(гей-фантазия с участием Макса Римельта)
1.
Это произошло в Германии, в начале нового века. Мне посчастливилось выиграть грант на годичное обучение дизайну в Берлинском университете искусств, и я вёл увлекательное, по большому счёту беззаботное существование, транжиря деньги немецкого государства. Когда тебе двадцать, жизнь, особенно за границей, полна соблазнов, а их удовлетворение, ясен хрен, требует немалых затрат. Сегодня нужна новая футболка, завтра - джинсы, послезавтра намечается крутая вечеринка в дорогущем клубе - только успевай отстёгивать еврики.
Очень скоро бабла стало катастрофически не хватать: стипендия таяла, едва попадая мне в руки, то же самое происходило с деньгами, которые время от времени высылали родители. После очередной попойки финансов хватало лишь на дешёвую еду да на проезд от общаги до универа - нужно было срочно искать источник дополнительного дохода.
Однажды я пожаловался на плачевное состояние кошелька сокурснику - парню из Берлина, который работал помощником оператора на какой-то киностудии и заодно получал университетское образование. Выслушав мои жалобы, Эрих задумчиво оглядел меня с ног до головы и сказал:
- Знаешь, я бы мог тебя пристроить статистом на студию, там сейчас как раз ищут чела вроде тебя. Платят не то чтобы ах, но всё лучше, чем ничего.
- Это точно, - вздохнул я. - А что делать-то надо? Актёром мне пока не доводилось быть.
- Не страшно, - Эрих ободряюще похлопал меня по плечу. - Тебе просто надо будет немного поработать жопой!
- Что-о-о?! - воскликнул я, очумело уставившись на собеседника; решив, что не совсем понял (мало ли, может, он употребил какой-нибудь незнакомый мне немецкий оборот), я переспросил: - Поработать жопой? Ты мне что, в гей-порно предлагаешь сняться?!
- Почему же в порно? - удивился тот. - В обычном фильме. Иногда актёры отказываются раздеваться перед камерой догола и показывать всему миру свои причиндалы. Тогда находят дублёра, который делает это за него. Лицо не показывают - только то, что ниже пояса. Сейчас ищут такого человека для одного актёра второго плана - парень он красивый, но ужасно стеснительный. Сразу выдвинул условие, что трусы на съёмочной площадке снимать не будет. У вас тела похожи, а твоя задница вроде как даже посимпатичнее. Так что, думаю, он будет не против, если ты на экране мелькнёшь голышом вместо него.
- Прикол, конечно, - пробормотал я, в раздумьях почёсывая голову. - А если меня спросят, кем я был в фильме - что мне говорить? Что я был жопой Штеффена Шрёдера, не так ли?
- Типа того, - засмеялся Эрих. - Или членом Ханно Коффлера. В общем, частью живой легенды. Соглашайся - когда у тебя ещё будет такой шанс? Ну и потом, полчаса съёмок, и сотня-другая евро в кармане. Плохо, что ли?
- Эх, чёрт, кабы не деньги, в жизни бы не согласился, - проворчал я. - Короче, уговорил - веди меня в свою студию!
Через день после нашего разговора Эрих привёл меня на "кастинг" к молодому режиссеру Деннису Ганзелю. Смотрины оказались очень недолгими: сухо поздоровавшись, Ганзель велел мне повернуться спиной, снять футболку и спустить штаны. Я услышал позади себя довольное хмыканье, а потом краткое - "Годится!" Так, неожиданно для самого себя, я принял участие в съёмках молодёжной комедии "Девочки сверху". В контракте чётко обозначили мою скромную роль - "ягодицы Торстена Феллера" - и зарплату, равную... Ой, блин, чуть не проговорился!.. Ребята, извините, не скажу, сколько я тогда получил: я подписал договор о неразглашении суммы гонорара и по сей день не имею права выдавать эту страшную тайну.
Никогда не думал, что создание фильма (даже комедии) - такой муторный процесс. Я провёл в студии всего полдня, но мне показалось, что прошла целая нудная вечность. Режиссёр решил, что на съёмках обязан присутствовать весь актёрский состав, даже если в сцене задействованы два или три человека: мол, друзья, вы должны позади камеры создавать настроение, постоянно "вариться" в атмосфере картины и помогать тем, кто в эту минуту работает над эпизодом.
До этого я наивно полагал, что все комедийные актеры - от рождения забавники и хохотунчики, что как только они слышат команду "Внимание! Мотор!", тут же начинают вовсю прикалываться перед камерой и дурковать в своё удовольствие. Ага, куда там! Трёхминутную сцену в кафе, где Инкен и Вики, героини фильма, назначили встречу Торстену, снимали почти три часа, потому что, кажется, в тот день у актёров не было никакого желания хохмить.
Диана Амфт (Инкен) и Фелицитас Волль (Вики) сидели за столом как в воду опущенные и ужасно злые. Было непохоже, что процесс съёмок доставляет им большую радость: обе без конца огрызались и вместо своих забавных реплик то и дело обменивались колкостями личного характера. Сделали, наверное, дублей тридцать, прежде чем девочки расшевелились и отыграли свой диалог.
Потом появился Торстен Феллер с розой в руке - он был не менее отмороженный, чем его партнёрши по эпизоду: откровенно тупил, неуклюже двигался, его то и дело отвлекали сползающие на нос очки, а цветок, казалось, вообще выбивал из колеи и не давал работать. Актёр немного пришёл в себя только после того, как Ганзель заорал: "Да засунь ты уже эту розу себе в рот или в зад!" Придумать же какую-нибудь уморительную фишку в сцене он так и не смог. Всё, на что хватило его остроумия, - это отвернуться и подышать в ладонь, проверяя, свежее ли у него дыхание.
Следующим по плану был эпизод с моим участием - точнее, с участием моей задницы. Меня нужно было... хм... слегка подгримировать, поэтому после сцены в кафе Деннис объявил перерыв. Пока другие пили кофе и ели сэндвичи, я в гримёрке разделся догола, и какая-то фрау лет тридцати принялась тонировать мне заднюю часть тела - спину, ягодицы, ноги. Она объяснила, что мою бледную кожу нужно максимально выровнять цветом, чтобы она напоминала загорелую кожу Феллера.
Пока гримёрша раскрашивала спину, всё было ничего - правда, время от времени в комнату заходили посторонние люди и нервировали любопытными взглядами, бродившими в области моего члена. Но потом фрау принялась за ягодицы, и вот тут-то началось настоящее испытание. Чёрт, я же не железный - как можно оставаться спокойным, когда чьи-то нежные ручки массируют тебе задницу, втирают в неё крем, а затем проникают в ложбинку и лезут дальше, вглубь, и ты ощущаешь, как твоих самых интимных мест касаются маленькие пальчики!.. Чувствуя, что мой друган между ног тяжелеет и неумолимо задирает вверх голову, я, наверное, покраснел до ушей и от стыда готов был провалиться сквозь землю. В отчаянии скрестив руки в паху, чтобы меня не спалил очередной посетитель, я приготовился стойко выдержать эту пытку до конца.
Хорошо, что фрау была увлечена творческой работой и не заметила моего возбуждения - хотя, может, сучка, и заметила всё, только виду не подала. Когда она, наконец, объявила, что гримирование окончено, я стремительно накинул на себя студийный халат и был таков. Благо, я хоть не кончил тогда от касаний этой мучительницы - вот было бы смеху, ей-богу!
К моменту, когда снова начались съёмки, я уже успокоился и был готов к исполнению своей звёздной роли. На моё счастье, в маленькое помещение ванной комнаты, где снимали сцену с Инкен, её отцом, полуголым Торстеном и раздетым мной, не могла вместиться вся актёрская команда, чтобы "создавать нужную атмосферу" - и, честное слово, меня это вполне устраивало. Мне хватило изумлённых взглядов актёра, играющего отца: он уставился на мой хрен так, будто никогда в жизни не видел двадцатисантиметровых инструментов. Самое интересное, именно эти ненаигранные взгляды и вошли в фильм. А моя "загоревшая" попка напротив очумелой физиономии папаши мелькает в кадре всего несколько секунд - это всё, что оставили от часовой съёмки. Впрочем, какая мне разница - я горд уже тем, что снялся в одном из самых смешных эпизодов картины.
А потом опять был перерыв, на этот раз вынужденный. Все ждали какого-то "Рими", который тоже участвовал в эпизоде с Торстеном. Режиссёр рвал и метал: сцену с этим пофигистом предполагалось снимать на улице, и нужно было успеть всё сделать при ярком солнечном свете. Деннис хлестал крепкий кофе и поминутно названивал нерадивому актёру, но тот и не думал отзываться - казалось, он решил на всех положить с прибором.
Рими явился в тот момент, когда Ганзель орал, что, если "этот ублюдок" не придёт через полчаса и сорвёт съёмки, он его, нахер, уволит ко всем чертям и заставит выплатить неустойку.
В студию вбежал запыхавшийся парень, совсем ещё юный, хотя позже выяснилось, что ему восемнадцать. От пацана исходило какое-то свечение - ей-богу, не вру: едва он появился, как в помещение словно заглянуло солнце и стало светлее. Этот внутренний свет в первое мгновение меня ослепил, поэтому я даже не разглядел парнишку как следует. Скорее, почувствовал, потому что сияние было реально осязаемым, оно оставило на коже ощущение приятного тепла.
- Ты вообще знаешь, во сколько мне обходится час съёмок?! - без предисловий обрушился Ганзель на вновь прибывшего. - Где тебя черти носят, мать твою за ногу?!
- Деннис, извини, в колледже неожиданно задержали после занятий, - чуть задыхаясь, объяснил тот. - И позвонить не мог - в сотовом разрядилась батарея.
Рими негромко, со сдержанным достоинством - очевидно, не слишком трепетал перед режиссёрским гневом. Его спокойствие передалось и Ганзелю: он почему-то сразу перестал злиться, просто велел Диане и Торстену готовиться к сцене, пока опоздавший переодевается и гримируется.
Во время работы над сценой у меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть Рими (на самом деле его звали Макс Римельт). Как актёр этот юноша был не слишком интересен, играл заурядно и плоско - ясно, что в кино он попал благодаря своей удивительной солнечной энергетике и исключительной внешности: Римельт источал какое-то поразительное, нечеловеческое обаяние, от него было невозможно отвести взгляд.
У Макса было широкоскулое лицо с бесподобными голубыми глазами - формой они напоминали очи ангелов на картинах Рафаэля. Довольно массивный, но мягко закруглённый подбородок; аккуратный прямой нос с едва заметным утолщением в верхней части переносицы; светлые густые волосы, для фильма небрежно взбитые наверх по тогдашней моде, - несмотря на общую мягкость, его облик был предельно гармоничным и мужественным. В лице Макса каждая черта приковывала внимание, но самым потрясающим был рот - широкий, с полными, чувственными губами, в которых, однако, не было ничего женского. Благодаря строению лица уголки рта были чуть приподняты кверху, и это создавало эффект "улыбки Джоконды", внося в образ парня долю загадочности, что лишь усиливало его запредельное обаяние.
Трудясь над образом юного Римельта, природа, безусловно, сотворила идеальную модель мужской красоты - этот парень был обречён разбивать сердца сотен, тысяч, миллионов девушек и (чего уж греха таить) юношей.
Ранее я не наблюдал за собой склонности к любованию молодыми людьми, какой бы яркой внешностью они ни обладали, но в тот день во мне произошёл революционный переворот. Затаив дыхание, я следил за каждым движением паренька в клетчатой рубашке: Макс снова и снова произносил свои реплики мягким, приятно модулированным голосом, а я чувствовал, что в душе у меня нарастает волна необъяснимой нежности к этому невероятному созданию. В те минуты я вряд ли испытывал к нему что-нибудь похожее на физическое влечение, но всё же был немало смущён: любовь с первого взгляда (особенно к парням) была для меня совсем нехарактерна...
2.
Съёмки закончились около девяти вечера - на улице успело стемнеть. Я собирался со всеми попрощаться и ехать в общагу, когда ко мне подошёл Эрих: спросил, не желаю ли присоединиться к вечеринке, что намечалась дома у одной из киношных девчонок. Откровенно говоря, находиться в компании почти незнакомых людей совсем не хотелось; к тому же, в тот момент меня не приводила в священный трепет мысль о том, что, возможно, я нахожусь среди будущих мировых знаменитостей и должен хвататься за любую возможность поближе с ними сойтись. Я уже собирался ответить вежливым отказом, сославшись на усталость и необходимость назавтра рано вставать, как вдруг услышал весёлый голос Римельта:
- Так мы идём или нет? Умираю хочу холодного пива!
- Эй, Рими, пивной ты бочонок! - сердитым голосом окликнул его Ганзель. - Если завтра увижу, что кое-кто припёрся с будуна, точно вышвырну из фильма! Ты меня понял?
- Деннис, ничего такого ты не увидишь, - пообещал Макс, - у меня утром тренировка, так что даже если напьюсь, весь хмель успеет выйти.
- Ну смотри у меня, смутьян, - для профилактики пригрозил режиссёр и, уходя, проворчал, уже ни к кому конкретно не обращаясь: - Связался же на свою голову с этим несносным юнцом! Одни недоразумения с ним - вот оно мне надо?!
Римельт молча высунул язык вслед его удаляющейся фигуре и расплылся в шкодливой улыбке. Было видно, что брань Ганзеля ему совершенно до фонаря и что он ни капли не боится его угроз...
Поняв, что Макс собирается принять участие в актёрских посиделках, я тут же забыл о своём решении уходить восвояси и сказал Эриху, что, пожалуй, готов ещё часок потусить в "звёздном обществе". А на самом деле, конечно, хотел ещё хоть немного побыть рядом с "этим несносным юнцом", этим лучистым пареньком, который успел целиком заполнить мои мысли.
Дом Дианы Амфт находился в двух кварталах от студии, поэтому вся компания пошла пешком, растянувшись на целую улицу. Впереди, взявшись за руки, шагали Диана и Рими - то ли репетировали отношения, прописанные в сценарии фильма, то ли в самом деле были парой. С большим отрывом от них шли Торстен Феллер и Каролина Херфурт: позже я частенько видел эту девушку на экране, она мне всегда больше других нравилась и внешне, и как актриса. Потом стайкой вышагивали ещё несколько девчонок и парней из комедии, а завершал "процессию" обслуживающий персонал фильма - Эрих и я: ничего не поделаешь, жопа должна занимать место, соответствующее должности...
Двухэтажный особняк родителей Дианы Амфт был типичным домом зажиточных берлинцев, но мне, выходцу из российской семьи с более чем скромным достатком, он тогда показался огромным и невообразимо богатым. В гостиной с исполинским телевизором на стене, фундаментальной библиотекой и роскошными кожаными диванами я почувствовал себя жалким провинциалом - настолько непривычной была обстановка. Услышав же "инструктаж" хозяйки по поводу того, как нужно себя вести во время вечеринки, совсем пал духом.
- Ребята, предлагаю начать веселье, только предупреждаю: не обтирайте обои и не трясите пепел куда попало! - громко объявила Диана гостям. - Да, и не ставьте бутылки на мебель, чтобы не поцарапать!
Услышав это, все весело засмеялись.
- Не понимаю, что здесь смешного, - недоумённо заметил я Эриху. - По-моему, чистой воды снобизм. Зачем вообще звать в гости, если так трястись над каждой царапиной на мебели?!
- Ну ты и олух, - фыркнул тот, - это же слова из нашего фильма! А ты и вправду подумал, что Диана вздумала тут всех построить? На вот, хлебни пивка - расслабься уже наконец!
Эрих протянул мне открытую бутылку. Я поспешно сделал несколько глотков, чтобы скрыть неловкость, но всё равно ощущал себя полным идиотом и абсолютно чужеродным элементом среди этих людей. От смущения я даже забыл, что хотел пообщаться с Римельтом, хотя, возможно, это было и к лучшему: совсем не представлял, о чём с ним говорить.
Я решил забиться в какой-нибудь дальний угол, выпить пару бутылок пива и незаметно слинять. Наверное, именно так бы и поступил, но тут Эрих захотел меня представить всей честной компании. Громко постучав ножом о бутылку, он крикнул: "Ruhig! Ruhig!" ("Тихо! Тихо!"), а потом, указав на меня, сказал:
- Друзья, обратите внимание на этого славного парня! Его зовут Саша, он приехал из России и сегодня сильно выручил нашего Торстена. Для тех, кто ещё не в курсе, сообщаю подробности: Саша согласился вместо него оголить перед камерой свою замечательную попку. Надо сказать, этим отважным поступком русский парень буквально спас репутацию Феллера, ведь тому есть что скрывать под штанами! Наверное, мало кто знает, что на правой полужопице нашего скромного коллеги - тату с Микки-Маусом, а на левой - Русалочка! Пережитки прошлого, так сказать.
- Сука, ты зачем выдаёшь чужие тайны?! - перекрывая всеобщий хохот и требования засветить портреты мультяшных героев, завопил Торстен, тоже сгибаясь от смеха. - Ну ничего, я и на тебя компромат найду!
Мне показалось, что обстановка в доме слегка потеплела - возможно, благодаря Эриху, а может, это выпитое пиво разогрело мне кровь. Какова бы ни была причина, но после представления моей персоны я себя почувствовал значительно увереннее. Настолько увереннее, что задумал сам стянуть на себя всеобщее внимание и поднял руку, требуя тишины.
- Друзья мои! - воскликнул я с горячностью, коей мне иногда удавалось достичь после дозы алкоголя. - Я счастлив, что мне выпал такой уникальный шанс: во-первых, сняться в кино, пусть и в столь непритязательной роли, как моя, а во-вторых, познакомиться со всеми вами. Я хотел бы сделать для вас один крошечный подарок - исполнить песню собственного сочинения на немецком языке! Я её написал ещё в школе, для фестиваля германской культуры, и тогда же единственный раз спел на публике. Так что сейчас, можно сказать, снова состоится дебют этого "шедевра"! Прошу не судить автора слишком строго за глупый текст, грамматические ошибки и плохое произношение.
- Просим, просим! - зааплодировали немцы, и я как можно более проникновенно затянул свое сентиментальное произведение про птичек в лесу и апрельский дождь.
Строчки про "твои глаза, что кружат мне голову, как старое вино" я спел, поймав сияющий взгляд Макса. Он стоял по правую руку от меня, и лицо его выражало если не восторг, то что-то очень близкое к этому: губы парнишки были слегка разомкнуты, а огромные голубые глаза подёрнуты влажным блеском. В тот момент Римельт был так непередаваемо красив, что у меня невольно дрогнул голос, и это придало песне особое качество, характерное для настоящего искусства: финал прозвучал максимально просто и на той единственно верной ноте, что порой пробирает до слёз своей искренностью.
Закончив петь, я дурашливо раскланялся перед публикой и с улыбкой выслушал комплименты вперемешку с изумлёнными восклицаниями: дескать, как так - иностранец, а песни сочиняет на немецком языке, - просто нереально круто! В общем, я пережил свою минуту славы и мог считать вечер удавшимся.
потом я услышал то, чего никак не ожидал: русскую речь.
- Бал’шое спассиба, Саща! - с милым акцентом сказал Макс и трогательно коснулся моего плеча. - Твоя песня такая красивая!
- Макс, ты говоришь по-русски? - удивился я, беря с барной стойки новую бутылку пива.
- Ах, ньет, лищь чьють-чьють! - воскликнул Римельт с такой забавной интонацией, что я не выдержал и расхохотался.
- Ах, я очьен’ плёха гоффарить па руски! - словно оправдываясь, быстро добавил Макс и грустно потряс головой. - И ти минья патаму не льюбить, да?
- Ну что ты, Макс, разве тебя можно не любить?! - обняв за плечи это чудо природы, шутливо возразил я на немецком языке, а потом, поддразнивая Римельта, сказал по-русски, имитируя его характерный выговор: - Саща тибья льюбить очьен’-очьен’!
Поняв, что я прикалываюсь, Макс засмеялся и несильно ткнул меня в бок. Этот дружеский жест тронул меня до глубины души: он означал, что между нами возникло взаимопонимание, которого некоторые добиваются неделями и месяцами. Оно зародилось буквально на пустом месте, из ничего и от этого казалось ещё более восхитительным. Признаюсь, я был на седьмом небе оттого, что лучезарный юноша одарил меня своим вниманием.
Мы уселись на диване в дальнем углу, где я ранее планировал скоротать время в одиночестве. К счастью, теперь у меня был юный собеседник - до того очаровательный, что хотелось посадить его на колени и с умилением гладить, как любимого котёнка. Он то и дело вставлял в разговор слово-другое по-русски, и его акцент действительно напоминал забавное мяуканье.
- Макс, откуда ты знаешь русский? - спросил я, когда мы выпили за дружбу между народами. - Неужели в школе учил?
- Но же ньет, - со своей своеобразной грамматикой возразил Римельт. - Meine Oma ist eine halbe Russin. Мой бабушька... э-э-э... fifty-fifty руски!
- О, даже так? - удивился я. - Выходит, Макс, у нас в жилах течёт общая национальная кровь?
- Ах, да, Саща, да! - охотно подтвердил тот.
Лицо юноши озарила лукавая улыбка, отчего на щеках у него образовались две прелестные складки - чёрт, в тот момент я был готов зацеловать Макса, до того он был хорош!
- Бабушка говорит, что русские - самый мудрый народ, и она тоже очень мудрая, - продолжал Рими. - Знаешь, мои родители развелись, когда я был совсем маленький, и меня в основном воспитывала бабушка. Так вот, именно она помогла мне удержать равновесие между актёрской игрой и учёбой в школе, да и просто научила контролировать себя, не терять ощущение реальности. Без неё я бы уже, наверное, давно превратился в монстра.
- Так уж и в монстра? - засмеялся я и не смог удержаться, взъерошил волосы на голове Макса. - Да ты самый настоящий ангел!
- Ага, не скажи! - воскликнул тот. - Я же уже очень давно играю на сцене и снимаюсь в кино, поэтому только и слышу вокруг: ах, какой талант, ах, какой красавчик! Разумеется, я в это и сам начал верить, а на других стал смотреть свысока - они же не такие красивые и талантливые, как я! Причём, самое ужасное, даже не заметил, как это произошло. Однажды бабушка мне устроила головомойку: сказала, что я превратился в надменного, чванливого нахала и ни во что не ставлю людей - вон ей уже несколько знакомых жаловались. Меня это так шокировало, что я целую неделю по ночам рыдал в подушку. Пришлось срочно пересмотреть своё отношение к людям и изменить поведение. Надеюсь, больше со мной такого не повторится!..
К дивану подлетела заметно охмелевшая Диана и плюхнулась на сидение.
- Макси, я тебя потеряла - думала, ты уже слинял! - сказала она со смехом, по-свойски обвивая руками шею моего собеседника. - А ты, оказывается, нашей драгоценной поющей попке зубы заговариваешь! Саша, если не хочешь всю ночь слушать болтовню Рими, немедленно уноси ноги, иначе он тебя до смерти замучит своей философией.
- Ну почему, мне очень интересно с Максом общаться, - вежливо возразил я, досадуя на хозяйку дома за то, что она так неделикатно, а главное, так не вовремя вторглась в нашу уютную беседу.
К счастью, Диана снова вскочила на ноги.
- Ребята, я мигом - в туалет только сбегаю, и снова к вам! - сообщила она, срываясь с места и устремляясь к ванной комнате; обернувшись в дверях, она крикнула Римельту из другого конца гостиной: - Макси, сгоняй возьми для меня в баре пару бутылочек!..
- Саша, ты ещё будешь пить? - спросил мой собеседник, вставая с дивана.
Я кивнул, и Рими бодро отправился на добычу "топлива".
Вернулся он с целой коробкой пива и, поставив её на столик, достал две бутылки. Протянув мне одну, хитро прищурился и сказал:
- Саша, вопрос на засыпку: скажи, за что поднимают третий тост в России?
- Ну, не знаю, - растерялся я, - может, за любовь?..
- Да, правильно! - восторженно подтвердил юный знаток русских обычаев. - Пока нет фройляйн Амфт, мы с тобой выпьем за любовь! На брудершафт!
- Э, Макс, не сваливай всё в одну кучу! - рассмеялся я. - На брудершафт - это обычно предпоследний тост. А потом идёт "на посошок".
- Эх, жаль, - вздохнул Римельт и снова блеснул хитрым глазом. - Я хотел за любовь, но так, будто на брудершафт.
- Чтобы в конце поцеловаться? - не без ехидства уточнил я.
- Угадал! - хмыкнул тот.
Я опустил голову, чтобы откупорить бутылку, но тут же испуганно вскинул её, услышав, как одновременно со щелчком открываемой крышки Макс издал вопль и какое-то навороченное немецкое ругательство.
Римельт стоял передо мной, держа в руке открытую бутылку пива, стенки которой были сплошь покрыты белой пеной. Светлая ткань его парусиновых штанов намокла и потемнела, причём на самом интересном месте - в области паха и ниже: тёмное пятно растеклось по внутренней стороне бедра.
- Н-да, прикольно выпил за любовь, - разглядывая нижнюю часть своего тела, озадаченно произнёс Макс и хмыкнул. - Красавчик просто!
Тут снова появилась Диана и с удивлением уставилась на Римельта.
- Не поняла - ты обоссался, что ли, пока меня не было? - иронично поинтересовалась она. - До туалета не добежал, бедняга?
- Ничего подобного - тоже мне, наговор! - театрально возмутился тот. - Не успеет человек слегка облиться, как его тут же обвинят во всех смертных грехах! Можешь сама проверить, что это такое. Да вот хоть понюхай - пивом за километр несёт!
- Ага, щас, ещё только я тебя не обнюхивала! - фыркнула Диана и развалилась на диване. - У нас сегодня, кажется, Саша на подсобных работах? Вот пусть и проверит, что там с тобой произошло. Пусть он тебя понюхает!
Я неловко молчал, не понимая, злится хозяйка или просто так элегантно шутит, и не знал, как мне реагировать на её замечание о моей должности "разнорабочего" - рассмеяться или обидеться.
Макс тут же подхватил заданную "сцену" и творчески её развил - он вплотную подошёл ко мне и сказал:
- Саша, ну раз такое дело, докажи этой неверующей, что я не обоссался.
- Как доказать? - недоумённо спросил я, не врубаясь, что мне положено делать "по сценарию".
- Просто потрогай меня и скажи ей, что то место, каким парни писают, сухое, а на штанах у меня - пролитое пиво.
Я смущённо хохотнул и, слегка коснувшись пальцами его ширинки, ощутил под сухой тканью мягкую выпуклость. Я понял, что это Максов член, и в смятении почувствовал, как мой собственный неумолимо начинает шевелиться в трусах! Испугавшись, что собеседники заметят моё возбуждение, я торопливо отдёрнул руку и пробормотал, что система в порядке и протекания крана не обнаружено. Однако Римельт тут же схватил мою ладонь и воскликнул:
- Ну нет, разве так проводят обследование?! Ты по-человечески проверь, как следует - пусть Диана убедится, что я её не обманываю!
Я почувствовал, как щёки у меня заливаются краской, но члены нашей изысканной компании с интересом ждали, что же будет дальше, поэтому я решил с достоинством доиграть сцену до конца.
С непроницаемым лицом (и мокнущим членом в штанах) я положил ладонь на пах этого змея-искусителя - Макс тут же подал всё тело вперёд, чтобы усилить контакт. Я тоже увеличил давление и, преодолевая сладостное головокружение, ощутил рукой, как под моим напором восхитительно объёмное хозяйство Римельта сдвигается набок...
Диана глядела на эту безмолвную сцену, а я с полуулыбкой наблюдал, как темнеет её взгляд, наполняясь не то ревностью, не то яростью. Не отрывая глаз от лица актрисы, я с потаённым наслаждением изучил рукой жаркое пространство Максовой промежности, не забыв сунуть пальцы глубоко между ног. Наконец не без сожаления оторвал ладонь от штанов Римельта и громко огласил вердикт:
- Сухой, не обоссался. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Диана вскочила с дивана и крикнула:
- Эй, вы, пара ублюдков! Наигрались в свои голубые игры?! Тогда убирайтесь отсюда нахер - оба! Чтоб духу вашего здесь не было!
С пылающим лицом хозяйка дома убежала в спальню и хлопнула дверью так, что содрогнулись оба этажа. Гости с недоумением замолчали и уставились на меня с Максом. Римельт невозмутимо окинул всех взглядом и сказал:
- Не обращайте внимания - у девушки острый приступ сифилиса, ей нужно побыть одной! А нам с Сашей пора - желаем вам хорошо повеселиться...
- Диана всегда так - придумает какую-нибудь дурацкую игру, доведёт до абсурда, а потом начинает истерить и крушить всё вокруг, - спокойно говорил Римельт, когда мы шагали по тускло освещённым улицам спального района. - Девчонке просто не живётся без этих драм - прям беда с ней.
- Макс, я так понимаю, ты встречаешься с Дианой? - как бы между прочим спросил я. - У вас близкие отношения?
- В том-то и дело, что нет: мы просто друзья, - ответил Римельт. - Но она ведёт себя так, будто я её парень, - ужасная собственница! Ну да ты и сам видел.
- Да уж, тяжёлый характер, - согласился я, в душе почему-то ощутив удовлетворение от того, что Макс не крутит любовь с этой истеричкой. - Так у тебя вообще ничего с ней не было? Ну, ты понимаешь, о чём я.
- Никогда и ничего, - равнодушно пожал плечами Рими. - Это только в фильме я в неё тайно влюблён, а на деле Диана для меня просто свой парень.
- Понятно, - сказал я, испытывая ещё больше удовлетворения. - А вообще ты сексом занимаешься?
- В смысле, с кем-то? - уточнил Рими, лукаво покосившись на меня.
- Ну да, - кивнул я. - Ясно же, что в одиночку все мы время от времени передёргиваем затвор.
Макс неопределённо хмыкнул и отрицательно помотал головой.
- Нет, никогда ещё не занимался, - чуть помедлив, сказал он, и в голосе у него я услышал лёгкое смущение.
Мне показалось, что белокурый ангелок что-то недоговаривает: возможно, он никогда не спал с девочками, но имел опыт с парнями?! Мысль о том, что Рими мог трахаться с парнями, почему-то так меня взволновала, что я аж весь вспотел. И у меня моментально подскочил "по стойке смирно". Чёрт бы побрал этого парня: он в одночасье перевернул вверх дном основы моего гетеросексуального восприятия действительности - я уже видел себя в постели с Римельтом и это не вызывало у меня никаких внутренних противоречий и конфликтов с прежними представлениями о правильном сексе.
Из минутной задумчивости меня вывел голос Макса.
- Саша, а как по-русски будет "wichsen"? - само собой разумеющимся тоном поинтересовался он.
- "Дрочить", - хохотнув, сказал я, а Римельт старательно произнёс слово, как бы пробуя его на вкус. - Повтори за мной: "Я люблю дрочить".
- "Я люблю дрочить", - нараспев сказал тот со своим потешным акцентом.
Впрочем, сейчас его выговор прозвучал скорее возбуждающе, нежели смешно - сужу это по тому, что мой член, словно дремлющий пёс, опять вдруг приподнял голову и чутко прислушался к звукам Максова голоса.
- Саша, а что значит: "Я люблю дрочить?"
- Ich wichse gern, - перевёл я.
- Вау!.. Ты клёвый учитель! - восхитился Римельт и послал мне свою фирменную шкодную улыбку. - Бабушка не хочет меня обучать таким словам.
- Раз так, тогда нужно закрепить этот важный, а главное, приятный глагол, - сказал я, входя в преподавательский раж. - Давай выучим русскую поговорку с разными формами слова "дрочить".
- Давай! - с восторгом согласился Макс.
- "Каждый дрочит так, как хочет, а я дрочу, как я хочу", - со строгой учительской интонацией продекламировал я и перевёл на немецкий: - Jeder wichst so, wie er will, und ich wichse so, wie ich will...
Так мы и шли, с энтузиазмом уточняя, "кто как дрочит". Римельт на лету хватал язык и уже с третьей попытки выучил присказку наизусть. А потом, покатываясь со смеху, раз двадцать подряд пропел эту фразу на мотив какой-то весёлой немецкой песни. В один момент я вдруг поймал себя на том, что бодро подпеваю Максу - это был просто сюр в ночи! Но, что самое поразительное, рядом с этим юношей я чувствовал себя абсолютно, беспредельно счастливым...
Наконец мы вышли из жилого квартала к большому проспекту - я знал, что здесь метров через триста находится автобусная остановка. Мне нужно было успеть на последний автобус, чтобы доехать до общаги - в противном случае пришлось бы часа полтора добираться пешком.
Когда мы приблизились к пешеходному переходу, Римельт сказал:
- Саша, ты иди, я на минутку задержусь - отолью по-быстрому. А то там всё освещено, укромного уголка не найдёшь.
- Ок, давай, - сказал я и беззаботно пошёл на противоположную сторону.
Душа у меня ликовала от того, что рядом был Макс, сердце выстукивало радостный ритм, и мысленно я продолжал напевать нашу дурацкую "песенку". Я пребывал в состоянии блаженной расслабленности, поэтому никак не был готов к сюрпризу, поджидавшему меня на той стороне улицы.
Не успел я перейти дорогу, как рядом со мной остановилась полицейская машина. Из неё выскочили два человека в форме, подбежали ко мне, без всяких объяснений заломили за спину руки, надели наручники и поволокли к дороге.
- Эй, вы что делаете?! - заорал я, насмерть перепугавшись, и попытался вырваться.
Но не тут-то было: эти молодцы запихали меня на заднее сидение автомобиля, сами запрыгнули спереди и поехали в неизвестном направлении.
Ехали мы недолго, минут пять-семь, и практически по прямой. Машина остановилась перед двухэтажным зданием с надписью "POLIZEI". Двое в форме с прежней техничностью извлекли меня из авто и доставили в участок.
Меня опустили на стул перед усатым господином в штатском - тот сидел за большим столом напротив входа и что-то писал в толстенном журнале. Некоторое время этот херр не обращал на окружающий мир никакого внимания, а потом вздохнул, поднял глаза и сквозь очки печально уставился на меня.
- Ну, рассказывайте, молодой человек, - устало сказал он.
Я изумлённо на него посмотрел и, от волнения немного путая немецкие слова, воскликнул:
- А может, это вы расскажете, зачем меня сюда привезли в наручниках?
- Никак, иностранец? - с некоторым любопытством уточнил он.
- Русский.
- Вас подозревают в том, что вы четверть часа назад совершили акт вандализма у венгерского посольства: сбили табличку на воротах и попытались разбить камнем окно в здании. Признаёте себя виновным?
- Вы издеваетесь, что ли? - с вызовом в голосе сказал я. - Я шёл с другом из гостей, где провёл весь вечер.
- И куда же вы направлялись, интересно? - спросил печальный очкарик, но был видно, что ему это совсем неинтересно.
- На автобусную остановку, - нервно ответил я. - А теперь благодаря вашим ребятам мне не светит доехать до общежития на автобусе.
- Да вы не волнуйтесь, молодой человек - можете заночевать у нас, - грустно пошутил человек за столом. - В любом случае, вам придётся остаться здесь, пока не привезут запись видеонаблюдения с места происшествия. Можете отдохнуть вон там.
Он указал пальцем на большую клеть в углу фойе - в такой обычно держат крупных зверей в зоопарке. Потом кивнул полицейскому, дежурившему у входа - тот снял с меня наручники, проводил в клетку и запер.
Я сел на лавку и горестно подпёр руками подбородок. Блин, надо же было так влипнуть! - сколько ещё времени пройдёт, прежде чем они увидят, что это не я покусился на чёртово венгерское посольство? Вот дерьмо! А вдруг это подстава, и они сумеют доказать, что это сделал именно я?! От параноидальной мысли меня прошиб холодный пот.
Не знаю, сколько я так просидел - возможно, минут пятнадцать-двадцать. Вдруг я услышал, как шумно хлопнула входная дверь, в пустом коридоре раздался звук торопливых шагов, и к столу усатого господина подбежал - кто бы вы думали? - мой обожаемый Римельт собственной персоной.
Шокированный столь неожиданным появлением Макса, но невероятно обрадованный, я вскочил с лавки и подбежал к стенке клетки.
- Макси, я здесь! - крикнул я.
Римельт обернулся и, увидев меня, устремился к клетке, так и не сказав полицейскому ни слова.
- Как ты меня нашёл?! - воскликнул я, прильнув лицом к крупной решетке.
- Спросил на улице несколько человек, не видели ли они парня - ну, описал им тебя, - и один сказал, что тебя скрутили полицейские и увезли на машине. Я помчался в ближайшее отделение, надеясь, что они поехали именно сюда - слава богу, так и оказалось... Что же случилось?!
Я не успел ответить: подошёл дежурный и сурово поинтересовался у Макса, что ему нужно от задержанного.
- Это мой русский друг Саша, - быстро заговорил Римельт, посылая мне трогательные взгляды моральной поддержки. - Мы сегодня работали на студии, а потом были на вечеринке и вдвоём возвращались домой - то есть весь день провели вместе. На перекрёстке разминулись всего на пару минут, и вдруг его ни с того ни с сего забирают в участок! Что он успел натворить за эти две минуты?
- Ваши документы, юноша, - ледяным тоном потребовал дежурный.
Макс вытащил из рюкзака удостоверение и протянул полицейскому, а тот подошёл к столу очкарика и протянул ему документ.
- Свидетель со стороны задержанного, - сказал он. - Уверяет, что весь день и весь вечер был с ним.
Печальный мужчина в штатском мельком взглянул в удостоверение Макса, а потом внимательно и удивлённо посмотрел на самого Римельта. Взгляд его неожиданно ожил - он вышел из-за стола и подошёл к моему юному приятелю.
- Вы действительно тот самый Макс Римельт?! - воскликнул он, просияв лицом. - Тот самый юноша с собакой из сериала... как его?..
- "Eine Familie zum Kissen", - подсказал Макс.
- Да, да! - с энтузиазмом подтвердил очкарик. - И ещё вы снимались в "Zwei Allein", так ведь? - он обратился к своему коллеге: - Это же актёр Макс Римельт, любимчик моей жены!.. Слушай, там записи видеонаблюдения уже пришли - давай быстренько проверим, причастен ли друг Римельта к инциденту в посольстве. Скорее всего, нет. Отпустим тогда парня подобру-поздорову...
Полицейские отлучились, а я, впечатлённый услышанным, сказал Максу:
- Так ты, оказывается, "звезда" экрана, в куче сериалов снялся уже!
- Да брось ты, какая "звезда"? - смущённо возразил Римельт. - То там мелькнул, то сям - ничего серьёзного.
- И всё же достаточно важная персона, если ради тебя готовы поверить в мою невиновность и отпустить на волю, - заметил я, с восхищением и благодарностью глядя на товарища. - Спасибо, Макси! Я тебя люблю!..
я вздохнул с облегчением, только когда мы с Максом покинули стены полицейского участка. Я был бесконечно счастлив, что мне не придётся провести всю ночь в клетке, пытаясь уснуть на жёсткой лавке или мучаясь в ожидании того, как решится моя участь.
Впрочем, если в душе я радовался свободе, то в теле после всего пережитого ощущал чудовищную усталость - я еле волочил ноги. Последний автобус, разумеется, уже ушёл, и мысль о том, что мне ещё часа полтора пешком добираться до общаги, отнюдь не придавала бодрости. Я уже даже подумывал о том, чтобы в близлежащем парке улечься на скамейку и проспать там до утра. Своей идеей я поделился с Римельтом, который тоже как-то сник к этому моменту: был второй час ночи.
- Совсем больной, что ли? - с удивлением глядя на меня, сказал Макс. - Ты же не думаешь, что я тебя оставлю на улице, как бездомную собаку? Я живу недалеко, у меня и переночуешь.
- Правда, что ли? - изумился я. - А бабушка не будет возмущаться, что ты приволок домой незнакомца-иностранца, к тому же не совсем трезвого?
- Бабушка отдыхает во Франции, так что пока я обитаю дома один, - ободряюще улыбнулся Римельт. - А теперь вот у меня появилась компания в твоём лице, и ночью мне не будет одиноко.
- Макси, солнце моё, что бы я без тебя делал?! - с чувством воскликнул я и, крепко обняв Рими за плечи, поцеловал в висок.
Видит бог, я никогда в жизни не одаривал парней поцелуями, но сейчас удержаться было просто невозможно: меня переполняла нежность к этому удивительному созданию, которое второй раз за ночь собиралось меня спасать.
- Не знаю, что бы ты делал без меня, но со мной ты будешь пить виски, - заявил Макс и, в свою очередь, обнял за плечи: o mein Gott, как приятно было ощущать на себе его руку! - Тебе после всех потрясений нужно хорошенько расслабиться. Да и мне бы не помешало...
4.
Пятикомнатная квартира Римельтов находилась в состоянии тотального беспорядка - сразу было видно, что здесь неделю-другую никто не прибирал: на гладильной доске возвышался ворох чистой одежды, кучи ношеной валялись на полу и журнальном столике - по соседству с грязными стаканами и тарелками; из-под дивана выглядывали какие-то красочные издания, на диванной подушке лежала раскрытая книга.
- Что читаешь, Макси? - поинтересовался я, кивнув на книгу.
- А, ничего особенного, полицейский роман, - откликнулся Макс, доставая из бара бутыль вискаря и оглядываясь в поисках чистых бокалов. - Люблю эту тему и хочу когда-нибудь сняться в сериале про полицию.
- Судя по тому, как лихо ты меня сегодня отыскал, это действительно твоя тема, - улыбнулся я и присел на диван. - Так ты уже окончательно решил стать профессиональным актёром?
- Ну, не знаю, может, найду что-то другое, - сказал Римельт. - Возможно, стану дизайнером, как родители. Но точно буду сниматься до конца призывного возраста, чтобы в армию не идти.
Я чуть не поперхнулся. Опять подумал, что чего-то недопонял.
- В смысле, в Германии актёров не призывают на военную службу?! - воскликнул я, не веря, что такой абсурд в принципе возможен.
- Ну да, - само собой разумеющимся тоном подтвердил Макс. - А что тут такого? У вас разве не так?
- Когда-нибудь я тебе расскажу, как у нас, - пообещал я, - только давай не сейчас, мне об этом совсем не хочется говорить.
- Хорошо, потом, - согласился Римельт. - Погоди, я сгоняю на кухню, принесу бокалы.
Он ушёл, а я нагнулся и вытянул из-под дивана журнал, валявшийся рядом с моей ногой. Разумеется, это было эротическое (точнее, порнографическое) издание - что же ещё можно найти у парня в таком укромном месте?
Я бегло пролистал страницы с грудастыми девицами, изнемогающими в объятиях брутальных мужиков, и уже хотел вернуть журнал на место, как вдруг увидел раздел с фотографиями иного рода: здесь в основном были трио - две женщины с одним мужчиной или двое мужчин с одной женщиной. Снимки были откровенно бисексуального толка: модели трахались друг с другом во всех мыслимых комбинациях.
Я в который раз за день почувствовал прилив возбуждения, и совсем не от того, что увидел в журнале, а потому что страницы именно этого раздела оказались самыми "зачитанными". Кое-где были сильно смяты, где-то кончики листов специально загнули - наверняка, для того, чтобы легче было отыскать приглянувшийся "сюжет". Причём, что характерно, смотрящий отмечал страницы с наиболее гейскими фотками, где девушки были скорее частью интерьера, нежели сексуальными партнёрами.
"Заметки на полях" очень красноречиво указывали на вкусы владельца этого издания - чёрт побери, неужели Диана, обозвавшая Римельта геем, была права? Но, блин, она ведь и меня вместе с ним обозвала пидором, хотя что тут удивительного: как ещё назвать человека, который самозабвенно ощупывает яйца красивого юноши? Для меня странной оказалась не реакция Дианы, а моя собственная реакция на Римельта: то, что я чувствовал по отношению к нему, я ранее не испытывал ни к одному парню. Стоит ли удивляться, что сейчас, возбуждаясь при одной мысли о том, что Макс может быть геем, я ставил под вопрос собственную ориентацию, в коей до этого был стопроцентно уверен...
Макс вернулся с подносом в руках - на нём стояли бокалы, ведёрко со льдом, вазочка с клубникой и блюдо с нарезанными фруктами. В зубах он держал плитку шоколада в золотой обёртке. Засмеявшись, я бросил журнал на диван и вскочил, чтобы помочь хозяину - забрал у него поднос и поставил на столик.
Римельт разлил виски по бокалам, набросал туда льда и гостеприимным жестом пригласил к столу. Мы уселись на диван рядом, чуть развернувшись друг к другу, чтобы было удобнее болтать. Пальцы наших ног слегка соприкоснулись, отчего у меня по телу пробежал каскад сладких мурашек. Макс не отодвинул ногу - может, он испытал то же, что и я?
- Макси, давай наконец-то выпьем за знакомство, - предложил я. - Удивительно: мы знаем друг друга всего несколько часов, а уже столько всего произошло за это время, - кажется, что прошла целая неделя!
- Да, я тоже не могу поверить, что ещё в полдень знать тебя не знал, - задумчиво произнёс Римельт.
Задумчивость шла этому парнишке так же, как и весёлая улыбка: в любом эмоциональном состоянии Макс был так хорош, что при взгляде на него перехватывало дыхание.
- Знаешь, я даже рад, что всё так обернулось - и с психичкой Дианой, и даже с полицейским участком: иначе бы мы сейчас не сидели вместе на этом диване - только ты и я.
- И между нами - лишь порнографический журнал, - шутливо заметил я, ткнув пальцем в открытый разворот с очень горячей гейской сценой, на которую, раскрыв рот, смотрела худосочная блондинка, бывшая на фото не при делах.
- Ага, - откликнулся Макс, хитро покосившись на эту композицию (мы и журнал между нами): думаю, он оценил всю символичность ситуации.
Было непохоже, чтобы открытое соседство двух возбуждённых самцов на снимке его смущало. Ну а меня оно и подавно не напрягало - наоборот, добавляло "перцу".
- Макс, а ты никогда не думал поступать на театральный факультет? - спросил я, возвращаясь к теме его будущей профессии.
Сейчас я почему-то вспомнил, что на съёмочной площадке он играл, мягко говоря, не особо, а на юношеском обаянии долго ведь не протянешь: максимум десять-пятнадцать лет, потом неумолимо начнётся старение, и вот тогда бы пригодилось настоящее мастерство.
- Никогда не ходил в школу драматического искусства? - продолжил я.
- Почему же, ходил, - ответил Римельт, пожимая плечами и делая длинный глоток виски. - Скажу прямо, у меня отвращение ко всем этим театральным школам: у них какие-то подозрительные методы обучения. Знаешь, там с людьми обращаются, как со скотом. Сначала строят актёрскую личность, потом её ломают, затем опять строят и опять ломают - и так бесконечно... Ну, возможно, некоторые могут с этим справиться, но я не хочу рисковать: боюсь, у меня в один день крышу сорвёт от такого искусства. Лучше я буду играть в кино второстепенные роли, но при этом останусь здоровым человеком, чем стану актёром номер один в мире и окончу жизнь в психушке...
- Не могу поверить, что тебе всего восемнадцать, - сказал я, выслушав Макса. - Ты рассуждаешь так по-взрослому.
- Не забывай, что во мне течёт кровь мудрого русского народа, - озорно хохотнул Римельт и каким-то очень естественным жестом положил руку мне на бедро. - Нам ещё не пришло время выпить на брудершафт, а, брат по крови?
- Давно пришло, - с энтузиазмом сказал я. - Наливай, а я пока клубнику съем, у меня давно от её вида слюнки текут!
Я было потянулся к вазочке, но Макс воскликнул: "Погоди, погоди!" - и проворно склонился над ней. Он схватил зубами черенок верхней ягоды и со смеющимися глазами потянулся к моему лицу, направляя верхушку клубники прямо в рот. Я ухмыльнулся и хотел взять её пальцами, но Римельт быстро перехватил мои руки и коснулся клубникой моих губ - мне ничего не оставалось, кроме как молча принять "эстафету" изо рта в рот. Думаю, получился бы очень эротичный кадр для какой-нибудь киношки, воспевающей голубую любовь.
я наслаждался вкусом сочной ягоды, хозяин освежил бокалы и протянул мне мой.
- Ну что, Саша, показывай, как русские пьют на брудершафт, - потребовал Макс. - Только чтобы всё правильно, ничего не меняй.
- Ладно, всё будет по правилам, - кивнул я. - Садись ближе.
Римельт с готовностью придвинулся вплотную - так, что меня обдало жаром его тела. Я велел Максу поднять бокал, и мы осторожно, чтобы не расплескать виски, скрестили руки в локтях. Потом я предупредил, что пить нужно до дна и что, пока пьём, будем не отрываясь смотреть друг другу в глаза. Ну а уж после этого, сказал я, поцелуемся - согласно древнему русскому обычаю. И добавил, что пьющие на брудершафт целуются не абы как, а крепко, взасос, как настоящие влюблённые, иначе какое там может быть братание - после хилого-то чмоканья в губы? Приврал, конечно, про степень поцелуя, но ладно, ничего страшного: я просто изобрёл своё маленькое правило, а на деле ведь - ни шагу от традиции, правда?
- Ну что, всё ясно? - спросил я, окончив объяснения, и, получив от Макса утвердительное движение глаз, воскликнул: - Тогда поехали! До дна!
Выпить целиком бокал вискаря было для меня настоящим испытанием, но я мужественно его выдержал, потому что знал: за обжигающей горечью напитка последует ни с чем не сравнимая сладость поцелуя с этим запредельным юношей, чьи голубые глаза порождали почти космическое сияние и чья аура накрывала меня с головой, как тёплая морская волна.
Алкоголь в такой немалой дозе сразу шарахнул по башке, оглушил, и одновременно с ощущением раскалённой лавы, разлившейся по внутренностям, я почувствовал, как мир качнулся и начал медленно уплывать у меня из-под ног. Но в то же время прекрасное лицо Макса стало как бы отчётливее, и на фоне слегка расфокусировавшейся действительности его приоткрытый рот проступил ещё яснее. Мгновенное опьянение приглушило все окружающие краски, сделав эти сочные, по-юношески свежие губы в разы ярче, в сотни раз желаннее - они вдруг сделались для меня единственной настоящей реальностью, и познать эту реальность стало сейчас моей единственной, всепоглощающей целью.
Мы одновременно потянулись друг к другу. Мир, до этого сократившийся до размеров Максова лица, теперь превратился в чёрную дыру внутри его рта, и дыра эта неумолимо стала меня засасывать.
Этот ангелоподобный юнец целовался как настоящий дьявол: он уверенно и смело доминировал надо мной, не давая ни перехватить инициативу, ни даже перевести дыхание. Вот это, бля, поцеловались на брудершафт! Вот это, нах, побратались с пацаном!
Когда Макс откровенно начал трахать мой рот языком, я испытал такое невероятное возбуждение, какого прежде никогда не испытывал ни с одной девушкой. Офигевший от мощнейшего выброса тестостерона в кровь, я обхватил голову Римельта руками и с силой притянул к себе - лишь бы только он не прекратил это сладкое насилие надо мной! Но Макс и не думал останавливаться: языком он таранил влажную, ещё горящую от виски полость внутри моего рта - в один момент мне даже показалось, что он орудует не языком, а членом, и от этого я ощутил приступ несказанного кайфа: никогда не думал, что мужской язык сможет мне доставить столько блаженства. "Саша, ты шлюха, - мысленно сказал я сам себе, - грязная русская шлюха". Мысль эта промчалась каскадом восхитительных мурашек по моей спине, растворилась где-то глубоко в анусе и доставила массу почти сексуального удовольствия.
Отпустив голову Римельта, я положил руки ему на плечи, скользнул вниз по лопаткам, проехал ладонями по спине - до поясницы, с нажимом обогнул с двух сторон бёдра и слегка коснулся пальцами ткани штанов Макса в районе промежности. Нащупав пуговицу на поясе штанов, я расстегнул её, схватился за слайдер на "молнии" и, умирая от вожделения, принялся мягко, но уверенно расстёгивать замок.
Внезапно Римельт прекратил меня целовать и, резко сбросив мои пальцы со своих штанов, испуганно отпрянул.
- Саша, ты что делаешь? - воскликнул он и поспешно застегнул "молнию". - Я же не гей!
- Макси, я тоже не гей, - в полной растерянности пробормотал я, чувствуя, как щёки у меня покрываются красными пятнами. - Но мне показалось, ты этого хочешь...
- С чего ты взял? - с недоумением произнёс он, отодвигаясь на другой конец дивана. - Разве я что-то говорил об этом?
- Чёрт возьми, Макс, а то, что ты меня сейчас целовал как полоумный - разве это ни о чём не говорит? - сказал я, ощущая одновременно и досаду, и обиду, и ещё целую гамму неприятных эмоций.
Теперь сам Римельт выглядел донельзя растерянным.
- Саша, но ведь мы просто целовались на брудершафт - всё, как ты учил, - осторожно проговорил он. - Мне было интересно, как это делают русские, и я решил попробовать, чтобы потом правдоподобно сыграть где-нибудь в кино.
- Ах, вон что это было, - удручённо сказал я. - Понятно. Очень дальновидно с твоей стороны. Ну а зачем ты заставил меня ощупывать тебе яйца на глазах у Дианы - это тоже была репетиция для фильма?!
- Нет, но ведь это же была игра, - пожав плечами, простодушно ответил Макс. - Диана бросила идею - я подхватил. Я думал, ты всё понял и просто подыграл нам. По-моему, это так очевидно.
Нет, чёрт побери, для меня это совсем не было очевидно! Похоже, в этом дурацком мире кино люди вообще перестают что-либо делать спонтанно и саму жизнь превращают в игру. Неужели игра вытесняет у них из сознания и души всё человеческое и становится основой существования актёров? Нет, я не мог этого понять, а уж принять - тем более.
- Ладно, Макс, прости меня, - попытавшись улыбнуться, сказал я и в знак полной капитуляции шутливо поднял вверх обе руки. - Я действительно затупил. Но, честное слово, я не хотел тебя обижать. Наверное, мне сейчас лучше уйти?
- Саша, ну куда же ты пойдёшь ночью? - с укоризной воскликнул Римельт. - Ляжешь на кровать в бабушкиной спальне и будешь себе спокойно спать до утра. Ничего ведь страшного не произошло? Мы же по-прежнему друзья?
- Конечно, Макс, всё хорошо, мы по-прежнему друзья, - почти бодро ответил я, но уже не рискнул по-свойски положить руку ему на плечо.
Тем более не осмелился сказать, что на самом деле в моей жизни сейчас произошла ужасная драма: человек, в которого я нешуточно влюбился, не ответил взаимностью. Что может быть печальнее, когда тебе всего девятнадцать?..
- Ты ещё выпьешь, Саша? - участливо спросил Макс, и я почувствовал, что ему неловко за то, что он был вынужден меня огорчить.
- Нет, Макс, спасибо. Я, пожалуй, приму душ и лягу спать. Дашь мне полотенце?
- Конечно, Саша, вон, возьми любое на гладильной доске, - предупредительно сказал Римельт. - А я ещё выпью и немного посмотрю перед сном телевизор.
Я устало улыбнулся Максу, взял зелёное банное полотенце и пошёл в душ.
5.
Я вышел из ванной комнаты в одних трусах, освежённый и слегка протрезвевший. У Макса по-прежнему горел свет и работал телевизор: до меня доносились приглушённые диалоги из какого-то сериала - выходит, Римельт до сих пор не спал. "Вот ведь полуночник, в каком же состоянии он завтра на тренировку пойдёт", - мелькнуло у меня в голове.
Я зашёл в гостиную, чтобы пожелать хозяину спокойной ночи (хотя за окном уже брезжил рассвет), и увидел, что Макс вовсю дрыхнет на разложенном диване. Суточная усталость и ударная доза алкоголя подкосили парнишку - наверное, он отрубился, едва опустив голову на горизонтальную поверхность. Римельт спал на спине, в дневной одежде, широко раскинув ноги; одна рука лежала у него на глазах, словно защищая от света, а другая безвольно свисала с края дивана; рот Макса был слегка приоткрыт, он дышал ровно и глубоко.
Я подошёл к столику, взял пульт и выключил телевизор. Хотел погасить и верхний свет, чтобы не мешал Максу спать, но застыл на одном месте, не в силах отвести от него взгляд. Презирая себя за позорную зависимость от прекрасного юноши, я стоял и жадно пожирал глазами его тело - до слёз желанное и вовеки недостижимое. Потом, не в силах противиться какой-то внутренней силе, я приблизился к дивану и присел на краешек, как раз напротив лица спящего.
- Макси, ты спишь? - спросил я вполголоса; не заметив никакой реакции, громко произнёс: - Макс, здесь выключить свет? Тебе, наверное, мешает...
Снова ни единая тень не потревожила спокойное лицо парнишки: глубокий, здоровый сон - великая привилегия юнцов и благословенная возможность для тех, кто решил воспользоваться данной привилегией в свою пользу. Каюсь, именно это я тогда и задумал - а что мне ещё оставалось делать с моей нечаянной безнадёжной любовью?
Глубоко вздохнув, я вытянул вперёд слегка дрожавшие пальцы и коснулся щеки Макса: господи, эта нежнейшая юношеская кожа - я по сей день помню, какая она на ощупь! Легонько, чтобы не спугнуть сон юного бога, я провёл ладонью по его лицу, подбородку - и дальше, вниз, туда, где воротничок рубашки ревниво перекрывал доступ к прекрасной наготе Макса.
Неслышно, как привидение, я пододвинулся ближе и прильнул своим пересохшим от возбуждения ртом к мягким губам Макса. Оставляя на них сухие, невесомые поцелуи, я одновременно принялся расстёгивать его рубашку - пуговку за пуговкой. С каждым новым движением моих пальцев всё больше открывалась ещё не до конца сформированная, но всё же восхитительная грудь с нежными юношескими сосками. До конца расстегнув рубашку, я обнажил торс Макса и с наслаждением провёл ладонями по мощному прессу.
от губ Римельта, я переместил лицо ниже и начал по очереди целовать маленькие розовые возвышенности на плоском рельефе его груди, чередуя прикосновения губами со сладострастными движениями языком вокруг этих холмов. Я мог бы до утра ласкать прохладные просторы Максовой груди, но всё же конечной целью моей похотливой и в то же время целомудренной "одиссеи" был жаркий экватор, разделявший его тело на север и юг. Поэтому я устремился губами вниз, немного задержавшись в районе чуть солёной на вкус пупочной впадины, и наконец добрался до закрытой приватной зоны, попасть в которую можно было лишь криминальным способом - в моем случае, нарушив закон о неприкосновенности частной собственности. Что ж, сейчас я был готов на любое нравственное преступление, лишь бы получить желаемое.
Я поднял голову и несмело положил ладони на бёдра Макса - по обе стороны от загадочного "бермудского треугольника" в центре его мужского мироздания. Бросил взгляд на лицо спящего: только бы не поймал "взломщика" с поличным! Но Римельт спал безмятежным сном праведника, поэтому я сместил по одному пальцу с каждой стороны к треугольнику и с замиранием сердца чуть надавил на ткань, обтягивающую бугорок. Ощутив внутри нечто упругое и восхитительно мягкое, я испытал такую мощную адреналиновую атаку, что едва не потерял сознание. Пережив приступ сердцебиения и панической дрожи в руках, я продолжил тактильное изучение запретной территории, с жадностью ощупывая рельеф местности и живя предвкушением момента, когда не только почувствую, но и увижу воочию здешние богатства.
Удовлетворив свою осязательную похоть, я второй раз за вечер попытался взломать эту сокровищницу с "нефритовым жезлом и золотыми шарами", как любят писать в эротических романах с затёртыми до дыр метафорами. Снова расстегнул пуговицу на парусиновых штанах Римельта и, затаив дыхание, потянул вниз "молнию". В образовавшейся расщелине я увидел зелёную ткань трусов, а под ней - очень немаленькую на вид головку Максова члена. Взявшись обеими руками за пояс штанов и бдительно следя за тем, чтобы Римельт не проснулся, я осторожно начал их стягивать. Для этого мне пришлось приподнять задницу Макса и свести вместе его разведённые в стороны ноги.
Наконец я расправился со штанами и бросил их на пол. Макс лежал передо мной в трусах и расстёгнутой рубашке - пока что его тело было юношеское, недозревшее, но было ясно, что через год-другой оно окончательно разовьётся, оформится и станет совершенно умопомрачительным. А то, что находилось под бельём, уже, кажется, достигло совершенства - я намеревался немедленно в этом убедиться.
Я снова немного развёл ноги Римельта в стороны и сел на колени чуть ниже его промежности. Заворожённый видом чётко прорисованных гениталий Макса, медленно опустил голову и коснулся лицом вершины бугра, обтянутого тканью. С нарастающим возбуждением и неведомым доселе наслаждением я втянул носом лёгкий запах, ощутимый лишь в непосредственной близости от его члена - плоть юноши днём и ночью вела свою потайную жизнь и выделяла интимный аромат, способный снести крышу тому, кому посчастливится его уловить. Я как безумный тёрся щеками, носом, губами о большие яйца и сбившийся набок член Римельта, стараясь вобрать в себя его запах, дерзко овладеть им, присвоить себе и навеки заархивировать в своей памяти.
Наконец, заставив себя оторваться от промежности Макса, я взялся руками за края его трусов, где остались влажные пятна от моей слюны, и в два счёта стянул их. Теперь юный бог лежал передо мной в своей первозданной красе - его сочные, тяжёлые, наполненные жизненной силой половые органы со светлыми волосами на лобке были самим совершенством. Разглядывая тайные места Римельта, я испытал не только сексуальное желание, но и могучее эстетическое удовольствие: когда сталкиваешься с чем-то поистине божественным, вместе со сладким копошением базовых инстинктов начинают вибрировать и высшие струны твоего естества, пробуждая в тебе Творца - так рождается Искусство...
Макс глубоко вздохнул во сне и, убрав со лба руку, прикрывавшую глаза, опустил её прямо в пах. Он лениво почесал правое яичко и оставил там ладонь, прикрыв ею основание члена. Зрелище было жутко заводящим и одновременно таким красивым, что в голове у меня мгновенно родился коварный план.
Быстро выйдя в прихожую, я достал из своего рюкзака видеокамеру, которую специально купил перед поездкой в Германию и сейчас повсюду таскал с собой, чтобы дома сделать фильм о заграничной жизни. Вытащив наполовину использованную кассету, я вставил в камеру новую и вернулся в гостиную, где Римельт по-прежнему спал с ладонью в промежности.
- Внимание! Мотор! Съёмка! - усмехнувшись, вполголоса проговорил я слова, что за прошедшие сутки услышал, наверное, раз сто.
Включил режим видеозаписи и крупным планом стал снимать прекрасное межножье Макса и его крупную, по-настоящему мужскую руку, прикрывающую член. Плавно переходя с места на место, я снимал интимные части Максова тела с разных ракурсов, стремясь наиболее объёмно и полно высветить их красоту. Потом неторопливо перевёл объектив камеры на ноги юноши, на его грудь, лицо и в конце с разных точек заснял Римельта общим планом. Словом, применил к видеосъёмке дедуктивный метод Шерлока Холмса: от частного к общему, от детали к целому.
Пока я увлечённо "танцевал" с камерой вокруг Максова тела, меняя угол зрения, высоту съёмки и примеряясь к каждому новому ракурсу, я напрочь забыл о своём возбуждении: мои низменные энергии взметнулись к высшим чакрам и сублимировались в творческом акте.
Но тут Римельт, вероятно, вошёл в фазу быстрого сна, потому что его член начал стремительно набухать, увеличиваться в размерах - и вот уже огромный прямой фаллос с заголившейся головкой взметнулся вверх, своим видом моментально выпнув меня из обители искусства и заново ввергнув в пучину неудовлетворённого сексуального желания.
С трясущимися руками добавив к целомудренной эротической записи небольшой кусочек порнографического характера, я выключил камеру и опять устремился к вожделенному телу, снова занял своё рабское место меж ног Макса.
У меня больше не было сил сдерживать похоть - одной рукой я обхватил у основания член Римельта, а второй вытащил из трусов собственный предельно возбуждённый орган. Погрузив в рот солоноватую на вкус головку Максова члена, я одновременно принялся с наслаждением надрачивать свой. Пытаясь ритмически выровнять скольжение вверх-вниз по могучему инструменту юноши и онанистические движения в своём паху, я быстро довёл себя до сумасшедшего оргазма и, обильно кончая в ладонь, едва не закричал от избытка эмоций.
Я вытер пальцы о первое, что мне попалось под руку - Максовы трусы, и теперь уже с медитативным спокойствием стал сосать его член, открывая для себя мир новых, ни на что не похожих ощущений. Вряд ли я получил бы тогда больше удовольствия, если бы мог догадаться, что держу во рту член будущей мировой знаменитости - мой кайф и так был запредельным, сильней, наверное, не бывает...
Фаза быстрого сна у Макса прошла, его член снова обмяк и привычно улёгся на левое яичко. Это заставило меня прийти в чувство и оторваться от тела парнишки. Я взглянул в окно: на улице почти совсем рассвело. Надо было поскорее скрыть следы преступления - до того, как Макс проснётся: лишние переживания были не нужны ни ему, ни мне.
Я сбегал к гладильной доске и нашёл в куче белья ещё одни зелёные трусы - точно такие же, какие я испачкал собственным семенем. Я натянул трусы на Римельта и, упихивая внутрь богатое мужское хозяйство, с горечью подумал о том, что больше мне уже не доведётся его познать ни руками, ни ртом.
Не без труда надев на Макса парусиновые штаны со следами от пролитого накануне пива, я застегнул ширинку и в последний раз пробежался пальцами по промежности парня - приоткрывшаяся мне тайна "бермудского треугольника" снова стала принадлежать миру неразрешимых загадок и вскоре начала волновать умы если не всего человечества, то, по крайней мере, многочисленных поклонниц и поклонников Римельта, которым повезло не так сильно, как мне.
Оставалось лишь застегнуть на Максе рубашку, убрать камеру в рюкзак и туда же запихать трусы Римельта со следами своего семени - я решил, что унесу с собой этот трофей и что хозяин не слишком огорчится, потому что вряд ли вообще заметит пропажу.
Я ещё пару минут постоял возле Макса, на прощание поцеловал краешек дорогого рта, погасил в гостиной свет и ушёл навстречу зарождающемуся дню, навсегда прописав в своём сердце день прошедший, невероятный день - такой даётся человеку лишь раз в жизни...