***
Dean"s POV:
Ты вечно думаешь только о себе. Тут нет твоей вины, тебя так воспитали — мы с отцом и воспитали, и почему я виню тебя? В чем мне вообще винить тебя, если это я таскаю тебя по всем этим жутким местам, заставляю уничтожать зло, с каждым днём всё больше и больше лишая тебя надежды на то, что ты сможешь остаться нормальным. Я даю тебе лишние пять минут поспать с утра, готовлю нам завтрак, веду машину сам — ты думаешь, я такой фанат езды? Сам пробовал сутками торчать за рулём? Я стараюсь каждый момент твоей жизни превратить хоть в какое-то удовольствие — пускай не всегда эти моменты выходят радостными, но, по крайней мере, лучше, чем могли бы. Даю тебе ключи от тачки изредка, чтобы вождение сохраняло свою прелесть. Ищу в ночных магазинах на заправках твоё любимое пиво — интересно, ты это вообще замечаешь? Ты привык потреблять без раздумий, ты не знаешь, что бывает иначе. И я сам не даю тебе узнать, что бывает иначе — не оставляя тебя в покое, лишая шанса на нормальную жизнь. Но так ты по крайней мере... по крайней мере под моей защитой. Боже, Сэмми, я так запутался, у меня в голове абсолютный бардак.
И если бы ещё дело ограничивалось только охотой, как же.
Ты думаешь только о себе, берёшь то, что тебе хочется. Это было только вопросом времени: когда тебе захочется меня. Всего, целиком, без остатка. Ведь ты не видишь, что я и так весь твой, тебя не волнует, что меня и без того лихорадит от тебя — тебе хочется и всё тут. И, конечно же, ты получил то, чего хотел. Не знаю, остановился бы ты, скажи я тебе. Наверное, да — но тогда, напуганный собственными желаниями, ты предпочёл бы закрыть их навсегда под замок, сбежать, не видеть меня больше. И я не имею понятия, как бы я тогда жил. Но я не сказал тебе остановиться. И не только потому, что сам хотел этого до помешательства, так, что в последнее время стало невыносимо находиться с тобой в одной комнате. Просто я, видимо, не обладаю физической способностью сказать тебе «нет».
***
— Ты прав... Дело в Джессике. Но не только в ней, — говорит Сэм, бросив осторожный взгляд на Дина. Тот непонимающе смотрит на него с дивана — брови сдвинуты к переносице, на лице напряжённое выражение. Сэм готов поклясться, что у него сейчас даже волосы на загривке дыбом встали.
— А что главное? — спрашивает он, заставив себя расслабиться и улыбнуться. Сэм просто смотрит на него в ответ укоризненно, но не более того — смотрит и отводит взгляд. Молча утыкается снова в свои бумажки, пытается найти разгадку. Дин тоже замолкает, опустив глаза. Ему бы подойти к Сэму, объяснить всё по-нормальному, да почему-то трудно найти слова. Он часами, пока ведёт машину по пустынным дорогам, пытается подобрать правильное объяснение. Как он подойдёт к Сэму, сядет рядом, а лучше — на пол около очередной гостиничной кровати, заглянет ему в глаза и скажет, что ему не в чем себя винить. Что Дин сам этого хочет и совершенно не чувствует себя несчастным. И что всё в порядке, не из-за чего тут голову ломать. И что... нет, вот этого Дин, пожалуй, ни в коем случае брату не скажет — совершенно лишняя чепуха. Но Дин не говорит и того, что обычно планирует произнести. Это невозможно — то же самое, что добровольно сесть на раскалённую сковородку, прекрасно зная, до какой температуры она раскалена, и что происходит при соприкосновении горячего металла с кожей.
Поэтому Сэму никак не расстаться со своими заблуждениями.
Почти час проходит в молчании. Потом Сэм встаёт и уходит в душ. Дин засекает время по часам — обычно Сэм выходит из душа минут через семнадцать-восемнадцать, поэтому уже через восемнадцать минут у Дина начинает сосать под ложечкой. Он то и дело косится на дверь, стараясь на пропустить триумфального появления братца. Пропустишь — пеняй на себя. Но если нет... Можно попробовать. Главная ошибка Дина в том, что он всё время пытается объясниться с братом без слов — не понимая, как ему порой нужны эти слова, ведь сам он прекрасно обходится без них. Сэм не обладает достаточным мастерством чтения мыслей по лицу, поэтому не всегда понимает, не всегда улавливает сигналы.
Щёлкает дверная задвижка, и Дин вскидывает глаза. Дверь открывается, и в облаке пара появляется Сэм — в полотенце, обёрнутом вокруг бёдер, с влажными волосами. И весь какой-то притихший. Дин не может понять, что происходит. Он смотрит на брата удивлённо, но тот садится на соседнюю кровать и смотрит куда-то поверх плеча Дина.
Ничего не поделаешь, — думает Дин, — Придётся действовать самому.
— Сэм? — негромко зовёт он. Тот вздрагивает, обратив на него взгляд. Дин, ухмыльнувшись, откладывает на тумбочку дневник и садится на кровати. Он смотрит Сэму в глаза, и тот нервно облизывает губы, пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит. Но Дин не оставляет места недосказанности — подходит к его кровати, осторожно опускается на колени. — Ты бы меня послушал, а?
— Я... тебя слушаю, — сглотнув, кивает Сэм. Но слушать у него как раз-таки не очень получается. Гораздо лучше получается просто смотреть в тёплые глаза, пытаться — в очередной раз, да сколько же можно, да почему ж не получается — понять наконец это необъяснимое создание, сидящее сейчас подле его кровати.
— Сэм, ты... знаешь... — Дин как всегда растерял все слова на полдороги, и наконец, отчаявшись что-либо объяснить, вдруг вспоминает про язык, понятный обоим. Другой вопрос, что ещё ни разу ему не приходилось им пользоваться — обычно это шло по умолчанию или с подачи Сэма. Дину никогда не приходилось говорить это вслух, но он чувствует себя таким виноватым из-за того что не может ничего толком сказать, что решается. Опираясь на колени Сэма, он приподнимается и тихо, с трудом заставляя себя говорить, произносит ему на ухо, — Есть одна вещь, о которой я хочу тебя попросить. Сэм, ты исполнишь для меня маленькую просьбу?
— Ко... конечно, — хрипло соглашается Сэм, подписываясь сам не зная на что. Он безгранично доверяет Дину, зная, что тому и в голову бы не пришло причинить ему вред. Дин по умолчанию его ангел-хранитель, как такому можно не доверять?
— Тогда... трахни меня, Сэмми. И заметь, я не прошу тебя быть нежным. Сделаешь? — на последнем слове в голосе Дина прорезается очаровательная хрипотца, от которой у Сэма окончательно мутится рассудок. Как будто мало было уже того, что именно Дин сказал.
— Что? — оторопело спрашивает он, опасаясь, что чего-то не расслышал.
— Слушай, ты, кретин, не заставляй меня повторять это ещё раз, — Дин резко возвращается на исходную позицию, опуская взгляд в пол. Пальцы нервно теребят воротник рубашки, а приглядевшись, Сэм замечает два пунцовых росчерка на скулах. Не послышалось. Дин выглядит слишком однозначно. Но с чего бы это вообще?... Дин раньше никогда не... Сердце заходится в бешеном ритме. К чертям. Сэм, прищурившись, ещё пару секунд изучает его лицо, затем поднимается на ноги, подхватывает Дина подмышки, заставляя встать. Тот вынуждает себя смотреть Сэму в лицо — после подобного рода признаний это даётся непросто. Дин никогда не был против того, что они делали. Но по сути, он первый раз высказался за.
— Вот ты зачем это сейчас сказал? — интересуется Сэм, начиная улыбаться, лаская горячим дыханием кожу. Дин приподнимает бровь. Кажется, подействовало.
— Ты обещал исполнить мою просьбу, — настойчиво напоминает он, и Сэм, фыркнув, бросает его на кровать. Отойдя к креслу, вынимает из сумки моток верёвки, оценивающе взвешивает ...