Жизнь студента летом суетлива. Каждый день проходит за нешуточной борьбой между необходимостью и ленью. В свой 21 год хочется наслаждаться теплом короткого лета, а не вялиться в душных кабинетах и аудиториях под монотонный голос лектора. Подходил к концу третий год обучения, почти ничем не отличавшийся от первых двух.
Но все же было одно серьезное отличие — практика по специальности, ежегодно проходящая в летнее время, у меня прошла в течение учебного года. Это создавала ощутимую нагрузку на будние дни, но предоставляло мне в будущем спокойное лето. Мое первое свободное лето за последние пять лет.
В детстве почти каждое лето мы проводили в белорусской деревне почти у самой границы. Для нас, детей, не существовало ни границ, ни трудностей перевода. Лето в деревне намертво отчеканивалось в мозгу, как самое приятное и душевное время моего детства.
Как правило, мы отправлялись в деревню всей семьей: папа, мама, я и младший брат. Нередко с нами не мог поехать папа, занятый по работе, или мама, и тогда нас отправляли в деревню к родной тетке по отцу. У отца имелся там дом, за которым его сестра и приглядывала во время нашего отсутствия.
Страшно подумать, но я не была там уже более 6 лет. То экзамены в школе, то вступительные экзамены в ВУЗ, затем летняя практика. Шесть лет без полноценного лета. Шесть лет без лета в деревне, такой знакомой и теплой.
Мой брат же напротив, даже в самые тяжелые времена непременно отправлялся летом в деревню, откуда возвращался ближе к сентябрю загорелый и довольный. Вот и сейчас он уже вовсю грелся под теплым южным солнцем, пока я закрываю последний экзамен.
Дорога заняла всего два дня, и все прошло без эксцессов. На вокзале меня встретил дядя Гриша — муж моей тетки, помог донести нетяжелый чемодан и всю дорогу до дома рассказывал последние важные новости деревни за последние годы, что я пропустила. Свою тираду подытожил незамысловатым «Наконец-то, Лилька, отдохнешь, как человек!».
А деревня почти не изменилась: кое-где новый забор, новые цвета, машины, но все по-прежнему родное и знакомое.
У ворот меня встречал Кирилл, мой брат. Чуть загорелый, в одних шортах и босой, с царапинами на руках и животе. Он всегда умел находить себе приключения. Родители и в этот раз не смогли выехать в отпуск, поэтому за ним приглядывала тетя Света. Но разве за ним приглядишь?!
— Что с руками и животом? — осведомилась я у брата, разбирая чемодан в своей комнате.
— На деревья лазили, — буднично махнул он.
— Дерево в чужом саду?
— Даааа нет. Фрукты еще зеленые. Просто лазили.
— Понятно. Тетя Света, видимо, и не в курсе.
— Я уже не маленький.
— Я вижу...
Кирилл к своим 16 годам действительно вымахал изрядно. При моем росте в 164 сантиметра он был выше на целую голову и продолжал расти. Поджарый и слегка худощавый, со светлыми волосами и бровями, которые выгорали на солнце еще больше, создавая неизменный контраст на загорелой коже.
Так же, как и брат, от отца я унаследовала большие серые глаза и светлые волосы, которые стригла чуть короче плеч. Мама же наградила своей формой губ, хрупким телосложением и светлой кожей, загар на которую ложился крайне плохо, оставляя покраснения и ожоги.
Эту особенность я использовала как официальную причину для объяснения, почему не надеваю ничего короткого или откровенного. Я столько раз произносила ее вслух, что отчасти стала верить в ее правдивость, за которой скрывалась банальная застенчивость.
Еще одной неофициальной причиной являлась мои постыдные слабость и любопытство, о которых никому не было ведомо. Я их скрывала даже о себя, ведя внутреннюю борьбу желаний и морали. Моей слабости к половому члену.
Железным аргументом моих желаний являлся зов природы. Именно им я объясняла себе такое пристрастие, сильное, но контролируемое. В другом углу ринга находилась обычная мораль, воспитанная обществом и родителями с детства. «Это постыдно» — убеждали они. И я с ними соглашалась. Но любопытство и желание никуда не пропадали. Так и мучаюсь день ото дня.
Первым делом по моему приезду мы навестили наших родственников. Тетя Света могла болтать часами обо всем насущном, сопровождая рассказы активными жестикуляциями. Дядя Гриша прерывался, чтобы высказывать тосты за мой приезд и здоровье. И лишь только Кирилл сидел с поникшим лицом, глядя в окно и без энтузиазма жуя баранку.
— И как твоя учеба? — не унималась тетя Света.
— Хорошо. Только по началу было тяжело.
— Отец говорит, что ты биолог.
— Да, микробиолог.
— Животинок изучаешь?
— Различные организмы.
— Отличница наверно? Вижу что отличница! Всегда умной была. Молодец.
— Спасибо!
— А молодой человек у тебя есть?
Я немного зарделась.
— Нет, нету.
— А чего так? Ты вон девка умная и красивая. Немного тощая, но это поправимо, да? — она ткнула своего мужа локтем.
— Чего ты, Светка, к ней привязалась?! Не видишь, в краску человека вгоняешь? — ответил дядя Гриша на тычок.
— Ой, да брось ты. Чего тут стесняться? Девка видная — вон какая! — она кивнула в мою сторону. — Наши то местные охламоны на нее сразу глаз положат, так что лучше бы поберег ее — они у нас без пардона совсем, напугают, что еще столько же будет бояться к парням даже подходить.
— Светка, ты совсем дура что ли? Что ты несешь?!
— Ой, — она махнула на него рукой, — от тебя проку не дождешься.
— Лилька не маленькая уже, сама разберется, — огрызнулся дядя Гриша. — Давайте лучше выпьем за приезд!
— Еще раз, — тетя Света саркастично подняла брови.
— Дура... — пробурчал он незлобно в ответ и опрокинул стопку.
Вечер наступил быстро, и я, уставшая с дороги, не успела даже положить голову на подушку, как провалилась в забытье.
Проснулась только на рассвете. Такая давняя и знакомая тишина нарушалась редкими криками соседских петухов. Легкая прохлада струилась от чуть открытого окна, наполняя комнату утренними запахами росы и травы. Я готова была наслаждаться этим бесконечно, поэтому потребовались усилия, чтобы наконец-то встать.
Кирилл еще дрых без задних ног. Я не слышала, как и когда он вернулся домой. До поздней ночи, поди, гулял с друзьями. Он лежал на животе в одних трусах, сверкая грязными пятками. Я тихо прикрыла его дверь и прошла на кухню, где принялась готовить завтрак.
Проснулся он только ближе к полудню. Я уже успела не только разложить свои вещи, но и произвести небольшую уборку в нашем жилище, которое он за три недели успел привести в полнейший бедлам. Особое спасибо мне хотелось сказать за гору посуды с засохшими кусками пищи на ней, которое было оставлено к моему приезду. Немного изумил и сбор грязной одежды, в которой встречались как рваные и грязные футболки, так и трусы с попадающимися белыми пятнами. Я поскребла ногтем, но и без этого было ясно, что это капли засохшего семени. В его возрасте это нормально, поэтому даже высказывать ему не стала, а отправила одежду прямиком в стирку.
После обеда я решила себя вознаградит и наконец-то отдохнуть и побездельничать. Вытащила из кладовки раскладушку, поместила под тень абрикоса и забралась в нее с электронной книгой. От «Ста лет одиночества» Маркеса меня оторвал чей-то беспардонный оклик «Эй!».
— Эй, — повторил он, — привет!
Я убрала книгу и повернулась в сторону шума. За воротами стоял молодой невысокий, но плечистый парень моего возраста.
— Привет, — ответила я, лихорадочно пытаясь вспомнить, знакомы ли мы.
— Ты Лиля?
— Да.
— Это я, Мишка! — было брошено так, будто бы я должна была сразу все понять.
Мое молчание, видимо, затянулось.
— Ну, Мишка! Егоров! Из тринадцатого дома! — не унимался он.
И тут меня осенило. Это «гОра» — местный хулиган, которые ввязывался во все драки и дразнил ребятню. В последний раз, когда я его видела, он был гораздо меньше. За прошедшие шесть лет он подрос и нарастил мышцы, превратившись в мужчину. Не отличаясь особой красотой, Мишка брал наглостью и уверенностью в себе. — А, Миша, — проговорила я, давая понять, что вспомнила.
— Ага, — нелепо вторил он.
Расценивая это, как дружеский жест, он облокотился на забор и стал меня разглядывать. Мне стало неуютно, а мои футболка и шорты показались слишком короткими.
— Сколько лет прошло! — довольно продолжил он.
— Шесть, — лаконично ответила я.
— Да, шесть. Когда мы виделись в последний раз, ты была без этого всего, — он руками изобразил грудь и попу.
— Наверно, — мне стало немного неуютно.
— Надолго приехала?
— На все лето.
— Это хорошо, — выдохнул он, — Что вечером делаешь?
Я взглянула на него с некой опаской. Мне были непривычны такие прямота и простота в речи, я терялась.
— Пока не знаю.
— Приходи к реке у моста, — он предложил это так, как будто там собираются все сливки общества, — Там все наши будут. Увидишься со всеми!
— Спасибо, я подумаю.
— Ты не думай, а приходи, — улыбнулся он.
— Хорошо, я подумаю.
— Буду ждать, — бросил он, разворачиваясь, — Очень.
Его голова с плечами проследовали вдоль забора и скрылись за углом дома, оставляя меня в некой растерянности. За это время я успела несколько раз взвесить его предложение, но так ни к чему и не пришла.
Не успела я вернуться к чтению, как позади раздался девчачий голос.
— Что Мишка хотел?
Я обернулась и увидела Настю, мою двоюродную сестру, дочь дяди Гришу и тети Светы. Их было двое в семье, но Оля вечно где-то пропадала.
— Поздоровался, — ответила я кратко.
— Под мост звал? — с каким-то подвохом спросила Настя.
— Звал.
— Он всех девушек туда зовет, — она облокотилась на ствол абрикоса и начала дергать его листья.
— Понятно, — разговор становился неудобным, поэтому я хотела побыстрее его закончить и вернуться к Маркесу.
— Ты можешь пойти, если хочешь, — Настя не унималась. — Но лучше тебя сразу предупредить.
— О чем?
— Мишка питает слабость к кое-чему...
Такая постановка предложения подразумевала, что я заинтересуюсь и спрошу. Но мне жутко не хотелось ей подыгрывать, поэтому я выбрала самую нейтральную фразу.
— У всех у нас есть слабости, — скучно выдала я банальщину, осознавая, что это так и есть.
Лицо Насти чуть нахмурилось. Она ожидала иного.
— У него не простые слабости. Он прямо одержим.
— Вот как, — так же занудно протянула я и нарочито потянулась к книге.
— Если будешь встречаться с ним, то побереги попу, — подражая мне, сказала она.
Я не подала виду, и Настя продолжила.
— Он уже всех в попу попробовал.
— И вас с сестрой?! — в шутку бросила я, желая ее приструнить.
— И нас, — невозмутимо ответила она.
Я опешила и не знала, как это парировать. В голове пронеслась картина, как Настя со страдальческим лицом насажена попой на член злорадно ухмыляющегося Миши. Я чуть тряхнула головой, чтобы прогнать плод богатого воображения.
— В общем, я тебя предупредила, — наставнически проговорила она и удалилась.
Еще одна непонятная встреча, оставляющая тучу эмоций без какого-либо смысла. Я не привыкла к частому общению, предпочитая одиночество. Мне были непонятны Настины приступы ревности, как и Мишин интерес ко мне. Моя зона комфорта пролегает далеко от этого всего, поэтому я вернулась к чтению, которое хорошо расслабляло.
Ближе к вечеру все назрело само собой. К нам в гости заскочила Оля, старшая из двух двоюродных сестер, и пригласила меня с собой. Разумеется, к мосту. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить меня пойти. Она пообещала присматривать за мной.
Вечер проходил спокойно. На такие «вечеринки» за последние три года я насмотрелась вдоволь. Отличались люди и место, но настрой всегда один.Дома было пусто, Кирилл еще не пришел. Прохладный воздух и прогулка благоприятно сказались на моем самочувствии, убирая волнения и мандраж.
Я отправилась в свою комнату и плюхнулась на кровать. Было поздно, и я порядочно устала, и, невзирая на алкоголь в моей крови, никак не могла уснуть. Перед глазами вырисовывался образ Мишиных причиндалов, а в ладони отдавалось тепло. В попытках отогнать это наваждение я уснула.
Следующие несколько дней я провела дома практически безвылазно. В первую очередь я избегала Миши, который повадился каждый день проходить мимо нашего дома.
За это время я успела несколько раз провести генеральную уборку, что хоть занимало меня делом, но порядочно раздражало, как меня, так и брата.
Но прятаться вечно я не могла. Требовалось пополнить запас провианта, но отправлять Кирилла за покупками было чревато вторым походом в магазин за «правильными» покупками. Но и без дела его оставлять было нельзя. Лень — худший учитель. Поэтому я поручила ему уборку двора. Пусть метлой помашет на свежем воздухе.
Весь путь до магазина я оглядывалась по сторонам. Мне казалось, что вся деревня уже знает о казусе под мостом и сейчас осуждающе меня разглядывает. Я попыталась себя успокоить, заняв мысли списком покупок.
Мне повезло, и мой поход за фуражом прошел без приключений. Однако, подходя к дому, я заметила знакомый приземистый силуэт. Кошмар! Я не успеваю к калитке, а посреди улицы буду хорошо видна. Не ожидая от себя такой прыти, перемахнула через забор вместе с пакетом, едва не порвав его.
В голове роились мысли, подгоняемые паникой. До дома мне не добежать, а самое ближайшее укрытие — это маленькая уличная кладовка для садового инструмента, возле которой сонной мухой возился Кирилл.
Не теряя времени, я подскочила к кладовке, бросила пакет и стала заталкивать Кирилла вовнутрь — не хватало, чтобы он стал на расспросы Миши отвечать.
Кирилл от неожиданности стал сопротивляться, но я приглушенно на него рыкнула и затолкала его спиной в кладовку, а затем забралась сама и быстро закрыла дверь. Осталось затаиться и переждать.
Было тесно и душно, пахло ржавчиной и сухой травой. Я попыталась рассмотреть хоть что-нибудь через щель в досках, но они не давали нужного обзора. Осмотрела дверь и обнаружила небольшое отверстие на доске, где, надо полагать, раньше был сучок. Привстала на цыпочки, но не удержала равновесие и опрокинулась обратно на пятки, толкнув при этом брата. Я и так прижала его своей спиной к стене.
— Что происходит?! — глухо выдавил он.
— Тихо, — шикнула я.
Я вновь попыталась встать на носочки, но не дотягивалась совсем чуть-чуть. Была видна крыша дома, но до забора не хватало роста. Я ничего лучше не придумала, как начать чуть подпрыгивать. Неуклюже, на носочках, толкаясь и облокачиваясь. Но это дало свои плоды — я увидела недоуменную физиономию Миши, торчащую над забором. Он что-то высматривал.
В своих прыжках я несколько раз наступала брату на ноги и задевала локтем, но он безропотно терпел. Со всех сторон торчали инструменты, о которые легко было пораниться. Несколько царапин — сущие пустяки по сравнению с черенками от лопат и граблей, которые торчали во все стороны. После моих непродолжительных прыжков один такой стал упирать мне спину, и я шепотом попросила брата тихо это поправить, не привлекая внимания. Но в ответ я услышала возмущенное бурчание о тесноте в кладовке.
Не знаю, сколько продолжались эти игры в прятки, но мы успели порядочно вспотеть, особенно в местах нашего соприкосновения. Но это нам воздалось — Миша, погрустнев, отправился по своим делам, выпуская тем самым нас на волю.
— Все, можно выходить! — скомандовала я и вывалилась наружу.
— Все затекло, — пожаловался Кирилл в ответ, — От кого ты прячешься?
— Ни от кого! Ты почему во дворе не убрался? — решила сменить тему.
— Я не успел!
— Чем ты таким занимался, что не успел? Я вон в магазин сходить успела, — ткнула пальцев в пакет с рассыпанными продуктами.
— Что ты пристала?! Хочешь чистый двор — убирай сама, — с покрасневшим лицом бросил он и ушел в дом, громко хлопнув дверью.
— Псих! — резюмировала я громко.
— Кто псих? — раздалось сзади.
Я от неожиданности подпрыгнула.
— Кирюха что ли? — продолжил голос, — Ругаетесь?
— Нет, Миша, не ругаемся, — процедила я, оборачиваясь.
— Обижаешься? — улыбнулся он.
— С чего бы мне обижаться?!
— Ну, извини, я не подумал. Просто ты мне понравилась.
— Я заметила... — холодом моих фраз можно было замораживать континенты.
— Не злись, Лиль, — как ни в чем не бывало продолжил Миша, — Я не хотел тебя обидеть. Дурак, знаю. Я школу то еле окончил, что уж говорить о манерах.
Его голос звучал мягко и спокойно, завораживая своей непоколебимостью. Я удивилась, поймав себя на мысли, что совершенно на него не сержусь, а лишь играю роль «рассерженной». В голове снова пронесся образ моей руки на его члене, и у меня сбилось дыхание, а сердце забилось чаще, отдаваясь в животе.
— Ладно. — примирительно просила я.
— Не сердишься?
— Не сержусь.
— Как я могу загладить свою вину?
— Никак не надо, — отстраненно ответила я, — Лучше всего забыть про это.
— Понял, — коротко кинул он.
Мы несколько секунд стояли и смотрели друг на друга. Кровь стучала в висках, перекрывая все прочие шумы извне.
— Может, погуляем сегодня вечером? — внезапно предложил Миша.
Я продолжала стоять и делать вид, что обдумываю, хотя уже все давно решила.
— Хорошо. — наконец выдала я.
— Отлично, — улыбнулся он, — Тогда зайду за тобой в семь, хорошо?
— Ладно.
— Тогда до встречи, Лиль. — воодушевленно выдал мой собеседник и, помахав рукой, стал удаляться по своим делам.
Вот что за дела?! Что с тобой, Лилия, не так?! Что с тобой, мать твою, не так?! Пять минут назад ты его ненавидела или думала, что ненавидишь, а сейчас согласилась на свидание. И стоило себя изводить несколько дней из-за пустяка? Подумаешь, член. Что мы членов не видели и не трогали? Ну, вот дура же, честное слово. И почему у меня на пояснице мокрое пятно?!
День тянулся долго и томительно, но, в конце концов, уступил место долгожданному вечеру. И чем ближе к назначенному времени, тем больше я нервничала, хотя и не находила причин.
Чтобы занять себя, я приготовила ужин и раздала инструкции брату, которые он, естественно, выполнять бы не стал. Мы оба притворились, что поверили в это, и разбрелись по своим делам.
Я убила целый час, размышляя, что надеть. Как можно потратить столько времени на выбор из скудного количества вещей, захваченных в отпуск?! Это было утомительно. Разобравшись со всеми делами и освежившись, я прихорошилась и стала ждать.
Миша пришел раньше на полчаса, за что я мысленно его поблагодарила, так как ожидание было крайне изматывающим. И чего я так нервничаю? Он мне настолько нравится? Или это не отпускающий образ его члена? Ерунда какая. Соберись!
Вечер получился чудесным и легким. Мы гуляли в полутьме и болтали о всяких пустяках. Немного простецкий Мишин говор нисколько не смущал, а придавал ему ореол честности. Большую часть времени мы вспоминали наше детство в этой деревне, а также делились впечатлениями за последние шесть лет.
Он держал меня за руку и чуть прижимался. От него доносился чуть различимый аромат одеколона и свежего пота, что нисколько не смущало.
Мы прошли ручей по мосту, и Миша чуть придержал мою руку. У ног журчал проворный ручеек, а над головой раскинулась ветвистая ива, создавая уютный уголок природы. И в этот момент он меня поцеловал, крепко прижав к себе. И я поддалась.
Во мне просыпалось что-то. Что-то горячее, что-то тлеющее внутри. Дыхание участилось, сердце бешено забилось, заставляя все остальное меркнуть. Его руки все так же крепко прижимали меня, чуть не отрывая от земли. Я чувствовала, как в живот мне упирается он, жаждущий и готовый. И, когда Миша позвал меня к себе, я уже не могла отказать.
Мы буквально ввалились в дом, уронив стул и какие-то вещи. Миша заверил, что это ерунда, потому что дома только мы одни. Но мне было уже все равно, так как не могла ни о чем думать, кроме как о его запахе и его члене. Мне поскорее хотелось его увидеть.
Миша подтянул меня к себе и взял на руки, сжимая мои ягодицы. Я вздыхала и впивалась в него, не заметив, как мы поднялись на второй этаж. Видимо здесь была его комната. Он щелкнул выключателем, комнату озарил тусклый свет.
— При свете? — неуверенно спросила я, еле сдерживая дыхание.
— Я хочу тебя видеть! — было сказано тоном, не терпящим возражения.
Он опустил меня на кровать, а сам стянул с себя футболку. Оставшись по пояс голым, Миша подошел поближе и взглядом указал на свой ремень. Я поняла его моментально, но колебалась, по привычке сдерживая свои желания.
Но на этот раз желание оказалось куда сильнее моих предрассудков. С замиранием сердца я вцепилась в ремень и расстегнула его. Затем пуговицу и ширинку. Вот он. Еще шаг и я его увижу. Сердце совсем остановилось, как и время вокруг меня. Я взялась по бокам его штанов и потянула вниз.
Все это воспринималось мной покадрово, как в замедленной съемке. Вот я вижу, как полоска трусов доходит до бугорка, а затем появляется кожица. Полоска идет все ниже, обнажая кожный ствол все больше и больше. Он налит кровью и раздут, и кажется, что вот-вот лопнет. Столько силы в нем, столько жажды и нетерпения. Вот он заканчивается и начинается мешочек. Объемный, но собранный. Полоска опускается все ниже и ниже, пока не падает на пол. Миша стоит абсолютно голый, и его член колом торчит передо мной.
— Возьми его. — спокойно выдает он.
Этот спокойный и уверенный голос. Завораживает. Нет ни единой причины не верить ему, нет ни единой причины это не делать.
За окном шуршат листья, дует слабый ветерок, но непроглядная тьма не позволяет особо вглядеться в ночь, но это и не требуется.
Сомнений нет — отринуты давно. Я с нескрываемым вожделением обхватываю ствол его члена у самого основания и подтягиваюсь к нему. Он все ближе и желаннее. Никто не помешает мне этим наслаждаться, не сегодня.
Он так близко, что я чувствую его сладковатый запах. Чуть натягиваю кожицу рукой, обнажая головку, и принимаю ее ртом. Миша вздыхает и чуть вздрагивает. Его тепло передается мне. Этот вкус! О этот вкус! Давно забытый. Это ощущение соприкосновения языка и чувствительной головки! Начинаю водить языком по ней, хочу ощупать ее всю, хочу всю ее попробовать. Это так сочно, что слюны становится слишком много, и мне приходится остановиться, чтобы сглотнуть ее.
Мои бедра горели. Неистово, как никогда. И это чувство только нарастало, становясь невыносимым. Но это слишком рано! Слишком рано! Я не успела насладиться им! Не сейчас! Я высвободила одну руку и запустила себе к бедрам — тушить пожар.
Приятные судороги покрыли все тело. Я даже сбилась с ритма, потеряв остатки мыслей и понимания. Я молила себя дать сосредоточиться на обоих действах сразу. Мои мучения и метания продолжались недолго.
— Ты хочешь его? — бесстрастно спросил Миша, глубоко дыша.
Я утвердительно закачала головой, смотря на него чуть обиженно.
— Хочешь, чтобы он вошел в тебя? Хочешь?
— Хочу! — сглатывая слюну, прошептала я.
— Хочешь, чтобы я кончил в тебя?
— Да!
— Тогда проси. — небрежно просил он.
— Прошу! — повторила я за ним.
— Нет! — тихо, но уверенно возразил он, — Проси как требуется!
Тепло во всем теле не давало возражать. Сопротивляться не хотелось. И зачем сопротивляться своим же желаниям?!
— Пожалуйста, войди в меня. Войди в меня! Закончи в меня! Пожалуйста.
Миша наклонился ко мне с невозмутимым лицом:
— Я тебя так спермой накачаю, что ты ею будешь долго истекать!
На этом он схватил меня за талию и быстро перевернул на живот. Я почувствовала, как он своими сильными и довольно шершавыми пальцами одним махом стянул с меня джинсы и трусы, и замерла.
Я почувствовала прикосновение его плоти к моим бедрам. Он водил им по мне, упиваясь моментом. И неожиданно я ощутила, как он идет не туда. Совсем не туда. Когда он уперся мне в попу, я занервничала. Сразу вспомнились Настины слова.
— Не бойся, — почувствовав мое волнение, мягко сказал он, — Это не будет больно.
— Не надо! — прошептала я.
— Это не страшно, — успокаивал Миша, — Тебе понравится!
— Нет, — неуверенно выдохнула я.
— Будет больно — я сразу выйду!
Я колебалась, застыв в ожидании. Как будто все само собой моего разрешиться без моего вмешательства. Ощутила давление.
— Расслабься...
Но я не могла. Оно не контролировалось, рефлекторно запрещая какой-либо вход. Давление ощущалось все сильнее. Все нарастало и нарастало, пока мой организм не сдался и не впустил в себя. Теперь ему ничего не мешало. Он медленно, но уверено продвигался вперед, заполоняя все пространство внутри, растягивая все на своем пути. Шаг назад, два вперед. Дискомфорт заполонял все мое тело и становился неприятным. Легкий нажим перешел в натиск, под которым пали последние рубежи. Стало чуть больно, и я тихо застонала. Мне стало себя жаль. Смесь жалости к себе и возбуждения.
Наконец я почувствовала, как его таз прижался к моим ягодицам.
«Значит он полностью во мне» — мелькнула мысль.
— Все хорошо? — с заботой в голосе поинтересовался он.
Я прислушалась к своим ощущениям.
— Да, — мой голос звучал более неуверенно, чем было на самом деле.
— Сейчас все пройдет, и ты привыкнешь. — успокаивал меня Миша.
Он стал выходить, и дискомфортное чувство заполненности стало меня покидать. Как будто то, что мучило тебя, стало отпускать. Не успела я насладиться этим чувством, как он снова стал меня заполнять. Он медленно и неохотно выходил, но возвращался с большим темпом.
Я так сосредоточила на этом внимание, что не заметила, как появились другие ощущения. На радость мне дискомфорт пропадал. А вот иное усиливалось. Я всем телом ощущала жар между бедер. Как будто докрасна накаленный металл. Неуверенно протянула руку и дотронулась до источника. И в этот момент меня будто токов ударило.
Волна тепла разлилась по всему телу. Сомнения пропали. Я неистово водила себе рукой, помогая усиливать ощущения. Никогда доселе я не испытывала таких ощущений, как бы не пробовала. Любое прикосновение ощущалось стократно.
Толчки в попу становились все сильнее, но я ничто так не ощущала, как свое лоно. Пылающее горячее тысячи солнц. Его член выходил и заходил в мою попу полностью, ударяя яичками мне по руке, но я не обращала на это никакого внимание.
— Ты чувствуешь его? — внезапно начал он, тяжело дыша.
Я ничего не ответила, мне и не хотелось на это отвлекаться.
— Ты чувствуешь, как он входит в твою попку? Чувствуешь?! — не добившись ответа, он продолжил, — Думала, сможешь уберечь от меня свою городскую попку, да? Я ее так оприходую, что городские хуйки в нее провалятся. Чувствуешь?!
Я чувствовала. Я все чувствовала. Многократно. И готова была закончить. Еще несколько секунд., и я почти потеряю сознание! В глазах стало темнеть, побежали блики и силуэты. Или что это?! Силуэт, очертание? Где? Что?
Я на секунду пришла в себя и к ужасу заметила чей-то силуэт за окном. Вот он, раскачивается на дереве прямо напротив окна. Невероятным усилием я постаралась сбросить это наваждение, но оно не прошло. По всему телу пробежали холодные мурашки. Я узнаю это очертание. Нет! Только не он!
— Нет! — вскрикнула я, пытаясь остановить Мишу и наше действо.
Но было слишком поздно, он уже не соображал и не останавливался.
— Остановись! — почти прокричала я, но в ответ Миша закрыл мне рот своей широкой ладонью, полностью лишая меня речи.
Я попыталась крикнуть, но вышли лишь глухие стоны, которые не могли перекрыть его дыхание. А он все долбил и долбил. Я почувствовала свою беспомощность. На глаза буквально наворачивались слезы. Мне было стыдно и обидно за все: и за то, что меня видят, и за то, что в глубине души я не хочу, чтобы он останавливался. И я смирилась.
Я смотрела в окно на затемненные очертания Кирилла, и ничего не могла, и уже не хотела поделать. Мне было уже нечего терять. Могла лишь дать понять, что его вижу, пристыдить его. И я вернула руку обратно.
— Какая же сладкая попа, — с придыханием продолжил Миша, — Такая узкая... Я хочу в нее кончить! Хочу ее наполнить своей спермой!
И он задвигался сильнее. Стало немного больновато, и я застонала от смеси боли и возбуждения.
Неожиданно, его движения стали прерывистыми, как и дыхание. У него вырвался стон на выдохе. Я почувствовала, как нечто горячее наполняет меня изнутри. И неожиданно для меня — все померкло на секунду. По телу пробежала дрожь, и нестерпимая волна хлынула от бедер по всему телу, заставляя конечности биться в приятных судорогах. Звуки притупились, в глазах темно, но в голове пустота. И лишь волна за волной кидают мое тело из стороны в стороны, как прибой. И это продолжалось бесконечно, пока меня не покинули силы.
Мы упали на кровать. Тяжелое дыхание, приятных запах тел, и невероятная легкость во всем теле. Многократно усиленное воздушное чувство, как перед сном после тяжелого дня. Лежала, глядя в потолок, и ни о чем не могла думать. Хотелось лишь продлить это чувство безмятежности.
Я подняла взгляд на окно, но оно показывало лишь темную ночь и одинокую яблоню, танцующую на ветру. Может показалось?
Возвращалась домой украдкой. Вездесущие собаки лаяли мне вслед из своих будок у каждого двора, сопровождая и озвучивая мой путь. Но местные привыкли, и ни одна дворняга не могла потревожить их сон.
На еще шатающихся ногах я добралась до нашего дома. Тихо прокралась через двор, а затем и в дом. Тишина. Украдкой глянула комнату брата — спит. Вот и славно. Бесшумно прошла в свою комнату, скинула вещи и повалилась на кровать изможденная. Только хотела сконцентрироваться на своих ощущениях, как провалилась в сон.