1.
Меня зовут Ян, мне двадцать лет, и я — Принцесса!... Нет-нет, я не обладатель высокого титула, белой кости и голубых кровей. И с самомнением у меня тоже все в порядке. Принцесса — мое прозвище. Нет, не так, — это скорее особое, секретное имя. Лишь один человек знает о его существовании. Когда учился на первом курсе, я умудрился попасть в переплет, едва не став жертвой поддатых отморозков. Меня спас Девиль, отвязный кроссмен, каким-то чудом оказавшийся тогда на пустынной проселочной дороге. Потом спаситель потребовал награду... Девиль сделал меня своей «Принцессой», навсегда поделив мою жизнь надвое. Понятное дело, что хвастаться тут абсолютно нечем, свой секрет я унесу в могилу. Слава Богу, пересекаемся мы крайне редко, поэтому шанс на то, что кто-то узнает о моих истинных отношениях с Девилем, попросту ничтожен. По крайней мере, я так думал. Кто бы мог предположить, что в один прекрасный день, над чистотой моей репутации нависнет серьезная угроза...
В нашем педуниверситете кафедра романо-германских языков подразумевает изучение английского и французского. Про таких как я обычно говорят: «старательный, но звезд с неба не хватает». Моих родителей не назовешь состоятельными, поэтому я стараюсь делать все возможное, чтобы не сидеть у них шее. Получая стипендию и подрабатывая фотографом, все средства я трачу на собственное обеспечение и фотоаппаратуру, так что на взятки преподам и покупку курсовых работ, понятное дело, денег у меня попросту нет.
Все началось после зимней сессии, когда нам объявили о смене преподавателя французского языка. Вместо обожаемой Ольги Сергеевны, решившей перейти в другую сферу деятельности, нам представили Симонова Рудольфа Анатольевича. Около тридцати лет, с одутловатым лицом, аморфный по телосложению, с лысеющей макушкой, но одетый по последней моде и с претензией на шик, Рудольф Анатольевич тотчас схлопотал прозвище «Мусью», став предметом студенческих шуток.
Нельзя сказать, что мы его действительно третировали, любого преподавателя студенты, так или иначе, проверяют на прочность. Ответный шаг Мусью не заставил себя ждать, и под раздачу угодил именно я. На одном из практических занятий он во всеуслышание объявил, что видит во мне серьезный потенциал и поэтому мне предстоит много работать. С этого дня, занятия французским превратились для меня в постоянную муштру: я отвечал на каждом семинаре, мне устраивали самый дотошный разбор полетов, меня даже впихнули в театральную постановку. Ребята в группе тихонько шушукались о том, что Мусью ко мне «неровно дышит», и преспокойно занимались своими делами, пока я подвергался методичному расстрелу. Такое положение дел не устраивало абсолютно, мои силы были на исходе и я чувствовал, что начинаю тихо ненавидеть французский.
Собрав волю в кулак, я договорился с преподавателем встретиться после занятий на кафедре и выяснить отношения.
— Рудольф Анатольевич, можно? — я заглянул в кабинет, предварительно вежливо постучав. Он был один.
— Проходи, Ян, — откликнулся преподаватель, отворачиваясь от монитора, и указав мне на стул, стоящий сбоку от его стола. — Ты опоздал, — чуть поджав губы, заметил он.
— Простите, — извинился я, стаскивая рюкзак и усаживаясь на стуле, — нас немного задержали.
— О чем ты хотел поговорить? — Мусью сплел холеные пальцы и так подпер подбородок, изучая меня поверх очков. От его взгляда мне стало совсем неуютно, я нервно заерзал на стуле.
— Я... мне кажется, — слова давались с трудом, я изо всех сил старался подобрать нужное выражение, — Вы уделяете мне слишком много внимания, — наконец выдавил я. — Не думаю, что я настолько одарен, чтобы со мной так носились.
— Voici comment? Je ne le pense pas, — улыбнулся Рудольф Анатольевич. — Поверь моему опыту, Ян, в тебе заложен колоссальный потенциал. Будет крайне прискорбно, если ты не позволишь раскрыться своему таланту.
Он, видите ли, так не думает. Прискорбно ему. А мне что делать? Надо мной же вся группа ржет по-тихому, что ни занятие — цирк с клоуном!
— Рудольф Анатольевич, я бы не хотел, чтобы меня и дальше так сильно выделяли из группы, — как можно убедительнее произнес я. — Это сказывается на моей репутации.
— Les envieux meurent, mais lenvie — jamais. — насмешливо фыркнул Мусью. «Умирают завистники, но зависть — никогда». — С этим нужно просто смириться, если человек одарен, всегда найдется тот, кто будет ему завидовать. Послушай меня, — он подался вперед, доверительно понижая голос, — ты старательный и смышленый, это хорошие качества. Просто тебе не хватает разговорной практики. — Я уже открыл было рот, чтобы возразить, но он тотчас жестом пресек мой порыв. — Дослушай до конца. Пара-тройка месяцев в окружении носителей языка творят настоящие чудеса. — Я лишь глаза закатил. — Я в курсе твоего материального положения, — усмехнулся Мусью, — но, если ты примешь мою помощь и будешь старательно делать, что тебе говорят, то возможно и тебе найдется местечко в рамках программы обмена. Разве слушать преподавателя не является обязанностью студента?
Я вытаращился на него, не веря собственным ушам, Мусью намекал на покровительство? Отправиться на стажировку во Францию за счет вуза для такого как я — нечто несбыточное. Невольно возникла мысль о цене вопроса.
Препод явно прочитал на моем лице недоверие, но его это не смутило. Напротив, мне показалось, он получал своеобразное удовольствие от нашей беседы. Откинувшись на спинку стула, Мусью посмотрел мне прямо в глаза и, приторно улыбнувшись, спросил:
— Сдать экзамен и провести пару месяцев во Франции, разве не заманчиво звучит? Quen dites-vous, Рrincesse? — «Что скажешь, Принцесса?» — сердце ёкнуло, жар окатил вены, меня как громом поразило: откуда он знает?! Тело сковала паника. Спокойно, вдруг это простое совпадение? Даже если и нет, нельзя поддаваться на провокации.
— Я Вас не понимаю, — как можно спокойнее проговорил я.
— Tu as très bien compris, — ехидно мурлыкнул Мусью. «Ты все прекрасно понял». — Не так компрометирует репутацию рвение в учебе, как наличие неподобающих связей. Pas à chaque chevalier de lintérêt pour la Princesse, laissez-le, et il est apparu à la rose écarlate — «Не всякий рыцарь благо для Принцессы, пусть и явился с алой розой». Теперь все ясно, значит, Мусью видел нас в сквере и, скорее всего, слышал хотя бы часть разговора. Тогда я пытался игнорировать Девиля, и он, чтобы завладеть моим вниманием, начал дрифтовать вокруг меня на своем мотоцикле с розой в зубах. Нас тогда только ленивый не снимал на видео. Неужели он на меня и вправду глаз положил? А Девиль своей выходкой обнадежил на благоприятный исход? Только вот я парнями не интересуюсь вовсе, и моя связь с Девилем — лишь исключение подтверждающее правило!
— Боюсь, буду вынужден Вас огорчить, — отчеканил я. — Не могу согласиться с данным предложением.
— А я тебе ничего и не предлагал, — ухмыльнулся Мусью. — Мы просто рассмотрели твои возможные перспективы в рамках обучения на нашей кафедре, ничего более. Chaque chose en son temps. — Вот значит как: «всему свое время». То есть он не отказался от своей затеи, но решил подождать. Надеюсь, это самое время остудит его пыл, и он про меня забудет.
2.
А вот ни хрена Мусью не успокоился! Прекратив устраивать публичные разборы полетов, он задолбал нас письменными заданиями, едва ли не на каждой паре объявляя «пятиминутные экспресс-опросы». Время шло, народ скрипел зубами и «перьями», упражнялся в грамматике, тихо кляня мою инициативу в выяснении отношений с преподом. В конце семестра он сообщил, что я по результатам один из худших в группе и вряд ли смогу сдать экзамен. Это было как обухом по голове — нет, я никогда не был гением в языках, но экзамены худо-бедно всегда сдавал с первого раза.
На экзамен нас вызывали в соответствии со списком, я оказался в числе последних. Хоть я и отвечал на билет, Мусью быстро потерял ко мне интерес и начал задавать вопросы, не связанные с темой моего задания....