Я проснулась, крепко прижавшись к нему. Я слышала шум сильного дождя, а тусклый свет, казалось, говорил о том, что это – непреходящий ливень. Я надеялась, что ему не нужно рано никуда уходить, потому что в эту минуту я была совершенно счастлива. Я не то чтобы просила о вежливой экскурсии, но из того что помнила и могла видеть, его квартира с одной спальней была намного лучше, чем та, в которой жила я. Ничего особенного, конечно, но она была чистой, аккуратно обставленной, и все в ней, казалось, говорило о парне типа «подружки», а не о закоренелом холостяке. Через дверь спальни я на боковом столике видела небольшую пивоварню. Я почувствовала, как он пошевелился, и повернула голову, чтобы поймать его взгляд. – Ты собралась от меня улизнуть? Оставить после себя только гигантский красный ботинок? – Легенда о золушке-клоунессе. После своего чудесного визита в Цирк бедный Прекрасный принц бродит по королевству, отчаянно пытаясь найти свою настоящую любовь с этой гигантской красной туфлей. – Я трагически вздохнула. – Говорят, что это – печальная участь тех, кто слишком сильно полюбит клоуна. Он засмеялся. У этого мужчины был такой замечательный смех. Он огляделся по сторонам. – Так я прошел проверку? – Мы по дороге не спотыкались о коробки из-под пиццы и пустые пивные бутылки, – я одарила его улыбкой. – В своем первом месте жительства в городе я вел тотальную войну с тараканами размером с машину. И больше никогда не хочу этого делать. – То же было и со мной. Бьорн провел рукой по моим плечам. – Для такой миниатюрной ты такая мускулистая. – Я должна оставаться в форме, в цирке легко получить травму во время исполнения физического трюка. – Так почему же ты стала клоуном? Семейная традиция? Я прижалась к нему сильнее и на мгновение задумалась. У меня были все стандартные ответы, все умные шутки, и большую часть своей жизни я ими пользовалась. Но было довольно темно, и мне было тепло и безопасно, и... Мне просто не хотелось ими пользоваться. Только не с ним. – Когда я росла, у меня была подруга. Ее звали Лиза, она жила дальше по улице. Мы были одного возраста и все делали вместе. Мы были Ужасом Десятой улицы. Примерно до пятого класса. Я сделала паузу, пытаясь убедить себя продолжать. – Она переехала? – У нее был рак. И поначалу это не имело значения, но со временем... она как бы «испарялась». Я не знаю, как это объяснить. С каждым днем «Лизы» становилось все меньше. Она становилась все тоньше и тоньше. Она стала слабее и ничего не могла делать. Ее волосы выпадали, глаза темнели, и она вообще перестала улыбаться или смеяться. Я слегка поперхнулась. – Я пыталась. Я делала все. Но я была всего лишь ребенком, и с ней было совсем не весело, она всегда молча сидела в кресле или лежала в постели, почти никогда не разговаривая. И еще этот запах, какой-то лекарственный, и он, казалось, цеплялся за все и впитывался в мою одежду и волосы. Я ненавидела этот запах. Через некоторое время я постепенно перестала ходить к ней домой. Бьорн крепче сжал меня в объятиях и ничего не сказал. – Я не была у нее несколько недель, может быть, даже пару месяцев, а потом получила приглашение на вечеринку по случаю дня ее рождения. Я не хотела идти, но моя мама... она заставила меня. Я купила Лизе книгу. Что-то о лошадях, мне кажется. Было не похоже, что она могла делать что-либо еще. – Я фыркнула, вспомнив, как дулась из-за того, что мне пришлось идти. Он терпеливо ждал, пока мне удастся начать снова. – Я была там одна. Она даже и не хотела этой вечеринки. Пригласить меня заставила ее мама. Там не было ни торта, ни мороженого, от запахов ее уже тошнило. Мы вроде как посидели, и она поблагодарила меня за книгу, в то время как ее мама включала музыку. Я помню, что ее мама выглядела такой измученной и словно в депрессии. Она была... пустой. А потом появился этот клоун на вечеринке по случаю дня рождения. Он и впрямь был создан для малышей, а не для пары одиннадцатилетних девочек. Он не был профессионалом, просто стариком, зарабатывавшим на этом немного денег. Его макияж был совершенно неправильным. Никакой подготовки, а его трюки и приколы были ужасны... Я почувствовала, как по моим щекам катятся слезы и капают на руку Бьорна. Вау, способ произвести впечатление на парня. – Но... но это сработало. Он совершил глупость, ужасную любительскую глупость. Но Лиза начала хихикать, а потом рассмеялась, рассмеялась по-настоящему. Потом мы обе смеялись и плакали одновременно. Я так давно не видела, чтобы она смеялась, что мне стало больно. Он провел пальцами по моим волосам. – Я подождала два дня, взяла мамину косметику, купила в аптеке насадку для швабры и выкрасила ее в синий цвет пищевым красителем. Я создала «Искорку». Нанесла макияж, надела парик и какую-то сумасшедшую одежду и просто вошла в ее дом, как раньше. Я придумала целое дурацкое шоу с дрессировкой мягких игрушек и пыталась жонглировать яйцами. Я тихонько фыркнула. – Это вызвало бардак, но заставило ее рассмеяться. Я делала так каждый день, когда могла. После школы, по выходным, при любой возможности, просто чтобы услышать ее смех. Это заставило меня почувствовать себя такой... ну, не знаю. Словно супергероиней. – Держу пари, ей это понравилось. Я слышала в его голосе сожаление: он уже понял, чем все закончилось. – Да, понравилось. Я делала это около шести месяцев, пока она... это было неизлечимо, лекарства не было. Но каждый день до самого конца она улыбалась. Умерла во сне, но в тот день я заставила ее смеяться. Он поцеловал меня в макушку. – Ты и впрямь удивительная. – После этого, ну, больше ничто не казалось правильным. Панчи, главный клоун из цирка, говорил, что как только становишься настоящим клоуном, уже не можешь быть внутри кем-то другим, так случилось и со мной. Я поняла, кто я такая. Сводила с ума своих учителей. Представь, что ты – учитель, и твой классный клоун иногда приходит в класс в полном клоунском гриме с белым лицом. – У тебя часто были неприятности? – Часто, пока один из футбольных тренеров не спросил, не смогу ли я сделать несколько приколов в перерыве шоу. Это стало гвоздем, а футбол был в школе огромным событием, так что, после этого никто не доставлял мне никаких проблем. Искорку даже включили в команду болельщиц. Не Келси, Искорку. – Значит, дальше – поступление в школу клоунов? – Он остановился, чтобы поразмыслить. – Здесь что, есть школа клоунов? – Да их здесь целая куча. У меня степень по исполнительскому искусству в Академии цирковых искусств. Он пошевелился и уставился на меня сверху вниз. – В самом деле? – Пантомима, воздушная гимнастика, акробатика, фокусы. Управление, написание сценариев... – Я ухмыльнулась ему. – Метание ножей. Бьорн усмехнулся. – По крайней мере, я теперь знаю, что не стоит тебя злить. – Лучше тебе в это поверить. – Как ты оказалась здесь? – Цирк обанкротился, и наша группа артистов оказалась здесь как бы на мели. У кого-то были деньги с прошлого сезона, но у многих из нас их не было. В любом случае, недостаточно. – Это жестко. – У большинства есть дополнительная профессия или шабашка, на которые можно опереться. Так, Жожо и Бутс – парамедики. Битси наняли в пекарню; это может стать для нее полезным, она всегда любила печь, и ее торты потрясающие. Панчи и Лулабель преподают в одном из театров буффонаду. – А ты? – Я – клоунесса. Ничего из этого я делать не могу. Не так чтобы очень. Я научилась многим искусным навыкам, и, возможно, некоторые из них могли бы стать работой... но если я перестану краситься и смешить людей, то просто зачахну и умру. Я немного ссутулилась. – Знаю, звучит глупо... Он покачал головой. – Нет, это не так. Раньше я никогда об этом не думал, но клоуны – это ведь артисты, не так ли? Меня охватило какое-то тепло. Он все понял. Я никогда по-настоящему не встречала никого за пределами моего мира, кто бы смог так. – Некоторые из нас, быть может, даже большинство. Я решила сменить тему. – Так почему ты уезжаешь? Ответом мне было сардоническое фырканье. – Знаешь те фильмы, где полицейский поступает правильно, выводит из себя кучу политиков и в конечном итоге попадает в беду? – Да. – Я посмотрела на него снизу вверх. – И что ты сделал? – Я арестовал восемнадцатилетнюю нарушительницу за вождение в нетрезвом виде. У нее уже отбирались права, так что, все пошло как по маслу. Затем она оказала сопротивление при аресте, укусила меня и моего напарника, разбила боковое стекло нашей патрульной машины, когда мы сажали ее внутрь. Он потянулся, и я снова прижалась к нему. – Оказывается, ее папа – партийный функционер, занимающий высокий пост в городской администрации. Она могла бы легко спустить все на тормозах, но стала все отрицать. Это звучало знакомо. – О, я помню, что видела это, Диана или что-то в этом роде, верно? Вся эта история с «привилегированной заключенной»? Он усмехнулся. – О, да, Диана Десмонд. Она сделала себя публичной мишенью некоторыми своими заявлениями в прессе о том, что быть богатой труднее, чем быть бедной. – Она должна попробовать как-нибудь побыть на мели. – Да, ну, она поставила прокурора в невозможное положение; он был зажат между партийными функционерами и общественным возмущением. Как бы случайно была сделана «утечка» записи с нательной камеры наблюдения патрульного, либо в попытке заставить ее признать свою вину, чтобы все затихло, либо, возможно, для того, чтобы судья признал такое недопустимым, но в любом случае это не сработало. А как только все к этому пришло, оно уже не могло чудесным образом исчезнуть. Затем ее дорогой, выпендрежный адвокат защиты вызвал ее в качестве свидетеля. – Я видела ее интервью для прессы перед судом, держу пари, что все прошло не очень хорошо. – Можно сказать и так. Она была самым эгоцентричным, несимпатичным человеком, которого я когда-либо видел. Я знаю, что ее учили, что надо говорить и как себя вести, так всегда делают. Но она отбросила все это напрочь и разразилась тирадой, оскорбившей почти всех, кто был там. Ее адвокат не мог заставить ее заткнуться. За нападение на блюстителей порядка ее признали виновной, приговорили к двум годам условно, но за вождение в нетрезвом виде она получила тридцать дней тюрьмы. – Ей это не понравилось, не так ли? Он покачал головой. – Она провела в тюрьме всего две недели, прежде чем по-настоящему разозлила кучу других заключенных. В итоге она провела остаток своего заключения в лазарете. Потеряла четыре зуба, получила перелом носа и нескольких ребер. – Оу. – Каким-то образом все это стало моей виной. Итак, все мои предыдущие оценки начинают таинственным образом терять баллы, мой экзамен на сержанта по гражданской службе исчезает в системе, меня внезапно отстранили от обязанностей по расследованию, и наконец, мой представитель профсоюза подходит и просто говорит мне, что со мной все кончено. За ее страдания хотят крови. Мой напарник заранее увидел зловещее предзнаменование и перепрыгнул в Майами, так что, по сути, я – единственная достойная цель. Профсоюз знает, что это несправедливо, но им не нужна еще одна война с городской администрацией. Было совершенно очевидно, что если я собираюсь сделать карьеру, мне придется уехать из Нью-Йорка. Я даже потерял свою девушку: едва стало ясно куда все идет, она приняла предложение Коко Шанель в Париже. Я поморщилась. Втайне я не слишком расстраивалась из-за потерянной девушки. – Это действительно отстой. – Да, но профсоюз сделал все что мог. Мне помогли найти работу частного охранника, которую я принимаю. Это – в Сан-Диего. – Мама Лизы после ее смерти переехала в Сан-Диего. Я навещала ее пару раз, когда у меня была такая возможность. – Как у нее дела? – Теперь она работает в благотворительной организации по борьбе с раком; я не помню, в какой именно. Когда я видела ее в последний раз, она казалась довольной. Это было почти два года назад, теперь, когда я подумала об этом. – Я должна как-нибудь ей позвонить. – Держу пари, она хотела бы услышать тебя. – Думаю, что да. – Я чувствовала себя очень виноватой за то, что не звонила ей гораздо чаще. Я видела, что он уловил это, но ничего не сказала и решила сменить тему. – Значит, твоя бывшая девушка – модельер? – Дезире – модель. Способ врезаться в стену, Келси. Мне очень хотелось бежать, куда глаза глядят, и заползти под кровать, чтобы спрятаться. Модель, на самом деле? Бьорн сразу же заметил изменение моей температуры. – Мы оба знали, что у нас никогда не будет долгосрочных отношений. – Он покачал головой. – Она вела себя так, будто у нее аллергия на углеводы, не думаю, что когда-либо видел, чтобы она ела настоящую еду. Любая женщина, с которой у меня есть будущее, должна уметь выпить пару кружек пива. Нам потребовалось еще два часа, чтобы встать с постели. К тому времени мы сожгли много этих углеводов. *** Так и должно было быть: простая связь на одну ночь. Имею в виду, что я – не самая опытная в этом мире, но секс на одну ночь – это на одну ночь. Пока этого не произойдет. Мы назначили еще одно «ненастоящее свидание» на его следующий выходной. И следующий. И в итоге я опять осталась у него ночевать. Честно говоря, это была не моя вина, если бы мы держались подальше от МакКенны или, может быть, если бы он перестал смеяться над моими шутками. Может быть... – Мне только что сказали, что я должен потратить свои четыре дня отгулов. Начиная со среды. Он провел пальцами по моей обнаженной спине. Я вздрогнула. – Вынужденный отпуск? Сурово. Он пожал плечами. – Я думал об Атлантик-Сити. Тебя не интересует небольшой отпуск? Просто веселая поездка. Ради разнообразия я заплатила арендную плату почти на месяц вперед. Но все же, игорная Мекка Северо-Восточного побережья на самом деле походила на место моего типа не больше чем Вегас. – Я никогда там не была. – Будет весело. Тебе понравится. *** Низкокачественно. По-простецки. Совершенно безвкусно. – Это место такое идеальное! – Я держала Бьорна за руку так крепко, как только могла. Я была уверена, что если бы я этого не сделала, то улетела бы в небо, как воздушный шарик с гелием. Ветерок доносил до меня запах попкорна, хот-догов и сахарной ваты. Мимо нас промчался моноциклист, одетый только в неоново-зеленые плавки и желтую накидку. Бьорн продолжал смотреть на меня сверху вниз, пытаясь сдержать улыбку, которая отказывалась сдерживаться. Мы шли по дощатому тротуару много миль, просто впитывая атмосферу, останавливаясь у каждого дурацкого маленького киоска и странного магазина. Это было настолько близко к цирку, как никогда, с тех пор как я оказалась в затруднительном положении. От игравших на пляже детей доносились крики и смех, и я впитывала их. Мы остановились, чтобы посмотреть. – Итак... ты вроде как понял, что такое смех, не так ли? Он кивнул, улыбаясь. – Клоун, жаждущий смеха, это не самая сложная математика в мире. Какое-то время я задавался вопросом, не внимание ли это, но это не оно, не правда ли? – Немного. Видит Бог, я люблю шквал аплодисментов и внимание. Но могла бы прожить и без них. Я наблюдала, как по пляжу несется маленькая девочка в голубом купальнике, преследуемая низкой волной. В основном я слышала, как она визжит от восторга. – Иногда я беспокоюсь, это похоже на зависимость. – Если тебе придется к чему-то пристраститься, я не могу придумать ничего лучшего. – Он задумчиво посмотрел на меня сверху вниз. – Я где-то слышал, что комики – одни из самых несчастных, подавленных людей на свете, но ты, конечно, не такая. Я покачала головой. – Нет. Некоторые из клоунов, которых я знаю, и впрямь такие, но только не я. Полагаю, что все это связано с Лизой и с тем, почему я решила стать клоуном. Я на мгновение заколебалась. – Или, может быть, «решила» – не лучшее слово. Может быть, вместо этого «узнала, что я – клоун». – Знаешь, тебе повезло. Ты нашла то, что тебе действительно, по-настоящему нравится делать. Что-то, что в значительной степени делаешь расслабленно. Это трудно переоценить. Я улыбнулась ему, но про себя проворчала, что это ужасно не вовремя. Я наконец-то встретила парня, который не только понимает меня, но и признает, что я, возможно, более чем «немного не в себе». И он – полицейский, полицейский, который собирается буквально пересечь всю страну. Тем не менее, у нас было немного времени, и он был отличным другом с привилегией. Поэтому я решила максимально использовать эти привилегии, пока могу. Я просто понятия не имела, как мало у меня осталось времени. *** «Звезды и полосы навсегда» Все еще ведя распутный образ жизни в течение четырехдневных выходных, я была так полна энергии, что три дня подряд работала на Дамбо и Таймс-сквер. Я проводила с Бьорном каждую свободную минуту, пока все это не закончилось. Я даже оставила в его квартире свою лучшую одежду, оба комплекта, а он дал мне копию своей ключ-карты от квартиры. Довольно доверчиво, но он же был полицейским, и знал многих полицейских, так что, мог себе позволить быть доверчивым. На третий день, едва завернув на Таймс-сквер, я снова увидела Иванов. Только на этот раз они определенно смотрели прямо на меня и двигались с явно определенной целью. Клоунские туфли выглядят громоздкими и неуклюжими. Моя первая пара, когда мне было одиннадцать, определенно такой и была. Я покрасила старые армейские ботинки моего отца в красный цвет и набила их дополнительными носками. Я едва могла в них ходить. Но сейчас? Цирковые клоуны определяются действием. Акробатика, кувыркание, воздушные трюки, прыжки, прыжки с трамплина. Профессиональная обувь для клоунов должна быть идеальной для всего этого. Чтобы прыгать, необходимо уметь бегать. Я оглянулась один раз, чтобы увидеть на их лицах шок, когда я оторвалась от них. Они прекратили бежать и остановились, свирепо глядя на меня. Если они вообще смотрели мое шоу, то не могу себе представить, почему они были столь шокированы. Они должны были видеть, как я делаю стойку на одной руке и сальто назад без рук. С какой стати они вообразили, что я не в форме для бега? Я направилась прямо в свою квартиру, взлетев по лестнице. Иваны были далеко позади меня; мне требовалось похватать то что смогу, и бежать. Просто сметя свою одежду с полок и вешалки и... Я остановилась, когда дверь распахнулась от малейшего прикосновения моей руки. На самом деле этого делать не следовало, но странные вмятины вокруг замка давали понять, что его взломали. Я осторожно заглянула внутрь. Квартира была недостаточно большой, чтобы в ней спрятаться, так что, было довольно легко увидеть, что тот, кто это сделал, давно ушел. Но оставил после себя руины. Квартира была полностью перевернута вверх дном. Моя одежда – разбросана по полу, полки чисто выметены, и повсюду валялись остатки моих аксессуаров для трюков. Я схватила несколько сумок и начала как можно быстрее запихивать в них вещи. Мои клоунские костюмы и парики, казалось, были в основном в порядке, хотя куча других вещей была испорчена. Я спасла все что могла. Определенно помогло то, что для наиболее важного было не так уж много. Через четыре квартала, я перешла на шаг, размышляя. Мне нужно было это прекратить. Это было нелепо. Иваны охотятся за мной из-за Бориса, из-за разбитого носа и пяти долларов. Мне нужно было, чтобы он их отозвал. Мне нужно было поговорить с мимом. Бориса никто не любил, но все его знали. На самом деле его звали даже не Борис, а Ильич. Но имя Борис было легче запомнить, и в любом случае, никто не любил его настолько, чтобы пользоваться его настоящим именем. Оказалось, что он жил всего в восьми кварталах от моей квартиры, в еще более убогом, еще более запущенном и кишащем тараканами здании. Я ни за что не собиралась брать с собой в это здание те мелочи, что мне удалось спасти, поэтому направилась к Бьорну, чтобы оставить все и переодеться во что-нибудь менее заметное. Однако, к тому времени как я туда добралась, небо достаточно потемнело, чтобы я поняла, что прежде чем я смогу добраться до дома Бориса, совсем стемнеет. Это было не то место, куда мне хотелось бы идти после наступления темноты. Кроме того, меньше чем через полчаса у Бьорна должна была закончиться смена, и, несмотря на мой гнев на Бориса, я все еще испытывала прилив адреналина от того, что сбежала от Иванов. Я ухмыльнулась. Черт побери, это все равно бы случилось рано или поздно. *** Я услышала, как в квартиру вошел Бьорн. Последовала долгая пауза, затем он позвал: – Эмм, Келси? – Не сегодня, – откликнулась я из его спальни. Он фыркнул, и в зеркале на комоде я увидела, как он, все еще стоя у входной двери, наклонился, чтобы поднять пару шаровар в горошек. Он сделал еще несколько шагов по отмеченной тропинке, которую я ему оставила; переступил через полосатый жилет, затем через клетчатую блузку. Высунувшись из-за угла дверного проема спальни, он приподнял одну бровь. – Что ж, это интересно. Я посмотрела на него самым серьезным взглядом, на какой была способна. – Послушай, мы оба знали, что рано или поздно это случится. Он вошел и начал расстегивать рубашку. – Ну, это и впрямь было необходимо, не так ли, Искорка? Он оглядел меня, снимая рубашку. – На тебе нет ничего, кроме макияжа и парика... Он остановился и начал смеяться, когда я сбросила остальные одеяла. – И моих больших красных туфель! *** На следующее утро, более чем довольная собой и еще больше Бьорном, я немного задержалась в его квартире, после того как он ушел на работу. Он и глазом не моргнул, когда я сказала ему, что в моей квартире возникли некоторые проблемы с обслуживанием, и спросила, не могу ли остаться у него на пару ночей. Я решила, что мне нужно поехать к Борису и поговорить с ним. Черт возьми, я бы отдала ему эти пять долларов. Ну, во всяком случае, если бы мне пришлось. Я начала рыться в своей спасенной одежде, вытаскивая все. Я даже нашла поздравительную открытку от мамы Лизы, которая каким-то образом попала ко мне несколько месяцев назад. Она написала «Позвони мне!», но мне казалось, что мой мобильный телефон никогда не был оплачен достаточно, чтобы на самом деле ей позвонить. В любом случае, таково было мое оправдание. Настоящая же причина заключалась в том, что разговаривая с ней, я всегда чувствовала себя фальшивой. Она считала меня лучшим человеком, чем я была на самом деле. Порывшись в сумках, я обнаружила, что каким-то образом оставила все джинсы у себя дома, единственные, что у меня остались, это двое моих лучших, которые я оставила у Бьорна в самом начале. И одни из них предназначались для перепродажи. Может быть, скорее раньше, чем позже. Их я и надела. Квартира Бориса оказалась еще менее приятной, чем я ожидала судя по адресу. Она была скорее убогой, нежели потрепанной, пахло мочой, гниющим ковром и, возможно, мертвыми проститутками. Борис мог бы лучше переворачивать гамбургеры. Я постучала в его дверь. Пришлось стучать три раза, прежде чем изнутри раздался голос с сильным акцентом. Открывая дверь в свою тускло освещенную квартиру, он держался за голову, как будто у него было ужасное похмелье. – Борис. Нам нужно поговорить. Я протиснулась мимо него и тут же пожалела об этом. Я видела свалки с лучшей гигиеной. – Кто ты такая? И чего хочешь? – Я – Келси, и... – Нет-нет-нет-нет! А теперь уходи. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. – Он отчаянно попятился, и я поняла, что на нем была только разорванная футболка и испачканные трусы. – Слушай, просто отзови Иванов... Он убрал руку с лица и издал сардонический лающий смешок. – Мне? Отозвать Иванов? Они – русская мафия. Убийцы. Ты... на самом деле сумасшедшая? Он покачал головой. – Ты должна уйти. Он шагнул туда, где разорванные занавески пропускали полосу света, и я увидела, что его сильно избили. Его левый глаз заплыл, губа ужасно разбита, а нос явно сломан. Я была растеряна. – Что случилось? Кто сделал это с тобой? Он издал болезненный задыхающийся смешок. – Иваны, они услышали, что я знаю женщину по имени Келси. Только я не знал. И они мне поверили. И все еще верят. – Он указал на свое лицо сбоку. – Потому что это то, что они делают. Даже когда верят мне. Внезапно в моем мозгу щелкнуло. Борис понятия не имел, кто я такая. Он никогда не видел меня без моего клоунского грима. Хотя Иваны знали, что я – клоунесса, они видели наряды в моей квартире. Он слабо подтолкнул меня к двери. – Уходи. Иваны узнают, что ты приходила сюда, решат что я лгу, и убьют меня. Он сделал паузу и печально посмотрел на меня. – Такой красивой девушке как ты, они сделают гораздо хуже, а потом тебя убьют. Вот что они сделают. Я быстро попятилась, чувствуя в животе тошноту. Я практически побежала к дому Бьорна, остановившись, чтобы перевести дыхание на лестнице, ведущей наверх. Я вздрогнула и огляделась, затем вытащила свою карточку. Мне нужно было выбраться отсюда. Я потянулась к стеклянной двери и поймала свое отражение. Я была еще бледнее, чем обычно, на моем лице было написано напряжение. А на двери были выгравированы линии, которых я раньше никогда не замечала. Я моргнула и протянула руку. Некоторые линии были на самом деле выгравированы и имели глубокие следы, они были вырезаны на двери. Странные ряды царапин. Я провела кончиками пальцев по поцарапанному стеклу, внезапно почувствовав, что вот-вот упаду в бездонную яму. Стекло не так уж легко поцарапать. К этой двери Бьорн прижимал меня, когда я обхватила ногами его талию, прямо здесь. Кристаллы Сваровски стекло не царапают. Стряхнув с себя шок, я сунула карточку в считывающее устройство, затем бросилась вверх по лестнице так быстро, как только могла, захлопнув дверь и заперев ее за собой. Я вылезла из джинсов «Кристал Болт» так быстро, как только могла, подняв их и уставившись на задние карманы. Несколько кристаллов были размером с мой ноготь большого пальца. Дернувшись, я протянула руку и взяла с рабочего стола Бьорна пустую пивную бутылку. Бормоча молитву, я провела ею по карману джинсов. Просто по ощущениям я поняла, что происходит. Тонко выгравированные линии на бутылке сказали все, что мне нужно было знать. Кристаллы Сваровски не царапают стекло. Это делают бриллианты. *** Мои мысли заполнила паника. Вегас. Мне стоило принять предложение Панчи отправиться в Вегас и исчезнуть из поля зрения. Может быть, просто устраивать шоу магические. Не как фокусник. Я могла творить уличную магию, но также изучила и большие декорации. Я могла бы работать над подготовкой к большим шоу. Это мог бы сделать Панчи. Мне требовалось исчезнуть. Придется попрощаться с Бьорном. С Панчи, Лулабель, со всей командой. Бобби и Анна. Мне нужно было их предупредить. Их уже спрашивали обо мне. Я пыталась дозвониться Бобби, но он не отвечал. Еще два раза. Ничего. Мне нужно было что-то, что успокоило бы меня, позволило отдышаться. Я вспомнила открытку от мамы Лизы и с кривой усмешкой посмотрела на свой телефон. Звонить маме Лизы всегда было тяжело. Я никогда не знала, что именно хочу сказать, и чувствовала себя лицемеркой, потому что она была обо мне высокого мнения. Она просила меня прийти на похороны Лизы в моем клоунском наряде. Она даже позвонила моим родителям и убедила их в этом. Мама купила мне настоящий синий парик специально для похорон. Я все время чувствовала на себе взгляды ее большой семьи, но произнося свою надгробную речь, она говорила обо мне и о том, как сильно Лиза зависела от меня, чтобы прожить каждый день. После похорон десятки членов семьи подходили ко мне, чтобы сказать, насколько они мне благодарны. А все, о чем я могла думать, это о том, как я бросила ее до того дня рождения. Я дважды брала трубку, прежде чем глубоко вздохнула и набрала номер. Гудок прошел дважды, прежде чем трубку взяли. – Лора Ричмонд. – Привет, миссис Ричмонд, Это... – Искорка! Я почувствовала, что расплываюсь в улыбке. Мама Лизы никогда не называла меня иначе как «Искорка», с того первого дня, как я появилась в этом дурацком парике из насадки для швабры. – Я так рада слышать тебя, дорогая. Я пыталась позвонить, но твой телефон продолжал говорить, что он отключен. – Я, эмм, потеряла свой телефон, и мне пришлось купить новый. На самом деле он был отключен из-за нескольких пропущенных платежей, и мне пришлось перейти на телефон с поминутной оплатой, который у меня и был сейчас, и по той же причине у меня редко были оплаченные минуты. – Ты все еще работаешь в цирке? – Нет, у меня сейчас как бы перерыв между выступлениями. Хотя и есть зацепка по одному делу. На другом конце провода стало тихо. – О. Я вроде как надеялась, что ты будешь искать работу в межсезонье. Я откинулась на спинку стула. – А что? – Ну, я знаю, что это может быть слишком, но мы изучали методы эмоциональной терапии для некоторых наших детей, с использованием собак эмоциональной поддержки и... и... – Она сделала паузу, и я услышала глубокий вздох на грани слез. – Я не могу забыть как... – Ее голос оборвался в удушье. – Вы хотите, чтобы я помогла? – Я попыталась не обращать внимания на слезу, которая внезапно выскользнула и побежала по моей щеке. – Денег слишком много не будет, но их будет достаточно, чтобы жить, и ты... ты могла бы так много для них сделать. Она сказала это в отчаянной спешке, а я знала, что согласилась бы, даже если бы цирк все еще работал, даже если бы мне ничего не платили. Я закрыла глаза. – Когда я вам нужна? – Мы должны были начать это много лет назад. Я рассказала о тебе совету директоров в рамках презентации по эмоциональной терапии. Ты – причина, по которой я знаю, насколько это важно. Она сделала глубокий вдох. – И не только для детей. То, что ты сделала для Лизы, иногда удерживало на плаву меня. Становилось так тяжело, и, казалось, никто больше не был в этом с нами. Мы были так одиноки. Я подумала о том, какой сломленной и опустошенной она выглядела в день празднования дня рождения, и почувствовала очередной прилив вины за то, что бросила их. Она продолжила, и я не была уверена, что она вообще разговаривает со мной. – Потом появилась одна маленькая синеволосая клоунесса и продолжала появляться снова и снова, каждый день. Заставляя ее улыбаться и смеяться, даже в самые худшие дни. Ты понятия не имеешь, как много это значило и все еще значит для меня. Я подавила рыдание, желая сказать ей, что я – не тот ангел, которого она представляет, но не смогла заставить себя говорить. Ей потребовалась секунда, чтобы взять себя в руки. – Хотя бы подумай об этом. Пожалуйста. – Нет нужды. Я приеду к вам, как только смогу. *** Я еще раз попыталась позвонить Бобби, чтобы предупредить его, но по его мобильному никто не отвечал, поэтому я, наконец, позвонила в ресторан семьи Анны. Я снова и снова продолжала получать ответ: «Анны здесь нет», пока, наконец, не подошла к телефону ее мать. – Она с Бобби, он – в больнице. Он ранен. Мне показалось, что ее голос звучит напряженно, но сказать было трудно. Мне удалось убедить ее сказать мне, в какой именно больнице. Не нужно быть гением, чтобы понять, что это, вероятно, не являлось совпадением, и хотя надеялась на случай пищевого отравления или дорожно-транспортного происшествия, я не была так уж удивлена, увидев, что Бобби сильно избит. Оба глаза опухли и были закрыты: кислородные трубки, капельницы. Я была в некотором роде готова к этому. Но не была готова к Анне. Ее не били, ее глаза не были заплывшими и закрытыми. Но в ее глазах был гнев, заставший меня врасплох. – Это сделала ты! Я покачала головой. – Нет, я не... Она ткнула пальцем мне в лицо, из ее глаз текли слезы. – Они сказали мне! Ты их обокрала! – Клянусь, Анна, я не знала. – Ты не знала! – Ее лицо исказилось от ярости. – Тогда они сказали, что убьют его... – Она вздрогнула. – Я беременна, Келси. Я не могла позволить им так поступить со мной. Наш ребенок... Она внезапно обмякла, сильно заплакав. Я потянулась к ней, но она оттолкнула мою руку. – Я сказала им, где тебя найти. Я сказала им, где находится твоя квартира. Я отстранилась в шоке, и она посмотрела на меня тяжелым взглядом. – Ты принесла это. На всех. Они сказали мне, что если я тебя увижу, мне нужно будет сказать тебе. Ты им позвонишь, или они найдут всех, кого ты знаешь, и сделают то, что сделали с Бобби, только с каждым разом будет все хуже. Она сунула мне листок бумаги и посмотрела вниз, ее голос был мертвым, едва громче шепота: – Ты должна позвонить им, Келси. Она посмотрела на неподвижное тело Бобби на кровати, и палату на мгновение заполнил звук работающего механизма. – На этот раз с ним все будет в порядке. Небольшое кровоизлияние в мозг, но сказали... Она остановилась и тихо заплакала. Я потянулась к ней. Я коснулась ее плеча, и на мгновение она позволила мне это. Затем она оттолкнула мою руку и молча повернулась к Бобби. Я вышла из больницы, лист бумаги в моей руке, казалось, весил полсотни килограмм. *** В итоге я сидела у Утиного пруда, пытаясь понять, что делать. Я знала, что у меня есть выход. Это было бы легко. Я могла сбежать. Я могла просто исчезнуть. Но Иваны продолжили бы искать, просто продолжали бы причинять боль всем, кто, как они думали, мне небезразличен, потому что не могли найти меня. У них было все время в мире. Рано или поздно они найдут остальных, найдут моих подруг. Будет становиться все хуже и хуже. Я не была экспертом по бриллиантам, но синие джинсы должны были стоить миллионы. Они никогда не сдадутся. Я фантазировала о том, чтобы их убить, но даже если бы и могла придумать способ, и даже если бы смогла заставить себя сделать это, Иваны были просто инструментом для организации, русской мафии или кем бы они ни были на самом деле. У них, вероятно, были целые команды иванов, готовых прийти, чтобы исполнить их волю. С какой стороны ни посмотри, всем было бы только лучше, если бы я просто умерла. Кроме меня. С другой стороны утиного пруда на толпу пристально посмотрел угрюмый ребенок, а затем исчез. Вероятно, примерно так выглядел Панчи, когда был ребенком, когда он был одним из самых страшных мальчиков-Утят. Панчи предупреждал меня о неприятностях, он предупреждал меня о том, что я недостаточно серьезно отношусь к риску. Теперь мне нужно было предупредить его. И всех остальных. Я медленно встала и направилась к Панчи и Лулабель, готовясь потерять свою цирковую семью. Три часа спустя, в комнате, полной людей, которых я всегда считала своими друзьями до конца дней, я закончила свой рассказ и откинулась на спинку стула, будучи несчастной. Все что я сделала, это стащила в магазине джинсы. Но теперь Бобби – в больнице, Анна меня ненавидит, и все вокруг меня, вероятно, находятся в опасности. Панчи вздохнул, и я приготовилась к плохим новостям. Он посмотрел на Лулабель. – Хорошо, это – «наших бьют», если я когда-либо слышал такое. – Он оглядел комнату и молчаливую толпу клоунов. – Где нам взять счетчик Гейгера? *** Я проскользнула в квартиру Бьорна и села за его грубый деревянный стол, проводя по нему пальцами. Он был так похож на него. Я вытащила из кармана свою записку и еще раз просмотрела ее. Нелегко сказать кому-то, что ты уходишь, особенно если это тот, от кого ты не хочешь уходить. У меня не было выбора, и мне нужно было, чтобы он это понял. Мне требовалось, чтобы он понял, что я делаю это ради того, чтобы не пострадали люди. Мне нужно было, чтобы он понял, что я хочу увидеть его снова, но все будет зависеть от него. Я вытащила то, что, как я надеялась, на самом деле кое-что для него значило, и использовала чтобы прижать записку. Выходя, я оглянулась, чувствуя себя так, словно спускаюсь с обрыва. *** Кавардак Мой желудок скрутило, когда я, пошатываясь, вошла в бистро. Там было пусто, если не считать Иванов, презрительно наблюдавших за мной из-за стола в центре комнаты. Я шагнула ближе, тяжело вздохнув, когда почувствовала, как у меня опять скрутило живот. Больше в этом месте вообще никого не было. Свидетелей нет. Это подсказало мне, что должно было случиться. Я едва могла стоять. Иваны решили, что я стану примером. Я потерла глаза тыльной стороной ладони. Смаргивая слезы, я подняла пакет из магазина. – Все здесь. Я просто отдам его вам и... Иван поменьше улыбнулся. Возможно, лучшим выбором было бы слово «насмешка». Я поняла, что ему это нравится, что мучить людей, которые не могут себя защитить, было его способом развлечься. Он видел холодный пот и липкую кожу и наслаждался мыслью, что может настолько сильно напугать кого-то, кто ничего не может с этим поделать. – Я так не думаю. Нам «причинили неудобства». Слишком много людей об этом знают, и нам нужно дать урок. Прежде чем я успела придумать, что сказать, за моей спиной распахнулась дверь. – Стоять! В дверь быстро и плавно вошли двое парней в темных костюмах, каждый из них держал большой автоматический пистолет. Направленный на меня. Я повернулась, чтобы посмотреть на них, и почувствовала, что у меня просто подкашиваются ноги. Я рухнула и свернулась в клубок, схватившись за живот. Один из двоих присел рядом со мной на корточки. – Это она. Другой перевел взгляд с него на Иванов, махнув удостоверением. – Национальная безопасность. Оставаться на местах. Он вытащил радиотелефонную трубку. – Сэр. Это определенно она, она у нас. – Он махнул другому мужчине, чтобы тот отошел от меня. – Отойди от нее. – Я думаю... – Ты не должен думать. В дверь вошел пожилой мужчина с властным видом, сопровождаемый двумя парамедиками. И женщина в чем-то похожем на ярко-желтый космический скафандр. – Отойдите от нее. – Пожилой мужчина жестом подозвал женщину к себе. – Проверь ее. Я почувствовала, как мой рот заполнила теплая жидкость, и откашлялась. Агент рядом со мной поспешно отступил, глядя на брызги крови на плитке. – Дерьмо. Воздух наполнил звук треска, когда ко мне шагнула женщина с желтой коробкой в руке. Чем ближе она ее подносила, тем громче трещал агрегат. Она внимательно просканировала меня, затем сумку, и каждый раз волна звука становилась громче. – Это здесь. Радиация зашкаливает. Она сняла странный желтый рюкзак и бросила его рядом со мной. Самой странной вещью в рюкзаке был большой неприятный красный символ радиационной опасности на нем. Она осторожно сунула пакет из магазина в рюкзак. – Идиотка. Пожилой мужчина покачал головой. – Она не знала. Пока меня опять рвало, ко мне подошли парамедики. Тот, что покрупнее, оглянулся на женщину в скафандре. – Это безопасно? – Главное – в сумке, а все, что на ней – остаточное заражение. Я бы не стала ее обнимать и целовать, но с тобой все должно быть в порядке. Мои глаза начали слезиться, когда он перевернула меня на спину. – Глаза полны крови... – Она в высшей степени осторожно осмотрела меня и выдала своему партнеру оценку. – Господи, это нехорошо. Женщина в желтом на мгновение склонилась над нами. – У нее может быть и есть пара часов, но это довольно оптимистично. – Что за чертов беспорядок. – Ответственный мужчина посмотрел на Иванов. – Вы ее знаете? – Нет. Она просто вошла и, вроде как... упала. – Младший Иван секунду изучал его. – Кто ты такой? – Старший ответственный агент Броган, Национальная безопасность. Мы преследовали ее несколько недель. В одном из пунктов пропуска через государственную границу датчик зафиксировал всплеск радиации. Большой. Мы разослали фургоны с детекторами по всему городу, пытаясь выследить ее. – Она – террористка? – с недоверием посмотрел на него Иван. – Не думаю. Вероятно – член шайки контрабандистов. За последний год или около того у нас было несколько таких. Излучение может использоваться для улучшения качества алмазов. Проблема в том, что если сделать это неправильно, то получишь радиоактивные алмазы. Обычно все не так уж плохо, но там кто-то реально облажался. Чертовы штуки чертовски горячие. Она вам ничего не давала, не так ли? Оба Ивана покачали головами, как уродливые куклы. Женщина в желтом подошла и оглядела их. – Они чистые. Нет даже остаточного. – Она... посерела, – завороженно сказал меньший Иван. – Пот, бледность, все это побочные эффекты. Послушайте, нам требуется, чтобы это не попало в новости, это практически обрушит рынок алмазов. Мне нужна какая-то контактная информация на случай, если мое начальство захочет с вами поговорить... Я закашлялась, туман крови окрасил рубашку парамедика. Старший агент повернулся к младшему фельдшеру, забыв об Иванах. – Черт побери. Тащи эти чертовы носилки. Более крупный Иван осторожно наклонился, чтобы лучше рассмотреть. – Значит, она... Старший агент покачал головой. – Она уже почти там. – Кашляет кровью. Это означает, что дыхательная система практически сдохла. Если мы сможем доставить ее в больницу, до того как начнутся приступы, вы сможете хотя бы спросить... – Более крупный фельдшер попытался привести меня в порядок, но мой желудок взбунтовался, и я едва могла контролировать свое дыхание. Я выгнула спину, извиваясь и брыкаясь, стуча зубами. – Черт! Она умирает. Положите ее на чертову... – Уже чертовски поздно. Сквозь затуманенные слезами глаза я видела, как Иваны в ужасе наблюдают, как меня пристегивают к носилкам и выкатывают. *** Разрядка Едва машина скорой помощи остановилась, я села и выплюнул капсулу с кровью. – Они купились? «Старший агент» Панчи усмехнулся, снимая свой фальшивый нос. – Каждый их чертов кусочек. Их никто не убедит, что ты не умерла от радиации прямо у них на глазах. Он сунул мне в руки бутерброд. – Съешь. Эффект, вероятно, преходящ, но поможет. После нескольких осторожных укусов бутерброда, мой желудок расслабился, и озноб полностью прекратился. – Что, черт возьми, ты мне дал? – Доксициклин. Это антибиотик, используемый при малярии. Довольно безопасный, но единственное, чего нельзя делать, – это принимать его на пустой желудок. Холодный пот, спазмы в животе, озноб. Заставляет тебя выглядеть и чувствовать себя словно зомби. Ты не сможешь притворяться, что чувствуешь себя настолько плохо. – Ты уверен, что они на это купились? Он фыркнул. – Они – русские, паранойя заложена в их ДНК. Они скорее поверят в сокрытие тайного правительственного заговора, чем во что-либо другое. Если они поспрашивают и не смогут найти никаких записей о том, что произошло, что ж, это лишь подтвердит то, во что они хотят верить. Я вытащила несколько влажных салфеток и вытерла сырой луковый сок с тыльной стороны ладони: мне требовалось что-то, отчего бы мои глаза покраснели и слезились. Жожо обошел спереди, снимая свою «окровавленную» рубашку с фальшивыми нашивками скорой помощи и качая головой. – Убери свою задницу из фургона, Искорка, нам надо почистить эту штуку и вернуться в участок, прежде чем кто-нибудь начнет задаваться вопросом, почему техническое обслуживание занимает так много времени. Подошла Лулабель, волоча за собой счетчик Гейгера. – Хорошо что эти идиоты не знают разницы между костюмом биологической защиты и радиационным костюмом. Тебе это понадобится, Жожо. Он кивнул. – Мы вернем его в шкафчик. Где тестовые пластины? Я вытащила из куртки тестовую пластину, а Лулабель вытащила другие из кармана джинсов с бриллиантами. Жожо собрал их все и начал укладывать в чемоданы, пока я вылезала из машины скорой помощи. Панчи посмотрел на джинсы. – Их продажа займет некоторое время. Бриллианты такого размера немного чувствительны, если есть желание получить за них что-то вроде хорошей цены. У меня все еще имеется контакт в одном из торговых домов. Он должен мне пару одолжений. Вероятно, переогранит их в старом стиле и заявит, что это – старые семейные вещи. – Я доверяю тебе, Панчи. Просто когда сможешь, отдай половину моей доли Бобби и Анне. – Сделаю. Пора выходить. Все разбегаются. – Прости. Я не хотела этого делать. Он натянуто улыбнулся. – Всем нужен был толчок, Искорка. Мы просто начали здесь уставать. Теперь у каждого появится начальный капитал, чтобы начать свое дело. Жожо и Бутс направляются в Вегас. Мы с Лулабель едем во Флориду, чтобы навсегда уйти на пенсию. Ты все еще собираешься на Западное побережье? – Я должна, одна моя знакомая женщина сказала, что поговорила обо мне с некоторыми людьми, и они мной заинтересовались. Возможно, я просто смогу снова стать настоящим клоуном. – Ты никогда не станешь кем-то другим, Искорка. Ты же знаешь, что такого не бывает. Я улыбнулась, хотя мне хотелось плакать. – Да, я помню, это – в сердце. Он улыбнулся, может быть, немного грустно. – Заставь их смеяться, малыш. *** Маленькая девочка с опаской посмотрела на меня, и я одарила ее своей лучшей дружелюбной улыбкой и сморщила нос. Это сработало идеально. Она хихикнула. Ее мама посмотрела на меня, пытаясь понять, что я имею в виду. – Вы проиграли какое-то пари? – Еще нет. Думаю, что на этот раз выиграю. – Я подумала, ну, знаете, что вам пришлось нарядиться клоуном. Я накренила голову. – Я не одета как клоун. Я – одна из них. Я – медицинский клоун на полную ставку. Работаю в некоторых больницах в детских отделениях. – А что, есть такие? – Зарплата лучше, чем вы думаете, а преимущества быть клоуном потрясающие. – Хм. Подмигнув маленькой девочке, я с хлопком материализовала в руке гвоздику и посмотрела на маму. – Вы не против? Она пожала плечами и кивнула. Она старалась не выглядеть удивленной, но я видела, что она была так же поражена внезапным появлением цветка, как и ее дочь. Я опустилась перед девочкой на колени и протянула ей цветок. Та опять хихикнула. – А где ваша вторая туфля? – Надеюсь, что в самолете. – Почему она должна быть в самолете? – Она – у моего парня. Или он должен был им стать. Она задумчиво посмотрела на ворота. – Надеюсь, что он помнит. – Я тоже. – Он тоже клоун? – Нет. Но все равно мне очень нравится. – А мы ждем парня моей мамы. – Он ведь не клоун, не так ли? – Неееет, он – банкир. – Маленькая девочка сморщила носик, а ее мать слегка выпрямилась. – Это – отличная работа, не так ли? Она слегка нахмурилась. – Думаю, да. Меня прервал внезапный поток людей, хлынувший из выходных ворот. Шедший чуть впереди толпы тщательно причесанный мужчина в дорогом костюме вежливо поцеловал женщину. – Долгий полет. Я возьму свой чемодан, и мы тут же уберемся отсюда. – Он повернулся и, не оглядываясь, направился к багажной карусели. Маленькая девочка взвизгнула. – Я вижу твою туфлю! Проследив за ее взглядом, я увидела Бьорна, возвышающегося над толпой, держащего над головой мою вторую красную клоунскую туфлю. Я секунду смотрела на маленькую девочку, а затем осторожно ущипнула ее за нос. – Спасибо. Не знаю, увидела бы я его без тебя! Она хихикнула. Мне потребовалось три прыжка, чтобы подлететь к нему и прыгнуть в его объятия. Он легко подхватил меня и понес на одной руке. Я поцеловала его и прижалась к его груди. – Скучала по тебе! – Я тоже по тебе скучал. Подними ногу повыше, золушка-клоун. Я сделала это, и он надел мою туфлю, а потом серьезно кивнул. – Я должен был убедиться, что ты – именно та девушка, что нужна. – Ты часто сталкиваешься с клоунами только в одном ботинке? – Ты была бы удивлена. – Он сделал паузу. – Ты же знаешь, что это безумие, верно? Не могу поверить, что ты уговорила меня съехаться. Мы же едва знаем друг друга. – Сумасшествие – это то, чем я занимаюсь: я – клоунесса. Если бы это не сработало, мы всегда могли бы пойти разными путями. Но у меня было предчувствие... Бьорн озвучил его: – У меня просто странное чувство, что это сработает просто отлично. Это заслуживало еще один поцелуй. – Пока! Прямо перед нами стояла маленькая девочка, держа за руку маму, в то время как банкир проходил мимо них, глядя в свой мобильный телефон. Выражение лица мамы было полным шоком; ее рот даже слегка приоткрылся. Бьорн оказался явно не таким, как она ожидала. Я помахала маленькой девочке рукой. – Пока! Затем я подмигнула ее маме и медленно указала на грудь Бьорна. – Я же говорила вам, что у нас есть и льготы. *** Послесловие Когда мы писали Текила-микс, нам просто очень понравился образ Келси. Поэтому, когда мы захотели сделать продолжение Микса, то решили написать ее историю. В последнее время у клоунов наступили трудные времена. Стивен Кинг, Джон Уэйн Гейси и крах большинства традиционных цирков по-настоящему сильно ударили по профессии. Я связался с несколькими бывшими клоунами из Братьев Ринглинг, несколькими фокусниками и уличными артистами, чтобы понять, как обстоят дела в их мире. Сейчас все очень сложно, но их мир на самом деле зависит от взаимодействия, и сейчас он очень мрачный. Паб МакКенны описана по образцу реального места, и некоторые из вас могут ее узнать. Пожалуйста, не приводите ее название в комментариях, если узнаете, я бы очень хотел туда вернуться. Трюк с носом Келси в пабе – это не тот трюк, который я видел. Из вежливости мы решили не использовать какие-либо эффекты/трюки, о которых знаем. Так что, мы с супругой решили писать его, используя принципы трюка Слайдини с бумажным шариком. Все дело в отвлечении внимания и выборе времени. Это работает, но вы должны быть чертовски спокойны и иметь добродушную аудиторию и цель. Еще раз спасибо всем за действительно, на самом деле, безумно быстрое прочтение и редактирование бета-версии, без вас это было бы нечитабельно. Мы говорим о более чем 1100 моментах редактирования. Серьезно, это было все равно что опять оказаться в четвертом классе. Миссис Уилсон, где бы вы ни были, мне очень жаль. Вы были правы, мне следовало уделять больше внимания на уроках. Изменения варьировались от пропущенных запятых и точек с запятой до выявления и уничтожения множества слов «действительно», которые наводнили рассказ. Было также несколько предложений по формулировке и сюжету, которые очень помогли нам. Спасибо qhml1 за саркастические замечания по поводу золушки-клоуна. Супруга, как обычно, была потрясающей. Она провела расследование контрабанды и обработки алмазов, элитных бутиков (что было болезненно, я уверен) и помогла разобраться с фокусами и приколами, которые использует Келси. Она выяснила биографию Келси и разработала ключевые моменты сюжета. Мы, наконец, приближаемся к завершению следующего рассказа Нидлесс-и-Делани «Неудержимый человек», он продолжает расти в нас, но думаю, что скоро мы созреем. Мы также близки к завершению рассказа о Делани/Хижине под названием «Молочный бегун», в котором снята с поводка команда Camp Mayhem. Наконец, со всей серьезностью, прошло более четырех лет с момента нашего первого рассказа, и читатели здесь никогда не переставали удивлять нас своей невероятной энергией и поддержкой. Спасибо, мы и впрямь это ценим.