Олег подтянул чёрный галстук и посмотрелся в зеркало. Да, выглядел он просто замечательно, может быть, слишком красиво, учитывая, куда он шёл, но отказать себе в этом не мог. Он надел чёрный пиджак, слегка откинув волнистые чёрные пряди, ниспадавшие на плечи. Итак - чёрный костюм, чёрная сорочка, чёрный галстук и чёрные волосы...
- Да, денёк будет жарковатый, - сам себе сказал молодой человек и направился к двери.
Он вышел в неширокий длиннющий, как анаконда, коридор общежития и направился к лестнице, пара пролётов - и жаркое августовское утро окутало красавца, а он был чудо как хорош, даже красив, красив строгой мужской красотой, и длинные волосы совершенно не портили этого впечатления.
Совершенно неромантичное маршрутное такси довезло его до места назначения - городского драматического театра, находившегося на небольшом холме с великолепным видом на Волгу. Но сейчас возле театра все - и мужчины, и женщины - были в чёрном, с охапками цветов в руках.
- Чёрт, совсем забыл, - едва слышно выругался молодой человек и, пока его не заметили, проскользнул в сторону, на близлежащую улочку, где стояли тётки с цветами.
Он купил десять гвоздичек; а что, с покойным они особо дружны не были.
Олег в глубине души ненавидел актёрскую профессию, которую выбрал когда-то со всей юношеской горячностью. Его отец считал актерство глупостью, а самих актёров блядями, так что прощание было вовсе не тёплым. Олег заявил, что уезжает в Питер, учиться на актёра, а заодно, одним махом, заявил, что он гей.
Учиться было легко. Пусть он не был круглым отличником, но уж точно был хорошистом (ни одного трояка за все годы учёбы), а так студенческую жизнь он глотнул по полной программе. Там были и посиделки на кухне до утра, и полуголодное бытие, и штурмовщина перед сессиями, и безумный отрыв на вечеринках, и дикий секс на лестничной площадке - всё это было.
Конечно, реальность профессии отличалась от фантазий, но он не огорчался. Проблема возникла после выпуска. То ли то, что он был середнячком, то ли ещё какой-то аспект повлиял, но его не взяли ни в один питерский театр. А тут ещё попросили из общаги. Хорошо хоть в деканате подсказали, и он уже в октябре сумел поступить в Брянский областной театр. Жизнь потекла убойным однообразием - маленькие роли, иногда со словами, жизнь в кладовке, только через полтора года комната в полуразвалившейся общаге, с водой по ночам и провалившимся туалетом. Восемь долгих лет он там обитал, проклиная судьбу, пока однажды главный режиссёр Новосибирского театра не предложил перейти к нему в труппу. Новосибирск не Питер и уж тем более не Москва, но это было лучше, чем та дыра, в которой он пребывал.
Увы, столица Сибири оказалась не для него. И не то чтобы город не понравился - не до жиру, или климат слишком суров - и не к такому привык. Главреж оказался настоящим садистом. Он стал делать намёки на интим, мол, я, как и ты, гей. У Олега появились серьёзные роли, и парню давали понять, что это только аванс. Главрежу было около пятидесяти; толстый, с мощной лысиной, вечно потный, он не вызывал никакого желания, но выбора особенно не было, и Олег решился. И тут режиссёр разыграл оскорблённую невинность, грубо отшил посягателя. Месяца три Олег выходил в массовке, страдал, но тут эта свинья опять стала подманивать парня, мол, прости, труслив я малость. Намёки, авансы, премии. Ну, парень и поплыл... и попал. На сей раз гнев был куда как круче, а главное, дело стало публичным - "оскорблённый" главреж поплакался в жилетку отъявленной сплетнице, и вскоре весь театр знал и... сочувствовал парню.
А скотина не унималась и опять стала подманивать парня. Попадаться на эту удочку в третий раз было глупо, Олег старался не замечать намёков. Вот тут-то того и прорвало. Оказывается, отвергать намёки было ещё опасней, чем их принимать... Три года в аду, а потом избавление - один из артистов, знавший своего начальника как облупленного и сочувствовавший парню, напряг старые связи и устроил ему прослушивание в Самарский драм. театр. Олега взяли сразу, дали хорошую комнату в общежитии деятелей культуры и науки, так что соседи были спокойные, ну, или почти.
Олегу тогда был тридцать один год, начинать жизнь заново казалось поздно, так что он решил просто жить и просто работать. Ни о какой интимной сфере и речи идти не могло. Рисковать он не был готов, да и как-то справлялся с накатывавшими иногда желаниями.
За пять лет, что он прожил в Самаре - городе красивом, даже милом, он сумел встроиться в труппу, стать одним из лучших артистов, так сказать, второго плана, скромно ждал хороших ролей, не интриговал и с лёгкой завистью посматривал на звёзд местной сцены.
Покойный, Стас Егоров, как раз и был такой звездой - как говорили, актёр от бога и, по совместительству, горький пьяница. Сколько раз он выходил на сцену под градусом, партнёрши задерживали дыхание, чтобы не дышать перегаром в романтических сценах, но вот парадокс - он всегда играл на "отлично". Да и бабы, то есть женщины, его любили; прямое доказательство тому - три жены, четыре отпрыска и с пяток возлюбленных-сожительниц.
Именно у одной из таких на квартире и случилось несчастье - бухой, он зацепился за валявшийся табурет, навернулся и прямо головой о плиту. Итог - печально-торжественное прощание в холле театра. Актёров было не так много, не все ещё вернулись после отпусков, начало сезона только через месяц, зато опечаленных поклонников, точнее, поклонниц море.
- Неказистые цветочки, - произнёс тихий женский голос совсем рядом.
Это была Гадюкина.
- К чему траты... я у него не был в друзьях, он меня не очень-то и жаловал, впрочем... это было взаимно, - с лёгкой саркастической улыбкой, но так же, полушёпотом, ответил Олег.
- А Лёвушка совсем осунулся, - заметила Гадюкина, указывая на ссутулившегося главного режиссёра.
- Что теперь будет?! - совершенно искренне печальным голосом заполнил возникшую паузу Олег.
- Хм, ты получишь его роли, - равнодушно пожала плечами Гадюкина. - Впрочем, если ты станешь Арбениным, я буду только рада, этот пьянчужка меня вконец извёл...
Лёвушка (так его называли, разумеется, за глаза), "в миру" Лев Антонович Перфирьев, - единственный в театре народный артист. Он ещё в советские годы снимался в кино; роли небольшие, но зрители узнавали. А потом начались суровые годы. В девяносто третьем артисты попросили его возглавить труппу. С тяжёлым сердцем он согласился. Руководителем он оказался замечательным - в меру строгим, в меру понимающим и справедливым. Но был он очень старомодным человеком, вернее, артистом. Его кредо - классика, классика и ещё раз классика. Наверное, это не так уж и плохо само по себе, но вот сборы в последнее время всё снижались. Наполненность зала на шестьдесят процентов стала нормой. Лёвушка не страдал. "До искусства надо ещё дорасти!" - говорил он, отмахиваясь от упрёков. Но от чиновников отмахнуться было ой как сложно. Поговаривали, что они поставили вопрос ребром - или увеличивай количество зрителей, или "оптимизируй труппу", что означало увольнение половины артистов. Именно поэтому Олег не испытывал буйной тайной радости. Пьянь Стас мог быть каким угодно, но на него шли, а что будет теперь? Самые неприятные мрачные мысли он гнал прочь.
Олег тоскливо взглянул на застывшее лицо коллеги под белым газом, который хоть как-то прикрывал внушительные раны. В этот момент он поймал на себе чей-то пристальный взгляд. Чей-то! Олегу не нужно было и головой поворачивать, чтобы узнать, кто его протирает взором, - Алёшенька Колесников.
О том, что Колесников гей, знал весь театр, хотя знал - это не совсем верно. Знать наверняка никто ничего не мог. Но парень с такой внешностью - хоть и высокий, стройный, кажется, даже щуплый, с умильным личиком и здоровенными голубыми глазами, как у героя мультика, такой парень не мог не быть геем. Но в театре его любили. Все роли хрупких юношей были его, и, конечно же, Лариосик из "Турбиных" был его звёздным часом.
При иных обстоятельствах то, что этот парень запал на Олега, было бы мило, но Лёшка уж больно явно пускал слюни, да и он был не совсем тот тип, который Олегу нравился, совсем не тот...
Похороны растянулись практически на весь день: пафосное прощание в театре, отпевание в церкви, надрывное погребение. Поминки устроили в театре, в буфете накрыли столы - всё равно театр пока не работал.
Олег выпил больше, чем следовало. Почему? Наверное, оттого, что этот ритуал всегда наводил на него гнетущую тоску, оттого, что слишком много проблем возникло и, самое главное - опять появилось это проклятое ощущение шаткости положения, опять он оказался в подвешенном состоянии.
Домой, в общагу, Олег направился уже поздно вечером, когда насыщенная синева спустилась на Самару, но мрака ещё не было, фонари уже освещали улочки печальным жёлтым светом.
- Тебя проводить? - раздалось совсем рядом с Олегом, когда он стоял на ступенях театра и холодный вечерний ветерок ласкал его волосы.
Немного качнувшись, он оглянулся, хотя по голосу и так узнал, кто это.
- Зачем? - спросил Олег, прямо, даже с вызовом смотря в глаза Алексея.
- Ты немного... того, перебрал, - начал пояснять тот.
- Хм. Подумаешь... Слышь, Лариосик-пидарастик, отъебись от меня, а?..
И, не ожидая ответа, Олег поплёлся через площадь к остановке. На душе словно полк кошек насрал. И одиночество, и творческая нереализованность (ведь может и больше), и эта угнетающая неизвестность, и то, что обидел парня, в общем-то, зазря. Ну не виноват Лёшка, не виноват он в том, что гей, что внешность у него такая... гейская, не виноват и в том, что запал на него. Не виноват, что втюрился в труса, который всего на свете боится и скрывает свою уязвимость за маской снобизма, спесивости и жлобства. А ещё, наверное, тут сыграла роль зависть, зависть к парню, которому не нужно скрываться, изображать из себя что-то, чем он не является...
Сразу захотелось вернуться, извиниться, но... гнусный характер не позволил.
счастью, послеотпускной сбор труппы состоялся только через пять дней. Не то чтобы все эти пять дней Олег мучился вопросом - извиниться перед Лёшкой или нет. Но вопросом задавался, а вот ответом так и не обзавёлся. Он специально вошёл в зал одним из последних, чтоб не увлекли разговором, ну, и чтоб ненароком не столкнуться с жертвой своего пьяного языка.
Гадюкина махнула рукой, мол, подсаживайся. Она сидела практически в последнем ряду, с краю. На самом деле никакая она не Гадюкина, а Елена Назарова, но прозвище, разумеется, за глаза, очень верно описывало её характер. По забавному стечению обстоятельств эта гадюка его не кусала, даже немного защищала, так как Олега никто, в сущности, и не обижал. Гадюкина, то есть Назарова, была примой театра, заслуженной артисткой. Ей уже было немного за пятьдесят, но выглядела она лет на десять моложе... кто знает, как ей это удавалось? Пара неудачных браков, один сын и десяток бурных актёрских романов не сделали её характер приятней, но умней её сделали точно. Последние лет семь она крутила роман с каким-то местным олигархиком, благодаря чему прекрасно выглядела, прекрасно одевалась и прекрасно отдыхала. Заметим, что она единственная из всей труппы несколько лет подряд отдыхала то в Монако, то на Майорке.
Олег ей не завидовал - зачем, он ведь при всём своём желании не смог бы прожить такую жизнь, разве что родившись женщиной. Но они мило общались, и Гадюкина регулярно изливала парню душу. В общем, друг-гей "звезды". Впрочем, не такой уже и парень - тридцать пять.
Лёшка Колесников вёл себя непринуждённо, весело смеялся, время от времени, как бы невзначай, оборачивался и посматривал на Олега, который старался не смотреть на парня - так совесть меньше мучила...
- Друзья! Друзья мои! - раздался Лёвушкин баритон; зал, ещё пару секунд весело гудевший актёрским многоголосием, пересказом в лицах весёлых летних историй, затих. - Спасибо. Как вы знаете, всего неделю назад наш театр постигла огромная утрата. Не буду повторяться, скажу лишь, что Стаса и в самом деле сложно заменить... но нам придётся. Обращаю внимание, роспись вводов висит на стенде возле административной части.
Зал немного загудел. Ввод артиста всегда сложное дело, и хоть непосредственно он касался только мужской части труппы (и то не всей), но в качестве партнёрства по сцене затрагивал всех. Олег эту роспись ещё не видел, правда, кажется, это был сюрприз для всех, кроме Гадюкиной. Слегка наклонив голову, она шепнула:
- Поздравляю, мой Арбенин.
Губы Олега инстинктивно растянулись в улыбке. Ещё бы - одна из лучших ролей. А Лёвушка меж тем продолжил:
- Будем надеяться, что уход любимца зрителей не отпугнёт публику. А это, как вы догадываетесь, наша Ахиллесова пята. Увы, я не умею ставить современные постановки, моё дело классика, но... от нас требуют актуальности, современности, требуют фурора, - зал заволновался. - Я этого не умею, учиться мне уже поздно, а делать всякий хлам я не привык, я слишком уважаю театр, чтобы театральную халтуру выдавать за новые веяния, - зал заволновался ещё сильнее, а Лёвушка явно делал театральную паузу, чтобы с эффектом продолжить. - Потому я решил и пригласил известного столичного режиссёра Анатолия Соринкина.
Лёвушка рукой показал на кулисы, откуда выпорхнула московская знаменитость. Соринкин был, как всегда, высок, чуть полноват, во всегдашней своей чёрной блузе, немного длинноватыми волосами вокруг явной залысины и с тремя очками: одни на носу, вторые в волосах, третьи на цепочке на груди.
- Боже, вот это трюк! - ошарашенно прошептала Гадюкина.
- Коллеги! - начал Соринкин своим звучным голосом. - Как я понял, для вас это большой опыт. Для меня тоже, признаться, давненько я не работал в репертуарном театре, всё больше в антрепризе. Но, будем надеяться, сотрудничество состоится. И начнётся оно с "Дафниса и Хлои". Мы постараемся удовлетворить всех зрителей. Кто-то, а таких будет немало, клюнет на внешнюю форму - как-никак, античность, нагое тело, кто-то увидит те смыслы, что мы вложим в постановку...
- Он что, заставит нас играть нагишом? - удивлённо прошептала Гадюкина, и нельзя было понять, она рада такому опыту или в шоке от него...
Для тех, кто, вероятнее всего, не в курсе, что такое "Дафнис и Хлоя". Это древнегреческое произведение, приписываемое Лонгу, впрочем, переиначивавшееся многими. Та вариация, что ставилась в театре, была вот о чём: в идиллической сельской местности жил красивый пастушонок Дафнис, приёмыш, влюблённый в дочь местного же ремесленника Хлою. Но семья Дафниса бедна, а родители девушки хотят ей "лучшего" и потому готовы выдать её замуж за сельского "братка". И тогда Дафнис берёт золотые украшения, с которыми в пелёнках был оставлен на милость богов, и идёт в город, в дом самого богатого человека, чтобы их продать.
Там эти вещи узнаёт Клеристо, хозяйка, и вскрывается правда: восемнадцать лет назад она родила сына от своего мужа, Дионисофана - выпивохи и гуляки. Не в силах выносить то и другое, она решает избавиться от младенца, но не убить его, а подбросить; мол, если боги сочтут нужным - выживет, а нет, так на том и суда нет... И вот теперь семья счастливо воссоединяется, Дафнис селится в родных хоромах, а на него кладет глаз Гнатон.
Вообще-то у Дафниса есть старший брат, Астил, который в своё время стал свидетелем жуткой семейной сцены и на всю жизнь остался немного нервным, сложным. Этот самый Гнатон, смесь психолога и мошенника, не только стабилизировал парня, но и стал с ним жить (разумеется, когда парень повзрослел). А Дафнис всё мечтает о Хлое, теперь опасаясь того, что женитьбе помешает его более высокий социальный статус и очень низкий у девушки. Гнатон предлагает помочь, но вместо помощи лезет к парню под тогу. Эту сцену видит хозяин дома, Дионисофан, набрасывается на развратника, но старший сын, Астил, кидается на защиту любимого и нечаянно убивает отца.
Всё идёт кувырком: Астил глубоко страдает, кается и кончает с собой, Гнатону приходится бежать, тяжело страдает хозяйка, и только Дафнис и Хлоя вместе, но будут ли они теперь счастливы? Финал не совсем античный, но если все погибнут, как у Мартина, зритель точно не поймёт, успеха ждать будет глупо...
- Друзья мои! - взял голос Левушка.
Постановка и в самом деле авангардная, смелая и по содержанию, и по воплощению, так что я никого не заставляю. Желающие могут записаться в лит. части...
- Ваше мнение? - шёпотом спросил Олег.
- Жесть, - только и выдавила из себя Гадюкина.
Олег окинул взором зал и решил, что запишется. Светить задом со сцены ему не улыбалось, но, во-первых, это шанс проявить себя, заявить о себе, авось заметят и пригласят в столицу... но это слишком смело, во-вторых, постановку неплохо оплатят, по крайней мере, в это хотелось верить, ну и, в-третьих, очевидно, что Дафниса будет играть Паша Майский - дебютант, пришедший в театр вскоре после Нового года, в театре ещё себя не проявивший, но страсть какой красивый - высокий стройный блондин с правильными чертами лица и спортивной фигурой. Посмотреть на такого в "ню" было бы желанно. Не то чтобы Олег влюбился в Пашу - тот, вероятнее всего, натурал, всё время пускает слюни по Юленьке Ершовой, пришедшей в театр год назад.
Возможно, мотивы для театра слишком низменные, но это жизнь, такая, какая она есть.
Подойдя к лит. части, Олег никого не увидел, что было странно, учитывая то, какой гул стоял в зале. "Неужели я буду первым?" - тут же появилась тщеславная мысль.
- Добрый день, Ариадна Борисовна, - поздоровался он с зав лит. частью, дамой пожилой, жутко образованной и одинокой. - Где можно записаться на эксперимент?
Хоть в голосе его звучала ирония, но старушка её не оценила.
- Там, на столике, - сказала она, указав на стол возле двери.
Лист лежал на виду, и на нём уже имелись записи:
1. Назарова Е.
2. Колесников Алексей
"Что ж, третье место не первое, но тоже призовое!" - подумал Олег.
Вскоре начались репетиции. Шли они так: пару-тройку дней интенсивно работали с Соринкиным, потом две-три недели самостоятельно всё прорабатывали, потом опять с режиссером, потом сами. Олег получил роль Гнатона. Да уж! Впрочем, то был не его выбор, и он не слишком огорчился. Всё шло, в принципе, неплохо. Роль выстраивалась просто, а мастерство не позволяло проседать. Только однажды, уже в ноябре, за месяц до премьеры, Соринкин пригласил его к себе в кабинет.
- Дорогой Олег! - начал режиссёр, умильно улыбнувшись. - Вы просто чудесно играете. Ваш Гнатон будет просто изумителен!
- Спасибо, - Олег немного растерялся.
В своё время вот такие же посещения начальственного кабинета и дифирамбы для него обернулись адом на земле.
- Да-да! Я и в самом деле так думаю. Но... мне показалось, что порой... в некоторых сценах... у вас возникает некоторое напряжение...
показалось, нет! Соринкин был совершенно прав. Спектакль получался чувственным, обнимать и целовать приходилось взаправду, а ему парней, да ещё каких. Павлика, игравшего Дафниса, он потискал бы за милую душу, но тут всё ограничивалось поглаживанием стройных ног, а вот с Астилом... Его ведь играл Лёша Колесников, тот самый артист. Прощения Олег у него так и не попросил - сначала было стыдно, потом стало поздно, а тут и репетиции... Порой казалось, что того эпизода не было вовсе, но Лёшка переменился, стал более отстранённым, он уже не смотрел на него влюблёнными глазами и не пускал слюни при каждом удобном и неудобном случае. В принципе, Олега это радовало, часть напряжения спала, но, с другой стороны, он поступил гадко, и оттого на душе было всё ещё мерзко. Понятно, что нужно было объясниться, возможно, попросить прощения, но всё никак, и, само собой, когда нужно было со страстью обнимать парня, целовать в тонкую шею, тут Олег невольно съёживался, начинал сбоить, не сильно, простой зритель этого, возможно, и не заметит, но опытный глаз...
- Да... порой... мне кажется, я немного... - Олег начал мямлить, судорожно пытаясь придумать объяснение своей реакции.
- Я рад, что не ошибся! - чуть ли не хлопнув в ладоши, воскликнул Соринкин. - То есть, я рад, что не ошибся с проблемой... Мне кажется, я мало времени уделил вам и вашему персонажу, а до премьеры совсем рукой подать, уже и костюмы готовы, и декорации... впрочем, сейчас речь не о том. Мне кажется, я не поделился с вами виденьем этого персонажа!
Олег только пожал плечами. Казалось, Соринкин из тех, кто любит поговорить, а потому ему рта открыть не придётся, что неплохо.
- Гнатон, он ведь мошенник, небесталанный, но мошенник. Он случайно узнал о беде в семье хозяина, случайно нашёл способ, как помочь юноше. Казалось, он обрёл всё то, что так долго искал в бесконечных странствиях, - деньги (которые выуживал из хозяина), славу чародея и мудреца, наконец, любящего его человека, любящего истово, всей душой и телом. Но вот появилась новая смазливая мордашка, Дафнис, и он кинулся за этой сказкой и в результате всё потерял. Дафнис отверг его, хозяин застал за этим делом и грозил не только выгнать, но и обесчестить, а может и казнить! Наконец, он потерял любимого, во всех смыслах этого слова, и опять был принуждён скитаться. Как тать, в ночной мгле, он бежал из города, оглядываясь на осколки былого счастья, но разбитого вдребезги им же самим. Вот кто он, ваш Гнатон, вот кого вам нужно сыграть... Вы меня понимаете? - очень проникновенно спросил Соринкин.
- Да, полностью, - слегка сдавленным голосом ответил Олег.
Он не мог и подумать, как это всё про него.
Через пару недель состоялась премьера. Голышом играть не пришлось, но... Все мужчины были облачены в обтягивающие трусы телесного цвета, а дамы в купальники. Лишь драпировки помогали прикрыть тело и создавали иллюзию античности. Жора Рыбкин, солидный мужик сорока семи лет, всю осень ходил в тренажёрный зал, чтоб "не было стыдно на сцене", в результате стал просто восхитителен, он играл хозяина. Намного тяжелее было Паше, у того на "Хлою", Юлю Ершову, был перманентный стояк, и плотно обтягивавшие фигуру трусы не только не могли скрыть выпиравшего естества, наоборот, подчёркивали его.
Олег же неожиданно для себя стал по-новому смотреть на Лёшку. Неожиданно тот ему стал нравиться, что было просто дико, вернее, ещё полгода назад он сам назвал бы это дикостью, а теперь...
Впрочем, Дафнис был сильнее! В театре шёл бесконечный ремонт служебной части, в том числе гримёрок, и потому неожиданно Пашу перевели к нему, точнее, их объединили в одной новой гримёрке. Видеть его роскошное юное тело, широкую спину, тонкие ноги было верхом блаженства. Огорчали только два обстоятельства. Паша упорно носил свободные боксёры, а-ля семейки, что Олега раздражало, но приходилось молчать, и второе - переодевался Паша, особенно для роли Дафниса, за ширмой, которая здесь стояла. Вообще, обидно, такой сексуальный парень - и эта ширма. Сам Олег переодевался открыто, нагота его не смущала, но для такта он осведомился:
- Ничего, что я переодеваюсь так? - и он показал на своё нагое тело. - Я заметил, ты заходишь за ширму, а мы, ну, в прошлой гримёрке переодевались по-простому?
- Не знаю, - Паша пожал плечами. - Мне всё равно.
Кажется, ему и в самом деле было всё равно. Когда Олег переодевался, Паша либо чуть отворачивался, либо углублялся в текст роли. Олега это немного коробило - не то, что на его чресла не смотрят, а то, что, возможно, его подозревают в специфической ориентации. Впрочем, в отношении к нему ничего не менялось.
Премьера состоялась 5 декабря и была аншлагом, какого театр не знал уже давно. Все билеты были проданы, в Самару прилетел десант из столичных критиков и поклонников таланта Соринкина. Играли как в последний раз. Олег практически ничего не помнил, зато время пролетело несказанно быстро, как одно мгновение. Пресса, как и стоило ожидать, разделилась. Правда, восторгов было больше и они были громче. Конечно, попеняли за гей-линию, хотя все отметили великолепную игру Олега... и Лёшки Колесникова.
Было решено, что спектакль будут играть два раза в месяц, чтобы не приедался, ну и интерес сохранялся. Большое начальство, кажется, Лёвушкой было довольно, тем более что тот обсуждал в практической плоскости ещё парочку проектов.
Уже после Нового года, который Олег провёл исключительно банально - в комнате общаги, изредка выбираясь на улицу, к нему в гримёрку заскочил Жора Рыбкин.
- Старик, можешь мне уделить минуту?! - выпалил он.
- Да, - Олег немного удивился.
Жора и в самом деле в последний месяц стал каким-то дёрганым. В театре шушукались, что это "слава крышу отрывает".
- Олежек, по дружбе, помоги мне, а?! - взмолился Жора.
- Чем? - искренне удивился Олег.
- Я ничего не хочу плохого сказать про Колесникова, но... ты ведь тоже о нём догадываешься?..
- Что он "голубых кровей"? - в лоб спросил Олег, а у самого всё внутри так и похолодело; не за Лёшку - кто он ему, за себя, вдруг и его вот так же раскусят...
- Да-да! Так-то он парень хороший... и артист классный, играть с ним просто, но... я не могу с ним переодеваться. Мне кажется... мне кажется... в общем...
- Что он на тебя пялится? - с хорошо сыгранной улыбкой уточнил Олег.
- Точно! - выдохнув, ответил Жора. - Понимаешь, сказать я ему не могу, а терпеть уже не в силах, я вот-вот просто не выдержу...
Казалось, мужик и в самом деле на грани срыва. Наверное, Олег как-то сильно понимающе посмотрел на него, и Жора Рыбкин просто взмолился.
- Прошу, давай поменяемся, а!?
- То есть ты хочешь, чтобы он пялился на мой зад? - с лёгкой иронией уточнил Олег.
- Ну вот! Ну вот, и ты тоже! Боже! - и Жора, этот красавец мужчина, хлюпнул носом.
Олег сразу понял, что со своей просьбой он подходил уже к кому-то и получал вежливые, а может, и не очень, отказы. Он тоже хотел отказать, ведь согласие означало бы, что Паша от него съедет, а перед Лёшкой он так и не извинился, но уж больно жалко выглядел Жора; и потом, его самого в театре хорошо приняли, тот же Жора помогал освоиться и в театре, и в комнате общаги.
- Хорошо, меняемся! - лицо Жоры в мановение ока озарила улыбка. - Но при одном условии.
- Говори!
- Никаких шуточек.
- Считай, замётано, - и, не дав Олегу и слова вымолвить, Жора выпорхнул из гримёрки.
Конечно, шуточки будут, но это ерунда, главное, чтоб всё выглядело как большая уступка товарищу. В общем, так оно и было.
Уже на следующий день Лёша Колесников переехал в его гримерку, а Паша съехал, прихватив ширму. В первые дни оба соблюдали сдержанный нейтралитет, ни войны, ни мира. Здоровались, но без эмоций. Они как-то умудрялись переодеваться, друг другу не мешая. Но очередное представление "Дафниса и Хлои" требовало обратного.
Олег впервые стеснялся, хотя стесняться ему решительно было нечего - спортивное тело, за которым он ухаживал не только в спортзале, но и эстетически. Волосы на груди у него не росли, а вот в паху... ему очень хотелось их сбрить, но в театре эту моду могли не понять, актёры-то большей частью возрастные, ещё подумают чего не так, вернее, так, но о чём им знать не стоит. Потому Олег лишь подстригал свои чёрные завитушки, подбривал неровные края - в общем, у него выходил хорошо ухоженный, мягкий "газончик". А тут... не то чтобы было стыдно или уж тем более страшно, но был некий дискомфорт. Олег подумал было, что, может, это Лёшка так на всех влияет...
тот вечер они переодевались как обычно, только вот Олег всё немного медленно делал, стараясь не смотреть на соседа, на то, как тот наносит грим на лицо, чтобы черты этого самого лица выглядели более яркими. Закончив с мейкапом, Лёшка встал и, отвернувшись к глухой стене, а к Олегу повернувшись спиной, стянул футболку, а затем снял и джинсы.
Олег взглянул на Лёшу краем глаза и обмер. У парня была, в общем-то, спортивная, мужская фигура. Пусть не качок, но уж точно и не узковатый угловатый дрыщ. Плечи, в принципе, широкие, хотя и не шибко, руки тонкие, но не как две плети, а сильные, с лёгкой "выраженностью" мышц. Спина переходила в узкие бёдра, а те в две красивые ноги. Было очевидно, что парень каким-то спортом да занимается, тело тренированное.
И тут Леша стянул мини-слипы, без затей, но на нём они смотрелись очень даже сексуально. Пусть видел Олег парня только со спины, зато попа у того была классная - в меру упругая, покрытая меленькими светленькими волосками, которые в отблеске рампы вокруг зеркала выглядели, как пушок.
Лёша вмиг натянул "костюм" - телесного цвета боксёры из синтетики и повернулся к Олегу. Вернее, он просто повернулся, но тут же увидел, что на него пялятся.
- Классная фигура, - сглотнув, искренне заметил Олег.
Спереди парень был тоже неплох. Тонко подчёркнутая линия груди и два розовых соска, которые Лёша сейчас немного припудрит, чтобы не так "выпячивались" или, вернее, "светили". Живот, может, и без "кубиков", но плоский и без единой волосинки.
- Спасибо, - скромно ответил Лёша и сел догримировываться.
Но было очевидно, что он будет наблюдать за Олегом, хотя бы в "отместку".
И Олег решился. Он и так сидел полуголый, рубашка была снята, а теперь он просто снял джинсы и чёрные обтягивающие короткие боксёры, продемонстрировав, как бы невзначай, всё своё естество.
- Классный... - заметил Лёша, слегка смутившись, и указал на член, правда, замечание было скорее саркастическое, так как пенис был в обычном, спокойном состоянии.
- Каждый день тренируюсь, - в той же шутливой манере ответил Олег и рукой продемонстрировал движения "а-ля дроч".
Лёша хмыкнул, а Олег натянул "костюм" и продолжил вводить себя в образ.
Олег не мог бы себе тогда чётко объяснить, что с ним случилось в тот момент, но он словно взглянул на Лёшку Колесникова совершенно по-новому. А что, красивый парень, спортивная фигура, и пусть всё это было не на сто процентов, ну а где эти сто процентов найти - нигде! А этот парень тут, вот он, совсем рядом, он его сейчас, на сцене, должен вальяжно обнимать, проводить рукой по шелковистой коже ладонью. Соринкин хотел, чтобы они целовались, но тут уж Лёвушка встал в позу, и однополого поцелуя в главном драмтеатре Самары так и не случилось, но и без него было "жарко".
Олег вдруг почувствовал, как возбуждается на парня, буквально, у него встаёт.
Конечно, напрягая силу воли, он подавил этот момент, но... доигрывал на автопилоте, пусть и очень хорошо. А в голове так и стучало: "Я влюбился! Я влюбился! И в кого, в этого "андрогина"?" И тут же: "Да какой он "андрогин", он нормальный парень. Ты сам, от своих комплексов, своих страхов, придумал себе идеал, сам пыжишься, стараясь соответствовать, и других этой кривой меркой меряешь, а он... он просто красивый и милый, принял свою внешность, свою сущность".
Волны то холода, то жара накатывали на Олега, он впервые за много лет неожиданно стал чувствовать, и это было прекрасно, но это было и страшно. Но самое неправильное было бы ничего не делать. Не то чтобы он это обдумывал, просто после поклонов, войдя в гримёрку, положив цветы на столик в углу, Олег сказал:
- Ты сегодня играл на все сто!
- Спасибо! - не менее восторженно ответил Лёша, эмоции всё ещё бурлили в нём.
- Послушай, тогда, ну, в сентябре, я тебя обидел... очень сильно, - Олег увидел, как приятная эйфория в секунду улетучилась с лица парня, а сам он напрягся, превратившись в струну. - Я поступил по-скотски, прости меня!
У парня, казалось, глаза блеснули наполнившейся влагой.
- Я мог бы сказать, что это был алкоголь, и отчасти я был бы честен, но... просто... жизнь меня побила, и я стал... как бы это сказать... да что там - стал трусом. Мне казалось, что если нас увидят вместе, то решат... ну, решат... что мы... э-э... вместе... пара. Сейчас мне это кажется таким мелочно глупым, а слова несправедливыми... в общем, прости меня...
Лёша сглотнул, шмыгнул носом.
- Проехали, - сдержанно улыбнувшись, ответил он.
- Уф! - так и вырвалось у Олега, а на душе даже стало легче, да что там на душе, казалось, даже физически полегчало, словно скинул тяжёлую ношу с плеч.
Они стали переодеваться. Лёша всё так же, отвернувшись, стянул "костюм", надев свои трусы, Олег стесняться не стал, впрочем, как не стал и ждать чего-то, он просто переоделся.
Они вышли на улицу и окунулись в январский мрак, разрезаемый ровными рядами уличных фонарей. Снег не сыпал, зато "вкусно" поскрипывал под ногами.
- Ты сейчас куда? - спросил Олег, робея, как будто в первый раз.
- Домой, устал, как собака...
- Ум-м...
- Послушай, в четверг, в шесть, будет маленький концертик нашей группы, приходи.
- Группы?! Где? - Олег немного опешил, представить Лёшу на сцене и поющим он точно не мог.
- В "Chicks see", на Фрунзе. В шесть.
- Буду, - ответил Олег, и, пожав друг другу руку, они разошлись в разные стороны.
Четверг в театре был общим выходным - впереди самое горячее время недели, её финал, когда многие образованные горожане, гости города или просто ищущие культурного досуга отправлялись в театр. Потому в четверг Олег с утра сделал все свои дела, чтобы в шесть вечера войти в полуподвальное помещение в одном из домов центральной, исторической части Самары.
Здесь было чистенько, можно даже сказать - уютненько, хотя во всём чувствовалась атмосфера андеграунда. Огромное количество странных личностей - творческих единиц, среди которых Олег (по крайней мере, так считалось) должен был чувствовать себя как рыба в воде, но этого не происходило, впрочем, отторжения тоже не было.
С задержкой всего в пять минут на маленькое возвышение, именуемое сценой, вышло шесть человек - типичная самодеятельность, но не безусой школоты, а дяденек под тридцать, этаких хипстеров и хиппарей, считающих свои вымученные вирши вершиной творчества, хотя, возможно, это и есть вершина, но их деятельности. Музыка была под стать группе. Олег сидел за барной стойкой, пил красное вино, но по чуть-чуть, чем явно раздражал бармена.
Вначале Олег Лёшу даже не заметил, только чуть позднее, приглядевшись, он увидел парня в чёрном узеньком пиджачке на высоком барном стуле, сидевшего с краю, за световым кругом, и потому практически незаметного. Он играл на гитаре, прикрыв глаза, ловко перебирая струны или лупя по ним всей пятернёй. Олег не был одарён необычайным музыкальным слухом, потому пришлось ему напрячься и вычленить из общего музыкального потока аккорды гитары Лёши. И он смог заметить, что тот играет очень хорошо. Сам Олег научился играть на пианино, не бог весть как, сносно, правда, он уже лет десять как не упражнялся. Скорее живое исполнение и драйв, чем его качество неожиданно воспламенили душу актёра, и он решил воскресить свой навык, а то и в самом деле, чего доброго, забудется всё, потом не восстановишь.
Концерт длился около часа, вернее, час десять, Олег засёк. Бурные аплодисменты немногочисленной публики - скорее всего, "своих", и музыканты потянулись в зал. Лёша подошёл к Олегу, смущённо улыбнулся.
- Как тебе наше творчество? - они заказали по кофе, так что бармен не суетился рядом с ними, у него вообще заказов прибавилось.
- Ничего так, мне понравилось.
- Да ладно!?
- Честно... Только... почему ты сидел с краешку? - Олег понимал, что затрагивает тонкую тему, но вопрос был очевиден.
- Ты же меня сразу просёк, другие не глупее, - как-то грустно и одновременно саркастично ответил Лёша. - Гей-рокер - это там, на Западе, а тут... впрочем, я не комплексую, ребята ко мне относятся нормально...
- Ну и ладно, - Олег решил закрыть тему. - Зато ты здорово играешь на гитаре.
- А ты? В смысле, на чём-нибудь играешь? - спросил Лёша.
- На рояле...
- Правда?! - Лёша был поражён, словно Олег никак не мог обладать хоть какими-то талантами.
- Правда, я очень давно не играл, всё как-то повода не было.
- Ну, повод найдётся, - как-то лукаво ответил Лёша.
- Да?
- Слушай, а что если мы сейчас махнём ко мне домой, мать будет только рада познакомиться с кем-то из театра, ну, с кем я работаю?
- Почему нет, - Олег пожал плечами.
В конце концов, он для себя уже всё решил и просто теперь двигается в направлении желанном, но и возбуждающем своей неизвестностью.
у Лёши и в самом деле была мама, это была не "замануха", так что Олег немного расстроился. Это была женщина лет шестидесяти, но очень приветливая, неплохо сохранившаяся, очень интеллигентная. Когда Лёша был отправлен за чем-то в кладовку, она, Лидия Сергеевна, сочла нужным пояснить:
- Лёшенька - мой маленький подарок себе. Замужем я не была, не получилось, но сына я родить решилась, тогда это уже было не так ужасно - мать-одиночка. Потому у нас такая разительная разница в возрасте.
- Да я и не думал, - соврал Олег.
Но Лидия Сергеевна только пожала плечами, а тут в кухню вернулся Лёша.
Стол был просто роскошный, Олег даже растерялся, словно его заманили на что-то вроде насильственной женитьбы или чего-то в этом духе. Но обстановка за столом была самая непринуждённая, потому напряжение быстро ушло, а вскоре парни уединились в Лёшиной комнате.
Забавно, но в ней не было ничего актёрского, так - шкаф, кровать, стол, книги, гитара. По этой обстановке о парне вряд ли можно было составить хоть какое-то мнение. За исключением, кажется, главного - парень был одинок, в смысле, бойфренда у него не было.
- Ты счастлив? - неожиданный вопрос Лёши прервал размышления Олега.
- Нет, - мгновенно ответил тот.
- Почему? - удивился Лёша.
- А разве ты счастлив?
- Я? Не знаю, я стараюсь не быть несчастливым, несчастным... не уверен, что получается. А ты?
- А я не стараюсь... вернее, не старался - до последнего времени...
Как-то так получилось, что они стояли совсем вплотную, смотрели друг другу в глаза. Олег положил руку парню на плечо, потом медленно, словно чего-то опасаясь, провёл ею до шее; он касался её, его ладонь соприкасалась с кожей парня. Наконец Олег слегка наклонился, и его губы коснулись губ парня.
Это длилось всего миг, но каким он был волшебным. Когда их уста разомкнулись, Олега пошатывало.
- Ну вот, я и сделал это, - прошептал он.
Лёша не ответил, только улыбнулся.
В тот раз между ними ничего больше не было, да и быть не могло. Не то место, не то время. Да и Лёша явно не проявлял желания. Их отношения на работе практически не изменились, они просто стали здороваться и чаще переговариваться по роли. Вряд ли окружающие что-то заподозрили. Даже Гадюкина не бросала пытливые взгляды.
В понедельник, после очередного спектакля, в гримёрке Лёша сказал:
- Слушай, а давай в выходной махнём за Волгу? Там холмы, можно покататься, ну, или просто погулять. Как?
- Не хочу падать в твоих глазах, но кататься я умею только на лыжах, и было это давно, ещё раньше, чем я перестал играть на пианино.
- Ерунда, я немного покатаюсь, ты посмотришь, и мы просто погуляем, как?
- Почему нет?
Правда, в реальности поехали туда вчетвером: Олег, Лёша и его кузен с подружкой. Зато на машине - полчаса туда, полчаса обратно. Погода стояла чудесная, светило холодное зимнее солнышко, от яркости снега просто-таки слепило. Лёша с кузеном, одетые по-спортивному, извлекли доски для сноуборда и пошли кататься, а Олег, когда не развлекал байками девушку, вполне себе милую, смотрел на парня, который прямо-таки рос в его глазах; правда, сам он в своих же глазах опускался. К концу приятного моциона он решил: следующей зимой тоже займётся спортом, вон, даже маленькие умудрялись освоить эту нехитрую науку, чем он хуже.
В город вернулись около четырёх. Солнце уже клонилось к закату, на западе небо ещё было белёсо-розоватым, а на востоке уже появилась синева.
- У тебя в гостях я уже был, теперь давай ко мне, а? - предложил Олег.
Не зря же он пару дней расчищал свою берлогу.
Леша согласился, всё шло по плану.
Олег никогда не был прекрасным кулинаром, но пельмени варить он умел. Впрочем, Лёша не был гурманом, и этакий "файф о клок" прошёл на ура. Они сидели и болтали о всякой всячине, о том, кто как пришёл в актерскую профессию, о юности, о спорте.
Наконец разговор иссяк, они просто смотрели друг на друга. Пауза становилась всё более неловкой.
- Ты меня хочешь? - неожиданно и буднично спросил Лёша, а Олега словно в жар бросило - вот то, чего он так хотел. Но, кроме того поцелуя, он о себе никак не заявлял; а что если парень его не простил, что если он ему как-нибудь отомстит, что если он и не гей, а так, прикидывается...
- Да, - выдавил из себя Олег, наступая на горло своим страхам.
Лёша встал и совершенно спокойно стал расстёгивать застёжки на своих тёплых спортивных штанах, а вскоре он и их снял, оставшись в серой водолазке и тёмно-сером трико, плотно облегавшем его фигуру и потому не способном скрыть возбуждение у парня.
- Как я тебе? - игриво спросил он.
- Очуметь! - восторженно ответил Олег, почувствовав у себя дикое желание.
Не задумываясь, он стал расстёгивать утеплённые джинсы, демонстрируя свои сильные ноги.
Лёша сел на край несобираемого дивана и игриво стал снимать трико, а вскоре на пол полетела и водолазка, парень остался в тёмно-синих слипах с низкой талией. Олег решил не отставать, уже скоро он стоял в одних чёрных обтягивающих боксёрах.
- Ты точно запер дверь? - спросил Лёша, немного волнуясь.
- Конечно, запер, - уверенно ответил Олег, но, чтобы успокоить парня, подошёл к двери и подёргал за ручку. - Вот видишь, всё в порядке.
Он посмотрел на парнишку, который так мило сидел на диване, желание только усилилось, и Олег просто взял и спустил трусы к лодыжкам, откинув их в сторону. Его эрегированный член, слегка подёргиваясь, уже вытянулся во всю длину, чуть задрав розовую, блестящую от смазки головку. Волнуясь, но не показывая этого, Олег подошёл к парню и накрыл его своим телом. Его сильные руки обхватили упругий стан, губы сомкнулись в сладостном поцелуе.
Они целовались не спеша, смакуя каждый миг, сильные ладони Олега ласкали шею парня, его плечи. Такое приятное, даже возбуждающее, хотя и, увы, подзабытое чувство, когда сосок словно царапает тебе ладонь... Олег слегка сполз на парне, и его губы сомкнулись вокруг соска, который он то посасывал, то целовал, то теребил язычком. Олег следил за реакцией парня, и теперь Лёша просто распластался на диване, его голова была чуть запрокинута, глаза сомкнуты, и с едва приоткрытых губ слетали стоны наслаждения.
Олег продолжил исследовать тело любовника, спускаясь всё ниже и покрывая поцелуями уже плоский живот, в центре которого красовалась маленькая кнопочка пупка, по ни одной волосинки там не было. Олег продолжил спуск, и его губы коснулись широкой резинки трусов.
Лёша по-прежнему блаженствовал, тихо стонал от наслаждения, судорожно сглатывая. Олег, ухватившись за края слипов, потянул их на себя, ткань стала отступать, оголив не просто чисто - чистейше выбритый лобок, из которого будто произрастал пенис, - потоньше, чем у Олега, но и подлиннее.
Пенис словно выскользнул из трусов, размазав смазку по животу, пунцовая от томления головка практически полностью оголилась, так и маня к себе. Олег, недолго раздумывая, обхватил её губами, от чего Лёша громко выдохнул. Дальше всё было просто восхитительно - сочная, она легко скользила по язычку, трепетно отзываясь на массаж скользящих губ, а уж если Олег начинал теребить уздечку язычком, если он облизывал блестящую головку, Лёша просто выгибался, словно ягуар.
Вдруг Лёша чуть оттолкнул Олега.
- Теперь моя очередь, - прошептал он.
Олег откинулся на спину, широко разведя ноги, и его сочный пенис шлёпнулся о живот, немного украсив его смазкой. Но валяться без дела он долго не мог, нежные пальчики Лёши, сомкнувшись у основания, поставили эту "колонну мужской славе" вертикально, и губы парня сомкнулись у её навершия.
Как же давно Олег мечтал о чём-то подобном, как грезил о страстном соитии, и наконец, мечты сбываются. Просто дух захватывало от того, как Лёша работал язычком, как он теребил уздечку пениса, как массировал уже пунцовую от томления головку губами. Стоило Лёше так поступить, как всё тело любовника отвечало на это - голова запрокидывалась, спина выгибалась, а и без того плоский живот втягивался ещё сильнее.
Олег просто блаженствовал, погружаясь в приятную негу наслаждения. Тепло, словно сироп, медленно растекалось по всему его телу, вытесняя любые мысли, страх. Олег чувствовал себя невероятно легко и приятно. Его пальцы нежно погрузились в короткие, немного жёсткие волосы парня и не то ласкали, не то массировали голову.
Неожиданно Лёша прервался. Он задрал ноги Олега и стал елозить кончиком пениса по промежности, особенно обхаживая заветную дырочку. Олег медленно выныривал из приятного омута, потому не сразу почувствовал, как сфинктер плавно раздвинулся и тонкая и горячая волшебная палочка входит в него. Вообще-то он всегда полагал себя активом, хотя время от времени и любил поработать пальчиком в заветной дырочке - так, просто для разнообразия ощущений. При иных обстоятельствах он, конечно же, взбунтовался бы, но не теперь. Просто одно наслаждение стало сменяться другим. Единственное, что про себя отметил Олег, - неужели Лёшка актив?!
двигался медленно, стараясь не причинить никакой боли, впрочем, её и не было. Каждый раз, как он вводил свой инструмент, всё тело Олега пронизывало приятное чувство, чувство, от которого захватывало дух. Нежные руки парня скользили по влажной от пота коже, словно втирая в неё греческие масла, скользили про груди и животу, по бёдрам и ягодицам и, конечно же, по лобку, приятно лаская аккуратно подстриженными волосками ладони, заставляя медленно скользить по твёрдому, словно сталь жезлу любви.
Олег смотрел на грациозно-гибкое тело парня, на то, как всё резче и резче тот вводит пенис, так, что наслаждение из отдельных волн, регулярно накатывавших на него, превратились в бесконечный поток. Олег видел, как напряжены все мускулы парня, как блестит его загорелое тело от пота, он видел, как капелька, словно бриллиантик, скатившись со лба, пробежав по всему носику, застыла на его кончике.
Олег почувствовал, как внизу его живота, в паху, зарождается приятное и хорошо знакомое ощущение, словно всё сжимается и начинает вращаться, словно ураган.
- Сейчас, сейчас я...
Он хотел ещё что-то добавить, но тут Лёша нагнулся и обхватил головку пениса губами. В тот же миг Олег начал извергать сперму, наполняя ею рот парня, который проглатывал её с наслаждением. Едва он кончил и выпустил член, тот шмякнулся на живот хозяина, а Лёша продолжил лупить пахом о промежность, закрыв глаза, и вскоре Олег почувствовал, как внутри него разливается нечто приятно тёплое.
Лёша вынул свой пенис, и тут же анус стал выдавливать странное содержимое, которое парень втирал в упругие бёдра и промежность приятеля. На его лице играла приятная улыбка.
- Как тебе? - немного игриво спросил он, явно напрашиваясь на комплимент.
- Просто супер! - честно ответил Олег и тоже счастливо улыбнулся. - Если учесть, что это мой первый анал, то...
- Ты девственник?!
- Нет. Конечно, нет. Просто я всегда считал себя актом.
- Если тебя это утешит, то я, например, больше пасс, - спокойно ответил Лёша, устраиваясь рядом с любовником.
- Тогда зачем это? - Олег даже растерялся.
Лёша пожал плечами.
- Я не очко. Если я тебе и в самом деле нравлюсь, то тебе придётся немного отдать, чтобы получить. Ты не в обиде?
- Нет, - искренне ответил Олег. - Только знаешь... мне понравилось, ну, как ты меня отымел, так что тебе придётся ещё не раз повторять этот номер.
- Ничего, раз в месяц я справлюсь, - легкомысленно ответил Лёша.
- Ха, и не надейся. Раз в неделю!
- Ладно, там видно будет, - усмехнулся Лёша, а Олег, улёгшись набок и опершись рукой на диван, стал ласкать тело парня.
- Ты загораешь голышом? - спросил он, не замечая на прекрасном теле парня белёсых следов.
- Это не фокус, а вот ты вообще не загораешь, - с упрёком в голосе заметил Лёша.
- Я исправлюсь, - хихикнул Олег и, накрыв собой парня, принялся целовать его, лаская его шею и плечи.
В тот день они расстались около восьми. Лёша поехал домой, а Олег поплёлся в душевую - смывать следы страсти, надеясь на то, что на нём не осталось чего-то более явного вроде засосов.
Этот день ещё больше изменил их отношения. Впрочем, жизнь Олега и так менялась к лучшему. "Дафнис и Хлоя" шёл с успехом, новый авторский проект тоже сулил интересную работу, да и премии были хорошие. Роли после Стаса Лёвушка поделил по справедливости, а учитывая его успех, Олег стал обзаводиться стайкой преданных поклонниц и поклонников. И пусть те в большей степени отождествляли пройдоху с самим актёром, даже если они были правы, он не устраивал истерик, а демонстрировал философское отношение к жизни, мол, такова судьба.
Уже весной, когда солнце практически полностью растопило снег, идя по коридору театра, он столкнулся с Гадюкиной.
- Олежик, тебя звал Лёвушка, - и она таинственно улыбнулась.
Лев Антонович собирался уходить, распихивая по карманам всё необходимое.
- А, Олег... Думал, сегодня уже не увидимся. Вот - вызывают в наше министерство. Впрочем, дело ерундовое, в смысле, на минуту. Театру выделили пять квартир, три однушки и две двушки. Решено тебя поощрить. Так что заскочи в отдел кадров, Зоя Алексеевна всё объяснит, что да как... - и он улыбнулся простой улыбкой человека, который делает добро и не ждёт благодарности.
Олег стоял и слушал это с остекленевшими от слёз глазами. Стоило худруку закончить, как Олег подскочил и просто обнял его.
- Ну-ну, не надо, - похлопал Лёвушка артиста по плечу, услышав всхлип. - Ты замечательный актёр, у тебя прекрасное будущее... Жильё - это нужно было сделать давно, но наши добрые руководители больно редко о нас вспоминают, так что... - он отстранил от себя парня и пристально посмотрел ему в глаза. - Живи, твори, стань счастливым, ты заслужил!
Хлопнув парня по плечу, Лёвушка вышел из кабинета, а Олег ещё какое-то время стоял, приходя в себя, выравнивая дыхание, чтобы выйти и пройти в отдел кадров.
Сложно описать чувства, когда входишь в своё, выстраданное жилище. В этот радостный миг своей жизни Олег был не один, с ним был Лёша. Квартира была без отделки, но это казалось сущей ерундой. Поистине подарком было огромное, во всю стену комнаты панорамное окно, а то, что квартира была на двенадцатом этаже, делало вид просто потрясающим.
- И как будем украшать жильё? - спросил Олег.
- Тебе решать, - ответил Лёша, немного смущённый заданным вопросом.
Они "встречались" уже полтора месяца, но ни разу так и не обсудили вопрос своего будущего.
- Послушай, не дуйся. Куда бы я тебя привёл, в комнату в общаге? Как бы я объяснял это комендантше? А это своё, только наше!
Лёша дулся. Дулся не оттого, что был обижен, а чтобы скрыть волнение, охватившее его в этот самый миг.
- Ну же, - Олег подошёл вплотную к парню, обнял его за бёдра и притянул к себе. - Милый мой, я не смогу зарегистрировать с тобой отношения, но... я просто люблю тебя, вот и всё. Я не знаю будущего, но в одном я уверен: я хочу быть с тобой и ни с кем больше!
- И на что будем делать ремонт? - спросил Лёша чуть более игриво, силой подавив счастливую улыбку.
- Во-первых, у меня кое-что отложено - так, копил на авто, но оно подождёт. Во-вторых, мне предложили роль в сериале, небольшую, но платят очень хорошо, так что обустроимся.
- И когда будут съёмки? - спросил Лёша.
- В середине мая...
- Мая?! - возопил Лёша. - Это же практически завтра!
- Послушай, - Олег растерялся. - Да, съёмки займут двадцать три дня, но между ними будут перерывы, так что и ты, и театр в накладе не останетесь.
Лёша всё ещё был немного растерян. Олег опять обнял парня, прижав того к себе.
- Ну же, Лёш, улыбнись... - и он поцеловал парня в губы.
Лёша по первости играл в недотрогу, но быстро сдался. И их губы слились в сладостном поцелуе, а потом Олег перекинулся на шею и мочку ушка. Парень быстро розовел, ему стало жарко, и он стал запрокидывать голову, тихо постанывая.
- Я... я хочу тебя, - словно выдавил из себя Лёша и плюхнулся на колени на бетонный пол.
Он быстро расстегнул джинсы приятеля и выпустил наружу изголодавшегося зверя.
Пенис был ещё немного мягкий, когда сладкие губки Лёши сомкнулись и шершавый язычок проскользил по головке. А потом парень стал насаживаться на член, уздечка усиленно тёрлась о язык, и у Олега просто дыхание перехватывало от ощущения блаженства. Его глаза были прикрыты, а с губ слетали стоны. Было жарко, и он скинул пальто, которое просто полетело на пол, а потом и свитер на молнии, оставшись в одной футболке.
Когда он открыл глаза, то чуть не охнул, ибо Лёша его опередил - он сидел по пояс голый, и его правая рука была погружена в расстёгнутые джинсы, усиливая наслаждение. Не говоря ни слова, Олег поднял парня и сам сел на корточки. Сочный пенис практически шлёпнул бы его по щеке, но он ловко увернулся, и тут же его губы сомкнулись над розовой головкой.
- О, да! - простонал Лёша, и Олег продолжил свои усилия.
При этом его руки ласкали стройные бёдра парня, мошонку, немного обвислую, в которой колыхались два шарика. Олегу нравилось массировать их, чуть сжимая, нравилось их ласкать губами.
Лёша едва сдерживал стоны, так хорошо ему было. Он массировал широкие сильные плечи любимого, шею, запускал пальчики в пряди волос. Ему нравился этот парень, нравилось всё, что с ним связано, всё, что и как он делает.
- Кончаю, - простонал он, и в тот же момент сперма потекла в рот Олега.
Её было немного - сказывалась регулярная половая жизнь. Хотя Олег и не любил глотать, но здесь и сейчас иначе поступить было невозможно.
Олег выпрямился, и они поцеловались, их руки обвили друг друга, словно лианы, и они были не в силах разомкнуть объятья - или практически не могли, ибо у Олега член стоял и исторгал смазку на плоский живот друга.
- Я хочу тебя, - прошептал Лёша.
Олег только улыбнулся. Он развернул приятеля, чтобы войти в него.
- Нет-нет! - остановил его Лёша.
Легко высвободившись из объятий растерявшегося приятеля, он скинул с ног джинсы и трусы, оставшись в одних носках.
- Ложись, - скомандовал он.
- Куда? - удивился Олег.
- Твоё пальто, моя куртка, - торопливо пояснил Лёша. - Давай, не томи...
Что ж, Олег послушно лёг на пальто, широко разведя ноги. Только тут он понял, что все презервативы остались дома: он же не подозревал, что окажется в такой ситуации. Он хотел было остановить парня, но Лёша уже навис над ним и, "установив" пенис строго вертикально, ласкал этой "волшебной палочкой" своё очко.
Лёша просто стал опускать бёдра, и сфинктер сам принял в себя разгорячённый меч любви. Олег только охнул, а Лёша принялся скакать на парне, вверх-вниз, его ладони скользили по влажной от пота груди и плечам, он ласкал набухшие соски. В ответ Олег массировал бёдра парня, его живот и пенис, оживившийся и вытянувшийся во всю длину.
Олег и не заметил, как лёгкий ураганчик в его паху превратился в мощный шторм страсти и вырвался вихрем наслаждения. Лёша замер, ловя ощущения, после чего слез с приятеля. Он ловко высунул из кармана куртки упаковку салфеток и банально подтёр вытекшую сперму, потом поухаживал за приятелем.
- И как тебе наш первый секс в собственной квартире?
- Думаю, он самый незабываемый, - искренне ответил Олег.
- Ладно, тогда давай одеваться, - резюмировал Лёша.
Он поднял трусы и стал их натягивать. Олег просто сел, любуясь парнем.
- Как же мне повезло, что ты меня выбрал...