Почти три недели спустя мы прибыли в Гранд-Каньон. Мы слегка заблудились, но каньон было не миновать. Здесь существовал риск, которого люди в моем бизнесе стараются избегать – она была так зациклена на том, чтобы мы заехали в каньон, что мне пришлось рассматривать возможность того, что она заранее запланировала с кем-то встретиться или дать кому-то знать о себе. Если так, то у нее все равно не было ничего полезного, чтобы передать кому-нибудь. Курт и Кэти работали на законных основаниях, если бы ими заинтересовалось ФБР, и были хорошо вооружены, если бы это оказался кто-то менее официальный. Если и существовал какой-то план, то лучше было просто привести его в действие прямо сейчас. Мы прибыли незадолго до захода солнца, в канун Рождества, молча стояли на краю обрыва одни, в почти полной тишине, слышался лишь свист холодного ветерка, и смотрели, как небо окрашивается в нереальные цвета. Я почувствовал, как ее рука потянулась и нерешительно скользнула в мою. – Тебе не понадобится револьвер. Или 45-й калибр. Здесь никого нет. Я просто хотела посмотреть на это. Мягко, задумчиво. Я ничего не сказал. Честно говоря, я потерялся в цветах, в темнеющем небе над головой. Она придвинулась чуть ближе. Может быть, в поисках укрытия от ветра. Может быть. Я отпустил ее руку и обнял ее. Чтобы защитить от ветра. Может быть. Она обняла меня за талию, чтобы поудобнее устроиться в тепле, и мы смотрели, пока западное небо не заполнили яркие звезды. В тот вечер, в мягком мерцающем свете нашей маленькой ёлки, вместо того чтобы отвернуться, она повернулась ко мне лицом. – Я устала быть в одиночестве. Утверждение. Отчаянная потребность в человеческом прикосновении. Может быть, даже Стокгольмский синдром; хотя для кого из нас – сейчас было неясно. В этом, безусловно, было ощущение срочности, чувство голода и потребности. Но все прошло гладко, без неловкости, без неуклюжести. Два человека, узнавшие друг друга, вероятно больше чем кто-либо по-настоящему знал любого из нас за десятилетия. На следующее утро, вместо того чтобы тихо разбежаться, мы просто лежали. Она прижималась ко мне, обхватив одной ногой мою, а ее рука лежала на моей груди, в то время как я запускал пальцы в ее волосы. Она вздохнула, почти беззвучно. – Я могу пролежать просто так все утро. – Меня устраивает. Кроме того, здесь холодно, а наша одежда – где-то на полу. Я чувствовал, как она улыбается. Затем почувствовал, что улыбка исчезла. – Кен, я знаю, что есть... ограничения. И что я собираюсь попросить о многом. Но не можем ли мы просто быть «нами», пока не достигнем... куда бы мы ни направлялись? – Просто «Кеем и Либби», бродящими по стране? Держась за руки? – И гоняясь друг за другом по кровати. Поздно вставая. Сидя рядом друг с другом и деля десерт в ресторанах. – Одна чаша мороженого, две ложки. – У меня никогда такого не было. Это уже более реально чем мой брак. Это было слегка тревожно. Это было то, что я делал с Триш, но в этом не было ничего плохого, не совсем. Просто странно. Мысль о том, чтобы отказать ей, показалась мне бесконечно жестокой. И, может быть, я тоже этого хотел. Я взъерошил ее волосы. Давно отработанный рефлекс заставил меня поцеловать ее в макушку. – Мы можем это сделать. Она долго дрожала, прижимаясь ко мне Сначала я подумал, что ей холодно, но почувствовал слезы, в то время как она изо всех сил старалась не плакать вслух. Я действительно не имел ни малейшего представления, что делать и как себя вести. Это было так давно. Я просто обнимал ее и молчал. Должно быть, это было правильно. В конце концов, она посмотрела на меня со слабой улыбкой и слишком блестящими покрасневшими глазами, слегка шмыгая носом. – Прости. Я просто... не знаю. Глупо... Нет. Не глупо. Мы далеки от всего. Всего что ты защищал, всего, за чем присматривал. Теперь за всем этим наблюдает кто-то другой. Тебе сейчас не нужно быть грубым ни для кого. Она снова опустила голову и сделала долгий медленный вдох. Так мы просто отдыхали несколько часов. Где-то по пути Эви умудрилась купить пару бутылок вина и сунуть их в фургон. Почти все Рождество мы провели в постели. В основном, просто чтобы быть вместе. *** Следующие недели были лучшими, которые у меня были за очень долгое время. Мы бродили почти наугад, останавливаясь у странных маленьких туристических достопримечательностей. Мы объезжали бесконечные винодельни. В некотором смысле это было то же самое, что мы делали и перед Рождеством. Но вместо того чтобы притворяться парой, мы были просто одним целым. Мы все время держались за руки, поддразнивали друг друга. А также делились каждым десертом. Одно блюдо, две ложки. Реальность вторгалась лишь тогда, когда мы останавливались в разных местах, чтобы скоординироваться с Венди. На все это время наши пижамы застряли в ящике стола. Однако, в конце концов наш отпуск должен был закончиться. Итак, на пустынной проселочной дороге в южной Калифорнии с видом на знойную пустыню со случайными участками обильно орошаемых фермерских полей мы встретились с моим турагентом. Два внедорожника, семь мужчин и одна женщина – Венди. Я съехал с дороги и припарковался. Четверо мужчин отделились и начали продвигаться к фургону, из-под курток появились автоматы. Те выглядели как Витязи-СН, эффективные маленькие русские автоматические пистолеты под патрон 9 мм парабеллум. Хотя я не был уверен в этом варианте. Эви осторожно наблюдала за ними через окно. – Так, что нам теперь делать? Я разрядил оба пистолета и положил их на маленький столик под нашей маленькой рождественской елкой. Я был почти уверен, что никто не сможет заставить Венди пойти на сделку с совестью, но если она это сделала, то пара пистолетов ничего не изменит. – Двигаемся очень медленно. Мы вышли за дверь – руки слегка подняты. Двое мужчин проскользнули мимо нас в фургон, в то время как еще двое контролировали нас. Остальные смотрели по сторонам. Мы молча терпеливо стояли, пока они не покинули фургон. Судя по тому, как осели внедорожники, они были сильно бронированы. Усиление подвески может скрыть не так уж много. Венди получила сигнал от своих людей и махнула нам рукой приблизиться. Эви потянулась, взяла меня за руку, и мы двинулись вперед по пыльной дороге. Когда подошли, Венди одарила нас волчьей кривой улыбкой. – Обычно я не устраиваю семейные каникулы, полковник. Но для тебя мы это сделаем. Я взглянул на Лэндкрузеры. – Японские внедорожники, русские пушки? В наши дни никто не покупает американское. – Оружие так сильно модифицировано, что, вероятно, наполовину сделано в Америке. А крузеры я купила по дешевке кое-кого у из наших старых приятелей в Ираке. В первую очередь их покупает американское правительство. Так бы стоимость доставки вас убила, но нам так или иначе пришлось возвращаться пустыми самолетами. Я оглянулся на ее команду безопасности. – Венди, что случилось? Что-то не вяжется. Половина команды, бронированные машины, и твоя охрана сосредоточенная вовне. С ее лица сползла улыбка. – Кто-то пытался избавиться от одного из твоих руководителей. Все прошло не слишком хорошо. Курт прислал мне известие. Глаза Эви распахнулись. – Кто... – Муж. Я многого не знаю. Курт сказал, что все в порядке. Тут есть еще послание от него полковнику. Она вручила мне запечатанный пакет, в то время как мы грузились в один из внедорожников. Письмо выглядело нетронутым, но я предположил, что Венди его прочитала. Это то, что на ее месте сделал бы я. Бизнес есть бизнес. Эви едва сдерживала ярость; руки побелели от напряжения, ногти впились в собственные ладони. – Этот ублюдок. Мы не общались всего три месяца. Я разорвал конверт. Краткие отчеты от Курта. И анонимный отчет, подписанный просто «М». – М. Очень похоже на Джеймс Бонд. Очевидно, Мария. – Пытались представить это как хамство на дороге. Хотели заставить его внедорожник съехать с дороги, воспользовавшись пистолетами. Большая ошибка. Эви мрачно улыбнулась: – Он был в своем пикапе? – Кто-то заплатил за него большие деньги. Ее улыбка стала еще шире. Я был почти уверен, что вижу клыки. – Курт сказал, что бронезащита выполнена против тяжелой винтовочной пули. И из-за всего этого дополнительного веса столкнуть его с дороги было намного сложнее, чем они думали. – Так, что случилось? – Следом за Куртом ехала команда на машине, но ей даже не пришлось вступать в бой. Когда его попытались столкнуть, он проигнорировал выстрелы и просто столкнул их лоб в лоб с опорой эстакады. Выживших нет, но люди Марии отследили часть денег до дочерней компании Reinhardt IG. Муж Эммы служил в CUMULOUS GREEN – армейской части программы CUMULOUS. Не такие вышибатели дверей как у меня, но у них была репутация хорошо подготовленных для тяжелых дел. Они также были известны своим крайним прагматизмом. Используя старую фразу, они верили, что в России угрызения совести – это деньги, а мораль – это рисунки на стенах. Венди пыталась скрыть ухмылку. Она явно знала, кто такая Мария. Она просто не могла сдержаться. – Господи, какой бардак. Когда мы на той же стороне что и слабоумные, это, вероятно, апокалиптично. Она попыталась сказать это лаконично, но у нее не получилось. Мысль о том, что ее втянули во что-то безумное, все еще возбуждала ее. Даже если это было плохо для бизнеса. – Твоя цель – просто неофициально доставить нас на Фиджи. Но Мария может кое-что разнюхать, так что, некоторое время не вози с собой никаких лекарств или кого-либо из их списка наиболее разыскиваемых. – Большинство парней из списка наиболее разыскиваемых уже покинули страну, у остальных не хватит денег на билет. Я веду учет. И мы уже давно не возим «фармацевтические препараты» на черный рынок, кроме виагры. Тебе, кстати, не нужно что-нибудь из этого? – Она, приподняв бровь, посмотрела на Эви. – Буду считать, что это входит в стоимость билета. Эви холодно встретила ее взгляд. – Я так не думаю. Мы прекрасно справляемся с помощью дешевого вина и взаимного Стокгольмского синдрома. – Вы похитили друг друга? – Это долгая история. – Что ж, я рада, что вы так хорошо ладите. Вам придется около сорока часов провести в одном транспортном контейнере. Эви выглядела менее чем довольной. – Транспортном контейнере? – Это очень хорошее помещение – хорошо освещенное, двуспальная кровать, имеется собственная ванная комната. Целых восемь метров. Эви бросила на меня взгляд, обещавший полное отсутствие скуки в течение следующих сорока часов. Транспортный контейнер действительно был очень приятным, и в нем оказался небольшой холодильник с шестнадцатью бутылками очень приличного вина. *** Мы прошли под вывеской с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ФИДЖИ». Едва добравшись до Фиджи, мы проскользнули из грузового терминала в пассажирский, чтобы пройти таможню. Цель состояла не в том, чтобы избежать таможни, а в том, чтобы избежать использования наших собственных имен и уклониться от вездесущих камер безопасности авиакомпаний, которые можно взломать ради распознавания лиц. Паспорта Венди работали безукоризненно – работа её «билетёра» оказалась круче защиты фиджийского таможенного и иммиграционного департаментов. Мистер Эллис Бэнкс и миссис Кэндис Тоуи умерли менее трех месяцев назад. Кем бы ни был внутренний человек Венди, он придержал на несколько месяцев уведомления об их смерти. Достаточно, чтобы мы с Эви пересекли границу Фиджи, а задержку в обработке данных все еще можно было объяснить обычной бюрократией. Когда мы вышли из таможни, Эви с веселой улыбкой закинула свой рюкзак на плечо. – Итак, «Эллис», куда мы отсюда? – Нам нужно успеть на автобус – и четыре часа езды до Сувы. – Автобус? Как настоящее транспортное средство? – Кондиционированный воздух и все такое. – Правда? Я подумала, что после нашего приключения с транспортным контейнером мы попадем на грузовик с продуктами или цыплятами. В ее глазах зажегся лукавый огонек. – Не то чтобы я жаловалась на транспортный контейнер. Лучший международный рейс, на котором я когда-либо летала. Мне совсем не было скучно. Автобус-экспресс пришел точно по расписанию и был заполнен лишь наполовину. Мы сидели в одном ряду, и пока ехали, она прислонялась ко мне. Мстительное настроение Эви, казалось, было притушено нашим полетом на Фиджи, хотя я все еще чувствовал ее холодную ярость по отношению к Рейнхардту. Ей даже понравилась короткая остановка на рынке Сигатока, где она купила гигантскую корзину свежих фруктов, а затем прихватила большой засаленный бумажный пакет с самсой. Она и раньше бывала на Фиджи, но в основном, проводила время за чтением отчетов, а не путешествовала по побережью на автобусе, и теперь с восхищением наблюдала, как мимо проплывают маленькие деревушки и береговая линия, хрустя самсой и протягивая ее мне. – Люблю эти штуки. Немного удивлена, обнаружив их здесь. Я принял подношение. – Здесь делают хорошую самсу. Индийские рабочие, приехавшие на сахарный тростник, привезли с собой часть своей культуры. – Должно быть, я пропустила это на уроке истории. Я секунду помолчал. – Не хочу быть неделикатным, но сомневаюсь, что в твоей школе особенно интересовались историей наемных слуг. Она слегка нахмурилась и отодвинулась на дальнюю сторону нашего сиденья, но ничего не говорила в течение секунды. Затем: – Я не совсем равнодушна к другим людям, Кен. Ее голос был жестким, но ломким. Я почувствовал себя полным идиотом. Она очень старалась – правда старалась, и в основном преуспевала в том, чтобы быть нормальной. – Я знаю это, и не виню тебя, Эви. А если быть совсем уж справедливым, то система государственных школ также не зацикливается на этом. Мы молча с хрустом расправились с остальной самсой. Продавец не доложил ей три штуки, но мы все равно насытились. К тому времени как мы добрались до места назначения в Суве, она опять прижималась ко мне. Ее ко мне медленно притягивало, будто слабая гравитация. Как только мы собрали наши рюкзаки и гигантскую корзину фруктов, я повел ее в сторону гавани – прогулка не была короткой, но я предпочел пройтись пешком, нежели позволить водителю такси меня запомнить. Раннее послеполуденное солнце отбрасывало тени, которые, казалось, немного сбивали нас с ритма. Мы прошли всего пару сотен метров, когда позади раздался тихий голос. Женский, но надтреснутый голос человека, слишком много повидавшего на обломках безразличного мира. Получившего такой урон, что оставляет след навсегда, что бы ни случилось потом. – За вами все чисто. Это было так странно тихо, что Эви сначала даже не отреагировала. Я потянулся и взял ее за руку, прежде чем она успела это сделать. – Смотри вперед и продолжай идти, Эви. – Я старательно сохранял ровный голос. – Как долго ты следишь за нами? – С тех пор как вы прошли таможню. И спасибо за самсу, я умирала с голоду. Черт. Пого прав. Спуки была невероятно хороша. Эви не оглянулась: – Так, ты – наш ангел-хранитель? Тихий, невеселый смех. – Говард знает не так уж много ангелов, принцесса. Единственного, о ком я знаю. И я – не она. Она вложила в это немного насмешливого рычания, говоря «Принцесса». Мнение Спуки о богатых людях находится где-то между «первыми станут к стенке, когда придет революция» и «снабжением продовольствием в чрезвычайных ситуациях». Она провела большую часть своей жизни в приемной семье, еще до того как ее «родители-наркоманы из белого трейлерного мусора оказали миру услугу и сожгли себя». Это ее слова, не мои. Как я уже сказал, кое-что оставляет след. Эви решила не отвечать, возможно поняв, что кражу закуски почти буквально из ее рук можно легко превратить в нечто острое. Мудрое решение – Спуки провела четырнадцать лет, работая на темной стороне программы CUMULOUS – RED. Там вербовали отбросы общества – проституток, бандитов, букмекеров, наркоманов. Нелюбимые, нежеланные; одноразовые люди, выполняющие неприятную работу, которой избегали все остальные. Медовые ловушки, вымогательство и многое, многое другое еще хуже. Спуки не только выжила, она процветала. – Куда едем, Спуки? – Яхт-клуб «Роял Сува», у Гриза там пришвартован «Морской ангел». Уголок рта Эви приподнялся на волосок. – Нидлз (иглы)? Спуки (призрак)? Гриз (смазка)? Неужели ни у кого из твоих друзей нет настоящих имен? Прежде чем я успел ответить, вмешалась Спуки, ее шипящий голос был пронизан льдом и бритвами. – Спуки – мое настоящее имя, принцесса. Это, безусловно, было правдой – я расписывался как свидетель в ее свидетельстве о браке. – Спуки Без фамилии превратилась в «Спуки Годек». Спуки было имя, которое дал ей Пого, и насколько она могла судить, это было единственное настоящее имя, которое у нее есть. Единственное, имевшее значение. Никому в администрации островов на самом деле не было дела до того, как ее зовут, покуда платится лицензионный сбор. У нее определенно было несколько паспортов на другие имена. Но ни одно из них никогда не могло быть для нее настолько реальным, как «Спуки». Я знал, как для нее это важно – я выдал ее замуж, и последние пару лет был для нее чем-то вроде суррогатного отца. Эви начала раздражаться, так что, я решил все прекратить, пока это не стало проблемой. – Эви, в моем мире это традиция. И традиция также то, куда мы направляемся, потому что раньше это был порт контрабандистов. Кроме того, так безопаснее. Ты можешь себе представить, насколько бесполезно большинство из того, чему ты научилась на самом деле? Какое-то время она шла молча, крепко сжимая мою руку. – Полагаю, что все что кто-либо на самом деле мог бы доказать, это то, что я заплатила небольшой охранной фирме, чтобы та присматривала за моими внуками. – Вот именно. Некоторое время мы шли молча, пока Спуки не скользнула к Эви. – Направляйся к пятому эллингу, Гриз – там. За лодкой никто не следит. Эви задумчиво посмотрела в сторону эллинга, вероятно, чувствуя, что если сейчас что-то пойдет не так, у нас не будет места для маневра. – Откуда ты знаешь? Спуки кивнула в сторону магазина под открытым небом. Почти все уставились на него. – Энджел и Дэнни отправились за покупками. В бикини. Да, это должно было сработать. Спуки удалилась, когда мы тихо поднялись на борт лодки и проскользнули вниз, в салон, молча кивнув Гризу, который едва нас признал. Он проверял что-то внутри смотрового люка с помощью фонарика и выглядел очень сосредоточенным. Мы скользнули на диван рядом друг с другом. Эви огляделась. – Яхта «Викинг»? – Я в этом не эксперт, но по-моему, Гриз говорила, что ей 68 лет. Она слегка коснулась тиковой панели: – Очень красивая. – Это чартерное рыбацкое судно для элитной публики. Не совсем твоего уровня, но они стремятся выйти на него. Казалось, она собиралась что-то сказать, но тут вмешалась стройная, очень симпатичная темноволосая женщина в бикини с рисунком зеленого леса и цветов плюмерии. У нее лишь год назад родился ребенок, но, как и ее отец, она неустанно занималась спортом, придававшим ей стройное телосложение бегуньи на длинные дистанции. Она одарила меня искренней улыбкой. – Дядя Говард! Как прошло твое путешествие? – Более продуктивно, чем я ожидал. – Так я и вижу. Ты же знаешь, что большинство людей коллекционируют в качестве сувениров рюмки или всякие китчевые маленькие ложки, а не заложников. Дэнни всегда была довольно умной задницей. – Дэнни, это – Эвелин. Эвелин, это Дэнни. Дэнни вежливо кивнула Эви и слегка улыбнулась. Потом посмотрела на меня. – Я думала, ты собирался ее убить. Я видел, что бесцеремонность этого комментария застала Эви врасплох. – Планы меняются, Дэнни. Не все было так, как казалось, она – союзник, а не заложница. Она пожала плечами: – Полагаю, мы всегда сможем застрелить ее позже. – Застрелить кого? – донеслось из дверного проема мелодичное мурлыканье с легким русским акцентом. Мне не требовалось туда смотреть. Даже если бы я и не слышал голоса, судя по широко раскрытым глазам Эви и ухмылке Дэнни, это должна была быть Энджел. Дэнни указала на Эви. – Это Эвелин. – Живая? Я взглянула на Энджел и отсчитал почти необходимые три удара сердца. Я видел ее бесчисленное количество раз во всем, от платьев для беременных до обрывков окровавленной рубашки, но никто не застрахован. Золотистые волосы, поразительные голубые глаза и красивые розовые губы. С размазанной помадой – должно быть, поэтому Энджел и задержалась, она просто не могла пройти мимо Гриза, не поцеловав его, как будто они были в разлуке много лет. Как и насчет Дэнни, было почти невозможно поверить, что она рожала. И у нее трое детей. В случае с Энджел это, вероятно, была какая-то форма магии. Я вообще никогда не видел, чтобы она занималась спортом, если не считать того, что она радостно гонялась по пляжу за своими маленькими девочками. Эви удалось произнести: – Ты, должно быть, та самая Энджел, о которой говорила сердитая девушка. Энджел молча улыбнулась. Эви повернулась, чтобы посмотреть на меня. – Сколько людей знают, что ты планировал меня убить? Я вспомнил о неприятных разговорах, которые у меня были перед отъездом. Объясняя своим друзьям – на самом деле моей семье – что я делал и почему. Никто даже не подверг сомнению мое решение убить Эвелин и Эмму или мое желание отомстить Рейнхардту, просто было некоторое беспокойство по поводу возможной реакции ФБР и CUMULOUS GREEN. – Девять. – Не похоже, чтобы ты держал это в строгом секрете. – Они кажутся тебе болтливыми? Она критически оглядела Дэнни и Энджел. – Не совсем. – Мне нужна была их помощь; и если бы я потерпел неудачу, то хотел, чтобы они знали, что может случиться дальше. Дэнни устроилась в шезлонге напротив нас. – Слежка работает в обоих направлениях. Если бы что-то случилось с Говардом, мы бы пришли за ответами. Иногда ее голос звучал слишком похоже на голос ее матери. Но она всегда была папиной дочкой. Из троих детей Монстра она была больше всего похожа на него. Такая же неумолимая, расчетливая и прагматичная как машина, когда это необходимо. Я помахал Энджел рукой. – Эвелин – Эви – собирается мне помочь. У нее есть свои причины уничтожить Рейнхардта. – Значит, она тоже может забрать все его деньги? В какой-то момент вошла Спуки и стояла за стойкой, нарезая фрукты, которые купили мы с Эви. Она не потрудилась скрыть свое отвращение. Я видел, как Эви борется с уравнением «благоразумие против доблести»; рано или поздно должна была одержать верх ее гордость. Она просто не привыкла, чтобы с ней разговаривали так, даже если и подозревала, насколько опасна Спуки. С ее гордостью и гневом Спуки я сомневался, что сцена будет приятной. По крайней мере, на этот раз ей удалось взять себя в руки. – Я здесь ради моей дочери и моих внуков. Они могут сжечь все проклятые деньги на Таймс-сквер, мне плевать. Спуки выглядела так, словно сомневалась по этому поводу, но я видел, что мысль об Эви, защищающей свою семью, сбила ее с толку. Она стала матерью всего за несколько месяцев до моего отъезда, но это ударило по ней как молотом по наковальне. Я видел, как она смотрела в лицо своему ребенку, а затем на Пого, совершенно не понимая, как крушение поезда в ее жизни достигло этой странной точки. Эви почувствовала ее нерешительность. – Я – не монстр, а просто бабушка, пытающаяся поступать правильно. Спуки бросила на нее хмурый взгляд, но, казалось, слегка успокоилась. – В любом случае, у нас уже есть Монстр. При упоминании ее отца, улыбка Дэнни слегка расширилась, а Энджел просто проигнорировала все это, вытаскивая из одного из шкафчиков пару пляжных полотенец и крем для загара. Двигатель под нами заворчал, оживая, мы едва могли его слышать, но этого было достаточно для сигнала. Энджел улыбнулась практически ослепительно. – Мы должны пойти и отвлечь внимание. Дэнни ухмыльнулась. – Мы планируем позагорать на палубе по пути из гавани. Топлес. Нас запомнят, будут помнить лодку, но поклянутся, что нас было лишь четверо. Она посмотрела на Спуки, которая прервала ее невысказанный вопрос. – Я так не думаю. Меня все равно бы не заметили с вами двумя там, наверху. Спуки схватила свою тарелку с фруктами. – Узнаю, не нужно ли Гризу, чтобы я провела техобслуживание его радио или что-то в этом роде. Я смотрел, как они уходят. Энджел уже развязывала свой топ – она ни за что не упустила бы возможность ухватить Гриза для еще одного поцелуя по дороге на палубу, и я предположил, что она стремилась к максимальному эффекту, пока у нее есть этомй оправдание. Гриз был очень счастливым человеком. Эви смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду. – Так в чем же ее проблема со мной? Она что, какая-то анархистка? – Она вообще не занимается политикой. Вероятно, никогда не слышало о Хомском. Просто не любит богатых людей. Она оглядела яхту. – В самом деле? Кажется, ей здесь довольно комфортно. – Гриз и Энджел – ее друзья, и начинали они не будучи богатыми. Кроме того, эта лодка является частью их рыболовного чартера, а не личным лимузином. На самом деле я не был готов объяснить то, как Гриз и Энджел получили свои деньги. Особенно поскольку в официальном отчете говорилось, что ее гадкий «муж»-контрабандист, торговавший оружием, утонул во время ночной рыбалки в море. Да и вообще бы не упоминал о четырех бандитах из русской мафии, которые исчезли одновременно. Все было оформлено вполне официально, с подписанными показаниями под присягой от пары уважаемых владельцев бизнеса и начальника полиции. – Также она относится собственнически и с заботой в отношении людей, которых считает своей семьей. – Что включает и тебя, не так ли? – Да. Думаю, что я в некотором роде ее приемный отец. Я думаю о ней как о своей дочери. Однажды Спуки слишком много выпила и сказала мне, что я являлся единственным отцом, который у нее когда-либо был. На лице Эви промелькнуло что-то среднее между пониманием и печалью, но оно исчезло менее чем за мгновение. – Это все объясняет. – Полагаю, кое-что из этого, но не стоит недооценивать последствия взросления «в системе». Она смотрела вниз, на свои ноги. – Забавно. Ну, не смешно, может быть, а просто... странно. Я уверена, что временами Эмме хотелось быть такой же сиротой как она. Из-за того как я обращалась с Эммой, интересно, не причинила ли я ей такой же вред, как... Она подняла глаза и остановилась, глядя на дверной проем. Где неподвижно стояла Спуки. С нечитаемым выражением лица. Едва мы встретились взглядами, как она отпрянула и исчезла. Я пошевелился, глядя на Эви. – Мне нужно с ней поговорить. Эви быстро кивнула, широко раскрыв глаза. Я поймал Спуки на корме – на двадцатиметровой яхте просто не так много хороших мест, где можно спрятаться. Она смотрела на меня с потрясением. Я был готов полностью предостеречь ее от Эви, защитить себя за то, что говорил о ней. Но совсем не был готов к тому, каким дрожащим был ее голос или каким потерянным он звучал. – Твоя дочь? – Это ведь я выдавал тебя замуж на свадьбе, не так ли? – Но, то была услуга для Пого. В ее голосе звучало почти отчаяние. Страх. А Спуки никогда не боялась. – Скольким людям ты когда-либо рассказывала, почему тебе нравится готовить на гриле по пятницам на пляжных вечеринках? – Я не могла быть настолько пьяной. Я громко рассмеялся и сделал движение правой рукой, как будто шлепаю ее. По попе. Она покраснела как свекла. Еще одно достижение. Она была вновь с Пого почти год, когда это случилось. Она ожидала, что они хорошо проведут время, пока не исчезнет взаимное притяжение. И была уверена, что Пого чувствует то же самое. До тех пор, пока у него не стало хватать рук, и она не обнаружила, что работает на гриле, под звездами, на пляже. Пого, перекладывая еду туда-сюда, легонько шлепнул ее по заднице, проходя мимо. Она бросила на него взгляд, и он ухмыльнулся в ответ: – Не могу пройти мимо моей девочки, когда та готовит, не шлепнув ее по попе. И это, как говорится, был ключевой момент. Она поняла, что то, что он сказал, являлось более правдивым, чем все ожидания или самообман, которыми они себя кормили. Она была его девушкой. А он был весь ее. Следующий год стал годом тихого отчаяния, когда она пыталась придумать, как ему сказать, что она чувствует то же самое. Работая на гриле при каждом удобном случае. Пого никогда не пропускал этот маленький собственнический жест. Пока она не забеременела, и все не выплыло наружу. Она протянула руку и просто коснулась моих пальцев своими. С ее стороны это было настоящим медвежьим объятием с реками слез. – Так это – моя новая мачеха? Мрачный юмор. – Мы – удобные союзники. – Но ты ведь ведешь к этому, верно? – Очень по-женски, Спуки. Она улыбнулась улыбкой чеширского кота, голодной и мрачной. – Так и есть! Серьезно, ты вешаешь рога парню, который начал геноцидную войну в Центральной Африке, чтобы поднять цены на нефть на доллар и тридцать семь центов. Пятьдесят тысяч погибших. Ты получаешь награду за самые большие медные яйца в истории со времен парня, трахающего Джозефину. Как Чарльз, сказавший «что бы это ни значило». – Ипполит Чарльз. – Я сделал паузу. – И с каких это пор ты... – Единственные книги, которые есть у Пого, – это книги по военной истории. По всему чертову дому. Она пыталась выглядеть раздраженной и совершенно не преуспела: насквозь просвечивало самодовольное удовлетворение оттого, что удивила меня. Она неловко поерзала и провела рукой по волосам: – Это плохо закончится, не так ли. – Для него. Она оглянулась на волны. – Думаю, знать что происходит, может Донна. Во всяком случае, часть всего. Но не я. – Вероятно, Мария Хоторн. – Тройная Б? Я молча ждал, пока она объяснит. – Крутая Сучка из Бюро (Bad-ass Bitch of the Bureau). Заместитель директора. Должна быть твердой как гвоздь для гроба. – Да, она. Она меня заметила. Должно быть, где-то облажался. – Мы все где-то облажались. Но если она все знает, почему ты разгуливаешь на свободе? – Думаю, у нее есть личная заинтересованность. Личное дело. Полагаю, она любит дочь Эвелин Эмму, которую пытается защитить. Спуки подняла бровь. – Нет, не таким образом. Я думаю, Эвелин была не лучшей матерью, ее дочь ее ненавидит, и похоже, вроде как взяла верх Мария. – Ну, мы же настоящая веселая банда неудачников, не так ли? Неудачники, шлюхи, социопаты, одержимые убийцы и пьяницы. Дерьмо. Разве есть кто-то более ненормальный? Говоря это, она в самом деле тепло улыбнулась. Затем с кривой усмешкой покачала головой. – Наверное, стоит поторопиться и получить открытку на день матери. Она отлично вписывается. К тому времени когда мы вернулись в салон, солнце стояло низко над горизонтом, и с закрытого ходового мостика доносились тихие шуршащие звуки. Туда, вероятно, проскользнула Энджел, едва мы покинули гавань. Ее плавки от бикини лежали на палубе за дверью рубки. Спуки без комментариев просто повесила их на прищепку. Когда мы вошли, Эви оживленно беседовала с Дэнни. Она остановилась и настороженно посмотрела на нас. Спуки глубоко вздохнула. – Ладно. Так каков наш план? Эви стиснула зубы. Я видел, что ее гнев на Рейнхардта был тверже железа. – Деньги. Гордость. Наследование. К тому времени, как мы добрались до островов, план в общих чертах был набросан. *** Две старшие дочери Гриза и Энджел с криком сбежали по причалу, словно молнии с золотистыми волосами, в то время как их младшая дочь ехала на плечах Монстра. МОНСТРА. Он бежал за Кисой и Лили плавной походкой леопарда, руки малышки вцепились в его волосы с одной стороны и оставляя царапины на другой, в то время как она улыбалась и смеялась. Его ясный взгляд скользнул по нам, когда мы к ним подошли. Он задержался на Спуки несколько меньше, чем раньше – она слегка понизилась в его матрице угроз, с тех пор как родила ребенка. Но он на мгновение задержал взгляд на Эви, прикидывая, когда ему следует убить ее, когда, а не если. Точно так же как он разместил там нас всех. Может быть, даже собственную дочь. Дэнни немного продвинулась впереди нас. Отчасти для того, чтобы встретиться взглядом со своим отцом, отчасти потому, что она могла видеть Экс и своего собственного маленького мальчика – они остановились, чтобы посмотреть на что-то на пляже. Спуки пристроилась рядом со мной – она часто так делала после нашего разговора. Она знала, что ее собственный маленький мальчик – именно там, где ему и положено быть, с Пого, в то время как тот работает в Хижине. Монстр улыбнулся и весело поздоровался – бессмысленная реплика, которая ничего для него не значила, кроме того, что придавала ему человеческий облик. Экс подошла к нему, протягивая Дэнни ее маленького мальчика, и посмотрела на Эви. – Живая? Эви закатила глаза, как девочка-подросток. – Не знаю, беспокоит ли меня больше то, что все продолжают так говорить, или что я начинаю к этому привыкать. Экс улыбнулась улыбкой, которая, возможно, была менее многозначительной, чем у Монстра. Иногда я задавался вопросом, не была ли она сама в некотором роде монстром. Экс пожала плечами. – Полагаю, что просто мы всегда можем пристрелить тебя позже. Взгляд Эви переместился с Экс на Дэнни и обратно. – Твоя дочь – такая же как ты. – О, она немного похожа на нас обоих. Я взял один из гольф-мобилей Гриза и Энджел, чтобы отвезти Эви к себе домой. Она оглядела маленький пляжный домик. – Он слегка напоминает мне фургон. Маленький, эффективный. Одна кровать. Она улыбнулась и бросила на кровать свой рюкзак. – Что они вообще собираются делать с нашим фургоном? И с твоими пистолетами? Голос у нее был задумчивый. – Венди поставит фургон на хранение, на случай, если мы... Если мне он снова понадобится, а оружие скоро прибудет сюда... В любом случае, у меня здесь было припрятано еще кое-что. Я быстро осмотрел этот дом – природа в тропиклюбит грызть дома ах и иногда без предупреждения откусывает довольно большие кусочки. –. ..но в пятницу, было ближе к обеду. А две другие чартерные лодки Гриза уже вышли в море, когда мы вошли сюда, так что, Пого, возможно, будет признателен за помощь в организации пляжной вечеринки. Задолго до того как добрались до Хижины, мы смогли услышать звук песен Джимми Баффета, заглушающий шум волн. На пляже мы столкнулись с Пого. – Это, должно быть, Эви, – кивнул он ей. Эви вздохнула: – Да. Живая. И да, ты всегда можешь пристрелить меня позже. Пого ухмыльнулся. – Это ясно. Я покачал головой. – Она работает с нами – пытается защитить своего ребенка и внуков от своего мужа. – Спуки сказала, что у тебя есть план. Прямо перед тем как оттолкнула шеф-повара и занялась грилем. У меня не было возможности поговорить об этом. – Над этим мы начнем работать завтра. Он посмотрел на Эви: – Да. Мне необходимо вернуться к руководству этой вечеринкой. Приятно познакомиться, и если мне придется тебя пристрелить, обещаю, что сделаю это быстро. Эви вежливо наклонила голову. – Спасибо, я была бы признательна. Поскольку вечеринка была в самом разгаре, я решил, что будет немного проще занять столик в Хижине – костры и гриль были почти в пятидесяти метрах от нас. Однако, едва мы вошли, на нас набросились Дэнни и Экс, оттаскивая Эви прочь. Очевидно, блузки с принтом, любовные бусы и джинсы – неподходящий наряд для пятничной пляжной вечеринки. Я пожал плечами и вышел к грилю, чтобы взять пару тарелок с закусками и подождать ее возвращения. Я надеялся, что Дэнни не найдет повода сразу ее убить. Пока загружал тарелки, я увидел, как Спуки подпрыгнула, когда Пого подошел к ней сзади. Она бросила на него сердитый взгляд, затем встретилась со мной своим хитрым взглядом и вернулась к переворачиванию стейков. Эви вернулась в серебристом саронге и с парой пакетов. – Очевидно, я была не так одета. По пятницам требуются саронги. Шорты и футболки подходят в другие дни, хотя саронги по-прежнему предпочтительнее. Как ни странно, в то время как варенки запрещены, батик уместен и даже рекомендуется. Знаешь ли, ты бы мог рассказать мне о дресс-коде. – Я не знал, что это применимо к жертвам похищения. – Интересно, имеется ли руководство по этикету для жертв похищения? Это стало бы огромной помощью. – Я бы подумал, что довольно сложно заказать похищение в подвале. Эви посмотрела через мое плечо. – Так и есть, – донесся из-за моей спины голос Спуки. Я посмотрел на нее, и она положила руку мне на плечо. – Ты не первая, кого похитили. Мой приговорил меня к чистилищу на двенадцать лет, прежде чем я опять выследила его. И сначала он тоже планировал меня убить. – Так тебя тоже похитил и изнасиловал пират? – Само похищение было не очень веселым, но изнасилование оказалось довольно хорошим. – Так и есть. Они достигли какого-то перемирия, какого-то понимания, в которое я не был полностью посвящен, но меня это вполне устраивало. У меня хватило здравого смысла, чтобы понять, что я вряд ли пойму это, даже если они все объяснят. Когда мы шли обратно к дому, Эви прижалась ко мне. – Оказалось, что под саронгом ничего не положено носить. *** На следующий день мы устроили военный совет. Эви объяснила план. Пого откинулся назад и уставился в потолок, наблюдая, как медленно вращается один из плетеных тканевых вентиляторов. – Тебе следует позвонить Курту. Ты планируешь серьезно разозлить этого парня. Обеспечь больше безопасности детям. Курт хорош, но тебе требуется оказать ему всю возможную поддержку. Голова Монстра повернулась как орудийная башня. Он наблюдал за толпой детей, играющих в песке. На секунду он уставился на меня. Но ничего не сказал. Экс краем глаза наблюдала за ним. Как делала всегда. Она пошевелилась. – Каков шанс, что он сможет прибыть сюда? Я на секунду задумался. – Низкий. Не нулевой, но чертовски низкий. Курт, Нидлс и остальные понятия не имеют, где мы находимся. Только Венди может связать нас с Фиджи. Я предупрежу ее, чтобы она усилила меры безопасности. Заговорила Эви: – Нет ли способа, которым я могу безопасно выйти в Интернет? Я смогу послать Кэти больше денег. Пого кивнул. – У меня есть пара способов сделать это. Сигнал будет перенаправлен в Европу. У меня имеется спутниковый телефон, который также расскажет неправду о том, где он находится. Пусть она сама позвонит. Пого установил соединение, и через полчаса звякнул телефон, который мне дал Пого. Кэти. Кратко. – Поговорим? Нам только что сбросили достаточно денег, чтобы нанять пехотную бригаду. Я объяснил как можно подробнее, что мы имели в виду. – Стало быть, мы должны быть готовы к полномасштабной войне в Северной Вирджинии. И как долго? – Она не будет длиться вечно. Шесть месяцев, и это либо сработает, либо нет. *** Поначалу наши действия были незаметными – с тех пор как мы исчезли, новости на европейских социальных страницах были относительно безобидными. На всякий случай, если вдруг она сбежала ради связи с инструктором по лыжам или что-то столь же шокирующее, но несколько ожидаемое от суперэлиты. Не стоило слишком сильно оскорблять Эвелин Кэбот. Оно и не было сделано. Однако теперь начали проявлять беспокойство различные Советы директоров. Частью ее брака был обширный обмен акциями. Голоса Эвелин по доверенности имели ограничения по времени – метод, который она использовала, чтобы защититься от Рейнхардта. По мере того как начали истекать сроки, крупные пакеты акций стали оставаться без голосования. Неопределенность. Рынки и финансовые институты ненавидят неопределенность. Рейнхардт начал действовать, чтобы завладеть ее голосами, но путаница юридических трудностей была почти за пределами понимания. За последние несколько лет Эвелин перемещалась, чтобы защитить свою дочь и внуков от его влияния. Что означало создание сети взаимосвязанных и независимых юридических препятствий против него. Чтобы сделать ситуацию еще более неопределенной, она связалась со своим банкиром, отправив доверенности и инструкции, которые нанесли еще больший ущерб. Финансовые маневры, которые ее муж всегда использовал, чтобы получить больше денег, без ее помощи или, по крайней мере, ее покорного согласия были невозможны. Рейнхардт был в ярости – он терял безумные деньги... и акции. Он посылал панические сообщения ее банкиру, чтобы тот передал их ей. Они начались как раздраженные и быстро переросли в апоплексические. Рейнхардт никогда, никогда бы не обеднел – просто не было никакого способа потерять достаточно денег, чтобы изменить его образ жизни каким-либо реальным образом. Но деньги были тем, чему он вел счет, как он доказывал, что он лучше всех вокруг. Со временем мне стало очевидно, что Эвелин спланировала свои действия довольно давно – несмотря на то, что их финансы были запутанны, она теряла деньги и акции гораздо медленнее чем он. И, что еще более важно, акции превращались в голоса. Эвелин больше всего следила за одной маленькой компанией. Той, что причинила бы ему боль больше чем что-либо другое. После шести недель незаметных, но безжалостных атак я мог сказать, что ей не терпелось, чтобы ее цель «сняла защитное покрытие», как мы выражаемся в моем мире, чтобы обнажить себя. Но все было уже близко. Мы сидели, потягивая кофе, и смотрели, как над волнами мерцают оранжевые лучи восходящего солнца. – Кен, нам нужно сбить его с толку. – Спуки довольно хорошо обращается с камерой. Эви однократно кивнула с мрачной уверенностью хищника, заметившего добычу. И вот мы собрали оружие. Шезлонг на пляже. Океан. Фотоаппарат. Снимок, очевидно, был сделан с большой дистанции и, по-видимому, с дерева. Просто фотография смеющейся женщины. Сидящей на коленях у мужчины, обняв того за шею. Очевидно, что топлесс. Женщина-папарацци с сомнительной репутацией продала фотографию и сопутствующие слухи третьесортному европейскому скандальному изданию с претензиями на журналистику, за меньшую цену чем они бы за них заплатили. И гораздо меньшую, чем заплатил бы Рейнхардт, за то, чтобы удержать все в секрете. Если бы он вовремя об этом узнал. Если бы газета на самом деле понимала всю серьезность этой фотографии. Как бы то ни было, газета не пережила последовавшего шторма, но это, конечно, не было большой потерей. Рейнхардт был публично опозорен. Сопутствующий слух утверждал, что его жена искала утешения у кого-то, кто не был «полным импотентом». Сообщения Рейнхардта через ее банкира полностью прекратились, поскольку его гордость заставляла его стремиться восстановить ущерб, нанесенный его репутации. В различных светских рубриках начали появляться его фотографии с молодыми привлекательными моделями и наследницами. Но все, казалось, знали, что именно он делает, и он, похоже, не мог удерживать слухи, продолжавшие возникать, несмотря на быструю и ужасную кончину более чем одной газеты. В своей ярости он совершенно забыл, что ключ к фокусам – отвлечение внимания. Зрители всегда смотрят на хорошенькую девушку в облегающем костюме, в то время как должны смотреть на фокусника. Хотя в данном случае девушка в облегающем костюме была волшебницей. Нам пришлось лететь самолетом Эйр Венди в Германию. Еще одна приятная интерлюдия. Спуки, Дэнни и Монстр были там уже неделю. Мы прибыли в маленький старомодный зал заседаний как раз в тот момент, когда началось собрание. Я последовал за ней, маскируясь под обычного банковского клерка. Эвелин Кэбот вошла в комнату отделанную панелями из темного дерева, как будто была ее владелицей. Что в какой-то степени было правдой. – Джентльмены. В соответствии с седьмой статьей раздела номер три, обстоятельства для смягчения последсвтий требуют вотума доверия. Пятнадцатипроцентная потеря стоимости за последние шесть недель соответствует этим требованиям. Директор был совершенно не готов к ее требованию. – Это было бы крайне нестандартно... – Да, это так. Но законно. – Присутствуют не все члены правления... – Этого и не требуется. У нас имеется кворум. В конце концов, голосование прошло именно так, как и предполагала Эвелин. В самом деле, у нее были доверенности от трех из четырех отсутствующих членов правления. Один из которых был в панике, быстро собирая вещи. Спуки каким-то образом раздобыла доказательства его причастности к гибели его бывшей жены. У двух других были менее убийственные, но не менее веские причины предоставить Эвелин свою доверенность. Оставшийся без вести пропавшим член правления был очень преданным сторонником Рейнхардта. А также, он любил делать довольно неприятные вещи с несовершеннолетними девочками и мальчиками, думая что его чрезвычайно привилегированная жизнь позволяет ему свободно это делать. Он не паниковал и не собирал вещи. Он не мог бы этого сделать, в его случае материнские инстинкты Дэнни имели довольно прямые последствия. Ему едва исполнилось сорок восемь, когда Дэнни и ее отец вытащили его из его квартиры в пентхаусе, но позже в тот же день он умер очень, очень старым человеком. Монстр, без сомнения, считал пустой тратой времени и сил пытать человека, у которого нет нужных тебе ответов, и которого все равно собираешься убить. Но он всегда потакал своей маленькой девочке. Компания была далеко не самой крупной в портфеле Рейнхардта. Далеко не самой прибыльной. На самом деле, она едва ли приносила какую-либо реальную прибыль, достойную упоминания, в масштабах финансов, к которым он привык. Но ее потеря был гораздо больнее, чем любой другой. Впервые с момента своего основания во время Тридцатилетней войны, почти четыреста лет назад, Рейнхардт больше не являлся лидером Reinhardt Pulverhof. Небольшой компании, первоначально являвшейся поставщиком пороха для армий наемников, расплодившихся по всей Европе, по-прежнему производившей и поставлявшей специальные военные и промышленные взрывчатые вещества. Но реальная важность компании заключалась в том, что в соответствии с византийским регулированием, предназначенным для удержания власти в руках Рейнхардта, генеральный директор Reinhardt Pulverhof являлся директором гораздо более крупного и значительного транснационального суперконгломерата, известного как Reinhardt IG. Теперь генеральным директором Reinhardt Pulverhof – и директором Reinhardt IG – была Эвелин Кэбот. *** Радиосвязь в моем ухе включилась резко и без предупреждения. – Контроль, здесь Альфа. Танго. Танго. Танго. Третий сектор. Конец. – Танго в военной связи США обозначает вражеский персонал. – Альфа, здесь Контроль. Вперед. Конец связи. – Восемь танго, сектор три. Стандартное построение два на два, движутся к синей точке. Конец связи. – Вас понял, Альфа. Они у меня на виду. Внимание. Внимание. Всем элементам кило. Всем элементам кило. Быть готовыми к контакту. Конец связи. Последовала долгая пауза, в то время как я наблюдал за темными фигурами, ломящимися к конюшне. Они двигались как профессионалы. Но не такие хорошие как у нас: они слишком близко прижимались к каменным стенам конюшни. Это было ошибкой. По какой-то физической причине пули, как правило, скользят по каменным стенам. Намерение, вероятно, состояло в том, чтобы подготовиться к окончательной атаке внутрь. Это означало с другой стороны, что они почти наверняка выбивали из-под себя опору. Прежде чем я отправил в сеть предупреждение, раздался другой голос, более грубый, пожилой, авторитетный. – Всем элементам кило. Здесь Сэндмен. Четыре цели движутся к зеленой точке. Конец связи. – Песочный человек, здесь Контроль. Принято. Вам нужна поддержка? Конец связи. – Отрицательно, Контроль кило. Рыба в бочке. Конец связи. В голос просочился мрачный юмор. Он сделал ударение на слове «килограмм» в словах «контроль кило». Подчеркивая, что он не являлся одним из нас. Совместные операции всегда немного болезненны. Сама перестрелка длилась чуть меньше пятидесяти трех секунд. Наша команда выступила безупречно. Мы были готовы в случае необходимости к тесному контакту, но этого не потребовалось. Кэти была бы в восторге. Независимо от того, насколько уверенно она всегда себя вела, я знал, что каждый раз она беспокоится обо мне. Правда я и не собирался принимать в этом непосредственного участия. Я наблюдал за всем через систему видеонаблюдения в подвале. Мой MP5 удобно лежал рядом со мной, но на самом деле шансы на то, что они пройдут, стремились к нулю. Сэндмен справился со всеми четырьмя зелеными мишенями с холодной точностью. Голливуд уничтожил двоих из команды на въезде, еще до того как они поняли, что находятся под огнем. Остальная часть группы захвата попыталась разорвать контакт, но мы уже закрыли им дверь. Все элементы отчитались. Выживших нет. Они согласились за большие деньги убить семью с тремя детьми, так что, я не испытывал к ним сочувствия. Как говорят старые игроки: «бросая кости, рискуешь». Единственными звуками, которые кто-либо мог услышать за пределами непосредственной близости, были шесть выстрелов из тяжелых снайперских винтовок. У местного шерифа появилось дело в отношении пары несовершеннолетних, использующих незаконные петарды. Пока наблюдательные посты оставались на месте, остальная часть команды погрузила тела в пару фургонов, которые стояли у нас наготове. У Нидлса была автомобильная дробилка, которая могла пригодиться. Ирония заключалась в том, что пока муж и жена, вооруженные до зубов, в ожидании находились в доме, в библиотеке в подвале, дети давно ушли. Несколько дней назад за ними приехал бронированный фургон. Из того что рассказала мне Кэти, на этом настояла бабушка, наша клиентка. Водитель представился просто Патриком, в то время как его напарник представился лишь Финном, но я увидел сходство с их отцом. У них была та же самая уверенность в себе, та же гиперсознательность. Я понятия не имел, куда они увезли детей, но любой, кто перейдёт дорогу этим двоим, пожалеет об этом. Возможно, лишь на мгновение или два. Вошел Сэндмен. Майкл Сандерс. «Партнер» Марии Хоторн. Официально, конечно, ФБР считало, что он – в отпуске где-то во Флориде. Охотится на аллигатора. По крайней мере, так мне сказали. Именно они предупредили нас о команде убийц. Судя по тому, как это звучало, те, вероятно, где-то переступили какие-то границы, позволив нам узнать об этом. Я отдал ему отредактированную копию видео – без звука и без лиц. Он должен был передать его Марии Хоторн вместе со всем, что было при телах, что помогло бы идентифицировать убийц. Я подозревал, что таковых будет немного. Возможно, в России или Восточной Европе на рынок выходило много хорошо обученных парней из подразделений специальных операций этих стран, но на самом деле это была не моя проблема. Я включил скремблированный телефон. – Кэти? Да. Все сделано. В сумме двенадцать. Я тоже тебя люблю, детка. *** На окнах Альпийского домика не было занавесок. Просто поляризованные окна. Дороговато, но это примерно то, чего я и ожидал от своей цели. Несмотря на поляризацию, моя оптика позволяла мне ясно его видеть. Он сидел за своим четырехсотлетним письменным столом, так и не снизойдя до того, чтобы выглянуть в огромное окно с невероятным видом на заснеженные горы. Он несколько раз менял позу, расстроенный, неспособный по-настоящему смириться с тем, что случилось. Несмотря на расстояние и толстое окно, я все же чувствовал его ярость из-за потери им денег, его гордости и его наследия. Я чувствовал его отчаяние, его отвращение к тому, что произошло. Я подождал, пока он возьмет папку с красной каймой, обозначающей важную информацию. Он открыл ее и в полном недоумении уставился на две фотографии. Те начали медленно темнеть, едва на них упал свет. Скоро они превратятся в невосстановимые черные листы бумаги. Я почувствовал сильную отдачу от выстрела из винтовки и позволил шоку отдачи прокатиться по моему телу. Выстрел был для меня полной неожиданностью. Хорошие всегда бывают такими. Тысяча метров. Ни в коем случае не рекорд, но и я должен был быть достаточно близко, чтобы пуля пробила стекло без слишком большого отклонения. Он все еще наблюдал, как темнеют фотографии Триш и Габби, когда изготовленная на заказ бронебойная пуля пробила предположительно пуленепробиваемое стекло и попала в центр снайперского треугольника, чуть выше дуги аорты. Я наблюдал, как он обмяк в кресле, в то время как его рот судорожно открывался и закрывался в течение нескольких секунд, затем вскинул винтовку на плечо и начал долгий спуск к тому месту, где оставил машину. Где-то в глубине моего сознания я слышал смех Габби. Далекий, но ясный и прекрасный. Где-то улыбнулась Триш. *** Пого принес к столу бутылку черного рома и сел на стул рядом со мной. Донна посмотрела на бутылку с легкой понимающей улыбкой. Мария выглядела менее взволнованной, но была слишком вежлива, чтобы отказаться. «Майк» смотрел на вывеску «Хижина» над баром, посмеиваясь и качая головой. Мария посмотрела на него. – Что тут такого смешного? Майк улыбнулся. – Его просто повесили над баром. – Повесили что? – Название подразделения. Я знал, что будет дальше, хотя понятия не имел, откуда это узнал Майк. Он продолжил. – Когда работали с вами, они назывались «16-я группа обучения и готовности», а также использовали дюжину других названий. Но начинали они под руководством Командования военной помощи во Вьетнаме в Группе исследований и наблюдений как «5-й отряд охотников-убийц». Мария выглядела еще более озадаченной. И теперь заинтересованной выглядела Донна. Я вздохнул. – Это – традиция подразделения. В 1972 году вывеска над 5-м отрядом Охотников-убийц была уничтожена в результате минометного обстрела Народной армии Вьетнама. Секретарь отдела, парень по имени... – Я сделал паузу, пытаясь вспомнить. Тут встрял Пого: – Багс, это был Багс. – Да, Багс. Он был законченным наркоманом. Нарисовал новую вывеску, совершенно не по правилам, используя эти странные буквы-граффити на воздушном шаре 1970-х годов. Так что, «5» выглядело как «S», и все вместе читалось как «SHK». Майк рассмеялся. – Слышал это от Хорхе в Академии. Какое-то время он жил в вашем мире. Ну, знаете, как агенты ЦРУ называют себя «Компанией», а агенты АНБ называют АНБ «Зданием»? Эти парни всегда звонят в свою штаб-квартиру... – Shack (Хижина), – закончил я. Донна посмотрела на вывеску. Она ничего не сказала, но я знал, что она была ошеломлена полным нарушением безопасности операций. – Эй, мы на пенсии. Она посмотрела на меня. – Надеюсь, что не совсем. Я пожал плечами. Не было смысла брать на себя какие-либо обязательства. Мария взглянула на Майка. – Кто-то должен убивать монстров. Иногда мы не можем связываться с ними легально. Может быть, пришло время избавиться от того видео, где Мария убивает китайского чиновника. Пого бросил на меня взгляд. Я оглядел бар, странную, извращенную маленькую семью, которую мы собирали на протяжении многих лет. Неудачники, шлюхи, социопаты, одержимые убийцы и пьяницы. Слова Спуки. Может быть, мы и могли бы помочь. *** Прошло шесть месяцев, когда вернулась Эви. Когда она подошла, я сидел в шезлонге, наслаждаясь прохладным бризом с моря и наблюдая, как чайки касаются воды и ныряют в нее. В серебристом саронге. Она скользнула ко мне на колени с тихим, удовлетворенным вздохом. – Я устала быть в одиночестве, Кен. – На какой срок ты вернулась? – Три месяца. Лучше, чем ничего. Я похлопал ее по бедру. – Потом, надеюсь, ты поедешь со мной на три месяца ко мне, а потом вернешься сюда на три и так далее. Иногда может даже приезжать в гости семья Эммы. Это застало меня врасплох. – Так, что насчет компании? – Пока все на слепом доверии. Я провела аудит и «обнаружила» некоторые нарушения. Взяла самоотвод и сделала несколько звонков. У меня есть следователи из шести стран, которые прямо сейчас разрывают Reinhardt IG на части. – Она улыбнулась. – На это уйдут годы, и конгломерат уже никогда не будет прежним. – И что потом? Как себя чувствует Эмма? Она опять вздохнула. – Не знаю. Но надеюсь, что выиграла время, чтобы разобраться с этим. Кажется, она больше на меня не сердится. – Это лишь начало. Она прижалась ко мне еще на некоторое время, и мы долгое время молча отдыхали. – Может быть, мы сможем вытащить из нафталина фургон и отправиться в еще одно путешествие. У меня есть путеводитель по Йосемити. – Еще одна поездка Кена и Либби? – Или две или три. – Несмотря на все, у меня здесь есть кое-какие обязательства. Временами. – Мария намекала на это. Мы наблюдали, как над горизонтом вспыхивают красные и оранжевые сполохи, когда садится солнце. Наконец, мы поднялись со стула, когда цвета померкли до черного, и направились к Хижине. – Кен, у меня и впрямь есть серьезный вопрос. – Да? – Я присмотрелась к тебе, после того как Мария меня предупредила. И у тебя есть комфортная, нормальная для полковника пенсия. Приличный портфель и несколько солидных инвестиций. Но... путешествия, оружие, все это... – Хочешь знать, откуда деньги? Она кивнула. – Мы поймали наркобарона, и я обнаружил в его вещах номер банковского счета на Каймановых островах и пароль. Никто другой этого так и не узнал. Не такие деньги как у тебя, но они значительны. – А-а. В этом есть смысл. Я помню, ты занимался финансами. Она остановила меня у двери. – Еще кое-что. – Да? – Когда я только вошла сюда, клянусь, мне показалось, будто Спуки назвала меня «мамой».