Барон и Паж
Был предвечерний час. Солнце, утомленное дневным дежурством, склонялось к синему лесу на горизонте. Оно ласково грело двух всадников, пересекающих, как казалось, бескрайнее поле. Тонконогий арабский скакун плясал возле грузного боевого коня. Наездники так же разительно отличались друг от друга. На крупном коне сидел, одетый в грубую рубашку с металлическими бляшками, крупный мужчина лет сорока от роду. Одежда указывала на его военное ремесло. Он не сводил глаз со своего юного спутника, сидящего на прекрасном иноходце. Юноше было лет восемнадцать. Одетый в расшитую бархатную курточку, белую фланелевую рубашку и белые, облегающие ноги панталоны, заправленные в замшевые сапожки, он выглядел в обрамлении будничного пейзажа, как золотая монета среди медяков. Юному наезднику так и хотелось пуститься вскачь на своем резвом скакуне. Он озорно смотрел на своего массивного попутчика, уже своим присутствием будто ограничивающего его нетерпение. Воин властно, но благосклонно смотрел на красивого паренька и невольно улыбался в ответ его заразительному смеху.
Посреди дороги молодец не выдержал спокойного хода и пустил своего коня в аллюр к виднеющемуся вдали дереву, стоящему одиноко посреди поля. Его спутник тоже прибавил ходу, срезая углы. Зычный крик, по-военному одетого мужчины, перекрывал звонкий смех, догоняемого им парнишки, восседавшего на танцующем красавце-иноходце. Возле огромного дуба, каким то образом выросшего среди равнины, оба всадника остановили своих лошадей.
- Месье, - обратился юноша, первым соскочив с запыхавшегося скакуна, - разрешите мне отойти на минутку.
- Только не заблудись, мой дорогой, - пошутил барон, слезая со своего "тяжеловоза".
Паж скрылся за тощеньким кустиком, выросшим под защитой большого дерева. Мужчина бросил поводья, отпуская своего коня на волю, и подошел к черному и еще теплому от дневной жары необъятному стволу. Он потрогал мертвую потрескавшуюся кору векового дуба. Когда же из-за ствола появился юнец, тот также прижался спиной к теплой коре. От реликтового дерева исходила благотворная сила. Оно пережило уже много поколений людей и видело у своих корней много влюбленных парочек. Дуб был настолько мудр, что предоставлял защиту всем любовникам, без разбора.
Через некоторое время, насладившись величием необъятного дуба с темной кроной, скорее похожей на целый лес, Барон прижал к себе юного Пажа. Сильная рука задрала вверх смазливое лицо юноши, и большие губы мужчины соединились с мягкими алыми губами юнца. Грубые и заветренные коснулись нежной щеки. Паж подставил еще более нежную шею. Яркие, как у девушки, губки пажа трогательно тыкались в широкий подбородок мужчины. Барон все больше возбуждался, уткнувшись орлиным носом в волнистые волосы паренька. Юноша притих, пытаясь угадать желания господина.
Отстранившись от пажа, Барон стал смотреть, как тот снимает с себя свой яркий наряд.
Был тот самый интересный век, когда хорошенькие юноши без всякого стеснения исполняли женские роли в кроватях мужчин, с успехом удовлетворяя их как женщины. Для пажей это стало основной их работой. Любовь с юнцами стала настоящей модой среди знати, и каждый дворянин, не чураясь красавиц, отдавал должное любовным утехам с сыновьями бедных разорившихся дворян. Через постель становились могущественными фаворитами королей. Придворные, могущие позволить себе подобную роскошь, брали пример с королей. Появилось великое множество молоденьких проституток мужского пола, днем состоящих на службе у жен своих хозяев, а ночью с успехом заменяющих этих дам в объятия мужей.
Сбросив на землю свою военную амуницию, барон оказался в нижнем белье перед голым щупленьким юношей. Его не видавшая солнца кожа была белой, как мел. Дворянин жадно ел глазами его тонкие ножки с круглыми коленками, а юноша, как бы стесняясь своей наготы, закрывал ладонями свою "курочку на яичках".
Барон знал, что там, в паху у паренька растет рыжий негустой клок волос. Пажеский член был размером с гороховый стручок - этакий отросток с мешочком, в котором прятались небольшие яички. Барон с удовольствием нащупал маленькие круглые ягодицы. Попка у пажа была, как раз развита, так что в очко, уже смазанное опытным пацаном, свободно входили два толстых мужских пальца. Мужчина проверил готовность юноши принять в свой "мышиный глаз" его толстый член. Парнишка сам с интересом щупал тонкими пальцами орудие для собственной ебли и вполне умело дрочил здоровенный баронский "прибор".
тело дворянского члена так налилось кровью, что вялый до того "хобот", теперь стоял свечой. Пареньку уже не надо было своими руками поддерживать его в приподнятом состоянии. Пальчики пажа залезли под фиолетовые от натуги господские яйца. Там за мошонкой валик мужского члена, зажатый между ляжками, уходил вплоть до самого мужского очка. Парнишка протискивал ладонь до самого ануса, где тоже росли волоски.
Паж нагнулся к члену, как только барон вынул из пажеского "дупла" свои пальцы. Юноша опустился на землю перед мужчиной и поцеловал залупу. Она, как гриб, растопырила в стороны свои края. Из отверстия на вершине уже сочилась смазка. Паж лизал остро пахнущее мужское орудие, его розовые губы целовали натянутую, как на барабане, гладкую кожицу. Кончиком языка он пытался ковырять в отверстии мочевого канала. Его господин уже хотел большего и, стараясь не поцарапать зубами детородный орган, Паж ртом налез на баронскую плоть, заполнившую до предела его узкую глотку. Паренек дажё заплакал, зыркая выпученными глазами на своего мучителя. Дворянин давал ему возможность отдышаться и опять погружал свою "оглоблю" в разинутый для нее пажеский рот. Хорошенькое личико юноши вытянулось. Изо рта по щекам текла слюна, но парень все же справлялся с воткнутым ему в глотку большим членом господина. Барон же с жестоким наслаждением смотрел, как в рот юноши погружается его длинный "щуп".
Прислонившись к дереву, мужчина захватил курчавую голову своего юного любовника и с остервенением "зашпырял" тому в глотку своим "шомполом". Возбужденный самец держал юношу за тонкую шею, и как всегда удивлялся, как в нее вворачивается его "мотовина". Вскоре Паж отплевывался от тягучей жидкости, вспрыснутой ему почти в желудок. Остатки семени, толчками истекающие из отверстия уретры, он размазал по своему, уже мокрому от слюны лицу.
Желание у Барона не прошло, и чресла его были в боевом порядке. Утерев лицо локтем, Паж поднял свою попку к так желавшему его "нижнего влагалища" баронскому "кишкоправу". Юный Паж, поплевав на пальцы, нашел на своей выпертой попке "розочку", и смело засунул их в неё. Нащупав пальцами края своей дырочки, он смочил их свежей слюной. "Станок" Пажа был готов к действию. Осталось обслюнявить конец баронского "вкладыша".
Юноша сам же и вставил, и медленно налез кишкой на окаменевший мужской "агрегат". Паренек ощутил в своем животе распирающую его тяжесть, но профессионально насадился еще несколько раз на баронский "кол", и таким образом подготовился к страстной "терке".
Для темпераментного мужчины, овладевшего его задком, это был шквал ударов. Тонкое хрупкое тело юноши содрогалось от толчков в его филейную часть. Внутри живота урчали кишки, избиваемые изнутри мужской "оглоблей". Паж упирался руками в дерево, боясь быть оцарапанным о грубую кору. Паренек через боль ощутил эрекцию собственного члена, крючком упёршегося в живот. Паж дотянулся пальцами до толстого господского члена, мучающего его жопу. Оценив его невероятную толщину, парнишка с остервенением стал дрочить свой "балун". До этого вялая, юношеская "скважина" вдруг тугим кольцом обхватила цилиндр хозяйского члена. Прямая кишка Пажа ужалась в диаметре, чтобы чужой член с большим упорством продирался сквозь её слипшиеся складки.
В промежутках между сильными фрикциями, юнец успевал сам покачаться на большом "стволе", снимая свое возбужденней и таким образом возбуждая утомившегося хозяина на новые подвиги с его попкой. Разворачиваясь по-разному узким задом, Паж давал своему любовнику массу новых ощущений. Одновременно отдыхала и задняя стенка прямой кишки, сильно избитая твердой залупой.
Через минуту Барон опять ощутил в себе силы, и мощная головка прошла по кишке, как шомпол в стволе. Пальцы мужика зажали худенькое тельце и, отрывая его от земли, насаживали клоакой на мощный член, как ножны на меч. До боли в пальцах вцепился Паж в морщины на коре дуба. Воин сделал новую атаку на прелестную попочку, с силой вгоняя ствол в утробу юноши.
Уставший хозяин вместе со своим любовником опустился на землю. Толстый пенис торчал в разбитой "скважине" юнца. Барон чувствовал, как юная жопа самостоятельно прокатывается туда-сюда по длинному "стволу". И вот, у засопевшего от наслаждения молоденького придворного, сжалось кольцо мышц в анусе. Мужчина почувствовал, как волна оргазма прошла по всему хрупкому тельцу любовника.
После этого юношеское "влагалище" стало просторным даже для такого члена, какой был у Барона. Самец погладил белую спину своей "жертвы", и вновь насытил глаза видом красивых форм юноши, стоящим перед ним на четырех "точках". Великолепное зрелище одурманило его сознание. Мощными толчками Барон торопился наверстать минуты бездействия. С остервенением мужественный любовник всаживал и всаживал в откляченную "корму" красавца своего "бомбардира". Парнишка упирался руками в землю, стараясь не упасть под напором сильного тела, но когда руки господина полезли ему в пах, хватая пальцами за ляжки, он рухнул на землю. Кусая ртом воздух, парнишка старался приподнять свою филейную часть под ровный ход долбящего его дыру Барона. Измученный, он, наконец, дождался, когда горячая струя мужской спермы обожгла его внутренности, и насытившийся мужик упал на его спину, мешая свой пот с его.
Тела любовников связывал, как не перерезанная пуповина, ставший уже мягким "шланг" Барона. Тяжелая рука мужчины бездельно блуждала по спине пажа. Тот же, уткнувшись головой в сильно пахнувшую потом подмышку своего господина, облизывал его солёную кожу.
Мужчина с удовольствием смотрел на ладное тело юного любовника, вставшего с их грязного ложа. Отряхивая с себя прилипший сор, Паж пошел к заветным кустикам. Природа много потрудилась, создавая его красоту. Ей пришлось собрать в единое целое точеный торс, стройные ноги и ангельское лидо юного Аполлона. Только натертые пятачки на маленьких ягодицах выделялись своей розовостью на беломраморном теле.
Назад ехали молча. Уже наступили сумерки. В воздухе стоял пыльный запах от почти спелого хлеба, по которому лошади оставляли за собой две дорожки примятых стеблей. Осиротевший дуб уже растаял в синей мгле, слившись с далеким лесом на горизонте. Каждый из всадников думал о своем. Путь, занявший днем не более получаса, оказался теперь длинным, как сон.