Раздался звонок, девушка открыла дверь.
— Ах, Алисонька, вы всё голая ходите! — сосед смущённо уставился на её обнаженную грудь.
— А вы не смотрите, Виктор Ильич, что пялитесь, как будто впервые увидели? Я в своей квартире и ходу в чём хочу.
Чем обязана? — обнаженная красотка стояла на пороге, облокотясь плечом о дверной косяк, цинично выгнув стройный стан, чуть не касаясь лобком руки пожилого мужчины. — Да как же не смотреть на такую красавицу. За солью к вам пожаловал. Одолжите?
— Конечно, конечно, Виктор Ильич. Вам сколько крупинок отсыпать? — пошутила блондинка, не меняя позы, несмотря на то, что рука старикашки чуть ли не упиралась в её гениталии.
— Да сколько дадите. Мы всему рады, а от такой красивой женщины рады вдвойне.
— Сейчас принесу. — блондинка отправилась на кухню, кокетливо виляя задом.
— Вот! — она протянула маленький кулёчек свернутой газетки.
— Большое спасибо, вы меня выручаете как всегда. — мужчина подхватил пакетик, но остался стоять, нервно переминаясь с ноги на ногу.
— Что-нибудь ещё?
— Да, Алиса Тимофеевна, у меня к вам необычное предложение. — Какое же? — девушка положила руку себе на бедро и подогнув одну ногу, перенесла вес тела на другую, словно греческая статуя из музея. Ей было любопытно, что может предложить этот дед.
— Знаете, тут такое дело... — Старикан замялся и покраснел. — Я не сплю по ночам, я вообще очень мало сплю с тех пор как вы сюда переехали, а когда случайно увидел вас в чём мать родила, тогда, в дверную щель, то совсем потерял сон.
Он закашлялся, пытаясь отдышаться, и продолжал:
— Я ходил в поликлинику, психотерапевт мне рекомендовал вести себя более активно, испытывать как можно больше положительных эмоций, найти какое-нибудь хобби. А где их взять, эмоции эти, да и куда мне на старости лет хобби какое-то?
Но я знаю, что мне нужно, я долго думал, перед тем как прийти к вам. Мне нужны вы, только от вас я их получу, эти самые эмоции, вы моё спасение!— в горле мужчины пересохло, он волновался, но продолжал: — Я просто хочу видеть вас, это помогло бы мне справиться с бессонницей, да и вообще... — сосед вытер платком пот со лба и замолчал.
— Я не понимаю вас, Виктор Ильич, вы меня и так видите. Вот даже прямо сейчас. Что вам нужно? Просто смотреть?
— Да просто смотреть! — старик собрался с духом, вдохнул воздуха и выпалил:
— Я хочу просто смотреть и... — сосед сконфузился, не докончив фразу.
— Что и?
— И всё, больше ничего... — он так и не решился открыть своё истинное желание.
— Ну так, смотрите, никто не мешает — Алиса отошла на полметра и игриво повернулась на триста шестьдесят градусов.
— Это не совсем то, что мне нужно. Я хотел, чтобы вы это делали только для меня.
— Как необычно от вас такое слышать, Виктор Ильич, — Лиска понимала, что старикан явно хочет что-то наподобие стриптиза, но боится называть вещи своими именами. — Эка вы куда хватили! — она осознавала, что им обоим нравится этот диалог, похожий на лёгкий флирт, видела, как он возбуждается. — А я тебе за это половину своей пенсии буду отдавать, только моей бабке не говори. — сосед непроизвольно перешёл на «ТЫ» с девушкой.
— Вы хотите сказать, что готовы дать мне денег, если я буду ходить голой перед вами, как и сейчас?
— Да готов, половину всей пенсии... А, ладно — всю пенсию отдам. Бери, не жалко. — дед в сердцах махнул рукой.
— Только умоляю, ради бога, моей бабке — ни... ни!
— И какая же у вас пенсия, Виктор Ильич? — Алиса спросила просто так из вежливости, она понимала, что старику нужно чего-то большего. Эта игра в угадайку увлекла её.
— Одиннадцать тысяч, и все твоими будут.
Возбуждённый старик провёл пальцем по бесстыдно выпяченному лобку девицы.
— Но, но! Без рук. — Алиса, повысила голос, но не отстранилась.
— Ну, так как, согласна?
Лиска вспомнила, как в молодые годы хотела устроиться в пип-шоу, чтобы мужчины, которых она не видит, восхищались, мастурбировали на неё... , мастурбировали и кончали. «Работа не пыльная, безопасная и денежная. Ах, если я не отказала тогда тому замухрышке-менеджеру и отдалась прямо в кабинете, сейчас у меня была совсем другая жизнь.
И вот судьба дарит второй шанс, стоит ли упускать его? По крайней мере, нужно попробовать».
— Очень необычное предложение, очень необычное... — девушка сделала вид, что серьёзно задумалась, хотя ей захотелось этого, захотелось, так же, как старику, новых эмоций.
Инстинкт самки сработал непроизвольно, она приняла более сексуальную позу, слегка расставив ноги, выпрямилась. Теперь её груди располагались прямо перед ним, вагина манила доступной щёлочкой, и вся она, как бесстыдная нимфа, соблазняющая пожилого фавна, открылась перед соседом в своей сексуальной наготе.
Возбуждение нарастало, сейчас Алиса согласилась бы просто так, без денег поиграть со стариком. Но нужно было соблюдать определённые правила, и она тихо проговорила:
— Ну, хорошо, Виктор Ильич, я согласна. Но оставьте половину пенсии себе, а то ваша жена непременно заметит. Пошли!
— Я хотел у вас спросить, можно? — скороговоркой говорил пожилой мужчина, семенивший за девушкой. Он решился наконец, ему легче было высказать это блондинке в спину.
— Спрашивайте.
— Вы мастурбируете себе? Вы сами себя удовлетворяете, я же прав?
Мужчины к вам не ходят, а вы такая красивая и привлекательная...
— Да, удовлетворяю, а что? — Алю смутил столь откровенный вопрос, но она и не думала скрывать очевидного.
«Хитрый лис, вот что он хочет увидеть. Он хочет, чтобы я кончила перед ним. А то зачем он об этом спрашивает? Вот и хорошо, все точки над i расставлены».
— Я так и думал, — старик удовлетворённо буркнул. Сейчас для него было достаточно просто знать, что она это делает.
«Куда же его посадить, и что самой предпринять?» — Аля лихорадочно соображала, пока они шли в её комнату. «Эврика, у меня есть большой металлический фаллос, подаренный когда-то Демъеном, он будет кстати».
Молодая женщина посадила старика на стул у окна, и со словами:
— Подождите минуточку, я сейчас приму душ, — вышла из комнаты.
Намыливаясь и доскабливая бритвой свои гениталии, она не торопилась, зная, что чем больше ждёт клиент, тем сильнее разгорается его желание. Главное его не передержать.
Похорошевшая, свежая, подрумяненная блондинка выпорхнула из ванны. — Ого! Вот это да! Моё бедное сердечко может этого не выдержать... — прошептал старик, видя перед собой нагую девушку на каблуках, держащую в руках блестящий алюминиевый ящик, сверкающий металлическими вставками.
Алиса нарочно, повернувшись спиной, медленно наклонилась, опуская ящик на кровать. Она знала, что вид её раздвинутых булок, между которыми так соблазнительно видна щель, не оставит старика равнодушным.
Лихорадочное сопение и причмокивание за спиной доказывали, что она права. Она текла, и её половые губы, изрядно увлажнившись, поблескивали в хорошо освящённом помещении.
— Не смотреть! Пока рано. — проказница закрыла ладонью промежность, просунув руку между ног. Потом медленно-медленно провела пальчиком по линии разреза вагины, прекрасно понимая, что он всё равно смотрит. Аля выпрямилась и замерла, давая возможность гостю оценить свой стан, задницу, бёдра, талию — всё то, что она считала самым привлекательным в своей фигуре.
— А что у тебя в этой коробке? — нетерпеливый голос пожилого мужчины вывел её из затянувшегося стопора.
— Не торопитесь, Виктор ...
Ильич, всё узнаете, всему своё время. — сказала Алиса обернувшись.
Девушка выдвинула стул и села напротив созерцателя, плотно сдвинув ноги, как ученица за партой.
— Вы готовы Виктор? — она намеренно назвала только его имя.
— Да. — отрывисто произнес он и впился ногтями в свои трясущиеся коленки.
Аля медленно отвела в сторону сначала одну ногу, потом вторую, раскрывая перед единственным зрителем мир своего естества и сексуальности. Её аккуратная бритая пися походила на нераскрывшийся бутон розы со склеенными лепестками, которым вскорости суждено будет раскрыться, под умелыми пальчиками, выставив всё самое сокровенное что есть у девушки. — Так видно?
— Да! — хриплый возглас одобрения прозвучал в тишине.
Её пальчик скользнул в щель, пролез в дырочку и не спеша задвигался в узком влагалище.
Дыхание девушки становилось глубже, движения интенсивнее...
Вот уже и второй пальчик оказался внутри, вот третий, четвёртый. Грудь её вздымалась, рот приоткрылся, ноги непроизвольно поползли вверх, как будто она ждала проникновения чего-то большого твердого и горячего, того, что есть у каждого мужчины.
Напротив сидел потный созерцатель, впившийся взглядом в самую сердцевину чарующего прохода, дающего жизнь каждому человеку. Он, то бледнел, то краснел, не зная, куда деть свои ноги и руки.
— А-а-а-а!!! — простонала девушка. — Нет!!!
— Что нет? — дед недоумённо смотрел на раскрасневшуюся Альку.
— Да так, ничего. — вслух произнесла она, а про себя добавила: «Не вздумай кончить сейчас, ты же не вывела на сцену своего главного козыря». Она снова села и сдвинула ноги.
Аккуратно поставив на колени алюминиевый ящичек, она, расстегнув замки, открыла его. В глубине чёрного бархата блеснула полированная сталь металлического дилдо. Бережно, будто дорогую китайскую статуэтку, она извлекла его. Это было настоящее произведение искусства: гладкий, почти космической формы, хромированный фаллос искрился тысячей огней, отражённых от его поверхности. — А вот мой любимый мальчик! — соврала Ли́са. Если быть честной, она никогда не использовала его, холодный металл и тяжесть лёгкой гантели совершенно не возбуждали её, к тому же она с предубеждением относилась ко всяким заменителям, предпочитая натуральные мужские пенисы или свои руки. Но для показного оргазма он подходил как нельзя лучше.
Ли́са сунула в рот блестящую сталь, имитируя сосание члена. Медленно проведя фаллосом по груди, поиграв им сосками, опустила к промежности. Возбуждённая вагина, переполненная соками, моментально поглотила хромированное дилдо, оставив наружи только серебристый кончик.
Холодная сталь моментально вызвала сокращение влагалищных мышц.
Не будем описывать всех интимных подробностей этого события, упомянем только о том, что Алисе приходилось несколько раз сдерживать крики, чтобы не спалить похотливого соседа. Она без труда сумела довести себя до оргазма тяжёлым металлическим инструментом. У неё всё получилось.
Он увидел всё. Увидел, как пульсирует влагалище, увидел, как изливается сок её естества из раздраконенного отверстия, стекая на половые губы, растянутые пальчиками, как эти капли падают на стул, видел, как разбух и надулся клитор, превратившись из маленькой розовой горошины в большую, темно-красную кнопищу, размером в лесной орех, на которую подмывало нажать, как на пусковую кнопку
Театр одного актёра и одного зрителя, так внезапно открывшийс я в её съемной квартире, обещал принести много удовольствия обоим его участникам.
На следующий день под вечер раздался звонок.
— Вот, это вам! — Виктор Ильич трясущимися руками протягивал аккуратно сложенные пополам купюры, — все пять тысяч пятьсот рублей, все пересчитаны, можете не проверять.
А вот ещё пять тысяч пятьсот! Вы впустите меня?
Алиса не сразу поняла, чего хочет неугомонный дед...
— Виктор Ильич, остыньте, расслабьтесь, и приходите через месяц, не раньше. — девушка с хохотом захлопнула дверь. Ей было хорошо и весело, теперь у неё под боком появился свой благодарный зритель, почитатель её красоты и темперамента.
Так Алиса обрела новое хобби, на которое совершенно не нужно было тратить ни времени, ни денег. Как раз наоборот, денежки сами просились ей в карман.
В течение следующих недель беспокойный сосед не раз заходил к эпатажной блондинке, придумывая то один, то другой повод, но так и не решившись снова предложить что-нибудь этакое.
Наконец, в одну из пятниц, в дверь позвонили. На пороге стоял Виктор Ильич с огромной охапкой садовых цветов.
— Вот, это вам, с дачи. Еле довёз. Возьмите, от всего сердца предлагаю.
У Али моментально поднялось настроение, она подхватила охапку, поблагодарив пожилого мужчину.
— А я смотрю, вы сегодня в трусиках. Смотритесь очень сексуально. Вам и в трусиках очень идёт. — Виктор Петрович беззастенчиво любовался молодой женщиной, стоящей с букетом в одних трусах.
— Спасибо.
— Ну, я зайду завтра, как договаривались?
— Ах, да! Неужели целый месяц прошёл? — Аля совсем закрутилась с работой и школой, дни мелькали калейдоскопом, обгоняя один-другой.
— Нет, пока. Но завтра будет ровно месяц.
— Хорошо, приходите, только попозже. — Алиса уже подумывала, как быстрее уложить дочку спать, чтобы она не помешала маме.
— Непременно. Пенсию я уже получил. — сосед похлопал себе по карману и, довольный собой, пошёл по коридору.
На этот раз Алиса решила сделать всё иначе. Почти каждый мужчина любит смотреть, как женщина раздевается, так зачем же лишать старика этого удовольствия. Тем более он сам намекнул на это, обратив внимание на её трусики.
Девушка вышла встречать гостя в короткой сексуальной юбочке и майке на голое тело.
— О, вы сегодня такая нарядная.
Было заметно, как обрадовался сосед таким переменам. Он стоял на пороге, сжимая в руках большой свёрток квадратной формы.
— Что это у вас, Виктор Ильич? — Алису распирало любопытство. «Наверное, какая-то старая рухлядь или, совершенно не нужная ей, но имеющая большое значение для него, вещь скрывается за обёрткой?»
— О, это пока секрет. Но я вам его обязательно открою.
Виктор Ильич шагнул в прихожую вслед за полуголой девушкой, не отрывая взгляда от её стройных ног.
— Садитесь вот сюда. — Алиса указала на заранее приготовленный стул, стоящий у стены напротив окна.
— Знаете, Алисонька, теперь вы играете такую огромную роль в моей жизни... Вы, наверное, единственный источник счастья, способный скрасить мои уходящие годы, а может быть, и дни, кто знает... — сосед заговорил, ещё не успев сесть на стул, — И я решил сделать вам подарок. Это очень ценная вещь! — он стал торопливо разворачивать обёртку, обнажая край медного оклада какой-то иконы. — Это старинная икона святого Спиридона. Восемнадцатый век, посеребрённый медный оклад, правда, уже весь потёртый.
Вот посмотрите...
Эта икона досталась мне от моего старшего брата, а ему от нашего отца. И я хочу преподнести её вам.
Ещё в прошлый раз я заметил, что у вас в красном углу целый иконостас собран. Почти все святые и мученики. Но то, что я дарю, настоящая святыня, наша семейная реликвия, защищающая и оберегающая наш род от всякой напасти, которую мы передаём от отца к сыну.
К сожалению, сына у меня нет, и я решил, что вам она больше пригодится, чем моим потомкам. — он закончил свою длинную речь и сел, бережно держа в руках семейную реликвию....
Взор горел, грудь вздымалась, было видно, что он горд собой, горд и рад, что отдаёт этот бесценный дар в её руки. Глаза его увлажнились, и он часто моргал, пытаясь не выпустить слезу, готовую сорваться вниз. — Ну что вы, Виктор Ильич, я не могу принять такую ценную вещь, тем более вашу семейную реликвию. Кто я такая — простая соседка, которую вы и трёх месяцев не знаете. А эта икона стоит, наверное, многих тысяч. Оставьте её в своей семье. Вас же жена съест с потрохами, когда заметит пропажу.
Моя жена даже и не заметит, а если заметит — ей на это наплевать. Она и в церковь ходит лишь для галочки, совершенно не веря в бога, показуха сплошная.
Эта икона бесценна, потому что не имеет цены. Кощунство её продавать, сколько бы она ни стоила. Её можно либо отдать, либо подарить.
Примите от меня её, пожалуйста. Уважьте старика. — Вы меня растрогали, Виктор Ильич. — Аля сама чуть не заплакала от нахлынувших чувств.
Действительно, глубоко веря в бога, регулярно посещая церковь, причащаясь и исповедуясь, она была настоящей ценительницей этого дара.
Естественно, обо всех её тайных грехах знал её исповедник, отец Анисим, Которому, вскорости, предстояло узнать и об этом даре, и об этом вечере. Но неисповедимы пути господни...
— Большое спасибо, от всей души спасибо! — Алиса бережно взяла икону из рук старика и поставила на стол.
Но подарок подарком, а дело делом:
— А вы все-таки садитесь. — Ли́ска чуть ли не силой усадила соседа на стул и отошла к окну. Здесь, на фоне тёмных стёкол она решила разыграть небольшую сценку.
Тихо играла музыка, в хорошо освящённом помещении в одиночестве танцевала девушка. Нарушая все традиции стриптиза, Аля первым делом скинула юбку, и подойдя почти вплотную к застывшему мужчине, извиваясь, чуть ли не касаясь его носа своим лобком, задвигала бёдрами. Покрутившись так несколько минут, блондинка вернулась к окну, и, медленно-медленно, словно томная ленивая барыня, стянула с себя майку.
— Оп-ля!! Теперь я совсем голенькая, вам же нравятся голенькие девушки, Виктор Ильич, правда? — Алиса сказала неправду, она не была совсем голой, на ней оставались ещё туфли, туфли на прозрачной пластиковой платформе с высоченным каблуком.
— Мне нравитесь вы, Алисонька. Вы, и только вы, в любом виде! — старик млел от увиденного, ему вдруг захотелось секса, наверное, впервые за последние пять лет.
— Что хотите, чтобы я сделала? — Аля, обогнув стул, потрепала старикана по голове.
— Всё что угодно, делайте всё что нравиться, только не останавливайтесь.Виктор Петрович волновался, голова слегка кружилась. «Давление! Надо было валерьянки принять перед визитом» — подумал он.
Алиса вновь зашла спереди, и села, раздвинув ноги, на колени старика, грудями упираясь в его лицо.
Старикашка кайфовал, он с жадностью стал целовать и облизывать набухшие Алины соски́. Девушке, как ни странно, это было приятно, лёгкий флирт, которым она хотела сегодня отделаться, грозил перейти в нечто большее.
Соблазнительница встала, и, повернувшись задом к пожилому человеку, медленно наклонилась. Её щель при верхнем рассеянном свете смотрелась восхитительно. Половые губы, похожие на спелый персик выглядели сладкими и аппетитными, как две палочки Твикс в телевизионной рекламе. Алиса, руками раздвинула свои булки, ещё сильнее раскрывая трепещущие внутренности.
— Ну целуй же, целуй!Старик с жадностью впился в промежность. Задыхаясь и чавкая, он упорно сосал, лизал, прикусывал, попав как голодный козёл в огород, полный капусты.
— Ах!!! Как приятно! — подбадривала его Аля. «Всё-таки я должна сделать так, чтобы он был удовлетворён, эта моя обязанность, мой долг, в конце концов, перед собой. Такой дорогой подарок должен быть оплачен...»
Виктор Ильич чувствовал, как поднимается его член, давно уже не знавший женских ласк.
— А-а-а-а-а-а-а!!! Алиса глубоко выдохнула, сжимая одновременно мышцы таза, имитируя оргазм.
— Вот это да! — она обернулась на цветущего, довольного собой старика.
— А что там делает мой мальчик? — девушка наклонилась, и, расстегнув пуговицы ширинки, достала пенис с давно не знавший бритвы. Подавив секундное отвращение, она прошептала: — Да это не мальчик, это настоящий гигант.
— Да, это мой гигант. И он многое может. — Виктор Ильич сейчас и вправду думал, что это так.
Блондинка села на корточки, и принялась за привычную работу — мастурбировать мужской пенис, изредка полизывая языком его головку.
Святой Спиридон укоризненно смотрел с иконы на это богопротивное занятие. «Оральный секс, как же людишки всё извратили, наверное, неискоренима их тягам к греху. Эх, нарушают они заповедь господню. «Плодитесь и размножайтесь» — что ещё нужно человеку для счастья. Но нет, им этого мало, им секс подавай в самых необычных его формах. Сатана, будь он неладен, одержал победу в этой схватке с господом. Человечество с каждым следующим поколением погружается всё глубже и глубже в пучину разврата. Куда же его выведет эта кривая. Видит бог, Конец Света не за горами».
Много святой Спиридон повидал за последние три века, но теперешние человеческие отпрыски превзошли своих предков по разврату и похоти.
Проведя почти полвека на стене, в сумраке церковной молельни, он скучал. Однообразие и рутина на протяжении десятилетий...
Но в один из коротких зимних дней, когда маленькие церковные оконца покрываются таким слоем льда, что почти не пропускают свет, и люди, что в прежние времена неторопливо и чинно входили, крестились на все четыре стороны, теперь влетали как обмороженные зайцы-рысаки, пришли солдаты в грязно-синей форме, укутанные, кто во что горазд. Спасаясь от русских морозов, эти вандалы прямо в центре святого дома разожгли костёр. Все иконы, вся деревянная церковная утварь, всё, что хоть как-то могло гореть пошло для обогрева бесчинствующих французских католиков. Они изгадили все углы, побили стёкла, даже могучие дубовые ворота были изрублены и сожжены. Но святой Спиридон каким-то чудом уцелел, видимо, бог его сохранил.
И вот тогда, по весне, простой крепостной крестьянин Фёдор Крысин из деревни Иваново, Смоленской губернии, проходя мимо полуразрушенной церкви, заглянув внутрь, чтобы помолиться господу за убиенных русских и за здравие оставшихся в живых, заметил за грудой осколков черепицы серебристый блеск.
Так, Святой Спиридон стал хранителем семьи Крысиных.
Ему понравилось в тёплой низкой крестьянской избушке. Тут чувствовался уют и покой. Мужчины, хоть и были тиранами в душе, но уважительно относились к женщинам, а женщины, хоть и бесправные и забитые, всегда получали то, что хотели, благодаря своим незамысловатым женским хитростям и уловкам.
Секса в многолюдном семействе было предостаточно. Крестьяне сношались и размножались как кролики. Но, то был чинный, размеренный секс, без излишеств и изысков. Икону всегда аккуратно накрывали специальным полотенцем, чтобы не смущать святого старца плотскими грехами, чтобы святой Спиридон не подглядывал.
Люди рождались и умирали, молились и ругались... Правда, однажды, во время свадьбы Кузьмы и Анфисы, девки статной и охочей до секса, произошёл курьёз. Пока жених спал, перебрав первача, невесту отодрал сначала свидетель, потом деверь, следом свёкор, и даже шурин присоседился, как новоявленная родня. Все родственники по мужской линии отметились в будущей хозяйке дому. Невеста,...
остались довольна, а новоявленный муж через девять месяцев стал счастливым отцом, так до конца жизни и не узнав, что растил и воспитывал не своего первенца.
Ах, как тогда святой Спиридон возмущался, как сурово буравил взглядом прелюбодеев, если бы он знал, что ему предстоит узреть впоследствии.
Более ста лет ничего не менялось в этой покосившейся избёнке. Но пришло новое время, большевики начали насаждать свои порядки. Разразился страшнейший голод, хуже, чем при французах. Люди умирали на дорогах, на печах и полатях. Вот тогда молодой парень, ныне покойный Никифор Крысин, прапрадед Виктора Ильича, взяв с собой котомку с пожитками и чудотворную икону, отправился на поиски своего счастья.
Долго он скитался и мытарился, но не бросал семейную реликвию. Даже умирая с голоду, не помышлял о её продаже. И святой Спиридон защитил своего хранителя. Никифор устроился на завод, получив по разнарядке комнату в общаге и трёх девушек на выбор: Марфу, Надежду и Анфису. Он выбрал Анфису, только из-за её огромного зада и больших сисек. Страшненькая, с гнилыми зубами, но покладистая и охочая до е́бли, она принесла ему сразу двойню, потом ещё одного. Этот один и закутил так, что сам святой Спиридон покраснел, если мог.
Ещё с юных лет, уверовав в вечное справедливое царствие рабочих и крестьян, сынок проникся идеями равенства и братства. Пионер, потом комсомольский активист, к вопросам полов он подходил по большевистски. Большой красно-чёрный плакат висел на стене комсорга завода «Красный пролетарий», Ильи Крысина: «Каждый комсомолец должен незамедлительно удовлетворять свою половую потребность, а каждая комсомолка должна в этом ему помогать, а иначе она мещанка», а если ты мешанка — то пиши, пропало: в суровые тридцатые годы с людьми не церемонились.
Сколько же он девок перепортил под сенью этого кабинета, сколько душ покалечил, слава богу, этого не видел святой Спиридон, который и достался тому по наследству. Не известно по каким причинам Илья не избавился от семейной реликвии, наверное, что-то человеческое в нём всё же было. Он, вдоволь натешившись женским полом, как всякий большевик, взял в жёны себе молодую комсомолку Екатерину, послушную и необыкновенно красивую девушку. Илья её полюбил, у них родился сын Иван. И всё было хорошо в их семье, если не беда, которая пришла тогда ко многим, внезапно и незаслуженно. Однажды ночью за ним приехал чёрный воронок и увёз в темноту. Через пять дней он был расстрелян по приговору сталинской тройки в подвале смоленского НКВД, как враг народа.
Екатерину, вместе с маленьким Ваней лишили всего — казённой квартиры, усиленного партийного пайка, всех привилегий.
Подхватив под мышку Святого, всё то, что осталось от семейства Крысиных, рвануло в Москву, к дальним родственникам Екатерины.
Сколько раз молодой женщине приходилось торговать собой, отдаваться за еду или место в вагоне, прежде чем они вступили на пирон Белорусского вокзала.
Златоглавая их встретила многолюдной пёстрой толпой, черными автомобилями и почти полным отсутствием лошадей, что было в диковинку для девушки, всю жизнь прожившей в уездном городе.
Родственники приняли её без радости, выделив маленький закуток в тёмной комнате. Через девять месяцев она родила девочку, но та умерла от какой-то кишечной болезни, так и не увидав ни одного из двух десятков своих вероятных отцов. Не окрепшее тельце ребенка убила просто высокая температура. Женщина долго переживала, но надо было продолжать жить.
Работая судомойкой в городской столовой, отдаваясь дяде Леше, который, втихаря от супруги, периодически парил свой член, в, не лишённом привлекательности её теле, она растила мальчика. Войну они пережили спокойно, хотя было трудно и голодно. Родня бежала при приближении немцев за Урал, оставив приживалку охранять квартиру, да так и исчезла, канув в Лету просто не вернувшись обратно. Одна в огромной квартире на Тверской, она чувствовала себя царевной в мрачном сказочном замке. Несмотря на лишения это были самые счастливые её годы. Она водила к себе молоденьких офицеров, которые, особенно если только что с фронта, уж очень были охочи до женского тела. А святой Спиридон всё видел. Видел, как прелюбодействует с чужими мужьями вдова, как занимается непотребствами, впуская в рот мужские органы, как пожирает своих вероятных детей. Особенно его возмущали сцены содомии. Неужели неискоренима эта тлетворная жажда сынов человеческих заниматься этим распутством, неужели мало им Содома и Гоморры? — он взирал со стены за проказами Екатерины и сокрушался. Но это видел не один он, Ивашка, её сын, тоже всё видел и мотал на ус. Внутри маленькой головки формировался свой сексуальный мир.
После войны их уплотнили, оставив одну большую комнату на двоих, но и это было за счастье, учитывая в каких условиях, содержал их дядя Лёша.
Как раз к «новоселью» у посудомойки родился ещё один сын от какого-то залётного штабного майора, который провёл с ней всего одну ночь, не оставив ни адреса, ни фамилии. Назвала она его ласково, Витенькой.
Рос он скромным болезненным мальчиком, ничем не интересовался, почти не выходил из дома. Неожиданно у него проснулся интерес к шпионству и наушничеству. Ему было интересно всё, что хотят скрыть, подслушать всё, что не хотят говорить. А когда Иван стал приводить к себе своих первых баб, стал подсматривать за незатейливыми оргиями родственника. Вскоре он стал одержим только этим. Витя научился притворяться спящим, весь превращаясь в одно большое око и ухо, впитывая в себя звуки и образы происходящего на соседней кровати. А посмотреть было на что. Постельные сцены его развлекали лучше всякого телевизора, который он иногда смотрел у соседей. Его братец, особо не балуя ласками, драл уличных девиц как Сидоровых коз, ничуть не считаясь с их желаниями. Как ни странно, а они его любили, выполняя любые его кобелиные прихоти. Вскоре нашлась царица сердца Ивана — Зинаида, высокая дородная женщина, с большими стоячими сиськами. Зацепила она его тем, что не дала, ни в первый, ни во второй раз, ни в третий раз. — До свадьбы нельзя! — так говорила она. Воспалённый упрямством Зинаиды, Иван, так воспылал к ней желанием, что, не прошло двух недель, как сделал ей предложение.
К свадьбе долго не готовились: у знакомых одолжили белое платье, срочно разделили комнату братьев картонной переборкой, купили в долг два ящика водки и закатили пир на всю улицу, как это тогда было принято.
В эту ночь Витеньке повезло: родня приезжей по лимиту Зинаиды осталась ночевать в его каморке, его же положили на раскладушку в комнате новобрачных. Слава богу, то, что творилось в этой комнатке, не видел святой Спиридон, зато Витёк увидел такое, что навсегда отложилось в его детском мозгу негативным отпечатком.
Изрядно пьяный Иван, не слушая стенаний новоиспечённой жены, сорвав с неё одежду, принудил сосать свой детородный орган. Зинаида вырывалась, плакала, чуть не блевала, но не избежала своей горькой участи. Но это были только цветочки. Профессионально порвав целку, он принялся окультуривать её анус. Тут истерик было в тысячу раз больше. Не только родные и гости, но и соседи слышали жуткие вопли невесты, сношаемой в зад, слышали, жалели, но ничего поделать не могли. Маленький Витя сжимал кулаки, его подмывало выскочить из-под одеяла, наброситься на этого изверга, спасти бедную девушку, но он так и остался пассивным наблюдателем этих сцен.
Зато наутро, как ни в чем не бывало Зинаида и сосала и трахалась с новобрачным, казалось, не вспоминая ужасов прошедший ночи.
Теперь Виктор был занят самым настоящим шпионством. Он проделал отверстие в картонной стене, и с помощью системы зеркал установил тотальную слежку за молодой парой. Ни один сексуальный контакт не обходился без его незримого присутствия. Он стал, как бы третьим участником их сексуальных оргий,...
переживая и наслаждаясь вместе с ними.
Особенно ему нравилось, как Зинаида сосёт. Делала это она всегда в одной позе: садясь на колени, выпятив голый зад, как раз к тайному смотровому окошку, мыча и причмокивая. Её, покрытая обильной растительностью половая щель так притягивала маленького Витю, что даже снилась ему. Он научился онанировать, особенно ему нравилось кончать одновременно с Зинаидой.
Но нередко рядовые сцены соития превращались в драму. Это случалось, когда брат напивался, а напивался он регулярно. Он бил её, хлестал ремнём, нередко девушку можно было увидеть с плохо заштукатуренным фингалом на лице. Но она терпела, терпела уже не любя, потому что так принято.
Память оставила ему и неоднократно повторяемую сцену,, когда, брат, надравшись с приятелями-доминошниками водки, тащит за волосы свою жёнушку в каморку, и там злобно долбит её бутылкой кефира приговаривая:
— Хочешь такой, сука, ведь хочешь такой! Хочешь... Хочешь... Хочешь... ?
Потом развалившись на кровати, с наслаждением выпивает эту же бутылку, и под чавканье и причмокивания минета Зинаиды, засыпает.
У Вити была крылатая мечта: он хотел стать фотографом, хотел делать великолепные репортажные снимки, ездить по экзотическим местам и снимать ландшафты.
С первой стипендии он купил себе фотоаппарат Ломо-Компак в магазине Кинолюбитель. Но первое, что он решил запечатлеть была не природа, не портрет, его целиком захватила идея сфотографировать брата с невесткой в процессе соития. Эта опасная идея перевернула всю его жизнь вверх дном.
— А, попался! Иван, посмотри, чем твой братишка занимается? — Нагая Зинаида вертела в руках фотоаппарат, только что вырванный из рук незадачливого папарацци, прямо через, расширенное недавно, смотровое окошко. Как она смогла услышать звук спускаемого затвора во время акта?
— Убью, сученыша! — пьяный Иван, торопливо натянув кальсоны, ворвался к брату в комнату. Но его уже не было. Перебираясь по московским крышам, он улизнул, удрал, чтобы больше никогда не возвращаться.
С тех пор святой Спиридон не видел Витю, не видел до самой смерти Ивана.
И вот теперь чудотворец перешёл в новые руки, семья Крысиных лишилась и поддержки и защиты Святой иконы.
Алиса дрочила старательно, кончик языка нежно касался самых чувствительных мест восьмидесятлетнего пениса, не гнушаясь иногда заглотить его полностью, пропуская в горло на всю длину. Очень мешали лобковые волосы, они лезли в глаза, щекотали нос, но она, несмотря на неприятные ощущения, старательно работала ртом.
Двое из троих знали, что это только игра: Аля не могла просто так принять святой дар, она хотела оказать услугу в ответ, сделать человеку приятное, святой Спиридон, давно поняв суть всех женщин, и не сомневался в неискренних меркантильных мотивах этого поступка, и только третий — наивно верил, что женщина сосёт бескорыстно, сосёт, потому что хочет, сосёт, потому что ей нравится сосать его пенис, сосёт, потому что он такой необыкновенный, добрый, великодушный человек.
Но увы, всё было не так, старик пребывал в своих иллюзиях, но эти иллюзии делали его счастливым.
«Как же сложно от него добиться хоть чего-то», — думала Аля дроча, облизывая старческий писюн, — «Но нет, у него же есть эрекция, вон как стоит, не у каждого молодого такое увидишь». Она уже устала, руки и рот отказывались подчиняться, но ей нужно было во что бы то ни стало довести дело до конца. Она этого хотела, как хочет художник, торопливо дорисовывающий картину, быстрее показать её людям.
«Ну вот, наконец-то!» — женщина почувствовала, что он сейчас кончит...
«Так много энергии, так много работы, а такой результат?» — из глубокой прорези тёмно-красной головки старика выступила всего одна маленькая горошина спермы.
Ли́са, кончиком языка подцепила её, всем своим видом показывая, как она рада даже этому скромному дару, и проглотила, сладко облизнувшись.
Старикан был вне себя от счастья, сегодня он получил такое, о чём не смел мечтать. Ему казалось, что он влюбился, что он любит эту девушку всем сердцем, и это было не далеко от правды.
— Приходите в следующую субботу, Виктор Ильич. — Как врач, назначающий пациенту следующий сеанс, сказала Алиса.
— А как же... — старик запнулся, ударив себе уже по пустому карману.
— Денег не нужно, будете платить, как договорились ранее — перебила она его, не дав договорить.
— О! Это так здорово! Вы ангел, Лисонька, самый настоящий ангел! — сосед, с глупой задумчивой улыбкой на лице, ушёл к себе домой.
Не прошло минуты, как за стеной разгорелся скандал. Послышались крики, ругань и звон бьющейся посуды.
«Ну вот и ему досталось». — совершенно без эмоций констатировала женщина.
Аля не спешила, приняла душ, допила чай, и бережно взяв в руки икону, взглянула на старца. Святой Спиридон с укоризной смотрел на неё...
(напишу продолжение если будет выше семёрки)