Утро. Понедельник. Начало настоящей работы по настройке установки на производство с требуемой точностью реальной продукции. Это тебе не яйца в кармане катать. Беготня с микрометром, тестером и отвёрткой вдоль всей установки, да ещё и после бессонной ночи с возлиянием, к обеду валило меня с ног. В столовой, кусок в горло не лез, мысли крутились и крутились вокруг одного параметра, который никак не удавалось настроить. Макс сказал, что это из-за какой-то циклической функции с несколькими неизвестными. А на практике — тронешь одну настройку, сбиваются два, три других. В общем — голова кругом.
Допив стакан клюквенного морса, я решил, наконец, отвлечься от работы и прикорнуть пол часика в своём закутке. Ага! Блажен, кто верует. В моём кабинете проводили инструктаж по пожарной безопасности. Облом. И куда податься? В ВЦ? Так там Марго спать точно не даст. В библиотеку? К Алевтине? Это тоже бесконечные разговоры, если не что другое.
— «На берегу пустынных волн, стоял он дум великих полн... «. О чём задумался, «детина»?
— Боже! Даша! Привет! Да вот, хотел вздремнуть чуток, так место занято.
— Не проблема. Пойдём.
Мы спустились в подвал. Её каморка была уютно обставлена казённой, видимо, списанной мебелью. На полу и стенах — ковры. Вместо окна фотообои и тяжелые портьеры. Кожаный потёртый диван.
— Хорошо устроилась! Здорово!
— Это наш бывший завхоз заботу проявлял, но так ничего и не получил, а самого за махинации турнули. Ложись, поспи. Я разбужу.
— Спасибо.
Я прилёг на диван и не обращая на пружины, впившиеся в бок провалился в глубокий сон.
____________
— Встава-а-ай! Пора!
Даша, кажется, даже с места не сходила и теперь теребила меня за плечо. Я глянул на часы — прошло полчаса, как миг. Я вскочил.
— Спасибо, что приютила.
— Заходи. Всегда буду рада.
Я чмокнул её в щеку и подумав нежно поцеловал в губы.
— Зайду. Пока.
С новыми силами и в приподнятом настроении я окунулся в работу и проблемы стали решаться сами собой. К концу дня мы запустили установку, и она выдала пробную серию. Теперь за дело взялись контролёры, а я, в ожидании результатов, мог с часок отдохнуть. А почему бы и нет? И пошёл искать Дашу. Она мыла мой кабинет после инструктажа. Я на цыпочках подошел к ней сзади и легонько шлёпнул по выставленному заду.
— А по морде? — не оборачиваясь, рявкнула она.
— И мне тоже? — поинтересовался я.
— И тебе. — Она выпрямилась и положила мне руки на шею.
— Тебе ещё долго? А то могли бы спуститься к тебе.
— А здесь, ты уже не можешь?
— Здесь, в первые дни, был мой дом, а теперь... У тебя уютнее.
— Пошли. Я потом закончу.
Не успели мы зайти, как начали раздевать друг друга, обнимаясь, целуясь, щупая и лаская. Даша повалила меня на диван и не дав опомниться, села верхом, запустив рукой член себе во влагалище.
— О! Как же долго тебя не было? Я так скучала! К мужу начала приставать, а у него от пива весит как тряпка и ничего ему не надо. Хоть на стенку лезь. Раззадорил ты меня. Что мне делать теперь? А? Молчишь? Молчи, молчи. Вот заведу себе любовника! Ты же в душе с мужиками был? Видел, у кого член достоин внимания?
— Видеть-то видел, но знаешь, как в том анекдоте, «если бы он ещё и стоял, то цены бы ему не было». А так? Ладно. Я завтра в столовой тебе покажу, а ты уж сама выбирай.
— И не жалко тебе меня другому отдавать?
— Нет, не жалко. Я через пару недель, нет, даже раньше, уеду, и буду знать, что женщина, которую я разбередил, пристроена, а не мучается в одиночестве. Так-то! Ты же Максу при мне отдалась? И ничего.
— Я это делала, потому, что ты так хотел. Мне самой и тебя одного хватило бы. Как я тогда, после вас болела. Чуть не разорвали, чертяки! Но было хорошо, не скрою.
— А ещё разок так хочешь?
— Не-ет! Спасибо! Обойдусь. Макс уж больно велик для меня. Вот ты другое дело. Как раз размерчик. Жаль, что уезжаешь.
— Ладно, уж. Не отвлекайся. Давай займёмся делом.
И она занялась, увлекая меня скачкой всё дальше в страну наслаждения. Мы взорвались почти одновременно.
— Я не хочу, чтобы он выходил из меня. Я так хорошо его чувствую. — Она переминала в себе уже утративший упругость член, прижимаясь ко мне вульвой, так как будто хотела вобрать в себя всего меня. А я гладил её груди, живот, ягодицы.
— Может, ты зайдёшь сюда, после работы? Я бы тебя обождала.
— А что? Давай.
Когда я выходил из каморки, то столкнулся в дверях с очень полной молодой девушкой.
— Извините. — буркнул я и побежал в цех.
Результаты контроля не радовали. Некоторые размеры просто плавали, а другие менялись в прогрессии от детали к детали. Предстояла долгая кропотливая работа по выявлению причин и их устранению. От хорошего настроения не осталось и следа. Макс злой и чёрный, как туча, метался по ВЦ, и его сейчас лучше было не трогать. Я взял записи по прогрессирующим отклонениям и хотел идти к себе, но передумал и спустился к Даше. Я думал, что в уютной обстановке, на мягкой мебели, работать будет удобнее.
Я дернул дверь, она оказалась не запертой. Зашел.
— Даша это ты? — в углу, в лучах скупого света от старинного абажура, стояла, как мне показалось, голая женщина. Это переодевалась та полная девушка, с которой я столкнулся в дверях. — Ой! Вы кто такой!
— Я пришел к Даше.
Я бесцеремонно рассматривал избыточно пышные формы девушки. У неё было большим всё. Полное лицо с розовыми от смущения щеками, большие удивлённые глаза с длинными ресницами, по-восточному чёрные густые брови, сросшиеся на переносице, полные руки, которые я не смог бы обхватить пальцами двух рук, большие шарообразные груди, прикрытые, пожалуй, единственно маленькими ладонями, большой живот на фоне широченных бёдер, казался аккуратным, толстые ляжки с полными коленками и широкими икрами. Тонкая полоска трусов терялась в складках тела.
— Что уставились? Нет ещё Даши. Отвернитесь, а ещё лучше — подождите за дверью.
— А если я не выйду и не отвернусь? Можно я вами полюбуюсь. С вас бы Рембрандту картины писать.
— Нашел натурщицу, мать твою! Отвернись! А то получишь!
Она явно была сбита с толку моим комплементом. Лицо ещё сильнее покраснело, но ругалась она не зло, а так, для приличия.
— И что же я могу получить от вас? Поцелуй? — я сделал шаг к столу и положил папку с бумагами. Она отпрянула в угол и шарила рукой в поисках толи одежды, толи чего-нибудь тяжелого. Я сделал к ней ещё пару шагов, и она спряталась за штору бутафорского окна с видом на пляж с пальмами.
— Вот тут-то ты мне и попалась! — я обхватил её необъятное, завёрнутое с плотную ткань, тело. Она тонко пискнула, попробовала освободиться. Крепко обнимая, я развернул её к себе лицом и поцеловал в приоткрытые губы. Из неё как будто выпустили воздух, и она перестала сопротивляться. Я собирался выпутать её из шторы, но меня остановил голос Даши.
— На минуту оставить наедине с женщиной нельзя! Всё! Уже готова? Катька! Чего прячешься? Выходи уж.
— Я не одета.
— Тогда понятно, с чего это он на тебя набросился! Вылазь! Меня тебе не удивить, не раз тобой любовалась, а он тебя, как я поняла, тоже видел. Теперь пусть рассмотрит. Саша, кстати его Сашей зовут, тащи её, Катю, то бишь, к столу, на свет божий.
Я выпустил Катю из объятий и, взяв её за руку, потянул к столу. Она по-прежнему пыталась прикрыть соски рукой, и я настойчиво её опустил. При свете оранжевого абажура она оказалась не толстой, а пропорционально большой, как громадный игрушечный пупс.
— Хороша девка? А? В штанах уже торчит, небось? — Даша, чтобы проверить свою догадку, схватила меня за мотню. — Ну, а я что говорила? Катюха, ты пощупай, пощупай. Глянь-ка, как тебя хотят трахнуть. Не веришь?
Даша ловко стянула с меня комбез, и я остался в одной рубашке. Член у меня действительно торчал и давно, с тех пор, как она шарахнулась от меня в тень. Я взял девичью руку и вложил в неё своё орудие, а сам начал гладить её грудь.
— Вот и познакомились! Я тут в магазин моталась. Думала, придёшь, так угостить надо. А ты пришёл раньше.
— Я не успела переодеться, а он... Вот!
— Ничего, Катя. Он как мужик сильный. И мне и тебе хватит. Или ты, может быть не хочешь?
— А я думала, что он твой... ну парень.
— В моём возрасте имеют не парней, а мужей и любовников. Это у тебя пока ни того, ни другого.
— Саша, что-то я тебя не узнаю. Перед тобой женщина, почти голая, а ты не шевелишься. Давай-ка, вместо аперитива, пока я на стол накрываю. Не стесняйся, мы же с тобой и не такое видели. Катя уже далеко не девочка.
— А я и не стесняюсь, как видишь. Просто думаю, с какой стороны лучше подойти. Катя тебе как лучше?
— Я классику люблю. Я сейчас.
Она шмыгнула за большой шкаф, служивший за одно и перегородкой, вытянула двуспальный матрац и разложила его на полу. Она, наклонившись, поправляла углы, эффектно выставив широкий зад. Я выбрался из порток и, подойдя к ней сзади, начал стягивать трусы с её обширного и очень упругого зада. Катя так и замерла оперевшись руками в колени. Трусики соскользнули вниз, и я вложил член в распадок между её ягодиц, прижался к бархатной коже. Мне хотелось взять её сзади, но из-за пышности её форм я элементарно не мог бы войти в неё достаточно глубоко. Пришлось ограничиться лёгким поддразниванием её гениталий головкой своего члена. Когда волны возбуждения начали сотрясать её тело я разрешил ей лечь на спину. Полнота совершенно не мешала ей широко развести согнутые в коленях ноги. Гладко выбритая кожа поблескивала от влаги, головка клитора набухла и с любопытством заглядывала в пучину влагалища, прикрытого мясистыми гребешками с тёмной бахромой. Прежде чем войти в гостеприимно распахнутые двери я на миг припал губами к этому цветку. Глубокий грудной стон сотряс её тело. Головка скользнула по губам и скрылась во влагалище. В который раз я убедился, что трахать полную женщины, гораздо приятнее чем худую. Член метался в её теснине, постоянно объятый складочками и бугорками плоти, и рукам и телу тоже предоставлялось огромное поле ощущений. И лобок не бился о кости таза, и живот, прижатый к животу, и грудь, припавшая к грудям, чувствовали упругое колыхание. Я так увлёкся поглощением своих ощущений, что даже не заметил, как стремительно приближается к финалу моя внезапная партнёрша. Черт, побери! Какое же это приятное чувство — удовлетворить женщину! Она кончила, тихонько попискивая и замерев в одном длинном спазме. Я кончать не стал. Мне ещё предстоит общение с Дашей, а потом — вдруг залетит? Я погладил её обмякшее тело, поласкал пальцами вагину, в которой только что купался, подразнил клитор, и поднялся.
Даша сидела на диване с ногами, в том самом халате, в котором приходила ко мне на массаж, и, задумчиво глядя на распахнутые ляжки Кати, играла своей вульвой. Мне ещё не приходилось сосать её. Откинув полу халата, я подтянул её попу на край дивана и тронул языком клитор. Глубокий вдох, сквозь сжатые зубы, со свистом и она оттолкнула мою голову. Новая попытка и снова стон, и снова. Я уже не отрывался от неё, а она мяла кожу дивана и постоянно утробно стонала, пока не кончила, яростно прижимая мой рот к трепещущей вульве. Я вырвался из её объятий и, завалившись на неё, загнал член в конвульсирующую вагину. Сильными толчками я пробивал себе дорогу в её судорожном оргазме. Я хотел кончить, но не смог, не успел. Она, кажется, отключилась. Тело расслабилось. Руки и ноги безвольно повисли. Я же не некрофил, чтобы попирать безвольное тело. Но желание достичь оргазма оставалось жгучим. Катя. Она еще лежала на полу, только ноги опустила. В неё? Нет! В рот? Мелко.
— Катюша, можно я кончу тебе в попу?
— Я не знаю, не пробовала. А почему не в меня?
— Вдруг залетишь?
— Иди сюда, заботливый какой. Можешь кончать куда тебе вздумается. Ты думаешь почему я такая толстая? Это гормональные нарушения. Мне ещё в детстве яичники удалили. Простудилась. Поздно спохватились. Иди, иди ко мне.
Желание оргазма закипело с новой, уже ничем не сдерживаемой, силой.
— Коли так, то помоги мне немного, а то от твоих слов у меня и член обмяк.
Она послушно села передо мной на колени и поглотила член, целиком и полностью. Его, не окрепшая плоть, провалилась ей в глотку, и зажатая в ней головка быстро начала набухать. У меня даже закралась мысль, а не спустить ли мне ей в глотку? Но напряженный член скоро пришлось вынуть, дышать, то ей надо. Хоть и была у меня возможность кончить ей во влагалище, я предпочёл попробовать её анус. Сплюнув в кулак посмачней, я обмазал слюной головку, её, довольно широкий, анус и свободно вошел в него. Меня ожидало разочарование. Зад у Кати был раздолбан гораздо шире влагалища. И, вероятно, этому было логичное объяснение. В спешке, когда её драли сзади, достать до вагины было проблематично, это я уже испытал на себе, а вот анус совсем рядом. А врала, что не пробовала! Чтобы больше не мучить ни её, ни себя, я лёг на неё и она, с удовольствием тиская мне член, завела его в себя. Беззаботно расслабленный, я догонял, уже в который раз ускользающий оргазм, и, наконец, догнал, когда она, кончив чуть раньше меня, сдавила вагиной член. Я изверг в неё семя и остался лежать на ней, уткнувшись лицом в огромные буфера.
Подошла пришедшая в себя Даша и присела рядом, поглаживая мой голый зад и играя мошонкой.
— Ужинать будем, или как?
Я глянул на часы. Боже! до конца рабочего дня десять минут, а документы у меня. Я, как ошпаренный, вскочил, натянул комбез, схватил папку и обронив, что-то не внятное бросился в цех.
Макс набросился на меня, мол, где меня черти носят? Я сказал, что изучал бумаги.
— Ну и что выяснил? — к этому вопросу я был не готов и, ляпнул первое, что пришло в голову.
— Износу взяться не откуда. Значит, нужно ещё раз проверить и подтянуть крепления. А потом, детали должны притереться. Нужно погонять установку на холостом ходу.
На том и порешили.
— И с кем это ты так документацию изучал, что от тебя пиздятиной пахнет?
— Места знать надо! — пожал я плечами.
Ксения встретила нас за стойким загадочным взглядом.
— Ксюша, колись, что случилось?
— Пока, вроде, ничего.
— Тогда ключики дай, пожалуйста.
— Номер открыт. Вас там ждут.
— Кто?! — хором спросили мы.
Она пожала плечами, и мы бросились к номеру.
— Ты кого-то ждёшь?
— Может это Виктория?
— Навряд ли. Она бы к себе вызвала.
— Верно.
Дошли. Макс дёрнул дверь. Заперто. Постучали. Щелкнул замок. Дверь открылась.
— Проходите. Что встали? Или начальству не рады?
— Марья Семёновна?
Наша любимица, умница, начальник смежного отдела, стояла в дверях, положив руку на округлый животик.
— Маруся? Каким ветром тебя занесло, ты же в декретный отпуск собиралась?
— Ну как я могла уйти в декрет, не увидев своё, наше творение? Завтра покажите мне нашего новорожденного и всё можно готовиться к рождению своего.
— Ты как долетела? Где остановилась? Как самочувствие?
Она, заваленная кучей вопросов, отмахивалась и отступала в номер.
— Да нормально всё. И чувствую себя хорошо, и малыш не беспокоит, и остановилась в соседнем номере. Вы извините, что похозяйничала тут у вас. Вот ужин заказала. Проходите, садитесь и рассказывайте, как у вас дела, как установка, заработала?
— Давай, Мариша, выпьем за твой чудесный приезд!
— Мальчики, я же...
— Коньячку, чуть-чуть, не повредит. Крепче спать будет.
— Ладно! Чуть-чуть.
Разговоры об установке, о её капризном характере были долгими, и не заметно коньяк общими усилиями был выпит. Было жарко и мы с Максом, на правах хозяев обнажили торсы. Марина долго терпела, вытирая платком лоб.
— Я пойду, переоденусь. Топят тут нещадно.
— А мы пока проветрим комнату.
Она вышла.
— Я бы ещё выпил. У нас есть что-нибудь?
— А ты покупал? Ладно. Схожу к Ксюше, у неё всегда в заначке есть.
Я накинул майку и спустился к дежурной.
— Это кто же из вас ей ребёночка заделал? — встретила меня вопросом Ксюша, ехидно улыбаясь.
— Ксюша! Это наша коллега и она замужем. А приехала она в составе комиссии по приёмке. Так что не ревнуй, а выдели ещё бутылочку коньяка.
— Ну-ну. Коллега. Осторожно там! Ребёночка не покалечьте!
— Ксюша! Фу! какая пошлость!
Я взял пакет с коньяком. Поднимаясь в номер, я думал, а беременным можно трахаться? и если можно, то до какого времени? Вот только беременных я ещё и не трахал. Пришло же такое Ксении в голову.
— Что? Ещё не пришла? Наверное, наряд выбирает. Давай пока по одной без неё. Да и вообще её, наверное, хватит.
— Что ты за неё решаешь. Она взрослая женщина, должна сама отдавать отчёт своим поступкам. Ну, поехали.
Коньяк приятно прокатился по горлу и разлился теплом в желудке. Я снял джинсы и переоделся в трико. Макс это уже сделал пока я ходил за выпивкой.
В дверь постучали. Марья вошла и, поразив нас своим нарядом, присела к столу.
— Я подумала, что мы все свои люди, а тут очень жарко. — Оправдывалась она, запахивая шелковый халатик. Под халатиком угадывалось присутствие только трусиков.
— Правильно. Чего тут стесняться. Что мы, голых женщин, не видели, что ли?
— Я не голая!
— Вот я и говорю, чего тут стесняться. Всё правильно. Должно быть комфортно. Верно?
— Давайте и выпьем, чтоб не было стыдно.
— За бесстыдство, что ли? — усмехнулась Марья.
— Если тебе нравится такая формулировка.
— Ты ещё скажи — за свободу нравов.
— Нет, это совсем другое. Я говорю о некотором расслаблении, что ли.
— То есть ты хочешь распоясаться? — издевалась, острая на язык, Марья. — Или ты этого ждёшь от меня?
— Я что? Я ничего. Я хотел, чтобы тебе было просто и уютно. А ты — бесстыдство, распоясался!
— Ладно! Шучу я, шучу! Давайте.
Выпили.
— Мне с вами и так легко и спокойно, а то бы я пришла к вам полуголая.
— Ну, коль ты такая смелая, дай потрогать твой животик. Ребятёнок стучится?
— Стучится. Ещё и как. И ворочается. Вот — вот! Опять полез.
Она обтянула живот тканью халата, и стало видно, как по натянутой поверхности перемещается бугорок.
— Это она ручкой упирается.
— Откуда ты знаешь, что это именно она, а не он?
— УЗИ показало. Но я и без этого знала, что будет девочка. — Она как-то сникла. Глаза заблестели накатившей слезой.
— Ты чего?
— Да ни чего. Просто муж, как узнал, что будет девочка, перестал со мной говорить, как будто это я виновата, что понесла от него не сына. Дурак! Ой! как сильно стучится. Можно я прилягу?
Она неуклюже легла на кровать и успокоено растянулась. Шелк халата соскользнул ног, открыв стройные ноги до трусиков. Налитые груди будущей матери развалились по бокам и оттопырили ткань сосками. Она снова поморщилась, и бугорок пробежался по животу. Рука сама потянулась к её животу и накрыла беспокойную выпуклость. Мне в ладонь, сквозь тело матери и тонкую ткань стучался ребятёнок. Сердце как-то странно сжалось, а горло перехватил спазм, выдавивший из моих бесстыжих глаз слезу умиления. Я чувствовал её движение, как будто маленькая ручка или ножка упиралась в мою ладонь. Я сместил руку к выпирающему пупку женщины. Ручонка, я почему-то был в этом уверен, пошарила по сторонам, нашла мою ладонь и успокоилась.
— Ты ей понравился. Чувствуешь, как она успокаивается под твоей рукой.
— Дай я тоже попробую. Может со мной ей будет еще лучше. — Обиженно возмутился Макс, и его широченная ладонь накрыла почти весь живот.
— Слушай, она натурально дерётся! Во, наколачивает!
— Ты своей лапищей, наверное, придавил её, вот она и возмущается. — Я столкнул его руку и положил свою.
— Странно, но ребёнок затих.
Я приложил к животу ухо, но разобраться в какофонии звуков не смог. Тут что-то урчало, что-то билось, что-то ворочалось, да еще мешал и шелест шелка. Я бесцеремонно стянул шелк с живота и снова припал к нему, приставляя ухо то к одному, то к другому месту. Марья лежала, не шевелясь и ничему не сопротивлялась. Я отодвинул ухо от живота и поцеловал её в пупок, выдавленный наружу, зреющим плодом.
— Дурашка! — как-то нежно произнесла она и запустила пальцы мне в волосы. Я, восприняв это как одобрение, и продолжил пощипывать губами натянутую кожу её живота. Добрался до верхней кромки живота и отодвинул полу халата, прикрывающую сосок.
— Это вы за такое распоясывание поднимали тост? — она как-то лениво попыталась прикрыть грудь, но мои губы уже накрыли его вместе с ареалом. — Ох! У-у-У! Не надо! Что ты со мной делаешь? Хоть бы Макса постеснялся.
— Меня стесняться не надо. Я сам кого угодно могу смутить. Лучше дайка милая твою вторую грудь.
С этими словами он припал к её груди. Марья только охнула и прикрыла лицо руками. Она толь вздрагивала от наших ласк, толи беззвучно плакала.
— Что я творю! Что я творю! Что я творю! — как молитву шептала она.
— У тебя, что, уже молоко есть? Сладенькое! — оторвался Макс.
— Нет. Ещё нету. Это, наверное, молозиво, но ему ещё, вроде, рано появляться. Отпустите меня мальчики, а то я не выдержу. Я и так вся мокрая от вашего бесстыдства.
— Вот тут уточнить. Во-первых, в моём понимании бесстыдство — это когда тебе гадят, и в прямом и в переносном смысле, остальное — естественное оправление надобностей. Во-вторых, я не понял, что произойдет, если ты не выдержишь? Родишь что ли, раньше времени? Колись! А то замучаем ласками.
Она села, затрясла руками вверх-вниз, как капризный ребёнок, халатик соскользнул с её округлых плеч.
— У — у! Отстаньте от пьяной беременной женщины. Ребёнка пожалейте. Как она себя чувствует, когда у меня там всё сжимается, А?! А я... Да! Я хочу ласки, хочу мужика, хочу кончить, в конце концов.
— А давай у ребенка, и узнаем, плохо ей или хорошо, когда маму ласкают?
— Как это? — опешила Марья.
— Очень просто. Если она будет сильно брыкаться, то ей это явно, не нравится, а если нет, то...
— Да ну вас! Придумали, вдвоём беременную тётку тискать! Ха!
— Зато — двойной контроль и всё при свидетеле.
Наши руки гладили ей плечи, голову, спину, коленки, округлый животик. Она успокоилась. Положила ладони нам на колени.
— Ох! Как я боюсь! Да и перед мужем стыдно. Ведь я ему верной была. А он...
— Что изменил? Поэтому ты сюда приехала? Да?
— Откуда ты узнал? Нашептали уже?
— Окстись, милая, и так догадаться не сложно.
Она шлёпнула ладошками нам по ляжкам и встала. Халат упал к её ногам.
— Я сейчас приду. Налейте пока. — Марья скрылась в ванной.
Макс посмотрел на меня.
— Я не знаю. Как пойдет.
— Я точно не буду. С моей-то елдой. Может, я совсем пойду? Ксюша вон внизу дежурит.
— Нет уж! Нечего увиливать. Давай сдвинем кровати.
Дверь в ванную открылась. Марья, прикрывая низ животика, подошла к столу и села между нами.
— С Богом! — Она подняла рюмку. Выпили.
— Мальчики, только, если я почувствую, что что-нибудь не так, вы сразу, безоговорочно прекращаете. Не хватает мне только преждевременно родить. Ох! и боюсь же я!
— Бояться уже поздно. Расслабься и получай удовольствие.
Я бережно положил её на спину и поцеловал в губы. Макс целовал ей грудь. Моя рука гладила животик, и я не чувствовал в нем никакого беспокойства. Просунул руку между ног и раздвинул, ещё влажные после душа ляжки. Лобок и промежность когда-то были выбриты, но сейчас их покрывала короткая густая мягкая поросль. К моим исследованиям присоединилась рука Макса, и мы проникли в её щель, каждый со своей стороны ощупывая половые губы. Маруся застонала, и я оставил в покое её рот, уступая его товарищу, а сам занялся грудями.Тяжелые груди, упругие с большими торчащими розовыми сосками, на фоне небольшого круга с пупырышками, слегка содрогались в такт сумасшедшему биению сердца.налей. Выпили. Она подошла вплотную. Аромат её холёного тела кружил голову. Её ладони скользнули мне под майку на спину.
— Я помню твой восхищенный, полный желания взгляд. А сегодня ты на меня даже не смотришь. Почему?
— Я тебя боюсь. — Соврал я, лишь бы сказать чего-нибудь в своё оправдание. И с чего это я должен оправдываться?
— Врёшь. Ты просто меня не любишь и не хочешь. Хочешь, я ещё девочек позову?
Её соски тёрлись об меня через тонкий шелк. Не зависимо от меня руки мои легли на её поясницу, ладони сами заскользили по тёплому телу. Член вздрогнул и оттопырил штанину.
— Таким ты мне больше нравишься, бука. Нелей ещё по одной и пойдём в спальню. Что тянуть время?
В дверях спальни халат скользнул с её плеч и явил миру, нет, только мне, изящную сказочно стройную и гармоничную фигуру. Я залюбовался её темный загорелым силуэтом на фоне белоснежной постели. Грациозно покачивая бёдрами, она дошла до кровати нагнулась, выставив свой сдобный пирожок между сжатых ляжек, и призывно взглянула на меня, вильнув задом. Никаких дуг и затычек на ней не было, только чистая однотонно загорелая кожа и маленький ромбик волос, как стрелка компаса, указывающая путнику правильное направление.
В прошлый раз я не успел её рассмотреть, мешали то дурацкая дуга, то моя собственная страсть. Сейчас я не собирался спешить, хотя у моего дружка поднялось до подёргивания налитой головкой.
Я двинулся в спальню, на ходу стаскивая майку и джинсы. Подойдя вплотную, я ткнулся окаменевшим членом ей в ягодицы, раз, другой, подталкивая на кровать. Он она упорно не хотела ложиться, а начала подставлять под удары своё лоно. Пару раз член воткнулся в мякоть вульвы и скользнул по влажной поверхности до клитора. Другой раз я врезался в кружок ануса, но только вдавил его сухую кожицу. Я менял направления толчков, а она пыталась угадать их и подставить себя, как можно более удачно. Мне надоела эта игра, и член вонзился в её влагалище столь стремительно, что вытесненный из него воздух издал непристойный звук, обычно выдаваемый задницей.
— Как тебе не стыдно?! Ай — яй-яй.
— Это не то, что ты думаешь. Это хулиганит моя киска.
— Дайка мне сюда твою хулиганку.
Опрокинув её на спину и раздвинув красивые загорелые ляжки, я лёг между ними. Раковина устрицы распахнула свои створки, демонстрируя мне гладкие ровные полуоткрытые, будто для поцелуя, губки, и массивный клитор, который отдельным валиком красовался между больших срамных губ, и при малейшем прикосновении кивал маленькой кругленькой головкой, очень похожей на член. Пальцы растянули лепестки, и открылось преддверье, с удивительно гладкими разовыми стенками. Губка уретры возбуждена немного перекрывает вход во влагалище. Довольный осмотром я сунул палец в вагину и стал мять её переднюю стенку в поисках точки G.
Только сейчас до меня дошло, почему дуга, которая была на ней в прошлый раз, так её возбуждала. Ничего удивительного. Ведь при движении, с одной стороны, дуга давит и трётся о клитор. С другой, тоже самое делает затычка, вставленная во влагалище и прижатая к зоне G. А если добавить ещё и анальную пробку, то становится всё окончательно понятно.
Медленно пробираясь вглубь вагины, я нащупал место, при касании которого по её телу пробегала дрожь. Пальцы толкали ткань, кружили на одном месте, а мой рот терзал её клитор. Долго выдержать такого напора женщина не смогла, а может быть, просто не хотела, и кончила, жестко сдавив ляжками мою голову и сотрясаясь всем телом. Успокоившись, она нежно гладила мне голову, а нога, просунутая под меня, теребила, успевший сдуться, член.
— А ты умелец! Почему ты никак не хочешь меня?
А выбралась из плена и улеглась у меня между ног, играя мошонкой и раскачивая поникший фаллос.
— Я тебе неприятна? — головка члена спряталась в её рту.
— То-то я бы тебя вылизывал. Нет, что ты я тобой зачарован. Ты шикарная женщина, и обладать твоим телом — просто счастье. И твои умения в половых играх — доставляют массу наслаждения. Но я не чувствую с тобой уверенности. Такие же чувства я испытывал, когда трахался с матерью.
— Ты трахал мать!? Ну, ты и фрукт! — на миг оторвалась она и поглотила член, с ещё большим увлечением.
— Так получилось. И бабку тоже. Но я тогда был подростком, истекающим спермой. И мать, и бабка были для меня учителями, и моя неуверенность, поэтому, вполне понятна. Но я не могу объяснить её в твоём присутствии.
— Хорошо. Я поняла. Ты уверен, что я более опытная, чем ты, и внутренне, нет, не боишься, опасаешься, что я могу быть не довольна твоими ласками. Оставь! Ты отличный партнёр, умелый, ласковый и, что меня в тебе привлекает, чувственный. Ты умеешь сопереживать моменты соития. Так что иди ко мне и имей меня как хочешь. Я уверена, что разочарована, не буду.
— Спасибо, за комплемент. Прости, если обидел.
Я перекатился на неё и нежно поцеловал в губы. Тела наши сплелись, и член нашел сам её влагалище и утонул в нем вместе с моей неуверенностью. Я вспомнил, что она говорила, что не любит таскать тяжести, но я лежал на ней, вдавив в мягкую постель, и не мог оторваться от её губ. Мы оба задыхались от страсти, от полноты и глубины обладания друг другом. Наши вспотевшие, слипшиеся тела скользили, только добавляя остроты в чувство всеобъемлющей близости.
Наконец, я оторвался от её губ и перекатил на себя.
— А ты лентяй!
— Ты же не любишь таскать тяжести.
— Только не такие. Ты можешь раздавить меня, и я, кажется, буду этому рада.
Она медленно скользила по мне вверх-вниз, оперевшись на локти, будоража мою грудь набухшими сосками. Член с усилием пробивался сквозь сжатые ворота, останавливался в тупике, уткнувшись в стенку и переводя дух, с трудом выбирался, наливаясь кровью и вытягиваясь, из теснины её влагалища. Она откровенно тащилась. Закрыла глаза и откинула голову. Глядя на неё, меня охватывало умиротворение и радость от доставляемого ей удовольствия. Постепенно из глубины мошонки начали подниматься мелкие волны, предвестники оргазма. Моё тело, невольно, задвигалось ей навстречу, с каждым толчком убыстряя темп. Я посадил её на себя и заставил откинуться назад, опираясь на выпрямленные руки. Член отогнулся вниз и теперь всей длиной заскользил по передней стенке её влагалища, задевая венцом головки, ту зону, которую я так удачно нащупал пальцами. Эффект не заставил себя ждать. Она пустилась вскачь, выкрикивая что-то, при каждом удачном проходе. Шторм уже бился могучими волнами о скалы моего терпения, и, как только раздался её крик, возвестивший о моей победе, я извергся в неё, дёргаясь всем телом. Она упала мне на грудь и замерла. Вал оргазма, обрушившийся на нас, постепенно стихал, оставляя в душе радугу наслаждения и блёстки радости.
— А наговорил-то на себя! Притвора!
— Нет. Я не врал, но будем считать, что всё прошло. Ладно? Слезай, пойдём, выпьем.
— И поедим. Оказывается, я очень голодна.
Она встала и, боже! что за грация, подошла к телефону.
— Наливай. Сейчас ужин принесут.
Я огляделся в поисках часов. Ничего себе ужин. Время начало первого. Я и не заметил, как пролетело время.
Мы сидели голыми на диване и потягивали коньяк. Она прижалась грудью к моему боку и закинула ногу мне на колени. Было уютно, даже как-то по-семейному. Только непонятно, какую близость я ощущал жены или матери. Жены я никогда не имел. С матерью, обычно я клал голову ей на грудь или на колени. Воспоминания накатили теплой волной.
Мои мысли прервал стук в дверь. Я дёрнулся, чтобы чем-нибудь прикрыться. Виктория даже ухом не повела, а просто крикнула, что не заперто.
Дверь распахнулась и, пятясь аппетитным задом, со знакомым заячьим хвостиком, в номер вошла официантка, волоча за собой тележку с заказанным ужином. Я не мог оторвать взгляда от этой наплывающей на нас жопы. Член дёрнулся, что не ускользнуло от внимательных глаз Виктории, и она хищно улыбнулась, вложив его в свою ладонь. Официантка повернулась и присела в реверансе, демонстрируя пышную грудь в глубоком декольте и стройные ножки под короткой, да ещё и задранной юбкой. Это была не Жанна, как я ожидал, а другая девушка и гораздо симпатичнее. Её взгляд упал на мои чресла, а щёки вспыхнули румянцем.
— У тебя все девушки такие симпатичные?
— Дерьмо не держим! Хочешь попробовать?
Её рука, мастурбируя мне член, уже добилась существенных успехов. Я молчал, рассматривая девушку и боясь обидеть Викторию утвердительным ответом.
— Ева, подойди. Займись, а то у меня уже рука устала.
Девушка послушно подошла, встала передо мной на корточки. Диван мешал ей приблизиться ко мне, и она широко развела колени, почти прижимаясь к нему лобком. Я придвинулся к краю. Длинный красный и тёплый язычок обвил мою головку. Губы присосались к кончику, и головка медленно погрузилась в горячие уста. Не дурно, весьма недурно!
Виктория как ни в чём не бывало, странное словосочетание, применительно к обнажённой женщине, раскладывала по тарелкам закуски, разлила коньяк и, закончив приготовления, подкатила столик к дивану, села рядом и протянула мне бокал. Вика положила руку на член и оттянула вниз до предела крайнюю плоть и слегка придавила ствол. Оголённая головка налилась кровью, набухла, вены под кожей члена рельефно вспучились. Губы девушки скользили по этой пересечённой местности, оставляя влажный след и уйму удовольствия. В знак благодарности я поцеловал Вику в губы и погладил её грудь. Приятное это чувство, когда тебя ласкают сразу две женщины.
— Не буди во мне зверя! — Виктория слегка прикусила мне губу.
— А то, что? Прогонишь эту прекрасную соску и будешь сосать сама?
— Нет, зачем же. Я тоже хочу получать удовольствие.
Вика села на меня.
— Ева, сделай, пожалуйста, через раз.
Член покинул шаловливый ротик и нырнул в вагину Вики, ударился головкой в дно и выскочил наружу, чтобы тут же быть проглоченным жадным ртом. Эта быстрая смена ощущений заставляла фаллос наливаться кровью, изнемогая от удовольствия и напряжения. Вика дёрнулась, обхватив член вагиной, как это быстро у неё получилось, замерла и припала к моим губам в поцелуе.
— Вот так-то лучше! Если хочешь, возьми её.
Она слезла с меня. Член хлюпнул, вылезая из мокрой вагины. Напряжение не уходило, головка дёргалась, как будто принюхивалась, в поисках жертвы. Жертва стояла на корточках и ждала приказа. Хорошо Вика их вышколила.
— Встань. Подойди. Повернись. Ещё. — отдавал я короткие команды, раздевая девушку, срывая с неё не хитрую одежду.
И вот она передо мной. Красавица. Кровь с молоком. Попка кругленькая плотная и довольно-таки широкая. Молодые полные груди слегка отвисли под своей тяжестью, вздёрнув маленькие розовые сосочки. Впалый, или втянутый, но очень симпатичный животик. Широкие бёдра переходили в длинные стройные ножки с круглыми коленками. Красный треугольник внизу живота прикрывал безволосый лобок. Приятно было щупать эту живую тёплую куклу. Ладони, просто впитывали в себя прелесть её тела. Но вот дело дошло до пресловутой дуги. Я положил девушку на кушетку и развёл ей ноги. Теперь я знал, как эта штука работает, прежде чет выдернуть её из тела начал раскачивать и дёргать дугу. Глаза Евы закатились, она прикусила нижнюю губу и застонала, подаваясь навстречу моим движениям. Она была на грани. Чтобы не упустить сладостный момент ощущения её оргазма, я резко вырвал из неё затычки и загнал во влагалище пылающий член. Вагина её истекала желанием, но тонус мышц был настолько высок, что пробиваться в неё была сущим наслаждение. Почувствовав в себе член, девушка, не ожидая моих действий, сама начала интенсивные движения и вскрикнув, кончила, заставив меня на миг остановиться, впитывая членом пульсацию её оргазма. Как только она немного пришла в себя, я поставил её «раком» и с наслаждением вонзаясь в неё, тоже кончил, прыснув каплей спермы.
— Вот и чудно. Идите к столу, а то всё остынет.
— Мне надо идти.
— Обойдутся. Сегодня ты работаешь у меня. Налей-ка всем. Мы хорошо поработали!
Аппетитное мясо, соления, мясная и рыбная нарезка и перемежались с бокалами сухого вина.
Сытость, хмель сморили меня, и я уснул в номере Виктории на её широкой кровати в объятиях двух женских тел, даже не пытаясь уйти к себе.