Утро для Виктора выдалось хмурым. Нет, проснулся он в самом что ни на есть благостном расположении духа, но стоило заметить, что Веры нет с ним в постели, как полный веселящего газа шарик внутри сдулся с противным свистом. Не было ее и внизу, из прогоревшего камина несло холодом — вчера вечером он так и не закрыл трубу. На столе на кухне нашел записку: «Витя, ты замечательный. Спасибо за ночь. Прости, сегодня без завтрака.»
Хмыкнул от нахлынувших воспоминаний. Как легко и непринужденно ему было с Верой, ни мгновения он не сомневался, нравится ли ей, что происходит между ними. На любое начинание она горячо отзывалась, естественно подстраивалась, не оставалась в долгу, одаривая в ответ. Секс с ней был откровением, переполняя трепетом эмоций, открытий, всем тем щемящим душу коктейлем первого познания женщины, но был лишен скупости, неловкости, притирки, как правило, неизбежной с новым партнером. Она словно была создана для него! Была именно такой, какой он представлял идеальную возлюбленную. До этого он не знал ее настолько расслабленной, растворившейся в моменте, она была упоительно настоящей, ни капли притворства, и сейчас Виктор раздувался от гордости, что сумел родить в ней такое чувство всепоглощающего доверия и принятия. И он точно это доверие не подведет.
«Доброе утро, ласточка. У тебя все в порядке?» — написал сообщение.
«О! Ласточке нравится ее новое имя. Я у родителей. Скоро буду дома. Можем созвониться.»
Виктор улыбнулся, радуясь легкости и веселости ее тона. Представил замельтешившие смешинки в ее глазах, то, как она улыбнулась левым кончиком рта, насмешливо изогнув бровь, а на нежной щеке образовалась ямочка. Ей не нужно было быть рядом, чтобы он мог ощутить даримое ею тепло. Все хорошо, а будет еще лучше — теперь они наверняка будут чаще видеться, ей не удастся избегать его как раньше.
Грандиозным планам Виктора не суждено было сбыться. Вера стала его любовницей, но в остальном мало что поменялось. Она не спешила приглашать его в свою жизнь, знакомить с детьми или родителями. В его распоряжении как и раньше было два вечера в неделю. Только по средам теперь их занятие начиналось не в шесть, а в восемь вечера, и после Вера не могла задержаться, быстро уезжала, чтобы отпустить свекровь домой. Субботние же танцы вообще перенеслись на обеденное время. Вера сокрушалась, что так сильно напрягает родителей, забрасывая детей не на вечер, а на почти целый день, но Виктор тихо радовался, получая ее в свое безраздельное распоряжение.
В тишине его огромного, пустого дома ее с трудом сдерживаемые крики звучали музыкой, наполняя мужчину радостью и торжеством. Он не уставал наслаждаться ею, тем чувством единения, что ощущал, сливаясь с ней, раз от разу секс приносил все больше и больше удовольствия. Он узнал все ее чувственные местечки, научился играть на ней, поражаясь той молниеносности, с которой она следовала за ним. Вот только она спокойно готовила ужин на кухне, полностью сосредоточенная на салате, случайно поймала его голодный взгляд, залилась краской, и вот уже ее глаза потемнели, дыхание стало поверхностным, соски напряглись под тонкой тканью топа. Стоит ему захотеть, он может наклонить ее и взять прямо сейчас на столе, и он знал, что она уже вся течет, мокрая, готовая принять его желание. Но стоит ему отвлечься, и она с легкостью переключится, снова займется своим, словно и не было этого горячего, рваного импульса, только что проскочившего по оголенным душам.
Она загоралась в момент, как спичка, но ничего не требовала, не обижалась, и ему это нравилось. Виктор чувствовал, словно ему дали в эксклюзивное владение пульт от маленького безудержного костерка, и только у него есть власть зажечь его или потушить единственным щелчком.
Несмотря на полную откровенность во время секса, разметавшего все условности и границы между ними, в обычной жизни в Вере для него еще было много тайного, непознанного. И вроде она не скрывала ничего специально, откровенно отвечала на прямые вопросы и рассказывала о себе, Виктор чувствовал, что в ее еще столь недолгой истории жизни много умолчаний и недосказанностей, о которых он даже не догадывается. Свои сорок с хвостиком он мог уложить в пару предложений — родился, выучился, влюбился, женился, сын, служба без продыху и выходных, развод — все как у всех, последовательно, очевидно и банально — даже причина для развода и скандал с разделом имуществ.
С Верой эта схема не работала.
Он надолго запомнил те чувства шока, отторжения и вмиг нахлынувшего страха, когда наконец выяснил правду о Верином муже. Что?! Она не в разводе? И даже вдовой ее не назвать!
Рассказывая о Олеге, глаза ее были грустными и угасшими, несмотря на больше года отсутствия, рана еще была слишком свежа, чуть что кровоточила — муж прочно владел ее сердцем. Никогда до этого Виктор не испытывал такой мучительной, жгучей ревности. Вера была неизменно ласковой, нежной с ним, но никогда, ни разу не говорила о любви! Лишь благодарной улыбкой отвечала на его жадные признания, даже когда он силился добиться от нее ответа в пылу страсти, уже зная насколько пластична и покорна она его рукам — тело ее пело, плавилось, но сердце молчало.
Он сделал несколько запросов по своим каналам и получил тот же результат — да, Олег Красовицкий прилетел рейсом Рианейра в Лондон, после этого след его полностью исчезал. Это настораживало. Любой труп рано или поздно всплывает. Любое преступление, любая афера имеют свои следы. Тут же было все чисто, слишком, подозрительно чисто.
В Викторе поселился противный, мерзкий червячок сомнения и страха. А если он вернется? Что тогда? Довольствоваться ролью любовника? Но это невозможно, Вера на такое никогда не пойдет. Оставалось только одно — привязывать ее к себе всеми способами, на которые способен, в надежде, что ей никогда не придется выбирать.
— Ласточка моя обожаемая, я так люблю тебя, — шепчет мужчина, разрываемый мукой и удовольствием одновременно.
Вера стоит перед ним на коленях и самозабвенно сосет ему член. Она обожает делать минет, любит куни, любит долгую прелюдию и любит быстрый секс... хотя, кажется, она любит все, что происходит в спальне. Но есть вещи, которые ее заводят чуть больше других, делают удовольствие прянее, острее. Сосать как шлюха, стоя на коленях — одна из них. Виктор кайфует, но зачастую не может избавиться от ощущения, что унижает ее таким образом, пытается загладить воображаемую вину излишне нежным обращением. Сдерживается изо всех сил, чтобы не кончить ей в рот, подтягивает наверх, заставляя остановиться, несмотря на ее протестующе-недовольное мычание.
Он знает, что она уже давно готова, но все же еще несколько минут тратит на то, чтобы как следует приласкать ее. Она мечется, закусывает губки, рассыпается на осколки, пока он крепкими руками месит упругие груди, вылизывает соски, скользкими от ее выделений пальцами теребит набухший, выступающий из розовой, голой щели, клитор.
— Витя, о, Витя, да... так, хорошо... Боже...
— Залезай на меня, ласточка, — просит мужчина, надеясь в этой позе немного растянуть процесс.
Он ложится на постели, а она быстро, с готовностью устраивается сверху, садится на него сочной вагиной. Сначала двигается не торопясь, привычно погружает пальчики в поросль волос у него на груди, мурчит, потом откидывается назад, прогибается, добавляя обоим остроты ощущений, стонет, когда он начинает тереть перевозбужденный клитор, скоро набирает темп, переносит руки вперед и начинает быстро двигаться вверх-вниз частыми, глубокими толчками, вскрикивая в голос, когда он, обхватив ее за попку руками, резко дергает бедрами наверх и одновременно натягивает на себя еще глубже, ударяя в матку. Не проходит и минуты в таком темпе и оба бурно кончают.
— Вера, что ты со мной делаешь, ласточка ненасытная? — хрипло смеется Виктор, обнимая возлюбленную и прижимая к сердцу.
Она еще не отошла. Мелко дрожит, тихонько вскрикивает, переживая очередную, до конца не утихшую, отступающую прибоем волну удовольствия. Виктор тихонько поглаживает ее, давая время успокоиться. Ласкает нежную грудь большой рукой, перекатывает крохотные камешки сосков между пальцами. — Никогда бы не поверил, что у тебя двое детей, если бы не знал. У тебя грудь вообще не изменилась после кормления? — с интересом спросил он.
— Ну должны же в моем положении быть хоть какие-то преимущества, — усмехнулась Вера.
— Преимущества? В каком положении? — не понял Виктор, озадаченный странной ноткой горького сарказма в ее голосе. — Ты хочешь сказать, что не кормила детей грудью?
Вера медленно повернула голову, заглянула в удивленные глаза, и мягко, спокойно ответила.
— Я их и не рожала, Вить. Мы их усыновили.
Говорила она просто, свободно, но в глазах застыло что-то неописуемое — многие годы боли, отчаяния, неудержимой злости и прожитого, принятого всей душей смирения.
— Ты же помнишь, замуж я вышла сразу, как закончила школу, — начала рассказывать Вера. — Через несколько лет жизнь устаканилась, вошла в колею, я захотела ребенка. Муж не был в восторге, но согласился. Я же дурочкой наивной была, размечталась, напридумывала себе кружевных рюшек, думала с первого раза получится, — Вера невесело хмыкнула, поражаясь собственной давешней самонадеянности.
— А оно не выходит и не выходит. Руки на себя хотела наложить от разочарования, идиотка... потом врачи, обследования — одно, другое, третье — вдоль и поперек меня уже измучили, ничего не нашли... и тогда, как гром среди ясного неба — плохая спермограмма, первичное мужское бесплодие. Олегу — 23 всего было, ничем никогда не болел, потенция как у призового быка — от куда?
Слова лились легко, не было в голосе ни дрожи, ни надрыва. Но от этого описываемая трагедия юного, восторженного существа становилась лишь страшнее. Виктор словно видел, какой девочкой она была — стойкой, не привыкшей просить о помощи, ощущал вместе с ней всю боль и горечь, что она пропустила через себя практически в одиночку.
— Ну а дальше уже не было особо вариантов. На эко у нас денег не было, помыкались еще пару лет по светилам и шарлатанам без особого толку. Я к тому времени уже была так измотана, что насела на Олега, подали документы. Появилась Дашка.
Только сейчас Виктор задним умом осознал, что Вера никогда не говорила о дочери «родилась, родила». Нет, та появилась, пришла, вошла в ее жизнь, чтобы наполнить светом, дать цель, заполнить огромную дыру в материнской душе безусловной, бескомпромиссной любовью.
— А Даня? — не сумел удержаться он.
— А с ним еще веселее, — криво улыбнулась Вера, хоть ничего веселого в ее рассказе пока не было. — Несколько лет назад нам звонят из опеки, так вот и так, у «вашей мамы» мальчик полуторагодовалый, а она на наркоту плотно подсела, забросила, типа, возьмете? По закону, видишь ли, у нас приоритет перед другими усыновителями, так как Даше он брат родной, хоть скорее всего только на половину.
Понятно, каков был ответ. Вера в своем младшеньком хулигане души не чаяла. С Дашей у нее отношения гораздо более натянутые, утяжеленные подростковым кризисом.
— А больше детей не хотела? — несмело спросил мужчина.
— Вить, ты что? Ты не подумал, надеюсь, что я таким образом по твою душу колья подбиваю? — расхохоталась Вера. — Это все давно в прошлом! Куда мне? Мне и одной то Дашки за много было. Я еще в первые три года ее жизни растеряла все свои розовые мечты, что из меня мать хорошая получится. Нет! Это точно не мое.
Виктор с сомнением покачал головой. Детей своих она ему так пока и не показала, но по одному тому, как она о них пеклась, как заботливо рассказывала, было ясно, что лучшей матери тем вряд ли сыскать.
— Неужели, вы больше своего так и не пробовали завести? — не унимался он, со следовательским пристрастием пытаясь докопаться до истины.
— Пытались. — хмуро выдохнула Вера, явно уже уставшая от воспоминаний. — Уже после Дашки. Встали на ноги, деньги появились, да и муж дозрел. Эко за эко... И тут очередной сюрприз — мои яйцеклетки то тоже не лучшего качества оказались, на стимуляцию плохо реагировали. После нескольких провалов нам врач четко сказал, что так продолжать нет больше смысла. Надо пробовать либо донорскую сперму, либо яйцеклетки, а лучше и то и другое. И зачем нам это? У нас уже одно полностью донорское чудо было, — лицо Веры на миг просветлело, вспоминая о дочке. — Так что вся эта эпопея лишь доказала, что предохраняться нам нет никакой необходимости. Есть как есть. Все к лучшему, — закончила рассказ Вера, дав понять, что на сегодня с нее хватит откровенности, потянувшись рукой к его мгновенно ожившему члену.
Виктор лениво подался на ее инициативу, но мозг продолжал работать, тщательно обрабатывая информацию. Из ее скупых описаний он сделал гораздо больше выводов, чем она готова была поделиться, а самый главный был донельзя неутешителен: мужа она любила так беззаветно и преданно, что даже пожертвовала основным женским правом и потребностью — зачать и родить самой.
***
Несмотря на новизну и эйфорию от близости с Верой, Виктор опасался, что его положение как любовника слишком шатко и нестабильно. Его прежние мечты задарить ее подарками и сюрпризами, как только появится возможность, она легко отклонила, принимая лишь цветы и ничего не стоящие безделушки, за более дорогие вещи с девчачьим восторгом благодарила, но оставляла у него в доме, обещая носить их и использовать эксклюзивно для него, а то у нее для всего этого богатства даже места нет. На предложения о совместных отдыхе и поездках грустно отнекивалась, ссылаясь на работу и детей, подслащивая пилюлю красочными описаниями, как это будет здорово, когда ей все же удастся уйти в отпуск.
Время шло, но ничего не менялось. Виктор уже стал думать, что она на самом деле спит с ним только ради танцев, и одного бурного вечера с сексом в неделю ей более чем достаточно. Никак больше жизнь она свою менять не пыталась, ее все устраивало.
А вот Виктору было мало.
— Вера, хватит уже подпольных встреч! Хочу видеть тебя каждый день, а не по расписанию. Переезжай ко мне!
— Витенька, милый, как это? А дети?
— Детям места тут предостаточно, — хмурится мужчина.
— У Дашки только в школе все наладилось... я не могу ее так выдернуть, переехав в другой район... Да и они еще не оправились после исчезновения отца.
— Вера, это все отговорки!
— Вить, ну хочешь, будем по средам перед танцами еще встречаться? Домой туда-обратно не успеем, но можно в городе...
— Что? Прикажешь отель на час снять?
— Нет, конечно, если тебе неприятно, — смутилась Вера его гневом, — я могу к тебе на работу прийти.
— Чтобы отсосать мне по-быстрому, как проститутка? За кого ты меня принимаешь? — совсем взбеленился Виктор, еще больше раздосадованный румянцем на ее лице — явно об этом и думала!
Это была их первая серьезная ссора. Как Вера потом не ластилась, не подлизывалась, Виктор еще долго не мог успокоиться. Только когда Вера, чтобы его задобрить, предложила следующий субботний вечер провести у нее — он немного оттаял, радуясь хоть такому маленькому шажку с ее стороны, хоть слегка приоткрытой дверце в ее жизнь.
Он знал, что квартирка у нее крохотная, такой она и была: комната побольше — детская, с двухъярусной кроватью, рабочим столом в одном углу и разноцветными шкафчиками с игрушками в другом, маленькая — ее спальня, кухня сразу была и гостиной. Несмотря на размер, все было очень продумано, функционально, со вкусом, светло, чисто и уютно — ее дом очень подходил ей, здесь она сбрасывала часть своей скованности и казалась еще более молодой, простой, доступной, наполняя своей живительной энергией все пространство скромного жилища.
Чего Виктор не ожидал и к чему не был готов, что этот дом был также наполнен им — соперником, которого он тщетно пытался вытравить из ее сердца. Сюда Вера переехала уже после исчезновения мужа, спасаясь от долгов по чрезмерно дорогой ипотеке, но не смогла не привезти его с собой. Он смотрел на него с фотографий на стенах, с детских рисунков, с сувениров, привезенных из-за границы, вещей, купленных им — всего того, что было неотделимой частью ее жизни на протяжении двадцати лет. Всмотревшись в взволнованное лицо Олега на их большой свадебной фотографии (Вера там совсем ребенок, как принцесса утопала в белых кружевных юбках, зардевшаяся от счастья), он пожалел, что вытянул из нее это приглашение. Как ему сражаться с тем, кого, возможно, нет в живых, чей образ для нее всегда останется в памяти юным и безгрешным? В спальне, раздевая и лаская ее, чувствовал, что призрак ее мужа будто стоит в углу, смотрит на него насмешливо карими, ироничными глазами. В этот раз так и не сумел достаточно расслабиться, сосредоточиться на ней. Вера попыталась зажечь в нем страсть своими искусными губами, но чувствуя его настроение, быстро сдалась, мягко потянула на себя, ритмично сжимая внутренние мышцы, позволяя ему поскорее кончить. Затем обняла, уютно забившись под мышку, прижимаясь всем телом.
— Мне так хорошо с тобой, Витя.
Виктор невесело улыбнулся. Совсем не эти слова он хотел бы услышать.
Из открытого окна с улицы долетали громкие детские голоса и вездесущий, одуряющий запах черемухи. Она уже отцветала, дни становились длиннее, совсем скоро лето.
Внезапно раздавшийся телефонный звонок прервал затянувшую их меланхоличную тишину. Вера встрепенулась, подскочила, доставая мобильник с подоконника, служившего ей и туалетным столиком.
— Алло, мама, что случилось?... Как это?... Давно?... Не переживай, пожалуйста, наверняка телефон где-нибудь забыла, или что-нибудь. Сейчас я дозвонюсь и тебе перезвоню.
— Что такое? — спросил Виктор, встревоженный ее побледневшим лицом и колючим, застывшим голосом.
Вера нажала кнопку вызова и долго вслушивалась в идущие протяжные гудки.
— Дашка трубку не берет. Договорилась с бабушкой, что к подружке пойдет, и до сих пор не вернулась.
Кусает губы, сосредоточенно перебирает адресную книжку в телефоне.
— Алло, София, здравствуй... Это тетя Вера, Дашина мама. Можно мне с ней поговорить?... Не у тебя?!... Давно ушла?... А... не было... Прости, я, наверное, что-то перепутала. Спасибо тебе... Пока.
Виктор вскакивает и быстро одевается, пока Вера продолжает обзванивать подружек дочери. Руки у нее дрожат, голос садится от страха.
— Вера, — просит он, — ласточка, не нервничай. Сейчас поедем, со всем разберемся. Найдем ее, обещаю, — побуждает выйти из ступора и начать действовать.
Женщина сдавленно всхлипывает.
— Если с ней что-то случилось, я с ума сойду.
— С ней все будет нормально. Она не первый подросток, откалывающий такие номера. Найдем.
Огромные глаза вспыхивают надеждой, подаренной им уверенностью. Виктор в своей стихии, знает, что делать.
Едут к ее родителям. Те обеспокоены и расстроены не меньше ее, пеняют себе, что недоглядели за внучкой, с готовностью принимая предложенную помощь Виктора, слишком встревоженные, не сильно заботясь хитросплетениями их с Верой отношений. Только маленький, светловолосый мальчик, повисший на шее матери, с интересом посматривает на него.
— Мам, а кто это?
— Это дядя Витя, он мой друг. Он полицейский.
— Как дядя Степа? — радуется малыш, вспоминая любимую книжку. — И он тоже лиликан!
Дане не нужно других рекомендаций. Он уже заочно влюблен в доброго, все умеющего героя, и не сводит с него восторженных глаз, надеясь на веселое продолжение сказки. Вера бросает смущенный, извиняющийся взгляд, прося прощения за детскую несдержанность.
— Все нормально, — улыбается Виктор, вспоминая своего Сашку в этом же возрасте, любое необычное событие для мальчишки — это приключение. — Хочешь поехать со мной и мамой на полицейской машине? — спрашивает.
Даника не надо уговаривать. Голубые глаза от предвкушения становятся как плошки.
— С мигалкой? — затаив дыхание, с придыханием уточняет малыш.
— Почему бы нет? — подмигивает мужчина.
В участке Вера дотошно рассказывает о всех знакомых дочери, патрульные начинают розыски, не проходит и двух часов и Дашу находят, к громадному облегчению ее матери. Девочка измученная, заплаканная, но, кажется, в порядке. Нагоняя ей потом не избежать, но пока мать слишком счастлива видеть ее невредимой, чтобы вдаваться в разбор прегрешений.
Даша соврала бабушке и вместо того, чтобы пойти к подружке, сбежала на вечеринку, устраиваемую старшими участниками их клуба по фигурному катанию. К ее счастью, все — спортсмены, наркотиками не баловались, а вот даже одного коктейля тринадцатилетней девчонке хватило за глаза. Парень, ради которого была и затеяна вся эта эскапада, на нее так внимания и не обратил, справедливо считая малолеткой. Девочка психанула, сбежала, напоролась на какого-то пьяного бомжа в подворотне, который уцепился за ее сумочку. Так перепугалась, что вырвавшись из вонючих рук, неслась не разбирая дороги, пока не заблудилась. Без телефона, без денег, в чужом районе, шарахаясь от любого шороха, дошла до круглосуточного магазина, хотела попросить позвонить, ну а те вызвали полицию.
Вере неловко перед Виктором, что тому пришлось задействовать свое влияние, сорвать людей с важных дел для поисков неугомонной девчонки. Но тот рад, что чем-то ей полезен, она нуждается в нем.
— Не ругай дочку слишком сильно, — просит он, — все мы в юности глупости делали. Я думаю, она свой урок усвоила. Хочешь, сам устрою ей воспитательную беседу о вреде секса, алкоголя и наркотиков?
Вера улыбается ему сквозь слезы, чувствуя едва заметное ударение на слове «секс». Жаль, что сорвался их вечер.
— Спасибо тебе, Вить, — благодарит от всей души. — Я разберусь. Слава Богу, что ничего не случилось.
Виктор кивает и просит кого-то из подчиненных отвезти Веру с детьми домой, ему сегодня уезжать из участка уже не хочется, не до сна, лучше поработает.
— Вить, — оборачивается Вера уже с порога, — приезжай к нам завтра вечером на ужин, а? Даник будет счастлив, да и Дашка, может, придет в чувство, вспомнит о благодарности.
Он согласно улыбается, стараясь не выказать щенячьего восторга блаженством разлившегося по венам. Она сама позвала, сама проявила инициативу к сближению, наконец признавая за ним право не только на субботний секс. Слава любознательным мальчишкам и безбашенным девочкам-подросткам! Вот он — истинный путь к сердцу женщины.
***
Лето в этом году запаздывало. Несмотря на каникулы, дети все еще были в городе, ожидая дедушкиного отпуска, чтобы уехать на дачу. Виктор был не против, с восторгом вкушая, что значит быть частью семьи — просыпаться от детской приглушенной возни по утрам, всем вместе завтракать на кухне, томясь над чашкой свежесваренного кофе и тарелкой воздушного омлета, быстрые сборы в школы-сады-на работу, развести-забрать с кружков, вечерние бдения за настольными играми и сказкой перед сном, когда ждешь-не дождешься, пока беспокойные чада наконец улягутся, чтобы заключить любимую женщину в объятия... Не для секса, нет, за тонкой стеной у кого-то слишком чуткие ушки, но чтобы ощутить всем телом, слиться душой, разделяя ежедневные заботы, как самый насыщающий оргазм.
Ему было отрадно, что он так прочно вошел в ее жизнь, стал неотъемлемой ее частью. Даня был предан ему с первой секунды, Верины родители приняли немного настороженно, но с уважением, Даша, конечно, не отказала себе в удовольствии закатить матери пару громогласных истерик, но и те уже позади. Вера долго боялась открыться родителям мужа, что встречается с новым мужчиной, стыдясь и опасаясь обвинения в предательстве, но к ее шоку свекровь заговорила об этом сама, заинтересовавшись «дядей Витей-Лиликаном».
— Я рада за тебя, дочка, — через силу улыбаясь, благословила она невестку. — Тебе надо продолжать жить... Только позволь мне и дальше видеться с внуками, пожалуйста...
Вера расплакалась, кинулась обнимать пожилую, поникшую женщину. С ней у нее никогда не было такой близости как с собственной матерью, но неизменная поддержка и помощь были для нее бесценны. Потеря младшего, обожаемого сына чрезмерно рано состарила ее, но она крепилась ради детей. За прошедшие месяцы Вера и сама привыкла к присутствию Виктора рядом. Сейчас, когда он почти каждую ночь ночевал у нее, она уже с трудом понимала, почему так противилась этому. Ей было легко с ним, комфортно, его присутствие в замкнутом пространстве не тяготило, несмотря на габариты, он был хозяйственным, умелым, нашел общий язык с детьми, особенно с Даней, уже в силу возраста подзабывшим настоящего отца. Идея переезда к нему больше не казалась такой уж ужасной — Даник с первого визита влюбился в его волкодавов, и даже Даша намекала, что не прочь ездить в школу за тридевять земель при условии, что у нее будет собственная комната. Да и Вера сама признавала — так было бы всем удобнее, чем жить на два дома, да и решилась бы проблема с сексом, который стал поспешным и с урывками — когда оба просыпались среди ночи, уже возбужденные, и быстро сливались в страхе издать хоть лишний звук и разбудить детей. Тем не менее, пока они проводили у Виктора только выходные, но уже серьезно, без недомолвок обсуждали возможность съехаться к концу лета.
Вера все еще не могла безоглядно ответить на признания в любви своего мужчины, но чувствовала, что день тот не за горами, когда она сможет произнести заветные три слова честно и без всякой задней мысли. Он стал ей очень дорог. Ее переполняли восхищение, уважение, благодарность вкупе со щемящей нежностью. Мешало лишь, что то и дело напрашивались сравнения с Олегом, но она старалась гнать эти мысли от себя. Да, они были очень разными, и естественно, что и любит она их по разному. Но тем не менее в душе иногда взбалтывалась эта мутная хандра — ей было слишком спокойно, не хватало того драйва, взрыва чувств, что она испытывала с мужем. Олег был первым, его она обожала с юной, пылкой страстью, постоянно танцуя на острие ножа, к Виктору же чувства ее были стабильнее, проще, лишены этой болезненной тяги и внутреннего надрыва. Ей надо повзрослеть, говорила себе Вера, приникая к сильному плечу Виктора, ища в нем поддержки и понимания. С ним ее жизнь будет спокойной и плавной, течь как река, прошедшая пороги и водовороты юности. А что еще нужно женщине в ее возрасте?
— Вить, что мне надеть на вечер? — спрашивает Вера, перебирая в его большой спальне подаренные им танцевальные платья. Себе он купил лишь черные брюки и рубашку в обтяжку с прозрачными рукавами, смотревшиеся на нем очень сексуально.
Виктор с любовью посмотрел на растерянное личико возлюбленной, прикладывающей к себе разноцветные шмотки перед зеркалом в одном неглиже. Сегодня был очередной танцевальный вечер в их студии, за прошедшее время они многому научились и уже не чувствовали себя деревянными новичками. Даже Виктор уже втянулся, стал получать удовольствие от самих танцев, а не только от близости своей партнерши.
— Надень красное, — попросил он, — в нем ты будешь самой красивой.
Вера благодарно улыбнулась в ответ, с сомнением рассматривая выбранный им вариант — уж очень то было откровенным. Не вычурным, без воланов, хвостов и стразов, но с разрезом до середины бедра и голой спиной. Под него бюстгальтер не наденешь, а встроенный лиф только что на честном слове держится. Ай! Махнув рукой, Вера решительно расстегнула лифчик. Не будут же они прям уж зажигать, до раскованного темпа профессиональных танцоров им еще как до луны. Авось, платье не потеряет, а Виктору приятно.
Гладко причесала и стянула волосы в пучок на затылке, нанесла косметики чуть больше чем обычно — бледновато, но сойдет, все равно сделать такую боевую раскраску как у Танюшки у нее красиво не получится, с ее умениями выйдет ближе к Дашкиным папуасным экспериментам, чем к необходимой яркости без потери изящества.
К началу они конкретно опоздали. Виктор был так очарован Вериным нарядом, что поспешил его снять, а после такого непритворного акта восхищения обоим и душ по новой понадобился и свежее белье. Все еще ощущая приятную тяжесть между ног, Вера легко и гордо ступала рядом со своим партнером, обмениваясь приветами и комплиментами со знакомыми. Та высокомерная, эффектная девица, что так нелестно фыркала на первом их занятии, оказалась при близком знакомстве очень милой и компанейской девушкой. Танцевала она легко, как дышала, натренированное спортом тело с ходу подстраивалось под любые самые сложные па, только вот с партнерами ей не везло. Она далеко обогнала Веру с Виктором по уровню, но все же подходящих начинающих, заинтересованных именно в танцах, а не содержимом ее декольте — было мало.
— У меня близкие друзья уже давно танцуют, хочешь спрошу, может у них есть кто знакомый, или посоветуют, — пообещала она отчаявшейся девушке. — Ты только не бросай! У тебя так здорово выходит!
Вера оглянулась, надеясь увидеть Таню с Эдгаром. Хотя они сейчас и пересекались изредка, пообщаться толком так и не удалось. Танюшка тогда, еще по весне звонила несколько раз, пыталась поддержать как умела, хотя на самом деле больше смаковала подробности, ужасаясь случившемуся с подругой и радуясь, что не с ней.
На Верину удачу она и правда заметила Эдгара, приветливо помахала ему рукой.
— Ну здравствуй, красотка, шикарно выглядишь! Прибарахлил, видать, тебя твой мент, — нахально поздоровался мужчина, как всегда фамильярно обнимая и целуя в губы.
— Эд, — недовольно шлепнула она друга по руке, упрекая в чрезмерной развязности, — не лезь к нему, пожалуйста, — попросила она, ища взглядом Виктора. Тот, к счастью, ничего не слышал, ушел за напитками и отвлекся, чтобы поболтать со знакомыми.
— Послушай, — продолжила Вера, сразу берясь за дело, — это Лина. Она здорово танцует, на серебряной ступени уже. Но с партнером беда, — Вера коротко обрисовала ситуацию.
Эдгар оценивающе оглядел затихшую, словно кролик перед удавом, Лину, и довольно улыбнулся — там и впрямь было на что посмотреть.
— Дай объявление, — предложил он.
— Ага... детям так партнеров ищут и профессионалам... попробуй найти адекватного мужика под это дело, а не козла, который решит, что вместе с танцами ему и доступ к телу положен, — горестно возразила Лина.
Мужчина, не скрывая издевки, расхохотался.
— Ну, если ты объявление в газету собралась давать — то точно. Где ты видела, чтобы профессионалы так партнеров искали? Во времена твоей бабушки? — затем видя, что девушка насупилась от обиды, смягчился, подсластив пилюлю. — Постучись ко мне в Фейсбук, я тебе доступ в закрытые танцевальные группы дам. Там, может, кто и подвернется.
Лина обрадованно поблагодарила, беседа потекла по более мирному руслу.
Вера уже было успокоилась, что неугомонный арлекин на этом утихомирился и оставит их со своими провокационными подколками, тем более что Виктор уже вернулся. Но тот как будто именно этого и ждал, чтобы пустить последнюю отравленную стрелу.
— А тебя, кошечка, заждались уже в других закрытых группах, — чрезмерно ласково, с тягучими интонациями, обратился он к Вере, — хватит уже только твоему Серому Волку зубки полировать.
Вера вспыхнула, окинула убийственным взглядом распоясавшегося приятеля, и развернувшись на каблуках, попыталась с достоинством ретироваться. Только не рассчитала, что Виктор, нюхом почувствовав оскорбление, и не подумал последовать за ней, да и Лина с интересом наблюдала за разворачивающимся конфликтом — подумать только, два мужика собираются сцепиться из-за этой тихони!
— Повтори, как ты назвал мою женщину, — услышала она за спиной тихий, угрожающий рык.
— Не заводись, мужик, — Эдгар то ли действительно не понял, что противник уже едва сдерживается, то ли специально подначивал еще больше, чтобы тот окончательно сорвался, — тебе тоже будут рады. Если потянешь... в твоем то возрасте!
Дальнейшее произошло слишком быстро для глаза подвыпившей компании. Виктор каким-то образом оказался позади Эдгара и мгновенно скрутил его, выворачивая руки в локтях, завалил на колени перед ошалевшей Верой. — Проси прощения, петух, — грозно потребовал он.
Эду хватило ума понять, что дальнейшее бахвальство ни к чему не приведет. Он мрачно буркнул «извини» Вере и, с по истине танцевальной грацией вывернувшись из на мгновение ослабевшего захвата рук, быстро ускользнул в направлении подсобных помещений.
Большая часть народу, продолжавшая танцевать и веселиться, не успела даже заметить произошедшего. Но вот Вера, кожей почувствовав недовольство возлюбленного, напряглась — объяснений теперь не избежать. Когда Виктор предложил выйти, глубоко вздохнув, молча последовала за ним на улицу.
— Что он имел в виду? — чуть отойдя в направлении закутка по тихому переулку с сейчас закрытыми сувенирными лавочками, сразу потребовал ответа он. — Ты с ним спала, не так ли?
Отпираться не было смысла. Да и не хотелось лгать, какой бы неприглядной не была эта страница ее прошлого.
— Да.
— После отъезда мужа?
— Нет.
— Ты ему изменяла?! — не веря, уставился Виктор в нежное, грустное лицо.
— Нет... — покачала головой женщина.
— Как это? Ну не в пятнадцать лет же ты с этим павианом трахалась?
— Нет... Вить, — замялась она, не зная, как облечь правду в более мягкие выражения, — Вить... Я не изменяла Олегу, а он не изменял мне... Но у нас был секс с другими людьми...
— У вас что, блядский открытый брак, что ли?
— Нет. Мы... мы — свингеры... — слово повисло в напряженной пустоте.
— Какая на хуй разница? — Вера первый раз слышала, что бы он матерился.
— Мы всегда оставались вместе, рядом, — тихо попыталась объяснить, но чувствуя, что это уже бесполезно, почти физически ощущая, что все, о чем он способен думать сейчас, это о других мужчинах, с которыми она спала.
— И сколько их было? Сколько мужиков тебя ебало, как какую-то подзаборную шлюху?
Вера вздрогнула от его тона, от оскорбительных слов, что бросал ей в лицо, не желая ее слушать, посмотрела на него долгим, внимательным взором поруганной добродетели и гордо ответила:
— Достаточно.
***
Виктор с трудом понимал, как удержался в тот момент от дальнейших разборок. Что-то было в ней такое, что он знал, больше обвинений она не потерпит. Его перекручивало внутри от сознания, что угораздило влюбиться в шлюху. Следовало догадаться, что она не так уж чиста и невинна — по ее раскованности, опытности, любви к постельным забавам. Но тогда он думал, что такая она только с ним, только для него. И сейчас его выворачивало наизнанку от мысли, что куча мужиков упивались ее отзывчивым телом, ловили хриплые стоны, утопали в потемневших от экстаза глазах.
Он бродил по узким улочкам старого города, инстинктивно сторонясь людей, избегая освещенных витрин еще открытых ресторанов и ночных клубов. Разочарование клубилось густым, едким дымом в душе, не давая дышать. Он возвел ее на пьедестал, восхищался ее стойкостью, преданностью, высокой моралью, не зная чем заслужил такое сокровище. Теперь же видел ее совсем другими глазами — замаранной чужими руками. Нет! Она не такая, не может быть такой! Наверняка, ее муж заставил ее, принудил к разврату, пытался Виктор найти ей оправдание. И не находил. Вспоминал ее последний, немного снисходительный взгляд, полный глубинного достоинства, прежде чем он, грязно выругавшись, бросился от нее прочь в темноту. Если бы она выглядела подавленной, виноватой, он бы простил ее. Но она явно не собиралась извиняться.
Стеснялась, но никак не стыдилась того, о чем говорила так легко!
Свинг?!
Да что за мужик был ее муж, что мог смотреть, как его жену на его глазах трахает другой? И при этом самому, не испытывая брезгливости, сношаться с чужой, безразличной женщиной? У Виктора подобное в голове не укладывалось.
Чем больше он метался, как загнанный зверь, чем больше пытался понять и объяснить самому себе, тем больше запутывался, лишь мучая себя воображаемыми сценами ее участия в оргиях, о которых на самом деле имел весьма скудное представление. Как ее могло это устраивать? Как она могла желать такого?
С силой ударив кулаком по древней каменной кладке стены средневекового собора, к которой, устав бесцельно бегать, он измученно прислонился горячим лбом, едва сдержал стон боли. Она слишком глубоко проникла в него, пустила корни в душе, сердце щемило от мысли, что он может потерять ее. Нет! Он не сможет. Не отпустит. Какой бы она не была, это в прошлом. Лучше бы он вообще не знал этого, лучше бы она соврала, чем смотрела на него этими честными глазами, ожидая и требуя принять ее такой. И он с ужасом понимал, что готов. Готов склониться, как безвольный тюфяк, готов забыть, только бы она и дальше была рядом, даря любовь и нежность.
Как совместить эти две ее ипостаси? Он не знал.
Знал лишь, что должен увидеть, поговорить, убедить себя, что для нее это и правда в прошлом, а потом перевернуть страницу.
***
Веру, хоть она и пыталась не подавать виду, очень расстроило противостояние с Виктором. Тяжело было признаваться самой себе, что ей нравилось быть лучше чем есть в его глазах, больно было осознавать его презрение и разочарование. С ее точки зрения, она всегда была верна ему, как и была верна мужу, хоть для ее двоих мужчин представление о верности было абсолютно различным. Она никогда не нарушала договоренностей с Олегом, свинг был для них всегда сексом друг с другом, не важно с кем физически они находились в тот или иной момент. И понимала, нисколько не жалея, что подобное никак невозможно с Виктором. У нее даже мысли не возникало достать из тлена воспоминаний о прошлой жизни этот ящик Пандоры и предложить разделить его с ним. У него для этого просто не было ключа, а свой она давно потеряла.
Вернувшись в студию, она какое-то время бесцельно послонялась по залу, без интереса наблюдая за рискованными танцевальными экзерсисами участников. Сейчас ее это не трогало. Она растерялась и не знала что делать — то ли ехать домой (но к себе или ему?), то ли ждать, то ли бежать его искать? Сердце болело за него, даже сейчас, злясь на него за намеренное оскорбление, не могла не сочувствовать ему, живо ощущая боль и путаницу, что должно быть царили в его мыслях. Пусть бы он поскорее вернулся, дал ей возможность утешить его, заверить, что она любит только его и будет такой, как нужно ему!
Вера горько усмехнулась. Как же она лицемерна! Стоило замаячить реальной возможности потерять его, как она сразу осознала, что он ей нужен, что она любит его. Как больно было бы расстаться с ним сейчас, когда они только начали понимать друг друга, И из-за чего? Приключений прошлого? Пускай даже ошибок — она согласна от всего сердца в них раскаяться, только бы он снова смотрел на нее так восторженно, с такой трепетной любовью!
— Верунчик, ты как? — Вера в отчаянии своих мыслей не заметила подошедшую сзади и обнявшую ее мягкими руками Таню. — Эд — идиот, он сам знает.
— Все в порядке, Танюш, — отмахнулась Вера, мягко освобождаясь из объятий подруги, — скажи ему, я не сержусь.
— Вер... не убегай... поговори со мной. Я же вижу, что тебе плохо. И мне плохо, что ты теперь о нас думаешь...
Вера, вымученно улыбнувшись, взглянула на подругу. Таня не была по натуре злой или равнодушной, но она была из тех женщин, кто до старости оставался маленькими, эгоцентричными девочками с капризно надутыми губками — словно весь мир крутился только вокруг них и их желаний. Вера давно и хорошо знала ее, но все равно не могла противостоять этим полным непритворных слез глазам, этому материнскому желанию взять под крыло, утешить, словно Таня была несмышленышем 13 лет, как Дашка, а не 33-летней взрослой женщиной.
Она не вырвала руки, когда Таня провела ее в маленькую комнатушку за залом, переоборудованную в раздевалку и гримерку, с благодарностью приняла бокал вина, присела на жесткий икеевский диванчик, притулившийся в углу, со стоном вытянувшись и откинув на спинку разламывающуюся голову. — Голова болит? — подскочила Таня, — давай помассирую, — предложила она, устраиваясь рядом с Верой, начала мягко поглаживать сморщенный лоб, закрытые глаза, виски женщины. Вытащила заколки из волос, стала растирать напряженные затылок и шею.
Прикосновения ее в начале мягкие и едва заметные вскоре стали сильнее, лихорадочнее, когда теплые губы прикоснулись к Вериным губам, у той не было ни моральных сил, ни желания сопротивляться.
— Ох, моя ненаглядная... как я соскучилась по тебе, — шептала Таня между пылкими поцелуями. — Помнишь, как нам хорошо было вместе? Ни один мужчина не сравнится с тобой...
Вера, заведенная ее горячностью, пребывала в отупляющей, расслабленной истоме. Ей не хотелось погружаться в воспоминания, но они сами собой поднялись на поверхность, наполняя тело давно забытой негой. С Эдгаром и Таней они поддерживали отношения несколько лет, если убрать секс, то их можно было назвать самыми близкими друзьями. Что случалось не часто в среде свингеров, мужчины, как и женщины, питали друг к другу привязанность и уважение, им было весело и комфортно вместе не только в постели.
Сейчас Вере их развлечения казались далеким прошлым. Когда-то ей нравилось дурачиться и ласкаться с Танюшкой, пока их вторые половинки с интересом наблюдали за ними, сейчас в ней что-то изменилось, это казалось диким, почти безобразным.
— Хватит, Тань, перестань, — попросила она, отворачивая голову. Но девушка была настойчива, ее тонкие ручки уже шустро проникли под платье Веры и нежно сжимали грудь, играли с сосками.
— Еще минутку, Верунчик, только минутку, побудь со мной. В последний раз, — жалобно умоляла она, ища Вериного взгляда, ловя губами ее убегающий рот.
Как всегда, Вере было невозможно сопротивляться напору чужой страсти.скользят по тугим мышцам рук, спускаются ниже, освобождая его от полотенца. Не отпуская его зачарованного взгляда, опускается перед ним на колени, словно пленная королева в окружении отброшенной мантии, разлившейся белым озером на полу.
— Не надо, ласточка, будет долго, ты же знаешь, — считает нужным предупредить, дать ей передумать, а сам только и мечтает о ее влажном ротике.
Она не слушает.
Нежно трется о его член лицом, перекатывает шары в мошонке, легко пробегает горячим язычком, прежде чем вобрать его внутрь. Член мужчины наливается кровью, гордо вздымается, готовый к бою, словно он снова двадцатилетний пацан, который может кончать второй-третий раз без продыху, слишком увлеченный любовью, сексом, обожаемой женщиной.
Когда Верины губки наконец смыкаются на головке члена, Виктор глубоко, протяжно выдыхает. Руки сами собой тянутся к ее волосам, желая ближе притянуть к себе, почувствовать ее до конца. В другой раз он бы сдержался, боясь причинить ей боль, но сегодня хочет ее полного подчинения. Хочется выколотить из нее воспоминания о всех других, чтобы отныне в ее грезах царствовал только он. Она слишком искусна, естественно считывает его желания, и сама нанизывается на его член от малейшего нажатия на затылок. Эта ее податливость, волшебные глаза, не перестающие преданно смотреть на него, сносят все джентльменские заслоны в его голове — руки уже крепко и уверенно обхватывают запрокинутую головку, не позволяя соскочить с его тарана.
Но у Веры такого даже в мыслях нет. Она хрипит, из глаз брызгают слезы, нечем дышать, но она с радостью отдается в его власть, давая возможность им обоим рассчитаться за пережитые боль и унижение. Огромный, твердый кол ходит ходуном в ее глотке, разрывая горло, вызывает спазмы, но она не отстраняется, не просит прекратить, отдаваясь этой пытке как самому большому удовольствию, сама возбуждаясь, хрипло стонет вместе с ним, чувствуя приближение оргазма. Когда он вцепившись ей в волосы, и запрокинув голову, воет как волк на луну, спуская в глубине ее горла, наполняя весь рот терпким, соленым семенем, она тоже кончает, даже не прикоснувшись к себе ни разу.
Вера продолжает нежно, ненавязчиво облизывать член возлюбленного, довольная как кошка, налакавшаяся сливок, давая ему время успокоиться. Виктора немного качает, он слишком потрясен произошедшим, силой своего неконтролируемого железной волей желания, остротой пережитого удовольствия. Он, как полный мудак, совсем забыл о своей женщине, все еще преданно растекающейся в его ногах.
— Я сделал тебе очень больно, ласточка? — виновато спрашивает, поднимая ее и вместе с ней укладываясь на постель — обоим слишком жарко, чтобы накрываться.
— Больно? — легко, звонким, веселым колокольчиком смеется Вера. — Витя! Мне было очень хорошо! Мне всегда так хорошо с тобой!
Верит. Ей невозможно не верить, когда она так довольно жмурится, цепко обвивая его руками и ногами, как лиана.
Неприятное воспоминание пронзает мысли, оставляя горький осадок. Нет! Нельзя об этом умалчивать, надо услышать, дать ей возможность объясниться.
— Расскажи мне...
Она невольно вздрагивает, напрягается, на миг превратившись в испуганного, готового удрать зверька, но потом снова расслабляется, решившись. Понятно, о чем он спрашивает. Он имеет право знать.
— Мы были очень юными, первыми друг у друга... хотелось остроты, эйфории, хотелось знать, какого это с другими... Считали себя крутыми, особенными, лишенными предрассудков. Встречались с такими же молодыми, безбашенными. Это было сплошное веселье, голый кайф... А потом, начались проблемы с зачатием... я подсела... это стало отдушиной, единственной доступной возможностью переключиться, забыть... Казалось бы, после появления Дашки на пару лет все заглохло, могли соскочить, но случайно попали на свинг-вечеринку и все понеслось по новой... Это был наш допинг, чтобы оставаться счастливыми друг с другом.
— И не было ревности? Совсем? — недоуменно спросил Виктор.
— Ну ты же не будешь ревновать к шпанской мушке или секс-игрушкам? Все, что происходило, происходило с нами двумя, только для нас, все остальное было стимулирующими декорациями — будь то другие партнеры или нет.
— Зачем тебе это было нужно? — с мукой спросил он, делая ударение на втором слове. В его представлении мужчина мог хотеть подобного, но никак не порядочная женщина.
— Не знаю... Видимо, нравилось чувствовать себя роковой искусительницей, — усмехнулась Вера, — нравился драйв, запал после. Хм... Я вообще неравнодушна к сексу... Мне нравится, когда меня хотят, меня это дико заводит. Наверное, я всегда была шлюхой в душе, — закончила самоизобличительную речь Вера.
Виктору стало тошно от ее неприкрытой честности.
— То есть, так ты типа оставалась верной мужу и получала, что хотела, кончая под другими? — хмуро подытожил он.
Вера дернулась от его вновь просочившейся враждебности, но сдержала порыв — пришло время ее искупления. Ему это нужно сейчас.
— Возможно, а может и нет... да и кончала я только с мужем. Тем не менее, за этот год у меня ни разу не было желания просто потрахаться с незнакомцем и разбежаться.
— А со мной тогда что? Со мной ты типа не трахаешься? — взвился Виктор, снова заново переживая нанесенную ее прошлым безрассудством рану. Но тут же резко замолк, в шоке осознав все, сказанное ею. — То есть как это... — кончала только с мужем? Это что какое-то идиотское свингерское правило?
Вера беззаботно пожала плечами.
— Нет. Просто не могла. Не с кем больше не получалось. Никогда.
— А я? — едва слышно выдавил.
— С тобой получилось.
И столько в ее голосе было неприкрытой любви и благодарности за свершенное чудо, что он поверил. Поверил, что ей нужно любить, чтобы отдаться без остатка, чтобы испытать оргазм в объятиях партнера. Уж наверняка в ее прошлом были товарищи много опытнее и умелее его, но именно с ним она была цельной, настоящей — без прикрас и уловок.
Пусть! У всех есть в жизни вещи, не вызывающие особой гордости. Да, телом она познала многих, но душу отдала до него лишь однажды и душой оставалась верной всегда.
— Я не такой, ты же понимаешь. Со мной ничего такого не будет, — скрываясь за маской суровости, проговорил Виктор, замирая в душе от страха — а вдруг она без этого не может?
Вера ласково улыбнулась, глядя лучистыми зелеными очами в его застывшие волчьи.
— Конечно. С тобой мне это и не нужно, — горячечно произнесла она, приникая нежными губами к его твердо сжатому рту. — Я никогда не предам тебя пока мы вместе. Обещаю.
***
Пронесшийся шторм, что чуть было не разрушил их зарождающуюся любовь, затих, оставив после себя безмятежное летнее небо с теплым солнышком на горизонте. Дети отправились в заслуженный отпуск, а Вера перебралась к Виктору, лишь заезжая домой полить цветы, да забрать нужные вещи. К теме ее прошлого они больше не возвращались. Хоть иногда она чувствовала его тяжелый взгляд, толику мелькавшего недоверия, Виктор неизменно оставался верен себе, решив перевернуть эту страницу и начать жизнь с чистого листа.
Вера была нежна, покладиста, в мгновение ока с ее легкой руки его холодный, мрачный дом превратился в уютное, полное любви и смеха жилище. Приехавший на каникулы из Лондона Саша был очарован потенциальной мачехой, и даже его пожилым родителям, до сих пор поддерживающим близкие отношения с его первой женой, она пришлась ко двору.
Виктор боялся поверить в свое счастье, но она не давала ни малейшего повода усомниться в ней. Все стало даже лучше чем было. Вера теперь была гораздо более умиротворенной, открытой, словно сбросила вместе с тайнами груз прожитых лет, окружив его ненавязчивой заботой и нежностью. За прошедшее после развода время он привык жить один — есть, что попало, самому стирать и гладить, приходившая раз в неделю уборщица приводила в порядок дом. С присутствием же Веры все бытовые заботы стали решаться сами, словно по волшебству. Он недоумевал, когда она все это делала, с удивлением обозревая в шкафу переглаженные рубашки или набитый едой холодильник, ведь все время, что он был дома, они проводили вместе, все больше узнавая друг друга, находя новые, умилявшие черты и смиряясь с раздражающими — прорастая в жизнь друга друга, как сплетаются ветвями два посаженных рядом дерева, какими бы чуждыми они не были в начале.
Их общение в спальне тоже вышло на новый уровень, принеся обоим много радости. Виктор перестал относиться к Вере как к хрустальной вазе, требующей исключительно бережного отношения, с восторгом воплощал все нереализованные фантазии, снова и снова поражаясь ее отзывчивости, тому с каким самоотреченным упоением она следовала за ним, с каким наслаждением отдавалась их постельным играм, распадаясь на тысячи маленьких, бесплотных солнечных зайчиков под его руками, губами, членом.
***
Время неслось неумолимой прытью. Не успели они оглянуться, и август на пороге. Пора было начинать готовиться к переезду, докупить кое-что из мебели для детских комнат, найти жильцов в Верину квартиру. На неделю перед первым сентября Виктор забронировал путевку в Турцию, и Вера, скрепя сердце, согласилась. Хоть Дашка и высказала свое фи, что ее как маленькую опять оставляют дома, Виктор сумел задобрить белобрысую ведьмочку, пообещав поездку в горы кататься на лыжах всем вместе на новогодние праздники.
Сегодня они собирались поехать навестить детей на даче, и Вера решила заехать к себе на квартиру, чтоб забрать затребованные дочкой шорты и трансформера, который вдруг безумно потребовался Дане, хоть до этого и валялся забытым полгода в углу.
Поднимаясь по лестнице, краем глаза увидела темную фигуру на верху пролета, но не придала этому значения. Уже открывая ключом дверь, резко, испуганно дернулась, вдруг ощутив присутствие чужого человека за спиной. Обернувшись, приготовилась со всей мочи закричать, но ей закрыли рот большой шершавой ладонью. Затрепыхалась, панически стала вырываться, в ужасе от происходящего, успев заметить лишь густую, закрывавшую пол лица бороду и практически налысо обритый череп, когда бандит крепко прижал ее к двери, навалившись всем телом.
— Тише-тише, — прошептал хриплый голос, отозвавшийся грохотом в душе.
Вера в шоке застыла.
Несмело, медленно подняла распахнутые от изумления глаза, чтобы встретиться с любимыми, счастливо поблескивающими карими, что уже и не чаяла больше увидеть на этом свете.
— Ну, здравствуй, родная