Часть 11. Вода Живая и Мёртвая
День закончился баней: Наташка меня помыла и напарила. Мы погуляли, постояли за воротами, уже заблестела первая звезда на небосводе — Интересно, где здесь восток и где запад? Хотя, что интересного? — я говорил сам с собой, Наташка, молча, слушала — восток на востоке, запад на западе. — Идём — потянула она меня — страже пора ворота закрывать. У крыльца стояла Марья — Я пришла служить тебе, мой государь — она склонила голову. — Сегодня отдыхай, Марьюшка, а завтра послужишь — Дозволь мне провести ночь у дверей опочивальни?
Наташка не подавала никаких знаков, и я разрешил — Только зачем же у дверей, Марьюшка? Будешь спать со мной. Мы поднялись на крыльцо, стража расступилась, и мы вошли во дворец. Во дворце на стенах были зажжены светильники и причудливые тени, отбрасываемые нами, напомнили детство, когда отключалось электричество и мать зажигала керосиновую лампу. Ещё я любил зимой, на кухне, выключать свет, когда растоплена печь, когда пощёлкивают сосновые дрова и смотреть через щели дверцы топки на ярко-жёлтое пламя и от света, даваемого пламенем, на стене вытягивалась тень до потолка.. У двери стояли два стража и Наташка приказала им, чтобы ночью охраняли окна опочивальни с улицы. Они ушли. Я разделся и ходил голый по спальне, потом лёг в кровать: — Принеси чай! Я сказал, ни к кому не обращаясь, но Марья тут же ушла.
Она принесла самовар и кружки и варенье с мёдом, и я сидел в кровати, а она поила меня чаем. Она прислуживала мне, и похотливые желания овладевали мною — Достань горшок! Она отнесла на столик чай и, вернувшись, опустилась на колени и, пошарив рукой, достала горшок. Я встал — Хочу на горшок — опять, ни к кому напрямую, не обращаясь — Ну? — сказала Наташка — Нет, не ссать. — Ну, и? — опять Наташка — При вас? — Интересно! — снова Наташка — Ты трахал нас в жопу и не стеснялся, а здесь прям застеснялся? — Но, ты же сказала, удобства на улице — Не ночью же идти за удобствами. Иди на горшок! — Как скажешь — и я сел на горшок
Закончив, спросил — И чем же подтереться? — Трусами Я подтёрся — А горшок, здесь будет стоять? — Я вынесу и состирну — Марья взяла горшок и трусы, и вышла — А если б не Марья — спросил я у Наташки — ты бы тоже пошла стирать мои трусы и выносить горшок? — Куда б я делась, мой государь? — усмехнулась она — Наташ, ты тоже можешь это делать в моём присутствии.. — Я делаю это утром, в удобствах на улице — ответила она.
Пришла Марья. Мы закрыли дверь и легли в кровать. Я лежал на спине, а они, положив свои головки на мои плечи, гладили меня, и я не заметил, как заснул. Проснувшись утром, я не нашёл женщин рядом с собой и лежал, ожидая их, зевая и потягиваясь. Они зашли вместе. — Ты хотел посмотреть источник Живой и Мёртвой Воды? — Да — я сел в кровати. — Тогда одевайся, позавтракаешь и поедем — С тобой вдвоём? — Нет — ответила Наташка — с нами поедут Настасья и Марья. Принеси ему завтрак — приказала она Марье. Марья ушла, я встал и оделся и, потянувшись за кроссовками, вспомнил — Да, Наташ, есть какая-нибудь обувь, а то потеют ноги в кроссовках?
Она открыла шкаф и достала лапти из берёзового лыка — Примерь. Я обулся в лапти, прошёлся и попрыгал — Лёгкие и удобные. Спасибо, дорогая! Свои кроссовки я сунул в шкаф. ... Мы выехали за ворота, когда солнце уже начинало припекать. У меня под седлом был мой старый друг, Серко, который фыркнул, когда его подвели и мне показалось, что он вспомнил мой конфуз накануне. Женщины были одеты почти одинаково: на всех троих были исподки из некрашеного холста, доходящие до щиколоток, перевязанные шнурком по поясу, а поверх рубах, запоны из толстины, подпоясанные кожаными ремнями: у Настасьи красного цвета, у Натальи — зелёного, а у Марьи чёрного. Настасья была обута в поршни (подобие лаптей, но вместо лыка цельнотянутая сыромятная кожа), Наталья и Марья были обуты в скорни (подобие полусапожек) тоже из цельнотянутой сыромятной кожи. У Натальи к седлу была приторочена кожаная сумка.
От ворот мы поехали не в сторону дозора и рубежей, а в обратную. Дорога была натоптана, но ездили по ней не часто. — Как долго до Источника? — — Пол дня — ответила Наташка. — Мы там заночуем? — Нет! — сегодня Наташка была неразговорчива. Настасья ехала впереди, рядом со мной Наташка, за нами Марья. Настя была вооружена мечом и палицей, а у Марьи лук, с колчаном стрел. У нас с Наташкой оружия не было. Не было на нас и кольчуги, и я решил, что на пути к Источнику нас не ожидают приключения. — Ты как? — я дотронулся до живота Наташки. — Пока всё хорошо — она улыбнулась — пока не беспокоит.
Когда за спиной у нас исчезли башенки Наташкиного дворца, на горизонте, тёмной полосой, выступил лес. — Дремучий лес? — усмехнулся я. — Тёмный — покачала головой Наташка и, поддёрнув поводья — Нноо! — пустила своего жеребца рысью. Лес действительно был тёмный. Как только мы углубились в него, стало сумрачно и прохладно. Первой ехала Настасья, уверенно находя дорогу. Сколько я ни присматривался, никаких следов и никаких тропок не смог обнаружить. Часа через полтора езды лесом, остановились у ручья и, напоив коней, напились сами и ополоснули лица. Вода была холодной и на вкус сладковатой. Женщины сходили в кусты, я ссать не хотел. — Немного осталось — сказала Наташка — отдыхать не будем.
Всё чаще, вместо пихты и берёзы, встречались осинки и, наконец, мы выехали на обширную поляну залитую солнечным светом. Посреди поляны стоял шалаш, сложенный из стеблей осоки и рогоза, обложенный поверху пихтовыми лапами. На краю поляны паслись стреноженные кони; Алёшки с Микулой видно не было. Но, как только мы тронулись к шалашу, перед нами, словно из под земли, вырос Алёшка, а позади, вышел из лесу Микула.
Мы спешились, приветствуя друг друга, а Микула с Настей обнялись. — Зачем пожаловали? — спросил Микула. — Наталья достала из сумки две скляницы — За водой. Думаю, скоро понадобится. — Где же источник? — удивлённо осматривался я. — На источник наложено заклятие и он невидим — за всех ответила Марья. — И я его не увижу? — Увидишь. Идём — Марья взяла из рук Наташки скляницы и пошла к лесу. Я шёл за нею. Мы прошли через плотный ряд осин, стоящих почти вплотную и перед нами простёрлось болото: вязкое, мрачное, холодное.
Марья поставила скляницы в траву и, сцепив руки и, закрыв глаза — застыла. Я видел только, как шевелились её губы, как потемнело и закаменело её лицо. Она вскинула руки, словно птица и, опуская их, наклонилась, коснувшись ладонями травы. Сначала я услышал журчание, а потом и увидел их: в двух шагах от меня появились два источника, обложенные камнями. Я заглянул в один, второй — вода! Но разная. В первом хрустально-чистая, неподвижная и лишь сочится из под камней. Во втором — тёмная, с водорослями, множеством чёрных, крупных, похожих на кремний, камней, движется по кругу и с весёлым журчанием вытекает, образуя ручеёк.
— Догадался, где Мёртвая, а где Живая? — улыбалась Марья. — Эта Живая — указал я на второй, весело журчащий источник. Марья взяла скляницы и набрала в них воды из источников. Плотно закрыла пробки, поставила в траву и, выпрямившись, застыла — шевеля губами. Источники исчезли и стало тихо, мрачно, и холодно. Мы посидели в шалаше у дозорных, отдохнули и засобирались в обратный путь.
Алёшка всё взглядывал на Настасью, но она игнорировала его и даже не улыбнулась ему и не обмолвилась с ним словечком. Мы уже были верхом, когда Наташка спросила — Всё тихо? Ничего подозрительного не замечали? Ответил Микула — Как будто кто-то похаживал вокруг: шуршала трава, но следов не было, потрескивал валежник, но никого ...