На попутках и автобусами я добрался до Вязьмы, где купил билет на поезд до Питера. Но, проезжая через Ржев, увидел на перроне Славку, свою первую любовь. Бывает же такое! Встреча что-то повернула в моей и без того бесшабашной голове, и поезд до Питера был оставлен без всяких сожалений на станции Лихославль.
Прекрасно понимая, что надо двигаться в сторону Вышнего Волочка и Бологого, я вновь вышел на трассу. Сексуальный бандит на большой дороге. Перемещаясь короткими и неудачными отрезками, я раздумывал над собственными желаниями. Как много потрясающих парней было встречено на этом пути. И каждый оказался по-своему необыкновенен. Они с такой лёгкостью дарили мне себя. Почему, интересно? А что мне мешало? Я же не девка, залётов бояться нечего. И боли я не боялся. Да и в то, что когда тебя трахают, это здорово, верил, наблюдая других. Вот только отчего-то не считал нужным позволять кому угодно проникать в мою задницу.
Хотя есть сожаление, что не дал Женьке-лейтенанту или солдатикам. Да и Рустам вполне мог бы заслужить этот приз. Уж про Димульку, солнце моё деревенское, молчу. Эх, окажись он сейчас рядом! Бля буду, оседлал бы за милую душу, и погнали бы наши заводских от заката до рассвета.
А может, к Славику поехать? Может, если он был первым любимым, пусть уж будет первым во всём и до конца? Нет, ни шагу назад! По Питеру соскучился дьявольски. Но что там будет не Ванька, - клянусь всеми богами. Хрен ему лысый по самую свастику, а не мой зад.
Опустилась ночь. В редких домиках вдоль дороги зажглись огни. Похожий на кусок хозяйственного мыла шофёр "газика" меня не вдохновлял, а решение прекратить изображение недотроги зрело с дурной силой. Выяснив, что сегодня суббота, я попросил высадить меня на краю какого-то посёлка. И, не имея в башке абсолютно никакого плана, пошагал в обход.
Здесь наверняка клуб имеется. А что, если подкараулить подгулявшего фраера посимпатичней и отдаться ему в первых же попавшихся кустах или лесочке? Ага, картина маслом, Медного зада хозяин и Данила-мастер, передовик сельского хозяйства с каменным членом наперевес! Представляю, как опешит любой, если его в темноте схватить за руку и потребовать немедленно трахнуть в задницу прямо здесь. Ой, везёт же людям, бани растоплены, дома горячий ужин ждёт, самовар, уют, постель чистая. Мужички и парни готовятся бахнуть по маленькой. А потом - кто жене под бочок, а кто и на блядки. И сколько, интересно знать, пацанов сейчас к любви готовится? У кого-то, быть может, в первый раз будет. Может, и с парнем симпатичным. Счастливые... Вздрогнув от почти реально прозвучавшего "так у тебя же, блядина, столько парней было", я загрустил. Ну, было. Так сейчас ведь нет никого. Даже завалящего.
Меня догнала скрипучая телега с неприметным возницей. Какое-то время он ехал рядом, искоса поглядывая на меня, потом, видимо, что-то решил и заговорил:
- Ты не здешний, что ли?
- Что ли, что ли, - закивал я головой на манер болванчика. - Так, проездом из Лондона в Жмеринку. Вот, думаю, а не напроситься ли мне на ночлег к кому? Да и в баньке бы попарился за милую душу. Я питерский, домой добираюсь автостопом.
- Хм, - он легонько шлёпнул вожжами по конскому крупу. - Совсем один, что ли? Не страшно? Ты ведь молодой ещё совсем.
- Не страшно. Испытание на прочность, так сказать. Может, посоветуете, у кого переночевать можно? На улице не хочу, а в сарай к кому залезешь без спросу, ещё за вора примут. Могут и по репе настучать.
- Это верно, - мужик полез в карман телогрейки и задымил беломориной. - Народ у нас ретивый, запросто может бока намять. А я сначала думал, что ты девчонка. Волосы длинные, белые, походка плавная.
- И я думал, что девчонка капризная, - хохотнул я. - А попал в это приключение - и вижу, что нет, парень. Так к кому посоветуете?
- Да хоть к нам можно. Правда, не богато, зато спокойно. И банька есть. Садись.
Одним прыжком оказавшись на телеге, я с удовольствием вытянул ноги.
- Как зовут-то тебя?
- Денис. А вы далеко живёте?
- Меня дядя Витя можешь звать. А брата моего - дядя Рома. Недалеко, сейчас свернём через пару огородов, а там рукой подать. Банька у нас что надо. Попаримся.
- Угу, - некоторое время я вглядывался в темноту, потом плюнул: один хрен, не запомню, куда и откуда мы приехали. А Витька, дядя, мать его, заметно повеселел и конягу погнал чуть быстрее. Батюшки, лишь бы не людоед!
Двора, в привычном понимании, возле их дома не было, только палисадник. Баня, белея ещё новыми брёвнами, аккуратно довершала плотный забор тёмного сада. В освещённом проёме маячила крепкая мужская фигура с тазом в руке. Разглядев огонёк возницыной папиросы, мужчина окликнул:
- Витёк, ты чего задержался? Я уже хотел один мыться, - хриплые нотки выдавали до боли знакомое зэковское прошлое. - Но, думаю, ещё подожду. Только стаканчик хряпнул.
Интересно, кто из них старший?
Мужик подошёл ближе и увидел меня:
- А это кто?
- Дениска, пацан из Питера, на ночлег попросился, - сноровисто распрягая и стреноживая коня, сообщил возница. - Ты не матерись при нём особо, Роман. Городские - они нежные, знаешь. Напугаешь ещё.
- Да материтесь, сколько влезет, - махнул я рукой. - Этим меня не удивишь.
- Сначала в баньку, потом за стол, - распорядился Виктор. - У тебя чистое есть?
- Не-а, - я хоть и стирался при первой возможности, но чистого белья на тот момент действительно не было. - Может, дадите чего? Я не привередливый.
- А как это тебя из Питера в наш угол занесло? - второй брат пристально рассматривал меня в свете, падавшем из дверей бани. - Приезжал к кому?
- Мимо проезжал...
Мне не понравилось, что он меня отлично видит, а я его нет. Поэтому я быстро прошёл в предбанник, заставив второго хозяина развернуться к свету. Ну, так и есть! Взгляд настороженный, на зубе фикса, наколка воровская чуть ниже локтя. Как там брат говорил? Сколько куполов, столько и лет отсидки? Два перстенька на пальцах синеют. Один - за малолетку, второй - не знаю за что.
Пятерик у хозяина гостил, дядя Рома? Или больше отметин не стал заводить?
Мужик присвистнул, весело глянул на вошедшего Виктора, который доставал какие-то бебёхи из полиэтиленового пакета. Тот замер, потом захохотал, налил в два стакана водки из стоящей на столе в предбаннике ополовиненной бутылки:
- Лихо тебя, Ромыч, паренёк раскусил. А ты откуда такое знаешь, Денис? В книжке прочёл? Усы не раздувай, водки не получишь. Вон, квасу себе плесни в кружку.
- А водки и не прошу, не пью, - обиделся я, опуская нос в алюминиевую кружку с квасом. - Добрые люди просветили. И что котик воровской, и что паучок о завязке говорит. Да мне пофигу. Отец с зэками работал, а брательник вообще сидел.
- Твой пахан вертухаем, что ли? - дядя Рома присел на корточки у двери.
- Обижаешь. Мой батька мастер на заводе. К нему зэков работать возят.
- А ты ершистый, - мужики степенно начали раздеваться, аккуратно развешивая вещи на вбитых в стену гвоздях. - Где братан чалился?
- Да в разных местах, - я разделся быстрее их и теперь стоял, ожидая, когда пригласят либо к столу, либо в парилку. - В последний раз к нему в Воркуту ездил. Зимой.
- Понятно. Чего стоишь, как девица перед венцом?
- Так негоже ведь наперёд хозяев что-то делать, - пожал я плечами.
- Гляди-ка, с понятиями паренёк, - дядя Рома хлопнул меня по плечу и подтолкнул к парной. - Пошли, попаримся. Чего зря базар разводить. Ох, и ладный ты, Дениска.
- Ты потише паренька-то охлопывай, - тихо сказал дядя Витя брату.
- Без тебя разберусь, - так же тихо и как-то зло ответил Роман.
В низкой баньке было настоящее пекло. Чтобы привыкнуть, я сел прямо на пол, с восторгом наблюдая, как мужики истязают друг друга вениками. Набрав себе шайку почти холодной воды, попробовал вымыть голову.
- Что не паришься, корешок?
- Да я не любитель. От лишней жары сомлеть могу быстро.
- Тогда спинку потри, у Витьки не руки, а лопаты навозные, всю кожу сдерёт.
- Ложитесь на полок.
Сильно намыливая бледную и поросшую редким волосом спину Романа, я разглядывал незнакомые татуировки. Интересно, сколько им лет? Зона, конечно, лицо человека старит. Так-то Роману лет тридцать. Поджарый. Не то, что мясистый Витька. Хотя и тот не такой старый, как показалось сначала.
- Что-то не особо вы на родных братьев похожи, - неожиданно для себя выдавил я. - Вроде одного возраста, а глаза и волосы совсем разные. Ты, дядь Витя, кареглазый и русый, а у тебя глаза голубые и волос каштановый. Да и на яйцах всё рыжее. Может, для отвода глаз братьями называетесь?
- Ишь ты! - Виктор нагнул меня, заставив опереться руками в полок над Ромой, который перевернулся на спину; большие крестьянские ладони, совсем не лопаты, неожиданно ласково разминали и мылили мне плечи. - Мы, может, молочные братья.
- Дело Витёк говорит, - Роман почесал крупные распаренные яйца и теперь нахально разглядывал, как второй мужик усердно моет мою задницу. Одну руку он положил под голову, а второй размазывал мыло себе по груди и животу. - Одну соску сосали.
Неожиданно он крепко схватил меня за член двумя пальцами:
- Неплохая у тебя женилка отросла. Красивая. В дело пускал?
- Повернись-ка, - Виктор решительно развернул меня к себе лицом, стал старательно мылить спереди, не выделяя особо ничего, и тут увидел, что Ромины ладони игриво мнут мои ягодицы: - Ромка, ты бы вышел в предбанник, остыл бы малёха. А то твой коняка уже голову поднял.
- Не твоя печаль. У самого вон тоже не на полшестого, морду вынул и глаз выпучил, - хохотнул Ромка, указывая на привставший член брата. Он сел на полке, прижал меня к себе спиной, крепко обхватив ногами и руками. Его здоровенный член твёрдо упёрся в мою поясницу. - Тебе братан о зоновских порядках всё рассказывал? А, Дениска? Сладкий ты малец всё же, так бы и съел.
- На жопу крутить собираетесь, дяденьки? - поинтересовался я, откидываясь на горячую грудь Романа и беря в руку увесистый член Виктора. - Так не возражаю я. Сразу вместе или по очереди будете?
- Оба-на! - присвистнул Роман и отпихнул меня. - А не слишком ты молод для таких речей? Мы-то с Витьком не откажемся, только ну стуканёшь?
- Не ссы, фраер, не на целку напал, - и я, не тратя слов, присел на колени, заглатывая Витькину елду по самые помидоры. Тот только охнул, отбросил мочалку и положил ладони мне на голову. Детально изучив ртом его член и яйца, я чуть вздрочнул хорошую колбасину и обернулся к Ромке: - Будем подключаться или глазки строить? Оробел? А ну, дай сюда, - по-хозяйски разведя его ноги, я придвинулся и облобызал налитую кровью головку. - Хорошо, что ты, дядя Рома, никаких шаров на зоне не вгонял. Сейчас бы по зубам погано стучало.
Мы все трое расхохотались. Никакие они оказались не братья. Просто дружили, ещё до Ромкиной отсидки. А он вернулся - и зажили мужички душа в душу на отшибе большого посёлка. Витька в основном за женщину был. В сексе он мне меньше понравился: на ласки скупой, да и топорный какой-то. А вот Ромашка, хоть и грубый в выражениях, - когда ласкал, умереть можно было. По каким-то своим принципам в рот он брал неохотно, зато вылизывал невероятно, сам веселея, когда другой тащится. В первый раз они мне на морду кончили, когда я на полу сидел. Встали, за плечи обнялись и дружно так расстреляли из огромных гаубиц.
Отдыхая потом в предбаннике, пока мужики выпивали и перекуривали, я смешил их россказнями о своих приключениях и анекдотами. Удивительно, но именно в тот момент я понял: хоть ребятам и нравится со мной трахаться, в их жизни я абсолютно лишний. Потому что друг друга они любят. И никто, даже самый распрекрасный и молодой, им не нужен. Особенно, когда кончат.
Что ж, значит - надо сделать так, чтобы им ещё раз захотелось кончить. Обняв замечательных мужиков за шеи, я зашептал:
- Рома, а давай - ты мне в попу сделаешь, а Витя одновременно в рот? Потом поменяетесь. Если захотите.
- Я тебя в зад не буду, - Виктор покраснел и потупился. - Пусть Ромка, он это любит. А вот в рот я с удовольствием. Здорово у тебя это получается.
- Н-да, Дениска, приучишь ты моего ртом ласкать. Глядишь, и от меня начнёт требовать, - Роман смачно поцеловал Виктора в губы.
- Тогда я Виктора трахну, - я приоткрыл двери бани. - Ты меня, а я его одновременно. Согласны? Тогда пошли.
И всё у нас получилось. Ромка меня два раза выдрал. Первый раз - когда я Витьку в рот имел, второй - когда в зад. Умел он это делать, паршивец! Хоть и наградил Бог мотовилом, только чертей в аду гонять, а вставлял ласково. И драл как-то нежно, что ещё и ещё хотелось.
После бани мы втроём завалились на сеновал. Сон сморил быстро, отсекая все приключения напрочь. Пригревшись между двух потрясающих мужиков, я не заметил, как вырубился. Только одна мысль мелькнула на прощание. Теперь я чётко понял, как отомщу Ванечке. Пусть меня кто-нибудь при нём отфачит, и чтобы я ему при этом в глаза смотрел. Пусть видит, как мне хорошо.
Утром я обнаружил рядом только Витька: Ромыч уже ушёл на скотный двор. Мы убрались в бане, помыли полы в доме, приготовили обед и сели на лавочке возле палисадника. Витька рассказывал о своей молодости. Как испугался, когда понял, что не любит женщин, как в Ромку втрескался, как боялся открыться ему: а вдруг разбитной парень на смех поднимет. Как сошлись они в первый раз, как из тюрьмы он милого ждал, даже не надеясь, что тот вернётся в родное село. Незаметно он не позволял мне направлять его мысли на секс, выворачивал разговор на их отношения. Я понял и не стал дожидаться Романа. Поблагодарив за всё, распрощался.
Удобная попутка подвернулась быстро, и вскоре от этого приключения остались одни воспоминания. Даже названия того села я не узнал. Бывает же: в какой-то дыре счастливы два мужика! А тут в большом городе нормального днём со огнём не отыщешь, одни придурки. Тьфу, непруха!
Впрочем, а сам-то я готов быть тем самым долгожданным? То-то и оно, что не уверен. Трахаться, вроде, готов. Даже быть верным, в принципе, мог бы попробовать. А сумею ли? Кто даст гарантию, что, даже имея рядом самого невероятного и любящего, не потащусь налево за первыми игривыми глазками и прелестной задницей? Чтобы убедиться, что в штанах там ничуть не лучше того, что имел, что характер у нового избранника похуже, да и кроме любви от меня он ещё неизвестно что требует. Или что таких, как я, там пруд пруди, с печатями и без.
Ладно, чего гадать, пока нет никого? Появится - и разберёмся.
въехал в Питер на какой-то фуре глубокой ночью. Весёлый водитель высадил меня у Сенного рынка, пожелав всего самого лучшего. Перебросив за одно плечо верный рюкзачок, я потопал к Литейному мосту. Прошёл мимо Ванькиного дома. Света, естественно, не увидел.
Какая красотища, всё-таки, утренняя широченная Нева и взметнувшийся над ней мост. От избытка чувств я разговорился с дежурным ментом на набережной. Кажется, Кириллом. Симпатичный. Жалко, фуражку он снял: не люблю чёрных и кучерявых, на лобок похожих. Как-то сбившись и растеряв задор, не мог дождаться, пока сведут мост. Почти вприпрыжку пересёк реку и вылетел на финишную прямую.
Дома я был почти в шесть утра. Милые запахи родной квартиры вызвали слёзы. Да ещё батька проснулся, только вчера приехавший. Мы позавтракали, разговаривая о том, какая у нас упрямая и сердитая бывает маман, но что мы её, конечно любим. С наслаждением я побултыхался в ванной, разложил любимый диван и засопел, зажав между ног одну из подушек.
Отдыхать оставалось чуть меньше месяца, впереди ждали обязательный для школьников колхоз и выпускной класс. С Ванечкой мы встретились. Да, простил я его, даже без скандала, и всё вернулось на прежние рельсы. Но через полгода сюжет почти повторился: точно так же бросил меня Ванечка в Риге, без денег и без объяснений. Однако куролесить по Прибалтике мне уже не захотелось, - призвав на помощь всю свою наглость, я подкараулил в аэропорту питерский экипаж, заявил, что готов отдаться им всем вместе и каждому в отдельности и прошу доставить меня домой немедленно. Опешив от такого нахальства, лётчики согласились.
Вот тогда-то, вернувшись, я и отметелил Ванечку за всё. Даже несколько вещей в квартире сломал. На память. И лекцию пламенную прочитал, - что нет никакой серой толпы и прирождённых её владык, а есть мелкие пакостные душонки вроде него, выдумавшие весь этот фашизм вместе с коммунизмом, чтобы свою убогость прикрыть да над людьми безнаказанно покуражиться. Но всему хреновому есть предел, и время всё на свои места расставляет. Поэтому, таких, как он, надо пиздить без жалости где только поймаешь.
Однажды в рабочий день - родители ещё не пришли - я готовился к экзаменам. Дни стояли жаркие для Питера, но ещё не майская теплынь. Какие-то факты нехотя перелезали из энциклопедии в мою голову и недовольно ворочались там, жалуясь на тесноту и убогость нового обиталища. Отшвырнув упрямую книгу, я налил себе полную кружку молока, стараясь отвлечься и помечтать о ком-то приятном. Резкий звонок телефона заставил подпрыгнуть и обозвать всех, и себя самого, дурными словами.
- Алё? Кому ещё хочется комиссарского тела?
- Денис? - раздался, после небольшой паузы, озадаченный вопрос, заданный каким-то знакомым голосом.
- Ну. Кто же ещё.
- Это Женька тебя беспокоит. Лейтенант. Помнишь? Я в Питере и хотел бы с тобой встретиться. Если у тебя есть время, конечно.
Я летел на это свидание, застёгиваясь на ходу. Прыгал из автобуса в метро и из метро в трамвай. Женечка! Какой молодчина, что не забыл меня. Кажется, вечность прошла, а ведь ещё и года нет! Летёха хороший! Ура, ура, ура!
Красивый старший лейтенант в парадной форме поджидал меня в условленном месте с букетом цветов. Он немного нервничал, краснел, поминутно поглядывал на часы и топтался на месте. Проходящие мимо женщины с интересом оглядывали его фигуру, привлекательное лицо и цветы. Я вылетел из трамвая, едва открылись двери, и повис на Женькиной шее, целуя его в губы, в глаза и куда попаду. Мы оба смеялись и, наверное, очень громко разговаривали. Куда-то рванули, одумались, ещё раз поцеловались, как настоящие влюблённые, и тихо пошли по самому лучшему городу на земле.
Я держал его под руку, заглядывая в глаза. А он краснел и рассказывал какую-то ерунду о людях, которых я даже не помнил, но кивал, чтобы только ему было спокойно. Какое кафе?! Первый же высотный дом в новостройках приютил нас. На последнем этаже, опёршись грудью о перила балкона, я отдался Женьке без слов, и не один раз. А потом была какая-то офицерская гостиница, номер на двоих. Мы сдвинули скрипучие кровати, плюнули на отличную слышимость и провели там целую ночь и ещё три дня.
Он уезжал домой, под Полтаву, ещё раз доказав превосходство российских солдат над шведскими. И, видит Бог, в этот раз шведы не считали себя проигравшей стороной.
Мы долго переписывались, до самого моего призыва на флот. О любви не написали ни слова, - но кто скажет, что это была не она? Постепенно переписка прекратилась. Я не жалею об этом, - и только иногда светлая грусть расправляет крылья. Особенно когда вижу молодых офицеров в летних выцветших мундирах, а в их глазах - лукавых чертенят.