— Чёрт, побери! Расставил тут, не пройти! — Макс гремел и матерился в темноте. Я включил бра.
— Ты что буянишь? Время сколько, смотрел? — Было без четверти три. Макс был чертовски пьян. Разбираться с ним сейчас — себе дороже. — Раздевайся и спать.
— Ты дома. Хорошо. Ну, извини! Выпил чуток. Ш-ш-ш-ш. Я щас!
Макс бросился в туалет. Его рвало. Макса рвало! Это почти невероятно. Я встал. Поднял сброшенную им на ходу одежду, налил в стакан из графина воды и зашел в туалет. Бедный Макс сидел на коленях у унитаза, вытирая шарфом липкую слюну.
— Красавéц! На, водички попей.
Макс жадно выхлестал из стакана воду.
— Ещё.
Я вернулся с графином. Воды в нём почти не оставалось. Выпив её и ещё несколько стаканов воды из-под крана, Макс сунул два пальца в рот и снова опорожнил желудок. Покачиваясь он встал и стягивая на ходу одежду пошел в комнату.
— Летуны чёртовы! Набрались шила и я, дурак, с ними. Знал же... Пива бы.
Пиво. Да! Сейчас бы и я с удовольствием. Во рту, как кошки нагадили. Почему кошки? Не знаю. Но противно и сухо. Я глянул на часы. Три часа ночи. Где уж тут.
Макс, путаясь в брючинах, пытался раздеться, я, как всегда голый, не люблю спать в одежде, с пустым графином в руке, с тоской о пиве, наблюдал за его потугами, когда входная дверь медленно открылась и в неё просунулась голова и тело Ксении.
— Ещё не спите?
— Нет. Вот воюем. — кивнул я в сторону Макса, готового разорвать брюки, которые никак не хотели сниматься через ботинки.
— Я видела, как вы пришли и, вот, — она протянула упаковку пива — решила занести.
Я подхватил её на руки.
— Ангел — спаситель! — Я расцеловал её в щеки. — Живём! Макс, ботинки сними, а то пива не получишь.
Сейчас я думал только о пиве. Макс, вероятно, вообще не думал, а действовал на уровне низших инстинктов, но от штанов освободился мгновенно. Ни трусов, никакого-либо белья, кроме одного, спущенного до пальцев, носка на нём не было. Мутные глаза видели только пиво, к которому он и тянулся.
Картинка: два голых мужика тянут руки к женщине, кстати, одетой по полной форме, которая прижимает к груди упаковку пива. Чтобы это значило?
Открыв банку, я сразу опорожнил её наполовину. Кайф! Вторую половину я смаковал, откинувшись на подушку.
— Чего стоишь? Присаживайся! — хлопнул я по кровати рядом с собой. — Пиво бери.
— Нет. Пиво оставьте себе. Я лучше водочки. Вони меньше, а проку больше.
— Ха! Где бы её ещё взять?
— «А у нас с собой было... « — процитировала она какой-то, не помню какой, фильм, и достала из-за пояса плоскую фляжку, грамм на двести пятьдесят. Я потёр руки, мол, сейчас... — Дудки! Вам вон — пиво, а это мне.
— Ладно. Уговорила. Что тут нового случилось, пока нас не было?
— Скучно. Клиенты все деловые. Приехали и уехали. Вы куда-то пропали. А кстати, вы где шляетесь? Да ещё порознь? Новых тёлок нашли? — она откинула край простыни, которой я чуть прикрылся. — Ни хера себе!
— А ты что, ещё не видела? Это Галина, когда вы её испугали, меня прихватила.
— Но ведь в тот вечер, ты ещё не раз трахался.
— А на утро вот такая гематома. Даже на «больничный» отправили.
— Я краем уха слышала, что ты импотентом стал, но думала, что это всё шутки. А тут! Боже, синячище-то какой! И опух весь. Ну-ка, дай глянуть. — Она толкнула меня на подушку, а сама наклонилась, чтобы лучше видеть. — Тебе его, что, наждачкой натирали? Кожица натёрта, чуть ли не до водяных мозолей. Ах, ты блядун! — замахнулась она, — сколько ж ты баб успел перетрахать? Во! кобель, а? И этот, наверное, не лучше.
Ксения забрала банку из рук уже спящего Макса и перевернула его на спину.
— Нет! Ты только глянь на этого красавца! Ну, весь в помаде! Он, что? В борделе был?
— Тебе интересно? Разбуди и спроси.
— Вот, кобелины? А я им, дура, пива, чтоб голова не болела, а они?
Она раскраснелась от справедливого возмущения, локоны волос метались по лбу, глаза горели. Фурия! Если бы я не знал, что пару дней назад мы с Максом имели её как хотели, то сегодня я бы искренне поверил её негодованию. Но я знал и поэтому, привлёк её за попу к себе, уткнулся лицом ей в живот и жарко выдохнул. Речи её мгновенно умолкли, пальцы нырнули в мои волосы, а по телу пробежала первая волна возбуждения. Когда мои руки скользнули ей под трусы и сжали ягодицы, колени её подкосились.
— Я хочу, — шепнула она, припадая на мою подушку.
Каждый раз, раздевая женщину, я задаю себе вопрос, почему одни женщины одевают сначала трусы, а сверху пояс, другие же наоборот. Правда, всё стало меняться с появлением колготок. Они конечно практичны, но абсолютно не сексуальны. Даже одетые на голое тело, и будучи прозрачными, они не могут сравниться с чулками, оставляющими для взгляда, только маленький участок ляжки перед пахом. Я уж и не говорю о том, как играет бриллиант обнаженной вульвы в умело подобранной оправе из ажурных чулок, поясов и подвязок.
Так вот, Ксения была в трусах, одетых поверх пояса и чулок, а для меня это значило только одно — она не хотела терять времени на раздевание. Но я раздел её всю, совсем, и теперь мог, прижав к стенке на узкой гостиничной кровати упиваться её телом.
Сексом я насытился, во всех его проявлениях, по самое «не хочу». А зная её возбудимость и умение кончать при малейшем прикосновении к половым органам, мне было не интересно просто довести её до оргазма. Спать уже не хотелось, а вот поиграть, я бы не отказался.
Как говорят — «нет ничего хуже, чем ждать и догонять». Вот и поиграем в ожидание, ожидание разрядки накопившейся страсти, в мучительное ожидание оргазма, такого близкого, но ускользающего, на дюйм, на йоту, на волосок не достигшего апогея, вроде бы нависшего над тобой громадной, но, тут же, откатившей волной, оставив иссыхать под палящим солнцем желания твои чресла.
__________
Я очень хорошо помнил, как на заре своего полового созревания, надо мной издевалась девушка — соседка, Зина, в которую я был по-детски влюблён. Да что я, все мужики двора. Но мы жили в одной коммуналке, и часто бывало, что оставались в квартире одни. Она была старше меня года на три. Игра в дочки матери или в доктора почти всегда кончались тем, что мы оказывались в каком-нибудь укромном месте, обязательно без трусов, изучающими, чем же отличаются мальчики от девочек. Мы подглядывали в замочные скважины за соседями и никак не могли понять, что делают под одеялом мужчины на женщинах? Почему женщины кричат, но остаются довольными, а не сердитыми? И почему детей всегда в это время куда-нибудь отправляют?
Однажды вернувшись после летних каникул из деревни, Зина, задрав нос, с гордостью сказала, что теперь она «всё, всё об этом» знает.
— Хочешь, покажу?
— Спрашиваешь, конечно!
Она, взяв меня за руку, и повела в сараи, которые петляя, образовывали целый лабиринт. Там у нас было секретное место, где в одном пустующем сарае мы устроили « штаб». Сюда мы никого, никогда не приводили. Здесь была собрана старая мебель. Расставив её, у нас получилась, на вид, вполне жилая комната, со столом, стульями, креслом и диваном, который никогда не складывался, и был основным местом наших игр. Сквозь щели рассохшихся досок, пробивалось её жаркое августовское солнце, перебирая тонкими лучиками струны паутины, в изобилие висевшей под потолком. Пахло свежепиленными дровами и грибами.
— Раздевайся! — скомандовала Зина и сама начала стягивать платье через голову. В этом не было ничего удивительного, ведь мы раздевались здесь догола и раньше. Но на сей раз мы стояли и рассматривали друг друга как-то по-новому. За лето у Зины подросли грудки и теперь вызывающе вздёрнутыми сосочками вперились на меня. На гордо выпяченном лобке появились первые волосёнки. И вообще она как-то округлилась, что ли. Глядя на неё мой пенис начал набухать. Такое случалось и раньше, когда я или Зина играли с ним. Но вот так сам по себе, такое со мной было, пожалуй, впервые. И это не было страшным, страшным было то, что мне стало больно. Я согнулся и схватил член руками. — Что случилось? Дай посмотрю! — и вырвала член из моих рук. Объяснялось всё просто — набухшая головка не вмещалась в мешочек образованный, приросшей к головке, крайней плоти. Головка надорвала один край мешочка и рвалась наружу. Я видел, как другие ребята хвастались друг перед другом далеко назад сдвигая кожу и обнажая залупу. Я, не смотря на внушительный, по сравнению с ними, размер своего члена, этим похвастаться не мог и очень переживал. Даже думал, что это болезнь какая-то. Но теперь, когда головка начала освобождаться от плена, надрывать дальше было больно и страшно.
— Ой! Какой он! Посинел бедный в плену. — Зина натянула кожу сильней, и она начала отрываться от головки. Быстрей, быстрей и, действительно с синевой головка, заблестела, как листок, выбившийся из почки. На головке остался след от надорванной плоти, с булавочными капельками крови. Сама же плоть, не привыкнув к новым размерам, плотно обхватила шейку.
— Кровь. — в ужасе шепнула Зина и облизнула головку. Её шершавый язычок, скользнул по обнаженному венцу. Обнаженные нервные окончания, донесли до моего мозга такую гамму ощущений, что осознать я её не смог. Что это было? Пронзительная боль, или сладострастие? Второе прикосновение, теперь уже губ, обхвативших головку, поставил меня на колени. Я не знал, о чём её просить — прекратить это издевательство, или взять член глубже и прижать сильнее. Может быть, это было и не третье прикосновение, но от него в мошонке что-то приятно сжалось, член задёргался и выплюнул мутную капельку. Я, кажется, потерял сознание, а когда очухался, то увидел голую Зину, которая водила пальцами у себя между ног.
— Извини, что так получилось. Я совсем хотела по-другому, а у тебя вдруг залупа открылась. Но это даже лучше. Так вот, что я узнала.
Зина перешла на диван и прилегла рядом со мной. Взяла мою руку и начала водить моими пальцами по своему телу.
— То, что детей вынашивают женщины в животе, надеюсь, ты знаешь? — я кивнул. — Ты видел мутную капельку на кончике, когда ты кончил, ну перед тем, как ты упал от наслаждения? Это — малафья, жидкость такая, что скапливается в яичках у мужчин. Когда она попадает сюда, — она сунула мои пальцы себе во влагалище, мокрое и тёплое, — женщина может забеременеть. Понял? — я снова кивнул.
— Там, — она водила в себе моими пальцами — херу, также хорошо, как и во рту, даже лучше. Поэтому мужики и кричат, когда кончают.
— А женщинам?
— Женщинам тоже хорошо, иногда так хорошо, что и они кричат и как-то тоже кончают, но этого я еще не знаю — Она понурила голову, — говорят, мала ещё.
— Кто говорит? Вон у тебя даже волосы на письке выросли.
— Это, правильно говорить — лобок. Давай я тебе расскажу. — И она, расставив ноги, начала показывать, что, да как называется. Закончив со своими гениталиями, она перешла на мои. Крутила, вертела, пока член снова не встал. — Хочешь попробовать вставить в меня?
— Ещё бы! — от одной этой мысли я готов был тут же кончить. — А как же дети?
— Я ещё не могу рожать, что-то во мне ещё не созрело. Только давай с начала ты меня там поласкаешь.
Мы и раньше ласкали друг друга, но с сегодняшнего дня это уже были не детские игры. Мы изучали устройство наших органов, иногда даже по найденным, где-то книгам, и старались изо всех сил доставить удовольствие друг другу. Именно тогда я и понял, как доводить до всепожирающего оргазма простым его ожиданием.
Это произошло вскоре после того, как у Зины начались первые месячные, она мне даже показала, откуда у неё течёт кровь, а я попробовал её, прямо там, и не заметил никакой разницы. Кровь как кровь.
Но наши игры теперь ограничивались только ласками и в себя она меня не пускала. Почти каждый день она доводила меня до состояния, когда я кончал при одном виде её раздвинутых ног. Она для этого специально дома не носила трусы и при малейшей возможности демонстрировала мне свои прелести.
Однажды, я учился уже в восьмом классе, я увидел её с парнем. Они прогуливались под ручку. Я прекрасно понимал, что она взрослая девушка, студентка и что у нас с ней ничего быть не может, и что игры наши уже закончились. Я понимал, но верить в это не хотелось. И я ждал, может быть одного, последнего свидания, когда она отдастся мне, как раньше, и пустит в себя. Но она больше не заигрывала со мной и не светила своими прелестями. Это был конец.
Начались летние каникулы. Хотелось любви. И я подошел к ней и попросил о свидании, последнем. Я почти догнал её в росте, но по-прежнему был узок в плечах, как подросток. Внимательно посмотрев на меня, она вдруг согласилась.
— А давай. У нас в общаге. В субботу. Утром. В девять. Идёт?
Придётся прогуливать практику в школе, но ради этой встречи я был готов на всё. Я утвердительно кивнул, т. к. говорить я не мог — во рту всё пересохло.
— Ты только смотри, с моим мальчиком не играй до субботы! Ладно?
«Её мальчик « рвался из штанов и пускал слюни, как собака при виде кости. Я как раз собирался слегка разрядить его в туалете, но опять утвердительно кивнул. И тут она подошла ко мне вплотную, обхватила член и слегка дёрнула. Горячая струя спермы растеклась по трусам, потекла по брючине, проступая мокрым свидетельством моего позора.
— До субботы! — помахивая мне рукой и вертя неотразимым задом, удалялась Зина.
Ни на кого, не обращая внимания, я бросился домой застирывать следы моей несдержанности. Обида заполняла всё моё существо. Ну как она могла? А ещё друг называется. Или уже подружка? Или она его уже совсем ни во что не ставит и издевается над моей влюблённостью. По-моему, именно тогда я произнёс это слово — любовь. Да, я был по-детски, влюблён в неё. Я чувствовал себя мужчиной, когда вспоминал, как мы по-взрослому занимались любовью, и я и она тогда кричали от восторга познания первых оргазмов. Но она повзрослела, стала не отразимой красавицей, и со мной ей просто стало не интересно. А я по-прежнему её хотел, и поэтому любил. Других девушек я панически боялся. Я, даже на миг, не мог себе представить, как отдаю член в руки другой девушке, как глажу и целую чью-то другую вульву, как сую в неё или в рот свой член. Нет, это была всегда только Зина. Но она уходит, отдаляется от меня всё дальше. Да ещё и издевается! Вот в субботу я покажу ей, что уже тоже мальчик. Так её отделаю...
Боже! Как невыносимо долго тянулись эти два дня. Как я ей и обещал «её мальчика» я не трогал и яйца, кажется, звенели, перекатываясь в мошонке. Взбудораженный мыслями о скорой встрече, член деловито раздулся и солидно оттягивал штанину, так, что даже взрослые женщины с интересом останавливали на нас взгляд, ну да на мне и на моём члене.
Вахтёрша на входе не обратила на меня внимания, уж больно много студентов шныряло туда-сюда. Охота поборников советской морали начнётся ближе к вечеру, когда потянуться «разные» на танцы — жмансы, да еще и со спиртным. Сейчас же, утром, кто будет нарушать?
Я постучал в комнату Зины. Три её соседки, тут же вспорхнули, и многозначительно улыбаясь и внимательно рассматривая меня, скрылись за дверью.
— Чаю хочешь? Ещё горячий. С варением.
— Нет, спасибо. Я пришел не чаи гонять. — Произнёс я всплывший в памяти штамп.
— А зачем тогда? — Зина явно издевалась надо мной. Она была очень красива в цветастом ярком зелёном сарафане с пышными фонариками на голых покатых плечах. Длинная шея с завитками волос выбившихся из хвоста, золотящихся в лучах солнца. Округлые девичьи груди, вылепленные казалось специально такими, чтобы уместиться в ладони. Мне впервые обнять её и поцеловать в шею, в губы. Меня начинало знобить. Зазывно, как мне казалось, смотря на меня, она отступила к кровати и села.
— Я хочу тебя! Ты обещала, что...
— Да. Я обещала. Иди сюда. Где там мой мальчик? Ты его не обижал? — Её пальцы проворно порхали над ширинкой, расстегнули ремень и брюки сползли, обнажая мои угловатые коленки и не детских размеров вздыбленный член. Трусы по такому случаю я решил сегодня не одевать. — А ты подрос! Наверное, суёт тебя твой хозяин во все щели без разбора. А?
— Ты одна у меня. И больше никого я не знаю, да и не хочу даже. Давай разденемся и ляжем. Я так давно тебя не ласкал. Или теперь тебя кто другой ласкает?
— Раздевайся, дурачок. Не ревнуй, я уже давно не та девочка, с которой ты играл в «папу с мамой» в сарае. Ложись, я тебя ласкать буду. Только можно я тебя сначала свяжу. Так тебе будет лучше.
— Вяжи. — Протянул я ей руки.
Она сняла с себя чулки. Боже!!! Как это красиво и сексуально, я тут же чуть не обвафлился. Взяла мои запястья, и по очереди привязала их чулками, как спинке железной кровати. Потом привязала чем-то к кровати мои лодыжки.
— Не туго? — Она подтянула мои ноги, и теперь я лежал голый и распятый.
— А теперь глаза. Давай я завяжу тебе глаза. — Я лежал связанный, ослеплённый и беспомощный. Кровать развернули к центру комнаты.
— Что ты хочешь делать? — Панические нотки послышались в моём голосе, и я осёкся.
Её прохладные ладошки успокаивающе пробежались по моему телу.
— Эй! Дружочек! Ты что это голову повесил? Чего испугался? — Рука обхватила член, и губы ненадолго прильнули к кончику. — Так-то лучше, — похвалила она взметнувшуюся ей навстречу плоть.
Я услышал шуршание ткани, наверное, платье снимает, подумал я. Явно щёлкнула резинка трусов по телу. Значит, всё хорошо. Значит, не обманула. Горячее дыхание коснулось головки, и тут же согрело мошонку. Рука, почему-то уже тёплая, гладила мне грудь, опускаясь через живот к чреслам. Другая, такая же тёплая, поднималась по икре ей навстречу. Они встретились и взяли в охапку и член и мошонку, а на головку водрузился ротик с болтливым язычком, в смысле, быстро болтающимся. Раньше Зина так не делала. Всё исчезло. Я вслушивался в тишину, но ничего кроме перезвона трамваев на углу не слышал. Так, опять шорохи. Что-то холодное и твёрдое прикоснулось к кончику головки и обхватило её кольцом. Это «что-то» всасывало в себя член. Не уж-то Зина вспомнила нашу игру с бутылкой из-под молока, только раньше она вставляла в горлышко соломинку и, смазав горлышко и член вазелином, одевала на него бутылку, а потом любовалась, как он трётся об прозрачные стенки. Член уже давно сам не лез в горлышко, уж слишком оно узким для него стало. На сей раз её фокус удался. Как только головка миновала горловину, то за ней влетел и весь член. Но экзекуция продолжалась. Пытаясь отсосать из бутылки весь воздух, Зина усиленно пыхтела и чмокала губами. Головка, да и весь член налились кровью, горлышко больно передавило основание.
— Ну, хватит издеваться! Больно ведь! И где ты таким ласкам научилась?
— Извини, я больше не буду. Ты ещё хочешь, чтобы тебе пососали?
— Развяжи меня? Я всё понял! Не собиралась ты ни ласкать, ни давать! Что-я-то тебе сделал? Зачем издеваешься?
— Не ори! Комендант прибежит. Вот она тебе вдует по полной.
— Развяжи!
— Не могу. Я тебе обещала. — Бутылка начала отпускать мои разбухшие чресла, и я почувствовал облегчение, но ненадолго. Вылезать из бутылки член упорно не хотел. Я ничего не видел, но чувствовал, как стягивали узкое горлышко с раздувшейся головки.
— Больно! Что же ты делаешь? Оторвёшь ведь, напрочь. Зараза!
— Не ори! Потерпи ещё не много.
Что-то забулькало, прохлада, нет холод, объял член и заставил его съёжиться. И восторженный хлюпающий звук, возвестил о моём освобождении. Нет, не моём, я по-прежнему лежал связанным, и ничего не видел. Лежал, но надеялся, что все эти мучения случайны и не напрасны и сейчас я получу обещанные ласки. Тёплые руки мяли член, пытаясь привести его в чувство. Но шок был так силён, что даже окольцованный губами я не чувствовал никакого возбуждения.
— Доигралась? Нет, чтобы сразу, без выпендрёжа, а то...
— Извини! Я хотела, как лучше! — и ощутил её тело, прижавшееся ко мне сбоку. Голое тело! Её руку, скользившую по низу живота и ухватившую всё-таки член в ладошку. Её тело наваливалось на меня, покрывая поцелуями, а я беспомощно дёргался, не в силах дотронуться до неё.
— Развяжи! — взмолился я. — Развяжи! Я так хочу чувствовать твоё тело.
— Потерпи, милый, потерпи. О! Мой мальчик почувствовал свою девочку? А?
Её пальцы ласкали мою плоть, нежно, как в детстве, оттягивая крайнюю плоть вверх и проводя пальцем внутри по кругу, между плотью и венцом.
— Ты этого хотел?
— И этого, и твоих губ на шейке, и целовать твою розочку, и войти в тебя и быть в тебе долго, долго, а потом, как раньше залить тебя спермой и слизывать её с тебя, пока ты сама не кончишь.
— Говори, говори, что ты ещё хочешь? — Шептала она, а её соски дразнили мне живот, и член, упираясь ей подмышку, дёргал головкой.
— Не щекоти, хулиган!
— И ещё мне очень нравится, когда ты вся мокрая от желания, а я ложусь на тебя сзади и вожу кончиком между мокрых ляжек, по впадинке между ягодиц. Ты знаешь? я всегда очень хотел сунуть тебе член в попу, но боялся, что тебе будет очень больно.
— Я знаю, помнишь, как я специально водила головкой по анусу, приставляла её к дырочке. Мне было приятно, когда ты совал мне палец, и я тоже хотела попробовать почувствовать член у себя жопе, но побаивалась.
Зина вскарабкалась на кровать, и та запищала панцирной сеткой. Я почувствовал, что она присела надо мной и потёрлась влажной вульвой по стволу члена, который забился, рискуя кончить в никуда.
— Развяжи! Прошу! Я хочу в тебя! Я сейчас потолок осеменю!
— Нет. Подожди. Ещё не время. — Прохладная ладонь обвила член и поставила вертикальной свечкой. Я замер в ожидании, что вот-вот он вонзится в долгожданное тело. Я даже приподнял бёдра навстречу вожделенному влагалищу. Но головка, с туго натянутой уздечкой, так и оставалась не удел. Я безнадёжно опустил зад.
— Зараза, ты, Зина. И чего дразнишь? Сказала бы — «не дам» и всё ясно. Развяжи, мне надоели такие твои ласки.
Я подёргал тазом пытаясь высвободить член из недостаточно ласковых, на этот момент рук, но ничего не добился, только ещё сильнее возбудился. А когда почувствовал кольцо губ, обхвативших головку, сдался на милость победителя, окончательно.
Я балдел, ухватывая мимолётные касания языка и пальцев в самых неожиданных местах, и, кажется, впал в прострацию, потому что мне стало казаться, что ко мне прикасается множество губ и рук, так стремительны были их перемещения.
«Да, наплевать! Как это она делает, лишь бы не кончить не вовремя. « — Думал я, зависнув на волоске от оргазма. — «Что же она, сука, делает?» — Член бился в неподвижно держащей его руке. И вдруг его отпустили. Продолжая вздрагивать, фаллос выгнулся дугой и почти доставал до пупа, постепенно успокаивался.
Пружины кровати снова застонали, моего горемыку опять обхватили руки, и головка со скрипом раздвигая стенки вошла во влагалище.
— О! Наконец-то! Ха! Каламбурчик получился!
Напрасно я радовался. Долгожданное соитие тут же закончилось. Снова скрип пружин и новое погружение. Я готов был поклясться, что это другая вагина, но промолчал, ожидая, что будет дальше.
— Зина, какая ты сегодня разная. — Сказал я, когда кровать скрипнула в пятый раз, и я утвердился в уверенности, что женщин было несколько. Вот это подарок! Ай да Зина!
— Тебе, что не нравится!? — с деланным возмущением воскликнула она, опускаясь мне на член.
— Зиночка, прелесть ты моя, хоть ты мне очень давно перестала давать, объятья твоей вагины я ни с чьей не перепутаю.
— Так ты всё понял!? Мерзавец! Понравилось сразу нескольких трахать? И молчит! А на счёт, не перепутаешь, это мы сейчас проверим, правда, девочки?
Пока Зина восседала на моём члене, я успел в ней подёргаться, и чуть было не спустил, но вовремя замер. От осознания того, что мне на член сами по очереди будут насаживаться четыре, теперь я в этом не сомневался, девчонки, я пришел в дикий восторг и чуть всё не испортил. — Так ты хорошо меня запомнил? — вопрошала Зина, крутясь вагиной на моём, готовом разразиться оргазмом, члене. — Тогда я пошла. Скажешь, когда узнаешь меня на себе вновь.
С чмокающим звуком она покинула мой фаллос, а на её место уже устраивалась другая вагина. Она была мельче и член доходил до дна, едва погрузившись чуть больше половины, но она была и значительно уже Зойкиной, и полоскать в ней конец было приятно. Но качнувшись на мне раз пять она тоже соскочила. Её заменила вагина очень похожая на Зойкину. Я даже засомневался. Но когда она начала двигаться сомнения развеялись. Зина никогда не тёрлась шейкой матки о мою головку, ей было толи больно, толи неприятно. Этажа с наслаждением выписывала членом круги вокруг матки и ещё сопела от удовольствия, наверное. Приятное телодвижение закончилось после шлепка по заду, возвестившим, что её время истекло. Так, остались двое, Зина и третья. Но, как мне показалось на меня налезла первая, вероятно, меня хотели запутать, или у этой третьей вагина была такой же мелкой и узкой? Ну и что? Это не Зинка и это главное. Понежившись в теснине её лона, я стал ждать, следующей участницы карусели. В неё мой член долго не желал входить, и не потому что она узкая, или член плохо стоял, нет. Просто вход в её влагалище был где-то не там. На меня она ещё ни разу не влезала. Значит, она и была третьей. Всё, с этим я разобрался. Теперь, как я думал, должна быть очередь Зины. Но все прошли по кругу ещё раз, а та у которой вход в стороне, даже дважды. И задерживались они на мне дольше и двигались с каждым разом быстрее.
— Зина, ты где? я жду тебя. Я скоро кончу, и я хочу кончить в тебя. У-у-у! — Я застонал, едва сдерживая накатившую волну оргазма.
— Ладно. Стойкий ты мой оловянный солдатик. Как же ты узнал, что меня среди них нет?
— Ты другая, все вы разные. Ну же, развяжите меня!
Наконец, путы мои ослабли и пали. Я снял повязку с глаз. Передо мной стояли четыре обнаженные нимфы, прикрывшие зачем-то руками лобки и груди. Я сел, выдернул из круга Зину и, завалив её на спину, коленками развёл ей ноги и, повалившись на неё, загнал член, в дразнящую меня глубину. Я тискал ей груди, мял ягодицы, дразнил пальцем анус. Она стонала и этим возбуждала меня ещё сильней. Ни сил, ни желания сдерживать оргазм уже не было. Я выпрямился, приподнял Зине зад, и демонстративно медленно вводя в неё зеб, бурно и обильно кончил. Сперма переполнила её вагину, и она вытекала мутными струйками, но и тогда я всё ещё ощущал толчки спермы, рвущейся из меня. Я вдруг ослаб и опустился на колени, уткнувшись лбом в заляпанную малафьёй вульву.
Пришел я в себя всё на той же кровати, лёжа на спине. Девчонки, всё ещё голенькие, вытирали меня простынёй. Усердней всех работала третья, я узнал её запах и пыхтение. Она обтирала мне член и изредка прижимала его головку к губам. Ей помогала зеленоглазая подруга, и мне почему-то показалось, что это та, с мелкой вагиной. Я поискал глазами Зину. Она сидела на соседней кровати, с широко раскинутыми ляжками, а пролитую мной сперму слизывала с её вульвы вторая. Мы встретились взглядом.
— Как поживает мой мальчик? Он по-прежнему хочет только меня? — Она таяла в ласках второй и говорить ей не хотелось. Мне тоже не хотелось говорить. Во мне и правда, что-то лопнуло, как нарыв и я понял, что Зину я вовсе не любил, а только тянулся к ней из-за доступности. Теперь же доступных, только в этой комнате, было четыре. И я мог взять любую из них. И я взял. Сначала ту что сосала клитор Зине, прямо так сзади, не отвлекая её от занятия. Потом меня потянула на себя с мелкой вагиной. Она быстро кончила, и я перешёл к третьей. Оказывается, лёжа на ней, член сам нашел вход во влагалище, и мы кончили с ней вместе, правда я ей на живот.
Ветер шевелил занавески открытых настежь окон, звенел на углу трамвай, а я, как будто бы родившийся заново, ласкал распластанные на полу девичьи тела. Тот день многое изменил в моей жизни. Я понял, что женщины хотят секса не меньше, чем мужчины. И всякая мораль, вокруг этого — условность. Теперь мой девиз — «Если хочешь женщину — возьми, если она хочет тебя — дай».
О том, что мораль условность, я понял довольно просто, трахнув свою пьяницу мать.
Мы по-прежнему жили в коммуналке. Соседей поубавилось, и вскоре вся квартира должна была перейти в наше владение, за какие-то заслуги, покойного уже деда, и инвалида бабки перед отечеством.
После нелепой смерти отца в автомобильной аварии, мать долго мучилась, и начала прикладываться к бутылке. Бабка долго её ругала, но, похоже, смахнула рукой. Потом у неё появился плюгавенький сожитель, тоже пропойца. Он начал качать права, бить мать и однажды замахнулся на меня. Спустить его с лестницы не составило труда, а вот успокаивать мать...
Когда она вернулась с работы, с авоськой и неизменной бутылкой и не обнаружила своё сокровище, она набросилась на меня, мол, что я в жизни понимаю, этот какой никакой, а мужик в доме, хоть и бьёт так ведь и приласкает. Я долго слушал её нытьё, потом прямо спросил: «Тебе что секс нужен?» И опять слёзы — я еще молодая... Тогда я снял ремень, связал ей за спиной руки положил на стол животом, задрал юбку, стянул трусы. Кожа на её заднице была тёплая и нежная, почувствовав это, у меня пропали все сомнения. Она пыталась кричать, вырываться, но получив пару шлепков по мягкому месту, только тихо плакала. Я вынул своего, уже почувствовавшего нагое тело, богатыря и без сожаления загнал глубоко во влагалище. Её плач сменился стонами, потом вскриками, на которые приковыляла наша бедная старушка. Не обращая внимания на её увещевания, я довёл мать до оргазма, а потом кончил и сам ей на спину залив семенем и юбку, и жопу. Бабуля подошла вплотную и размахивала клюшкой. На, что я пообещал в следующий раз трахнуть и её. «Давно пора, достала уже!» буркнула мать, снимая мокрую юбку и не нужные теперь трусы.
— А ты у меня ещё ничего. Вон, стройная какая.
— Паразит! Вырастила на свою голову!
Так и стали жить. Когда матери взгрустнётся, она ко мне в постель. Когда мне невмоготу, то я к ней. Пить она бросила совсем, и бабка, глядя на нас, больше не ворчала.
Однажды утром мать готовила завтрак и уже опаздывала на работу, а мне приспичило, столбняк до пупа. Я к матери та только отмахнулась, мол, до вечера потерпи. Стою я на кухне, дрочу член, мать уговариваю, а тут моя бабка с клюшкой. И говорит ехидно: « Может я, на что сгожусь, на старости то лет?» У нас с матерью челюсти отвисли, а бабуля шасть ко мне, села на табурет, вынула вставные челюсти и хвать меня дёснами за член и давай насасывать. Мать села, дар речи потеряла, она-то, кажется, вообще никогда ни у кого в рот не брала, а тут. Кончил я тогда бабуле в рот, а она сглотнула, вытерла губы рукавом, вставила челюсть и говорит: «Обращайся, внучок, коли — что».
Ох, и дружно мы тогда зажили, во всеобщей любви, я бы сказал. Бабуля у меня оказалась ещё той штучкой, благо, что тело дряблое. В молодости зажигала, будь здоров. А сколько любовников было, и вспомнить не могла. Спали мы каждый в своей комнате и посещали друг друга без предупреждения, но иногда, в основном по выходным, собирались все в столовой на ковре. И каждый отводил душу как хотел. Бабуля научила мать, делать минет, и та в такие дни с удовольствием практиковалась на моём члене. Мать оказалась настолько тёмной в вопросах секса, что даже я поражался. Оказывается, что она никогда не занималась мастурбацией, что она никому не разрешала целовать клитор, что и поз она знала всего две, классику и раком. Вот бабуля и стала наставником, обучая нас искусству любви. Любила она показать, что-нибудь этакое и на себе. Трахал я её, правда, редко, для поддержания, как она говорила, вагинального тонуса и когда мать не могла. В основном рачком, по-другому ей не нравилось, или тяжело было, но, чтобы обязательно в неё кончил.Это мне тоже нравилось, ведь мать ещё могла забеременеть, и в неё я кончал редко. Раздеваться она не любила, стеснялась своего тела. Но иногда, когда выключали свет, она приходила голой, прижмётся всем телом, трётся, ластится. Жаль её становится. Приласкаешь, поцелуешь. Кончала она редко и только когда клитор сосёшь. Тихо так ахнет и всё. Довольная. Губёшки у неё там мягонькие, кожица тонкая. Присосёшься и боишься синяков не оставить. А вот к завтракам из спермы она пристрастилась и редко пропускала случай не угостить меня утренним минетом. А вы — мораль, мораль. Счастливая бабка умерла, в любви, в ласке. Мать вскоре нашла себе хорошего мужика, вернее он её нашел, и ушла жить к нему. За мать я больше не переживал, а вот сам я остался жить один. Теперь доступных женщин в моём окружении не оказалось. Не к кому было прийти и без лишних слов помочить конец в вагине, выплеснуть давящую на яйца сперму. Мать забегала навещать меня редко, да и шла на случку, как она это называла, без особого желания. Подружек у меня не было. Ровесницы считали меня маленьким и ухлёстывали за старшеклассниками. Их фантазии о сексе дальше модной фаты или свадебного платья не заходили. С девчонками из младших классов мне было не интересно, да и опасно с ними, совсем ещё дуры.
Выход из сложившегося положения нашелся сам собой. Английский язык давался мне тяжело, и в четверти мне грозила «двойка». А ведь я мечтал стать авиаконструктором. Хобби у меня такое было — авиамоделизм. А с двойкой в четверти хороший диплом не получишь и в МАИ дорога будет закрыта. Семён, новый муж матери, нашел молодую училку английского, которая где-то снимала комнату, и предложил ей пожить в нашей квартире, благо, что места полным-полно, а вместо платы за квартиру она должна будет подтянуть меня по языку, хотя бы до «четвёрки» в четверти.
Девушка согласилась, и следующие выходные перебралась в бабушкину комнату. Её радости не было предела. Жить в таких хоромах ей никогда в жизни не доводилось. А тут считай за даром. Девушка хоть и закончила столичный иняз оставалась в душе провинциалкой, не избалованной не деньгами ни вниманием мужчин. Это моей матери очень понравилось. Но отведя меня в сторону, она шепнула: «Девушка вроде хорошая, но смотри, не испорти ей и себе жизнь. Не залетите, я же тебя знаю. « При этом она больно ущипнула меня за член. Ревновала.
Отметили сделку распитием бутылочки шампанского. Отдав Юле, так звали новую квартирантку, запасные ключи, мать с отчимом ретировались, оставив нас одних. Я начал убирать со стола, а она мыла посуду. Мы с ней сразу договорились о двух вещах. Во-первых, мы с ней разговариваем только на английском. Если я не знаю слова, то сам ищу его в словаре. Правильно построить фразу она мне помогает. Час на домашнее задание и час на грамматику. Во-вторых, обязанности по дому выполняем вместе, как в семье. На том и порешили. Она ушла разбирать чемоданы, а я вообще ушел из дома в кино. Не мог равнодушно смотреть на её ладную фигурку. Член тут же начинал ворочаться в штанах, и мне то и дело приходилось его поправлять. И она это заметила, однажды я поймал её взгляд. Вернулся я поздно и сразу завалился спать.
Проснувшись и забыв о жиличке, как всегда, нагишом я пошел в туалет. Член как всегда торчал, и нужно было отвлечься чем-нибудь, и я обычно заходил на кухню, чтобы выпить стакан воды. За столом сидела Юля и пила чай.
— What is it? — спокойно спросила она и кивнула на мои чресла.
— Извини, я по привычке. — прикрыл я, что смог ладонью.
— Speak in English. Please.
— Ноянезнаю...
— Well. Until the evening.
Она встала, и проходя мимо поддела меня бедром.
— I far to go. Breakfast itself.
Если честно, я почти ничего не понял, но промямлил «Yes».
Она ушла. Вот это начало! Во-первых, и это меня обрадовало, её совсем не смутил мой голый вид. Во-вторых, и это было ужасно, она говорила только на английском и реально этого же требовала от меня.
Я наскоро поел, смахнул со стола, сполоснул чашки. Всё на автомате. Собрался в школу, но в обычный набор добавил англо-русский разговорник. Весь день, думая, о чем мы с ней можем говорить вечером, я искал и зубрил слова и фразы. Но получилось совсем всё не так.
Я с трепетом открыл дверь своей квартиры. Из кухни тянуло запахом борща. На столе стояли два прибора, салат из помидор. На плите булькала подливка.
— Hands washed? March into the bathroom! And at the table. With you with hunger will die.
Я понял о руках, которые надо мыть и о столе. Повернулся к ней и открыл рот. Она стояла в дверях в прозрачном шелковом халатике на голое тело.
— What look? I had dressed at home?
— Yes! It's very interesting. — Произнёс я, первое, что смог вспомнить.
— And what do you wonder? — она кошачьей походкой приближалась ко мне. Соски при каждом шаге чуть вздрагивали под тонкой тканью, аккуратный треугольник волос перекатывался между стройных ляжек. Я не мог пошевелиться, хотя повидал уже немало женских обнаженных тел в самых разных ракурсах. Зато мой балбес без тени смущения оттопырил ширинку, так что скрывать его не было никакой возможности, да и надо ли?
— I want you. — пересохшими губами произнёс я.
— This words are not boys, but men! Go wash up. We'll have dinner. — На сей раз я, кажется, помял всё правильно, и сбрасывая на ходу с себя одежду, бросился по душ. Обмотавшись одним полотенцем, я вышел из ванны и сел за стол.
Так начались мои уроки английского языка. Я действительно очень скоро подтянулся, а потом и обогнал в разговорном английском своих одноклассников. Оставались вопросы с грамматикой, но и это мы скоро решили, начав чтение книг.
С Юлей было легко, ей не приходилось постоянно предохраняться, она поставила какую-то новомодную спиральку, и мы жили с ней напропалую. Мы подходили друг другу и по размерам, и по темпераменту. Одинаково быстро заводились и дружно кончали. У нас были и общие и свои интересы, и мы их поддерживали и уважали.
Рухнуло всё как-то сразу.
Вернувшись, домой после школы, я застал Юлю в постели с отчимом. Ревность? Да. Обида? Да. Отвращение? Да.
Я собрал шмотки Юли, грубо затолкав их в сумки, пакеты, чемоданы и выставил их на лестницу.
Вскоре в квартиру вернулась и мать.
Так кончилось наше короткое счастье. Мы снова жили вместе, изредка утешая друг друга.
А потом я поступил в МАИ.
__________________
Я вспоминал свои школьные годы, а Ксения, лежащая рядом, уже сотрясалась в ожидании оргазма и всё тянулась к клитору, чтобы закончить эту сладостную муку.выпей микстуры. — И сунула Максу мензурку. Макс понюхал, понимающе кивнул, и выпил всё махом, надолго задержав дыхание. — Можжевеловая. Я тут на всякий случай держу. Мало ли что? Вот пригодилась. Ну как? Полегчало чуток?
Макс, как бык, мотнул большой головой.
— Есть чуток. Спасибо мать.
— Какая я вам мать? Что? Сашок, не баял что ли?
— Нет. Ни слова. Даже зачем сюда приволок, не сказал.
— Надо же? Молодец. Не трепач. А я думала, что уже весь завод в курсе.
— Да о чём это вы, что за тайны Мадридского двора?
— Вот и доктор освободилась.
— Егоровна! Скорую вызвали?
— Да початай, как полчаса ждут. Сейчас кликну.
— Тамара, Александра и этого, как вас величать? Максима, в процедурную и готовить к операции.
— Какой ещё операции? Я совершенно здоров!
Наталья посмотрела на меня, как на идиота.
— Александр, вы, что, не удосужились сообщить пациенту о предстоящей операции!? — В её голосе звучали нотки не поддельного возмущения. — Я сказала, марш наверх!
Макс ошарашено хлопал глазами, а я едва сдерживал давящий меня смех.
— Раздевайтесь и ложитесь. Сашенька, вы сюда. Максим, раздевайтесь совсем. Здесь очень тепло. Правда? — Она нагнулась надо мной и подёргала вырез халата, под которым ничего кроме тонких трусиков не было. Она развернулась к Максиму и замерла. В чём причина этой оторопи я не сомневался. Я приподнял голову и увидел, что Макс, абсолютно голый, спокойно лежит на кушетке, скрестив руки на волосатой мускулистой груди. Его достоинство покоилось, откинувшись на бедро с целомудрием достойным, с той лишь разницей, что было длиною с ладонь и пропорциональной толщины.
— Хорошо, что он у него ещё не встал. — Подумал я. Тома пятилась на меня, и мне пришлось упереть ей руку в зад. Не помогло. Она опустилась на мою кушетку и ухватив мой член взирала то на меня, то на Макса.
— Тома, ну что ты, ей богу, как маленькая? Не веришь глазам, пощупай. Он тебя не съест, он у нас смирный. — Подтолкнул я Тому к Максу.
— Сестричка, ты что? членов не видела? Так иди, посмотри, мне не жалко. — Макс потянул её к себе за полу халатика. Тот слегка перекосился и Макс понял, что девушка почти голая. Пока Томочка присаживалась на кушетку Макса, его член перекатился на живот, по-прежнему сохраняя девственный вид. Но первое же, прикосновение девичьей руки, разбудило спящего дракона. Тома держала член вертикально, сначала одной, потом двумя руками, а он рос на её глазах, освобождая лоснящуюся головку из плена крайней плоти. Тома была в восторге. Глаза её сияли. Она бросила взгляд в мою сторону и покраснела. Я решил её выручить.
— Правда, хорош? У меня, конечно, поменьше будет. Хочешь его попробовать? Ну же смелей!
— А если кто зайдёт? Может хоть дверь закроем.
— Посторонние не войдут, а свои будут только рады это увидеть. Тома, повернись ко мне попкой, а сама познакомься с новым членом нашего кружка.
Я стянул с неё трусишки и задвинул член во влажную уже вагину.
— О! Я вижу Максим уже начал осваиваться в тонкостях оперативного вмешательства. Я закрыла медпункт. Нам до обеда никто не помешает. В особом случае, знают, где искать.
Сегодня Наталья была обворожительно сексуальна, даже халатик одела особого фасона с коротким подолом и глубоким вырезом, да еще и на размер меньше, так, что все её прелести просто выпирали наружу. Стройные точёные ножки, четко обозначенная грация талии и груди. Искусный макияж и чёрные чулки с ажурным верхом завершали её убийственную неотразимость.
Всё плыло как в замедленных кадрах. Обернувшись на её слова, все замерли, не в силах оторвать от неё глаз. Она шла от дверей широким шагом, и в проёме халата, то и дело, мелькал рыжий треугольник клинового листа. Я зачарованно смотрел на эффектно всклокоченные под шапочкой волосы и по инерции продолжал двигать членом во влагалище Томы. Тома застыла с головкой члена Макса во рту. Макс приподнялся на локтях и с открытым ртом смотрел на приближающийся костёр её лобка. И только Фрося, как ни в чём не бывало, семенила за Натальей.
— Да! Выдающийся экземпляр! — Потрясла Наташа членом Макса. — Тем не менее, надо как-то организовать нашу встречу. Саша, ты уже хорошо разогрел Тому? Макс ты я думаю будешь не против сменить ротик этой девочки на её лоно? Я думаю, всем будет интересно наблюдать, по крайней мере, начало этого вторжения. Егоровна, вазелина прихвати, на всякий пожарный. Томочка, давай-ка, милая, мы тебя разденем совсем. Ложись на край кушетки, ножки пошире. Ох! Какая ты мокрая! Макс, можно я буду вас так величать? Встаньте у кушетки на колени. Нет. Подожди. Егоровна, ну где-вазелин-то? Давай, дорогой, я тебя намажу, а то порвёшь ещё, чего доброго, девчонку, вон елда какая? Ну, с Богом! Суй потихоньку.
Макс приставил к лоснящейся мазью щели головку и толкнул её вперёд. Стенки щели сначала раздвинулись, пропуская в себя то, что могли объять, потом вздыбились вокруг члена кольцом выдавленной плоти. Погружение остановилось. Видимо, Макс упёрся в дно. И потянул фаллос наружу. Плоть девушки, короткими язычками, прилипая к ускользающему члену не хотела его отпускать, тянулась за ним. Тома лежала, молча, с широко открытым ртом и округлившимися глазами. Поняв, что вагина девушки приняла его первый натиск, Макс задвигал тазом энергичнее.
Просто наблюдать за этим, сверх эротичным, лицедейством, я более не мог, и когда Наталья ещё начала и поглаживать не погруженную часть члена Макса, я развернул её зад к себе и вставил в неё член. Он скользнул по гладко выбритым губам, раздвинул головкой щель и вошел в упругое влажное лоно. Наташа свободной рукой погладила мне ляжку. Всё вроде замечательно, но бедная, совращенная мной, Фрося, стояла не у дел, теребя в руках, как член, тюбик с вазелином. По судорожно сжатым коленкам было понятно, что она в крайне возбужденном состоянии. Она наблюдала за всем с противоположной от меня стороны кушетки, и мне пришлось изловчиться, чтобы поймать край её халата и перетянуть к себе. Я почему-то поцеловал её в губы и прижимая к себе понял, что и она тоже готовилась участвовать в оргии. Ни лифчика, ни трусов на ней не было, только шелковая рубашка. Когда халат упал к нашим ногам, она предстала, я думаю, в специально купленной для этого случая, красивой с кружевами, поддерживающими её увесистые груди, комбинации переливающегося тёмно-фиолетового цвета. Даже Наталья, которую я продолжал накачивать, одобрительно похлопала Егоровну по заду. Я тискал Фросины груди, а этот момент Томочка заорала и кончила, смешно дёргаясь на массивном древке Макса. Наташа оглянулась на меня и улыбнулась, мол, извини, теперь моя очередь, и переползла и легла грудью на Тому, подставляя зад Максу. Всё правильно, за этим я его и привёл, хотя внутри всё же шевелилась гадливая ревность. А милая Фрося, обрадованная освободившейся вакансии, припала передо мной на колени и стала вытирать, как она сказала, «Наташкины слёзки», а потом сама облизала. Глубоко брать в рот она так и не научилась и, чтобы не мучить ни себя, ни её, я положил женщину на соседнюю кушетку. Она была так возбуждена, что стоило мне устроиться поудобнее и толкнуть поглубже, она зашлась в долгом оргазме. Её стоны вызвали, вероятно, цепную реакцию и почти сразу застонала Наташа. Мы с Максом стояли среди поверженных женских тел с клинками, не удовлетворёнными столь быстрой победой. Пришло время игры по нашим правилам.
Фрося пришла в себя и теперь вопросительно смотрела, то на меня, то на Макса.
— Фрося, я смотрю, тебе тоже не терпится угодить на кол этого молодца? Без проблем. Но ты в прошлый раз обещала мне свою жопу. Помнишь? Так вот, ты сейчас сядешь на елду Макса, а я в это же время отхожу твой анус.
— Не-ет! — затрясла головой Фрося, — так мы не договаривались. Да, обещала. Помню. Но чтобы двое сразу с двух сторон!?
— Егоровна? А какая разница, по одиночке, или хором. Может хором даже приятнее. А коль плохо, так сразу за раз и отделалась.Я бы попробовала. Давайте начните с меня. — Вступила в разговор Тома. — Дитё, ты, не разумное. Порвут тебя на клочки эти волки. Ишь, клыки выставили. А давайте. Рвите бабку на клочки! Хоть узнаю, на старости лет, что это за зверь такой — анальный секс. В случае чего, Наташа, заштопаешь?
Она подошла к Максу, взялась за его оглоблю, помяла, подрочила и подтолкнула к кушетке.
— Ложись. Уж с тобой я справлюсь. Вот дура старая! Давай, вира помалу. — и опустилась со стоном Максу на член — А ничего, вроде, жива ещё. Ну-ка поработай чут-ок-ок. О! О! У! У! У!
Максим погрузился на всю длину и замер, ожидая моего выступления. Я прижал Фросю к груди Макса, задрал на спину комбинацию, обмазал солидным слоем и член, и почти чёрный круг ануса. Приставил головку и слегка нажал. В игру снова вступил Макс. Толкая вагину Фроси себе на член, он толкали её анус на мой член. С одной стороны, получая удовольствие от проникновения во влагалище, а с другой, привыкнув к толкам в зад, анус Фроси расслабился и при следующем толчке я влетел в неё по самые яйца. Фрося вскрикнула, выпрямилась и замерла.
— Больно! Наташенька, и как ты это терпишь. Зачем? Чтобы усладить этих кобелей? Ой! Я от запоров так не страдала! А! Вынь! Сволочь такая! Вынь!
Она бы ворчала и ругала нас, на чём свет стоит ещё, наверное, долго, но начала дёргаться на наших членах и Макс начал движения с ней в такт. Она замолкла на полу слове. Застонала, уж не знаю от чего. И я пошел навстречу Максу. О-О-О-Ох! Теперь мы вторгались то вместе, то по очереди, теребя перемычку между отверстиями. Фрося снова встала на колени и подмахивала задом. Часто не попадала в такт, и тогда мой член выскакивал из её ануса, а она, нетерпеливо сжимая округлившееся отверстие, ждала моего возвращения. Утробный рёв, вырвавшийся из её груди и лихорадочные спазмы, заставили нас с Максом, подвывая, опорожнить в неё все запасы спермы. Я повалился на колени и наблюдал, как и из её расширенного ануса, толчками вытекает моё семя, а вагина продолжает мять торчащий в ней фаллос.
Тома вскочила и захлопала в ладоши.
— ОЙ! Как здорово! Я тоже так хочу! Ой!
Наташа тоже захлопала, но ладонью по ягодицам Фроси.
— Ну? Егоровна, поняла?
Егоровна встала с Макса, оглядывая всех осоловелыми глазами. Её тяжелые груди выбились из комбинашки, но на это, никто не обращал внимания.
— Нет! Я и говорю, что все вы сволочи! Ни о чем не предупредили, ни о том, что будет больно, ни о том, что будет хорошо. Впендюрили бабке сразу с двух сторон. О! А! Как я кончила! У меня только желудок не сжимался. Ах, вы стервецы, порадовали, нечего сказать.
— Я тоже так хочу! — ныла Тома.
— Тебе с ними никак нельзя. Без тренировки в клочья порвут. Пусть тебя твой хахаль сначала растянет хорошенько.
— Пока он растянет, они уедут.
— Ну и что? Других найдём, правда, Наташа? Ты чего не весёлая? Неудовлетворённой, что ль, осталась? Так вроде все кричали.
— Да нет. Всё нормально. Завтра, Саша, можете не приходить. Больничный лист я уже оформила. Заберёте у Егоровны. Вы тут девочки наведите порядок, а я пошла. Пора мне.
Во всей её точеной обнаженной фигуре, читалась грусть. Она подхватила халатик, виляя умопомрачительной попкой, направилась к выходу, надела халат, и скрылась за дверью.
— Сейчас мы с вами разберёмся! — хищно потирая руки, повернулась к нам Тома.
— Нет, Томочка. Финита ля комедия. Хорошего, по немного. Вона, какие самцы тебя имели. Одевайся давай.
— А я бы, Томочку, ещё разок трахнуть не отказался. — Подал голос Макс, мастурбируя член. — До обеда ещё время есть. Том, ты как?
— Вот, я же говорила. — Тома запрыгнула на Макса. — Егоровна, ты бы лучше, чем ворчать, его дружку ротиком подсобила, а я подвинусь пока. — Она повалила Макса на спину и подставила его губам свою вульву.
— Давай, Фросенька, давай, а я тебя с зада поласкаю. — постучал я членом по ладони. Фрося послушно полезла на кушетку, занялась членом Макса. Я же, смочив член в сырой от спермы и соков вагине, снова загнал его Егоровне в зад. Здесь было тесней. Фрося приняла меня без криков, только на миг оторвалась от члена Макса. Скоро Тома стала толкать Фросю ягодицами, и та помогла девице оседлать необузданного коня, а сама всецело отдалась восприятию новых для неё ощущений. Она опускала и поднимала анус, вертела задом и перебирала мой член мышцами. Тома, мелькая перед нами белым задом, сдалась быстро и, вскрикнув, рухнула на Макса. Вскоре усилия Фроси были вознаграждены еще одним её бурным оргазмом. Но, похоже, ни я, ни Макс кончать больше не собирались, и, чмокнув на прощание, распростёртых на кушетке женщин, мы быстро собрались и ушли.
— Обедать пойдём? Вот только рано ещё. Зайдем в мой «кабинет», передохнём чуток.
Я открыл ключом дверь и пропуская Макса вперёд наткнулся на его спину. О! Боже! Я совсем забыл о Даше. А она терпеливо меня ждала, одетая в свой восточный халатик на голое тело.
— Проходи Макс, проходи же, не стой в дверях! Знакомься, это Дашима, Даша. Я ей массаж иногда делаю. Это Макс, мой друг. Можешь его не стесняться. У нас с ним нет секретов.
— Ага! А это не секрет?
— Если я чего-то не рассказал, то это вовсе не секрет.
— Скрыл от меня такую экзотическую красавицу, и даже словом не обмолвился.
— Я ведь не спрашивал тебя, кто тебе у летунов член в помаде испачкал?
— Взял бы и спросил. Дел-то куча. Не помню я.
Макс ходил кругами вокруг стола, внимательно оглядывая возлежавшую на нём женщину.
— Я пойду. — Даша пыталась соскочить со стола, но халат, прижатый к столешнице Максом, соскользнул с её тела, и она упала в мои объятья совершенно голой.
— Нет! Какая прелесть! Моего друга она не стесняется, а от меня бежит.
— Да не при, ты, так на женщину! Совсем испугал. Даша, да не бойся ты его. Он большой и добрый. И женщин он любит очень. А про этот наш секрет никто не узнает. Даша за мужем.
Макс подошел вплотную, и дотронулся до обнаженных Дашиных плеч. Даша просто втиснулась в меня, и я чувствовал, как она вся дрожит. Я стал гладить её плечи, спину, ягодицы. Руки Макса гуляли по её телу рядом, и не знаю, понимала ли она где мои, а где его руки, но дрожать она стала еще сильней и потянулась поцелуем к моим губам. Когда наши уста встретились горячие губы Макса стали покрывать поцелуями её спину, ягодицы. Его рука пролезла между моим и её лобком, и знал, что его пальцы гуляют и в ней. Не отрываясь от моих губ, она начала стягивать с меня одежду, и я помог ей в этом. Макс тоже спустил штаны и прижал её ко мне своим возбужденным членом, устроившимся между её ягодиц. Макс взял её груди в охапку и приподнял. Теперь оба наших члена скользили по её промежности.
— С начала ты. — Всё было решено. Она только выбрала партнёра. И я вошел в неё, а она, обняв меня ногами за спину, откинулась на Макса, который играл её сосками и целовал в шею, что-то шептал в ухо. Даша с закрытыми глазами наслаждалась обилием ласковых рук, её вагина начала приходить к кульминации. Глубоко сунув в неё член, так, что головкой ощущал дно, быстро стал им двигать, чтобы кончить и спустил. Раз, два, три, всё. Макс всё понял и заменил меня, выдавливая своим поршнем из неё оставленные мной соки. Даша, как будто просила прощения, нежно посмотрела на меня, гнулась к моему члену и выставила зад Максу. Прежде чем Макс разрядил в неё свою пушку, Даша кончила трижды, каждый раз, обессилено повисая в наших руках.
Мы положили её на стол и прикрыли халатом. Её благодарные руки обтирали его полами наши мокрые чресла.
— Даша, ты милая отдохни, а нам пора идти. Работа.
— Не плохой ты себе завтрак приготовил.
— Боюсь, что теперь это завтрак на двоих. Я хотел по-тихому от неё отделаться. Ты оглянись, что вокруг делается. Бабы нас с тобой скоро на куски порвут. Нет, то, что женщин много и на любой вкус это здорово, но, когда имеешь не ты, а тебя, это уже напрягает. Мы как с тобой приехали, так и началось. Сначала свеженькие, потом повтор за повтором, ничего нового, ничего интересного. Уж если повторяться так уж с теми, кого хочешь ты. Вот, я бы, например, Свету повторил, как тогда, на квартире, и, уж прости, без тебя и её родственниц и соседей, а один на один. — Так кто тебе не даёт? Повторяй ты кого и сколько угодно, хоть со мной, хоть без меня, я не обижусь. Только учти привязанность ведёт под венец, а это пиздец свободной мужской жизни. Хомут с ядром.
— А если взять такую, как Света? К нам кто придёт, например, подруга там или друг, можно перепихнуться втроём, вчетвером. Или я слышал, на отпуск мужьями меняются. Так ведь тоже можно?
— Да, но кто сказал, что она захочет перепихнуться с твоим лучшим другом или тебе с её школьной подружкой? Или как тебе понравится, если она тебе будет восторженно рассказывать о связи на стороне с парнем вот с такой елдой? А если дети пойдут? Нет уж! Я пасс! После женитьбы, ни каких связей на стороне. А для этого надо сейчас нагуляться до отрыжки.
Мы с удовольствием отобедали и, довольные собой, разошлись по рабочим местам.
Приближалась дата пуска, но удивительно, никакой нервозности, всё по плану, мелкие неполадки устранялись без паники, на месте, более серьёзные проблемы, например, поставка не качественного узла, решались по мере поставки нового. Отказаться от поставки узла на замену, никто из поставщиков не решался уж больно важным был объект.
День удался, хоть и был это всё ещё понедельник, начавшийся с почти бессонной ночи, медицинской оргией и на десерт — Дашима.
Я позвонил на ВЦ. Трубку подняла Марго. В её голосе чувствовалось раздражение.
— Он занят. Тут студентки — практикантки. Он их учит... программированию. Слышишь? — В трубке послышался заливистый девичий хохот.
— Он их, что щекочет, что ли? Так он на долго?
— Я думаю, что пока всех шестерых не уговорит, не успокоится.
— Бедная Марго! Он тебе изменил, сволочь! Давай я приду и тебя утешу. Пусть студенткам будет завидно.
— Спасибо за сочувствие, но у меня начались праздники, а то бы он сейчас молодок не щупал.
— С вами всё ясно. Тогда я потопал домой.
— Так ты что, не придешь?
— Зачем? У тебя ведь праздники.
— Дурак, что ли? Тут такие киски. Сама бы какую-нибудь трахнула.
— Не сегодня. Устал. Тяжёлые выдались выходные.
— Да ладно! Поимел двух,... ну пятерых, разве это нагрузка чтобы устать.
— Не считал, Марго, но гораздо больше и не по разу. Честно. Устал. И не хо-чу!
— Вот до чего бабы доводят хороших мужиков, а потом удивляются «почему это их не любят?». Да, милок, это мне впору тебя утешать. Вот классная пара — у него «нестояк», а у неё праздники. Ха! Может, вздрогнем, по этому поводу?
— Вот, неугомонная! Ладно, пошли, за одно и поужинаем. Ты цыплёнка — тапака любишь?
— Санечка, миленький, ты приглашаешь меня? На свидание? — жеманно выдохнула Марго.
— Жду внизу.
_____________
Жизнерадостная Марго вылетела из проходной, прокатилась по укатанной дорожке и навалилась на меня. Мы рухнули в сугроб.
— Куда идём? — Лёжа на мне, поинтересовалась Марго — Ой! Снегу набрала везде. Холодно.
— Тут не далеко. Ты должна знать.
— Не помню. Пошли быстрей.
Она слезла с меня. Выдернула меня из сугроба и без тени смущения, задрав подол, стала вытряхивать снег. А что смущаться, когда у тебя такая фигура? Пусть любуются, пока есть возможность.
Мы почти бегом дошли до кафе « Гриль» и с наслаждением погрузились в тепло и ароматы. Марго сразу убежала « пудрить носик», а я занял столик, тот же, что и в первое моё посещение. Как же экзотически звали прелестную официантку? Глория? Нет. Глафира! Глаша. Какое старомодное имя.
— А вот и я. Я чуть жопу не отморозила! Снег растаял, всё сырое. Заказ сделал?
— Нет. Официант ещё не... Вот, кажется, идёт. — К нам шла величавой поступью Глафира. Марго повернулась в её сторону, вскочила, чуть не уронив стул.
— Глаша! Милая! Куда же ты пропала. Мы с девчонками, где тебя только не искали!
Марго обмяла Глашу, расцеловала её, подняла и закружила.
— Сумасшедшая! Отпусти! Люди вокруг. Меня же уволят.
— Товарищи! Я нашла пропавшую подругу! Ура!
Зал, в котором набралось десятка три посетителей, дружно зааплодировал, заулюлюкал. В зал вышла импозантная метрдотель и объявила, что Глаша на сегодня свободна и поднесла нам по бокалу вина.
— Ну вот, ты лишила меня выручки и чаевых. Но я тоже рада тебя видеть. Извини, я пойду, переоденусь.
— Она пять лет назад выскочила замуж за крутого богатого мужичка и пропала. Мы с девками даже через милицию её искали, есть там у нас прихват. Не помогло. Исчезла с карты страны. Нет ни где ни под новой, ни под старой фамилией. А девка, сам видишь, кровь с молоком. И надо же, она рядом совсем и молчит, зараза!
Глаша вышла к нам, переодевшись в скромный, почти чёрный, брючный костюм. В её глазах не было искры радости от встречи со старой подругой. Весь вид её говорил, мол, что поделаешь, коль встретились. И Марго почувствовав настроение подруги, её нежелание рассказывать об эти пяти годах жизни, приняла мудрое решение.
— Коль пошла такая пьянка, пошли в настоящий кабак? Отметим, как положено!
— Мара, никуда я не хочу, ни в какой кабак. Но и здесь я оставаться не хочу. Давай к тебе, можно? Сейчас я возьму пару готовых курочек, водочки и посидим,» поокаем».
— Ты, как? Не против составить компанию двум красивым девушкам.
— Я только «за».
Мы быстро собрались и поймав такси, через полчаса были у Марго.
— Извините, у меня сущий бедлам. Утром искала шерстяные трусы, что-то задница стала мёрзнуть. Всё перерыла, но нашла. — Марго подняла юбку и продемонстрировала рейтузы.
— Мара! — Укоризненно посмотрела на неё подруга.
— Он свой. И видел и имен меня во все щели. Так что мне его стесняться ни к чему.
Глаша с интересом оглядела меня. Я помог её снять шубку и пиджак. В квартире было натоплено и душно, и Марго сбрасывала с себя одежду пока не осталась в одних трусиках. Она, наверное, сбросила бы и их если бы не «праздники».
— Чего стоите? Долго ещё преть будите? Глаша, не строй из себя целку, расслабься и получай удовольствие. Он нормальный парень и замечательный любовник. Саша помоги девушке раздеться. А я пока на стол метну что-нибудь.
— Глафира, ты мне с первого раз понравилась. Никак не думал оказаться с тобой в одной компании.
— Я тоже обратила на ва... на тебя внимание. У тебя глаза добрые и наглые. Раздеваешь на ходу.
— Значит, в моих глазах ты уже голая, осталось только скинуть эту оболочку.
Я подошел к Глаше сзади и обвил её руками. Провёл ладонями по грудям, полным и упругим, опустился на живот и погрузил руки под ремень её брюк. Она втянула живот, и пальцы шмыгнули под резинку трусиков, ощутив легкую небритость лобка. Член уже проснулся и стучался в ширинку, просясь на волю.
— Какой ты шустрый.
Глаша прижалась ко мне задом. Я выдернул полы её рубашки из брюк и теперь гладил голый живот, постепенно приближаясь к грудям.
— Зачем ты носишь лифчик? У тебя грудь и так торчком стоит.
— Во-первых, зимой теплее, знаешь, как грудь мёрзнет? А во-вторых соски не натираешь. Понял?
Я уже стянул с неё рубашку и лифчик, и теперь мог полюбоваться округлостью её форм.
— Саша, ну что ты возишься? И сам ещё одетый! Заканчивайте стриптиз и быстрей к столу. Курица совсем остыла.
Но мне хотелось раздевать эту девушку медленно, поглаживая каждый оголившийся участок её шикарного тела. Я так и делал, но вмешалась Марго. Сдёрнула с меня свитер с майкой, расстегнула джинсы и стащила всё, включая носки, одним ловким движением.
— Вот! Теперь марш к столу. Брюки сама снимешь? Или помочь? Трусы, трусы тоже снимай! Я не могу — месячные. Ладно, наливай! За встречу.
Мы уселись на диване.Я в серёдке, девчонки по бокам. Тепло, уютно. Нежные груди щекотят мне бока. Марго нежно, чтобы поддержать эрекцию, мастурбирует мне член. Глаша, видимо ещё не освоившись, тоже изредка тянет к нему руку, но не отваживается закончить начатое. Одну курочку мы уговорили мгновенно, чему способствовала и холодная водочка. Вторую распотрошили, но тут девушки завели разговор, из которого я понял, что мужа Глаши, бандита, убили и гонялись за ней, пытаясь выбить из неё долги мужа. Вот и пришлось ей сменить фамилию и уехать подальше. Занесло сюда.
— Говорили же тебе — не гонись за богатством. Вот оно богатство! — Марго нагнулась и глубоко погрузила член в рот, поворочала языком вокруг головки. — Ах! Вкуснятина. Попробуй! У твоего урода небось вонючий огрызок был? Ну же, ну. Не стесняйся. Он, к сожалению, не мой парень. Так что можешь пользоваться как захочешь.
Глаша, наконец, осмелилась и положила ладонь мне на член. Я же поддел её и поставил сбоку от себя на четвереньки. Теперь я мог гладить не только её груди, но и добраться до клитора, до влагалища, до ягодиц и ануса. Марго встала в туже позу с другой стороны, и теперь они обе целовали головку, вырывая друг у друга, и смеялись, как дети. Какое блаженство!
Клитор у Глаши оказался маленьким и не чувствительным к ласкам пальцами. Тогда я задрался под неё и приник к её вульве. Стоны возвестили о том, что эрогенная зона найдена. Я чувствовал её нарастающее возбуждение, подрагивание тела и ввёл два пальца во влагалище. Глаша, как будто только этого и ждала. Её вагина заглатывала мои пальцы, обсасывала их и выпускала наружу, чтобы тут же поглотить снова.
— Давай я войду в тебя.
— Я боюсь залететь.
— Не бойся, всё будет хорошо. Марго, уступи, пожалуйста, место.
— Ух! Как эти «праздники» некстати. У меня внутри всё ворочается, так охота.
Я пристроился Глаше сзади и погрузился в неё. Теперь вагина обсасывала не пальцы и наслаждение было столь велико, что если бы не утренняя «дойка», то оргазм настиг бы меня очень скоро. Мы подстроились и увеличили темп. С каким упоением я разбивал свои яйца об её пышную задницу, одного этого вида было достаточно, чтобы кончить. Но я толкал и толкал член, раздвигая ей ягодицы. Радостный вопль известил всех об удачном завершении моей миссии. Она ещё подёргалась немного мастурбируя себе клитор и расслабилась. Её вагина отпускала мой член.
— Боже! Как же я хочу! — Марго спустила трусики, и я росно тёрла себе клитор.
— Что ты мучаешься? Подстели клеёнку, или пошли под душ, я вам полью. —
— Под душ! Саша, а тебе не противно?
— Дура, ты, Мара. Мне не будет противно, даже если я тебя вылежу. Стану этаким вампиром. Кровь, она везде кровь. Хоть на пальце, хоть там. Иди сюда.
Я привлёк её к себе, сунул палец в трусы к клитору, нашел его липкую от крови головку, потеребил намного, вызвав у Марго стон, и, вынув, демонстративно облизал палец.
— Солёненькая. Но чтобы ты не комплексовала, пойдём в душ. Я загоню в тебя свой кинжал. По рюмашке и вперёд.
Отломив курятины, я нарочно уронил кусочек на член. Глаша ринулась его слизывать. Тогда Марго содрала с птицы изрядный кусок поджаренной кожи и водрузила его на головку, Глаша наклонилась и откусила кусочек за ней Марго. Перепачкавшись в жире, пошли в душ. Марго стесняясь, отвернулась от нас с Глашей и вытащила окровавленный тампон. Она полезла было подмываться, но я запретил и велел сесть на край ванны и развести ноги. Сверху крови почти не было, но из влагалища тянулась тонкая полоска.
— Глафира, заточи-ка мой кинжал. Я буду кромсать эту женщину. — Я попытался придать словам кавказский колорит.
— Да, мой господин. — Подхватила игру Глаша, и принялась усердно сосать член. Когда член поднялся во всю мощь, я сунул его в Маргошино влагалище.
— Убей её, растерзай и пусть истекает кровью. Будет знать, как трахаться без тебя с твоим другом.
Было в этом, что-то варварское, но как, ни странно это возбуждало. Мне нравился вид окровавленного члена. Но что ещё удивительней, эта картина возбуждала и девушек. Я загонял в Марго член, вынимал окровавленную головку и пачкал кровью ей паха, живот, ягодицы, и снова погружался в пульсирующую кровоточащую вагину. Глаша тоже вся перепачкалась в крови. Она подхватывала член и ладонью размазывала алую, вперемежку с бурыми комочками, кровь по грудям Марго, по своему телу. Глаза её лихорадочно горели.
— Меня! Сунь свой окровавленный клинок в меня! — И пристроилась рядом с Марго. Делать нечего. Я, сделав несколько толчков, переходил от одной к другой, и неистово вспарывал им влагалища, напряженным, готовым к извержению, членом. По виду их вагин уже нельзя было определить у кого из них течка. Обе они истекали.
Марго, и без того возбуждённая до предела, принялась теребить себе клитор и почти сразу кончила, наградив меня серией конвульсий, которых хватило чтобы сработал и мой спусковой крючок. На сей раз, я перехватил пульсирующий член рукой, выдернул из влагалища Марго и направил струю спермы им в лица, и, выдавливая последние её капли, заставил девушек слизать их вместе с кровавыми подтёками.
Угар, по-другому это никак не назовёшь, проходил. Марго открыла воду и полезла под душ. Глаша и я за ней. Под струями горячей воды мы, молча, отмывали, продолжая ласкать и целовать, друг друга. Прижимая и целуя девчонок в губы, чувствуя их мокрые скользкие от мыла тела, я снова возбудился и, теперь уже без прежнего остервенения мочил конец то в одной, то в другой вагине. Глашу это, завело. Она никак не могла приспособиться, до тех пор, пока не уложила меня на дно ванны, а сама села на меня.
— Так. Я здесь лишняя. Пойду за халатами.
— Смотри! Ты мне обещал.
— Ты девочка, думай сейчас только о том, чтобы получить хороший оргазм. Хорошо?
В узкой ванне, прямо-таки скажу, трахаться неудобно, но подложив себе под зад тазик, я приподнял член на достаточную высоту, чтобы она могла погружать его в себя как она того хотела, глубоко и сильно. Я немного помог ей, поиграв клитором, и она взорвалась, широко открыв глаза, заткнув себе рот ладонью, хватала и хватала вагиной член не в силах остановиться и вдруг обмякла, повалившись на меня без чувств. Я выдернул из неё член и вовремя, оргазм был не сильным, но неожиданным. Качнув головкой, балбес выдавил из себя мутную каплю и обессилено повис.
— Все живы? Эй! Глаша! Не валяй дурака! Вылезайте!
Глаша встала пошатываясь. Марго окатила её струёй холодной воды. Глаша взвизгнула, но зато пришла в себя.
— Убийца! — теперь струя холодной воды досталась мне. Я вскочил и сделав зверское лицо бросился на девчонок. Толкаясь и мешая друг другу, они бросились в комнату, которая оказалась уютной спаленкой. Я прикинул перспективу и у меня опустились руки. Я больше ничего не хотел! Только спать. Но разве с ними уснёшь? И я решил, пока не слишком поздно, надо линять. Осталось найти причину.
— Если мы сегодня не оплатим за проживание, то нас завтра выселят. Мы и так просрочили. Максу, я думаю сейчас не до того. Так что извините меня милые дамы, но я вынужден откланяться. Надеюсь, вы на меня не в обиде? Я, честно, очень старался.
— Сашенька, миленький, какие обиды? Ты о чём? Жаль, что так рано уходишь.
— Марго, Глафира, я всегда готов встретиться с вами. Мне очень всё понравилось. Особенно твои «праздники». Нет, Девочки, нет. Я одеваюсь и ухожу. Всё. Всё. Давайте на посошок.
_______________
Я, чертыхаясь на мороз и ветер, поймал такси и добрался до гостиницы минут за пятнадцать.
Полина приветливо улыбнулась и сообщила, что у нас гостьи.
— Гостьи?
— Да, шесть очаровательных молоденьких девочек.
— У! Блин! Отдохнул.
— А ты оставайся. Я через часок для нас номер оформлю.
— Поля! Милая! Я хочу спать! Сейчас выгоню всю эту шоблу и буду спать. До утра. Один.
— Ну-ну. Как знаешь. Только имейте в виду, чтобы ровно в двадцать три часа духу их тут не было! Иначе с охраной приду!
— Полина! Ты ревнуешь?
— Я предупредила.
Настроение, таким неожиданным образом, было окончательно испорчено.
Остатки курицы, ещё ворочались в желудке, девчонки, умнички, заставили меня поесть на дорожку, поэтому я проскочил мимо буфета. Ещё в коридоре я услышал смех. Макс развлекался. Ни на миг не сомневаясь, что дверь не заперта, я дёрнул за ручку. Увиденное мною, не удивило. Стол. Вино. Закуска. Голые по пояс «соски», в одних коротеньких юбках, в шотландскую клетку, облепили совсем голого Макса. Он возлежал поперёк кровати и мял аппетитный молодые голые попки. Натюрморт получился эротическим. Глядя на это разнообразие форм и цветов, выставленных вверх попок и лобков, я невольно возбудился.
— А вот и мой пропавший друг. Прошу любить. Это Саша. С девчонками сам познакомишься.
Макс стряхнул с себя тела и взялся за пузырь.
— Девочки, приведите моего друга с подобающий нашему обществу вид, а я пока налью.
Послушная своему хозяину свора, ринулась ко мне и без всякого замешательства, со смехом и ничего не значащим щебетанием, обнажила меня. Все соизволили познакомиться с моими чреслами, которые достойно держали головку вверх.
— Давайте, за знакомство! Я же говорил, что он вам понравиться.
— На всё знакомство у вас осталось сорок минут. Полина грозилась прислать охрану для выдворения твоих гостей.
Я поднял стакан с вином. Ой! завтра голова будет болеть! Лучше бы водочки. Сесть было некуда. Я выпил стакан, оказавшегося приятным на вкус, портвейна.
Бойкая сисястая студенточка подсела поближе отпила из бокала.
— Как будем знакомиться? Сашенька, вы как любите?
— По-всякому. Ты раком, ты ртом, ты тоже раком. Так. На этой койке — ртом, раком, ртом. Отлично. После первого круга разворачиваетесь. Понятно?
Девчонки на удивление быстро заняли указанные позиции.
— Откуда вы такие шустрые? Залететь не боитесь?
— Мы все — группа поддержки нашей баскетбольной команды. Нас ребята каруселят как хотят, так что приходится принимать противозачаточные, а у некоторых спиральки, так, что не боись дядя. — Рассказывала сисястая, пока я последовательно знакомился с её дырками.
— Маша у нас капита... — не успела представить подругу соседка, когда моя головка заполнила ей рот.
Мы с Максом двигались по кругу, всаживая свои причиндалы квадратно-гнездовым способом в подставленные вместилища блаженства. Из всех дырок мне понравилась только одна — ротик последней в ряду белобрысой худенькой, почти безгрудой девочки. Сосала она отменно и, помогая себе рукой, чуть не довела меня до семяизвержения.
Девушки дружно развернулись, выставляя очередной ряд дырок. Никакой фантазии. Всё, то же самое. Опять минет, не очень умелый кстати. Выпендривание друг перед дружкой в распущенности, надо отдать им должное, приятное подёргивание анусов и вагин. Макс застрял на сисястой, объявив, что это как раз его размерчик, а я медленно добрался до последней в ряду, безгрудой девочки. Вульва у неё была такой же бледной, как и вся её кожа. Ни губ, ни клитора. Узкая, слегка приоткрывающаяся, щель. Я взял её за ягодицы и растянул их в стороны. Тут же призывно открылся разработанный анус и широкая вагина. Почему-то шевельнувшаяся во мне жалость резко переросла в злость, и я начал с наслаждением накачивать обе эти прорвы, пока не почувствовал ответной реакции её вагины, она кончала, стараясь налезть на член всем своим худеньким тельцем и тихонько попискивала. Когда она ослабла, я сбросил её с члена. Я должен бы снова перейти к сисястой, но та орала и билась на члене Макса. Я перешел к соседней девице, лежащей не спине с широко распахнутыми бёдрами и усердно дрочившей себе клитор. В ней было уютно, отдавалась она со страстью, и я быстро подбирался к оргазму.
— Кончи мне в рот. Хочу тебя попробовать.
Да, без проблем. Я довёл себя до оргазма, и, уже второй раз за день, перехватил рукой, бьющийся в агонии член. На сей раз, ко мне были обращены, как у галчат, три рта, которые ловили слетавшие с конца капли семени.
Сисястая без движений лежала на животе, а Макс истязал очередную девушку, которая уже была близка к кульминации.
— Прекращайте это безобразие и покиньте гостиницу, иначе я вызову милицию!
В дверях стоял крепкого телосложения, явно прошедший армейскую школу, парень и постукивал о ладонь резиновой дубинкой. Из-за его плеча выглядывала Полина и злорадно ухмылялась. Парень-то говорил одно, но его глаза и оттопыренная ширинка говорили о другом.
Макс и девка, не обращая внимания на вошедших, дружно кончили, и развалились на кровати.
— О! В нашем полку прибыло! У нас ещё пара девчонок остались неудовлетворёнными. Служивый, снимай штаны и принимайся за работу. Не гоже выгонять девчонок, на мороз, не солоно хлебавши. Поля, милиция, думаю, может ещё минут десять подождать. А тобой я лично займусь, но чуть позже.
— Хрен, тебе! Объявляем вам бойкот! Ничего вы больше от нас не получите! Виктор! Пошли!
Девушки, которых мы не успели осчастливить, уже облепили охранника и вытянули из спущенных брюк длинный крючковатый член. Он беспомощно оглянулся на призыв Полины.
— Какие же вы все мужики — сволочи! — Она ушла, громко хлопнув дверью. Ничего хорошего от обиженной женщины ждать не приходилось.
— Виктор, ты не тяни! Давай по-быстрому и надо сваливать. Полина обид не прощает.
Компания распалась на кучки. Кто-то пошел мыться, кто-то одеваться, мы с Максом налили вина, и выпили с сисястой, которая никак не хотела угомониться и лезла сосать нам члены. Виктор своим крючком пялил по очереди двух девок и, похоже, не плохо с ними справлялся.
Наконец, номер опустел. Последним ушел Виктор. Он тяпнул портвейна, поблагодарил за всё и ушел с ожидавшими его у дверей девчонками. Видимо для него вечер ещё не кончился.
— Да, Макс, нажили мы себе врага.
— Ты о Полине? Да, ладно тебе париться. Сейчас, пойду, трахну и всё будет как прежде.
Он оделся и вышел. Пропадал он не долго. Вернулся злой. Щеки красные со следами пощечин и ногтей.
— Вот, кошка драная! — Без дальнейших комментариев мы допили вино и молча, завалились спать. Утро вечера мудренее. Наконец-то кончился этот понедельник.