К вечеру море успокоилось, и отдыхающие понемногу начали заполнять небольшой пляж левее моего утёса. Утерев лицо от никчемных слёз, я решил искупаться, успокоиться, - в надежде, что всё само собой решится как-нибудь. Ладно, в воду, так в воду. Прикосновение к вечности всегда успокаивает.
Резво сбежав босиком по острому гребню скалы на пляж, я немного прошёл вдоль берега к своему любимому местечку: там и заходить в воду лучше всего, и в море не так далеко торчит здоровенная каменюка. Мне нравилось нежиться на этой глыбе, разглядывая людей.
Переживая больше о том, что потом некуда будет деть мокрые плавки, чем о том, что кто-нибудь что-то подумает, я скинул с себя всё и врезался в первую же волну, стараясь проплыть как можно дальше. Не холодная, но мутная вода приняла моё тело с отстранённой лаской. Вынырнув довольно далеко, я откинул с лица волосы, совершенно выгоревшие за лето.
Причёска доходила мне до плеч, а прямая чёлка закрывала брови. В едва видимых из-под каскада волос мочках ушей поблёскивали серьги, совсем не принятые среди парней Союза того времени, - так что меня частенько принимали за девушку. Плечистая девица с плавными жестами и походкой, с яйцами и мускулистыми ногами. Скандинавская фрёкен в период возмужания. Солёная вода, которую я никогда не смывал после купания, позволяла зачёсывать волосы назад, - мне это нравилось, Ваньке тоже.
Работая руками только под водой, я направился в сторону Турции быстрыми толчками. Вскоре вода стала не такой мутной, а волны - не такими крутыми, как у берега. Но желудок неприятно напомнил о своём существовании. Дьявол. А, ладно, денег один хрен мало. Значит, смело можно их потратить на жратву. Остановившись, я дал себе передышку, поддерживая тело в воде слабым шевелением рук и ног. Неожиданно с высоты очередной волны почти на меня свалился местный мужик, прозванный нами с Ванькой апостолом, за горбатый нос и почти чёрное иссушенное тело. Апостол спокойно лежал на спине, закрыв глаза, нисколько не заботясь, куда его несут волны.
- Эй, дядя! - увернувшись от розовых удивительно гладких пяток, гаркнул я. - Море, конечно, большое, но тут и другие люди плавают.
Он шевельнул бровями, открыл один глаз и ничего не сказал.
- Если вы умерли, можете не извиняться.
- А ты не умеешь лежать на воде? - низкий спокойный голос охладил моё желание выплеснуть на первого попавшегося все свои неприятности.
- Не умею, - буркнул я, набычившись. - Ноги сразу тонут.
- Странно, - он перевернулся на живот и теперь плавал рядом со мной. - А я думал, боги умеют всё. Ведь ты молодой бог. Или демон?
- Очень поэтично, - набрав в рот воды, я далеко выплюнул её толстой струйкой.
- Ты сегодня один? А где твой, - мне показалось, что в его глазах вспыхнула лукавая искорка, - обычный спутник? Я видел, ты долго сидел на скале, вон там, - Апостол указал подбородком на берег.
- Мой обычный спутник меня совсем необычно бросил, - зло проинформировал я, сузив глаза. - И вот теперь я плаваю в этом дерьме, раздумывая, утопиться сейчас или ещё побарахтаться.
- Поплыли к берегу, у тебя губы синие, - спокойно, будто не расслышав мой ответ, и не сводя с меня взгляда тёмных глаз, мужчина поплыл на спине.
Я тоже люблю на спине плавать, только без рук. Во-первых, они мне здорово при этом мешают, а во-вторых - одними ногами гораздо быстрее, и голову не надо в воду погружать. Набрав темп, чтобы не отставать от нового знакомого, я развеселился, наблюдая, как моя сморщенная от воды писька смешно телепается в завихрениях воды. До берега мы добрались быстро. Он стоял, уперев руки в бёдра, и с интересом наблюдал мой выход из моря.
- В тебе нет ложной стыдливости. Впрочем, такую красоту незачем прятать.
- Спасибо, - криво улыбнулся я. - Просто не хочу мочить вещи, неизвестно, когда удастся их потом высушить. Да и чего скрывать? У других всё то же самое.
- Похожее, но не то же, - он величественно задрал подбородок. - Ты не откажешься разделить со мной ужин? Мне давно хотелось поговорить с тобой.
- Не откажусь, - взяв кончиками пальцев воображаемую юбочку, я сделал реверанс. - Мне и переночевать-то негде, собственно.
Но тут мои мозги наконец заработали:
- А вы что, давно за мной наблюдаете?
- С первого твоего появления в нашем посёлке, - мужик церемонно склонил голову, опустив глаза.
Хм, подумал я, прямо лорд Байрон в полосатых плавках.
- Я скульптор, пропустить прекрасную модель было бы глупо. А здесь меня все знают, потому как преподаю историю в местной школе. Можешь поинтересоваться у любого прохожего, - он слегка улыбнулся. - Это я к тому, чтобы ты не боялся.
- А кто боится? - я пожал плечами. - Это вас должна беспокоить перспектива быть обворованным неизвестно кем. Разве можно первого встречного приглашать в дом?
- Ты не первый встречный и не кто попало, - веско произнёс он. - Обсох? Тогда пошли, тут недалеко.
- Как вас хоть зовут? - нацепив длинную футболку, закрывшую меня ниже колен, я сунул ноги в сандалеты и поспешил за ним.
Это была не совсем футболка, а мамина ночная рубашка, - но я её экспроприировал, соблазнившись мягкостью хлопка, расцветкой шведского флага и гербом с тремя коронами на груди. Невольно приноравливаясь к широкому шагу мужчины, возвышающегося надо мной почти на две головы, я решил, что ничего не теряю.
- Можешь называть меня Давид без отчества, но только на вы. А как твоё имя? Я слышал пару раз, как твой друг звал тебя котёнок, лапушка или заяц. Но не думаю, что это подходящие имена для парня.
- Денис моё имя, - усмехнулся я. - И вы можете меня называть, как хотите.
Эта встреча вернула мне хорошее настроение и надежду, что всё не так уж плохо в этом мире.
- Н-да? Я бы звал тебя по-другому. Пока не пойму, как, но по-другому, - остановившись, он внимательно поизучал моё лицо. - Ты напоминаешь мне какую-то статую... А, потом посмотрю дома в книгах. Ты никогда не работал моделью для скульптора?
- Нет, - я слегка опешил. - Вы хотите меня лепить?
- Глупыш, - Давид раскатисто хохотнул, показав хорошие для такого старика зубы. - Тебя природа уже вылепила. А я хочу изваять с тебя нечто прекрасное.
Так и получилось, что у Давида я завис на неделю. Он жил один в небольшом чистом доме, набитом книгами и статуэтками до потолка. Как-то сам собой я взял на себя уборку и готовку, что не вызвало никаких возражений хозяина. Мастерская находилась во дворе, где мы работали и разговаривали, либо рано утром, либо перед закатом. Мы всё время разговаривали. Господи, как мне было интересно с этим человеком! Тогда казалось, что знания его безграничны во всех областях, что он знает ответы на любые вопросы, и даже что он не совсем человек, а некое древнее мудрое существо, просто задержавшееся в этом месте. На самом деле ему было тогда всего около полтинника, но я считал Давида дряхлым старцем. Мне он мало чем мог помочь. Правда, обещал дать немного денег, чтобы я хоть до Харькова доехал поездом. Именно он подал идею добираться до Питера автостопом, рассказав, как они колесили по стране студентами.
Ты любишь велосипедные прогулки? - как-то спросил он, наблюдая мою борьбу с килограммом свежей рыбы. - Тут есть очень необычные места в горах.
- Не знаю, - честно ответил я. - Велосипед забросил давно. Надоело. Да и машину тогда отец купил. Может, я уже разучился на нём ездить?
- Раз умел, разучиться невозможно.
- Это как с сексом, - защищаясь от брызжущего масла большой крышкой, я швырял на сковороду вывалянную в муке рыбу. - Раз попробуешь - потом не оторвёшься.
- Мне трудно с тобой спорить, - Давид заложил руки за голову и потянулся. - Я уже забыл, что это такое. Так давно было.
- У вас нет женщины? - нож стремительно превращал огурцы и помидоры в тонкие колечки. - С которой вы встречаетесь?
- Нет.
- И мужчины нет? - зелень превращалась в мелкое крошево, источая невероятные ароматы.
- Мужчины тем более, - Давид тихонько фыркнул, но я ощутил спиной немигающий взгляд, прожёгший меня насквозь.
- А, понятно! Вы свободный охотник. Это мне знакомо.
- Не угадал, мой юный и бесстыжий демон Дэнис, - его грустный вздох заставил всё моё тело покрыться мурашками. - Я был когда-то вольный ветер, пока любовь не поймала и не сломала мои крылья навсегда. Ты знаешь, что такое верность?
- Любовь - знаю, верность - нет. Где будем обедать? В доме или на улице? - бросив в салат тёртого сыра, я щедро полил всё маслом и начал перемешивать странной деревянной ложкой на длинной ручке. - Мне иногда кажется, я ни к кому не смогу привязаться навсегда. Зачем? Ведь интересен процесс соблазнения, а когда добьёшься и поймёшь про человека всё, становится скучно.
- Э-э-э, знакомые речи, - Давид тепло улыбнулся, и возле его глаз собрались морщинки. - Есть такой древний бог Эрот, который летал по миру, соблазнял всех и вся, оставаясь сам равнодушным. Пока не полюбил Психею, душу. Без которой он не смог существовать. Хочешь, расскажу эту легенду?
- Нет, не сейчас, - задумчиво засунув в рот ложку, я смотрел не на него, а чуть выше его глаз. - А может, он до сих пор летает и соблазняет? Хотел бы я его встретить. Померяться, кто кого соблазнит и поставит раком.
- Денис! - строгий окрик вернул меня обратно. - Брось свои штучки и вынь ложку изо рта! Думаешь, я не знаю, зачем ты её так старательно вылизываешь? Я люблю человека, люблю очень давно, - он весь как-то обмяк, отчего сделался намного старше. - Но мы никогда не сможем быть вместе.
- Это был парень, - догадался я. - И я на него похож.
- Хватит! Разговор окончен, тема навсегда закрыта.
Мы пообедали в полном молчании, потом я вымыл посуду, полистал какую-то книгу, попытался загорать, но быстро спёкся и ушёл в дом. Давид не ругал меня за привычку шастать по дому нагишом, говорил, что так ему удобнее понимать особенности моего скелета и крепления мышц. Успокоенный ветерком и тенью, я задремал на своей кровати.
Разбудили меня комары. Ночь принесла дождь, и теперь стало немного зябко. Завернувшись в старое одеяло, я пошлёпал искать Давида. Из-под двери его комнаты пробивался неяркий свет. Я постучал и, не дожидаясь разрешения, просунул голову в приоткрытую створку.
- Вы не спите?
- Нет, - он поднял глаза от толстенного тома с фотографиями античных статуй. - Читаю. Проходи.
В два прыжка я оказался на его кровати, забрался на неё с ногами и сжался в углу, стреляя глазами по сторонам.
- О чём будем говорить?
- О вас.
- Лучше о тебе, - он приподнялся и сел, облокотившись на подушки. Книга сползла на пол. - Ты, на мой взгляд, фигура совершенно удивительная и загадочная. Ничего о себе не рассказываешь, хотя удивляешь порой глубокими познаниями человеческой натуры, интуицией и довольно зрелыми для юноши суждениями. Я постоянно наблюдаю за тобой, но так и не понял, кто ты и что.
- А я не наблюдаю за вами. Я вами любуюсь. Иногда такое ощущение, что вы не от мира сего и гораздо его старше.
- Ну, это тебе только кажется! - рассмеялся Давид. - Просто я знаю немного больше, чем ты сейчас. Однако мы в чём-то похожи. Оба не боимся смерти. Ведь правда?
- А чего её бояться? - я передёрнул плечами. - Только я ещё не боюсь и собственной памяти. А почему у вас в доме нет фотографий?
- Каких фотографий? - он замотал головой, забыв мою первую реплику.
- Ну, ваших в молодости, родственников там, друзей. Обычных фотографий.
- Мне это не нужно. Знаешь, я спокойно могу вызвать в памяти любое лицо и событие, с ним связанное. Так удобнее, чем листать пожелтевшее прошлое. Да и никто посторонний не заглянет в твою память случайно.
- Там так много неприличного, в вашей памяти? - улыбнулся я.
- Достаточно, - Давид вздохнул. - Знаешь, а я бы выпил чего-нибудь.
- Лежите, я принесу, - молнией я сорвался с места и приволок початую бутылку конька и его любимую зелёную рюмку. Поставив всё это на тумбочку возле кровати и не потрудившись спросить разрешения, я юркнул между Давидом и стеной под одеяло, по-хозяйски положив на него руку и ногу.
- Однако, - он наполнил широкую рюмку. - Не помню, чтобы я говорил, будто хочу лежать с тобой и обниматься.
- Мне холодно, - прохныкал я в его горячий бок. Тело на ощупь было действительно таким же сухим, как и выглядело. - Поболтаем, и я уйду. Вам что, жалко?
- Не жалко, - Давид пригубил коньяк. - Только не надо так сильно прижиматься, я чувствую ногой твой стоящий член. Переляг головой в другую сторону, пожалуйста.
- Пожалуйста, - недовольно передразнил я, приподнимаясь на руке до уровня его лица. - Можно подумать, вас это как-то беспокоит.
- Не беспокоит, но, - его тёмные глаза оказались в невероятной близости от моего лица, - в этом есть не совсем пристойные моменты.
Я наклонился и припал губами к его нижней губе. Поначалу Давид никак не реагировал. Затем наши губы приоткрылись, давая волю языкам, начавшим бережно изучать друг друга. Приоткрыв на миг глаза, я увидел, что он смежил веки и полностью отдался забытым ощущениям. Откинув одеяло ногой, я сел на старика верхом, прижав член к его твёрдому и горячему животу. Мои руки обняли его затылок, ероша жёсткие и наполовину седые волосы, а тело начало медленно извиваться, чтобы соски щекотали его мерно вздымающуюся грудь.
Две огромные ладони обожгли мою поясницу. Сильные пальцы Давида без труда проминали плотную броню ягодиц, заставляя меня выгибаться на всю отпущенную дурь. Это было нечто новое. Подушечками пальцев он начал ласкать мою дырочку, едва касаясь её. Неведомая волна дважды прокатилась по моему телу от пяток до макушки, а под яичками завибрировал сладкий ток.
Оставив губы Давида, я пустил свой язык изучать его жилистую шею. Кожа была немного дряблой, но он издал такой манящий стон, что я не стал прерываться. Вдруг, крепко схватив меня за плечи, старик перевернул нас обоих, и я оказался снизу. Такого яростного тайфуна поцелуев и ласк мне ещё не приходилось испытывать. А, будь что будет, махнуло рукой улетающее сознание, и я впервые отдал другому человеку право управлять собой в постели.
Давид был великолепен. Моё расслабленное тело в его руках стало арфой, на которой он играл виртуозно. Его губы творили симфонию чувственности, успевая коснуться и приласкать каждый миллиметр кожи в самых неожиданных местах. Когда мой член оказывался в его рту, небывалые волны удовольствия захлёстывали меня с головой, опадали и вновь накатывали с удвоенной силой. Всё, что я мог себе позволить, - лишь слабо гладить его тело и волосы. Впервые кто-то целовал мои ступни, шепча ласковые слова. Впервые кто-то забирал в рот пальцы на моих ногах, восхищаясь их красотой.
Давид приподнял меня за бёдра и нарисовал языком несколько жарких зигзагов прямо в ложбинке меж ягодиц. Очко испуганно сжалось, но я тут же расслабил его, позволяя проникнуть внутрь требовательному влажному агрессору: да пропади всё пропадом! Как мне хорошо! Перебросив ногу через голову Давида, я распластался на животе, широко разведя ноги. Это было нечто! Его язык доводил меня до исступления, а просунутые под бёдра ладони бережно играли с моим вздрагивающим членом. Не знаю, как он делал это. Видимо, встав на колени, обхватил меня за поясницу и приподнял до уровня своего лица. Его язык, казалось, проникал в меня до самой печёнки, заставляя стонать и желать неизвестного доселе блаженства.
Вися вниз головой, прижатый к горячему телу Давида его сильными руками, я увидел прямо перед собой прямой обрезанный член с острой головкой. Большие яички оттягивали вниз почти чёрную мошонку, а густая шерсть покрывала всё это великолепие. Из отверстия на головке не сочилась, а потоком текла прозрачная смазка. Большой. Очень большой. И как он потрясающе пахнет! Обхватив талию Давида левой рукой, правой я направил его член себе в рот. Как он взвыл! Даже замер на мгновение, но потом с удвоенной силой принялся вылизывать мою дырочку и яички.
Это было нечто. Таких поз и сочетаний моя фантазия в то время и представить не могла. Это был настоящий брачный танец двух змей - молодой и, нет, не старой, а более мощной и опытной. Пот тёк с нас обоих лавиной, дыхание сбивалось, а сердца одинаково тяжело бухали в виски. Наконец мы замерли. Я лежал на спине, он сидел на коленях, а мои поднятые вертикально сомкнутые ноги оказались прижатыми к его плечу. Давид наклонил голову к другому плечу, глядя мне в лицо счастливыми и одновременно удивлёнными глазами.
- Ты сейчас похож на пьяного контрабасиста, забывшего ноты, - сообщил я и, приподняв тело, провёл по его губам пальцами вытянутой руки.
- А ты - на беспринципного совратителя, - прошептал он, гладя мои живот и грудь. - Причём всегда. У тебя соски необычные и красивые. Знаешь? Впрочем, кого я спрашиваю. Всё ты прекрасно знаешь и нагло пользуешься этим.
- Только соски? - я оттопырил нижнюю губу, сделав при этом невинно-удивлённый взгляд. - Мне никогда не научиться делать так, как умеешь ты.
- Ты не котёнок, - он покачал головой. - Пусть ты ещё очень юн, но я почувствовал твою силу. Было такое ощущение, что я борюсь с мифическим змеем.
- Спасибо большое, - обиделся я. - Всегда мечтал услышать, как меня называют тупой холодной рептилией. Удав Вася в своей ипостаси.
- Не с удавом, - Давид не улыбнулся. - Со змеем. Это древний могучий символ природы, мудрости и силы. Видел когда- нибудь изображение змея, кусающего свой хвост? Кольцо, круг, вечное повторение.
- Мы продолжим, или мне укусить твой хвост? - поинтересовался я, теребя его не опавший член. - Сильно укусить. Неужели тебе не хочется кончить?
- Продолжим, - Давид серьёзно посмотрел мне в глаза. - Но это больше никогда не повторится. Я и так начинаю привязываться к тебе. А вот тебя привязать невозможно. Ты это знаешь? Впрочем, ты всё прекрасно знаешь, - его палец надавил мне прямо на очко. - Здесь ещё никого не было?
- Нет, - спокойно сказал я. - Но я очень хочу, чтобы ты побывал там.
- Такое доверие? - кривовато усмехнулся учитель. - Смогу ли я оправдать?
- Сможешь, - невольно я проявил властность. - Я полностью тебе доверяю во всём. Ну?
- Тогда постарайся не мешать мне. И не разговаривай, пожалуйста.
Он наклонился, опустив мои ноги рядом с собой, и припал к моим губам с требовательной жадностью. В этот раз поцелуи были более жёсткими, у меня даже губы заболели. Но возбуждение только усилилось. Давид довёл меня ласками до полного исступления. Кажется, я даже кричал и плакал, умоляя его взять меня немедленно. Однако всё вышло по-другому. Сильно сдавив мои запястья и разведя руки в стороны, Давид сам наделся на мой гудящий от напряжения член. Было несколько сухо, и он, сообразив, что может порвать мне уздечку, сбавил темп. Постепенно мы привыкли друг к другу, и мой член свободно заскользил внутри него. Я кусал губы, выворачивался и требовал прекратить. Но более сильный противник, прижимая меня к кровати и умудряясь при этом вращать бёдрами, упорно шёл к цели.
- Когда ты внутри, это нечто, - прохрипел мужчина, обхватывая весь мой орган нежным жаром своей плоти. - Он у тебя загнут. Как специально для моего удобства.
- Да хватит лекций! - закричал я. - Почему ты меня не взял?! Я что, тебе неприятен? Глуп?! Или слишком юный? Так ведь я сам хочу этого!
- Тихо, тихо, - его раскрытые губы порой касались моего лица. - Всё будет хорошо.
Я издал стон, больше похожий на львиный рык, и приподнялся вместе с ним. Но сил не хватило, пришлось бухнуться обратно, расслабившись.
- Невероятная у тебя силища, - восторженно прошептал мой учитель. - Ты готов?
Внутри меня родилось цунами. Сметая на своём пути всё, гигантская волна вырвалась наружу, затопляя вселенную. Давид закусил губу, и из его члена белой кометой вылетели горячие капли. Наши стоны слились в гимн торжества, а мокрые тела, продолжая вздрагивать от затухающих спазмов удовольствия, понемногу обмякли. Перед глазами проплыли видения ушедших времён и неведомых миров, голова кружилась отдельно от тела, а каждое прикосновение вызывало блаженную дрожь. Несколько сжатий моего члена сфинктером заставили вернуться в реальность. Давид смотрел на меня с какой-то отеческой, отстранённой и прощающей улыбкой. И не думал выпускать из себя.
- Сам ты демон, - отчего-то сердито буркнул я. - Демон и колдун.
- Я знал, что ты придёшь сегодня, - просто сообщил он. - Спать не хочешь?
- Я хочу ещё, - твёрдо заявил я, несильно проведя по его груди ногтями. - Коль этот раз единственный, пусть он продлится подольше. Пока сил хватит.
Но мы оба не угадали: было ещё несколько раз. Давид так и не решился проникнуть в меня своим прямым членом. Но он был неистощим на выдумки. В последнюю ночь я испытал невероятное блаженство, когда он, доводя меня ртом, засунул длинный палец в моё очко и заставил кончить ему в горло, только лаская простату. Однако и я не оставался в долгу: неожиданно перехватывая инициативу, сменял минет трахом и обратно и, не позволяя кончать ни ему, ни себе, доводил-таки удивительного мужчину до полного изнеможения.
Мы решили попрощаться в доме. Статуя получилась красивой: крепко сбитый эфеб подался вперёд, отбивая невидимый удар маленьким щитом. В его отведённой назад руке с коротким мечом чувствовалась неминуемая смерть противника. Сурово сдвинутые брови на точной копии моего лица уравновешивала торжествующая улыбка. Мы так и не смогли дать название этому маленькому шедевру.
Спустя несколько лет я вновь оказался в том посёлке. Но следов Давида мне найти не удалось. Почему-то я верю, что он вернулся в своё время и своё пространство. Или хотя бы к тому, кого действительно любил.