До вечера Вова не вытерпел. Перекусив распаренным в кипятке дошираком, он закрыл дверь на ключ и выкатил из сарайки тяжелый армейский «цюндапп», доставшийся вместе с домом в наследство от деда. Мотоцикл, в далеком 1944 году брошенный отступающим вермахтом и подобранный дедушкой в придорожной канаве, завелся, как и положено немецкой технике, с полтычка. Через несколько минут недолгих поисков Пичугин подкатил к небольшому аккуратному теремку из оцилиндрованного бревна и пригласил свою новую знакомую покататься. Ася с готовностью подобрала подол цветастого сарафана, запрыгнула на сидение, и дитя инженерной мысли Третьего Рейха, распугивая кур и зля деревенских собак, помчало их навстречу солнцу. Несколько часов они кружили по окрестностям. Ася, прижавшись к Вовиной спине, на кочках взвизгивала от восторга, словно девчонка, еще крепче сжимая сплетенными руками мужской живот, а Пичугин боялся, но в тоже время и хотел, чтобы ее пальцы соскользнули чуть ниже — туда, где в штанах уже нетерпеливо подрагивал его «размерище». Но он держался — не позволял ни эмоциям, ни физиологии вылезти наружу и гонял свой тарахтящий трофей по пыльным проселкам. И когда спелое августовское солнце утомленно скатилось за горизонт, они вернулись в поселок.
Однако, запланированное вечернее чаепитие не состоялось. Едва Пичугин переступил порог теремка, его рот открылся от восхищенного изумления. Бревенчатые стены сверху донизу были увешаны картинами. Количество и разнообразие поражало. Большие и маленькие, пейзажи и натюрморты, графика и масло, абстракция и академика — искусство многообразием стилей окружало со всех сторон — Вовин взгляд метался между шедеврами как испуганный воробей, пока, наконец, не зацепился за небольшой поясной портрет. На полотне была изображена молоденькая девушка, как два листа ксерокопии похожая на Асю. Длинные волосы водопадом падали на обнаженную, аккуратную, девичью грудь, едва прикрывая смущенные розовые сосочки, да и выражение Асиного лица в этот момент было таким же смущенно — испуганным, будто кто-то вдруг случайно застал девушку за переодеванием. Нарисованная Ася испуганно смотрела на восхищенного Вову, а в это время другая, настоящая, Ася прижалась к нему сзади, обняв руками как до это днем за живот, и прильнула теплой щекой к Вовиной спине. А у того в груди вдруг что-то заскребло, и он развернулся, сгребая ладонями женское тело.
Оказавшись вместе с Асей в постели, Вова нервничал как первый раз в жизни. Страх испугать подругу своими размерами и испортить нежно завязавшиеся отношения сковывал Пичугина ледяным панцирем. Смущенно держа в руках свое достоинство, он увидел, как округлились глаза у женщины, и приготовился капитулировать, так и не начав сражения, но вместо отказа Ася азартно ринулась в бой, цепкой хваткой вжав в себя трясущегося от волнения Вову.
Пол ночи вопли страсти витали под крышей теремка, заставив умолкнуть всю живность в округе, а когда любовники наконец-то угомонились, заснув в объятиях друг друга, то примолкшие в кустах сверчки так и не решились продолжить свою песню.
Утро разбудило Вову теплым солнечным лучом и вкусными запахами. Наскоро приведя себя в порядок, он подсел к столу, и скромно улыбаясь в ответ на женский взгляд, придвинул к себе аппетитно пожаренные яйца. Ася, подперев голову кулачками, умиленно смотрела на жующего Вову, а Пичугин яростно скреб вилкой по тарелке и удивлялся, почему яичница может быть такой вкусной. А когда тарелка опустела, и Вова прожевал самый лучший завтрак в своей жизни, Ася, совсем по-детски, рдея смущением сквозь веснушки, приспустила тонкие бретельки сарафанчика с плеч. Улыбнувшись не двусмысленному предложению, Пичугин с твердой отчетливостью осознал, что до обеда из постели они вряд ли выберутся.
MMXVIII, Mеrzаvеts