Долго хочу! Танюха изо всех женщин самая жадная. Може по несколько раз кончать. Уже высохнет всё, уже смазку применяем, а ей всё давай да давай. На что Идка охоча до ебли, так и она удивляется. А была Танька такая скромница, такая пай-девочка. Прямо с плаката: спортсменка, комсомолка и просто красавица. Раньше было за титьку не ущипнуть, если дома кто-то есть. А сейчас бабуля с Идкой телевизор смотрят, на одном краю дивана сидят, а на другом краю того же дивана Танюха член у меня из штанов вытащит и оседлает его. Вроде как никто ничего не видит и не слышит. Ну не совсем в открытую. Ночнушкой целомудренно прикроется. Жопу не видно, значит ничего и не делаем. Бабуля с тёткой относятся к этому снисходительно. Молодая, кровь играет, всё накушаться не может. С возрастом аппетит поумерится. Может быть. Бабуля как-то проговорилась, что до родов мужика в спальню не пускала, а после родов из спальни перестала выпускать. По утрам выползал на четвереньках. Коли бы не на работу ему, так и не выпускала бы вовсе. Первенец дядя Вася титьку сосёт, а бабуля у мужика на херу скачет. Видать и Танька в старую пошла. Представить страшно, что будет, если после родов у неё аппетит лишь возрастёт. Заранее мужика её жалею. Спросил как-то про такую перспективу. Танюха засмеялась — Мало мужа будет, я тебя никуда не отпущу. Гарем у меня будет. До гарема ещё дожить надо. А пока что сестричка в очередной раз пропела песенку оргазма. — Ооойййююююййй!!! Полежала, помолчала, глядя куда-то в потолок. — Паш, я не представляю, как я раньше жила. Даже вспомнить не могу. Мне кажется, что так, как у нас, всегда было. Не знаю, что маменька бы сделала, если бы узнала, что у нас тут происходит. — А что бы она сделала? — Нууу...Не знаю. — Да ничего бы не сделала. Родня, значит вся в мать. Ты лучше представь, как бы она стояла раком, ты бы её за титьки дюрмыгала, а я бы пёр. Танька засмеялась. — Пашка, злыдень! Разве маму можно? — Кому мама, а кому просто ещё одна манда. — Так тебе она тётя. — А Идка кто? — Хм. Тоже тётя. А тётя Таня восве мать. Да, Пашка, хорошо ты устроился. Столько баб, прямо султан. — И не говори. И каждой ведь надо внимание уделить, каждую удовлетворить. Бедная моя головушка! Сбегу, как есть сбегу. В монастырь. — В женский. И не пойму, при чём здесь твоя голова, когда трудится головка? Кстати, Паш, кто-то обещал три раза. Ты не помнишь кто? — А сколько было? Два? — С чего это два? - Танюха возмутилась. - Один. — Как один? А куни? — А куни не в счёт. Это совсем другое. Ты обещал продрать три раза. То есть до трёх раз. То есть обещал мне три оргазма. И где они? Трепач ты, братик. А я ещё его кормлю. — Ага. Поросячьим кормом. — Мог бы не хапать что попало, меня дождаться. Я котлетки курячьи сделала, пюрешку, салатик в холодильнике стоит. И суп рисовый с фрикадельками, как ты любишь. А ты меня обидел, не стал есть, что наготовила, свинскую еду жрать начал. Я обиделась. Танюха демонстративно отвернулась. Придётся примиряться. — Тань, ну что ты? Ну пошутил я. Сам виноват, мог бы тебя дождаться. Ну, извини. Просто так проголодался, что мочи терпеть не было. — Мочи не было. Наелся? — Той едой - да. А вот этой - нет. Завалил Таньку на кровать, ноги ей развёл. — Паш! Паша! Пашкааа! Это будет не в счёт! Маааммммааа! И дежа вю. Повторение пройденного. Куни практически один в один с прежним. Разница лишь в том, что вульвочка у сестрички припухла и покраснела. И стала чувствительнее. Это почти как, например, коленку ободрал. Пока не обдирал, не замечал, что она у тебя есть. А как тоненькую шкурочку содрал, так любое прикосновение больно. И как назло цепляешься ободранной коленкой за всё подряд. У Танюхи точно такой же чувствительной вульва стала. Едва прикоснёшься языком, сестра аж подскакивает на кровати. И подмахивает, будто мы с ней трахаемся. — Пааашшш! Даааа! То ли порнушки насмотрелась, то ли чо. Мы, кстати, порнушку-то часто смотрим. Особенно прикольно смотреть задом наперёд. Сперма с женщины, а в кино они на тело кончают почему-то, в член мужику заскакивает. Прикольно. Танюха ноги сжала и для верности ещё и руками вульву прикрыла. — Скотина ты, Пашка. Братом ещё называется. Я не так хотела. — А как? — Ну, чтобы ты меня... — Что я тебя? — Выебал! Доволен? Так что это опять не в счёт. За тобой ещё два раза. И поторопись. Скоро Ида с работы придёт. — А я при чём? Это ты барыней развалилась, сил нет. — У кого сил нет? У меня? Просто вспышка негодования. Едва не спалила молнией, что сверкнула в глазах. — Ну не у меня же. Что, есть силы? Ты сверху хотела? Садись. Танюшка мигом забралась в предложенное седло. Уселась и поскакала. Это одна из её самых любимых поз. Если не считать позу на боку. Или ещё на спине. Раком тоже нравится. Только она настойчиво продолжает называть эту позу заграничным словом догги-стайл. А по мне так хоть как назови, всё одно баба стоит раком. Ну и всякие производные от этих основных поз. Начитались и насмотрелись иллюстраций в книжках, которые поставляют мама, Ида и сама Танюха, когда выбираются в город. Это лишь мы с бабулей, замшелые древности, не интересуемся ничем новым. Раз предки так делали, то и нам сойдёт. Сестра отскакала, чего-то выкрикнула и сникла, обмякнув. Такое впечатление, что один из конников Будённого Семёна Михайловича выкрикнул:Даешь! - и сник, сражённый вражеской пулей. Легла рядом. Ну точно как в песне — Ты конёк вороной, передай дорогой, что я честно погиб за рабочих. Ага, погиб боец. Не совсем, судя по шаловливым ручкам того бойца, которые протянулись совсем не к раненому сердцу, а вовсе куда-то ниже. И не у себя рану ищет, а у меня что-то выискивает. То ли напугалась, что вражий осколок оторвал что-то важное, без чего дальнейшая нормальная жизнь невозможна, то ли желает удостовериться, что осколок просвистел мимо. Уф! Слава богу! Точно мимо. Ну а раз мимо, то можно и потеребить тот отросток. Чем заниматься, пока своя писенька в норму приходит. Всё же не задубелая, как у бабули, пока ещё нежная, мягкая. Натрёшь сдуру, потом сколько перерыв делать. Лучше передышку давать. Да и организму настроиться надо. Это в порно фильмах у женщин, да и у мужиков, оргазм за оргазмом. Ну так там надо в съёмочное время уложиться.А нас кто торопит? Идка придёт?Так она пока в баню, пока поест. Кстати, про баню. Осталось смеситель купить и душ в доме будет готов. Не надо будет каждый день баню топить. Бойлет уже подключил, всё готово. Вон Танюха уже намекала, что неплохо было бы в душевой под струями тёплой воды испробовать какую-то новизну в наших отношениях. Мало ей. Где уже только не испытывали ту новизну. Ни во дворе, ни в дому не осталось такого места, где бы не попробовали хотя бы разок. В сарае тоже не осталось. Сеновал? Фи, это для лохов. Это уже даже не просто примитив, это даже показатель дурного вкуса. Сено во всех местах: в заднице, в переднице, всё тело исколото. Волосы вообще - я упала с сеновала, меня милый не поймал. Благо хоть лобки бритые. Прикинь, как бы смотрелось: на лобке шерсть дыбом и в неё вплетены травинки, соломинки. И как апофеоз всего - ржаные колосья. Почему ржаные? Самая колючая культура. Так, кажется раненый боец, то есть бойчиха, ожила полностью. Пора и мне хотя бы разок испытать то, что называют оргазмом. Как-то привык и научился отсрочивать своё удовольствие ради женщин. — Танюш, а рачком слабо? — Паш, сколько разговорить? Неужели трудно сказать: догги-стайл? — Тань, а в чём разница? — Красивее звучит. — Ладно. Догги моя, встань стайлом. — Тьфу на тебя, придурок! Паш, вместекончим? — Если получится. — Паш, я тебя подожду. Обхватил сестру за животик, прижал к себе. Член, содрогаясь, выстреливает патрон за патроном. Наклонился, Таня голову повернула, губы тянет поцеловать. — Танькааааа! Любимаяяяяя! Как мне хорошо! Лежим рядышком. Не хочу ничего. Состояние такое, про которое говорят: не кантовать, при пожаре и наводнении выносить в первую очередь. Таньке, по-моему, тоже ничего не хочется. Даже руками не шевелит. Как накрыла член ладошкой, так и лежит, даже пальцы не сжала. Интересно: вроде как я должен был наказать сестру, продрав её хорошенько. Тогда почему у меня полное бессилие? Кто кого наказал? А эта, не знаю как её назвать, мою сестричку, лыбится. Ожила, зараза, щебечет чего-то. Теребит. — Паш, Пашка, вставай! Ида пришла. А вот и тётя в комнату заглядывает — Привет, молодёжь! Чем это вы тут занимаетесь? Повела носом, принюхиваясь. Будто так не понятно. Два голых, почти голых тела на кровати валяется. Одно жизнедеятельное, второе с еле видимыми признаками жизни. Вот уж про кого можно спеть — И боец молодой вдруг поник головой... Головка тоже поникла. Сейчас минут сорок не будет ни на что реагировать. — О, успели понежиться. Пашку не спрашиваю, отжеванный. Тань, сколько? Танюха гордо вскинула руку с тремя оттопыренными пальчиками — Три! Не считая куни. — Круто. Тогда пусть Пашка полежит. Жопу мыла? — Когда? Только кончили. — Со мной в баню пойдёшь? — Давай Пашу возьмём. — Пашка, хватит изображать смертельно раненого. Вставай, трутень. Не ссы, в бане ничего требовать не будем. Танька благородство проявила — Я вовсе ничего не хочу. Можно, я сегодня с вами зрителем побуду? Идка засомневалась — Точно только зрителем? — Точно. Пашка мне так всё там натёр, до завтра ничего не захочу. — Ладно. После бани плотно поужинали, расслабились у телевизора. Надо же знать, что в стране творится. Вдруг там война, а мы ни ухом, ни рылом. А потом в спальню. Танюха присутствовала в качестве зрителя. Иногда советы давала. Салага! Кого учить собралась? Профессионалов? А что мы с Идой, тёткой моей вытворяли, про то надо отдельно рассказывать. Потом расскажу. —