Володя застыл с открытым ртом, так и не хлопнув в ладоши в последний раз.
— О-О-й-Ё-й! — Валя уселась на нижний полок, прикрыв срам ладонью.
Я повернулся и встретился с хмурым взглядом пожилой сухонькой женщины. Женщина стояла в низком дверном проеме, слегка нагнув голову, не решаясь переступить приступок. Наконец, преодолев порог, она выпрямилась. Седые, не крашенные, с рыжинкой, коротко стриженые волосы. Желтый, с чёрными узорами, атласный стёганый халат, из-под которого выглядывала длинная ночная сорочка, делал её по-домашнему тёплой, только чёрные туфли на босу ногу выделялись на общем фоне. Ничего хмурого во взгляде, просто показалось. Её взгляд растерянно бегал по нашим обнаженным телам пытаясь найти точку опоры. Лицо покрылось не краской, а пятнами. Казалось, она готова упасть в обморок.
— Мама? Что ты здесь делаешь? — Наташа сделала шаг вперёд, прикрывая нас от ужё любопытного взгляда матери.
— Я тебя потеряла. Сижу дома одна. Не уютно. Пошла тебя искать. — оправдывалась женщина. — А ты тут. А вы, что тут делаете?
— А у нас «девичник». — бодро врала Ирина. — Присоединяйтесь. — нагло закончила она.
— Ага. Сейчас я ещё баба Клаву с её внучкой-занозой приглашу, и будет полный комплект натурщиц для картины не известного художника — «Любви все возрасты покорны» — бурчала Валя.
— Не-е! Внучка у нас уже есть. — сказал я.
— И за растление малолеток срок иметь не охота. — вставил Володя.
— Какой любви? — не расслышала женщина.
— Плотской, мама, плотской. Сейчас это сексом называется.
Женщина, как рыба на воздухе, открывала рот, не зная, что сказать. Её глаза по-прежнему бегали и, я бы сказал, пожирали взглядом наши с Володькой гениталии.
— Мамаша, извините, как Вас величать? — обратился я к новому персонажу этой вакханалии.
— Меня? Еленой Ивановной. — машинально ответила она, отрывая взгляд от моего члена, успевшего упасть на «6 часов».
— Мама, шла бы ты домой. — выпроваживала её Наташа. — Видишь, здесь взрослые люди делом занимаются, а ты мешаешь.
Но Елена Ивановна стояла, как вкопанная, переведя взгляд на головку Володькиного члена, улёгшуюся на ляжке.
— Елена Ивановна, вы что, голого мужчину никогда не видали? — встала, пришедшая в себя, Валентина.
— Нет, не видела. — тихо, почти шёпотом, теперь покраснев, ответила та. — Не пришлось.
— Мать, давно вдова. — вероятно оправдывая, сказала Ната.
— Хорошо. Будем исправлять ошибку судьбы. — Опять взяла в свои руки инициативу Ирина.
— Володя, подкинь дровишек, а то прохладно становиться. Саша, наливай.
Встали вокруг вновь прибывшей, сунули ей в руку полстакана горилки.
— Выпьем, как нас учили, за то «чтобы не было стыдно за бесцельно прожитые годы». Ура!
— Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! — подбадривали женщину наши подвыпившие компаньонки.
— Так. Как учил меня знакомый лейтенант, «между первой и второй должна быть третья». Наливай. — не унималась Ирина.
— Ира, ты мне мать не спаивай!
— Да мы по чуть-чуть, правда, Елена Ивановна?
— Я чуток, Наташа, а то вы он какие хорошие. — заискивающе смотрела она на дочь.
— А! Как хочешь. — Махнула Наташа рукой. — Только завтра не жалуйся.
— Пить, так пить, кутить, так кутить. — раззадорилась старушка. — Наливай.
Выпили, и тёплая волна прокатилась по телу, даже как-то, отодвинув накатившую было усталость. Уютно потрескивающие полешки быстро нагрели воздух парилки. Елена Ивановна, куталась в халат, как туркмен, пыталась укрыться от жары, но тепло и хмель стали выдавливать из неё первые капли пота. Сначала развязался пояс, потом с плеч сполз халат, и Валя повесила его на перила. Открытое теплу тело рвалось наружу, но мокрая, прилипшая к спине и на груди сорочка, да и липкий страх (О Господи, что я делаю?), заставляли его ёжиться внутри этого кокона.
Хмель, о! чёрт, ударивший мне в голову, протянул мои руки, нет, не к телу, просто к сорочке. Я искренне хотел помочь женщине выбраться из липких кандалов. Вырез сорочки на груди упирался в маленький смешной бантик. Взявшись за края выреза, я потянул их в разные стороны. Ткань, которая пережила многократную стирку, на сей раз не выдержала и с мягким треском расползлась в стороны. Разрыв опускался всё ниже. Женщина, широко открытыми глазами, как загипнотизированная, взирала на сползающий вниз разрыв, который открывал ВСЕМ, так долго скрываемую, наготу. Истерика, иначе это не назовёшь, охватила Елену. Ну как же, её целомудренность в одночасье повержена, скомкана, попранА-А-А-А!!! Бешеный взгляд женщины, готовой отстаивать себя и своё, обжёг меня. Её руки схватили мои, нагло рвущие ЕЁ, не имеет значение, что. Я пришел в себя, но последним рывком располосовал сорочку до низа, и расслабил руки. Всё тот же бешеный взгляд, всё тоже цепкое сжатие моих рук, но в этом бешенстве, в этой цепкости появился какой-то другой смысл, который я уже понял, но никак не хотел принимать. Я не хотел ломать, устои крепости, возведённой не мной и задолго до меня, и не для меня. И вообще, я здесь никто и ни что. Я был в смятении. Женщина, которая в двое, а то и более, старше меня, теперь не отрывала от себя мои руки, а удерживала их, не в силах пойти на компромисс со своими, вбитыми в голову системой воспитания, табу.
С детства она знала, что у неё между ног — срам. И как любить своё тело после этого?
С детства она знала, что детей находят в капусте, или их приносит аист?
Танцы — распущенность, поцелуи — разврат. А ЭТИМ, толком не зная, но НУТРОМ чувствуя, чем, занимаются только падшие женщины. И, уже потом, даже с мужем она ложилась в кровать в трусах, лифе и сорочке. Какой уж тут секс.
Своего, так рано ушедшего из этого мира, мужа, она иногда, по утрам, видела в трусах. А ночью, он залезал на неё, засовывал что-то ей в СРАМ. Немного поёрзав внутри, обливал её чем-то горячим и липким, от чего сразу хотелось отмыться, отворачивался и засыпал. А в это время у неё внутри просыпались грёзы падшей женщины, и она лежала, плотно сжав колени, объятая зудом не удовлетворённого желания. Заботы о поздно и болезненно родившейся девочке, вроде бы полностью, стёрли ВСЁ. И вот, так глубоко утопленные чувства и желания, развязали сковывающие их путы предрассудков и гирляндой растущих пузырей рванулись наверх, обтекая последние преграды выдуманной морали. Но КАК сказать, что она ХОЧЕТ. Она хочет, чтобы забыли о том, сколько ей лет, а, чтобы увидели девушку, которая так и осталась не целованная, не обласканная, взятая, но не отдавшая ещё ничего, что могла отдать. Она хочет, но не знает, что, и не знает, как.
— Мама, я тебя люблю. — шепнула Наташа, обняв мать сзади.
— Натальюшка, мне стыдно. Ведь я даже в общественную баню не могу пойти, когда воды нет, стесняюсь. Я такая старая, а вы все такие молодые, красивые.
— По этому поводу анекдот:
«Лектор: — Женский пол делятся на девочек, девушек и женщин.
Вопрос из зала — А бабушки?
— А бабушки не делятся, они разлагаются.»
— Так что вы, учитывая ваш сексуальный опыт, ещё девушка.
— Давайте поиграем в машину времени? Закройте глаза.
Я снял разорванную сорочку с мокрого от пота, но нервно трясущегося, тела. Отнял прижатые к груди руки, совсем забывших о том, что внизу тоже есть, что скрывать. Оторванными от сорочки лоскутами завязал глаза и заведённые назад руки.
— А теперь давайте все вместе, смоем бремя лет с этой женщины, которая в душе всё ещё девственная девчонка. Валя, ты ведь помнишь, как? Подходи.
Я набрал в ведро холодной воды и начал, не спеша выливать её на голову мученице. От неожиданности у неё захватило дух, и она начала ртом хватать воздух. Бюст с маленькими почти высохшими грудями взметнулся вверх. А тем временем шесть ладошек прилипли к её телу и как пиявки начали «отсасывать» боль утрат и отдавать не ведомую ей ласку. Ушат тёплой воды возродил в нашей пациентке жажду жизни. Её связанные руки искали чужие руки для ответной ласки. Губы со скорбными складками в уголках, расправились в улыбке. Девчонки взялись за руки и, как не давно, вокруг меня, закружились, прижимаясь грудями к телу Елены. Я остановил кружение тел и развязал Елене руки. Не зная, куда их деть она протянула их вперёд, наткнулась на волосатую грудь Володьки и в панике отдёрнула, срывая повязку. Я остановил её порыв, взяв её руки и положив на Володькину грудь. Мои руки, спускаясь по её рукам, скользнули по грудям, по бокам, нырнули к животу и прижали её маленькую попку к моим чреслам. Она оказалась зажатой между двух мужских тел, которые были отнюдь не равнодушны к этому соседству. Я не знаю, что чувствовала эта женщина в этот момент, но тело её успокоено расслабилось и прильнуло к Володьке, обвив руками. Тот вопросительно глянул вокруг, ища поддержки. Я тоже был в растерянности, дальше то что? Поймав наши вопросительные взгляды, к нам подошла Наташа и чуть отвела мать от нас.
— Девочки обнимите и поласкайте ребят. Мамочка, а теперь смотри, смотри, как прекрасны эти нагие тела, попки, груди, тесно прижатые животики, их ласки. Нежные касания рук к самым желанным и интимным уголкам тела. И нет запретов. Есть только желание доставить радость и удовольствие друг другу. Пойдём.
Они подошли к нам. Наташа присела у ног Володи с Ириной и её руки заскользили по телам, касаясь самых чувствительных местечек, покрывая поцелуями то Иркино, то Володькино тело. Ребята, подыгрывая ей, поворачивались, то задом, то передом и ласки Наташиных губ доставались, то вздёрнотому члену Володьки, то выпяченному лобку Ирины, то их попкам. Елена, посмотрев на дочь, присела у наших с Валей ног. Она не знала с чего начать. Я положил её руку рядом со своей на бёдра Валентины и стал водить ими, как губкой. Потирая бока, плавно перешли на ягодицы. Я похлопал их, и упругие волны толкнули руку Елены. Она улыбнулась мне, и сама похлопала по Валиной заднице, а та, игриво повела задом выпятив ягодицы. Мы повернули Валю к себе лицом и стали ощупывать живот.
— Больно было? — Елена смотрела на Валю и проводила пальцем по кесареву шраму.
— Да нет. Я же под наркозом была.
— А потом?
— Да, ладно! — отмахнулась Валя — Я уж и не помню.
— Конечно, разве через такую маленькую дырочку голова пройдёт? — вопрошал я, подводя пальцы Елены к влагалищу Валентины. Валентина присела на нижний полок и широко развела ляжки, а мы с Еленой на корточках разместились перед этой сценой как в партере. Аккуратно расправив волосики и разгладив маленькие губёшки, я начал проводить для Елены краткий курс анатомии. Я взял её за запястье и её указательным пальцем стал водить по лабиринтам Валиной вульвы, рассказывая, что для чего и как называется. Моя другая рука совершала параллельный экскурс по лону Елены. Я намеренно подольше задерживался на эрогенных точках. Елена, видя, как реагирует на то, или иное прикосновение Валя, могла сравнить его со своими ощущениями, и эта хоровая мастурбация сильно их возбудила, да меня тоже. Несколько раз, синхронно проведя пальцами по их клиторам, я пригнул голову Елены к Валиной вагине.
— Пригуби этот бугорочек — показал я на клитор — Ей понравится.
Елена неуверенно коснулась влажных губ, нашла клитор и, по-детски вытянув свои губы, чмокнула. Чувствительное местечко заставило Валентину задвигать задом. Эта реакция понравилась Елене, и она смелее припала к источнику наслаждений, прижимаясь уже всем ртом.
Предоставив Елене самостоятельно познавать тело Валентины, я лёг на спину и подлез под её опущенную задницу.достоинство, да ещё сразу у двоих.
Ни разу в своей жизни она даже не допускала мысли о том, что может прикоснуться к мужскому члену, не говоря о том, чтобы ласкать и тем более целовать и сосать его.
Ни разу в своей жизни она так широко не расставляла ноги, даже перед мужем.
Ни разу в своей жизни она, с таким безрассудством не отдавалась мужчине, чужому, совсем не знакомому, но такому заботливому и нежному.
Ни разу... , как будто она только что родилась.
Она вся погрузилась в мир своих ощущений, и не было вокруг ни чего кроме них. Всё её тело превратилось в один чувствительный элемент, который как сухая губка, казалось целый век провалявшейся на пустынном солнцепёке, впитывал, каждое прикосновение, каждое движение, каждое шевеление, каждый запах тел, каждый звук, ярко иллюстрирующий происходящее.
— О! Господи! Как хорошо! Берите меня, ласкайте! Я хочу чувствовать вас всех. Я люблю вас. — говорила она, как в бреду, раскачивая головой. Её давно забытое влагалище, было удивительно плотным и, не смотря на обильную смазку, член погружался вглубь, преодолевая заметное, и очень приятное сопротивление. Погрузившись на всю длину члена, головка достала-таки дна, и я с наслаждением задерживался в этой плотно обхватившей меня глубине.
— Саша, ты можешь в неё кончить? — задала Наташа неожиданный вопрос.
— Пожалуй, да и с великим удовольствием. — ответил я, прислушиваясь к себе.
— Володя, а ты будешь? После Саши? — задала Наташа ещё один неожиданный вопрос.
— Я? Конечно! Глядя на его блаженную рожу, я тоже хочу попробовать.
— Саша, тогда давай. Раскочегарь её. Если она вдруг не успеет кончить с тобой, то Володя, я думаю, завершит тобою начатое дело.
Пока мы говорили, я, не останавливаясь, накачивал вагину этой миниатюрной женщины. Мои движения становились всё энергичнее и быстрее. Фрикции о стенки влагалища краями головки приводили меня в экстаз. Наташа просунула руку между нашими лобками и прижала уже возбуждённый клитор матери. Елена шевельнула бёдами, потом ещё и ещё и вот уже её неподвижное тело ожило, подмахивая мне на встречу. Лена открыла горящие глаза, обвила меня руками и заставила лечь на себя. Мы продолжали наш танец. Член всё чаще ударялся в заднюю стенку. Теперь она, извивалась подо мной, изредка вскрикивала. Я скоро кончу. Волна возбуждения уже вплотную подкатила ко мне. Я ещё увеличил темп толчков. Она выгнулась мне навстречу, и я кончил, плеснул пару раз и отодвинулся в сторону, уступая место торчащей наготове Володькиной елде. Подрачивая своего любимца, он подвёл его к раскрытой в ожидании, вагине. Елена с нескрываемым нетерпением ждала момента погружения и подёргивала задом ему навстречу. А Володя медлил, только касаясь краёв возбуждённого лона. Елена приподнялась, опираясь сзади на вытянутые руки, и широко раскрытыми глазами смотрела, как широкая головка погружается в неё всё глубже и глубже, увлекая за собой губки и натягивая капюшон клитора. Володя достиг дна, но не прекратил давления. Елена упала на спину и забилась, как раненая птица, часто-часто поднимая и опуская таз, и затихла. Блаженная улыбка блуждала на её лице. Она кончила, первый раз в жизни, испытав оргазм. Володя не стал вынимать член, а просто как куклу поднял женщину и, развернув к себе задом, поставил на четвереньки. В глазах Елены появился и тут же исчез вопрос, когда Володя снова задвигал своим фаллосом в её утробе. Сначала, опираясь на руки, Елена прислушивалась к новым ощущениям, ведь она даже не знала, что так тоже можно, и это оказалось тоже чертовски приятно. Володя взял её маленький зад в свои лапы и задвигал бёдрами сильнее. Её высохшая грудь болталась взад-вперёд, но она уже ничего не стеснялась, ей было ХОРОШО! Она уже не могла держаться на руках и опустилась на локти. И чем ниже она опускала грудь, тем приятнее ей становилось внутри. Она прогнула спину и опёрлась о полок грудью. И снова её захлестнул водопад ощущений. Вот член, раздвигая её плоть, продвигается вглубь, заполняя собой её всю. Она чувствует движение каждого бугорка, каждой вены его напряженного ствола. Её вагина, как рот измученного жаждой, готова проглотить и высосать всё до последней капли из этого, заполнившего её фаллоса, а он проник уже так далеко, что казалось доставал до самого сердца. А теперь, куда же, куда он уходит? Венчиком головки, перекатываясь по неровностям стенок влагалища. Нет, не вынимай, нет! Где же ты? Где? Ну, давай же вернись скорей! Скорей! О! Наконец-то! Да! Ещё! Низ живота напрягся. Всё сжалось и сосредоточилось в одной точке. ВЗРЫВ!!! Яркая вспышка!
— А-А-А-... — А-А!!! — вопль Елены резанул по ушам. Вопль наслаждения рвался наружу из тесной баньки.
Володя ускорил толчки. Вот-вот и он подойдёт к финалу. И! — И! ДА! Залп. Ещё. Ещё. Она взвизгнула. ВЗРЫВ!!! Яркая вспышка! Всем телом забилась у него в руках и, выплеснув из себя струйку мутной жидкости, заплакала.
— Что вы со мной сделали? Зачем? О! Боже! Как хорошо!
Она, прижимаясь к Володьке задом, поднялась, не выпуская его члена из влагалища. Прижалась к нему спиной и, обвив его голову руками, благодарно поцеловала в губы. Счастье светилось на её лице. Она, всё ещё прижимаясь к Володьке, протянула руки ко мне и Наташе.
— Милые мои! — шептали её губы, а руки то обнимали, то ласкали наши тела. Она поцеловала Нату в губы, прошлась по её грудям, погладила её рыжика между ног, от чего у той округлились глаза. Наталья, онемев, открыла от удивления рот. А Елена, наконец, слезла с Володькиного конца и, вплотную приблизилась ко мне.
— Саша, ты стал для меня самым первым настоящим мужчиной. Это ты показал мне, что половой акт — это не ненавистная рутина в супружеском ложе, а праздник тела. Как я боялась, что всё повториться, как раньше. Я ожидала всего что угодно, но то, что дали вы мне, мальчики... — она обернулась к Володе, и глаза её снова увлажнились от слёз — у меня нет слов. Я уже давно не была так счастлива! Я в не оплатном долгу перед всеми вами. Спасибо! Хоть на старости лет разбудили зашоренную дуру. Теперь придётся мужичка искать, а то я кажется уже снова хочу. — толи пошутила, толи всерьёз сказала она. Гордо встала, нарочито выставив всё на показ. — Давайте выпьем!
Действительно, было за что выпить. Опят выставили на середину посуду. Под шутки и приколы разливали и допивали остатки из, так кстати принесённой, полторашки.
— За потерю девственности на старости лет!
— Лучше поздно, чем никогда.
— За любовь!
— И за разнообразный секс!
Расселись на полке по кругу, мы с Володькой забились в углы, а у нас, на каждой ляжке, лежала женская голова. Мечта любого мужика.
Валентина затянула — «Зачем вы девочки красивых любите?» — Женщины подхватили...
— — — ---------------------
Так закончился этот день, полный приятных неожиданностей.
Впереди была ночь, которую я провёл на широких деревенских полатях, на мягкой перине в обществе двух удивительных, как будто только сегодня встретившихся, женщин, Наташи и её матери.
Володя оставался с Валей и Ириной, и как они его делили, он не рассказывал, но утром, круги под глазами и пятна нечаянных засосов на всём теле, говорили о многом.
Несколько раз в это лето мы топили с Володькой баньку, но не Ирины, не Елены мы больше не видели. Валентина и Наташа заходили, но порознь, что, впрочем, не мешало нам насладиться общением.
Да, уж. Соседки.