Влюбиться без возможности признаться... (глава 1)

Подкатегория: без секса

Очерк написан от имени клерка среднего звена, 30-летнего Андрея Вагайцева

"Господи, ну что я за идиот?" - мысленно спрашиваю я сам себя буквально каждое утро, как только собираюсь на работу. И ведь действительно - идиот. Ведь только конченый идиот может влюбиться в своего молодого босса, у которого невыносимый, тяжёлый характер и которому едва 25 исполнилось, а тебе самому уже немного за тридцатку.

30 лет - к этой цифре непросто привыкнуть, поверьте. И ведь я пытался: настраивал себя долго на серьёзный, немного пафосный лад, мысленно собирался, не бегал и не ржал как лошадь, чем так часто грешат мои 23-25-летние коллеги. 30 лет - цифра, ко многому обязывающая. Ты уже не побежишь вприпрыжку догонять смазливого паренька, когда он сломя голову бежит от тебя (это сарказм, ребят), и не наденешь яркие рваные и чуть зауженные джинсы, чтобы пощеголять своей сногсшибательной фигурой.

Так вот, о главном: почти два месяца назад у наших "рабочих ячеек" (сказано не без сарказма) показалось смазливенькое блондинистое личико, совсем немного за 25 лет (в итоге ему оказалось 26). Я, весь такой радостный, нараспашку, подошёл к нему - наверное, уж слишком радостный. И с улыбкой проговорил:

- Вы к нам, юноша? Извините, но отдел кадров на другом этаже.

Видели бы вы его физиономию! Красивые миндалевидные глаза налились негодованием, смешанным с раздражением. Он молча, чуть ёрнически воззрился на меня, затем медленно и важно проговорил:

- Меня зовут Андрей Владимирович Муромцев, я ваш новый бренд-менеджер. И прошу разговаривать со мной "на вы", - он устремил на меня свои красивые, но такие злые глаза.

Вот злюка, да? И кто бы думал ему "тыкать"?

Решив, что у парня мания величия, я поспешно и негромко формально извинился, затем протянул руку и сказал:

- Тоже Андрей, можно просто Дрюня.

Он впился в меня изучающим, долгим взглядом. Молчал минут пять. Затем, наконец, "родил":

- Мы с вами не друзья, и собрались не за карточными посиделками. Впредь, Андрей Максимович, будьте осторожны и соблюдайте субординацию. Думаю, так всем будет лучше.

Ёптиль! Где же он таких манер понабрался, в институте благородных девиц, что ли? В нашей компании всегда всё запросто было: мы даже нередко с начальством были на короткой ноге и позволяли говорить ему "ты". В особых случаях, конечно. Подобного рода формализм не только отклонялся, но и осуждался.

Но с приходом Муромцева всё кардинально стало меняться: он снова ввёл дресс-код, причём довольно строгий, затем штрафные санкции за его несоблюдение. Затем санкции были расширены и коснулись уже опозданий: а поскольку многие ездили с другого конца города, поневоле опаздывая, стоя по 1,5 - 2 часа в пробках, то санкции ударили по зарплатам многих. Обязательные планёрки в 7:30 также не способствовали росту симпатий к шефу Муромцеву: полусонные люди едва могли внять приказаниям новоявленного командира, буквально засыпая на ходу. Также непременным атрибутом рабочего процесса стало записывание за шефом всех его пожеланий и команд. Записи он обещал проверять, перепоручив это своему заму. Мы, услышав это, недоумённо пожали плечами: мы что, школьники или студенты какие, чтобы записи наши перепроверять? Да и что он пытался там найти, грамматические ошибки, что ли? Тем не менее, на эти вопросы пока не было ответов.

Со мной Андрей Муромцев вёл себя очень сдержанно, даже холодно, пожалуй. А за спиной уже шушукались не на шутку: мол, Муромцев недолюбливает Андрея Вагайцева, и прям так нехило. Я же не обращал внимания на то, как вокруг меня постепенно сгущаются тучи, продолжая радоваться жизни, но тем не менее - уже уволили моего помощника, стали сокращать ряды моих сторонников в фирме: кого рассчитывали, кого переводили на полставки

Я старался не придавать значения всем этим чисткам, просто выполнял свою работу. Меня, конечно, начинал уже бесить этот молокосос-сноб, но в то же время я вдруг начал замечать за собой, что мне нравится его внешность, его манеры, глаза. Мысленно я неоднократно пытался его раздеть. Знал бы он, какие у меня пошлые мысли роятся в голове, наверное, врезал бы мне по первое число. Словом, во мне боролись как бы два начала: обнять его и поцеловать либо врезать ему по первое число, да так, чтобы мало не показалось.

И было ведь, за что врезать: за три недели он уволил прекрасного сотрудника и вместе с тем мою давнюю подругу, Свету Соколову. На Светке была ипотека, муж-нахлебник и двое отпрысков. Короче, девка тянула на себе весь семейный воз. Но, как заявил ей Андрей Муромцев, она отныне стала некомпетентной и не отвечала новому уровню фирмы. Психанув, она даже отказалась отрабатывать положенные ТК РФ 2 недели, заявив, что не может больше оставаться в стенах этого дурдома. А ведь она отдала фирме ни много ни мало почти 15 лет! (Она была старше меня и пришла сюда работать сразу после института.) Мне было очень жаль Светку, но, к сожалению, я не мог ничего изменить: я хоть и был маленьким начальником, но против воли бренд-менеджера ничего пойти не мог.

Глубоко задумавшись, я решил обратиться напрямую к Николаю Николаевичу, который занимал должность, равную по рангу Муромцеву, будучи лишь формально с ним на равных, но не фактически (как оказалось позже).

- Николай Николаевич, можно? - осторожно постучался я к нему в дверь, когда офис почти опустел и можно было поговорить "по душам".

- Да, Вагайцев, заходи, - не очень весело ответил шеф.

- Да я, собственно, насчёт Муромцева. Не моё дело, конечно, но он совсем распоясался, мне так кажется. Уволил всех лучших сотрудников, практически всю мою команду. Даже тех, с кем я когда-то начинал. Вообще, скажите, что происходит, а? Есть ли возможность это как-то остановить?

Николай Николаевич молча и угрюмо выслушал меня, затем, рукой указав на соседнее кресло, сказал:

- Да знаю я всё это. Садись, Дрюнь, будет серьёзный разговор.

Я молча сел. Он продолжил:

- Тут, смотри, в чём дело: повлиять на Муромцева я никак не могу, не в моей это власти. Знал бы ты, кто его поддерживает...

- И кто же? - недовольно, чуть торопливо проговорил я.

Николай Николаевич тяжко вздохнул, затем, пожевав губами, быстро проговорил полушёпотом:

- Он родной сынок самого В.Н.

Я удивлённо присвистнул. Ну, теперь, кажется, всё стало понятно: В.Н. был влиятельнейшим меценатом нашего города С., одним из трёх соучредителей нашей компании. Он обладал огромным состоянием, солидными связями, и его воля могла изменить судьбу человека раз и навсегда. Понятное дело, должность бренд-менеджера для его сыночка была лишь небольшим бонусом, скажем так, тренировочной площадкой. Было очевидно: если сынок зачищает кадры, подминая их под себя, то перечить его воле не посмеет никто.

Тяжко вздохнув, я грустно спросил:

- Сколько мне осталось, Николаич? Только честно.

Тот резко запротестовал, взмахнув руками:

- Андрейка, да ладно тебе! Ты классный спец, он не посмеет уволить тебя. Ни опыта, ни сноровки тебе не занимать. В конце концов, уж за тебя я замолвлю словечко. Кстати, могу по секрету сказать: если хочешь знать, то Муромцев наоборот просил не упускать тебя из поля зрения, а совсем недавно, на той неделе, я слышал, что он проговорил в бухгалтерии буквально следующее: "Вагайцеву со следующего месяца поднять жалование, работы больше будет".

Я удивлённо охнул:

- Я думал, он терпеть меня не может.

Николай Николаевич ответил:

- Так-то оно так, но я думаю, что ты ему нужен. Готовься, тебе прибавится работы в скором времени. Можешь не сомневаться.

Я покинул его кабинет

Перед глазами стоял образ красивого, но строгого юноши. Нет, определённо, что-то меня в нём манило, заставляло мыслями вновь и вновь возвращаться к его образу, его взглядам. "Так, стоп, прекрати! Ну в самом деле - такой не может нравиться. А с другой стороны, почему нет? Он симпатичный, умный. Даже красивый. Интересно, а если снять с него галстук с пиджаком, расстегнуть рубашку, то каков он будет?" Отгоняя от себя эти пошлые мысли, я быстро собрался и поехал домой.

Вот так примерно и прошли эти два месяца. Во мне боролись два начала: с одной стороны, меня жутко бесил его высокомерный тон, пафосные манеры, стервозность, которая парням обычно не свойственна, но, с другой стороны, меня манила его внешность, его взгляд. Когда он поворачивался ко мне, сердце моё замирало. Мне хотелось слышать его голос, чувствовать и видеть его взгляд. Хотелось внимания. Я едва сдерживал себя, чтобы не улыбнуться ему всеми своими 30 белыми зубами (2 зуба были потеряны в студенчестве). Так непросто было сохранить деловой стиль, дистанцию.

Тем временем, Муромцев совсем завинтил гайки. Около половины прежних сотрудников было уволено, понижено в должности либо переведено на 0,5 ставки. Взамен он набирал новую команду. С этими, новыми людьми было не совсем просто работать: они были собранными, деловыми, циничными. Им всем было меньше 30 лет. Но я держался. Держался буквально из последних сил.

Обстановка на работе становилась всё нервознее. Пожалуй, единственной отдушиной была моя небольшая, но крепкая семья в лице моей мамы и сестры Вари.

Варвара Вагайцева - о, это поистине отдельная тема для разговора. Принципиальная, категоричная и непреклонная, она всегда и во всём привыкла идти до конца. Она работала педиатром. Уже это в немалой степени закалило её. Мне доводилось видеть её на работе: волевая, принципиальная, где-то, возможно, даже излишне жёсткая, но, как поясняла мне она же: невозможно иначе. Если врач будет мямлей, то у него ничего не выйдет. Но в быту она была совсем другой - мягкой и, в общем-то, дружелюбной девчонкой. Ну как девчонкой - недавно ей минуло 28 лет. Была одна проблема: её показная жёсткость натуры и характера нередко отталкивала бойфрендов от неё. В общем, она их сменила уже немало - столько, сколько мне и не снилось. Когда я спрашивал её об этом, она лишь отшучивалась: "Забирай их себе, мне они не нужны. Мямли какие-то". Короче, у нас были классные отношения. Мы были не просто братом и сестрой, но и верными друзьями. Она обо мне, разумеется, всё знала. Единственно, я не поделился с ней своими терзаниями насчёт нового босса, но в своих чувствах к нему я сам пока был не до конца уверенным.

субботам мы любили выезжать за город, бывать на пляже в Б.; в такие тёплые, знойные дни мы брали котомку, рюкзак, который набивали всякой всячиной, и ехали на пляж. Для нас это был не просто уикенд с пикником и купанием, но способ сбежать от давящего своей серьёзностью на нас города и вала проблем и забот. Ездили мы обычно вдвоём или втроём, беря иногда мать с собой (по её желанию). В ту субботу мать осталась дома из-за домашних дел, и мы с Варькой поехали вдвоём. По дороге она спросила меня:

- С тобой всё в порядке?

- А что такое? - резко поднял я голову.

- Ну, не знаю. Какой-то ты весь в себе.

Я пожал плечами. Не готов я был делиться с ней своими переживаниями. Ну, не переживаниями, а так, думками.

Так о чём же я думал? Во-первых, я точно теперь понимал, что не хочу уходить с работы. Вы, может, спросите: не странно ли? Но нет, не странно: мне очень нужна была эта работа, я очень долго к ней шёл. Это дорогого стоило. И второе: да, я запал на этого стервозного шефа. Теперь я точно знал это. Может быть, это была просто похоть, желание обладать им во что бы то ни стало? Возможно, но это казалось настолько маловероятным, что не рассматривалось мною всерьёз

Да и что сказать: "Шеф, я тебя хочу!"?! Так недолго либо пиздюлей получить от любимого и дорогого, либо просто оказаться уволенным. Не находил я пока ни ответов на эти вопросы, ни выхода из сложившейся ситуации. Прям, влюбился без малейшей возможности признаться...

Мы разложили одеяло, Варька легла загорать (это она всегда любила это больше, чем плавание), я же, сняв шорты и майку, остался в одних плавках и поспешил к озеру. Едва я приготовился нырнуть, как неожиданно громкий и довольно радостный голос меня остановил:

- Вагайцев, неужели ты? Каким ветром?

Я недоумённо обернулся и с удивлением увидел перед собой... Андрея Муромцева! Он был в одних белых плавках. Впервые я лицезрел своего молодого шефа в столь непривычном образе: красивый коричнево-загорелый торс, раскачанный весьма неплохо, широкие плечи. Было чем залюбоваться! Короче, парень выглядел весьма аппетитно. На нос были надеты стильные солнцезащитные очки. Он широко и приветливо улыбался мне. "Хм, а почему "на ты"? А как же субординация?" - подумал я. Но он не дал мне даже опомниться.

- Как дела? - вновь неожиданно приветливо улыбнулся он мне.

- Да нормально, - чуть потерянно ответил я, - а у вас?

- Ничего, нормалёк. Ты с семьёй или один приехал?

"И какое ему дело?" - уже с лёгким раздражением подумал я.

- Я с сестрой. Она вон там загорает. Ну а вы?

- Да я с друзьями, но они меня кинули. По сути, один я, - не переставал болтать мой обычно стервозный, нервный шеф.

"Интересно, что это за метаморфоза? - думал я в этот момент. - Или он вообще живёт на контрасте: там стервозная сука, то есть сучонок, а тут обаяшка-милашка?" Но, блин: когда я увидел его в иной ипостаси, он стал мне конкретно нравиться. Мне даже трудно было поднять на него глаза, я боялся покраснеть и того, что он заметит это. Блин, ну как пацан!

Вслух же я осторожно сказал:

- Вы меня извините, Андрей Владимирович, но мне пора. Такая жара сегодня, того и гляди сгорю на солнце, - при всей его красоте и притягательности я пытался поскорее отделаться от него - не хотелось портить себе выходной день подобревшим, но всё-таки шефом.

Он неожиданно рассмеялся:

- Да ладно, вне работы можешь звать меня просто Андрей. И "на ты". Я же младше тебя, если что. Но, повторюсь: только вне работы, - добавил он с уже намного более знакомой интонацией.

Я попытался соскочить:

- Да нет, неудобно. Вы мой шеф, и мне трудно перескочить так сразу.

На его лице мелькнула едва уловимая досада, даже нетерпение:

- Ну, как знаешь. Слушай, а давай наперегонки поплывём вон к той скале? Зуб даю, не догонишь меня.

Я с удивлением посмотрел на него. А парень явно в ударе сегодня!

- Нуу, - "проблеял" я, - давайте. То есть, давай. Но я ходил на профессиональное плавание, так что не думаю, что у тебя много шансов.

Парень лишь усмехнулся в ответ.

Мы поплыли. Я сразу понял, что он очень опытный пловец. Гораздо лучше меня. Но сдаваться я не собирался - Вагайцевы так легко не сдаются! Еле сохраняя дыхание, хрипя, я доплыл до скалы лишь на 30 секунд позднее него. Он победно посмотрел на меня. Меня же охватило чувство досады.

- Знаешь, в чём твоя проблема? - самодовольно сказал он, когда мы расположились на песке позади той самой скалы, до которой так упорно плыли.

- В чём же?

- Первое: ты не умеешь балансировать дыхание. А дыхалка - главное в плавании. Второе: ты не умеешь приобретать союзников и по-настоящему угождать начальству, - и он с довольно ехидной ухмылкой посмотрел на меня. - А это очень важно в любой работе.

Второе явно не касалось плавания и выходного дня, но Муромцев всегда любил резко переходить с темы на тему. К этому я привык. Не привык я к такой доверительной, практически приятельской откровенности.

- А почему ты мне всё это рассказываешь? - прямо, в лоб спросил я.

- Не знаю, может, потому, что ты вызываешь у меня симпатию

Мне казалось, что вы, то есть ты, наоборот, меня не особо жалуете.

Андрей рассмеялся:

- Всё совсем не так, как кажется. Помни об этом. Скажу одно: работник ты толковый. Оставайся таким и не задавай лишних вопросов... Ну что, поплыли? - весело обвёл он меня взглядом, резко уйдя от темы.

Впрочем, как всегда.

- Поплыли, ага.

Приплыв обратно, он не пошёл к своим, а увязался за мной. На нашем полотенце как ни в чём не бывало возлежала моя сестра, Варвара-краса.

- Варь, познакомься, это мой начальник, бренд-менеджер Муромцев Андрей Владимирович.

- Фу, - поморщился Муромцев, - зачем так официально? Можно просто Андрей. Здравствуйте, Варя, - он улыбнулся ей своими идеально ровными зубами.

- Здравствуйте, - улыбнулась она в ответ.

Я сразу просёк, что парень ей очень понравился. Впрочем, она ему тоже. Мне вдруг стало это неприятно. Впрочем, сами понимаете...

Они мило болтали о всякой ерунде, которая ровно ничего не значила. Он явно подбивал к ней клинья, она же была явно не против этого. Он время от времени задумчиво посматривал на меня, впрочем, мимоходом.

Обратно на машине мы ехали втроём: выяснилось, что Муромцев своё авто оставил дома, а друзей, оставшихся на пляже, беспокоить не стал.

Я был мыслями весь в себе, односложно отвечая на иногда возникающие в ходе беседы вопросы. Муромцев предстал передо мной совсем в ином образе, что меня и обрадовало, но и огорчило: он мог быть милым, даже обаятельным, чуть ли не рубахой-парнем. Но стало точно понятно: он натурал. Иначе он не подбивал бы столь настойчиво клинья к моей Варьке. Не то чтобы я ревновал, мне просто было неприятно. Впрочем, ему было плевать на мои чувства просто потому, что он о них не догадывался.

Как-то очень скоро выяснилось, что у Муромцева вечер абсолютно свободен. Варя же его немедля пригласила на чай: познакомить с мамой. Потихоньку я её одёрнул - мол, что ты делаешь? Но она лишь отмахнулась - делаю, что хочу. Они поднялись наверх, к матери, а я остался курить внизу, у подъезда.

Когда я вошёл на кухню, то увидел вполне милую, домашнюю картину: мама показывала Андрею старые фотографии, попутно что-то рассказывая о нашем с Варькой далёком прошлом.

- А помнишь, Дрюнь, как ты вымазался в краске, а дядя Сева сфоткал тебя? Очень смешно вышло, - смеялись Варя и мама, а Андрей внимательно смотрел на меня, но глаза его улыбались.

Пошумев больше для вида (я не любитель, когда обсуждают мои фотки прошлых лет, тем более в мелком возрасте), я сказал, что Андрею Владимировичу пора. Это был ненавязчивый намёк на то, что ему пора убираться. По правде говоря, я устал от этого парня: я и так вижу его пять дней в неделю, а теперь ещё и в выходные. Лицо Андрея вытянулось, стало более жёстким, но он промолчал. Однозначно, он это запомнил и мне ещё припомнит! Но мне было всё равно: я просто остаток вечера хотел провести с родными, в тиши семейного уюта. Андрей, даже весьма подобревший и милый, ну никак не вписывался в эту атмосферу. Да, мне нравился этот парень, но неоднозначность его натуры отталкивала меня от него. Плюс ко всему, он поувольнял всех моих союзников и друзей, что мне трудно было простить ему. Думаю, он всё это понимал.

Я взялся отвезти его назад, домой. Ехали мы молча, он смотрел по сторонам, потом копался в телефоне, я же следил за дорогой.

- У тебя очень хорошая, милая семья, - сказал он задумчиво. - Можно я буду иногда приходить к вам?

Я удивлённо пожал плечами:

- Ну, как хочешь. Решать не мне, тут как Варя и мама скажут. Если они не против, то конечно, давай.

Он поднял глаза от телефона:

- А ты хочешь, чтобы я приходил?

"Честно, нет, - подумал я. - Только дома тебя не хватало!" Но вслух я, понятное дело, не мог так сказать, а потому произнёс с расстановкой:

- Будем рады вам, Андрей.

Грустно вздохнув, он молча вышел из машины, оставив меня в непонятных раздумьях. Постояв у его дома некоторое время, я завёл мотор и быстро уехал.