Танцы без правил

1.

Данил Стецкий, стройный сероглазый парень, на вид лет двадцати двух, стремительно шагал по вечерней улице. Он опаздывал на свою первую тренировку в Академии современной хореографии, и это его сильно раздражало. Столичный режим работы приучил Данила к пунктуальности, и он не хотел терять это качество даже в глухой провинции.

Правда, задерживался Стецкий по весьма уважительной причине: он был на романтическом свидании с молодым человеком. Хотя какой там, на фиг, молодой человек... Егор оказался зрелым мужиком за сорок (в то время как в его анкете рядом с графой "возраст" красовался элегантный тридцатник). К счастью, это был ухоженный, прилично одетый чувак с гладким лицом, без признаков увядания. В глазах Данила это был большой плюс: "пожилых" он уважал, но не до такой степени, чтобы с ними трахаться. Вторым плюсом было наличие у мужика джипа, где и предполагалось заняться любовными играми.

Впрочем, назвать эти игры любовными тоже можно было лишь с большой натяжкой. Егор показал себя холодным, необщительным типом, который категорически не располагал к ласке, эмоциональным всплескам и прочим душевным тонкостям. Попытки Данила завязать с ним разговор были тут же пресечены. Егор заявил, что не видит смысла вести светский трёп ни о чём.

Когда они выехали за черту города и устремились к каким-то полям, водитель молча взял руку парня и прижал её к своему паху. Там было мягко, горячо и немного влажно. Лёгкими движениями пальцев Данил обследовал жаркую местность. Он с удовольствием отметил, что мяса в штанах у мужика более чем достаточно. Насладившись поверхностным исследованием ландшафтного рельефа, Данил начал было расстёгивать молнию на брюках Егора, но тот его осадил.

- Не сейчас, - резко сказал он, не поворачивая голову. - Просто щупай через штаны. Да посильнее массируй, а то я ни хрена не ощущаю. Как по пи**е ладошкой елозишь.

"Прикольный любовник, - усмехнулся про себя Стецкий. - Сто пудов нежности".

Вскоре они свернули с трассы, и Егор затормозил у небольшой рощи. Он вылез из машины и жестами, без единого слова, велел Данилу раздеваться. Тот лишь пожал плечами и, ничего не сказав вслух, быстро скинул джемпер и джинсы. Оставшись в маленьких чёрных плавках, Данил слегка сполз на сидении и эротично расставил ноги. Отработанным движением пальцев он "взбодрил" член, чтобы тот выгоднее смотрелся под тканью. Потом закинул руки за голову и прикрыл глаза, не забыв, однако, выверить собственный образ в боковом зеркале - эх, мечта, а не парень!

Вернувшись после недолгой отлучки в рощицу, Егор не выказал никакого восторга по поводу божественного тела, которое покоилось у него в машине. Он довольно бесцеремонно согнал Данила с кресла и технично трансформировал сидения в сексодром. После этого очень буднично, без какой-либо примеси эротичности снял свою клетчатую рубашку, кремовые брюки и белые трусы со свежим пятном от мочи.

Тело Егора оказалось бледным и невыразительным, хотя он был недурно сложен от природы. Если бы не здоровенный болт, что сейчас расслабленно свисал поверх его массивных нежно-розовых яиц, Данил в жизни бы не завёлся.

Егор лёг на спину и широко развёл в стороны ноги с редкими рыжеватыми волосками. Он взял в руку член и поболтал им перед лицом Данила, который заворожённо разглядывал его роскошные гениталии, чувствуя нарастающие приливы возбуждения. Другой рукой он обхватил затылок Данила и резко притянул его лицо к своему паху. Уткнувшись носом в мягкую мошонку, Данил почувствовал, как набухающая и твердеющая головка Егорова члена прочертила зигзаг на его щеке. Он с наслаждением втянул ноздрями острый, неповторимый запах, который может источать только мужская промежность.

- Давай, бля, соси, - раздражённо воскликнул Егор, прерывая обонятельный пир Данила. - Хули ты ждёшь?

Тот молча повиновался...

Крепкими руками Егор направлял голову парня так, как ему хотелось: прижимал губами то к яйцам, то к выбритому анусу, а порой жёстко насаживал его ртом на член. Он не давал Данилу сделать ни одного самостоятельного движения. Парню казалось, что мужик просто использует его рот и язык в качестве удобного мастурбатора, обеспечивающего (как пишут в рекламе интимных товаров) "сверхреальные ощущения". Хотя Стецкий и не привык к подобному обращению во время секса, сейчас оно ему, пожалуй, даже нравилось. Грубость придавала хоть какое-то подобие жизни этому истукану, который за всё время оральных ласк не проявил больше ни одной человеческой эмоции.

Внезапно оттолкнув голову Данила от своего межножного хозяйства, которое лоснилось от обильной слюны, Егор приказал парню повернуться к нему задом. Тот вытер рот и молча развернулся. Спустив плавки до колен, он равнодушно подставил мужику свою маленькую накачанную задницу.

Правую ягодицу Данила перечёркивал алеющий шрам с поперечными швами.

- Ёп-тать, это чё за херня?! - выругался Егор, увидев шрам.

- Через стройку неудачно путь сократил, - пожав плечами, отозвался Данил. - В темноте жопой на какую-то острую хрень приземлился. Распоролся так, что мама-не-горюй.

- А-а, - бесцветно протянул мужик у него за спиной, и в следующий миг Данил почувствовал, как меж ног ему упёрлась головка Егорова члена.

- Э, погоди, - отстранился Данил и оглянулся. - Ты почему без резины?

- Дома забыл, - сказал тот, беспечно махнув рукой. - Да ладно, мне всё равно, не парься.

- Зато мне не всё равно, - наконец-то разозлился Данил и одним махом натянул плавки. - Про СПИД когда-нибудь слышал?

Егор неопределённо хмыкнул и снова откинулся на своём ложе. Закрыв глаза, он начал размеренно дрочить, не обращая больше внимания на партнёра.

Данил почувствовал себя оплёванным. Остатки возбуждения у него окончательно испарились. Он быстро надел одежду и обувь и уселся ждать, когда его невероятный любовник изволит кончить. Он с каменным равнодушием наблюдал, как Егор ублажал кулаком своего монстра, как потом взметнулась вверх струя густой спермы и залила мужику грудь. Данил отметил, что даже в момент оргазма ни один мускул не дёрнулся на лице Егора и дыхание его ни разу не сбилось.

Стерев белую жидкость с себя несколькими салфетками и выбросив их за окно, Егор деловито оделся, привёл интерьер салона к первозданному виду, и они поехали обратно в город.

Был час пик. Число автомобилей на дорогах всё увеличивалось. Выехав на центральную улицу, они на добрых четверть часа застряли в пробке. Пока джип с черепашьей скоростью продвигался по шоссе, Данил сильно нервничал из-за того, что опаздывает на занятие. Не дожидаясь, пока Егор доберётся до улицы, на которой располагалось здание Академии, парень попросил высадить его на ближайшем перекрёстке. Выскочив из автомобиля, Данил не счёл нужным ни попрощаться с Егором, ни тем более поблагодарить его за "приятно проведённое время". Он пересёк несколько плотных рядов машин, что простаивали на светофоре, и с облегчением скрылся за углом дома.

Из танцкласса, на который указала Стецкому вахтёрша, доносилась ритмичная музыка. Он открыл дверь и тихо вошёл в зеркальный зал, где группа парней и девушек выполняла сложную танцевальную связку. Они сосредоточенно "списывали" её с педагога - коренастого мужчины с демоническим взглядом, плотно сжатым ртом и светлыми волосами, собранными сзади в хвост. Он стоял лицом к группе, но в зеркале хорошо просматривалась его атлетическая спина, рельефные ягодицы и ноги.

Танцоры стояли в трёх линиях. Данил заметил, что в первой линии, рядом с педагогом, пустует одно место. Пройдя сквозь ряды людей, выстроенных в шахматном порядке, он занял его и быстро подхватил движения, которые "диктовал" группе демонический мужчина. Данил моментально опознал в этой связке слегка адаптированный кусок из балета "Начо Дуато", потому что сам его когда-то разбирал в более сложном варианте.

Увидев по правую руку от себя незнакомого парнишку с широко распахнутыми серыми глазами, педагог едва заметно нахмурился, но ничего не сказал. Он продолжал разучивать с танцорами связку, время от времени делая замечания густым баритоном - мощные голосовые вибрации вполне соответствовали его в высшей степени мужественной внешности. Только когда закончилась музыкальная композиция, он обратился к новичку.

- Ну и кто вы такой, юноша? - с непроницаемым выражением лица поинтересовался он, не утруждая себя приветствием.

- Здравствуйте, Артур Евгеньевич. Я Данил Стецкий, - скромно представился тот. - Мы с вами разговаривали по телефону, и вы сообщили мне расписание тренировок в группе.

- Ну да, помню, - кивнул педагог, - Данил... А что это вы, господин Стецкий, такой, извиняюсь, простецкий?

В группе послышались смешки. Данил удивлённо и выжидающе смотрел на мужчину.

- Мало того, что вы на полчаса опоздали, - сказал тот, массируя себе колени, - так ещё и в первую линию выперлись. По непонятным мне причинам.

- Но ведь тут свободно было, - смутился Данил. - Вот я и встал.

- Это место принадлежит не вам, - жёстко возразил педагог. - Оно закреплено за танцором, который сейчас находится на больничном. Возможно, вы обратили внимание на то, что никому в голову не пришло занять его. А вообще места на занятиях назначаю я. Вы будете стоять вон там, - он указал пальцем на край третьей линии, - пока я не перемещу вас куда-нибудь ещё.

- Хорошо, - опустив глаза, кивнул Данил. - Я понял. Простите за вторжение.

- Если поняли, то можете идти на своё место, - сказал Артур, - и продолжим занятие... Народ, хватит балдеть, быстро делаем партер!

группа выполняла блок заданий, сидя и лёжа на полу - упражнения на растяжку, пресс, танцевальные связки в стиле contemporary, - Стецкий с досадой думал о том, что уже второй раз за день получает психологические пинки под зад. И если на Егора, этого эмоционального урода, ему было глубоко наплевать (слава богу, разок потёрлись и разбежались навсегда!), то неласковый приём Артура Евгеньевича неприятно его задел.

Этот невероятно харизматичный человек с первой секунды приковал к себе внимание Данила, поэтому агрессивная реакция педагога на него болезненно отозвалась в сердце юноши. "Как пить дать, он увидел или почувствовал, что я гей, - мрачно размышлял Данил, выполняя вместе со всеми махи ногами. - Такие бруталы, как Артур, ужасные гомофобы. Особенно здесь, в провинции".

До конца тренировки Данил пребывал в грустных раздумьях. Когда же он покидал зал, к нему подошла хорошенькая танцовщица из второй линии. Она вытерла со лба капельки пота и широко ему улыбнулась.

- Привет, я Настя, - сказала девушка. - У тебя классное жете, Данил! У нас никто так не прыгает.

- Правда? Ну, спасибо, - ответил Стецкий и почувствовал, как губы его непроизвольно разъезжаются в улыбке. - А то мне уже начало казаться, что я вообще ни на что не годен.

- Ты это решил из-за того, что Артур наехал на тебя? - засмеялась Настя; увидев, что Данил кивнул, она сказала:

- Не обращай внимания. У него сейчас "критические дни". С женой какие-то трения, а недавно ещё возраст Христа отметил. У вас, мужчин, это вроде как второй переходный период, так ведь?

- Это, в смысле, тридцать три года? - уточнил Данил. - Да, говорят, проблематичный возраст. Но мне до него ещё дожить надо. Мне в прошлом месяце двадцать четыре исполнилось.

- Ого, - присвистнула Настя. - Я бы тебе от силы двадцать один дала. Хорошо сохранился, Даня. Молодец!

- Да ладно тебе, - отмахнулся Стецкий, но ему было приятно услышать этот комплимент.

Он любил, когда его принимали за пацана, и всякий раз испытывал тайное тщеславие, когда люди заблуждались насчёт его возраста.

- Ну, до встречи, Настя. Приятно было познакомиться...

Стецкий долго возился в раздевалке, надеясь, что туда зайдёт Артур Евгеньевич. Однако вместе с Данилом переодевались лишь пятеро остальных ребят из его нового коллектива. Он исподлобья понаблюдал, как они скинули с себя мокрую танцевальную одежду и, обернув бёдра полотенцами, направились в душевую комнату. Их фигуры и половые причиндалы нисколько не впечатлили видавшего виды Данила. По телам парней он сразу определил, что они не были профессиональными танцорами - так, хобби-класс, не более.

Сам Стецкий не пошёл принимать душ: не хотел лишний раз привлекать внимание к своей обезображенной заднице. Так и не дождавшись в раздевалке педагога, он бросил в рюкзак свои пропотевшие вещи и, разочарованно вздохнув, вышел на улицу.

Данил лежал в постели сильно возбуждённый. За день у него в организме скопилось неприлично много тестостерона. Неоконченная любовная игра в автомобиле, беспредельно эротичный преподаватель хореографии, активная танцевальная тренировка - всё это усиливало и без того не слабый сексуальный голод молодого тела.

Парень с удовольствием прикасался через трусы к своему члену, но не спешил мастурбировать. Он ждал, когда в его воображении проявится какой-нибудь волнующий образ, от которого приятно заноют яички, а член буквально начнёт ломить.

Видит бог, Данил вовсе не собирался фантазировать на Егора, но в один момент перед его глазами вдруг возникла картинка, на которой он увидел огромные гениталии этого мужлана, раскинувшего ноги, и себя самого, упирающегося носом в его промежность. Странное дело, член парня тут же одеревенел и выделил обильную порцию смазки, увлажнившей трусы.

А потом мужик с раздвинутыми ногами сказал: "Юноша, не выпендривайтесь и хорошенько полижите мне яйца, пока я не перемещу вас куда-нибудь ещё!" Говорил он при этом густым голосом Артура Евгеньевича. Данила с ног до головы обдало фонтаном сладких мурашек, и он крепко обхватил член рукой. Перед мысленным взором парня теперь лежало загорелое, натренированное тело его нового педагога, которое он причудливым образом соединил в фантазиях с гениталиями Егора. Артур жёстко направлял его движения, совсем как тип в джипе, но теперь Данила корёжило от звериного наслаждения. Не выдержав его напора, он обильно кончил себе на живот.

2.

Артур Евгеньевич Громов вместо прощального поцелуя показал жене поднятый вверх средний палец, после чего со смаком захлопнул дверь и сбежал вниз по лестнице.

Накануне вечером супруга Ирина отказала Артуру в интимной близости, использовав тот же красноречивый жест. Могла бы, конечно, сказать, что у неё "женские дела", болит голова или жопа - ну, найти какое-то цивилизованное объяснение своему отказу. Но она устала за день и ограничилась молчаливым энергосберегающим способом. Вот и напросилась на любезность: сегодня Артур в той же манере ответил ей на просьбу купить домой хлеба и яиц.

После рождения второго их семейное счастье, что обещало быть вечным, разъехалось по швам. Так внезапно лопается мотня на любимых штанах, которым, казалось, никогда не будет сносу. Счастье - что оно? - те же джинсы: трётся себе потихоньку в слабых местах, ветшает, и, если вовремя не отремонтировать, в один день придётся-таки выбросить его на помойку. Как это ни печально.

После рождения первенца Ирине надо было бы сделать перерыв, привести раздавшееся тело в порядок, вернуться к танцам (она работала репетитором в кордебалете местного театра). Но ей почему-то срочно потребовалось забеременеть вторично. Она решила, что воспитывать оптом двух примерно одинаковых по возрасту отпрысков легче. Вроде как сразу отстреляешься, а потом можно и себе, любимой, жизнь посвятить опять. Ну и ошиблась в своих расчётах, наивная женщина.

Растить двоих крикунов оказалось не в пример тяжелее. На себя пришлось плюнуть окончательно. Располневшее тело вскоре откровенно ожирело. Хотела было по утрам начать гимнастикой заниматься, только какая там, на фиг, гимнастика после бессонных ночей - хоть бы на ногах удержаться да в обед пару часов подремать. Про макияж забыла. Прилично одеваться совсем разучилась - а что, постоянно ведь дома, можно и в халатике походить.

И то, что муж у неё молодой красавец и ему хочется ложиться в постель со сногсшибательной самкой, а не с коровой стельной, Ирке тоже было до фонаря. Правда, любовь слепа, и Артур готов был с прежней страстью взбираться на мать своих отпрысков. Пусть даже воображая во время соития, что под ним лежит прежняя гибкая Ирина, раскинувшая ноги в своей непревзойдённой балетной растяжке. Однако и тут Ирина приготовила мужу облом: она стала предоставлять ему доступ к телу лишь по особо торжественным случаям. Причём вечно жаловалась, что он, мол, зверь ненасытный и уже измучил её своими сексуальными домогательствами.

Всё это методично подтачивало их прежде идеальные отношения. Дошло до того, чтобы они целыми неделями не разговаривали друг с другом. Утром Ирина молча выдавала мужу список вещей и продуктов, которые нужно было купить. Вечером он молча сгружал покупки на кухне. Ел то, что находил в холодильнике, шёл в душ, там на скорую руку занимался онанизмом и спокойно ложился в супружескую постель. Теперь уже без всяких претензий.

Артур с облегчением сел в свою серую "Тойоту". До вечера про домашнее грузилово можно было благополучно забыть. Наступала вполне приятная часть суток.

Громов неспешно продвигался по загруженной транспортом дороге. Иногда простаивание в пробках ему даже нравилось. В это время он мог спокойно обдумать план очередного занятия в Академии, мысленно нарисовать пару комбинаций для будущего танца - да и просто поглазеть на красивых девушек.

Сейчас Артур ехал на индивидуальный урок с Данилом. Что там говорить, этот парень оказался для него находкой. Особенно когда самый сильный из его танцоров повредил колено и ему пришлось навсегда забыть о хореографии. Артур до последнего держал свободным его место в первой линии, и лишь когда врачи вынесли танцору свой жестокий приговор, он отдал его. Разумеется, Стецкому.

Данил показал себя идеальным танцовщиком - о таких только мечтают. За плечами у него была классическая школа и студия современного танца, поэтому любые технические сложности он преодолевал играючи. Музыкальности парню тоже было не занимать, а его поразительное чутьё к импровизации на сцене вообще приводило Громова в восторг.

Единственное, чего, по мнению Артура, недоставало Стецкому, так это некой глубины исполнения. Не было пока в его движении мощной ноты, идущей из самого ядра его естества. Танцевальный блеск парня носил несколько поверхностный оттенок, имел налёт попсовости. Что, впрочем, было неудивительно: Данил три года протанцевал в эстрадном балете и не мог не заразиться вирусом сценической легкомысленности. Однако это меньше всего волновало Громова. Он знал, что со временем сумеет вылепить из парня всё, что ему было нужно, и без спешки сделает из него потрясающего артиста.

ожидал педагога, сидя на крыльце Академии. Накануне Артур несказанно заинтриговал Стецкого. Он сообщил, что собирается выставить его с Настей на конкурсе хореографов в сногсшибательном дуэте. И пригласил на бесплатное индивидуальное занятие, что, по рассказам ребят из группы, вообще не было похоже на Громова. Артур слыл довольно-таки прижимистым типом, не способным на подобную щедрость, а его частные уроки вообще считались самыми дорогими в городе. "Не иначе, - со смехом предположили танцоры, - Артур втихую решил заработать на вас кучу бабла".

Какими бы ни были тайные мотивы педагога, Стецкий был несказанно рад такому повороту событий. Артур в последнее время занимал все мысли и фантазии парня. Суровая красота его лица и тела гипнотизировала Данила, в буквальном смысле сводя с ума. Порой Артур врывался в сладострастные сны молодого человека, после которых тот просыпался в сильнейшем возбуждении и тут же принимался яростно дрочить, вновь и вновь прокручивая в голове сверхэротичные образы ускользающей сновидческой реальности.

Обыденность была, разумеется, менее яркой, чем сон. Несмотря на то, что Громов довольно быстро поставил Данила в первую линию (чем, конечно же, продемонстрировал своё уважение к одарённости ученика), внешне его отношение к Стецкому оставалось примерно таким же, как и в первый день. Оно было очень сдержанным. Артур никогда не хвалил Данила, не ставил в пример перед группой, не давал ни малейшего повода думать, что доволен им. Парень предполагал, что Громов с самого начала его недолюбливает. На уровне подсознания. Так иногда бывает: вот не нравится человек, и хоть ты убей.

Данила это, конечно, огорчало и обижало, но всё равно: находиться рядом с Артуром было для него огромной радостью, граничившей с блаженством. А если ещё учесть то, что эти светлые проявления духа шли в одной связке с нешуточным сексуальным влечением к Громову, то можно только догадываться, какая взрывоопасная смесь эмоций и ощущений кипела на медленном огне в потёмках Даниловой души.

Они вежливо поздоровались и разошлись в холле по разным сторонам. Педагог направился к себе в кабинет, а ученик - в мужскую раздевалку.

Стецкий быстро переоделся и вошёл в пустой танцзал. Он разогревался у станка, когда в дверях появился Артур. Обычно Громов надевал на тренировки короткие обтягивающие лосины, но сегодня был в серых спортивных штанах. Мягкая ткань не сковывала его интимные органы и позволяла им фривольно перемещаться во время ходьбы. Каждый шаг педагога отзывался лёгким движением в его гениталиях и волнением - в сердце Данила, который исподтишка следил за отражением Артура в зеркальной стене.

- Данил, выходи на середину, - громко сказал педагог и троекратно хлопнул в ладоши - он всегда таким образом привлекал внимание группы.

Стецкий снял с перекладины свою мускулистую ногу и послушно встал в центре класса рядом с Громовым. Они впервые стояли не друг против друга, а на одной линии, так близко, что почти соприкасались руками. Оба встретились взглядом в зеркале.

- Данил, скажи мне, что такое танец? - неожиданно спросил Артур.

- Ну, наверное, искусство эмоционального движения под музыку, - не совсем уверенно ответил Стецкий.

Он не был готов к устному экзамену по теории хореографии.

- Ответ неверен, - спокойно заявил Артур. - Под музыку пусть себе эмоционально двигается Кристина Орбакайте. А танец, Данил - это секс.

- Секс? - удивлённо переспросил Стецкий. - Что вы имеете в виду? Почему, по-вашему, танец - это секс?

- Это не по-моему, Данил, - насмешливо возразил педагог, - так было и будет всегда. Великая Марта Грэм - слышал про такую танцовщицу? - называла танец "поэзией тазовых откровений". Она имела в виду, что каждое хореографическое слово берёт свое начало между ног. Всякий танец мужчины с женщиной (или однополый в современном искусстве) повествует об эротическом напряжении между ними, и только о нём. Но мало того, что партнёры на сцене в каждом номере символически трахают друг друга, так ещё одновременно происходит своего рода половой акт между танцором и публикой. И если "оргазма" достигают обе стороны, то артиста ждёт фантастический успех. Думаешь, почему Рудольфа Нуриева с его слабенькой техникой буквально боготворили? Потому что он красиво ручки подымал и хорошо туры крутил? Разумеется, нет. Образно говоря, он на сцене вынимал член и трахал каждого сидящего в зале именно так, как тому нравилось. От Нуриева исходила безумная сексуальная энергия, и народ шёл на него снова и снова, только чтобы ещё раз в этой энергии искупаться.

- Ну, ясно, - неуверенно сказал Стецкий.

Он не понимал, какую игру затеял с ним Артур Евгеньевич, поэтому не знал, как правильно реагировать на его слова.

- Ни хрена тебе не ясно, - с сарказмом возразил Громов. - Потому что этой науке не обучают в хореографических колледжах. Отныне сценический эротизм буду открывать в тебе я. Если ты не возражаешь, конечно. Ну что, начнём?

- Давайте, - осторожно согласился Данил. - Что мне нужно сделать?

- Прежде всего, отбросить всякие условности и предубеждения, - ответил педагог. - И ещё просьба: полностью довериться мне. А то ты, кажется, уже готов подозревать меня в том, что я тут буду тебя соблазнять под видом уроков. Успокойся - не буду. Я на парнях не специализируюсь.

- Да я вроде спокоен, - усмехнулся Стецкий.

А про себя вздохнул: он-то, дурак, напротив, уже начал надеяться на такой захватывающий поворот событий. А тут такой облом! Эх-х...

Артур включил какую-то расслабляющую музыку и объявил, что сейчас они займутся контактной импровизацией. Для того, мол, чтобы Данил научился ощущать партнёра по танцу каждой клеткой своего тела. Что такое контактная импровизация, Стецкий знал по разным московским семинарам, но раньше он практиковал её исключительно в паре с девушками, поэтому не испытывал никаких особых эмоций. А как же заниматься этим теперь - с человеком, при одной мысли о котором у Данила возникала спонтанная эрекция? На несколько мгновений эта мысль вызвала у парня внутреннее смятение, но, услышав окрик Громова - "Сбрось напряжение!" - он решил: будь что будет, просто расслаблюсь и получу удовольствие...

Сначала они переплелись пальцами рук. Стоя на одном месте, они то отклонялись друг от друга в разные стороны, то вновь притягивались и соприкасались плечами. Данил следил в зеркало за тем, как меняется лицо Артура. Его обычно пронзительный взгляд постепенно смягчился, губы приоткрылись, и в них будто бы появилась припухлость. Мужественные черты лица вдруг утратили резкость и стали более округлыми. За пару минут Громов словно помолодел на пять лет, в его внешности проступило что-то юношеское и одновременно женственное. Данил поразился этой неожиданной перемене: прежде он такого никогда не видел.

В один момент Артур коснулся виском щеки юноши и, медленно-медленно опускаясь, стал скользить головой вниз по его телу. Мягко потёршись носом о шею Данила, он прижался лбом к его плечу и заскользил дальше, оставляя нежнейшие прикосновения на его руке, выпуклой грудной клетке, боковой поверхности бедра. Дойдя до этого места, Громов встал на колени, обвил ноги парня рукой и прижался щекой к его правой ягодице. Данил мгновенно напряг зад.

- Даня, расслабься, - мягким голосом велел Артур снизу и, почувствовав, как ягодица Стецкого снова наполняется податливой упругостью, сказал: - Давай тоже включайся в движение.

Данил обхватил ладонями голову Громова, стоявшего на коленях позади него, и повернул её так, что Артур упёрся носом прямо в ложбину между ягодицами парня. Данилу пришлось приложить все усилия, чтобы не охнуть от переизбытка эмоций. Происходило нечто нереальное, и трудно было поверить в то, что это не одно из его сновидений.

Между тем Артур поднял вверх обе руки и, положив их на плечи Стецкого, стал подтягиваться вверх. Данил с наслаждением ощущал тяжесть и в то же время необыкновенную лёгкость и собранность тела, вырастающего позади него. Полностью поднявшись на ноги, Громов крепко обхватил грудь Данила спереди. Он начал плавно надавливать собственной тяжестью на спину парня, и тот с готовностью прогибался в пояснице, слегка раздвинув ноги для опоры.

Внезапно у него сильно закружилась голова - в момент, когда он явственно ощутил, что член педагога всей своей восхитительной расслабленной массой вторгся между его полушариями. То, что этот упоительный контакт свершался через одежду, вносило в него острую ноту напряжённого эротизма.

Затем Артур снова выпрямил податливое, как у резиновой куклы, тело Данила. Всё так же стоя позади него и обнимая руками его грудь и живот, он обвил согнутой ногой колени парня и стал медленно поднимать лодыжку вверх, неумолимо скользя ею всё выше, к сексуальному центру Стецкого. Когда же Данил почувствовал, что подошва танцевальной туфли Артура упёрлась ему в яичко, нервы его не выдержали. Он просунул одну руку между их сплетёнными телами и со всей страстью обхватил сбившийся набок член Громова.

Данил не успел насладиться божественным ощущением в пальцах: Артур в ярости так отшвырнул от себя ученика, что тот отлетел на пару метров и упал на пол.

- Идиот! - с перекошенным лицом крикнул Артур - так, что музыка напрочь потонула в громовых звуках его голоса. - Вообще офонарел, что ли?! Какого х*я ты это сделал?!

- Потому что я люблю вас, - испуганно глядя на него снизу и дрожа всем телом, пробормотал Данил.

- Пошёл вон отсюда! - рявкнул педагог, но, не зная, как справиться с охватившим его вдруг смятением, сам выскочил из зала и понёсся к себе в кабинет.

Он запер изнутри дверь, бросился на диван и, отчаянно стиснув зубы, сунул руку себе в штаны.

- Сам напросился, - глухо прорычал он, высвобождая из трусов головку члена, - сам напросился...

Мог ли Стецкий объяснить, какого чёрта он полез в штаны к преподавателю? Скорее всего, нет. Рука сама потянулась - это всё, что он мог сказать вразумительного по данному поводу. У него и раньше случались подобные наплывы безбашенности, когда он творил бог знает что, не задумываясь о последствиях. Вроде как отключался внутренний цензор его поступков, выбивало пробки с надписями "Страх", "Приличия", "Чувство меры", "Стыд", и Даня чудил чудеса. Самое неприятное, Стецкий потом сам не помнил, за что он, например, однажды вышиб однокласснику передние зубы, почему целые сутки провёл в подвале с каким-то молодым бомжем и с какой целью, спрашивается, украл у богатого любовника ноутбук. Просто в эти моменты и часы он не принадлежал самому себе...

Данил наконец взял себя в руки и поднялся с пола. Он уныло поплёлся к станку: раз уж достался дармовой час занятий и раз пока его никто не вышвырнул из зала, нужно было хотя бы провести время с пользой для тела.

С пользой не получилось: Стецкий (в жизни такого не было!) неприятно потянул мышцу на внутренней стороне бедра. С досадой плюнув на тренировку, он поплёлся в душ - приводить себя в чувство. Раздевшись, Данил встал под воду. Закрыл глаза и долго стоял неподвижно, позволяя холодным струям смывать с тела и души все недоразумения незадавшегося дня.

Уйдя мыслями глубоко в себя, он вздрогнул, когда за спиной услышал чьё-то удивлённое восклицание:

- Ну и ну, Данил! Это ж кто тебя так полоснул?!

Стецкий оглянулся и увидел позади себя одного из юных хипхоперов, что занимались в соседнем классе, - танцоры разных направлений знали друг друга по именам и кивали при встрече. Татуированный сопляк расхлябанно стоял, почёсывая свои заросшие яйца, и с весёлым недоумением разглядывал задницу Данила.

- Никто не полоснул, - сухо ответил Стецкий, раздражённый непрошенным вторжением в его интимное пространство. - Я по объявлению сдавал донорскую кожу. Для человека, который обгорел при пожаре и мог погибнуть без пересадки кожных покровов.

- Ну ты даёшь, мать Тереза! - гоготнул малой и встал под соседний душ. - И что, там только с жопы кожу принимают?

- А ты бы хотел, чтобы у меня и на лице остался такой шрам? - ещё суше проговорил Данил, не давая проникнуть в голос ноткам враждебности, которая так и рвалась наружу.

Какого хера он к нему пристал, спрашивается?!

Чтобы не сказать ничего лишнего, Данил наскоро вытерся, обернулся полотенцем и рысцой пробежал в раздевалку. Там он позволил себе выплеснуть негативные эмоции, несколько раз с силой ударив кулаком по скамейке.

Ощутив, что ему наконец-то стало не так тошно на душе, Стецкий быстро оделся, перебросил через плечо рюкзак с тренировочным костюмом и выбежал на улицу. Он абсолютно не знал, вернётся ли когда-нибудь ещё в это уютное здание или же покидает его сейчас навсегда.

Данил шёл по тротуару без какой-либо определённой цели. Просто смотрел, как желтеет и алеет листва на деревьях, как по пронзительно-синему небу плывут облака - и ни о чём не думал. В голове не было ровным счётом ни одной мысли. С ним иногда такое случалось: после пережитого стресса включался какой-то защитный механизм "отупения", когда процесс мышления заменялся чистым созерцанием и отсутствием каких-либо эмоций. Наверняка Данилу позавидовал бы не один человек, ставший на путь буддизма - у него же это было в порядке вещей и не требовало энергетических затрат на обучение.

Внезапно в метре от него притормозила знакомая серая "Тойота", в которой Стецкий увидел Артура Евгеньевича.

- Данил, тебя подвезти куда-нибудь? - выглянув из окна, совершенно будничным тоном поинтересовался Громов.

Так, будто час назад между ними не произошло никакого недоразумения.

- Даже не знаю, - пожал плечами удивлённый Стецкий; он думал, что Артур к нему теперь и на пушечный выстрел не подойдёт. - Я просто гуляю.

- Тогда, может, покатаемся по городу? - предложил тот. - У меня есть немного времени для безделья и общения. Разделишь его со мной?

- Разделю. Если бить не будете, - усмехнулся парень.

- Не буду, - пообещал Артур, и на его плотно сжатых губах промелькнула тень улыбки. - Садись.

Данил обошёл автомобиль и сел рядом с Громовым. В салоне витал приятный, еле уловимый аромат туалетной воды Артура.

Они неторопливо поехали по улице, свободной в этот час от машин.

- Даня, прости, что я наорал на тебя, - сказал Громов. - Просто... ну, ты понимаешь, мне не каждый день парни признаются в любви и...

- ... хватают за яйца? - подсказал Данил, видя, что тот замялся и не знает, как поделикатнее обозвать то действие, которое совершил ученик.

Артур на секунду повернул к нему лицо и прыснул. Стецкий снова заметил, как его черты просветлели и помолодели, будто по ним прошлась кисточка гениального гримёра.

- Ну, назовём это так, - согласился Артур Евгеньевич.

Смущённо помолчав, он сказал полувопросительно:

- Значит, ты гомосексуал?

- Ну, назовём это так, - ответил Данил словами самого Артура, и на этот раз оба в голос рассмеялись.

- Я так понимаю, тебе понравилось, когда я тебя сегодня в зале лапал? - отсмеявшись, осторожно поинтересовался Громов.

- Не то слово, - признался Данил. - Я был на седьмом небе от блаженства. Вы очень по-гейски это делали.

- Я не гей, - с чрезмерной поспешностью возразил Артур.

- Я знаю, - серьёзно сказал Стецкий. - Но вы, кажется, могли бы им быть. Я имею в виду, вы так нежно меня обнимали, что я повёлся...

- Данечка, так ведь искусство в том и состоит, чтобы заставить человека поверить в неподдельность и искренность чувства, которое ты изображаешь, - мягко сказал Артур. - Ты же артист и должен уметь сыграть всё что угодно.

- Да, я понимаю, - уныло отозвался Данил, глядя в окно. - Только иногда ведь ожидаешь настоящей искренности и ненаигранного тепла. Особенно от человека, к которому неровно дышишь.

- Дань, а скажи, как это - любить мужчину? - медленно подбирая слова, попросил Громов. - Ну, в геевском смысле...

- Я полагаю, так же, как и любить женщину в гетеросексуальном смысле, - лукаво ответил Стецкий. - Страстно хотеть быть рядом, балдеть от прикосновений, страдать при расставании, ревновать по поводу и без... Ну и заниматься сексом, конечно.

- Ну а если секса нет и быть не может? Ты же понимаешь, что я натурал и при всём желании не смогу удовлетворить твою сексуальную тягу ко мне.

- А что бы вы делали, если бы безответно влюбились в женщину и непрестанно желали её тела? - невинно глядя на педагога, спросил Данил.

Под испытующим взглядом огромных серых глаз своего ученика Артур Евгеньевич смутился и густо залился краской. А Стецкий, видя это, в голос расхохотался.

- Вот и я это делаю, - весело сказал он. - Трижды в день. В красках воображая себе невозможное.

- Представляю, что ты там воображаешь, - проворчал Артур, чтобы скрыть неловкость за несолидную реакцию своего организма: он по сей день не изжил чувство стыда за то, что частенько занимался онанизмом. - Но я не о том спрашивал вообще-то. Ты бы мог просто дружить с человеком, которого любишь? Не донимая его уговорами потрахаться и попытками соблазнить. Общаться, заниматься каким-нибудь общим делом, гулять...

- "Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой красный крест", - задорным дискантом прочитал Данил стишок А. Барто и покатился со смеху.

- Да ну тебя, Стецкий, - воскликнул Артур, силясь сохранять суровое выражение лица, но непроизвольно расплываясь в улыбке. - Я же тебя серьёзно спрашиваю.

- Артур Евгеньевич, вы мне предлагаете крепкую мужскую дружбу? - иронично уточнил Данил. - В качестве утешительного приза за невозможность сексуальных отношений?

- Без всякого утешительного приза, Даня. Просто ты мне по-человечески очень симпатичен, - улыбнулся Артур и мягко положил ладонь на плечо Стецкого. - Я хочу, чтобы мы вышли за рамки отношений "учитель - ученик".

- То есть я уже могу называть тебя просто Артуром? - испытующе глядя на собеседника, спросил Данил.

- Конечно, Даня, - кивнул тот и с чувством сжал пальцами плечо новоиспечённого друга. - Я буду этому только рад.

- Отлично, - деловито произнёс Данил. - Тогда, Артур, я приглашаю тебя сегодня вечером в закрытый гей-клуб, чтобы отметить начало нашей дружбы. Там, между прочим, прихожан обучают ковбойским танцам, так что мы сможем со страстью предаться нашему общему хобби. Ну как, идёт?

- Захватывающее предложение, - озадаченно сказал Артур. - Женатый человек на ночь глядя идёт плясать в голубой квартал... А плевать! Пошли!..

встретились в условленное время возле уединённого двухэтажного дома из того насыщенного цветом красного кирпича, который использовали в архитектуре в начале прошлого века.

- Я так понимаю, это и есть гейская "академия танца"? - вылезая из такси, уточнил Артур у Данила, который уже ждал его на крыльце. - Уютненько устроились. Как это такое здание городская администрация ещё себе не присвоила?

- Только потому, что один из хозяев клуба - член администрации, - хохотнул Стецкий. - Голубые рулят!.. Как ты объяснил жене неожиданный вечерний уход из семейного рая?

- Обычная история, - пожал плечами Артур. - Сказал, что пошёл на пьянку по поводу дня рождения одного из знакомых. Получил распоряжение спать на кухонном диване, чтобы в лицо ей не дышать перегаром и - упаси боже! - не домогаться секса.

Они вошли внутрь здания. Данил на входе кивнул красивому охраннику - тот подмигнул ему и не стал задавать вопросов по поводу Громова.

Поднявшись на второй этаж, они попали в большой зал, где всё было уютно обшито деревом и за высокими деревянными столами вкушали пиво колоритные особы в шейных платках, высоких сапогах и ковбойских шляпах. На огромном экране в режиме нон-стоп сменяли друг друга американские исполнители весёлых песен в стиле кантри. По сторонам помещения, в крытых затемнённых галереях виднелись силуэты парочек. В углу танцпола лениво переминались с ноги на ногу и интимно переговаривались две дамы: одна - азиатского вида крошка в пышной красной юбке и чёрном бюстгальтере, другая - гигантская мужеподобная деваха в джинсе и с ёжиком на бритом черепе.

- Интересное местечко, - с любопытством оглядываясь вокруг, но чувствуя себя немного не в своей тарелке, произнёс Артур. - А женщины зачем сюда приходят?

- Ну, я полагаю, это лесби, - сказал Данил, то и дело улыбаясь и кивая находившимся в помещении людям. - Ты что-то имеешь против них?

- Ни в коем случае, - возразил Громов. - Всегда мечтал устроить групповушку с двумя лесбиянками.

- Это можно организовать, - шутливо заметил Стецкий, - но только давай не сейчас. Предлагаю для начала выпить, пока не начался урок танцев.

- Ты что? - воскликнул Артур. - Как же я на пьяную голову движения запоминать буду?

- Расслабьтесь, маэстро, - успокоил его Данил, подводя к одному из столиков на двоих и жестом подзывая официанта. - Это ж не модерн, а деревенские танцы без правил. Кто как ухватил, тот так и пляшет. Тут люди не к конкурсу готовятся, а отдыхают. Ты что будешь пить: водку, виски, пиво?

- Пол-литровую кружку пива, пожалуйста, - сказал Громов юному официанту, который, подойдя, с улыбкой потрепал Данила по плечу.

- И мне того же, - подхватил Стецкий, ласково погладив парня по ягодице и проводив его с теплотой во взгляде. - Чудный парень, - сказал он Артуру. - Димка сильно помог мне, когда я только приехал в город и ещё никого здесь не знал.

- Даня, скажи мне, - деликатно попросил Громов, когда официант Дима поставил перед ними кружки с пенным пивом "Харбин" и вазочку с фисташками, - ты давно занимаешься сексом? Каким у тебя был первый раз?

- Ну ты и вопрос задал, дорогой друг, - озадаченно сказал Стецкий, устремляя взгляд куда-то в глубь времён. - Чтобы на него ответить, мне для начала нужно определиться, когда он у меня вообще был первый сексуальный опыт. А я этого уже много лет не могу сделать.

- А что, так бывает? - с любопытством поинтересовался Артур. - Такое событие, кажется, не забывает ни один человек.

- Я ж тебе говорю, что не могу определиться, - повторил Данил. - Возможно, я получил свой первый незабываемый опыт с троюродной сестрой. Она меня тогда склонила к сексу и была старше меня лет на шесть. Прошмыгнула, зараза, ко мне в спальню, когда всё их семейство у моей тетки в деревне гостило, и шуточками заставила сделать ей "медосмотр". А я ж, блин, тот ещё гинеколог - не нашёл никакого инструмента для осмотра, кроме собственной письки. Её и вставил... Однако не исключаю, что первый раз у меня случился, когда меня изнасиловал тёткин сожитель. Как видишь, оба случая достаточно показательны и в равной степени могут претендовать на первенство. Так что, получается, невинности я лишился дважды.

- Не очень весёлое расставание с девственностью, - посочувствовал Артур. - Я имею в виду второй случай.

- Да уж, - с усмешкой согласился Данил. - После славных именин в компании пьяного мужика и его двадцатисантиметрового х*я с психикой у меня были явные нелады. Я тогда постоянно срывался, у меня случались какие-то беспричинные истерики. В конце концов меня на целый месяц упекли в дурдом. Тётка хотела судить того мужика, но он откупился от её праведного гнева двумя мешками картошки - у крестьян ведь всё по-простому. Так ты представляешь, один куль почти полностью оказался гнилой!

- Даня, ты невозможен, - расхохотался Артур и взъерошил ему волосы. - Я тебя просто обожаю!

- Я тебя тоже люблю, Артур, - с наслаждением отвечая кошачьим движением головы на ласку Громова, проурчал Данил. - Пошли танцевать - смотри, все уже в линии выстроились, прямо как у нас на занятиях.

- Погоди, я только в туалет мигом сбегаю, - сказал Артур и стремглав помчался в тот угол, где на стене красовалась стрелка в виде - ну конечно же! - топографически изогнутого члена, чья головка указывала на буквы "WC".

Громов подбежал к писсуару и, пританцовывая на месте, торопливо расстегнул ширинку. Вдруг дверца кабинки позади него распахнулась, и из неё раздался задушевный голос:

- Парень, эй, парень, слышь, поссы на меня, а?

От неожиданности Артур чуть не подпрыгнул и, резко развернувшись, увидел молодого мужчину в деловом костюме бежевого цвета. Он просительно глядел на Громова своими грустными глазами.

- Поссы, а? - повторило туалетное привидение, вяло потирая себе промежность. - На брюки и на рубашку можно...

Шокированный простотой здешних нравов, Артур уже хотел послать его ко всем чертям с матерями, однако что-то вдруг щёлкнуло в его нетрезвом мозгу, он вытащил член и с наслаждением пустил мощную струю прямо на тонкие пальцы костюмированного парня. Светлая ткань тут же потемнела, безобразные влажные пятна растеклись по элегантным брюкам. Капли Артуровой мочи блестели на руке мужчины. Лицо его с закрытыми глазами и опущенной челюстью выражало блаженство, граничившее с идиотизмом. Со странным чувством - смесь гадливости, любопытства и лёгкого возбуждения - Артур оглядел свой "шедевр" и, наскоро упихав творческий инструментарий в штаны, покинул туалет, чтобы странный посетитель клуба, упаси боже, не стал назначать ему свидания.

Когда Громов вернулся в зал, люди уже с азартом выделывали потешно-примитивные движения в стиле "вестерн-данс", лихо притопывая каблуками сапог. Данил, дожидаясь Артура, стоял в стороне с официантом Димой и о чём-то с ним беседовал. Увидев своего спутника, Стецкий улыбнулся, подбежал к нему, и они пристроились к компании танцующих.

Сначала у Артура никак не получалось войти в ритм танца. Он постоянно сбивался со счёта или делал кик не той ногой. Злился, бурчал под нос - дескать, кто придумал эту хрень и как такое вообще можно запомнить и станцевать. А Данил вовсю потешался, глядя на его мучения: сам он уже вполне освоился с топотушками "коровьих парней".

Едва у Артура начало что-то получаться и он даже вошёл во вкус, руководитель сменил музыкальную тему. Заиграло нечто лирическое. Люди на танцплощадке привычно разбились по парам (однополым, разумеется), встали в вальсовую стойку и плавно завращались по окружности зала.

- Данил, ты что, хочешь, чтобы я с тобой вальс кружил? - с отчаянием воскликнул Артур. - Нет, пожалуйста, только не это! Я не могу это делать в паре с мужиком! Это неправильно! Это какое-то искривление мира!

- Артур, да брось ты, - со смехом глядя на него, возразил Данил. - Здесь все свои, никто на тебя косо не посмотрит. Ну, пожалуйста, котик...

Он положил руки на плечи Громова и, с любовью ловя его смятенный взгляд, стал его тактично, но твёрдо вести. На первом круге тот упирался, и глаза его метали молнии. На втором Артур расслабился и даже позволил Данилу поближе прильнуть к его телу, так что их бёдра порой соприкасались на поворотах. На третьем круге Артур испытал приятное головокружение и, почти не отдавая себя отчёта, робко коснулся губами шеи Данила. Потом щеки. Потом приоткрытого рта.

Каждый раз, когда они проходили по кругу мимо барной стойки, стоявший там официант Дима с улыбкой снимал их на фотокамеру в своём сотовом телефоне. А Данил бросал на него сияющие взгляды.

Они покинули клуб в четвёртом часу утра. Оба еле держались на ногах от выпитого. Товарищи потребляли здесь алкоголь так же, как и танцевали - вопреки правилам. На пиво накладывали водку, на водку - снова пиво, всё заливали вискарём (раз уж в ковбоев играли), а потом пили много-много кока-колы. Чтобы протрезветь и на неделю вывести из строя печень.

- Ну что, по коням да по домам? - слегка измятым баритоном сделал предложение Артур, крепко обнимая за плечи своего молодого друга - возможно, для того, чтобы использовать его в качестве опоры.

- Ну, наверное, да, - не очень охотно согласился Данил. - Вызываем каждый по такси?

- Зачем? - возразил Громов, горячо дыша ему прямо в ухо. - Давай возьмём одну тачку. Сначала пусть меня подбросят, а потом ты уже на свою окраину поедешь. Я оплачу дорогу.

Машина приехала практически сразу, не оставив друзьям шанса погреть друг друга в объятиях на зябком сентябрьском ветру. Они оба устроились на заднем сидении, чинно держась на "пионерском" расстоянии, чтобы не смущать пожилого водителя чрезмерной близостью бёдер. Даже глядели в разные окна и видели каждый своё. Но пальцы их переплетённых рук непрестанно вели тайный диалог, с помощью легчайших прикосновений и пожатий повествуя о том, какой упоительной была эта предрассветная привязанность, эта нарождавшаяся нежность.

Такси затормозило у крайнего подъезда пятиэтажки, в которой жил Громов. С неохотой отпустив руку Данила, мужчина полез было в бумажник за деньгами, но вдруг внимательно посмотрел на Стецкого и сказал таксисту:

- Маршрут меняется, дальше мы оба едем на... - и, к величайшему изумлению Данила, Артур назвал адрес Академии. - Хочу отработать сегодняшние танцевальные шаги, - объявил он Стецкому, - потом сделаем номер "Дикий Запад". Будешь моим репетитором, Даня?

- Ну конечно, - ухмыляясь, отозвался Стецкий, не веря в то, что их свидание продолжается столь чудесным образом. - Такие танцы как раз лучше всего разучивать на рассвете.

Они переглянулись и расхохотались. Громов положил свою большую ладонь Данилу на ногу, и тот ответил ему взглядом, полным признательности.

Такси затормозило у погружённого во мрак здания Академии, и друзья, поёживаясь от холода, неверной походкой приблизились к парадной двери. Артур нашарил в кармане джинсов связку ключей, нашёл в ней нужный, всего с третьей попытки вставил ключ в замочную скважину, и они зашли в непривычно тёмный холл. Наощупь добравшись до пульта сигнализации, что висел над стойкой администратора, Громов набрал нужную комбинацию цифр, после чего парочка могла спокойно посвятить себя друг другу.

- Ну что, будем вспоминать ковбойский степ? - бодро вопросил Стецкий.

Он шагал по тёмному коридору вслед за Артуром, который вёл его за руку.

- Ты что, сумасшедший? - хохотнул Громов. - Я едва ковыляю и спать хочу, как чёрт. Добраться бы до дивана и принять горизонтальное положение.

- Так ты что, спать сюда приехал? - воскликнул Данил.

- Конечно, - невозмутимо отозвался Артур. - Вместе с тобой. Дома мне бы пришлось дрыхнуть одному на кухне, а это, согласись, грустно и холодно. Поэтому я и решил воспользоваться шансом и обманом затащил тебя сюда.

- Ничего себе какое коварство! - хихикнул Стецкий. - И насиловать меня будешь, как полагается в таких случаях?

- Не дождёшься, - сказал Громов. - Напоминаю, что я не гомосексуал.

Они подошли к кабинету Громова. Артур в точности повторил процедуру подбора ключа и вскрытия комнаты, после чего щёлкнул выключателем, и друзья зажмурились от яркого света. Громов тут же с помощью диммера уменьшил освещение до интимно-ночного.

- Добро пожаловать в святая святых, - объявил Артур, обводя комнату широким жестом. - Здесь в моей голове рождаются все хореографические шедевры. Ну или не все - иногда я ворую кусочки шедевров у мастеров мирового масштаба. Мы же должны равняться на лучшие образцы искусства?

- Ага, - согласился Данил, с любопытством оглядывая помещение.

Он присел на краешек мягкого дивана.

- А ну брысь отсюда, - добродушно прикрикнул на него Громов, он открыл встроенный шкаф и достал оттуда комплект белья и одеяло. - Сейчас постелю, и тогда можешь падать.

Данил сполз вниз. Артур раздвинул диван. Стецкий, сидя на полу, обхватил обеими руками его ноги и прижался лбом к твердокаменным икрам.

- Контактная импровизация? - усмехнулся Громов, расстилая постель.

Не отрываясь от него, Данил утвердительно промычал.

- Даня, ничего, что бельё не свежайшее? Я на нём раза три спал.

- Отлично, - отозвался Стецкий. - Можно я тогда трусы не буду снимать? Они тоже не свежайшие. Я их надел вчера - нет, уже позавчера - вечером.

- Боже, какие интимные подробности, - шутливо сказал Артур, кидая в изголовье подушки. - Можешь хоть полностью одетым ложиться. И на душ забей - у меня уже, например, нет сил его принимать. Так что будем спать потные и вонючие.

- Прямо как совсем родные люди, да? - уточнил Стецкий, незаметно целуя через джинсы ноги Артура. - Уже можно ложиться?

- Можно, маленькое чудовище, - ласково сказал Громов и потрепал Данила по волосам. - Оставь в покое мои ноги и раздевайся.

Стецкий поднялся с пола, и они одновременно принялись избавляться от одежды. Не отрывая друг от друга глаз и не скрывая своего волнения. Артур расстегнул рубашку и отбросил её на стул. Данил кошачьим движением стянул через голову футболку с капюшоном. Артур снял обувь, носки, потом расстегнул джинсы. Данил в точности отзеркалил действия друга, словно списывая с него танцевальные движения. Артур поочерёдно высвободил каждую ногу из джинсов. Данил одним движением скинул свои.

Стоя в одном нижнем белье, учитель и ученик заворожённо смотрели друг на друга. Под куском перехваченной в паху набедренной повязки каждый из них скрывал величайшие тайны своей жизни.

Чресла Артура защищали короткие, свободные трусы болотно-зелёного цвета. Их податливая ткань собиралась крупными складками. Складки сбегали от бёдер вниз, подчёркивая тяжесть округлого центра и зрительно выдвигая его вперёд. Там они образовывали вершину треугольника, под которой ткань снова разглаживалась, до предела натянутая восхитительным внутренним грузом.

Данил был одет в обтягивающие голубые боксёры с широкими красными линиями по бокам и такой же вызывающе красной окантовкой гульфика. Под идеально гладкой тканью трусов можно было без труда прочесть анатомию его гениталий: напряжённый член, прижатый чётко очерченной головкой к левому бедру, и висящие на разной высоте яички.

- Даня, ложись у стены, я выключу свет, - наконец сказал Артур, очнувшись от гипнотического созерцания парня, и через несколько секунд комната погрузилась во мрак.

Артур бесшумно лёг рядом с Данилом, накрыв обоих лёгким одеялом.

Они лежали близко-близко: Стецкий на боку, лицом к стене, Артур - полностью повторяя его позу, - но при этом не касались друг друга ни единым пальцем. В полнейшей тишине было слышно, как стучали их сердца, и как два вдоха, взятые в унисон, мерно сменялись таким же слитым воедино выдохом. А в момент, когда Артур положил руку на плечо Данила, исчезли и эти звуки: оба сердца вдруг ёкнули и прекратили биение, оба вздоха замерли на полпути.

- Артур, скажи, - прошептал Данил, - ты ведь специально придумал этот урок с контактной импровизацией, чтобы моё тело... э-э-э... поласкать?

- Не знаю, - помедлив, тоже шёпотом ответил тот. - Я точно могу сказать, что не собирался тебя соблазнять, это правда. Но мне было так приятно трогать тебя, гладить, чувствовать, как ты начинаешь растворяться в моих объятиях. А эти моменты, когда я прикасался к твоей попке - сначала лбом, потом членом - боже, какой кайф!..

- Но ведь у тебя тогда не встал, - возразил Данил.

Он обхватил пальцами руку Артура и притянул её к своей груди. Громов прижался грудью к пылавшей жаром спине Данила, а под пальцами ощутил его маленький сосок.

- Как можно испытывать кайф, если ты не возбуждён?

- Данечка, родной, я не могу это объяснить, - горячо прошептал Артур, почти касаясь губами шеи Данила. - Ощущение счастья и безграничной нежности... эротическое влечение без эрекции... до тебя я не знал, что так бывает. Мне хочется бесконечно прикасаться к твоему телу - везде, в каждом его закоулке. Обнимать тебя. Но при этом у меня совсем нет желания с тобой трахаться. Что это? Может, ты объяснишь?

- Ну да, что тут непонятного, - печально сказал Стецкий, - просто ты гетеросексуал, который способен платонически влюбиться в парня и испытать влечение к его телу как объекту искусства, при этом не возбуждаясь. Как скульптор, который испытывает острое эстетическое удовольствие, касаясь пальцами своей глиняной статуи во время лепки.

- Может быть, ты и прав, - пробормотал Громов, совершая тягучее движение ладонью от груди Данила к его идеально плоскому животу. - Может быть. Я правда не знаю.

Артура опустилась до самого низа Данилова живота и коснулись резинки его трусов. Мизинец скользнул по краю эластичной ткани и нерешительно замер. Дальше начиналась опасная зона.

- Можно? - робко спросил Артур.

- Конечно, зачем ты спрашиваешь? - отозвался Данил. - Ты скульптор моего тела, распоряжайся им, как считаешь нужным.

- Спасибо, родной, - с чувством прошептал Артур, покрывая плечо и шею юноши сухими поцелуями.

Он отнял руку от живота Стецкого, но только затем, чтобы тут же накрыть ею трусы Данила, под натянутой тканью которых дыбился и пульсировал его большой орган.

Данил вздрогнул всем телом, непроизвольно изогнулся дугой и перевернулся на спину, подставляя свои тайные места пытливым пальцам Артура. Рука Данила прикоснулась к паху Громова, который оставался лежать на боку. Артур поспешно, хотя и мягко, отодвинул его ладонь, прикрывая свои гениталии свободной рукой, словно защищался от опасности.

- Данечка, пока не надо, - умоляюще сказал он, словно извиняясь за свой жест. - Я ещё не готов... Не в смысле, что у меня не стоит, а просто не готов... столько новых впечатлений за один день... прости меня...

- Я понимаю, - отозвался Данил, сладострастно приподнимая бёдра под горячей тяжестью Артуровой руки. - Статуя не имеет права прикасаться к скульптору... по крайней мере, пока он её не оживит. В этом есть своя прелесть.

Артур улыбнулся и приподнялся на локте. Влажно мерцая в темноте глазами, он принялся с удовольствием изучать пальцами промежность Данила. Сначала Громов обследовал все выпуклости через ткань трусов, а потом осмелел и проник через резинку внутрь. Пальцы его обдало мокрым жаром, исходящим от члена. Не веря в реальность момента, Артур нежно обхватил ствол ладонью. Данил то ли всхлипнул, то ли прерывисто простонал и выгнулся вверх, чуть ли не встав в мостик.

- Господи, Артур Евгеньевич, что ты творишь?! - обращаясь к самому себе, пробормотал Громов. - Ты, наверное, сошёл с ума? Ты хоть понимаешь, что впервые в жизни держишь в руке не свой член, а мнёшь х*й другого парня, твоего ученика?! И - сука! - тебе же он нравится, этот толстый член! Ещё как нравится! Признайся, ты же не хочешь его отпускать. Ты хочешь ласкать его до скончания века, вместе с этими большими яйцами... А ведь там ещё есть маленькая сладкая дырочка, которую он скрывает между ног... зажал, гадёныш... Но ничего, я и до неё доберусь...

Он, словно в бреду, произносил эти бесстыдные слова и размеренно, со смаком дрочил член Данила. Рука его уже была вся мокрая от смазки, бесконечно вытекавшей из головки парня. Артур с наслаждением размазывал её по стволу и гладким яичкам Данила.

Внезапно Стецкий схватил его руку и прекратил движение.

- Артур, умоляю, подожди! - срывающимся голосом проговорил он. - Я пока не хочу кончать! Мне ещё никогда не было так хорошо!..

Артур отпустил член Данила, и оба легли на спину. Громов подложил руку под голову друга и потёрся головой о его щеку.

- Когда ты говорил всё это, - прошептал Данил, всё ещё не восстановив дыхание, - я думал, меня разорвёт от возбуждения. Мне несколько раз казалось, что я кончаю всем телом - от ушей до пят! Это что-то невообразимое... Пожалуйста, Артурчик, расскажи ещё что-нибудь такое же грязное... я хочу просто послушать тебя и помастурбировать...

- Хорошо, мой милый, - хриплым шёпотом согласился Артур, который сам испытывал неведомые доселе ощущения, говоря вслух слова, что до этого никогда не произносил. - Я расскажу тебе один случай из своей сексуальной биографии. Только если тебе будет противно, останови меня...

- Ты что, мне не будет противно, - пробормотал Данил и, в предвкушении рассказа, закрыл глаза, сжал член рукой и пошире развёл ноги, закинув одну из них на ногу Артура. - Начинай.

- В начале наших отношений мы с женой частенько экспериментировали в постели, - начал говорить Громов, засовывая свободную руку себе в трусы. - Однажды она призналась, что хотела бы ощутить в себе реально огромный член, и я решил сделать ей подарок. Выписал по интернету вибратор длиной 23 см и какой-то очень толстый. Я так хотел самолично вставить Ирке эту дубинку в её мокрую щель! Я воображал, как она будет извиваться и рыдать от наслаждения, а из п***ды у неё будут торчать только силиконовые яйца. Когда же мы вскрыли посылку, то впали в шок! Упаковщик, видать, ошибся и положил в коробку 13-сантиметровый членик на батарейке. Ну, ради прикола я предложил жене ввести в неё этот хохотунчик, но она сказала, что нет уж, если я хочу, то могу сам вставить его себе в жопу и вдоволь побаловаться... Даня, тебе интересно?

- Конечно, - громко прошептал Данил, он вовсю дрочил, и комнату наполняли чавкающие звуки, которые издавал его член. - Значит, ты так и сделал? Вставил вибратор себе в анус?

- Ага, - сказал Артур, который сам не на шутку возбудился, вспоминая в деталях эту историю; он уже не сдерживал себя и, вытащив из трусов вздыбленный член, сладко мастурбировал. - Сначала было непривычно и больновато, но Ирка уложила меня на бок и сама ввела в меня смазанный х*й, велев задрать одну ногу. Она включила вибратор, а сама лизала мне яйца и дрочила мне член. Я в первый раз не кончил, а настоящий кайф словил уже на следующий день, когда лежал на спине, подняв ноги, а жена трахала меня этим членом и говорила, смеясь: "Ах ты, грязный пидор! Слюни пустил! Что, нравится лежать с задранными ногами, как шлюха?! Нравится, когда в жопу е*ут?!" А я реально тащился и от ощущений в анусе, и от её слов...

- Бля, я больше не могу-у-у! - взвыл Данил, и тело его начало конвульсивно дёргаться.

Через секунду Артур тоже взорвался, издав гортанный стон. Не сговариваясь, они повернули друг к другу головы и слились в своём первом оргазмическом поцелуе.

5.

Артур с упоением переживал раскрытие собственной бисексуальности. До появления Данила он восхищался прекрасными телами парней исключительно как профессионал. Он умел выгодно преподнести на сцене движение, позу или жест танцора. Превосходно знал, как использовать природную сексуальность мужчины и создать прохладный эротический образ в рамках жёсткой стилистики современной хореографии. Однако он никогда не вовлекался в работу с мужским телом чувственно. При постановке танцев с парнями его собственная эротичность нисколько не была задействована.

Свой немалый сексуальный потенциал Артур целиком расходовал на женщин - точнее, на одну женщину, свою супругу. Долгое время брак Громовых во всех смыслах был идеальным. Им было более чем хорошо в постели, и Артур не видел смысла в поисках приключений на стороне. Знал, что одноразовые интрижки не принесут и сотой доли тех удовольствий, которыми щедро одаривала его Ирина.

Возможно, он довольствовался лишь супружеским ложем ещё и потому, что не мыслил своей жизни без самоудовлетворения. Разумеется, Артур не рассказывал Ирине об этом своём увлечении, но случалось, что почти сразу же после близости с ней он шёл в ванную и, подмываясь, так возбуждался от прикосновений к себе, что кончал вторично. И это было не менее - а может, и более! - сладко, чем близость с женой. Мимолётные образы, которые роились у него перед глазами, придавали пикантность сеансам рукоблудия. Это не были какие-то однозначные порнографические картинки, сцены слияний, которые обычно представляет себе мастурбирующий. Перед мысленным взором Артура проносились некие тени, напоминавшие обнажённые человеческие фигуры - иногда мужские, но по большей части женские. Иногда он видел танцующих людей: они были обнажены или слегка прикрыты кусками ткани, причём во время танца ткань то и дело сбивалась и на миг приоткрывала их грудь или гениталии. В большинстве случаев Артуру этих видений было достаточно, чтобы довести себя до оргазма.

После контактной импровизации с Данилом в онанистические фантазии Громова стали настойчиво вторгаться куски того самого урока, преображённые присутствием в танцзале Ирины. Он представлял, как сам через одежду упирается пахом в зад парня, крепко обхватив за спиной его руки, а супруга бесстыдно мнёт пальцами половые органы Данила и трётся о них губами, при этом с похотливой улыбкой глядя на Артура. Или же воображал, что Данил стоит раком посреди их супружеской постели - без трусов, но в толстовке с капюшоном, который закрывает ему лицо. Ирина (неизменно стройная, как в свою лучшую предродовую пору) держит в руках огромный фаллоимитатор и с наслаждением трахает Данила в задницу, а иногда вынимает его и шлепает парня по ягодицам, отчего тот сладострастно изгибается и постанывает от удовольствия.

Интересно, что в этих видениях Артур никогда не представлял, что сам трахает парня или же занимается с ним оральным сексом. Как и в реальности, в фантазиях ему доставляли удовольствие лишь нежные прикосновения к телу Данила, страстные объятия, да ещё нравилось воображать, будто он раздевает его - очень медленно, с чередой случайных касаний и мимолётных поцелуев. Одним словом, Артур не кривил душой, уверяя Стецкого в том, что был и остаётся натуралом: мысль о сексе с Данилом "по полной программе" оставляла его глубоко равнодушным.

когда Ирина по непонятным причинам злостно регламентировала акты супружеских слияний (разве что талоны на секс не выдавала), Артур обрушивал свою невостребованную чувственность и нежность на Стецкого. Иногда в перерывах между занятиями он увозил молодого друга к уединённому берегу реки и там, распластав его тело на песке, до одури зацеловывал. Он ложился на ученика сверху - губы в губы, грудь в грудь, пах в пах - и исступленно тёрся возбуждённым членом о его гениталии, одновременно орудуя своим сильным языком во рту Данила.

Порой Артур не без самоиронии замечал, что во время их взаимных ласк его язык превращается в член и полностью его заменяет. Громов имел в виду не только ротовой орган, который любил запихивать чуть ли не в глотку Данилу, но и язык как речь, как Слово. Своими бесстыдно-откровенными словами, произносимыми вязким, как смазка, голосом, Артур буквально "трахал" Данила. Отзываясь на восхитительно-грязные речи учителя, парень истекал, как сука. Клейкая жидкость делала мокрыми не только трусы Стецкого, но и предательски проступала тёмными пятнами на плотной ткани его джинсов.

- Жесть! Как же я по улице пойду в таком виде? - шептал Данил во время одного из сеансов безумного петтинга на песке. - На меня будут пальцами показывать - мол, пацан в трусы обкончался.

- Да, и у всех поголовно будет вставать при виде тебя, - откликался Артур, вылизывая парню сосок и похотливо блуждая пальцами у него между ног. - Ты будешь героем толпы, символом сексуальной свободы. На тебя будут молиться и дрочить!..

- Офигеть, я щас и правда кончу от гордости за себя, - восклицал Данил, извиваясь под Артуром и вытанцовывая дикий джаз раскинутыми ногами.

А через минуту:

- Бля-я-я! Кончил! Опять без рук! Опять в трусы! Господи, Артур, ну что ты со мной творишь-то такое?!

Стать героем толпы Стецкий всё-таки не рискнул и при въезде в город попросил Артура обождать его возле небольшого универмага: он хотел немного привести себя в порядок в туалете. Четверть часа спустя Данил стремглав выбежал из магазина и, забравшись обратно в машину, велел Артуру поскорее трогать с места.

- А что случилось-то? - поинтересовался Громов, когда они отъехали от универмага. - Что за таинственная спешка?

Стецкий ухмыльнулся и вытащил из внутреннего кармана куртки запечатанный DVD-диск. На обложке красовался танцор в костюме корсара.

- Держи, это тебе подарок, - гордо сказал Данил, кладя диск в бардачок. - Я украл для тебя Нуриева.

- Спасибо, конечно, - медленно проговорил Громов, и Стецкий увидел, как заходили его желваки. - Но к чему такое сумасшествие? А если бы тебя спалили?

- Не-а, - весело засмеялся Данил. - Я незаметно штрих-код отодрал и диск в карман сунул. Могли, конечно, в видеокамеру меня засечь, но я быстро смылся.

- Стецкий, давай договоримся, что меня ты больше не будешь подставлять! - с непроницаемым лицом попросил Артур. - Не хватало мне ещё обвинений в мелком воровстве.

- Да ладно, не парься, - беспечно махнул рукой Данил. - Украл-то я - какие к тебе претензии?

- Такие претензии, что воровать нехорошо. Тебе никогда этого не говорили? Мне придётся тебя наказать, воришка.

- Наказать, говоришь? - глядя на водителя исподлобья, проворчал Данил. - И каким же образом, можно узнать?

- Сейчас приедем в Академию, и я в буквальном смысле надеру тебе задницу, - спокойным голосом пообещал Артур. - Спущу с тебя штаны и выпорю ремнём.

- Вот это да! - восхищённо присвистнул Стецкий. - Меня ещё никто ремнём не порол, до этого все х*ем обходились. Хочу, хочу ремня!

- Господа, этот человек непробиваем! - обращаясь к невидимой публике, провозгласил вердикт Громов.

Он старался оставаться серьёзным, но глаза его уже смеялись.

- Впрочем, если ты думаешь, что я шучу, то ошибаешься - я действительно устрою тебе порку. Так что можешь приготовиться.

- А я уже готов! - объявил Стецкий, он вытащил из бокового кармана куртки свои перепачканные спермой трусы и торжествующе потряс ими в воздухе. - Доступ к жопе практически свободен!

Он небрежно повесил трусы на ключ зажигания. Артур искоса на них глянул, не выдержал и в голос расхохотался.

- А что ты смеёшься? - возмутился Данил. - Думаешь, приятно ходить, когда у тебя между ног такая херь? Я в туалете универмага возле умывальника снял джинсы и трусы и как раз обмывал головку члена, когда туда зашёл пацанчик. Я по выражению его лица понял, что он близок к сердечному приступу, хотя, блин, так и не догнал - что он такого исключительного увидел? Ни разу не видел, как мужики х*й моют, что ли? Ну, я ещё повернулся к нему и помахал писькой. Дескать, "хеллоу, бой". Его как ветром сдуло из туалета, наверное, он даже забыл, что хотел отлить. Слабонервный, короче, оказался.

- Даня, ну ты сегодня жжёшь! - сквозь раскаты смеха проговорил Громов. - Я, наверное, целый год так не смеялся. Не к добру это, как говорила моя бабка. Как бы потом плакать не пришлось...

Когда они наконец добрались до танцевальной школы и заперлись в кабинете у Артура, хозяин хладнокровно приступил к экзекуции. Он велел Данилу снять куртку и встать на четвереньки перед диваном. Стецкий охотно подчинился. Он смиренно встал по-собачьи и, положив голову на диван, прижал щеку к сидению. Его компактный зад покорно выдавался вперёд.

- Сейчас я тебе покажу, как воровать вещи из магазинов, - размеренным голосом пригрозил Громов.

Данил искоса поглядывал, как тот без суеты расстегнул пряжку у себя на ремне и вытащил его из джинсов.

Артур подошёл к Стецкому и встал позади него на колени. Он положил обе ладони на ягодицы парня и несколько раз сжал их массирующими движениями. Руки Артура обогнули бёдра Данила, пальцы уверенно расстегнули пуговицу на джинсах парня, а затем молнию. Громов взялся за края Даниловых штанов и потянул их вниз. Впервые перед ним при свете дня предстала обнажённая попка Данила. Во всей своей юной и упругой красе. С алым шрамом, пересекающим наискось правую ягодицу.

От неожиданности Артур отпрянул.

- Твою мать! - растерянно выругался он. - Ты сегодня выдаёшь прикол за приколом! Что это?! Только не говори, что у тебя отсюда аппендицит вырезали!

- Ну, разумеется, нет, - ухмыльнулся Стецкий. - Аппендицит у меня, как и полагается, вырезали из уха. А эту метку мне на вечную память о себе оставил мой последний московский любовник. Росчерк прощальной записки, так сказать. Я из-за него, в принципе, из столицы-то и уехал, от греха подальше.

- Вот это да, - пробормотал Громов, задумчиво проведя пальцами по выпуклой красной линии, ритмически пересечённой швами. - Что же ты такого ему сделал, что он тебя так изуродовал?

- А ничего, - пожал плечами Стецкий. - Он оказался сумасшедшим. В смысле, он на самом деле был психически ненормальный. Со стажем лечения в дурдоме. Я об этом, конечно, ничего не знал сначала, потом выяснилось. Когда у нас уже вовсю были романтические отношения.

- Значит, он просто так взял нож и ни с того ни с сего всадил его тебе в задницу? - воскликнул Артур, которого вид шрама странным образом завораживал.

Он осторожно провёл по нему языком и оставил влажный след от одного края алой линии до другого. Данил шумно вздохнул и ещё больше выдвинул ягодицы - поближе к губам Артура.

- На мой взгляд, именно ни с того ни с сего, - сказал Данил, отвечая сладострастными движениями бёдер в ответ на нежные прикосновения друга. - Я остался у него на ночь, а утром, когда убегал на учёбу, оказалось, что у него высокая температура, и он попросил меня сбегать за минеральной водой. У меня было важное занятие, на которое я не хотел опаздывать, и я ему посоветовал выпить чаю с лимоном и мёдом. А он впал в какое-то безумие, вскочил голый с постели, схватил нож и полоснул мне им по ягодице. В общем, я в тот день пережил немало чудесных минут, включая те, когда меня зашивали в травмпункте. Ещё пришлось полицейским объяснительную писать о том, откуда у меня ножевое ранение. Наплёл им, что я факир и дома готовил номер с ножами, ну, дескать, осечка вышла, промазал и упал попой на лезвие. Короче, выгораживал своего психа, как мог. А он потом заявил, что мне так и надо и что впредь буду знать, как с друзьями следует поступать. Это стало последней точкой нашей любовной истории. Я послал его на три буквы и уехал сюда.

- Н-да, - только и сказал Артур, - кажется, ты уже и так наказан жизнью выше крыши. Я не буду ещё усугублять ситуацию и пороть тебя. Знаешь, давай лучше после танцев съездим куда-нибудь посидим.

- Может, лучше съездим где-нибудь полежим? - лукаво внёс предложение Данил, натягивая джинсы и поднимаясь на ноги.

- Ты, чучело, ещё не належался сегодня? - смеясь, воскликнул Артур и крепко обнял Стецкого. - Давай иди переодевайся...

сидели в захудалом караоке-баре "Крыша" на тринадцатом этаже гостиницы, давно утратившей черты былого великолепия. Смотрели убогое выступление стриптизёров обоих полов, слушали безголосых и крикливых караокеманов, лениво потягивали коктейль. Им было плевать на антураж - главное, они были вместе, млели от нежных прикосновений друг к другу под столом и предвкушали новую встречу наедине.

- Артур, я тебя люблю, - одними губами произнёс Данил, ловя глазами взгляд Громова.

- Я знаю, Данечка, - ласково ответил Артур и сжал ему руку. - Я счастлив, что ты у меня есть.

- А ты меня любишь? - пытливо спросил Стецкий.

Артур улыбнулся и неопределённо пожал плечами.

- Наверное, да, - сказал он. - По-своему люблю. Пойдём на крышу, а то у меня от здешнего искусства голова трещать начала.

Они покинули шумное помещение и вышли на самую крышу, огороженную широкими бордюрами. Здесь стояла тишина, в безоблачном небе мерцали первые звёзды. Они подошли к бордюру, и Артур обхватил Данила сзади за плечи, как любил делать в минуты величайшей нежности.

- Дай-ка я посижу на ограде, - сказал Стецкий, поведя плечами, словно требовал освобождения из объятий. - Вдохну свежего воздуха.

- Посиди, только осторожно, - сказал Громов, расцепляя руки. - А то если отсюда полетишь, то никакой воздух тебе уже не потребуется.

Данил подпрыгнул и уселся на бордюр, глядя на огни вечернего города.

- Так что значит "по-своему люблю"? - поинтересовался он, возобновляя прерванный разговор. - Меня ещё никто не любил "по-своему".

- Ну, как тебе объяснить? - мягко сказал Артур. - Я привязан к тебе, мне всегда безумно хорошо с тобой, и в постели тоже. Но есть в наших отношениях нечто, что противоречит моей природе. Я изначально люблю женщин, и я знаю, что ни один мужчина не способен вызвать у меня подобное чувство, которое превосходит всё на свете, включая сексуальную страсть. Ты, конечно же, исключительный человек в моей жизни, я тебя обожаю и люблю, но заменить мне женщину ты никогда не сможешь. Ты должен понять это, Данечка, и заранее меня простить... Но зачем думать об этом, если нам и так хорошо?

- Затем, что моя-то любовь к тебе именно такая, безграничная, как галактика, - сказал Данил, не глядя на Артура. - Только нашим галактикам, увы, не дано пересечься. И это меня убивает... убивает, понимаешь?..

6.

В их отношениях что-то неуловимо изменилось в тот день, когда в группе появился Стэн. Он неожиданно вышел из кабинета Громова - молодой, грандиозно сложенный блондин в минимальных шортиках и боксёрской майке - и продефилировал мимо Данила, окинув его высокомерным взглядом. По крайней мере, Данилу показалось, что взгляд его холодных голубых глаз был именно высокомерным. Стэн прошагал по коридору, как по подиуму, и зашёл в танцкласс, где через несколько минут должна была начаться тренировка.

Чувство, которое в эту минуту вспыхнуло в душе Стецкого, можно обозначить как смесь жгучей ревности и невероятного возмущения. Кабинет Артура был слишком особым местом, куда ранее не было доступа никому, кроме Данила, и вдруг - нате вам! - оттуда появляется юный бог, причём с таким видом, будто кабинет отныне принадлежит ему самому. В голове Данила ураганным ветром промчались тысячи мыслей о том, чем там, собственно, мог заниматься Артур с этим типом. Все предположения, разумеется, сводились к одной-единственной версии: Громов ему изменяет! Ну, или собирается изменять - какая разница?

Данил с горящим от гнева лицом забежал в туалет и сунул голову под струю холодной воды, чтобы привести себя в чувство. Постояв так пару минут, он немного остыл и, наскоро высушив голову под феном для рук, пошёл на занятие. В зале Стецкий увидел, что парень в бесстыжих шортах стоит в первой линии, рядом с его пустующим местом. Это для Данила явилось очередным ударом: новичков Артур никогда не ставил сразу же в авангард, и подобное исключение лишь подтверждало подозрения Стецкого о том, что Громов неровно дышит к этому выскочке. Стараясь ничем не выдать бурю эмоций в своей душе, Данил молча встал рядом с голубоглазым парнем.

Представив Стэна, Артур объяснил танцорам цель его появления в группе. По словам Громова, ему предложили участие в грандиозном фестивале мужского танца, который через несколько месяцев должен был состояться в Амстердаме, в театре легендарного Иржи Киллиана. Голландские устроители мероприятия оплачивали перелёт и проживание только трём участникам каждого зарубежного коллектива, поэтому Артур решил вывезти двух парней, переделав под них дуэт, который Данил ранее разучивал с Настей. А так как в группе Громова профессиональным танцором был лишь Стецкий, то Артур решил пригласить второго профи из чужого коллектива. По словам Артура, Стэна он знал уже несколько лет и полагал, что, кроме него, Данилу никто не сможет составить достойную пару.

Эти объяснения немного успокоили Стецкого. Он понял, что с приходом Стэна никаких роковых изменений в его судьбе вроде как произойти не должно. Напротив, назревала неплохая творческая поездка в столицу Голландии, известную своими весьма свободными нравами и тёплым отношением к гейской братии. Такое приключение не могло не радовать Стецкого: если бы не Артур, он уже давно бы начал задыхаться в насквозь гомофобной провинции...

Упорная подозрительность Стецкого мало-помалу начала действовать Артуру на нервы. Она стала доставать своей навязчивостью и омрачать их доселе безмятежные свидания. Отныне Громова даже во сне преследовал потемневший взгляд Данила, который стал неотъемлемой частью его образа. Если раньше предвкушение их тайных встреч неизменно наполняло Артура радостью, то теперь её сменило тягостное ожидание очередного выяснения отношений. Артур стал всё чаще спрашивать себя, зачем ему нужна эта голубая тягомотина с высказанными и невысказанными обидами Данила, с его злобными выпадами и обвинениями в том, что он, Артур, теперь якобы готов изменять ему с первым встречным. Это было столь же утомительно, сколь и несправедливо: Громов даже в мыслях, даже в потаённых фантазиях не видел себя с другими парнями. Маниакальное поведение Данила в конце концов привело к тому, что Артур стал стремительно утрачивать аппетит к их сексуальным играм и при малейшей возможности избегал эротического общения. Стецкого это бесило и вызывало лишь новые вспышки ревности.

Понятно, что источником постоянного раздражения Данила был Стэн, который и ведать не ведал, что является изначальной причиной тайного разлада между Стецким и Громовым. Артур уже был не рад, что пригласил парня в этот проект, но он и вправду не знал, кого ещё из местных танцоров мог бы показать на фестивале такого уровня. Возможно, Стэн уступал Данилу в техническом блеске, был менее лёгок в прыжках, не обладал его "резиновой" растяжкой, но, будучи старше Стецкого, он тоньше чувствовал материал, филигранно нюансировал фразы и привносил в дуэт ту самую глубину, которой как раз недоставало Данилу. В паре они великолепно дополняли друг друга, и номер обогащался яркой индивидуальностью каждого исполнителя.

К чести Стецкого, нужно заметить, что на репетициях он ни разу не высказал своего негативизма по отношению к Стэну. Данил был настоящим профессионалом и не позволял себе выяснение личных отношений с партнёрами по сцене, по крайней мере, во время работы. Со стороны могло показаться, что танцуют два влюблённых друг в друга человека: нежные связки с мягкими поддержками сменялись пассажами, полными страстных прыжков и отчаянных метаний тел на полу, которые затем вновь уступали место умиротворению и спокойному течению чувств и эмоций. Партнёры идеально слышали друг друга, кожей ощущали посылы, исходящие от другого, в результате чего на каждой репетиции возникали интересные, тонкие находки, обогащавшие дуэт. Иногда, глядя на то, как парни танцуют, Артур забывал о том, что находится на занятии и руководит постановкой номера: он замирал от эстетического наслаждения или увлекался эмоцией, наполнявшей пространство танцкласса, становясь в эти мгновения обычным взволнованным зрителем.

Но кончалась репетиция, и Данил покидал зал, не произнося ни слова, даже не утруждая себя кивнуть партнёру на прощание. Из мира танца он возвращался в реальность, где помнил одно: Стэн - это человек, который появился, чтобы разрушить его с Артуром хрупкое счастье. И, похоже, забывать об этом он не собирался никогда.

танцоры прилетели в Амстердам вечером, когда на улице уже стемнело. Было начало февраля, стояла зябкая погода, и плюс ко всему шёл противный мелкий дождь. Благо, гостиница "Modern Dance" находилась недалеко от аэропорта. Творческое трио быстрым ходом добралось на автобусе до отеля, не успев окочуриться от климатической мерзости голландской зимы.

Старинное здание гостиницы, как и все дома в центре Амстердама, было узким и высоким, с огромными трёхметровыми окнами. Ярко освещённые, они были напрочь лишены занавесок или жалюзи, и снаружи можно было преспокойно наблюдать за тем, чем занимаются постояльцы в номерах.

- Вот прикол-то, - присвистнул Стецкий, - всё на виду, никакого интима.

- Данил, запомни, - строго сказал Артур, взбираясь по высоченным ступеням узенькой винтовой лестницы, - в деловых поездках нет никакой личной жизни, поэтому и скрывать людям нечего. Нам в том числе. Репетиция - выступление - фуршет - отбой. Не до интима. Завтра, между прочим, у нас репетиция в девять утра на другом конце города.

- Так мы и прогуляться сегодня не выйдем, что ли? - печально воскликнул Стецкий. - Давайте хоть до улицы Красных фонарей дойдём, полюбуемся на разврат местных куртизанок. Да в баре каком-нибудь посидим.

- Данил, если хочешь, иди гулять один или со Стэном, - сказал Громов, открывая дверь их трёхместного номера. - Мне как-то на сегодня хватило двух перелётов. Я бы душик принял и поскорее в постель забрался. Стэн, составишь компанию Данилу?

- Нет, Артур Евгеньевич, я, пожалуй, последую вашему примеру и лягу спать, - ответил немногословный танцор, снимая свой рюкзак и ставя его возле одной из кроватей. - А на экскурсию уже завтра днём можно пойти.

- Да, с вами каши не сваришь, - фыркнул Данил, облюбовывая себе койку подальше от Стэна. - Ну да как хотите, я пойду один. Дверь только не запирайте изнутри, чтобы я вас не будил посреди ночи.

- Стецкий, я тебя попрошу об одном одолжении, - устало потирая виски, сказал Артур. - Пожалуйста, не любуйся на куртизанок до самого утра. И упаси тебя боже сегодня накуриться конопли. Завтра после выступления можешь хоть до беспамятства пить и наркоманить, а сегодня - полнейшее воздержание. Это не просьба, а приказ.

- Есть, товарищ генерал, - ухмыльнулся Данил и, бросив вещи на пол рядом со своей постелью, бодрой походкой вышел из номера. - За меня не беспокойтесь, я буду вести себя прилично и обещаю, что не проведу остаток ночи в полицейском участке.

Сбежав по крутой спиральной лестнице и на всякий случай взяв у портье визитку отеля, чтобы не потеряться, Данил отправился на видневшуюся вдали широкую улицу. По его представлениям, она должна была привести его к центру ночной жизни столицы.

Довольно скоро он вышел к какой-то небольшой площади. Там царило оживление: возле распахнутых дверей питейных заведений весело тусовалась белая и чёрная молодёжь, которая по причине вечернего холода была одета в забавные шапки и шарфики. Воздух на площади, казалось, был до основания пропитан пикантным запахом, который ни с чем нельзя было спутать, - запахом марихуаны. Судя по этому аромату, именно здесь находились знаменитые кафе и бары, в которые устремлялись гости Амстердама, ищущие острых ощущений.

Данилу сразу стало необычайно уютно - в Европе он всегда ощущал себя как дома. Он вытащил смартфон и стал фотографировать прелестные виды вечернего Амстердама и его весёлых и открытых обитателей. Внезапно появившийся перед Стецким парень выпустил прямо в объектив густые кольца табачного дыма. Данил засмеялся и, запечатлев этот момент, поднял вверх большой палец.

- Ещё разок, - попросил он по-английски.

Парень с охотой продемонстрировал вторично своё умение пускать дым в глаза. После чего расхохотался и спросил Стецкого на чистейшем русском:

- Из России?

Данил кивнул.

- Ты тоже? - поинтересовался он у парня.

- Ага, - ответил тот. - Но уже четыре года как натурализованный голландец... Курнуть хочешь?

- Хочу, но не могу, - с сожалением ответил Данил. - С утра на работу.

- Жаль, - отозвался тот. - Тогда, может, по лёгкому напитку пропустить? Я с удовольствием угощу тебя. Давно не общался с бывшими земляками.

- Ну, чуть-чуть, пожалуй, можно, - позволил уломать себя Стецкий. - Куда пойдём?

- Да куда угодно, - обведя широким жестом площадь, сказал тот. - В любую дверь заходи - не ошибёшься. Тебя как зовут?

Данил назвал своё имя. Парень представился как Лёха. Они обменялись рукопожатием и вошли в бар, перед которым пританцовывал двухметровый негр, характерным хрипловатым голосом зазывавший прохожих внутрь.

В баре на стенах повсюду висели латы, шлемы и другие старинные доспехи. Парни уселись за небольшой деревянный стол, на котором красовалась выполненная в полный рост железная статуя рыцаря.

- Здесь всё настоящее, средневековое, - сообщил Лёха, заметив любопытные взгляды Данила по сторонам, - голландцы любят старину и всячески сохраняют её... Ты что будешь - пиво или чего покрепче?

Стецкий остановил свой выбор на пиве. Пока новый знакомый делал заказ, небрежно облокотившись на барную стойку, Данил разглядывал его красивые выпуклые ягодицы, туго обтянутые джинсами цвета безоблачного неба. Из-под пояса виднелись бордовые трусы с чёрными звёздами. Такой вид не мог оставить Стецкого равнодушным. Он вновь вытащил смартфон и украдкой заснял Лёхин зад.

Лёха вернулся с большой кружкой пива для бывшего соотечественника и с двумя какими-то колбочками для себя.

- Это что-то типа нашей водки, - пояснил Лёха, - подаётся здесь в таких вот мензурках.

Пока они пили каждый своё, Лёха рассказывал о том, как он приехал в Голландию, как первое время перебивался случайными заработками, кочуя с места на место в поисках жилья и ютясь по паре ночей у едва знакомых девушек и парней. Он говорил без умолку, взахлёб, пользуясь возможностью пообщаться по-русски. В особо эмоциональные моменты Лёха прикасался к плечу Данила или задерживал руку на его колене. Разомлевшему от усталости и пива Стецкому было хорошо в Лёхином обществе, и он ничего не имел против его касаний.

- Ну что, может, теперь по кексику съедим? - когда всё было выпито, предложил русский голландец. - Он лёгкий, от одного точно ничего не будет.

- Ну ладно, уговорил, - усмехнулся слегка опьяневший Данил. - А то вдруг возможности больше не будет. Так я потом буду локти кусать, что не попробовал знаменитых кексов с марихуаной.

- Конечно, - подтвердил Лёха и вернулся с парочкой невинных пирожных, покрытых разноцветной глазурью. - Вкусные до безумия.

Они съели по кексу, продолжая свою болтовню. Данил ощущал, что ему становится всё уютнее в Лёхиной компании. Они теперь сидели на одном диванчике. Одной рукой Лёха обнимал Стецкого за плечи, а другой гладил его по ноге. Данил чувствовал приятное головокружение от касаний Лёхиной ладони. Он наслаждался ощущением того, как сладко подтягивается и вновь расслабляется мошонка в трусах.

Ему уже давно хотелось отлить, но он не желал разрушать это состояние нетрезвого блаженства. И лишь когда стало невтерпёж, он сказал Лёхе, что ему нужно в туалет. Лёха ответил, что ему тоже хочется помочиться, и вызвался проводить Данила. По высокой лестнице они забрались на второй этаж. Там стояли столы для игры в бильярд, и две двери вели в туалеты. Между уборными стояла ещё одна статуя рыцаря, у него было чрезвычайно строгое выражение лица. Рыцарь будто следил за тем, чтобы туалетные комнаты посещали строго по половому признаку, указанному на табличках.

- В туалете только один унитаз, - сообщил Лёха, - но мы можем им воспользоваться одновременно, а то один из нас не выдержит. Ты же не возражаешь?

- Конечно, нет, - усмехнулся Данил. - Вспомним, как с пацанами писали в кружок.

Они заперлись в мужском туалете и встали над унитазом друг против друга. Они расстегнули себе ширинки и достали из трусов члены. У Лёхи орган был покрыт нежнейшей светлой кожей. На головке шкуры было так много, что она вытягивалась хоботком. Моча хлынула из обоих шлангов одновременно. Хохоча во весь голос, парни начали сражаться, пытаясь своей струёй разрушить целостность струи "противника" и сбить её с истинного пути. Когда же из них вышла вся жидкость, они ещё долго стряхивали последние капли в унитаз. Теперь молодые люди уже в открытую, без стеснения разглядывали члены друг друга. Иногда они встречались взглядами, в которых прочитывалось одно и то же понятное обоим желание.

- Знаешь, у русских членов какой-то особый запах и вкус, - тихо сказал Лёха, неторопливо сдвигая крайнюю плоть и снова натягивая её на край головки. - Я брал в рот и у европейцев, и у арабов, и у негров, но такого ощущения, как от русского члена, не было никогда. Интересно, у тебя такой же, как и у всех русских парней?

- Не знаю, я у себя в рот не брал, - усмехнулся Данил. - Хочешь сравнить?

- Ага, - кивнул Лёха и громко сглотнул.

Он подошёл к Стецкому и опустился перед ним на колени. Лёха приспустил на нём джинсы и трусы, обнажив отяжелевшие от возбуждения яйца и ягодицы Данила. Он уткнулся носом в изнанку Даниловых трусов и сделал несколько шумных вдохов.

- Да, запах такой же, - авторитетно заявил он, - чую родной воздух отчизны. Сейчас проверю на вкус, вдруг я ошибаюсь?

- Ты только тщательно проверяй, не торопись, - пробормотал Стецкий, закрывая глаза и подставляя член Лёхиным губам.

Он упёрся руками в раковину позади себя, прижавшись к её прохладному кафелю голыми ягодицами. А спереди он с наслаждением ощутил, как его набухающая плоть погружается в горячую и влажную мякоть, в непроглядный туннель, который мягко, но неумолимо засасывает его в себя. "Весёлый" кекс делал своё дело: Данил чувствовал, как его сознание медленно уплывает куда-то вдаль, а сам он либо уменьшается, либо, наоборот, разрастается до размеров мокрой причмокивающей Вселенной, что размеренно поглощала и выталкивала обратно его жаждавший взрыва половой орган...

даже не помнил, как Лёха исчез из его жизни. Стецкий просто растворился в восхитительной впадине Лёхиного рта, который довёл его до сильнейшего оргазма, и уплыл из реальности, а очнулся он уже на тёмной пустынной улице, под холодным дождём. Данил осознал, что на автопилоте бредёт к отелю, и порадовался, что находился так близко от него. Он автоматически ощупал карманы. Смартфон, деньги и документы были на месте. К счастью, Лёха оказался не проходимцем, что спаивают незнакомцев и лишают их всего, а обыкновенным искателем сиюминутных приключений.

Подходя к гостинице, Данил бросил взгляд на единственное освещённое окно третьего этажа, где находился их номер. В окне он увидел картину, которая на мгновение ввела его в ступор: Артур, обернувший бёдра белым банным полотенцем, обнимал абсолютно голого Стэна, жадно бродя руками по его спине и заднице. Усиленно моргая глазами в надежде, что это обман зрения, Данил с нарастающим в душе возмущением смотрел на это безобразие.

Потом, вне себя от обиды и гнева, чувствуя, как из глаз у него струятся слёзы, он забежал внутрь и метнулся вверх по нескончаемой лестнице, чтобы разоблачить, изничтожить мерзких изменников, которые так подло воспользовались его отсутствием.

Подбежав к номеру, Стецкий рванул изо всей силы дверь и погрузился в непроглядный мрак ночи, наполнявший комнату. Ничего не понимая, Данил щёлкнул выключателем и увидел, что его спутники мирно спят каждый в своей постели, глубоко дыша во сне. И тогда Данилу стало беспричинно страшно. Он заперся в ванной и, дрожа всем телом, расплакался.

7.

Утром Данил проснулся в преотвратном состоянии. Он чувствовал себя совершенно разбитым, будто не спал несколько суток, и его мучила ужасная жажда. Выглядел он под стать своему самочувствию: бледное, помятое лицо, чёрные тени вокруг воспалённых глаз, а завершала этот романтический образ трёхдневная щетина.

- Если ты появишься перед публикой в таком виде, то произведёшь настоящий фурор, - с иронией заметил свежий и отдохнувший Громов, выходя из ванной. - Я так понимаю, ты всё-таки всю ночь куролесил, да? Вопреки собственным обещаниям сохранять благоразумие.

- Нет, я всего лишь выпил кружку пива, - хмуро возразил Данил, который сейчас не прочь был осушить полную цистерну воды. - Просто я почти до утра не спал. Разница во времени, знаешь ли. А где этот?

Стецкий упорно избегал называть Стэна по имени, заменяя его разными местоимениями или презрительным "твой протеже".

- Стэн ушёл завтракать, - ответил Громов, делая акцент на имени танцора. - Давай быстрей одевайся, и тоже пойдём, а то туристы всё сметут...

Ровно в половине девятого утра за ними в гостиницу приехала машина, чтобы отвезти "дорогих участников фестиваля" в театр танца. По дороге Артур о чём-то оживлённо разговаривал с водителем на приличном английском, а Данил, отодвинувшись от Стэна на максимальное расстояние, мало-помалу приходил в себя. Заодно припоминал события минувшей ночи и своё небольшое приключение в Лёхиной компании.

Ему казалось, что это произошло даже и не с ним, а так, как если бы он наблюдал за кем-то со стороны или видел сон. Ему даже в голову не приходило осознать тот факт, что он изменил Артуру. Ну, в самом деле: что такое десять минут лёгкого минетика в туалете? Если это вообще не был глюк, вызванный "весёлым" кексом. А ведь если события вроде бы как и не было, то чего вообще о нём размышлять? "Одним словом, проехали", - мысленно подвёл итог Стецкий и остался доволен результатом своих логических построений.

На утреннюю репетицию им предоставили ровно час. За это время Артур должен был адаптировать номер для театральной сцены, прогнать дуэт несколько раз, чтобы танцоры привыкли к незнакомому пространству, и ещё умудриться дать максимальное количество рекомендаций осветителю и звукорежиссёру. Так как времени было катастрофически мало, то все участники международного проекта сразу же включились в работу, пытаясь максимально быстро исполнять указания Громова.

Попав под мощное обаяние сценического пространства, Стецкий практически полностью пришёл в себя и с радостью ощутил тот азарт, который всегда наполнял его накануне выступления. Стэн для него вновь превратился в прекрасного возлюбленного, которым неизменно становился на репетициях. О личной неприязни на время было забыто.

Дуэт уверенно развивался по своим законам, плывя легко и свободно.

- Вот так бы станцевали на выступлении, - довольным голосом прокомментировал их работу в микрофон Артур, следя за ними из зрительного зала.

Данил полностью растворился в музыке, мягком освещении и движении. Они со Стэном оттанцевали медленную часть, которая должна была завершиться сложной акробатической поддержкой. Данил осторожно вознёс Стэна над головой на вытянутых руках - тот лежал наверху натянутый, как струна, с поднятой вверх ногой. И тут, на вершине этой любовной идиллии, Стецкий вдруг вспомнил свою ночную галлюцинацию. Перед его мысленным взором вспыхнуло ярко освещённое окно в ночи, и в нем два обнажённых человека, слившиеся в горячих объятиях: Артур и Стэн. Данил вновь испытал такой приступ ревности, что у него произошло какое-то затмение в сознании. Не соображая, что он делает, Стецкий с размаху швырнул партнёра на пол и с безумными глазами застыл в неестественной, нелепой позе.

В чувство он пришёл, услышав вопль Стэна, лежавшего на спине возле его ног. Несчастный танцор схватился рукой за правое плечо, и его бледное, перекошенное от боли лицо выражало сильнейшее страдание. Данил в растерянности смотрел на него, не понимая, что же, собственно, произошло за эти несколько секунд.

- Стецкий, ты что творишь, сука?! - проорал Громов и в несколько прыжков очутился рядом со Стэном. - Совсем, б***ь, умом тронулся, что ли?!

- Я ничего не делал, - пролепетал Данил.

- Ты человека угробил, тварь! - в ярости крикнул Артур и, грубо оттолкнув его, упал на колени рядом со Стэном; по щекам несчастного парня текли слёзы. - Стэн, ты можешь встать?

- Не знаю, я, кажется, копчик сильно ушиб, - стиснув зубы, пробормотал Стэн. - Сейчас попробую.

- Позовите врача, пожалуйста! - крикнул Громов по-английски.

Он попытался приподнять Стэна за плечи. Тот застонал. Артур повернулся к Стецкому и со злобой сказал:

- Что стоишь, как истукан? Хоть руку Стэну подай, что ли, помоги мне поднять его.

Вдвоём они осторожно подняли парня на ноги. Тот морщился от боли и беззвучно плакал.

- Что-то с рукой ещё, - прошептал он сквозь слёзы. - Артур Евгеньевич, мне кажется, я не смогу сегодня танцевать. У меня поясница отваливается... Простите, пожалуйста.

- Стэн, о чём ты говоришь? - воскликнул Громов. - Тебе не за что просить прощения. Извиняться должен этот обалдуй, который тебя уронил. Моли бога, Стецкий, чтобы Стэн отделался ушибами и не повредил позвоночник. Иначе ты залезешь в такие долги на его лечение, что до конца жизни не расплатишься.

- Да нет, всё будет в порядке, - попытался улыбнуться Стэн и смахнул со лба капли холодного пота. - Кажется, переломов нет. Только что же с выступлением-то делать?

- А делать остаётся только одно, - жёстко сказал Артур. - Раз уж вышла такая хрень, то танцевать придётся мне самому. Иного выхода я не вижу. Будем со Стецким до умопомрачения репетировать, потому что отказываться от выступления мы просто не имеем права. На нас слишком сильно потратились, чтобы мы подложили такую свинью хозяевам фестиваля. К тому же тогда нам дорога сюда будет закрыта навсегда...

в гостиницу возвращались только Артур с Данилом: Стэна забрали на ночь в больницу. К счастью, ничего серьёзного на самом деле не произошло, но сильно ушибленный копчик причинял парню сильную боль при движении, и ему назначили курс интенсивной терапии электрическим током. В верхней части тоже обошлось лишь вывихом плечевого сустава. Стэна должны были отпустить на следующее утро, и танцоры как раз успевали без спешки собраться и уехать в аэропорт.

По дороге в отель Громов попросил водителя остановиться перед супермаркетом. Он велел Стецкому дожидаться его в машине, а сам пошёл в магазин. Вернулся Артур с огромным пакетом, в котором находилась целая батарея бутылок с вином, фрукты и сыр.

- Ты вчера славно расслабился, - сказал он Данилу, ставя рядом с ним пакет, - сегодня моя очередь. Я вдвойне заслужил право на мелкое пьянство. Впрочем, я не жадный, поэтому приглашаю тебя отметить в отеле наше триумфальное выступление, если у тебя нет других планов на вечер.

Насчет триумфа он, конечно, иронизировал. Разучить за несколько часов сложнейший номер, который готовился несколько месяцев, было нереально. Вряд ли они смогли обмануть публику, выдавая свои "косяки" за экспериментальную хореографию. В конце вечера, правда, к ним подошёл сам директор театра и с улыбкой сказал, что их дуэт был "милым и необычным", но всем было понятно, что это не более чем дипломатическая вежливость и завтра незадачливых русских танцоров забудут навсегда...

В гостинице Артур первым делом принял душ и переоделся в домашние штаны и футболку. Пока Данил, в свою очередь, смывал с тела усталость этого безумно сложного дня, Громов накрыл импровизированный отельный стол. Включив какую-то музыкальную программу голландского телевидения, он развалился в кресле с вином в стаканчике, который взял в ванной комнате. Всё без изысков, по-походному.

Когда Данил, освежённый водными процедурами, вышел из душа, Артур пил уже третий стакан. Велев Стецкому принести ещё один гостиничный стаканчик, он налил в него вина и предложил тост за то, чтобы всегда находился выход из самой безвыходной ситуации.

- Я думал, ты догадаешься произнести первый тост за нас, - хмуро сказал Стецкий, усаживаясь на кровать подле Артура и отпивая глоток.

- Что ты ещё думал? - ледяным тоном вопросил Громов. - Что я предложу тебе заключить в Голландии однополый брак? Не дождёшься: меня твои пидовские закидоны уже и без того достали.

- Ах, ну что вы, что вы! - с сарказмом воскликнул Данил. - Какие мы натуральные и мужественные. В трусы к парням ни разу не лазили.

- Стецкий, помолчи, пожалуйста, а? - устрашающе спокойным тоном попросил Артур, в чьей крови вместе с винными парами начинало сгущаться раздражение. - Если ты мне решил ещё и вечер испортить, то тогда лучше свали куда-нибудь опять. Без тебя спокойнее, честное слово.

Громов откупорил новую бутылку вина и залпом осушил ещё один стакан. Он уставился осоловевшим взглядом в экран телевизора, слушая какую-то попсовую музыкальную поделку и тотально игнорируя присутствие в комнате Данила. Устав от бестолковой музыки, он взял пульт управления и стал переключать каналы в поисках чего-нибудь более интересного.

- О-ля-ля! - вдруг с довольным видом воскликнул Артур, наткнувшись на порно-канал; шёл эпизод какого-то горячего фильма, где две грудастые девахи с тугими задницами полировали негру огромный изогнутый член. - Девочки сейчас - самое то. Ай, сучки, что вытворяют!..

Артур впился взглядом в экран и, одной рукой держа в руке стакан, другую небрежно положил себе на промежность. То, что Громов нешуточно возбудился, было видно невооружённым взглядом. То и дело прихлёбывая вино, он принялся через ткань массировать пальцами ствол члена и размеренно приподнимать и опускать бёдра.

- Глянь, глянь, как он её раком поставил, - бормотал Артур сальным полушёпотом, наполовину вытащив свой твердокаменный инструмент из штанов, - интересно, куда он ей сейчас вставит?.. Бля, в жопу пихает... сука, он же таким хером ей всё там порвет... Не, девка, кажется, привычная, кайфует по-тяжёлой... А вторая, смотри, ей два пальца в п***у сует и трахает...

В эту минуту Стецкий, с ухмылкой наблюдавший за тем, как пьяный Артур тащится от онанизма, простонал высоким дурашливым голосом:

- Ах, Стэн, трахни меня, Стэн... Поглубже, милый мой, пожёстче...

Услышав эти слова, Громов вскочил с кресла с перекошенным от бешенства лицом. Не потрудившись засунуть в штаны торчащий член, он устремился к Данилу и с размаху заехал ему кулаком в глаз. От неожиданности тот охнул и упал на подушки.

- Что ты сказал, подонок? - проорал он и нанёс Данилу ещё несколько беспорядочных, мощных ударов в лицо. - А ну, давай, повтори, мразь!

- Артур, ты что?! - испуганно закричал Данил, пытаясь заслонить лицо от кулаков разъярённого хореографа. - Перестань! Пожалуйста!

- Я тебе, бл**ь, перестану, - с мрачной угрозой пообещал Громов.

Он быстро запер дверь на ключ и погасил свет. Теперь комната освещалась лишь экраном телевизора, да из ванной пробивалась полоска света.

- Ты у меня сегодня за всё ответишь, тварь позорная... И прежде всего за то, что изуродовал бедного Стэна.

Он нанёс Стецкому резкий удар под дых. Данил от боли скрючился в постели, не в силах сделать ни вдох, ни выдох, и лишь с ужасом глядел на Артура умоляющими глазами. Тот подошёл к столу и, налив себе ещё полный стакан вина, залпом его выпил.

- Артур, прости меня, пожалуйста, - прошептал Данил, когда к нему вернулось дыхание. - Прости, я не хотел.

- Тогда зачем ты это сделал, раз не хотел, а, Даня? - мрачно поинтересовался Громов, снова подходя к постели. - От своей ревности злое*учей совсем о*ел? Ты и правда полагал, что мы со Стэном занимаемся сексом? Поэтому решил отомстить нам обоим таким вот образом? В таком случае ты не человек, Стецкий, ты выродок. А выродков нужно учить, как следует поступать с нормальными людьми. Учить их же методами.

Артур схватил Данила за руку и сдёрнул его с постели. Стецкий сделал резкое движение и выдернул руку, но поскользнулся на гладком полу и, не удержавшись, упал навзничь. Он сильно ударился затылком о поверхность пола - так, что на мгновение у него потемнело в глазах.

Громов нагнулся, сгрёб Данила в охапку и, подтащив к креслу, поставил его на четвереньки напротив телевизора, из динамиков которого громко и сладострастно стонали порнодивы, а с ними до кучи - их чёрный жеребец. Артур одним махом сбросил футболку и штаны с трусами и пристроился на коленях позади Стецкого. Он содрал с парня шорты и, намочив слюной палец, с силой вогнал его Данилу в анус. Данил вскрикнул и дёрнулся, но Артур грубо зажал ему ладонью рот и прижал его голову к полу.

- Сейчас, маленькая сучка, сейчас ты получишь то, что всегда от меня хотела получить, - жёстко сказал Артур, вынимая палец из Даниловой задницы и пристраиваясь к ней членом. - Не обессудь, я не специалист по анальному сексу, поэтому могу тебя немножко порвать. Если будет больно, заранее прости, я действительно не хотел этого...

Данила во время полёта непрестанно тошнило, у него болела и кружилась голова, он несколько раз вызывал стюардессу с просьбой принести какую-нибудь успокоительную таблетку. Артур, который ощущал некоторые угрызения совести за своё ночное буйство, ухаживал за Стецким, как мог: подкладывал ему под голову свою куртку, укутывал пледом, ходил за питьём.

Когда они проходили паспортный контроль в России, люди в форме долго и сурово их разглядывали. Действительно, группа танцоров, вернувшихся с зарубежного фестиваля, представляла собой то ещё зрелище. Один хромал и нёс руку на перевязи, лицо другого было всё в кровоподтёках и синяках, третий же, хоть и целый, вид имел такой, будто только что выбрался из месячного запоя.

У выхода из аэропорта Стэн попрощался с компанией: за ним приехали родственники на машине. Когда он уехал, Артур обратился к Стецкому:

- Данил, наше дальнейшее общение, скорее всего, невозможно. Поэтому, пожалуйста, никогда больше не приходи на мои занятия, не звони и не ищи со мной встреч. Я бы хотел навсегда вычеркнуть тебя из своей жизни.

- Артур, любимый, со мной нельзя так поступать, - дрогнувшим голосом прошептал Данил, и глаза его непроизвольно наполнились слезами. - Это неправильно. И ты это скоро поймёшь.

- Может, и неправильно, но я принял решение, - отрезал тот. - Прощай.

Артур нисколько не сомневался в том, что его решение изгнать Стецкого из своей жизни было абсолютно (и единственно) верным. Да, он какое-то время испытывал к нему эротическое влечение; да, Стецкий отрыл в нём ранее неизведанную сторону сексуальности; да, ему было хорошо наедине с Данилом, но что из этого? Любовь к парням до гроба не входила в планы Артура: он знал, что был, есть и навсегда останется натуралом. Стецкий же был исключением в его жизни, а не правилом. Приятным, но преходящим увлечением. Просто появление Данила совпало с временными проблемами в семье Громовых, их тайные отношения возмещали недостаток сексуального и обычного человеческого внимания со стороны Ирины, - всё это и привело к началу их странного романа. А сейчас, слава богу, семейные неурядицы вроде бы отошли в прошлое, интимная жизнь супругов стала налаживаться, и надобность искать утешения на стороне (да ещё с парнем!) у Артура отпала. Возможно, Громов даже оставил бы Данила в группе, но видеть его вечно укоризненный взгляд, ожидать нескончаемых вспышек ревности стало невозможно. Рано или поздно они бы просто возненавидели друг друга и поубивали бы к чёрту. Поэтому поставить жирную точку на их отношениях было самым разумным поступком, что бы ни думал по этому поводу Стецкий.

Дня через три после возвращения из Голландии Артур в самом радужном настроении ехал на работу, когда у него зазвонил мобильный. Номер был незнакомый. Приятный женский голос в трубке сообщил Громову, что на него поступило заявление в полицию - от Стецкого Данила Сергеевича, 1990 года рождения. В заявлении указывалось, что он, Громов Артур Евгеньевич, пребывая в состоянии сильного алкогольного опьянения, жестоко избил Данила Сергеевича, оставив на теле потерпевшего многочисленные ушибы и кровоподтёки. В результате сильного удара кулаком по голове Стецкий получил сотрясение мозга в лёгкой форме. После избиения, продолжала зачитывать заявление следователь, Громов А.Е. изнасиловал Данила Сергеевича в заднепроходное отверстие. Потом она добавила, что к тексту прилагаются документальные свидетельства медицинских экспертов, подтверждающие наличие у Стецкого соответствующих травм и повреждений. В заключение следователь с приятным голосом пригласила Артура Евгеньевича в ***отделение полиции на собеседование - пока что без официальной повестки, просто для ознакомления с имеющимися документами. Артур пообещал перезвонить в течение часа и скоординировать время встречи.

Такого поворота событий он, конечно, никак не ожидал. Сжимая руль трясущимися руками, Громов в состоянии небывалого потрясения остановился у Академии. Выбираясь из машины, Артур впервые в жизни почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Стараясь выглядеть как ни в чём не бывало, он кивнул стоявшим на крыльце танцорам и устремился к себе в кабинет. Там он заперся изнутри и буквально упал на диван.

Как, как могло случиться, что на него завели уголовное дело, да ещё по обвинению в изнасиловании? У Громова в голове не укладывалось, что это мог сотворить Стецкий, который не уставал уверять Артура в своей любви к нему. Блин, да ведь он всю жизнь только и делает, что подставляет задницу всем желающим - с тех пор, как его изнасиловал отчим - или кем он там ему приходился! Так почему же он, Артур, должен теперь расплачиваться за всех тех, кто таранил раздолбанную дыру этого подонка? Расплачиваться своим добрым именем, семейным счастьем и свободой?! Он давно подозревал, что у этого парня не всё в порядке с головой, но ведь не до такой же степени, чтобы писать на него заявление в полицию! Господи, что же теперь делать?!..

Артур чувствовал, как из глаз у него ручьями льются слёзы. Он молча и неподвижно плакал - от бессильной ярости, от жалости к себе и ненависти к Стецкому. Нарыдавшись вволю, Громов почувствовал некоторое облегчение - по крайней мере, у него больше не отказывали руки и ноги. Он был готов предпринимать какие-то действия.

Артур вытащил из кармана телефон и набрал номер Стецкого. Прежде чем Данил взял трубку, прошло несколько секунд, но Громову они показались целым столетием.

- Алло, - чуть помедлив, глухим голосом произнёс Данил.

- Данил, нам нужно поговорить, - стараясь говорить бесстрастным тоном, без предисловий сказал Громов. - Причём как можно скорее. Ты в состоянии сейчас приехать в Академию?

- Ну, допустим, да, - опять немного поколебавшись, ответил Стецкий.

- Тогда я жду тебя прямо сейчас. Лучше возьми такси. Деньги я тебе верну.

- Ладно, жди, - без всякого выражения проговорил Данил. - Скоро буду.

Артур облегчённо выдохнул. "Хорошо хоть Стецкий согласился обсудить ситуацию, - подумал он, - а не встал в позу оскорблённой невинности, как легко можно было от него ожидать".

Когда Данил через двадцать минут постучал в дверь кабинета, Громов чуть ли не бегом бросился ему открывать. Со всеми своими синяками и ссадинами Стецкий выглядел не самым лучшим образом, но и на безнадежно больного тоже не был похож.

- Только не говори, что рад меня видеть, - с порога выпалил он, - а то я расчувствуюсь и тут же раскаюсь в содеянном.

- Раскаиваться в содеянном нужно, в общем-то, мне, - как можно деликатнее сделал психологический реверанс Артур. - Что я сейчас и делаю.

- Ну, перед перспективой восьми-десяти лет тюрьмы каждый испытал бы лёгкое чувство раскаяния, - саркастично заметил Стецкий, криво усмехаясь. - Так о чём мы будем говорить?

- О том, что я попрошу тебя забрать заявление, - осторожно сказал Артур. - За это я готов оплатить тебе все расходы на лечение и возместить моральный ущерб. Вообще дать столько денег, сколько ты посчитаешь нужным взять у меня.

- Какая неслыханная щедрость, - хохотнул Стецкий. - Впервые в жизни меня пытаются подкупить. Я почти польщён. Только знаешь, Артур Евгеньевич, оставь своё бабло при себе. Я и сам как-нибудь вырулю.

- Ну, хорошо, положим, деньги тебе не нужны, - продолжил вести мягкую дипломатическую игру Артур, хотя его несколько напрягла реакция Стецкого на предложение о материальной помощи. - Но ведь наверняка есть что-то, что я могу сделать для тебя в обмен на прекращение уголовного дела. Иначе ты бы сюда не пришёл, так ведь?

- Почти угадал, маэстро, - снова усмехнулся Данил. - Кое-что ты и вправду можешь для меня сделать, и тогда мы будем в расчёте.

- Что же это, Данил? - спросил Громов, чувствуя, как у него радостно забилось сердце. - Говори, я на всё согласен заранее.

- Совсем немного, дорогой друг, - многозначительно улыбнувшись, пообещал Данил. - Всего лишь час любви на этом диване, и я забираю заявление.

- И только? - недоверчиво спросил Артур. - Ты уверен, что тебе этого будет достаточно?

- Конечно, Артур, - пожал плечами Стецкий. - Мы оба запомним этот час на всю жизнь. Ты - потому что таким образом купишь себе свободу. Я - потому что на этот раз "руководить процессом" буду я сам.

- Что ты имеешь в виду? - снова насторожился Громов.

- То, что в этот раз ты не обойдёшься нашими обычными словесными играми и мастурбацией, - сказал Данил. - Я отымею тебя по-настоящему - ты узнаешь, что такое реальный секс между пацанами. И мне пофигу, понравится тебе этот опыт или нет.

- Неожиданный поворот, - задумчиво отозвался Артур после некоторого молчания. - Конечно, это не входило в мои планы, но если ты обещаешь, что действительно сходишь в полицию и заберёшь заявление, то я готов пройти и через такой опыт. Приходи сюда вечером, я отведу последнюю тренировку с группой и буду полностью в твоём распоряжении.

- Вечером не получится, - возразил Данил. - Заявление нужно забрать из полиции до конца рабочего дня, иначе завтра утром оно пройдёт регистрацию и на тебя заведут уголовное дело.

- Блин, но у меня весь день занятия, - раздражённо воскликнул Артур, - я же не могу просто так взять и отменить все тренировки и репетиции!

- Артур, на кон поставлена твоя свобода, - напомнил Громову неумолимый Стецкий. - Выбирай, конечно, что тебе дороже - уроки или спокойная жизнь в дальнейшем. Вообще-то, мог бы и оценить, что я готов простить тебе жуткую ночь в Амстердаме и прошу за это так немного. Мы могли бы сейчас быстренько заняться сексом, а потом ты отвёз бы меня в полицейский участок, и я лично отдал бы тебе заявление со всеми справками от врачей. Поверь, на самом деле мне не приносит никакого морального удовлетворения вся эта хренотень с заявлениями и дальнейшими разбирательствами. Однако решай сам, как поступать.

- Хорошо, - твёрдо сказал Артур. - Я готов. Руководи процессом...

снял куртку и опустил жалюзи. Он подошёл к Артуру, который стоял посреди кабинета, и с улыбкой на своём побитом лице обнял его. Артур не ответил на объятие, руки его были опущены вдоль тела, а рот крепко сжат. Данил пробежал руками по спине Громова и обхватил ладонями его рельефные ягодицы, скрытые под тканью классических брюк. Артур автоматически сжал зад - Данил рассмеялся.

- Ну же, расслабься, маэстро, - шепнул он, обдавая ухо Артура горячим дыханием. - Ты ведь знаешь, что удовольствие можно получить только в расслабленном состоянии.

Громов послушно отпустил мышцы ягодиц, и Данил с наслаждением медленно погрузил в их податливую массу все десять пальцев. По лицу Артура невозможно было прочесть, какие эмоции он испытывает в этот момент.

- Помнишь, ты меня когда-то учил, что танец - это секс? - спросил Данил. - А я тебе сегодня говорю, что секс - это всего лишь танец двух тел. Танец без правил, чистой воды контактная импровизация. Сегодня я ведущий, поэтому будь добр подыгрывай мне, делай вид, что тебе хорошо, что ты ловишь кайф от моих прикосновений. Заставь себя и меня поверить в чистоту наших отношений, в искренность наших чувств.

- Стецкий, я тебя ненавижу, - закрыв глаза, прошептал Артур.

Со смешанным чувством злобы и возбуждения он ощутил, как один из пальцев Данила уверенно упирается ему в анус. Парень даже сквозь ткань безошибочно определил, где у Громова находится потаённая дырочка между ног.

- От этого мне только приятнее будет тебя опускать, любимый, - влажно прошептал Данил и облизал щеку Артура. - Чем больше ты будешь меня ненавидеть, тем слаще мне будет е**ть твою девственную попочку.

Стецкий убрал руки с ягодиц Артура и переместил пальцы вперёд. Он небрежно положил ладонь на бугор, отчётливо выпиравший из-под брюк Громова.

- Сейчас мы наконец-то потрогаем то, к чему нам никогда не позволяли прикасаться, - с вожделением пробормотал Данил, ослабляя ремень на поясе Артура и неторопливо, по одной пуговке расстёгивая его ширинку. - Можно подумать, у тебя там бриллианты запрятаны. И яички не простые, а золотые. Оригинальные, так сказать, изделия Фаберже из "Русского национального музея"...

- Нехер пидорасам трогать то, что предназначено для женских рук, - грубо сказал Артур, испытав, тем не менее, острое удовольствие в тот момент, когда похотливые пальцы Данила забрались к нему в ширинку и стали с наслаждением мять через трусы его здоровые шары и непроизвольно встающий половой орган.

- Любимый, может, в душе ты меня и ненавидишь, - с упоением массируя уже обеими руками гениталии Артура, заметил Стецкий, - но тело твоё меня любит. Член-то не может обмануть, дорогой мой, тебе ли это не знать?.. Давай-ка, мачо, снимай сам брюки с трусами, а я посижу, полюбуюсь на тебя хоть раз при свете дня.

Артур метнул на него мрачный взгляд, но ничего не сказал и снял уже расстёгнутые брюки. Потом трусы. Член его с предательски увлажнённой и раздутой головкой уверенно торчал вверх.

- Ого, на таком можно целое состояние сколотить, - одобрительно прищёлкнув языком, сделал замечание Данил: он присел на стул и теперь жадно пожирал глазами тело любовника, запустив руку себе в штаны. - Я люблю, когда яйца висят. Дай-ка мне свои трусы...

Громов молча поднял подштанники с пола и протянул их Стецкому. Данил так же молча прижал их к носу, в упор глядя Артуру в глаза.

- Классный аромат, - сказал он спустя минуту, - голову кружит. Пожалуй, я оставлю их себе на память о нашей дружбе. Буду нюхать, пока запах не выветрится, и дрочить... А ты пока вот это надень, я тут тебе принёс...

С этими словами Данил вытащил из кармана джинсов прозрачные женские трусики с кружевами. Трусики были пронзительно-красного цвета. Лицо Артура густо залила краска под стать шёлковой ткани дамского белья, которое протягивал ему Данил.

- Стецкий, падла, неужели ты ещё недостаточно меня унизил? - глухо сказал Артур, чувствуя, как по щеке у него катится слеза.

- Не сильнее, чем ты меня, любимый, - сухо возразил тот. - Живо делай, как я тебе сказал. Не забывай, что заявление пока ещё находится в полиции.

Вложив в свой взгляд всё негодование, на которое был способен, Громов напялил на себя маленькие трусики. Яйца в них катастрофически не умещались и торчали наружу по обеим сторонам, а член, хоть и опавший немного, вздыбливал нежный шелк, грозя порвать его своим напором.

- Ну вот и умница, девочка, - насмешливо похвалил Данил плачущего от унижения Артура. - Теперь, сучка, быстренько встала раком на диване, жопой ко мне... Очень хорошо... Молодец... Люблю послушных шлюшек... Так, приспусти трусики... Пониже, чтобы яйца полностью были видны... Вот так... Теперь руками разведи ягодицы, покажи мне, куда сейчас войдёт твой первый настоящий х*й... Ты молодец, что самотыком дырку разрабатывала, девочка, сейчас тебе не очень больно будет большой член принимать... Он уже готов к бою, мой жеребчик, смотри, я раздеваюсь и иду к тебе... А, да, чтобы ты не кричала, если тебе всё же будет больно, предлагаю вот что...

Стецкий спустил трусы, свернул их жгутом и сунул в рот Артуру, который был уже настолько раздавлен морально, что даже не ощутил новой волны унижения. Наоборот, уловив ноздрями запах Даниловой промежности, который хранила в себе ткань его белья, Громов почувствовал очередной прилив возбуждения. По-сучьи подставляя зад горячему члену, который уже начал медленное погружение в глубину его тела, Артур испытал адскую смесь эмоций и физических ощущений, граничившую с безумием. Он был на грани потери сознания от боли и невероятного физического наслаждения, когда, совершенно неожиданно для себя, прокричал сквозь сотрясавшие его рыдания:

- Данечка, я тебя люблю!.. Я тебя люблю!.. Люблю, слышишь?!

Данил не уловил смысла слов. Он услышал лишь мычание, приглушённое кляпом, торчавшим изо рта Артура, и ускорил движения бёдрами...

Прошла зима, наступила весна, потом незаметно промчалось лето. Полгода минуло с тех пор, как Стецкий вручил Артуру исписанное сумбурным почерком заявление с кучей пришпиленных к нему медицинских справок. Данил, как и обещал, больше не звонил Громову и не донимал его просьбами о встрече. Артур жил спокойно и был счастлив. Иногда он, правда, испытывал приступы грусти и с ностальгией вспоминал несколько месяцев своих безумных отношений с Данилом. Однако грусть проходила, и желания пережить всё заново у него не возникало.

Данил позвонил Артуру, когда листья на деревьях окрасились первой желтизной. Он сказал, что навсегда уезжает из города, и пригласил Артура в караоке-бар "Крыша", где когда-то они провели один из своих счастливейших вечеров. Пригласил, чтобы попрощаться и всё друг другу простить.

Когда на крышу вышел неопрятно одетый парень бичеватого вида, Артур не сразу узнал в нём Стецкого: он был безмерно худой, почти тощий, с нездоровой кожей и потухшими глазами. Казалось, он постарел лет на пятнадцать.

- Данил, ты болен? - спросил Громов, неприятно поражённый этой переменой в облике бывшего друга.

- Теперь уже нет, - засмеялся Данил, и Артур увидел, что у него не хватает двух передних зубов. - Только что выписался из наркологической клиники. После того, как мы расстались, я с горя подсел на героин, и вот что он со мной сделал. Красавчик, да?

- Да уж, - пробормотал Артур. - А как же танцы, Даня? Неужели ты забросил хореографию?

- Артур, танец должен идти от сердца, - грустно сказал Стецкий, - а моё сердце благодаря одному нашему знакомому было разбито. Боюсь, что навсегда.

- Дань, да брось ты, - смущённо пробормотал Артур. - Всё ещё будет хорошо.

- Знаешь, Артур Евгеньевич, одно время я был в таком отчаянии, что решил покончить с собой и даже написал предсмертную записку, которую по старой памяти ношу с собой... Смотри...

Стецкий вытащил из кармана потрёпанного пиджака клочок бумаги, на котором было написано: "В моей смерти прошу винить Громова Артура Евгеньевича, 1981 г.р.".

- Ну, спасибо, друг сердечный, - холодно сказал Артур, ознакомившись с содержанием записки. - Конечно же, я - единственная причина всех твоих несчастий.

- Да нет, не в этом дело, - возразил Данил, убирая бумажку обратно в пиджак. - Наоборот, с тех пор, как я ношу эту записку, она придаёт мне жизненных сил. На самом деле это ведь не бумагу я постоянно ношу у сердца, а тебя самого, мою единственную любовь. Смотри, ещё кое-что, помнишь?..

Стецкий вытащил из того же кармана фотографию и протянул её Артуру. На фото друзей засняли, когда они танцевали в паре, и их нетрезвые лица выражали полнейшее счастье.

- Господи, откуда это такая фотография? - изумлённо спросил Громов. - Когда мы так фотографировались?

- Вспомни, как мы с тобой ходили в гей-бар, - подсказал Данил. - После того незабываемого индивидуального урока... Нас фотал по моей просьбе официант Димка. Было темно, поэтому только этот снимок и вышел удачно. Так что ты теперь со мной будешь до конца жизни, дорогой Артур.

- Даня, - мягко сказал Громов и положил руку ему на плечо, - тебе, наоборот, надо всё забыть и начать жизнь заново. Сейчас ты уедешь в другое место, так зачем таскать за собой прошлое? Это же всё ненужный старый хлам. Ты уже другой, и у тебя будет новая любовь.

- Да, наверное, ты прав, Артур, - улыбнулся щербатой улыбкой Стецкий и запрыгнул на бордюр, ограничивающий пространство крыши. - Ладно, хорошо, что мы повидались. Именно здесь. Я как раз хотел забраться сюда напоследок. Спасибо, что пришёл попрощаться со мной. У меня скоро поезд.

- Далеко едешь? - вежливо поинтересовался Громов.

- Да, очень далеко, - отозвался Данил, глядя сверху на город. - В полнейшую неизвестность... Ладно, ты, наверное, иди, а я ещё немного побуду здесь.

- Хорошо, - кивнул головой Артур.

Он был рад поскорее уйти отсюда, ему было невыразимо тоскливо находиться рядом с тем Данилом, в которого превратился некогда блистательный юноша. Он добавил:

- Ну, я пошёл... Удачи тебе, Данечка... Я верю, что ты ещё найдёшь свою вторую половину и будешь счастлив до конца жизни с этим человеком.

Они в последний раз взглянули друг другу в глаза и молча расстались...

Артур в подавленном состоянии спустился с верхнего этажа по лестнице. Его душили слёзы, но он не мог понять, что ему больше хотелось оплакать: то ли собственную неудавшуюся любовь к Данилу, то ли бездарно разрушенную жизнь этого парня. На первом этаже он зашёл в туалет и, закрывшись в кабинке, дал волю бесшумным слезам. Потом, ополоснув лицо в умывальнике, он покинул когда-то пышную, а ныне старую, одряхлевшую гостиницу.

В голове у него роились воспоминания, обрывки фраз и мыслей. Занятый ими, Артур при выходе из дверей не заметил, что чуть поодаль от отеля стояла толпа суетливо жестикулирующих мужчин и женщин. Они что-то взахлёб объясняли людям в полицейской форме. Рядом с ними стояли санитары "Скорой помощи". Они склонились над чьим-то телом, накрытым большим куском материи. Даже издали было заметно, что белая ткань обезображена огромными пятнами крови, просочившейся наружу.

Громов шёл к стоянке автомобилей, а в голове у него, словно навязчивый рефрен, пульсировали слова: "Даня, я тебя люблю... я тебя люблю... я тебя люблю... люблю... люблю... люблю...".