Подкатегория: без секса
Солнце безжалостно слепило глаза. Я хотел пить, но возвращаться домой всё-таки не собирался. Подошёл к скверу и встал на своё обычное место рядом с такими же неудачливыми, бедными людьми. Пожилой Михаил Семенович - большой шутник - что-то пробормотал, но я пропустил это мимо ушей. Настроения развлекаться у меня не было.
Наверное, именно поэтому портрет молодой девушки с милой улыбкой получился каким-то злобным, даже устрашающим. Она занервничала, и я не взял с неё денег. Она тут же повеселела и, думая, что я не вижу, выбросила лист в мусорный бак. Едва она скрылась за поворотом, я подошёл к этому баку и забрал портрет. Он действительно был неудачен, но что-то заставило меня взять его.
Странный, не похожий на другие, день стремился подмять под себя всё окружающее. За следующие два часа никто не заинтересовался моими услугами, и я смог позволить себе сделать набросок для моей коллекции пейзажей. Набросок вышел живым, но каким-то тоскливым. Я окончательно расстроился и вложил его в потрёпанную папку.
Стемнело. Пара карикатур, которые почти не принесли мне дохода, давно растворились в небытии вместе с заказчиками, а я ещё долго стоял в оцепенении под багровым закатом. Ещё один серый, словно затёртый ластиком, день подошёл к концу.
Я собрал свои принадлежности. Они показались какими-то чужими, почти незнакомыми. Это меня не сильно взволновало. Не осталось сил для таких бессмысленных эмоций. Тяжёлое ощущение невостребованности вытянуло из меня остатки сил.
Темнота наваливалась медленно, но непреодолимо. Дворы сменяли друг друга, однако моя задумчивость не позволяла мне проверять знакомый маршрут. Резкий толчок сбил меня с ног. Что-то лопнуло, и красная краска растеклась по асфальту. Очень символично!
- Поднимайся! - грубый голос сопроводил свои действия чувствительным пинком под рёбра.
Тёплая и, к счастью, очень толстая ватная куртка, спасающая меня от вечных осенних ветров в сквере, не подвела и на этот раз. "Ну, хоть что-то хорошее за этот день!" - пронеслось в моей голове, но следующий удар вывел меня из этого опасного заблуждения.
- Поднимайся! - тупо повторил обидчик и тут же добавил. - Давай деньги!
Я вынул из внутреннего кармана куртки дрожащей рукой четыре затёртые сотни и две десятки из другого, наружнего. Затем я полез в третий карман за медяками, но злобный голос заставил меня остановиться:
- Он ещё и издевается! - и я получил ощутимый тычок в солнечное сплетение. - Или давай нормальные деньги, или ты сейчас же пожалеешь о своей наглости!
Я молчал. Откуда у меня, бульварного художника, большие деньги? Мне даже за комнату заплатить нечем. И я не отправил в этом году подарок на день рождения своей первой учительнице, фактически заменившей мне мать. Заработанного мне хватило только на хорошую открытку и конверт. Марку удалось найти старую. Повезло!
Я отогнал от себя эти неуместные сейчас мысли... Нападавший устал ждать и, грозно рыкнув, бросился на меня. Всё, что я смог сделать, - это отойти немного в сторону, насколько мне позволял это сделать узкий закуток около подъезда. Человек раздражённо сказал:
- Если ты продолжишь от меня бегать - будет больнее.
Неожиданно меня поглотила абсурдная нереальность происходящего. Кто в здравом уме и твёрдой памяти будет грабить человека, зарабатывающего себе на жизнь дешёвыми картинками?! Эта мысль так захлестнула меня, что я засмеялся - легко и открыто. Давным-давно я не делал ничего подобного. Смех неровными толчками выходил из моих лёгких, унося за собой выматывающую нервозность...
За последние несколько месяцев я умудрился жизнь молодого, только что закончившего институт, подающего надежды художника превратить во что-то невообразимое! И виной всему была не только безработица, преследующая в наше нелёгкое время каждого. Нет, основная причина безрадостности моего существования заключалась в тотальном, всепоглощающем одиночестве.
Не то чтобы у меня не было с кем общаться. Отнюдь! Приятелей хватало. Но всё, что связывало меня с ними: пустые разговоры, воскресные посиделки в грязной забегаловке и прочая суета - не находили отклика в моей душе. Многие называли меня идеалистом, замшелым романтиком, неприспособленной к жизни личностью, но мне было всё равно. Я бы даже не посмел назвать себя личностью. Глупые, горькие слёзы в подушку по ночам, холодная дрожь по позвоночнику от любого шороха в пустой комнате, бессмысленно испачканные краской холсты - вот всё, что наполняло мою жизнь в эти длинные дни...
Я видел тусклые, пустые глаза отражения в зеркале. Как больно было жить, чувствуя, что постепенно умираешь, разлагаешься на составляющие в вечной погоне за деньгами - ничего не стоящими бумажками, так необходимыми для поддержания никому не нужной жизни.
Это никчёмное существование наедине с длинными гудками в телефонной трубке! Пару раз я даже хотел ударить об стену доисторический аппарат, но рука как-то не поднималась это сделать, а иначе меня бы уже ничего не связывало с этим миром...
И вот теперь, наконец, разглядев в полумраке гибкую фигуру нападавшего, я видел, как непонимание расползается по лицу человека напротив. Его поднятая для удара рука так и осталась висеть в воздухе. Через несколько томительных секунд, наполненных взглядами и неловкостью, рука неожиданно изящно опустилась, и нападавший протянул её, помогая мне встать. Уже успокоившись, я беззвучно принял этот жест и поднялся. Моё лицо оказалось где-то на уровне подбородка этого человека. Смеяться мне больше не хотелось.
Коварное солнце неожиданно вынырнуло из-за облаков, даря последние лучи миру и освещая фигуру стоящего передо мной мужчины. Он тем временем непринуждённо отнял свою ладонь от моей и отошёл на полшага, позволяя мне рассмотреть себя.
Внешность его невозможно было оценить однозначно. Какое-то слишком худое тело при внушительном росте, узкие ладони с длинными аристократическими пальцами, тёмные растрепанные волосы, которые едва заметно шевелились от лёгкого ветерка. Целостный образ не складывался, разум выхватывал лишь отдельные детали, не позволяя мне сконцентрироваться на всём юноше сразу. Да, он оказался неожиданно молод, и это почему-то приятно поразило меня.
Наконец, не выдержав молчания, я произнёс:
- Кажется, тебя что-то интересовало? - честно говоря, я сказал это и сам ошалел от собственной наглости.
Нет, я совсем не боялся его, просто как-то непривычно раздалось в воздухе вовсе не фамильярное "ты" (хотя я был уверен, что в подобной ситуации это должно было прозвучать именно как фамильярность). Парень, видимо, тоже не ожидавший такого напора с моей стороны, пробормотал:
- Ничего... просто... я не знаю... Чёрт! - он поднял на меня взгляд, и я обнаружил, что у него странные, ярко-жёлтые, как у рыси на картинках, глаза.
Не замечая или делая вид, что не замечает моего пристального взгляда, он продолжил:
- У меня впервые такая ситуация. День какой-то нехороший. Первое же ограбление, и такое неудачное! - отроческие интонации, прозвучавшие в его голосе, позабавили меня, заставив слегка улыбнуться.
- Зачем тебе это? - мне действительно было любопытно, что он ответит.
- Как зачем? - в его голосе прозвучало искреннее недоумение. - Где же мне ещё денег взять?
- Заработать, - вот ответ, достойный истинной жертвы учёбы.
- Кто же меня возьмёт на работу без образования? - напускную наивность пробил странный цинизм. - Даже грузчиком мне с подобной репутацией не устроиться!
- С какой такой репутацией? - разговор, несмотря на свою... абсурдность (снова это слово - видно, уж день такой), становился для меня всё интереснее и интереснее.
- Я же не первый раз грабежом занимаюсь! Разве не видно? - снова эта навязчивая и уже просто неприличная невзрослость.
- Видно, - ну, не говорить же парню, что он выглядит дилетантом!
- Вот-вот! Я же... - вдруг парень как-то резко дёрнулся, шумно вдохнул, его глаза закатились, и он опять-таки грациозно (и как у него это получается?!) осел на асфальт.
Мне ничего не оставалось делать, кроме как попытаться привести в чувство этого незадачливого бандита. Но несколько моих пощёчин пробудили в нём только болезненный стон и что-то вроде: "Нет... опять... не уходи... пожалуйста... нет...". Признаюсь честно: я так и не понял, к чему относилась эта обморочная его тирада, но, наверное, к чему-то важному. В общем, я был заинтригован.
Неожиданно начался сильный дождь. Он как-то в одночасье хлынул, заливая всё кругом. Конечно, из-за моего воспитания я не мог позволить остаться замерзать на улице человеку без сознания. Даже человеку со столь "экстремальной" профессией.
Приняв окончательное решение, я подхватил юношу на руки и потащил его по направлению к своему жилью. Парень оказался лёгким, как пушинка, нести его было несложно, однако не скажу, что приятно. Да и что приятного может быть в тушке малознакомого (точнее, совсем незнакомого) человека на руках при подъёме по лестнице на пятый этаж? Во всей этой ситуации меня радовало одно: соседи уехали на неделю к кому-то в гости, так что вся двухкомнатная квартирка была на это время в моём полнейшем распоряжении.
Наконец, когда я положил парня на диван, и мои руки освободились... Нет, я не помылся и не переоделся в тёплый махровый халат, и не вцепился в чашку горячего чая. Я подбежал к тумбочке, вытащил оттуда пузырёк с нашатырём и принялся приводить в сознание безвольное тело, едва касающееся кончиками пальцев свесившейся руки потёртого ворса ковра на полу. Мой гость как-то тоскливо застонал и нехотя разлепил веки. Секунду он разглядывал потолок, а потом вдруг весь как-то неуловимо подобрался, стрельнул ставшим осмысленным взглядом по сторонам и мгновенно сел, хмуро смотря на меня.
Признаюсь честно, скорость его реакции на изменение условий просто выбила меня из колеи! А если ещё вспомнить, что до этого он около получаса пробыл в бессознательном состоянии... Видимо, он заметил моё замешательство и невольное восхищение, так как выражение его глаз, сверлящих меня, несколько смягчилось, но настороженность и страх из них никуда не пропали.
- Где я? - его голос оказался слегка надтреснутым и содержал в себе лишь отголоски звонкости нашего недавнего разговора.
- У меня в комнате, - его брови взлетели вверх, забавно разбавляя напряжение, поэтому я счёл своим долгом добавить, - я её снимаю.
Парень как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Установилось непрочное молчание, во время которого каждый думал о чём-то своём.
- Хочешь есть? - сказал я неожиданно даже для самого себя, так как почувствовал необходимость проявить хоть какое-то гостеприимство. - Ты давно ел-то в последний раз?
В глаза мне снова бросилась нездоровая худоба юноши. Но, кажется, его оскорбила едва проскользнувшая в моём голосе жалость (я не специально, это само как-то вышло), потому что он сквозь зубы процедил:
- Нет, не хочу. Разберусь сам. Пока, - и он поднялся, слегка пошатнулся, но тут же придал лицу независимое выражение и неспешно прошествовал к двери.
Сдаётся мне, что быстрее идти он просто не мог.
- Ну уж нет! - воскликнул я, и всё высокомерие мигом слетело с парня. - Ты останешься у меня до тех пор, пока не перестанешь падать в обмороки. Уж не знаю, от голода это или от чего-то ещё, но тебе придётся избавиться от них.
Стоит сказать, что меня вовсе не волновал режим питания моего случайного знакомого. Дело в том, что когда он сказал, что разберётся сам, я подумал о себе, о том, что всегда сам решал все свои проблемы. И вот теперь этот чем-то неуловимо похожий на меня человек собирается позорно сбежать из моего жилища, оставляя меня один на один со своим одиночеством в пыльных стенах и с косыми лучами неласкового солнца, едва сочащимися в комнату сквозь грязные окна без штор.
- Это не от голода. Это болезнь такая, - прошептал парень, недоверчиво взирая на меня сквозь широко открытые глаза.
- Болезнь? - теперь пришла моя очередь распахивать шире ресницы.
- Она не заразная! Просто мне витаминов каких-то там не хватает, - смущение покрыло его тонкую шею неровными красными пятнами.
- Так почему же ты не лечишься? Не пьёшь таблетки?
И зачем я это спросил? Сам не знаю.
- Я пью! - он улыбнулся и потянулся к карману куртки, не нашёл её на себе и кинул на меня вопросительный взгляд.
Я молча протянул ему его кожаную косуху, которую держал в руках.
- Вот, - на раскрытой ладони юноши сиротливо лежало полпластинки аскорбиновой кислоты.
Неожиданно меня с новой силой захлестнула волна жалости и какой-то горькой, почти болезненной нежности к этому человеку. Он был так похож на меня пятью годами раньше!
- И что, помогает? - я спросил скорее из вежливости, так как заранее знал ответ.
- Не очень, - неприкрытый сарказм ломал впечатление наивности.
И всё-таки...
- Тебе сколько лет?
- Девятнадцать, - похоже, от неожиданности он ответил правду.
И тут же попытался взять реванш:
- А тебе?
- Двадцать пять, - я слегка не угадал, он - моя обтёсанная копия шестилетней давности.
- По тебе не скажешь, - протянул он.
- Что, тебе показалось, что я восьмидесятилетний старик? - я наконец-то вспомнил, что вернулся с улицы, и стянул с себя куртку.
Неуловимая улыбка озарила лицо юноши:
- Сначала да... А теперь, без этого, - длинный палец ткнул в сторону только что снятой одежды, - верю.
Вот от этого глупого "верю" у меня по телу и разлилось приятное тепло. Я почувствовал себя чуть ли не героем. Ведь мне давным-давно уже никто не верил, да и я отвечал окружающим тем же.
Так и не поев, мы проговорили ещё некоторое время, пока не уснули прямо так, как были: он - в одежде, на диване, я - тоже полностью одетый, на полу...
не хотелось. Я знал, что впереди у меня был ещё один пустой и тоскливый день, однако неудобная поза заставила меня открыть глаза. События вчерашнего дня припоминались, но смутно. И я никак не мог вспомнить, где же всё-таки заснул, и что такое твёрдое и холодное так сильно упирается мне в бок.
Наконец, мой взгляд нашарил угол мольберта, явно пытающийся проткнуть мне кожу. Свитер задрался, и я увидел, что чуть выше тазовой кости на теле отчётливо проступает чёрный синяк. Значит, я так проспал целую ночь.
Не посчитав боль достойной моего внимания, я перевёл взгляд на моего нового знакомого. Он уже проснулся и с непередаваемым выражением на лице разглядывал меня. Я не скажу, что почувствовал его неприязнь, нет, скорее, это были непонимание и какая-то усталая безнадёжность.
- Привет, - наконец, хрипловато выдавил я из себя.
В ответ он лишь кивнул мне.
Я поднялся на ноги и оглядел себя. Оказалось, что выгляжу я плохо, но, честно говоря, меня это нисколько не взволновало. Пришлось идти в ванную и залезать под душ. Опять бессмысленные действия! Однако я знал, что если не буду постоянно чем-то занят, то снова растворюсь в тоске. Я мог просидеть, глядя в одну точку, несколько дней. Мысль об этом привлекала меня, но я почему-то всё ещё противился ей.
Прохладная вода освежила моё тело. Я вытерся и почистил зубы, подумал, что неплохо бы что-нибудь одеть, и зашагал по квартире в поисках чистой одежды под пристальным взглядом юноши, до сих пор лежащего на диване. Да, почему-то я считал, что моя одежда должна быть именно чистой. Мысль о вчерашней меня не прельщала. Наверное, именно поэтому я поднял с пола в комнате и ванной остатки моего вчерашнего гардероба и засунул его в пластмассовый бак для грязного белья.
Наконец, я нашёл даже поглаженную рубашку, а вот брюки обнаружились только через пятнадцать минут за вышеупомянутым диваном на табуретке. Искал я всё это в тишине, что меня вполне устраивало. И только когда все дела были сделаны, я вновь посмотрел на парня, который, похоже, задремал. Однако как только я повернулся в его сторону, он, и не думая спать, подал голос:
- Ты красивый, - произнёс он необычным, спокойно-удивлённым голосом.
И это после моего получасового дефиле перед ним в неглиже! "Наверное, это правильная реакция", - решил я и, не уточняя своё мнение по этому поводу, спросил:
- Что будешь на завтрак?
- Есть выбор? - всё тот же тон.
- Нет. У меня на завтрак обычно омлет или яичница с молоком, - не думаю, что в моём голосе прозвучало что-то, подобное заботе.
- Хорошо, - он всё-таки встал и неуверенно вышел в коридор. - Где ванная? - мне нравилась его манера говорить без обиняков и прелюдий.
- Первая дверь налево, - и он отправился в указанном направлении.
Я приготовил яичницу. Не люблю омлет. Упомянул я его исключительно в память о госте, но раз ему было всё равно, то я решил не изменять своим привычкам. Когда я уже разливал молоко по кружкам, юноша вошёл на кухню. Конечно, он был наг, но мне не показалось, что его это смущало. Я указал ему обратно на дверь, и он вышел, оглядываясь, и, повинуясь моему взгляду, завернул обратно в комнату.
За время пути я успел разглядеть его. Все мои прежние наблюдения оказались верны: парень был невероятно, нечеловечески худым. На фоне сильно выступающих рёбер его крепкие мышцы смотрелись забавно, но это не могло рассмешить. Он был хрупок, как опавший листок. Бледная кожа парня смотрелась с его тёмными волосами просто потрясающе. Моё внимание почему-то привлекла небольшая родинка на пояснице, я никак не мог оторвать от неё взгляд. И, несмотря ни на что, он был красив - пронзительно-острой красотой и вызывал желание защищать его. Это выбивало меня из колеи. Кто-то и когда-то сказал мне о том, что юноша становится мужчиной тогда, когда начинает испытывать потребность защищать своих близких. Я ухмыльнулся. Ну да, ну да... Четверть века - отличный возраст для взросления!
Войдя в комнату, я открыл шкаф и, точно помня, что ничего постиранного там нет, начал рыться в вещах. Неожиданно там отыскалась вполне приличная футболка, и я, не глядя, протянул её назад. Моей ладони мимолётно коснулись ледяные пальцы.
- Ты замёрз? - спросил я.
А вот теперь парень действительно почувствовал себя неловко. Думаю, это из-за того, что о нём мало кто заботился: не выглядел он обласканным вниманием. И у меня снова возникло то тяжёлое, щемящее чувство где-то в солнечном сплетении...
- Немного, - его голос прозвучал неуверенно, и (думаю, чтобы скомпенсировать это) он с независимым выражением лица натянул на себя футболку.
Я снова повернулся к шкафу и наконец-то нащупал там тёплые вельветовые штаны. Я отдал их парню и, сообразив, что чего-то не хватает, стремительно выхватил первую попавшуюся вещь из стопки с нижним бельём. Получив благодарный взгляд, я улыбнулся и отправился в ванную.
Вещи гостя, аккуратной стопкой сложенные в углу, оказались мокрыми. Думаю, это из-за того, что вчера шёл дождь. А ведь парень спал в них всю ночь! Подавив в себе чувство жалости и ещё чего-то - тягучего и болезненного, я быстро сунул всё это в вышеупомянутый бак и решил, что разберусь с одеждой позже.
А пока я вернулся на кухню. Юноша с неприкаянным видом прохаживался по маленькой кухоньке, бросая жадные взгляды в сторону тарелок на столе, но не решаясь к ним подойти. Я заметил, что мои брюки ему слегка коротки и одновременно широки. Это смотрелось непривычно мило, примерно как котёнок со шляпой на макушке.
Покачав головой в ответ на свои мысли, я вошёл, заставив его вздрогнуть от неожиданности. По моему телу прокатилась волна вязкой печали и злости на кого-то призрачного: да кто же довёл парня до такого состояния?!
Стараясь справиться с собой, я пригласил его за стол и стал наблюдать за тем, как он быстро, словно боясь, что у него всё отберут, начал забрасывать в себя пищу, перемежая этот процесс быстрыми и глубокими глотками чая из кружки. Я не съел и половины, когда его тарелка уже опустела. Неожиданно для самого себя я поднялся и смахнул в неё со своего блюдца два нетронутых яйца и, вернувшись на своё место, быстро дожевал третье, сиротливым огрызком лежавшее на краю.
- Почему ты это делаешь? - тихо спросил юноша, но, не в силах справиться с соблазном, продолжая есть.
- Ты голоден, - это всё, что пришло мне в голову.
- Да, но я спросил не только о еде, - он смотрел на меня с подозрением, будто то, что он спал у меня эту ночь и был одет в мою одежду, могло быть мне выгодно.
- Не знаю. Для этого нужна причина? - мне вдруг стало легко, и все проблемы стали казаться мне ничтожными, когда на меня смотрело это маленькое существо с выражением щенячьего умиления в глазах.
- Но я же не могу для тебя ничего сделать, - он выглядел удивлённым, но через секунду в его золотых глазах неожиданно зажёгся странный и неприятный огонёк. - Или могу?
Только представив, какие мысли могли зародиться у юноши в голове, я произнёс:
- Ты и так уже сделал для меня много, - но его взгляд словно застыл. - Ты на целый вечер избавил меня от чувства одиночества.
Я отвернулся и почувствовал, как краска заливает моё лицо. Думаю, именно это и стало самым убедительным аргументом для парня. Черты его лица смягчились, и он, потянувшись через стол, коснулся моей руки:
- Прости...
Мне стало так приятно! Даже не знаю, как это описать. У меня появилось чувство, что я могу свернуть горы за одну такую улыбку. И я, конечно, улыбнулся парню в ответ.
Не знаю, сколько мы так просидели, не меняя поз и ведя молчаливый диалог, но моя шея основательно затекла. Я, сжав в знак благодарности тонкие пальцы, отнял свою руку от его и потянулся.
- Давай я вымою посуду? - сияющие глаза юноши просто вызывали у меня умиление.
- Да я сам могу... - начал было я, но, увидев, что выражение лица напротив становится грустным, исправился. - Если хочешь, можешь мне помочь.
Я решил отложить зародившиеся у меня вопросы на потом, чтобы не нарушать хрупкую и такую редкую в моём доме идиллию. И вот снова тепло, идущее из блестящих глаз, и тонкие руки в мыльной пене...
Вечером, переделав все домашние дела, мы сидели у телевизора. Было очень уютно. Так хорошо я не чувствовал себя уже много-много лет. Мыльная опера на экране мало занимала меня. Куда интереснее был вид моего довольного гостя. Юноша рассеянно смотрел вперёд, улыбаясь каким-то своим мыслям. Было видно, что он заметно устал, глаза у него слипались. В результате он и сам не заметил, как одним плечом опёрся мне на грудь в попытке удержать ускользающее сознание.
Поза была неудобной для меня, но чувствовать тепло и тяжесть чужого тела оказалось для меня на удивление приятно. Парень задремал, склонив свою лохматую голову так, что уткнулся носом мне куда-то в район правой ключицы. Через некоторое время, чувствуя, что засыпаю, я позволил себе вытянуть ноги, но встать так и не решился: слишком уж трогательно и беззащитно юноша выглядел во сне.
открыл глаза и понял, что спал не один. Непривычное ощущение тепла рядом и уверенная тяжесть на плече - вот чем встретило меня это утро. И, вопреки обыкновению, настроение у меня не испортилось. Я знал, что впереди меня ждёт ещё один невесёлый день, но осознание того, что он пройдёт не в тишине и пустоте, наполняло меня радостью.
Кто-то, опиравшийся на меня, пошевелился.
- Прости, я заснул, - на меня смущённо поднял глаза мой недавний гость.
Ах да! Мы же со вчерашнего вечера так и остались на диване. Спина у меня затекла, но мне всё равно было уютно.
- Ничего страшного, - и я замолчал, но через секунду решился. - Я уже давно так хорошо не спал.
Парень странно посмотрел на меня и стремительно слез с дивана. Я решил, что сделал что-то не так и тем самым обидел его. Конечно, ведь я не знаю, как именно говорить что-то подобное. Раньше у меня не возникало желания сделать кому-то приятное, и теперь мне было тревожно: а вдруг ему не понравится моё поведение, и он уйдёт!
Неожиданно мне стало страшно. Я никогда не боялся никого потерять. Я уже давно ни к кому не был привязан. Я даже не знаю, что мне с этим делать!
И вдруг мне в голову пришла трусливая мысль о том, что, если он уйдёт, всё будет, как раньше: плохо, холодно, одиноко, но... надёжно? Вспомнилась фраза из песни: "Слепому солнце ни к чему, оно тревожит только раны". Действительно, зачем мне это пугливое, ранимое солнце? Жил же я как-то до него и теперь смогу! А сердце тут же возразило: нет, ты не жил, существовал...
Но вот юноша вышел из ванной, стыдливо завёрнутый в оранжевое полотенце, и глупые идеи тут же покинули меня. Бледнокожее хрупкое солнышко смущённо прятало глаза и кусало губы. Этот мило-пронзительный его вид вызывал у меня жгучее - до боли в ладонях - желание схватить парня в охапку, прижать его к сердцу и заставить весь мир склониться перед этим нежным божеством.
Я подумал об этом и испугался своих чувств. Что же это такое со мной творится?
А божество тем временем теребило угол полотенца и выжидательно поглядывало на меня из-под длинных ресниц.
- Ты сейчас такой забавный! - фраза была бредовой, как бывают бредовыми только искренние слова.
Парень покраснел и неожиданно засмеялся. Меня поразил этот смех, ведь я слышал его впервые. Он был стеклянно-рыжий, как солнце ранней осенью, когда листья приобретают наивный жёлто-зелёный оттенок.
Меня снова пленила мысль о его странной, ласковой, неиспорченной красоте, и я понял, что терзало меня всё это время: невозможность сохранить эту красоту иначе, чем в моём сердце. Но вот выход был мною найден, и я сказал:
- Я хочу написать тебя, - смех оборвался, и вопросительный взгляд парня настороженно поймал моё лицо. - Только портрет! Я же художник.
Я загорелся этой идеей. Мне нравилось в моём госте всё: внешность, взгляд, манеры, выражение лица, смех... Каждое его проявление было достойно быть запечатлённым на холсте. Профессиональная лихорадка закружила меня, и я, схватив листы, лежащие на полке, тут же принялся набрасывать на них его фигуру.
Не знаю, сколько я рисовал, глядя на то, как юноша ест, пытается накормить меня, прибирает наводимый мной беспорядок, читает, смотрит телевизор, но очнулся я уже к трём часам дня. Ого, работать столько без перерыва - это мой новый личный рекорд! Эскизов получилось невообразимое беспорядочное множество. Но и деньги, увы, нужно зарабатывать, так что я оделся и взял необходимые мне принадлежности.
- Я пошёл на работу, - мой мозг пребывал в прежнем феерично-возбуждённом состоянии, из-за чего фразы складывались с трудом. - А ты пока поделай что-нибудь, но не уходи! Я закрою тебя, вторые ключи лежат на полке в вазе.
Я помолчал, надевая обувь, а затем повторил:
- Прошу тебя, останься тут до моего прихода. Пожалуйста! - у меня ещё никогда не было такого умоляющего взгляда.
Я подумал о том, что вернусь, а его уже здесь не будет, и сердце моё мгновенно закаменело от ужаса. Я ненавидел тот холод и сырость одиночества, какие обычно встречали меня дома после трудового дня.
- Я буду ждать, - услышал я едва различимый шёпот вслед себе, и от этого за спиной у меня сами собой словно выросли крылья...
В сквере меня, наконец, настигла удача, и заказы полились рекой, но сегодня меня это совсем не радовало. Между делом на листках то и дело появлялась фигура моего нового знакомого, и любая её поза и выражение казались мне верхом совершенства. Папка с набросками неумолимо росла.
До чего же неприятные личности порой заказывают портреты! Но в этот день... в этот день я готов был любить весь мир! И та самая девушка, что получила от меня в прошлый раз своё жуткое изображение, унесла сегодня нечто светлое и радостное. А каково было её восхищение, с которым она на меня смотрела! Я прямо надулся от гордости.
Я уже представлял, как в красках расскажу об этом своему новому знакомому, когда зашёл в квартиру. Привычная тишина ничуть меня не удивила, но какое-то чувство несоответствия, чего-то страшного, чего-то непреодолимого заставило мои руки разжаться, и мольберт полетел из них на пол, за ним последовала и папка с рисунками. И вот тут ко мне пришло осознание, удивление, ужас, когда мой взгляд коснулся изображения Солнышка - того самого, что сделало последние три дня едва ли не самыми счастливыми в моей жизни. Зато в доме было чисто, и в нём не наблюдалось никаких следов пребывания моего гостя: ни обуви, ещё утром стоявшей около двери, ни его куртки, которую мы повесили на единственный крючок на стене...
Его нигде не было! Я, всё ещё не веря в случившееся, пробежался по комнатам, зашёл на кухню, заглянул в ванную и даже, не прислушиваясь к увещеваниям разума, высунулся на балкон.
Нигде. Совсем. Он ушёл.
И я завыл! Сам не знаю, как это вышло, но жуткий, нечеловеческий вой вырывался и вырывался из моего горла, стирая слезами со щёк уличную пыль.
Он ушёл. Я был ещё не в состоянии соображать здраво и невидящим взглядом обводил весь этот порядок в квартире - такой, какого не было в этом месте за всё время моего проживания здесь. Прощальный подарок? Я усмехнулся, и несколько солёных капель стекли по уголку моего рта. Теперь я знал вкус одиночества. Да, раньше я ошибался. То, что было у меня до этого... это не одиночество, это что-то другое, что-то гораздо более лёгкое. А сейчас это было не просто одиночество, а осознание контраста, осознание собственной ничтожности, бессмысленности моего существования...
Чёрная, непроницаемая тоска затопила моё сознание. Я опрокинул вазу с полки на пол и даже не посмотрел на осколки. Я прекрасно знал, что ключей там нет.
Мне захотелось сделать что-нибудь неприличное, что-нибудь такое, что испортит мне светлость воспоминаний об этих днях. И я сделал это. Я медленно, но уверенно прошествовал к пресловутому шкафу, одного взгляда на который мне хватило, чтобы вспомнить всё, что происходило накануне. Я открыл дверцу, выдвинул из-под сложенной стопкой одежды коробку из-под печенья и начал смачно пересчитывать деньги, лежавшие в ней. Мне хотелось найти доказательство того, что тот, кто показался мне если не святым, то уж точно чистым, на самом деле был всего лишь мелким воришкой. Мне хотелось убедить себя в чём угодно, только бы не осознавать, что он ушёл. Просто У Ш Ё Л...
Я себя остановил, когда оказалось, что все деньги, которых в коробке было, к моему сожалению, и так кот наплакал, на месте. И что из того, что тот странный парень ушёл? Мне-то какое дело? Не придётся кормить лишний рот. И мне больше не придётся никого таскать на себе по тёмным переулкам. И теперь уж точно у меня не будет никаких проблем с милицией или мафией, хотя они бы точно появились, останься он у меня, если судить по роду его занятий. "И больше никто не будет тебе так улыбаться", - добавил противный голос внутри моей головы, чем-то напоминающий голос лешего из тюзовских спектаклей.
"И что?" - снова спросил я себя. Внутренний голос молчал, но я и без него всё прекрасно понимал. Конечно, мне было неприятно, что моим вниманием пренебрегли, но и только...
Я выпил стакан холодной воды прямо из-под крана и успокоился. В моей душе зародилось равнодушие - холодное и выдержанное. Одному всегда лучше. Нет нужды отвечать за кого-то.
Мои размышления прервал звонок в дверь. Я радостно вскинул голову и тут же отругал себя за наивность. Ну что за глупость! Я же прекрасно знаю, что это не он. И тут голос разума (и откуда он у меня?!) спросил: а кто тогда? Действительно, кто может ко мне прийти? Ещё никто не приходил сюда.
С этими мыслями я добрался до двери, придав своему лицу безразлично-раздражённое выражение, открыл дверь и... и не поверил своим глазам! Моё персональное солнышко улыбалось мне от уха до уха и держало в руках два огромных пакета.
Я, сам не знаю как (это, наверное, из-за того, что в глазах у меня потемнело) схватил эти пакеты, бросил их куда-то себе за спину и сжал парнишку в своих объятиях. Я сдавил его так, что у парня перехватило дыхание, и глаза его удивлённо распахнулись. Я прижался к нему. Он был выше меня, поэтому я уткнулся носом ему куда-то в район шеи и резко выдохнул, обдав теплом его тонкую кожу.
И тут же я сам устыдился своего порыва, отодвинулся от парня, спрятал глаза и отвернулся от него. Затем я посторонился, пропуская его внутрь квартиры, и, чтобы хоть как-то занять руки, схватил пакеты, после чего быстро спрятался - по-иному и не сказать - на кухне.
- Всё в порядке? - его голос был обеспокоен, порядком удивлён и смущён.
Не дождавшись моего ответа, парень продолжил:
- Ты какой-то странный сегодня.
- Я... - я не знал, что ему сказать, и сильно покраснел. - Я...
- Ты? - он уже разделся и зашёл на кухню, светясь улыбкой.
- Я думал, что ты ушёл.
Он сверкнул своими невозможными глазами, подошёл ко мне почти вплотную и серьёзно сказал, глядя мне в глаза:
- Я не хочу уходить.
Такие, казалось бы, простые слова, но у меня от них перехватило дыхание, и я снова впал в ту странную эйфорию причастности, нужности кому-то. Паренёк тем временем заметил моё состояние и добавил голосом нашкодившего щенка:
- К тому же, ты что-то говорил про портрет.
Его слова заставили меня вскинуть голову, на секунду задуматься и тут же кинуться в прихожую, где он и застал меня минуту спустя собирающим с пола эскизы. Парень наклонился и молча принялся мне помогать. Я заметил это боковым зрением, но никак не отреагировал, пока он вдруг не замер в странной наклонной позе. Я повернул голову, чтобы понять, что так заинтересовало юношу, и наткнулся на его пустой взгляд.
Я неверным шагом подошёл к парню и взглянул через его плечо на листок, который удостоился такого особого внимания с его стороны. Это был один из моих набросков весьма пикантного содержания, копировавший позу, в которой юноша спал в первую ночь нашего знакомства, за исключением того, что на рисунке одежда отсутствовала. Я представил, какие мысли пронеслись у него в голове, посетовал на горячность, сопутствующую его возрасту... но затянувшееся молчание начало меня пугать.
- Прости, - я не нашёл, что ещё ему сказать.
Но никакой реакции не было. Тогда я подошёл к юноше и тронул его за плечо. Он вздрогнул и, роняя листок, медленно повернулся ко мне. В глазах была всё та же пустота. Глаза с картинки. Неживые. Невидящие.
Я понял, что если не разрушу сейчас это, то сойду с ума. Тогда я резко схватил парня за плечи и с силой тряхнул его. Голова на длинной тонкой шее дёрнулась в сторону. И тогда я закричал. Я готов был на что угодно, лишь бы он не смотрел на меня так.
- Да как ты можешь обо мне такое думать?! Я художник, а не насильник! Мне нравится твоё тело, но это не имеет ничего общего с тем, что ты успел себе напридумывать!
Вдруг парень засмеялся - неестественным, пугающим смехом - всё с тем же отрешённым взглядом. И я вдруг понял: это истерика, всего лишь защита организма, реакция на те мысли, что крутятся в его голове.
Мне стало легко. К тому же страшный взгляд юноши затуманился слезами, а его плечи начали мелко подрагивать. Я поднял его на руки и отнёс на кровать, затем немного подумал и накрыл одеялом. Кстати, оказалось, что он совсем не такой лёгкий, как думалось мне при нашей первой встрече. Наверное, тогда страх за жизнь человека придал мне сил, а теперь нести юношу мне было довольно непросто. Потом я сходил на кухню и согрел молока, а когда вернулся, увидел, что он уже разделся и снова залез под то самое, единственное моё одеяло. Мысль об этом вызвала у меня улыбку. Словно я действительно заботился о нём.
Стакан молока заставил парня поморщиться, но я стоял и ждал момента, пока тот не опустеет. Я зацепился взглядом за капельку белой жидкости в уголке рта парня и ещё несколько секунд простоял, разглядывая его, и всё это в полном молчании.
Я спрошу его, обязательно спрошу, что же сделало его таким, какой он сейчас: запуганным, диким, но всё это будет завтра, а на сегодня нам обоим уже достаточно эмоций!
Пройдя на кухню, я разобрал пакеты, засунул в рот кусок сыра, съел его, пока мыл посуду, потом постелил себе простыню на полу. Как же хорошо, что у меня два комплекта постельного белья! Я разделся, но прежде чем закрыть глаза, последний раз посмотрел на парня... Не знаю, как так получилось, что он у меня живёт, но, глядя на его улыбку во сне, я понимаю, что уже не один на этом свете.
я встретил с улыбкой. Знаете, такое ощущение бывает перед днём рождения в далёком сейчас возрасте. Проснуться и лежать в постели, зная, что к тебе вот-вот кто-нибудь подойдёт, вытянет тебя из-под одеяла и вручит подарок. И целый день будет для тебя весёлым и интересным.
Да, светлое прошлое... Оно у меня было коротким, но от этого не менее радостным. А сейчас я словно вернулся в него.
- Ты же не спишь? - слышу я полуутверждение, полувопрос.
- Нет, - отвечаю я, не открывая глаз.
- Тогда почему не встаёшь? - в голосе моего собеседника появляется лёгкое удивление.
- Не хочется. Хорошо же, - моя улыбка становится ещё шире.
Я слышу, как он выбирается из-под одеяла и садится на край моей простыни. Глаза мои открываются сами собой. Парень вопросительно смотрит на меня.
- Что? - мой голос, хриплый со сна, звучит забавно, и я произношу слова, как бы пробуя их на вкус. - Хочешь меня о чём-то спросить?
- Да, - он неловко вздыхает, поправляет уголок моей подушки, словно оттягивая важный момент, но спустя минуту всё-таки говорит, - зачем тебе это нужно?
Он натыкается на мой непонимающий взгляд и добавляет:
- Ну, всё это? Почему ты ещё не выгнал меня?
Понимание проступает на моём лице. Я тоже вздыхаю. Мне неловко. Ответ есть, но озвучить мне его пока сложно. И тогда я произношу:
- Не знаю, просто мне так хочется. Нам же весело, правда? - мне стыдно за мой просящий взгляд.
- Весело... - это не ответ, он просто повторил мои слова, и я отчётливо осознаю это.
Несколько минут мы оба молчим. Вспоминается то, что мы, в общем-то, незнакомы, а если уточнить, при каких обстоятельствах мы встретились, то и совсем становится не по себе. Но... это же не важно, правда?
Важно. Конечно, важно. На меня вдруг нахлынули все те мысли, которые я старался всё время отгонять от себя с момента нашего знакомства. Кто такой этот парень? Почему он не хочет уходить? Ведь у него же есть, должна быть какая-то своя жизнь. Вот я, несмотря на всё своё недовольство, не смог бы так просто взять и бросить всё это: свои рисунки, продуваемый ветрами сквер, печальные вечера с кружкой какао в замёрзших руках...
- Послушай, - решился я и внимательно посмотрел на своего собеседника, - может, ты расскажешь мне о себе?
Юноша резко дёрнул пальцами, которые всё ещё касались моей простыни, и сжал их в кулак, потом едва слышно втянул в себя воздух сквозь зубы, словно успокаиваясь. Хотя, возможно, мне всё это просто показалось, и я просто слишком сильно впился взглядом в парнишку.
- Да чего тут рассказывать? - он уже привычно улыбнулся, и тревога стала потихоньку отпускать меня. - Я сбежал из дома, прибился к уличным ворам, и вот... - юноша смущённо опустил взгляд, и мне показалось грубым расспрашивать его о дальнейшем.
Да мне уже и так было о чём подумать.
- Я приготовлю завтрак, - весело сказал я и вылез из-под одеяла.
Не то чтобы я был сильно голоден, просто чувствовал необходимость остаться в одиночестве и поразмыслить над сложившейся ситуацией. Уже в дверном проёме я оглянулся, окинув взглядом его сжавшуюся на полу фигуру, и сказал:
- Ты иди в душ пока, что ли...
Не дожидаясь его ответа, я скрылся на кухне и принялся за готовку, но на самом деле мыслями я был где-то далеко отсюда. Всё думал, думал, думал... Я не понимал того, как человек может сбежать из дома, ведь семья - это самое дорогое, что есть в жизни! Но, конечно, у моего гостя могли быть на это серьёзные причины. Вот только какие?
Я чувствовал потребность узнать о нём побольше, и не просто потому, что у меня дома поселился незнакомый человек. Нет, мне хотелось помочь ему, как-то защитить этого парнишку. Но, конечно, пытать его вопросами было бы совсем бесчеловечно, поэтому я, как всегда, отложил всё на потом. Я часто полагался на судьбу. Кто же знал, что на этот раз она не заставит себя долго ждать и даст ответы на многие мои вопросы?
Завтрак прошёл в молчании, но не в таком, какое бывает между незнакомцами, а в обычном домашнем молчании. От этого мне было невероятно уютно. Я уже строил планы на день. Вот сейчас я пойду в сквер, заработаю там немного, а потом пройдусь по магазинам... Я остановился. Оказывается, встретившись с этим пареньком, я совсем перестал писать по вечерам, а ведь это самое прибыльное время. Ах, что за метаморфозы происходят с влюблёнными людьми!
Что? Я именно так и подумал?! Да, теперь уже поздно что-то отрицать. Я с головой окунулся в свою сумасшедшую влюблённость. Мне стало вдруг до ужаса легко, будто назвать словами это щемящее чувство для меня было совершенно необходимым. Я улыбнулся юноше, а моё незваное счастье между тем задумчиво поглощало традиционную яичницу и недовольно морщило носик: завтрак подгорел.
- Что ж, дорогой мой, - и я весело подмигнул ему, - ты прожил у меня очередную ночь, пришла пора отрабатывать её.
Пару секунд я любовался недоверчивой ошеломлённостью на лице юноши, а потом поспешно договорил:
- Я сегодня вернусь домой, и продолжим работу над портретом.
Он укоризненно посмотрел на меня и выглядел так, будто собирается прочитать мне лекцию о моём аморальном поведении.
- Хорошо, договорились, - нет, не решился воспитывать меня парень, и он встал из-за стола, собирая с него посуду.
Я никогда не думал, что это может быть так приятно - помогать кому-то. А вот сейчас, вытирая полотенцем тарелки, понял, что это просто ошеломительно вдохновляет.
***
К скверу я подлетел, как на крыльях. Михаил Семёнович, который снова, вопреки своему обыкновению, оказался рядом с моим местом, потянул меня за рукав и, даже не дав мне поставить мольберт, спросил:
- Наконец-то ты забыл о своём затворничестве? - мужчина как-то несолидно хихикнул и продолжил. - Весь прямо светишься от счастья! Кто же покорил нашу ледяную статую?
Я молчал, не зная, как ему ответить. Этот вездесущий пожилой человек вечно лез не в своё дело и, наверное, знал обо мне больше, чем я сам о себе. В конце концов, я же имею право на личную жизнь?
- Да не злись ты, вижу же, что влюбился, - назойливый старикашка внимательно смотрел на меня в ожидании моей реакции, и я не выдержал.
- Да, влюбился. Михаил Семёнович, давайте поработаем, - и я стал с преувеличенной тщательностью раскладывать свои вещи.
Однако неприятный сосед не давал мне спокойно работать: то спросит что-то, вроде и безобидное, но с подтекстом каким-нибудь скользким, то всё смотрит на меня без перерыва, что неимоверно раздражает. В общем, закончил я работу куда раньше обычного, предпочтя деньгам своё моральное спокойствие, к тому же дома меня ждал очаровательный юноша и кипа эскизов, которые так и просились на большой холст.
По дороге домой я решил зайти в супермаркет, чтобы купить там что-нибудь вкусненького. Теперь у меня была причина не экономить на еде. "Вкусненького" набралось два огромных пакета, и тащить их было неудобно, поэтому я немного замешкался на выходе и вдруг услышал знакомый голос:
- ... уже пять минут жду! Давай быстрее, а то мне надо быть дома, когда он придёт.
Я едва не рухнул там же, где стоял. В моём разуме смешалось любопытство и беспокойство: теперь я мог узнать о моём таинственном возлюбленном (а говорящим оказался именно он) кое-что новое, вот только кого он ждёт?
Я быстренько заскочил обратно в здание магазина и прилип к большому окну, благо парень стоял ко мне спиной и видеть моего расплющенного о стекло носа не мог. Вскоре к нему, забавно семеня, приблизилась крупная коротконогая фигура.
- Привет, - пробормотала фигура, поворачиваясь лицом в мою сторону и оказываясь уже осточертевшим мне Михаилом Семёновичем.
- Здравствуй, дядя, - в голосе юноши чувствовалась озабоченность, - ты знаешь, о чём я хотел поговорить. Пора всё это прекращать! Надеюсь, ты доволен мной? Я же доказал тебе своё умение втираться в доверие...
- Доказал, доказал, - насмешливо перебил его мерзкий старикашка. - Теперь я могу считать тебя достойным сыном моего почившего брата. Он бы гордился тобой!
В глазах Михаила Семёновича зажёгся сумасшедший огонёк, он произнёс:
- Ты продолжишь дело всей его жизни! Ты закончишь великий труд. Ваша книга произведёт фурор в научном мире! Наконец-то лучшие умы смогут управлять толпой. Не будет войн, не будет политических конфликтов... - парень уже не слушал дядю, он скользил взглядом по прохожим и, похоже, слышал эту речь далеко не в первый раз.
Я смотрел на него невидящими глазами. В висках у меня тяжело застучало. Я всё понял! Я понял, почему он так легко остался у меня ночевать, почему ничего не украл, как сделал бы это любой нормальный вор, когда была такая возможность, почему его никто не искал. Я понял всё. Кажется, по щекам у меня текли слёзы, но сейчас меня это мало волновало. Мне стало отвратительно стыдно за свою наивность, за одержимое влечение... Психология. Всего лишь психология - причина моей влюблённости. Может, и чувств-то никаких нет?
Но вдруг, отвлекая меня от мысленных метаний, Михаил Семёнович прервал свои фанатичные излияния и вполне вменяемо проговорил:
- Однако ты же понимаешь, что тебе ещё многому нужно научиться. Это была только первая ступень. Сейчас ты пойдёшь к своему художнику и продолжишь действовать так, как мы и планировали.
- Нет, дядя, - спокойно произнёс парень, даря мне надежду.
Я искренне поверил в то, что вот сейчас он скажет, что любит меня, что ему не хочется управлять мной, или что они там собирались делать... Но парень сказал:
- Мне надоело! Это абсолютно неинтересно, и я не собираюсь продолжать этот глупый эксперимент.
- Эксперимент... глупый эксперимент... эксперимент, - шептал я, выбегая через соседний выход из магазина.
Я бормотал это, подбегая к своему подъезду, открывая дверь, бросая на пол сумки, которые почему-то сжимал в одной руке. Я произносил эту фразу сотни раз на разные лады, пытаясь её осознать. Я грел молоко в микроволновке, заливал им растворимый какао и никак не мог понять... Почему "эксперимент"? Почему я?
Меня уже, кажется, ничего, кроме этого, не волновало. Вдруг навалилась страшная апатия, а горький привкус во рту всё никак не исчезал даже после большого глотка сладкого какао. Я включил телевизор и бездумно уставился в его экран. Мне даже на секунду показалось, что это я так умер... Почему-то у меня не возникало больше никаких мыслей. Я чувствовал себя использованным и выкинутым на помойку одержимым дядей и его жестоким племянничком. А ведь это и правда было жестоко! Я же на самом деле любил его... Любил. Наверное, теперь всё это останется в прошлом.
Я не понимал ничего. Я просто сидел на диване, грел холодные пальцы о полупустую чашку и ждал. Может, я хотел, чтобы он вернулся? Да, хотел. Но ещё больше мне хотелось, чтобы ничего этого не было: ни подслушанного разговора, ни самого эксперимента. Если слёзы и были, то они остались в прошлом. Сухие щёки у меня горели. Я чувствовал, как постепенно сквозь глухую стену апатии прорывается ослепительное желание забыть всё то, что я узнал сегодня. Кажется, для этого я был готов поверить во что угодно...
С этой мыслью я слушал то, как в замке поворачивается ключ, с этой мыслью я смотрел на то, как мой любимый заходит в квартиру, как непонимающе смотрит на меня, как на его лице постепенно проступает то ли понимание ситуации, то ли просто желание высказаться, и он произносит:
- Давай забудем всё, что было? Пожалуйста, давай начнём всё сначала? Я хочу забыть свою прошлую жизнь, и если ты пообещаешь ничего у меня не спрашивать, то я останусь. Ты же ещё не закончил мой портрет, - и он жалко улыбнулся, но в глазах у него застыла твёрдая решимость.
"Забудем" - это слово хлестнуло меня не хуже пощёчины, вырывая из вязкого оцепенения. Я вскочил с дивана, выкидывая куда-то кружку, подбежал к нему, крепко-крепко обнял парня и уткнулся носом ему за ухо, вдыхая незнакомый мне до этого запах шампуня. Он в ответ прижался ко мне, обхватывая меня руками, и я вдруг понял, что готов простить ему всё, что угодно, за такое объятие. И я даже в какой-то степени благодарен этому проклятому эксперименту за то, что мы встретились. И мне совсем не хочется знать, закончилось ли всё, или это просто начался следующий уровень... Я просто хотел любить этого человека.
- Давай забудем, - прошептал я.