Подкатегория: первый раз, школьники и пионеры
Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности
(Франсуа де Ларошфуко)
В планах на пятницу у меня было назначено второе рандеву со стоматологом, поэтому с утречка ничего вразумительного я не планировал, а поехал в госпиталь.
На этого сержанта я обратил внимание сразу, только войдя в поликлинику. Он сидел скучающий, неподалёку от стенда с распорядком работы сего клинического заведения. Почему обратил внимание? Уж больно броской внешности он был.
Иду к регистратуре, чтобы взять свою амбулаторную карту. Пока подходит моя очередь, украдкой посматриваю на служилого. Это довольно симпатичный юноша, светловолосый, сероглазый, слегка курносый, что придаёт ему ещё большую привлекательность. Наверное, его можно назвать красивым. И тут я замечаю, что проходящие мимо симпотные и фигуристые сестрички сержантского внимания не удостаиваются. Он их просто не замечает! Более того, и парни-сверстники субъекта моего наблюдения не интересуют. А вот когда мимо проходит мужчина средних лет, боец провожает его жадным взглядом.
Та-ак! Я уже заинтересованно изучаю парня. Кажется, это наш человек, и, кажется, я знаю, кто ему нужен! Проверим? Что я теряю? В случае чего - ракета на взлёт, срочная эвакуация! К стоматологу приду через день, через неделю, через месяц, наконец, сославшись на занятость и т.д.
Получив амбулаторную карту, иду мимо сержанта. Прошёл... И всей своей задницей почувствовал жадный взгляд молоденького гея, волею судьбы запертого в казарме и потому голодного до секса. Я останавливаюсь перед стендом и начинаю его вычитывать. (На хер он мне нужен? Что я, не знаю, когда принимает зубодробильный доктор? Тем паче, что сегодня мне назначен приём на строго определённое время!) Одновременно боковым зрением я фиксирую продолжительный интерес к своей персоне моего визави. Тут я резко поворачиваю голову в его сторону, и наши взгляды встречаются. Юноша не готов к такому повороту событий, то бишь моей головы, и быстро отворачивается.
Я решаюсь. Подхожу к нему и тихо спрашиваю:
- А вы не подскажите, сколько сегодня градусов ниже нуля? - это в жару-то августа!
- Чего? - глаза у парня округляются.
Симпатяга удивлённо поворачивает ко мне лицо и видит мою наглую улыбочку.
- Я говорю: где здесь туалет? Вы не знаете? - и глаза в глаза, в самые серые его зрачки.
Когда-то меня учили профессионалы: если хочешь уложить женщину в постель, то при знакомстве смотри ей прямо в глаза! Отвёл взгляд - пиши пропало: она никогда не станет твоей! Мой опыт отношений с парнями и мэнами говорит о том же.
Парень, наконец, быстро кивает:
- А! Знаю! Я покажу, - и сглатывает ком в горле.
Мы по лестнице поднимаемся на второй этаж. Мой Иван Сусанин идёт впереди, и я имею удовольствие любоваться классной литой сержантской задницей. Ах, какие половинки! Зажать бы их руками, провести бы по ним и между ними языком!
В коридоре второго этажа пусто, наплыв желающих сдать анализ мочи уже иссяк, и только в самом торце, за дверью, ведущей в лабораторию, чувствуется, теплится чья-то жизнь. Издали в окошке видны даже баночки для сбора мочи. Мы останавливаемся перед туалетом.
- Вот, пожалуйста! - показывает боец.
- Спаси-и-ибо! - тяну я.
И, чтобы подчеркнуть значимость и таинственность момента, оборачиваюсь назад: мол, не видит ли кто? Затем я беру своего провожатого за талию и почти проталкиваю его в дверь впереди себя.
- Что? Что? - пробует понять он.
В туалетной комнате я подпихиваю его к кабинкам.
- Но я... - сержант силится что-то проговорить.
- Сейчас! - обещаю. - Мне надо ещё кое-что уточнить! Очень важное! Понимаете? Важное! Вы же не против? - и втискиваюсь с ним в крайнюю кабину, что рядом с окошком, после чего захлопываю дверцу.
В кабинке тесновато, но мне простор сейчас ни к чему, поэтому я оказываюсь стоящим впритык к парню, одновременно левой рукой нащупываю щеколду и клацаю ею. Мы не сводим друг с друга глаз. Как опытный удав, я медленно тяну губы к губам своего белобрысого кролика, шепча:
- Так сколько, вы говорите, сегодня градусов в тени?
На всякий случай моя жертва пытается продолжить игру в "натурала":
- Но я не...
- Я тоже "не"! - и, взяв в руки его лицо, я впиваюсь в губы парня своими губами.
Он ещё не верит в случившееся. Он часто дышит, норовит увернуться, пытается что-то сказать, но потом сдаётся под напором моих и своих желаний! И тут же я ощущаю, как его правая рука обвивает мою шею, а левая скользит по груди, блуждает по ней, а затем и по всему телу и останавливается на моих ягодицах.
Юноша умело целуется: даёт мне возможность засосать свои сочные губки и тут же впивается поцелуем в мои. Я отрываюсь, но только для того, чтобы покрыть своими поцелуями его щёки, глаза, шею и найти мочку левого ушка парня. Он слабо постанывает. Наше дыхание прерывисто. Мои пальцы быстро расстёгивают гимнастёрку парню - от и до. Я бы её снял, но не до жиру! И... Как хорошо! Он без майки! Я могу дотрагиваться до этого стройного похотливого тела молоденького гея! И тут же, без предупреждения, я просовываю свою наглую руку в сержантские трусы. Там полный и влажный торчок!
- О-о-ох! - выдавливаю я из него.
- Как тебя зовут?
- Виктор. Витя. А вас?
- Мы на "вы"? - дышу я ему в ухо и впиваюсь поцелуем в шею, не желая давать наводку на себя и отвечать на его вопрос.
Ведь это всего лишь секс на раз! Вряд ли у него будет продолжение.
- На "ты", если хотите.
- Что ты здесь делаешь, - поцелуй в губы, - в поликлинике утром? - и снова засасываю его губки, руками нащупывая хорошо стоящий уд парня и довольно крупные яйца, а потом и его плотненький попец - ту самую попку, которой я любовался, поднимаясь по лестнице.
Не дожидаясь ответа, я снимаю с парня широкий солдатский ремень и бросаю его на подоконник, расстегиваю ему брюки, и они безвольно падают на стопы, безапелляционно стягиваю до середины бёдер казённые трусы и мну, мну, ласкаю эту изнывшую по мужским ласкам Витину попу.
- Я шофёр санитарки, привёз бойцов на комиссию из нашей части... Как вас... тебя... зовут?
А он настойчив! Не даёт себя заболтать!
- Юрий.
- Юра, сейчас... мы можем это? Я хочу... давно хочу... сделать тебе приятно!
"Ты ещё скажи, что ждал меня всю жизнь! Я поверю!" - усмехаюсь я про себя.
Сержант словно читает мои мысли и поясняет:
- Давно хочу! С самой гражданки... никого не было, - и целуется, целуется...
Он опускается на корточки и начинает расстёгивать мои брюки. В предвкушении потрясного оргазма у меня там уже крепкий стояк.
- Ух ты! - глазёнки парня загораются от того, что все мои 19 см оказывается у него в руке. Он пару раз перезаряжает мой винчестер, тыкается своим курносым носиком в яички, вдыхая запах моих гениталий, пробегает язычком по всему стволу, по влажной от похоти головке и тут же заглатывает её.
- Прелесть! - отрывается он на секунду и потом начинает сосать.
Кстати, довольно умело! Тут же, чтобы было удобнее, он становится на колени - благо в туалете чисто. Я только запрокидываю голову от удовольствия. Потом, посматривая на своё невольно свалившееся на мои член и яички счастье, я начинаю поглаживать светлые волосы парня, его стриженый затылок, небольшие ушки...
В это время со стороны коридора раздаются чьи-то быстрые шаги, и эти шаги забредают в туалет. Незнакомцу тоже приглянулась наша дальняя кабинка, и он дёргает ручку.
- Занят! - отрывается от моего ствола Витя.
И пока неизвестный с шумом запирается в соседнем кабинете, я склоняюсь к своему любовнику и шепчу ему на ухо:
- Интересно, занят чем?
- Разве не видно? Минетом! - одними губами откликается сержант, даже не улыбнувшись.
И опять сосёт, сосёт. Да так смачно, что даже зависть берёт. Вот что такое жажда!
В соседней кабинке слышно, как этот кто-то ссыт в баночку. Затем остатки мочи бьют струей в унитаз. Потом раздаётся хлопанье дверкой кабинки, и шаги пациента лаборатории скрываются где-то вдали.
А Витя старается вовсю, одновременно руками лаская мою задницу. Его пальчики уже входят между моих половинок. Тогда я снова наклоняюсь и похлопываю его плотненькую попку, а потом с силой сжимаю её.
- Жаль, что у меня нет презика! - говорю я с реальным сожалением.
Виктор, не прекращая сосать, лезет в боковой карман и из-под обложки записной книжки достаёт упакованный презерватив.
- Ты как добрый волшебник! - улыбаюсь я ему, принимая сей дар и распаковывая его.
Затем я вырываю свой ствол из жарких губ молодого минетчика, и по туалету раздаётся мощный чмок!
- Тише ты! - ужасаюсь я. - Сейчас весь госпиталь сюда сбежится, для того чтобы сунуть тебе в рот.
- Это было бы неплохо! - с серьёзным видом отвечает Витя.
как он красив в эту минуту! Я даже залюбовался им: распахнутая гимнастёрка, под которой хорошо видно обнажённое стройное юношеское тело, кубики накачанного пресса и ниже торчащий неплохой хуёк в обрамлении густых зарослей светлых кудряшек. Перед лицом парня я накатываю презик на свой меч-кладенец, потом, наклонившись и хлопнув сержанта по попке, говорю ему с серьёзным видом:
- Витюшка-избушка, стань ко мне задом, а к окошку передом!
Напоминаю, что крайняя кабинка, в которой мы уединились для интимных шалостей, имела небольшое окно с выходом на улицу, где были видны припаркованные машины и идущие по тротуару люди. Знали бы они, чем в эту минуту занимаются два мэна за окошком госпитального туалета!
Помогаю парню развернуться, ведь его ноги спутаны спущенными армейскими штанами и трусами. Витя послушно поворачивается, и моему взору открывается молодая, спелая, как оказалось, давно не ёбанная, покрытая белобрысыми волосиками сержантская задница. Я приспускаю свои брюки и тоже опускаюсь на колени.
Боги мои, как я не люблю трахаться по туалетам! Но выбирать не из чего, а отпедерастить этого симпатягу очень хочется...
Что-что-что? Вам не нравится словцо "педерастить"? Ой, я вас умоляю! Только не надо, не надо мне здесь кривить губы! Вполне нормальное слово. Ебут баб, а парней - педерастят! Просто, часто делая сие, мы ещё не привыкли называть ЭТО своим именем. А что, разве выражение "Я его выебал!" лучше? Фу, какая пошлость! Как грубо! Но ведь, если вдуматься, какое красивое выражение: "Я целую ночь педерастился с очень сексуальным мужчиной"! Или: "Меня сегодня хорошо отпедерастил парень"! И ещё мне очень нравится слово "гомосексуалист"! Какое красивое сочетание звуков! Да, друзья мои, я гомосексуалист и в душе горжусь этим!
Сколько себя помню, мне всегда нравились обнажённые тела парней. Своего первого я трахнул довольно рано. Он сам напросился. Как он был красив! Особенно когда раздевался и становился рачком-с. И как он самозабвенно отдавался! (Как оказалось, его соблазнил сосед. Вот молодец! Если бы не тот парень, я бы в то лето прошёл мимо таких удовольствий!)
Мой любовник смог тогда меня многому научить, и тот месяц, проведённый в пионерлагере, я до сих пор называю "медовым". Мы каждый день украдкой уходили с ним в лес (лагерь стоял в лесу, но пионерам запрещалось одним покидать территорию) и самозабвенно предавались сексу (хотя такого слова мы тогда и не слыхивали), причём иногда по несколько раз за сутки (днём и вечером, перед линейкой). Порой ночью он залезал в мою постель (или я в его - когда стояк одолевал) и, пока все вокруг спали, отсасывал мне под одеялом. А я, кончая ему в жаждущий рот, сдерживал свои стоны и даже закусывал одеяло, чтобы не заорать от наслаждений. Потом он, уткнувшись лицом в мою шею, дрочил себе (или я ему), кончал на свой живот, затем собирал пальчиком капельки своей спермы и отправлял их в рот. После этого мой красивый любовник засыпал в моих объятиях, прижавшись всем телом ко мне и с моим членом в руке. То, что мы время от времени просыпались вместе, никого не удивляло: ночи были холодные и парни часто ложились по двое. Но, наверное, сексом занимались в нашей палатке только мы. Теперь это кажется подлинным счастьем.
Своего второго парня я просто изнасиловал. Это был красивый, статный лось. Все девчонки школы по нему сохли. Он был накачанным, здоровым, на голову выше меня. До этого случая я от него не один раз получал по шее. Стоило только мне показать свой норов, как он тут же отвешивал мне хо-о-ороших пиздюлей! В результате я частенько прибегал домой после столкновения с ним весь в слезах и соплях. Но нас друг к другу всё равно тянуло, просто притягивало. Наверное, это была судьба.
Как-то делать было нечего. Пришёл он ко мне в гости, и мы сели играть в карты.
- На что будем играть-то?
- Не знаю. Да хоть на исполнение желаний! Проигрыш - снимаем с себя предмет одежды. И так до шести очков. Потом исполняем желание выигравшего, после чего свободны, как птица в полёте!
- Ну, смотри, птица: проиграешь и не исполнишь - сразу в глаз!
- А если ты проиграешь?
- Не ссы! Моё слово - закон!
Начали играть. Играл я хорошо. Но для затравки проиграл ему пару раз. Он довольный, ухмыляется. Потом моя начала брать. К тому же я, рискуя получить в челюсть, стал мухлевать, но он этого так и не заметил. И вот этот дурак уже сидит в плавках, проиграв мне шесть раз! А моим желанием было связать его. Связал. Смотрю - у него в плавках уже стоит. У меня тоже. Я стягиваю ему плавки. Он артачится. Ого, вот это самец! Да ещё совершенно голый! И этого качка любят девчонки? Есть за что любить! Передо мной стоял породистый кобель с торчащим хуем, таким большим, толстым и влажным. Этим хуем он будет ебать своих баб, делать отпрысков. Настоящий жеребец-производитель!
Ставлю его раком грудью на диван. Помял сзади уже покрытые пухом яйца. Крупняк! И он застонал, видимо, от удовольствия. Затем я пошлёпал его по жопе (вот красивая, зараза!), развёл половинки, глянул на колечко ещё никем не ёбанной коричневой дырочки. Анус был уже хорошо развит! И тут я подумал: "А что если я его... Прямо сюда! Пусть знает, каково будет его бабцыцам!" Проверил – нет, этот кобель связан надёжно! Принёс крем. Начинаю смазывать ему очко. Он как закричит:
- Нет! Ты что! Убью, сволочь! - и зажимает очко.
Я дождался момента, пока мышцы сфинктера устали, и проник смазанными пальцами вовнутрь. Он рванулся. Мышцы уже всего тела в страшном напряжении стали пытаться разорвать путы. Бесполезно!
- Слышишь! Ты, гнус! Удавлю!
Я ему:
- Заткнись! Не я, так другой тебя выебет. Такая жопа красивая и, наверное, ещё целка? Проиграл - терпи!
- Ты что, пиздёныш? Мы так не договаривались!
Последовал новый рывок руками, от чего путы аж врезались в кожу. Не хотел он расставаться со своей невинностью, а пришлось. Я решил: зачем мне дрочить потом, когда есть, в кого спустить?
- Развязал! Быстро! - крикнула жертва.
Ты посмотри, эта сучка мне ещё приказывает!
- Да я тебя потом, как Тузика... - прорычал мой пленник.
- Что будет потом, мы ещё посмотрим. А сейчас я тебя, как девочку...
Я ткнул его мордой в подушку и засадил ему, преодолевая ком мышц сильно зажатого очка. Он взвыл. Я подождал немного, пока он не расслабился, и стал его размашисто иметь. Он рычал в наволочку, а я его ебал. Потом я со стонами кончил в него, отдышался и погладил по гладкой, литой, фигуристой, красивой заднице этого жеребца, которого только что сам же и отпедерастил.
- Ну, вот и всё! А ты, дурочка, боялась! Смотри, даже платье не помялось! - я просто издевался над ним.
Потом я медленно извлёк своего трудягу из уже расслабленного, раскрасневшегося то ли от сношения, то ли от стыда ануса, но когда уже показался кончик залупы, я тут же с силой засадил в парня по самые яйца снова! Мой любовник от этого движения аж вскрикнул и закусил подушку - не думаю, что от боли, скорее, от безнадёги случившегося, - после чего заскрипел зубами. Я освободил его от первой его сцепки, с силой шлёпнул по спортивному крупу и удовлетворённо проговорил:
- Всё! Выебан, - потом посмотрел на свой хуй и добавил, - засранец!
Затем я пошёл мыться, раздумывая над тем, как же сейчас за этот свой "выигрыш" и это своё несдержанное желание не отхватить от парня пиздюлей? А этот жеребец так и остался стоять - связанный и раком, голый, осквернённый еблёй с парнем, с порцией моей спермы в своём накаченном теле.
Перед тем, как развязать парня, я предупредил его:
- Станешь драться - всем расскажу о том, что я тебя выебал в жопу. Смотри, для всех тогда пидором станешь. Я не шучу!
- Сам ты пидор! Развяжи, похотливый голубой гадёныш, быстро!
"Ну всё! Сейчас он меня убьёт!" - понял я, но мне всё равно пришлось распутать его. Он резко повернулся ко мне, замахнулся на меня кулаком. Я не отшатнулся и даже не зажмурился, а только смотрел на него чуть исподлобья с решимостью выполнить свою угрозу, поэтому напугать меня ему не удалась. Тогда мой лось поднялся с колен, сходил голым в ванную, вымылся, потом стал одеваться, стараясь не поворачиваться ко мне выебанной жопой. А у самого стоит! И глаз своих тёмных, жгучих он мне не показывал, что-то там бурчал себе под нос, но ко мне с кулаками больше не лез.
Когда он в прихожей наклонился и стал натягивать на ноги кроссовки, я подошёл к нему, шлёпнул его ладошкой по выебанной заднице и погладил её. Затем с нахальной ухмылочкой я проговорил:
- Мне понравилось. Через пару дней придёшь ещё.
Он тут же выпрямился, оттолкнул меня и гаркнул:
- Сука! - после чего хлопнул дверью и ушёл.
В ту ночь я уснул удовлетворённый полнокровным половым актом, а он уснул впервые осеменённый пацаном. Как этот парень потом мне рассказал, перед сном он, неистово наяривая стояк, обильно кончил себе на грудь, живот, и даже в рожу попало.
два дня... Нет, не пришёл, гад такой! Хотя у меня стояк был вовсю, когда я вспоминал тот свой выебон, и мне страшно хотелось его ещё раз. Ну просто страшно! Хотелось раздеть парня, увидеть его совершенно голым, вцепиться ему в яйца, шлёпнуть по голой заднице, помять её, потом поставить его рачком-с и натянуть по самые помидоры, а после всего увидеть этого накачанного самца беспомощным, опущенным, просто выебанным пидором, по которому сохнут наши девахи, увидеть пристыженный взгляд его глаз, покрасневшие от смущения щёки. "Что, ему жалко отдаться? Всё равно ведь уже не целка! - думал я. - Разделся, встал раком, подставил-отдался и иди потом по своим делам. Так нет же, прячется, сучонок! И на улице не показывается, зараза!"
Через неделю иду я домой и вижу: моя жертва гуляет. Говорю парню:
- Пошли ко мне! - и вхожу в подъезд без всякой надежды на то, что поимею его снова.
Оборачиваюсь - идёт, сучка, морда злая, но идёт! И в глаза мне не смотрит. Заводя парня к себе, я чувственно шлёпаю по его крупу. Он молчит. Отлично! Значит, уже хочет. Я его раздеваю, он отнекивается:
- Да не надо! Я не хочу!
А у самого уже хуй в плавках не помещается. Вау!
В тот день я его не связывал, хотя он меня и просил об этом. Нет, не хуй идти у него на поводу! Пусть привыкает отдаваться сам. Эти жеребцы только и мечтают быть связанными и изнасилованными - вроде как они, мол, против... Я его тогда осеменил три раза. Он постанывал, но отработал своё, как заправская шлюха.
На следующем свидании этот выпендрон пожаловался мне на то, что после нашей встречи пару дней опорожнялся с трудом.
- В рот надо брать, понял?! - крикнул я ему. - Давай, становись на колени и соси.
Он покраснел, как девочка, затем опустился на колени и без разговоров отсосал мне так, как будто всю жизнь этим занимался. Правда, поначалу он меня чуть не покусал. Пришлось разъяснять этому качку и спортсмену, как правильно и хорошо надо сосать предмет, в простонародье называемый "хуем". И чему их там в школе учат? Даже член с первого раза заглотить как следует не смог без того, чтобы не укусить своего любимого парня. Что, за все годы школы учителя ни разу не рассказывали о том, как грамотно делать минет? Темнота!
А потом я его имел, когда и как хотел! Я даже уже не дрочил. Зачем руки натруживать онанизмом, если мне есть в кого кончать. Стоило мне только снять трубку и сказать, что он мне нужен, и парень тут же прибегал ко мне, как миленький. Так вот представьте себе вечерок: мои родаки смотрят ТВ, а за стеной их похотливый сынок, сдерживая свои стоны и пережимая рукой вскрики своего бой-френда, вовсю натягивает того в очко или во влажный зев... Ах, как приятно было сунуть стоячий горячий конец в эти жаркие губы, которыми он смачно целовал своих девок!
Всё это продолжалось до тех пор, пока его семья не уехала на Дальний Восток (отец моей сучки был военным инженером).
А меня самого по полной программе отпедерастили ночью в купе скорого поезда два хуястых самца: курсант Дима и лейтенант Олег. Помню моё страстное желание, сильные курсантские руки, ставящие меня раком и поворачивающие к себе мою попку, которой оставалось быть невинной всего лишь несколько секунд. Я пискнул в подушку (сами знаете, какая слышимость в купе!), и моё очко тут же рассталось с девственностью. Я постанывал, а Дима меня обрабатывал вовсю. Зато как Дима хорошо кончал: с рычанием, будто хотел протаранить меня насквозь. В некоторые моменты мне казалось, что он сейчас залезет в моё очко целиком и полностью! Затем в купе вернулся Олег, выходивший покурить. Я отдался и ему, причём, как и с Димой, особой боли не ощутил, было терпимо для первого раза.
Мы забылись во сне лишь в полночь-за полночь. Но как прекрасно было засыпать в объятиях двух обнажённых ёбарей, причём один из них положил руку на мою свежеоттраханную задницу, засунув пальчики между её половинок, а другой взял в свои руки мои уже крупненькие яйки. Однако втроём спать на одной полке было всё-таки тесно, поэтому когда мои самцы уснули, я перебрался на свою верхнюю полку.
Утром я проснулся в Диминых объятиях. И когда он перебрался ко мне? Я разбудил его улётным минетом, а потом и Олегу сделал хороший отсос. Парни тоже не оставили меня без наслаждения, отсосав мне по разу.
Из той поездки я вернулся домой хорошо осеменённый взрослыми парнями и счастливый. Я даже подумал тогда: "Как плохо, что это не случилось ещё раньше!"
Сколько пережито мною приятных минут, и я нисколько не жалею об этом! Эх, теперь я даже сожалею о том, что какое-то время моей жизни в силу общественного мнения потратил на баб...
- Так, Витенька... Чёрт, смазки-то нет! Придётся совершать волшебство голубой любви, как говорится, поплёвывая.
Склоняюсь и начинаю целовать Витькину задницу, одновременно мну яички парню и рассматриваю его анус, в который мне предстоит войти. Паренёк на удивление чистоплотен.
- Молодец! Чистюля! - говорю я, впиваясь губами в очко и затем проводя язычком по этому месту, хотя мне страшно неудобно - кабинка тесновата для подобных ласк.
Затем я плюю на коричневую дырочку и начинаю размазывать по ней слюну, пытаясь протиснуть пальчик вовнутрь. Витя достаёт из кармана небольшой тюбик с кремом.
- Ну, ты как знал. Чародей! - восхищённо говорю я.
Он поворачивает ко мне своё сияющее лицо и шепчет:
- Я не знал! Я этого давно ждал!
После недолгих приготовлений я приставляю распираемую от желания головку своего удава к сладкой дырочке и...
В туалете снова кто-то появляется и рвётся в нашу кабинку. Я замираю: кто его знает, сможет ли мой Витенька сдержать стон при насаживании его тела на мой корень жизни? "Едрит твою налево, чёртовы ссыкуны! Ну, не дадут порядочным людям пошалить в тишине, - думаю я. - Оставьте свои баночки, дайте нам хотя бы минуток десять для того, чтобы вкусить запретный плод, а потом хоть весь туалет зассыте!" Снова в соседней кабинке заполняется баночка чьей-то долбаной мочой, после чего, наконец, наступает долгожданная тишина.
Хлопнув парня по крупу, я осторожно вхожу в его норку по самое не могу и слышу удовлетворённый выдох:
- Ах! Давай меня... Давай... Что есть мочи!
И начинается наша бешеная скачка. Витя пытается попасть в такт моим фрикциям, но не попадает, а лишь мешает мне.
- Замри, Витя! - требовательно шепчу я и работаю уже сам, а Виктор только ловит ощущения.
Запрокидываю полы Витиной гимнастёрки ему на плечи, чтобы как можно больше видеть юношеское обнажение, и провожу руками по этому юному великолепию. Нет-нет, что ни говори, а красивее нагого парня в жизни ничего, наверное, и нет! Тем более, голого парня, который отдаётся тебе...
Вижу, как правой рукой Виктор лезет к своему члену и начинает его надрачивать. Тут снова некто скрипит дверью туалета, но не заходит в него, а кричит с порога:
- Астахов, ёб! - и исчезает, как голос в ночи.
А я уже на подходе. От одной только мысли, что в эту секунду я трахаю в попу парня, а его родители даже и не догадываются об этом, мне становится жарко. Снизу подкатывает огромный ком удовольствия, и я всеми своими мыслями, своим сознанием, своими чувствами, всем своим телом покидаю эту долбаную туалетную кабинку, эту военную поликлинику, вообще эту грешную землю и, схватив парня за узкую талию и наяривая в него, устремляюсь к звёздам наслаждений. Я знаю: то место, куда мы несёмся, называется раем. Как хорошо! Как сказочно приятно! Вы ведь уже поняли из предыдущих моих дневниковых записей: мне наплевать, что думает кто-то об этом. Я получаю наслаждение и дарю его кому-то, кто согласен разделить его со мной.
Ах, как хорошо, чудесно, восхитительно приятно! Вот оно - ради чего... всё в этой жизни... Вау! Сейчас! Сейчас...
Медленно возвращаюсь из небытия. Где-то слышен звон стекла баночек для анализов. Я почти замираю.
- Не останавливайся, прошу! - слышу я чей-то шёпот.
Это ещё что такое? И тут я вижу нанизанную на свой хуй точёную юношескую задницу. Откуда ты взялась? Да ещё на моём великолепии? Ах да! Эта сержантская попа доставила мне только что неземную радость, и владелец этой попки тоже хочет получить кусочек своего рая.
- Ещё немного! Ну, пожалуйста! - просит он и работает рукой у себя в паху.
Да, конечно. Всё для тебя, мой любимый парнишка! Ты этого, честное слово, заслуживаешь...
Любил ли я в ту минуту Витю? Да, мой проницательный читатель, можешь осудить меня за это! За то, что я заманил, а потом и затащил парня в туалет. За то, что рисковал своей и его репутацией. За то, что решился заниматься с ним любовью в антисанитарных условиях сортира. За то, что вынужден был сдерживать свои порывы, дыхание, стоны и даже наши вскрики. Но я его любил! И хотел, чтобы от этой моей любви и он получил своё взрывное наслаждение... Бери, Витя, хватай, имей!
нашей жизни не так уж много случается таких радостей. Это лишь по молодости мы думаем: ладно, это так, ерунда, а дальше у меня будет знакомство с любовью всей моей жизни, будет встреча со Счастьем. А потом выходит, что счастье-то уже было. Человек почему-то никогда не может сказать: я счастлив! Зато почти все в жизни, оборачиваясь, говорят: тогда я был счастлив! Поэтому счастливыми надо делать каждый контакт, каждую встречу, каждый коитус. В этом и заключается Счастье - подарить любовь хотя бы кому-то на этой земле, хотя бы одному человеку. Один счастливый человек - это тоже очень много!
Парень, стоящий передо мной рачком, начинает часто дышать, дрожать всем телом, запрокидывает свою красивую голову, всё сильнее насаживается очком на мой бамбук. Когда он начинает стонать, я явочным порядком зажимаю ему рот и сквозь задавленный стон снова слышу его нечленораздельное, но легко угадываемое "Ах"! Господи, как вы, пассивы, любите это короткое и ёмкое слово "Ах"!
Мы застываем, оценивая полученные ощущения. Затем Виктор поднимается с рук и с моим хуем в своём очке силится повернуться ко мне. Я заключаю его в свои крепкие мужские объятия, нащупывая накачанную грудь парня и довольно крупный сосок, нахожу его губы и запечатываю их своим благодарным поцелуем.
Потом я стягиваю с члена наполненный моими соками презик и, замяв его в клок газетки, валявшейся на подоконнике, бросаю в корзину для бумаги. Мы поднимаемся с колен. Мельком я замечаю брызги юношеской спермы на полу. Парень его почти весь залил своими соками, даже на батарею попало. Сильными руками я разворачиваю парня к себе лицом и снова начинаю покрывать его лицо, глаза и губы своими горячими поцелуями, разминая одновременно эти великолепные ягодицы... Боже, как они мне нравятся! Ну, что я могу с собой поделать? И пусть, конечно, парень видит и чувствует, что его не только имели, но и всё-таки любили! Я вижу, как он прикрывает глаза и от свежего траха, и от счастья, что его всё же любят, а не просто использовали в качестве очередной дырки. Как приятно делать кого-то счастливым!
Мы натягиваем штанишки, и я поворачиваюсь к щеколде, но Виктор снова разворачивает меня к себе, заключает моё лицо в свои руки, рассматривает меня, а затем, как и я до этого, начинает покрывать его своими жаркими поцелуями.
- Юра, - шепчет он.
- Что?
- Это было великолепно! Я, - поцелуй, - когда ты вошёл в поликлинику, - снова поцелуи, - не знал, что это будешь ты. Ты не понимаешь, а я знаю! Но я, когда увидел тебя - новое касание губами моих расслабленных губ, - я очень захотел, - своими ласками он добрался до моих ресниц, - ну, чтобы ты заговорил со мной. - И снова поцелуи, на этот раз они идут вниз, к губам, до подбородка. - Ну, хоть немного! А ты спросил про туалет... Я хотел зайти за тобой, чтобы, - поцелуй уголков рта, - побыть рядом, когда ты будешь оправляться...
"Сколько в этом юноше нерастраченной нежности!" - подумал я.
- То, что у нас было, получилось лучше, чем если бы ты просто постоял в туалете позади меня.
- Да! У меня давно не было с мужчиной, - жарко продолжал шептать мой любовник. - С самой гражданки. Мне неинтересно со сверстниками, они все какие-то дураки... И тут ты! Затащил меня в кабинку...
- Занятно! Я его затащил! А ты упирался и не хотел? - улыбнулся я.
- Я упирался и... хотел. Страшно хотел! Я дрянь, правда?
- Дурачок ты мой! Ты очень красивый парнишка!
Я знаю: ему приятно это слышать, и он потом частенько будет вспоминать эти мои слова, эту встречу, эти мгновения как минуты неимоверного счастья, поэтому я и веду себя соответственно. И я снова нахожу его замлевшие в счастье губы.
Мы долго целуемся взасос, совершенно забыв о том, где мы и что мы. Как же мне нравится этот юноша с его тайными мечтами, скрытыми желаниями и внезапными откровениями!
- Я не смогу с тобой попрощаться там, поэтому говорю тебе здесь: до свидания! Я хочу, чтобы ты знал: ты очень красивый парень - и душой, и телом, и своими желаниями! - и снова целую эти почти пацанские губы. - Вот мой телефон. Будешь в городе - позвонишь. Давай, иди, тебя могут искать. Я следом.
Виктор выходит, затем, заглянув в туалет, говорит:
- Здесь никого нет.
Я появляюсь в коридоре. Витя топчется рядом, потом, заглянув мне в глаза, виновато говорит:
- Я не могу первым протянуть руку старшему.
- Молодец, ты хорошо воспитанный юноша! - искренне восхищаясь, говорю я, протягиваю ему руку и кисти наших рук сливаются в сильном рукопожатии. - До свидания! Будь счастлив, если сможешь!
- И вам счастливо... То есть, тебе! Пока!
И я снова любуюсь его улыбкой. На этот раз улыбкой только что выебанного парня.
Витя походкой фартового человека идёт к лестнице. Я, поотстав, двигаюсь следом. Сержант сворачивает за угол и нос к носу сталкивается со старлеем.
- Астахов, ёб твою мать! Где тебя, блядь, хуи носят?
Это было явным возвращением на землю после рая.
- Был в туалете, товарищ старший лейтенант.
Я, чтобы не дать повод для пересудов и не подставить парня даже намёком (сержант и какой-то мужчина идут из одного туалета), тут же плюхаюсь на стоящие в коридоре стулья и напускаю на себя скучающий вид: мол, сижу здесь давно и жду приёма врача во-он из того кабинета.
Из-за угла появляется разгневанная моська Витькиного медицинского начальника. Потом я улавливаю и Витин взор. Оба видят в пустынном коридоре лишь меня. И я, между прочим, сижу, а не иду из туалета!
- Не пизди! Я заглядывал в сортир, кричал, звал - тебя там не было!
- Товарищ старший лейтенант, а где же я был? Я слышал, как вы меня звали, просто ответить не мог. (От наслаждения! Так как был с хуем в анусе!) Сидел (на хую), как мышка. (Ну, в самом деле, не прерывать же половой акт из-за того, что вам захотелось меня увидеть!) Ей-богу, не до того мне было! (Педерастили меня так, что аж дым стоял!) А что, товарищ старший лейтенант, все уже прошли всех врачей?
- Да, прошли. "Не до того было"... А чем это ты, интересно знать, был так занят, что даже ответить мне не мог? Дрочил, наверное? - не унимается старлей.
- Ну, как вам сказать, товарищ старший лейтенант... То, чем я был занят, медицина вряд ли может назвать только онанизмом, хотя и не без этого. Потому как говорят, что касательно, то и относительно. А вот случись чего - вот тебе и на, пожалуйста!
Я улыбаюсь. Издевательство в вежливой форме - единственное оружие подчинённого.
- Хватит болтать! Все уже в сборе, только тебя нет. Я что, тебя, мудака, по всей поликлинике должен искать? Спустить мог и в нашей санчасти.
- Так - не мог! Вы же не знаете...
- Бегом к машине, я сказал!
Когда на лестнице стихают их шаги, я поднимаюсь и подхожу к двери, чтобы поинтересоваться: у кабинета какого врача я дожидался приёма? И тут я вижу, что на табличке мелкими буквами выведено: "Гинеколог". Тьфу, чёрт! Маскировщик хренов!
Чертыхаясь в душе, я поднимаюсь на третий этаж, где меня, удовлетворённого свежим половым сношением с симпатичным парнем, уже ждёт мой стоматолог.
- Что это вы такой сияющий? - встречает меня вопросом мой доктор. - Будто выиграли миллион! Садитесь в кресло.
- Ну, миллион не миллион, а день сегодня для меня действительно выдался счастливым. И сам я получил кусочек счастья, и кого-то ещё сделал счастливым.
- Так, Юрий Батькович, счастливым, говорите? Сейчас посмотрим... Открываем рот!
- Чей, доктор? - на всякий случай уточняю я.
- Ну, не мой же! Чтобы открыть свой, мне вас об этом просить не надо.
- А чей? - продолжаю наивничать я.
- Ну, если не мой, а нас в кабинете двое... Догадайтесь с трёх раз!
В эту минуту дверь распахивается, и чей-то молодой голос вопрошает с порога:
- Доктор, можно?
- Вы же видите, я занят. Подождите в коридоре.
Этот кто-то скрывается за дверью.
- Так кто у нас здесь должен открыть рот?
Я киваю на дверь и с надеждой спрашиваю:
- Он?
- Ну, он потом, после вас. А сейчас открывает рот кто?
Путём сложных логических умозаключений я со второго раза прихожу к выводу, что хочешь-не хочешь, а рот надо открывать мне.
Пришлось разинуть свою пасть. И врач - симпатичный молодой мэн лет 26-ти - запускает мне в полость рта холодную сталь зеркальца. Лучше бы это был горячий от возбуждения хуй...
Надо ли говорить, что с целью сокрытия всех концов во мрак неизвестности названный день, фамилия и, быть может, имя моего визави изменены до неузнаваемости?