Подкатегория: без секса
Ну, здравствуй, дорогой мой дневничок! С тех самых пор, как , меня никто, кроме тебя, не выслушает. Родители мой образ жизни не приняли, особо близких друзей в Москве у меня нет, а ездить "плакаться в жилетку" в другие города - ну, просто не считаю нужным. Зато ты, дневничок, всё выдержишь, поэтому хавай, мой родной, накопилось немало...
27 ноября.
Худшего дня в моей жизни не было за все 22 года. Я лишился даже не своей половинки, я умер вместе с ним. Он был для меня всем, а я всем для него. Я вычеркнул из своей жизни всех людей, которые не приняли его, как бы близки они мне ни были. Я преодолел все бюрократические заморочки, чтобы официально оформить с ним брак в Канаде. Я видел свою дальнейшую жизнь только в единстве с ним.
До того, как я его встретил, в моей жизни творилось что-то непонятное. Всё шло через одно место: учёба не давалась, нормальной работы не было, я вообще был похож на чёрти что! Я смотрю на свои тогдашние фото и поражаюсь: как вообще во мне можно было разглядеть хотя бы намёк на привлекательность! Он вошёл в мою жизнь стремительно, как вихрь, но он упорядочил её, разложил всё по полочкам, показал, в каком направлении мне надо развиваться, и всегда всячески поддерживал меня. А уж каким он был в постели, я даже писать не буду. Скажу лишь, что он затмил собой не только других парней, но и девушек, которыми я тоже тогда интересовался.
Он сделал столько(!) - и ушёл. Ушёл как раз тогда, когда он мне больше всего был нужен, когда жизнь была налажена до мелочей, до идеала, когда, казалось бы, жить да жить, наслаждаясь каждой минутой, каждым мгновением, проведённым с любимым человеком.
Теперь его нет. А я вообще есть?! Вот теперь кто я? Кто я без него? Я же ничегошеньки из себя не представляю. Пустой звук, ноль, у которого наглым, зверским образом отняли, забрали без спроса единичку...
В первые дни после его смерти мне пришлось заниматься похоронами, помогая его маме, которая, на удивление, очень стойко переносила случившееся. Мне иногда даже казалось, что она совсем не переживает потерю своего единственного сына, но сразу после похорон она слегла с сердечным приступом в больницу.
Я взял на себя всё. Абсолютно! От получения страховой премии (у нас на работе все сотрудники застрахованы в СОГАЗе на крупную сумму) до приготовления кутьи на поминки.
Все эти три дня я часто ловил себя на мысли, что далёк от всего происходящего, что всё делаю как зомби, на автомате.
На автомате я выслушивал гневные речи начальства, которое не хотело давать мне положенные по закону 3 дня на похороны. Их мне всё же дали, хотя скрип зубов шефа до сих пор слышен. Мне также предоставили материальную помощь на похороны, хотя я и не просил её.
На автомате я получал страховку в СОГАЗе, оформлял свидетельство о смерти и занимался прочей бумажной волокитой, договаривался с батюшкой по поводу отпевания, заказывал памятник, гроб и одежду в бюро ритуальных услуг, готовил кутью и помогал печь блины.
Вот только в морге сердце у меня дрогнуло. Хорошо, что в наши дни есть специально обученные люди, которые сделают всё за вас, и вам не придётся мыть и переодевать покойного в его последнюю одежду. Просто, когда я увидел его бледную правую ногу с биркой на большом пальце, у меня началась истерика.
Придя в себя минут через 40, я отдал сотрудникам шикарный костюм для Саши и договорился о том, что вечером Сашу привезут в церковь на отпевание. Отпевать его было решено в Храме Живоначальной Троицы в Воронцово. Мне это место не нравится из-за жуткого креста на входе - памятника чернобыльцам, но, во-первых, этот храм находится недалеко от Сашиного дома, во-вторых, там отпевали отца моего любимого (как раз таки чернобыльца).
Сам же я отправился выбирать место на кладбище. Я не буду вдаваться во все детали и подробности этого дела, говорить о том, чего мне это стоило и скольких людей мне пришлось подмаслить, но факт остаётся фактом: мой любимый нашёл свой последний приют на Ваганьковском кладбище. Просто, когда терять уже нечего, начинаешь по-другому общаться с людьми.
4 квадратных метра. Много ли земли надо человеку?
Вот только рабочие, которые должны были копать могилу, мне не понравились. А вам бы понравились три синяка, плохо говорящие по-русски и ещё хуже держащие лопату в руках? Так что мне срочном порядке пришлось искать им замену.
Следующее, что более или менее я помню, - это церковь. Темно, много народу (и откуда?!)... Поп в белых одеждах. Почему в белых-то? Что, сегодня какой-то праздник? Заунывное чтение Псалтыри... Мы стоим с Сашиной мамой во всём чёрном, обнявшись, и тихо плачем, только теперь осознавая, что дальше нам придётся жить без него.
И вот теперь всё. Ваганьковское кладбище, секция **. Слышны всхлипывания, вздохи: "Какой молодой, какой красивый, а человек какой хороший был!". Ноги меня не слушаются, я постоянно спотыкаюсь, жутко болит голова и хочется спать. Умом я понимаю, что это всё, а сердце упорно сопротивляется этому факту, надеется на то, что вот сейчас я проснусь, вынырну из этого страшного сна и увижу Сашу, лежащего рядом со мной. Я обниму его крепко-крепко и поцелую... Больно, почти до крови, я щипаю себя, но так и не просыпаюсь.
Вот оно - то самое место. То место, где я буду часами просиживать на лавочке возле могилки и в снег, и в дождь, и в зной. То место, куда я буду охапками приносить так любимые Сашей ромашки и положенные по этикету гвоздики. То место, которое я одновременно буду любить и ненавидеть больше всего в своей жизни.
На сердце так тоскливо, что кажется: разорвись оно от боли - и весь мир захлебнётся в моей печали и скорби...
Вот батюшка опять стал совершать обряд отпевания, а передо мной почему-то стали всплывать картины из прошлого: наше знакомство на дне рождения общего друга, концерт Мадонны, на который я раздобыл 2 билета и предложил пойти со мной почему-то именно ему, робкие признания во взаимной симпатии, предложение быть вместе, первая поездка за границу в Барселону, совместное проживание, неприязнь со стороны родни, заключение брака, 8-часовой секс-марафон в брачную ночь, совместная работа в одной престижной компании, мой выпускной... Карие глаза, нос в веснушках, три родинки на щеке... Всё.
- Аминь! - как ножом, отрезал батюшка, оставляя рваную рану на теле моих воспоминаний.
Гроб закрыли и начали засыпать могилу землёй. У меня пропал голос, я мычал что-то нечленораздельное, порывался броситься к нему в могилу, хотел, чтобы меня закопали вместе с ним... Не пустили... Всё.
Если бы можно было остановить солнце, это нужно было бы сделать именно в тот момент. Но солнце остановить нельзя!
Поминки прошли как в тумане. Какие-то люди подходили к нам с Сашиной мамой, общались - в основном, с ней, произнося ничего не значащие слова, и проходили к столу. К еде я не притронулся, хотя её и готовил мой любимый шеф-повар. Больше, чем на полтора часа меня не хватило...
Кузьминки. Наше уютное семейное гнёздышко, которое в одночасье перестало быть уютным, семейным и нашим. Как-то сразу здесь стало пусто, появилось слишком много места, а небольшая кровать стала казаться мне теперь просто огромной.
Я понимаю, что не могу так больше! Хватаю аптечку, нахожу там единственную упаковку снотворного (Сашка почему-то в последнее время мучился бессонницей) и иду в ванную, запираюсь. Никаких записок я не оставляю: все и так всё поймут. Открываю упаковку. Ладони вдруг становятся очень влажными, несчастная бутылочка выскальзывает из рук, и таблетки рассыпаются по полу.
- Говноройка ты криворукая! - зло кричу я на себя. - Даже из жизни уйти нормально не можешь! Ни украсть, ни покараулить! Ни поебаться, ни свечку подержать!
Ко всей гамме испытываемых мною чувств подмешивается ещё и чувство обиды, беспомощности.
Не знаю, сколько я проторчал там, в ванной, тупо пялясь на рассыпанные по полу таблетки, но из забытья меня вывел телефонный звонок.
- Алло, сынок! Я даже не заметила, как ты ушёл. Ты там как? У тебя всё хорошо? Я чего звоню-то. Я думаю, будет лучше, если ты ко мне переедешь. До работы всё равно одинаково добираться, зато расходов у тебя поменьше будет, я ведь с тебя денег брать не буду... и нам двоим легче будет.
Следующие три минуты мы вдвоём плачем, не в силах сказать друг другу что-либо вразумительное.
- Надежда Михайловна, спасибо Вам большое, я всё равно хотел отсюда съехать. Тут всё на меня давит, всё напоминает... Не смогу я здесь жить. Но и Вас мне стеснять не хочется.
- Да ты что! Бог с тобой, Артур, что значит стеснять? У меня теперь роднее тебя и сестры на всём белом свете никого нет. Соглашайся. Мне это нужно. Я тебе слова лишнего не скажу, можешь друзей приглашать и жить, как пожелаешь, но, пожалуйста, переезжай ко мне.
- Вы себя слышите, Надежда Михайловна? Мы сегодня похоронили самого дорогого человека в своей жизни! Какие друзья? Какое жить "как пожелаешь"? Я теперь за двоих жить буду, претворяя в жизнь то, что он не успел сделать.
"Пиздобол! - сам про себя думаю при этом. - А пару минут назад кто хотел таблеток наглотаться?! Нет уж! После таких слов ты просто обязан жить! И жить, как сам правильно подметил, за двоих!" Я добавляю:
- Думаю, Вы правы, вдвоём нам действительно будет легче. Я вот только в лавру хочу съездить, в Сергиев Посад, пожить там недельку.
- Поезжай, поезжай. Я бы тоже с тобой съездила, да только в отпуск меня до конца года точно никто не отпустит - у нас, сам знаешь, с этим строго.
- А у меня как раз пара дней неотгулянных осталось. Я, когда приеду, обязательно Вам позвоню, тогда мы и обсудим детально мой переезд. Вы только держитесь!
Я вообще редко запоминаю свои сны, но тот буду помнить вечно. Мне, конечно же, приснился Саша. Я видел только его спину, но ни секунды не сомневался в том, что это был он. Я иду за ним, а он всё удаляется от меня, я прибавляю шаг, но он удаляется ещё больше. Тогда я бегу из последних сил, всё же догоняю его, разворачиваю к себе, начинаю целовать, обнимаю, а он вдруг просто исчезает, тает, как туман поутру...
Понедельник.
Пишу заявление на отпуск и еду на Ярославский вокзал. До электрички на Сергиев Посад осталось ещё полчаса. Ну, не люблю я Площадь Трёх Вокзалов, так как очень уж грязное это место - во всех смыслах. Стою, курю, одет проще некуда, из вещей - только рюкзак за плечами. Чем я привлёк внимание той цыганки, сейчас сказать не могу, но выдала она мне следующее:
- У тебя близкий человек погиб. Тяжело тебе, но ты справишься, только глупостей не делай! Всё у тебя будет хорошо и в личной жизни, и в работе - большим человеком станешь.
Оттарабанила она мне всё это и ушла. Денег не попросила, из вещей ничего не пропало...
Пока ехал в Сергиев Посад, 150 миллионов раз отговаривал и ещё столько же раз уговаривал себя туда ехать, мучился мыслью: "Куда обратиться за помощью и к кому? Не подойти же к первому встречному и не сказать: здрасьте, у меня муж умер!" Наконец, я решил, что первым делом отстою очередь к мощам, возьму святой воды, погуляю по территории, а там видно будет.
Но никого искать мне не пришлось. Приложившись к мощам, я пошёл к тому месту, где ставят свечки за упокой. Поставил свечку, начал молиться. Открываю заплаканные глаза и вижу маленького сгорбленного старичка, который смотрит на меня и улыбается. "И чего он уставился на меня? - думаю. - Что в моих слезах такого смешного?" Закрыл я глаза и продолжил молиться. Молюсь, как никогда не молился. Саша умер, не исповедовавшись, не причастившись. Мы вообще редко ходили в церковь. Тяжело ему сейчас...
Вдруг чувствую: кто-то меня обнимает. Это уже потом я узнал, что это - мой духовный отец, сильнейший молитвенник, схиархимандрит Илья, родственная душа, человек из моего родного города (крохотного украинского городишки на берегу Днестра), с которым мне суждено было встретиться за несколько тысяч километров от родной земли, а тогда меня поразили его глаза - небесно-голубые, чистые, как у младенца. Но моей первой реакцией на объятие было желание оттолкнуть этого человека от себя, отстраниться от него. Метнулась в сознании мысль: "Что он делает? Кто он такой?".
- Не отчаивайся, ибо отчаяние - это великий грех. Всё будет хорошо. Ему там хорошо, а ты не печалься, у тебя тоже всё будет замечательно.
- Что? Вы о чём? - я всё же отстранился от него. - Вы что, всё знаете? Откуда?
- Вижу содомский грех. Но вижу и любовь, всё искупляющую. Вижу, что тяжело тебе без него, но отчасти ты и сам в этом виноват, ибо сказано в Писании: "Не возведи себе кумира".
- Святой отец, что мне делать? Мне нужна помощь. Я один не справлюсь! - говорю я, а от слёз уже прямо захлёбываюсь.
- Оставайся тут, на сколько захочешь. Здесь за тобой присмотрят.
На том мы и порешили.
Батюшка Илья договорился о том, чтобы я остался тут работать на послушании, и похлопотал о комнате для меня в доме в жилом секторе недалеко от Лавры. Я был очень удивлён этим, ведь обычно послушники живут в странноприимном доме - подвальном помещении, где на одну комнату приходится 15 человек. Над моей проблемой отец Илья обещал подумать и дать мне ответ в день моего отъезда из Лавры, пока же велел добросовестно трудиться на лесопилке (такая мне досталась послушническая работа), ходить на службы, поститься (тем более что на дворе стоял Филиппов пост, он же Рождественский) и молиться.
И потекли мои послушнические дни. Примечательных событий не было, только в четверг, когда я помогал строителям ставить леса возле входа в одну из церквей, один из рабочих зазевался, и у него из рук выскользнул хомут. Тот скатился по железному столбу, который я держал, и больно ударил меня по руке. После этого случая работать я уже не мог и стал ощущать себя донельзя беспомощным.
В пятницу, на 9 день Сашиной смерти, я заказал молебен и сорокоуст. Кроме того, в Лавре в этот день проходили таинства Маслособорования, Исповеди и Святого Причастия. Пока всех присутствующих помазали маслом 7 раз в 7 разных местах, прошло не меньше пяти часов.
Затем была исповедь. Так стыдно мне не было ни разу в жизни! Я готов был сквозь землю провалиться, когда меня накрыли плащаницей, и я стал озвучивать свои грехи. Я думал, что после этого до Причастия меня точно не допустят, но Бог милостив.
Уже после меня начало тошнить, так что я еле успел выбежать из храма. Меня рвало, как в последний раз, просто наизнанку выворачивало...
Вот и настало воскресенье, когда мне предстояло самое главное: беседа с батюшкой, в ходе которой, я надеялся, мне скажут, как жить дальше.
Батюшку Илью мне пришлось ждать довольно долго, но, когда он, наконец, появился, мне отчего-то стало очень спокойно на душе. Я испытал то чувство, которое, как мне казалось, уже никогда не испытаю: чувство блаженства, но речь батюшки его только укрепила во мне.
- Непросто мне тебе что-то советовать. Не по нормам христианской морали вы жили, не по закону Божию. Но у вас была любовь, был и брак, хотя церковь и не признаёт такие браки. Посему носи по нему траур минимум год: полгода строгий - и в одежде, и в посте, и в молитве; полгода нестрогий - только в одежде. От интимных отношений следует воздерживаться весь год. По прошествии же года можешь начинать устраивать свою личную жизнь. Помогай его матери - ты теперь за неё в ответе. Работай, учись, ходи к Саше на могилу. На 40-й день не забудь заказать в церкви сорокоуст. Но самое главное - не забывай о Боге, слишком уж мало внимания ты Ему уделял в последнее время.
Сердечно поблагодарив отца Илью, я вернулся в свою комнату и начал собирать вещи для возвращения в Москву - в понедельник меня уже ждали на работе.
Удивительно, но за эту неделю я переосмыслил всю свою жизнь, на многие вещи посмотрел другими глазами. Но самое главное, я понял, что мне теперь делать и как жить дальше...
Включённый телефон сразу же огорчил меня, так как мне позвонили и сказали, что Сашина мама в больнице, поэтому прямо с вокзала я поехал к ней...
И потекла моя жизнь без Саши.
Мне очень тяжело. Чем я только ни пытаюсь себя занять! За прошедшие три недели я переделал столько дел, сколько не переделывал за год!
Я отбил у налоговой те жалкие 600 тысяч, которыми в день Сашиной смерти меня доставала начальница.
Я написал 2 главы своей кандидатской диссертации по учёту затрат на страусиной ферме, безвылазно просидев для этого в Ленинке 2 дня. Я также посетил кучу научных конференций, семинаров и повышений квалификации, отвёл Посвящение в Аспиранты у себя в академии, в результате чего заработал такое количество баллов, что теперь занимаю 1-е место в рейтинге аспирантов своего вуза, оставив всех своих конкурентов далеко позади.
Практически каждый день я хожу в тренажёрный зал, бассейн или на йогу.
7 раз был в театре. Посетил концерт великолепной Tony Braxton. А уж сколько раз за это время я побывал в Третьяковке, Музее Пушкина, в кино, на различных выставках и других культурных мероприятиях, сказать затрудняюсь...
Естественно, я регулярно навещаю Надежду Михайловну, привозя ей приготовленную мной еду, так как не доверяю больничным столовым. Она после инфаркта совсем плохая стала, первый раз меня даже не узнала и назвала Сашей...
Не забываю я и о самом Саше. Часто вместо обеденного перерыва я еду на Ваганьковское кладбище (благо, до него всего 5 остановок на метро) и приношу моему любимому цветы. Эти олухи из бюро ритуальных услуг очень долго не привозили памятник, и мне пришлось припугнуть их судом. Теперь на Сашиной могиле красуется целый обелиск, практически для меня бесплатный...
Единственное, на что у меня не хватило духа, - это явиться на суд того существа (назвать его человеком у меня язык не поворачивается), которое сбило Сашу. Если бы я пришёл, то просто не сдержался бы, и тогда судить пришлось бы уже меня. Но срок ему впаяли максимальный!
Не знаю, на сколько времени меня ещё хватит. Очень тяжело. Хотя в Лавре мне вправили мозги, показали, что жизнь продолжается. Да я и сам почувствовал, что продолжаю любить Сашу, но уже как-то по-другому, по-братски, что ли, или по-отцовски. Это любовь-забота.
Я надеюсь на то, что всё будет хорошо.
Боже мой! Да кого я обманываю?! Мне так хреново без тебя! Но никто мне не поможет, кроме меня самого... Я так люблю тебя, как не любил при жизни. Не представляю, как я подпущу к себе другого парня. Да и кто примет меня с моими-то заморочками?
Но я всё равно буду сильным! Буду носить по тебе траур и воплощу в жизнь все твои - то есть наши - мечты: помирюсь с родителями, брошу курить, обзаведусь собственным жильём и, конечно же, очаровашкой с карими глазами, которую назову Сашей.
P.S. А у меня уже лежат билеты в Киев - город, который мы так хотели посетить.