Том
Когда я поворачиваюсь и вижу его у себя за спиной, я не думаю, зачем и почему, и что будет дальше. Джозеф такой же, как всегда, как раньше - идеальная стрела, спокойная и равнодушная. Мне не верится, что этот человек, похожий на кусок льда, орал на меня на моей кухне, а потом сам толкался языком мне в губы, пытаясь добиться ответа на поцелуй.
Когда мы сидим в ресторане, я не думаю, чем кончится вечер. Честно говоря, я вообще ни о чём не думаю. Мне кажется, что мы сидим каждый в своём аквариуме, как вон те рыбы у стенки. Они украшение интерьера ресторана и жертвы; таращат глаза, ждут, когда их выберут и разделают. Я чувствую себя одной из этих рыб - жду решения, подхожу или нет. Ох, блядь, как же это больно и тяжело!
Когда Джозеф задает какой-то светский вопрос, мне хочется плюнуть на всё и просто уйти. Чего я ожидал? Что он бросится мне на шею? С радостными воплями? Он даже не удосужился ответить сразу на мою смс.
Да гори ты всё синим пламенем, я заебался уже, на хуй мне сдались все эти переживания? Моё терпение лопается окончательно, и я что-то ору, и мне по хрену, что там скажут люди вокруг. И я ору так, что сначала даже не слышу, что мне отвечает Джозеф.
А потом всё куда-то пропадает, я чувствую только ожог на пальцах, когда тащу его за локоть к машине, а всю дорогу - только пульсацию всего мира в унисон с моим сердцем.
Дверь захлопывается за нами, и с этого момента мне становится охуенно хорошо. Мне просто - охуенно!
- Ты у меня будешь первым, не сомневайся.
Господи, это же просто сдохнуть можно! Охрененное признание, и главное, очень вовремя.
Чувствую, как у меня все внутренности скручиваются в канат. Он это специально или нет? Блядь, ещё и десяти минут не прошло, как я кончил, а у меня уже опять стоит! Джо дрожит у меня в руках, всё сильнее и сильнее, и, блядь, как же это здорово! Меня самого уже потряхивает, особенно когда выясняется, что дальше мы будем трахаться на здоровенном чёрном кожаном диване.
Охуеть, что же происходит у него в голове?! Какие же фантазии рождаются в головах таких правильных, интеллигентных, утончённых юношей? И почему, почему любое его слово, звук, движение действуют на меня так, как будто я проглотил упаковку виагры? Сейчас мне снесёт крышу окончательно.
Первый?! О нет! Нет, нет, нет, Харди! Нет, нет, нет, вот сейчас я об этом думать не буду! Что же мне делать-то? Бляяядь, блядь!
Нет, нет, нет, я вполне уверен в себе, и я даже ни на секунду не задумываюсь, получится у меня или нет.
Тихо. Спокойно. Всё будет хорошо... Охуеть!
Мы переползаем на диван. Получается медленно, каждый метр, как вехой, отмечен стоном, поцелуем, судорогой.
Диван, зараза, холодный, я чувствую, как у меня по коже расползаются мурашки. Стараюсь удержать Джо на себе - не хочу, чтобы ему было холодно. Вообще не хочу, чтобы хоть что-то было ему сегодня неприятно. Мы просто лежим, и я утыкаюсь лицом ему в шею, теперь можно. Ох, блядь, как же я мечтал об этом, сколько же раз мне доводилось кончать, воображая твою шею!
Медленно провожу ладонями по спине. Просто не верится! Всё совсем не такое, как я представлял. Всё в сто, в тысячу, в миллиард раз лучше! Сдвигаю руки ниже, потихоньку начинаю сходить с ума, ощущая под ладонями его задницу. Господи, да не бывает же так на самом деле! Он тут гладкий, и тёплый, и... короче, именно такой, как надо, как это единственно возможно.
Джо дрожит крупной дрожью, да и меня трясёт. Родной, меня просто колотит, так мне невыносимо сладко быть с тобой. Какое же это невозможно охуенное ощущение: будто мои руки были созданы только с одной настоящей целью - гладить задницу Джозефа Гордона-Левитта, а всё остальное - так, до кучи.
Джозеф начинает возиться, упирается мне в плечи, пытается встать. В чём дело?
- Что такое? Ты куда? - чувствую, как его язык облизывает моё ухо.
- Погоди минутку, сейчас, - шепчет он в ответ, и уху, кстати, становится мокро и холодно.
Охуеть! Даже это заставляет мой член вздрогнуть, а в животе вызывает горячую волну.
Джозеф возится в прихожей, тут же возвращается, чем-то шуршит. Господи, ну что там ещё у него? Просто какой-то вечер сюрпризов.
Он снова укладывается на меня, и я понимаю, что уже за эту минуту, что он провёл отдельно от меня, за эти несчастные шестьдесят секунд я уже успел соскучиться по нему.
Джозеф суёт мне что-то в руку. В темноте толком не видна вещь, но и так, по форме в руке, ясно, что это.
- Ох, сладкий мой, у тебя в запасе и смазка есть, как я погляжу, - говорю я, и похоже, что мне не удаётся скрыть, как меня это укололо.
Джо фыркает мне в ключицу, кончиком языка проводит по татуировке на плече.
- Я зашёл в аптеку перед тем, как ехать к тебе, - весело говорит он. - У нас нет круглосуточных аптек... Ну, просто, на всякий случай.
- Ах ты, дальновидная блядь, - боже, неужели эта вспышка счастья возникает у меня только от того, что эта грёбаная смазка не валяется у него давным-давно в спальне, а куплена им за час до нашей встречи? Я сдурел, точно. Влюблённый идиот. Охуенно счастливый придурок. Я спрашиваю:
- Хитрая сволочь, значит, ты заранее всё спланировал?
- Я не планировал, но предполагал, - ржёт он, утыкаясь мне в подмышку и извиваясь, и толкаясь своими бёдрами в мои.
- Ну вот, напрасно ты мне это сказал, Джози, - я выворачиваюсь из-под него и прижимаю его собой, вжимаю в угол дивана. - Раз предполагал, значит, готов, и можно не сюсюкать - так, сладкий мой?
Я сползаю вниз, Джо полулежит-полусидит передо мной в пошлейшей, развратнейшей, сводящей меня с ума позе: раскинувшись, одна нога закинута за боковой валик дивана, вторая отведена как можно дальше в сторону, руки за головой, в глазах - приглашение. Его рот приоткрыт, он часто и резко дышит, и у меня застилает глаза от бешеного желания.
Я расковыриваю тюбик со смазкой, и мне хочется убить урода, который придумал такую идиотскую гладкую крышку. Руками не получается, хорошо хоть, что удаётся зацепиться зубами. Я просовываю левую руку Джо под поясницу, он послушно приподнимается, глубоко вздыхает. Правой рукой я провожу по его члену, такому совершенному! Я всё не могу насмотреться на него и тут же вспоминаю, какой он на вкус. Дотрагиваюсь пальцем до ануса, Джо тут же подаётся ко мне, и эта невыносимая, невозможная покорность выносит мой мозг и самообладание окончательно.
Не знаю, сколько проходит времени. Я знаю, что буду продолжать, сколько нужно. Его мышцы так сжимают мой палец, потом два, потом три, что мне почти больно. Его горло издает такие звуки, что мне кажется, что ничего прекраснее я больше в жизни не услышу. Его лицо кривится в такой гримасе страсти, что уже можно сдохнуть. Это просто чума, как же мне это нравится-то!
Джо стонет всё громче и громче. Похоже, он уже ничего не соображает. Я ввожу пальцы на всю длину, и тут он орёт, видимо, забывшись совершенно:
- Ну, давай же, давай, терпеливая ты дрянь, давай, отымей меня, я же не могу уже больше!
Меня тоже накрывает. Это я-то терпеливая дрянь? Боже, у меня ещё хватает сил на удивление. Охуеть! Скрытые, блядь, резервы организма.
Я упираюсь коленом в диван и тяну Джо на себя, всё ближе и ближе. Он потный и прилип к дивану, и от этого в воздухе раздаются какие-то кошмарные чавкающие звуки, но даже они возбуждают меня. Я переворачиваю его, придерживаю за бёдра, потому что он вроде как уже совсем перестал соображать, и если его не держать, ему будет больно.
- Блядь, Джо, ну потерпи чуть-чуть, ну нельзя так сразу, ты ещё слишком узкий. Тише, я прошу тебя, ну потерпи, - совершенно неясно, как у меня у самого хватает терпения уговаривать его, потому что он действительно ужасно, невыносимо узкий и охуенно горячий, и я уже сам почти плыву в безумие, держусь только лишь волевым усилием и одной мыслью: он тут сейчас - самое главное; всё, что угодно, только чтобы ему было хорошо.
Джозеф уже даже не стонет, он почти воет, и я даже не подозревал, что он может так ругаться. У меня сводит зубы от того, как выглядит его спина подо мной, как движутся его ягодицы, как он сжимает собой мой член.
- Тооом, Тооомм... - скулит он, и это уже невозможно терпеть, меня хватает только на то, чтобы взять его член в руку, перед тем как меня накрывает.
И накрывает меня, похоже, так сильно, что какое-то время я ничего не вижу и не слышу. Пиздец! Такого со мной ещё никогда не бывало, на трезвую-то голову!
Прихожу постепенно в себя... Мы лежим так, что мне самому не очень понятно, где чья рука и нога. Приглядываюсь. Определяюсь. Всё-таки Джо гораздо тоньше меня, и кожа у него смуглее. Всё вокруг серое. Мы оба будто слегка перламутровые, но разного оттенка... Белые брызги спермы по чёрной спинке дивана. Эстетика ар-нуво, заебись! Совсем чудно было бы добавить сюда спирали сигаретного дыма, но я не настолько утончённый, чтобы вылезти из рук и ног Джо, только чтобы улучшить картинку. Мне и так охуенно... Без всякого почти.
Я поворачиваю голову и натыкаюсь на расфокусированный взгляд Джо. Он прижимается ко мне ещё больше, хотя кажется, что это уже невозможно, и стискивает меня ещё сильнее. Я даже не подозревал, что он настолько сильный. Моим рёбрам не очень уютно, но мне сейчас насрать на рёбра.
- Больно? - спрашиваю я.
- Охуенно, - сипит он в ответ.
Блядь! Ну я же старался!
- Очень? Сильно болит? - мне уже нехорошо, и что делать, я не знаю; не лёд же прикладывать?
- Охуенно хорошо, идиот, - говорит он мне в шею и вздыхает...
До спальни я тащу его на руках. Даже на это я способен. Охуенные резервы организма - можно гордиться, точно.
Что-то такое разноцветное, мелькает и поблёскивает. Что-то такое весеннее, и, кажется, с лёгким химическим привкусом. Или нет? Прислушиваюсь к себе. Нет, точно не химия. Блядь, ну какая химия, я же давно уже не при делах!
Под веками все ещё мельтешат психоделические кружочки приятных цветов, и постепенно до меня доходит, что это солнце светит мне прямо в лицо. Медленно выползаю из сна, но глаза открывать не хочется ни за что. Так чудно мне давно не было, и я просто лежу и наслаждаюсь своим состоянием. Мне интересно, как долго можно продлить это ощущение бессмысленного бестелесного существования, пока не вернутся все остальные чувства. Хрен его знает, не помню, чтобы мне удавалось такое когда-нибудь без дополнительных стимуляторов.
В общем, получается недолго. Включается обоняние, в нос заползает аромат кофе. И тут же в ход идёт осязание. Я чувствую, как кровать рядом со мной прогибается, и тут же, рывком, вспоминаю всё.
Господи ты боже мой! Ну и что теперь дальше?
Не знаешь, что делать - лучше всего подожди. Вот я и жду, и дожидаюсь нежного поцелуя в висок - охуенно прекрасного! И в угол глаза, и около уха, и в шею, и в ключицу, а потом счастливого вздоха в шею. И я уже не могу удержаться, притягиваю его к себе, все ещё не открывая глаз.
Ещё лучше, чем мне только что вспомнилось. Ещё лучше, чем вообще могло бы быть.
Тупо счастливый, глупо влюблённый, уже невменяемый идиот Том Харди! Да и насрать, кого вообще это ебёт? Главное, мне офигенно хорошо!
Открываю глаза. В нос лезут тёмно-каштановые кудри, запах кофе, лимона и чего-то свежего, может, геля для душа. И его запах. Некоторые люди как ходячие фабрики по производству наркоты - один раз вдохнёшь, и сразу же полный пиздец! Смертельная зависимость! Притягиваю его ещё ближе к себе, стараюсь протолкнуть своё колено между его колен, Джо тут же забрасывает ногу на моё бедро. О блядь, да как же это здорово! Лежу и просто дурею. Точно, идиот. Нравится ужасно.
- Ты уже проснулся? Не хотел тебя будить, - невнятно сообщает мне Джозеф.
Говорить и одновременно с этим пытаться кусать мою шею у него получается не очень хорошо.
- Ну, конечно, ты и не думал меня будить, я так и понял, когда проснулся от твоих поцелуев, - хмыкаю я.
Он потягивается и изгибается у меня в руках, как нежащаяся на солнце кошка.
- Том, я сварил кофе.
- Угу.
- Я не знаю, какой ты любишь. Я сварил в турке, но у меня есть кофеварка, и...
- Угу. Заткнись, а?
- Слушай, а что ты любишь на завтрак? Том, я могу...
- На завтрак я люблю болтливых. Или заткнись, или займи свой рот чем-то полезным!
- Том! Тооом...
- Блядь, ладно, не затыкайся, только уже не останавливайся.
Охуенно. Ох...уенно... Ох...
Он опять возится у меня под боком. Да что же за неугомонный человек-то?
- Ну, в чём опять дело? Лежи тихо!
Я начинаю задрёмывать, мне тепло и уютно, и Джозеф под боком, и больше мне сейчас ничего не надо. Мне вообще больше ничего не надо, мне офигенно, и пусть всё так и будет.
Нет. Так не будет. Теперь мне понятно, какого хрена Моисей шлялся по пустыне сорок лет, да ещё и с немаленькой компанией. Потому что лучшее - враг хорошего, а никто из благословенной нации в своём стремлении к идеалу угомониться, видимо, не в состоянии.
- Том!
- Ну?
- Я заметил, что ты похудел.
- Да ну? И что?
- Сильно похудел.
- Теперь я ещё красивее.
- Нет. То есть да. Что случилось?
- Джозеф, будь любезен заткнуться опять, а? Ничего не случилось. Для роли похудел.
- А, ладно. Я так и подумал. Конечно.
- Ты ещё спроси, на какой я диете! Пиздец, вы тут все больные в Голливуде.
Я смотрю на него из-под ресниц и я уже начинаю понимать, что означает то или иное выражение на его лице. Вот же, блядь, упёртый! Ну ладно, хорошо, я тоже упрямый, разве до него это ещё не дошло?
- Том, перестань!
- Что перестать, сладкий мой?
- Вот это!
- Что "это"? Давай, скажи мне.
Оказывается, мне нравится его дразнить. Джо заводится с пол-оборота, но пытается делать вид, что ничего не происходит. Так, ещё чуть-чуть. Вау! Круто!
- Так что ты там хотел сказать?
- Я хотел сказать, чтобы ты убрал руки от моих яиц! Нет, верни их на место! И, Том... пожалуйста... - глаза у Джо шальные, он кусает и облизывает губы, и, уже не стесняясь, толкает меня вниз.
- А, так вот что ты имел в виду, когда спрашивал, что я ем на завтрак?
- Это ты теперь заткнись, Харди, сволочь! Давай же, чего ты опять ждёшь, ну?!
Охуеть! Чудно. Всё только для тебя. Всё, что захочешь.
Нет, всё-таки это какой-то кошмар! Сколько ж надо ебаться, чтобы он угомонился? Такое впечатление, что Джозеф год маялся спермотоксикозом... Опять вертится, да что ж такое-то! А самое главное, что у меня опять, кажется, сейчас встанет. Где тут в этой эстетской квартире с чёрным диваном зеркало? А то, может, я уже превратился в кролика и сам этого не заметил?
- Что, опять?
- Что "опять"? Нет!
- Ах нееет?!
- Блядь, Харди, не смей надувать губы!
- А что это ты отворачиваешься-то?
- Ну почему, почему тебе сразу надо всё опошлить?
- Мне? Опошлить? Пупсик, что такого я опошлил вот сейчас? - я, право, в недоумении.
Что ещё за хуйня?
- Мне просто хотелось приготовить тебе завтрак! И что из этого вышло?
- И что? Плохо вышло? Ну, давай, накажи меня, какой я плохой и ужасный!
- Ну вот опять! Что же ты из меня всё время девчонку-то делаешь? Не смей ржать!
- Ну, может, потому что ты такой гладкий везде? И такой тоненький? И... Джо, ты куда? Мне только чёрный кофе! Сахара и молока не надо!
Пора, пожалуй, поискать сигареты. Надеюсь, на них мы не успели поваляться.
Встаю. Надо всё-таки уже посмотреть, какая у Джо ванная. По дороге заглядываю в кухню - у него огромная кухня с выходом на балкон-веранду. Из динамиков несётся "Bad Romance" Леди Гага, и Джо подпевает диве и дрыгает в такт ногами и плечами.
Ой нет, лучше не задерживаться тут, если я всё-таки хочу вымыться. Думаю, мне удастся потом заставить его повторить этот номер на бис. Я даже куплю ему гитару, если он этого захочет.
Ванная комната у Джо тоже эстетская - серая с чёрным и серебром. И зеркало во всю стену. И ещё одно напротив - старинное. Отлично! Зеркала, гитара, голый Джозеф.
Надо перестать бредить и начать уже мыться. Ловлю себя на мысли, что ни хуя я не могу перестать бредить. И нет, я не стану смотреть на то, что там происходит с моим телом - по крайней мере, так я могу притвориться, что ничего такого там нет.
Холодная вода помогает хреново, честно скажу. Ну хоть как-то! Я по самое-не-могу влюблён, у меня бесконтрольная эрекция, как у пацана, я чувствую себя идиотом, и мне это охуенно нравится. Вот такие дела.
Завтрак накрыт на балконе-террасе. Тент над головой, куча контейнеров с цветами, белый стол, белые салфетки, белая орхидея, громадные полупрозрачные белые чашки. Кофе чёрный. Сок оранжевый. Два апельсина.
- Том?
- Что?
- Хочешь, я сделаю тебе омлет?
- Что?!
- Омлет - это такое блюдо...
- Я знаю, что это. Нет.
- Нет?
- Нет, пупсик, не надо омлет. Подай мне, пожалуйста, сигареты.
Я заворачиваю манжеты, морщусь - не люблю надевать несвежие вещи. Джозеф всё ещё сидит на своей веранде с газетой в руках. Вот он поднимает на меня взгляд, и лицо у него какое-то чрезмерно спокойное. Я вспоминаю, что вот с именно таким выражением он приходил ко мне в гости в Лондоне. Похоже, что что-то не так.
- Ты куда?
- Ну, как куда? Поеду.
- Куда поедешь? - голос очень ровный, и мне это как-то совсем не нравится, но я не понимаю, что я такого снова сделал не так.
- В отель.
- А. Хорошо. Давай.
Молчание. Он утыкается носом в газету, и я опять, ну что за херь, опять чувствую себя мудаком. Ну, и как это понимать? Типа - всё было охуенно, а теперь я рад, что ты сваливаешь? Блядь! На меня накатывает волна злости, мне хочется хлопнуть дверью, но я очень тихо, очень медленно закрываю её за собой.
Ключи от машины лежат на непонятной стеклянной конструкции перед дверью. Вот сейчас я уйду, и всё? Чудно.
- Ты вот так и уйдёшь? - Джозеф появляется в прихожей всё с таким же равнодушно неподвижным лицом, и мне хочется врезать ему, двинуть так, чтобы смазать это бесстрастие с его рожи, ударить так сильно, чтобы он упал. Что я опять делаю не так?!
- Как "вот так"? Джозеф, блядь, да что такое опять? Ты можешь мне нормально сказать?
Это невыносимо! Ещё и получаса не прошло с того момента, как он улыбался мне, будто я подарок на Рождество, а сейчас смотрит куда-то выше моей макушки, вроде как меня здесь вообще нет.
- Не смею тебя задерживать, если тебе так срочно надо уйти, - говорит он мне и поднимает подбородок ещё выше.
смотрю на то, как раздуваются его ноздри и испытываю облегчение, переживая одновременно вспышку радости и раздражения. Я подхожу к нему, просовываю руки между его руками, будто прилипшими к ткани внутри карманов, и прохладными боками - на нём только джинсы и больше ничего. Я притягиваю его к себе за талию. Ну ведь придурок, а?
- Джо! Джооо! Посмотри на меня! - он скашивает на меня глаза, ресницы тёмные и густые, как мех на кистях для акварели; точно придурок. - Джо, мне надо переодеться. Я не могу ходить в одной и той же одежде два дня. Ну, что такое? Ну?
И я тут же чувствую, как он перестаёт выдерживать эту свою грёбаную балетную осанку и расслабляется у меня в руках, выдыхает и теперь уж точно смотрит мне в глаза, и лицо у него опять нормальное. Мне хочется его поцеловать, и я целую, и я офигенно счастлив от того, что ничто, ничто не может мне сейчас помешать, кроме меня самого, а я, вообще-то, в одну и ту же лужу стараюсь не наступать.
- Ты даже ничего не сказал.
- Мне просто надо сменить одежду. И потом, разве тебе не хочется от меня избавиться? Хоть на чуть-чуть?
- Тупой мудак, - Джозеф не откликается на шутку, он всё ещё обижен.
Как же с ним непросто, это пиздец! Как с ним охуенно прекрасно!
- Когда ты приедешь?
- Господи, да сразу же, как переоденусь, если хочешь.
- Хочу, - он отворачивается, не пытаясь всё-таки высвободиться. - А вообще, знаешь что? Я поеду с тобой.
Полный идиотизм! Особенно потому, что я стою и млею, как дебил.
И в следующие четыре дня это превращается для нас в какой-то глупый ритуал: совместная поездка до моего отеля, чтобы я мог там сменить одежду. Заебись! Представляю всё то, что можно было бы сказать по этому поводу. Но вообще-то мне насрать на то, кто что может сказать...
На пятый день Джозеф поднимается вместе со мной и, как торнадо, проходит по номеру, заталкивая мою одежду в большую спортивную сумку, которую мы привезли с собой. Напоследок он одним движением руки смахивает туда всё, что стоит в ванной, и смотрит на меня с плохо скрытым триумфом. Ну и что я должен сказать? Сказать мне нечего, потому что я даже утром не мог себе представить, что это произойдёт. Я всегда считал Джозефа Гордона-Левитта одиночкой, ревниво оберегающим собственное пространство. Я и сейчас так считаю. Но, похоже, меня взяли в плен. Охуеть! Даже не знаю, что и думать. Да, в общем, я и не думаю, я просто живу.
Джо с самодовольным видом расхаживает по квартире. Я лежу на дурацком эстетском диване. Полдень, жарко, голая спина прилипает к коже обивки и отлипает от неё с чмокающим звуком при любом моём движении. Джозеф только что куда-то распихал мои вещи, и теперь, похоже, охеренно доволен этим. Мне последовательно хочется немного развлечься, трахнуть Джо, и чтобы стало прохладно. Начинаю с последнего.
- Джозеф! Можно чуть прохладнее?
Джо возится с пультом от сплит-системы. Прекрасно. Поехали дальше.
- Так нормально? - спрашивает он.
- Ага, спасибо! Можешь ещё кое-что сделать для меня?
- Да, что ты хочешь?
- Разденься, ладно?
Мне офигительно нравится то, как он краснеет - уши, щёки, потом появляются пятна на шее.
- Ты хочешь...
- Я хочу, чтобы ты разделся, сладкий мой, - перебиваю я его и отлипаю от кожи дивана, чтобы сменить положение. - Ну, пожалуйста! Сделай мне приятно.
Джо смотрит мне в глаза и поднимает одну бровь. Я улыбаюсь. Что бы он ни сделал дальше, всё равно всё будет охуенно. Но выясняется, что Джо не прочь поиграть. Он невозмутимо снимает футболку, расстёгивает ремень, одним движением выскальзывает из джинсов. Одежда цветными кучками валяется на полу. Блядь, какое же у него охуенное тело - с элегантно прорисованной мускулатурой, с поджарым животом, с кожей такого цвета, что хочется облизывать его, как карамель, с неровными пятнами румянца на груди.
- Иди сюда, - я внезапно слегка охрип.
Джо отрицательно качает головой.
- Том, я сделал то, что ты просил, но вообще-то я собирался почту почитать.
Я уверен в том, что ничего он читать не собирался, и всё придумывает прямо на ходу. Джо приносит свой лэптоп и как ни в чём не бывало усаживается в кресло напротив меня.
А ещё говорят, что я развратная блядь! Это просто никто не видел голого Гордона-Левитта с лэптопом. И при этом я отлично вижу, что ни хрена он не читает никакую почту! Ну и ладно.
Опять отлипаю от дивана, расстёгиваю болты и немного стягиваю с себя джинсы - чуть-чуть, чтобы было удобнее. Вижу, что, похоже, почта Джо не так уж интересна. Ну-ну! Медленно облизываю ладонь, и почта уже на хрен пропала, если вообще была. Я вижу очень, очень внимательный шоколадный взгляд поверх ноутбука. Тогда я сползаю ниже и засовываю руку за расстёгнутый пояс джинсов.
- Читай, читай, не обращай на меня внимания! - машу я другой рукой. - Не буду тебя отвлекать.
- Харди, какая же ты блядь!
Ну вот, опять! За что?
Как же он всё-таки пахнет! Точно, это что-то ненормальное, я просто зависаю. Джо усаживается на меня верхом, обхватывает ладонями моё лицо, подушечкой большого пальца проводит по губам. Я знаю, ему нравится мой рот, а мне нравится, как он жмурится, когда я трогаю его член. Пальцы Джо уже у меня во рту, а мои пальцы гладят головку, и Джо зажмуривается, и ёрзает, пытаясь устроиться поудобнее. Я тяну джинсы вниз, но Джо тут же раскрывает глаза и возвращает мои руки обратно.
- Нет уж, оставайся в штанах.
Вот так вот, всё время какие-нибудь новости. Джо не собирается долго ждать, и я лихорадочно шарю по дивану в поисках смазки. Джо всё ещё слишком тугой, и просто так трахнуться у нас не получится.
Нащупываю тюбик у себя под задницей. Вся квартира Джо теперь завалена разнообразной смазкой и презервативами. Джо, понимаете ли, очень трепетный, он бесится, когда вдруг в середине процесса приходится прерываться и бежать в спальню или ванну. А так как трахаемся мы по всей квартире, включая террасу, Джо решил проблему кардинально - теперь почти на каждой горизонтальной поверхности можно найти всё необходимое. Предсказать, где нам приспичит заняться сексом в следующий раз, невозможно!
Кстати, в аптеку Джозеф ходил один...
Пока я вожусь со смазкой, Джо прижимается членом к моему животу и трётся об меня, сжимает губы, глаза его затуманиваются. От того, как выглядит его лицо, как он зажимает зубами нижнюю губу, я завожусь ещё сильнее. Джо приподнимается, опирается о меня руками, я развожу ему ягодицы, при этом пытаюсь хотя бы немного его придержать: каждый раз мне кажется, что Джо не готов, что нужно медленнее, но он плевать хотел на то, что мне кажется. Пальцы слишком скользкие, у меня не получается удержать его, и Джо с размаху обрушивается на меня.
- Блядь! - раздаётся в комнате вопль-дуэт.
Новый жанр.
Я замираю. Джо тоже не шевелится, и мне становится дурно. Джо смотрит на меня этим своим Бэмби-взглядом и шепчет:
- Том? Тебе больно?
- Блядь! У меня сейчас инфаркт будет! Что ж ты делаешь-то, а?! - ору я. - Тебе больно!
Джо вздыхает и снова закрывает глаза.
- Давай, не тормози! - повелительно говорит он и снова начинает двигаться.
Кончаем мы одновременно.
Оставшуюся часть дня и вечер мы оба маемся: Джозеф от боли в заднице, я - от чувства вины.
Да, весело тут у нас. Джозеф вызывает у меня стойкое чувство собственного идиотизма. Мне хочется его и прибить, и обнять, и обцеловать с головы до ног, причём одновременно. Точно, прибью его как-нибудь потом - наверняка, случай мне ещё представится. Сейчас же я устраиваю в кровати гнездо из подушек и одеял, и Джо засыпает у меня на коленях. Я перебираю его волосы и понимаю, что я на самом деле охуенно счастлив. Джо спит, уткнув лицо мне в бок, и ничего лучше этогов моей жизни просто не может быть.
Я уже не влюблён. Я просто его люблю. Что со всем этим делать - непонятно.
- Мы ведём растительный образ жизни, - такое заявление делает Джо вечером следующего дня, который мы провели, почти не вылезая из постели.
Лично мне не очень понятно, почему именно "растительный", если мы безостановочно трахаемся, как два ёбнутых кролика. Ну, меня-то это устраивает, да и спорить с человеком с больной жопой мне кажется бестактным. Поэтому я соглашаюсь на поход в клуб на блюзовый концерт. Джозеф выглядит очень довольным.
Господи, пусть всё будет так, как ты хочешь. Всё, что ты захочешь!
Джо подозрительно подвижен. До меня постепенно доходит, что я попался в ловушку. Он крутится на своей мега-кухне, скорее подходящей какому-нибудь ресторану. Я сижу на террасе, одним глазом поглядывая на Джо, другим - на закат над Тихим океаном. Джозеф - прекраснее. Если всё пропадет, но Джо останется рядом, то пусть всё пропадает на хуй!
Блядь, что же мне делать-то с этой любовью? Непонятно.
Сегодня я сбежал завтракать в "Старбакс" на углу. Кто бы не сбежал, наткнувшись поутру голым на пожилую усатую мексиканскую тетку? Пиздец, у меня чуть нервный срыв не случился! Оказывается, это приходящая домработница Джо. Хорошо хоть не афроамериканский мажордом в белом фраке - с Гордона-Левитта бы сталось.
В "Старбаксе" неплохо, только очень суетливо. Развлекаюсь, рассматривая стаю грудастых блондинок за соседним столиком. Их всего три, но галдят они, как десяток волнистых попугайчиков. И такие же разноцветные. Это сглаживает негативные утренние впечатления. Девицы стреляют в мою сторону глазами, я улыбаюсь им. Утро становится определённо лучше.
Потом появляется Джозеф - в кедах на босу ногу, в майке с изображением Джокера на груди, с кругами под глазами от утомления. Он оглядывает девиц, меня и с лицом предводителя команчей отправляется к прилавку.
Следующие полчаса проходят в молчании. Джо злится - это видно по тому, как он держится: чересчур спокойно и вежливо. Я бешусь, потому что меня заебала эта его манера изображать из себя хорошо воспитанный айсберг. Девицы по соседству при виде Джо оживляются ещё больше. Ещё минут через пять одна из них не выдерживает и подходит к нам. Оказывается, ей нужен автограф. И мой тоже. Джо оттаивает, а я выхожу на улицу со своим кофе и сигаретами: в "Старбаксе" курить нельзя. Джо выходит минутой позже, и мы отправляемся домой. Я надеюсь на то, что усатая мексиканка уже ушла - она похожа на генерала Пиночета. Я нервничаю.
В лифте я зажимаю Джо в углу, сопротивляться мне он всё равно не может, так как его руки заняты стаканами с кофе. Вот и хорошо. Это наш первый утренний поцелуй - кофейный и недовольный.
- Джо, девочки всего лишь хотели получить автограф, - говорю я, отстраняясь. - Я весь только твой, не стоит ревновать.
Двери лифта расходятся, Джо медлит. Он смотрит на меня как-то неуверенно и выходит, не сказав мне ни слова в ответ. Я плетусь за ним.
Блядь, не надо было мне этого говорить! Или, по крайней мере, надо было сказать это так, чтобы всё без сомнений прозвучало как шутка. На хуй ему нужны мои признания, это отдаёт мелодрамой, и я не хочу навязываться. В который раз я сообщаю себе о том, что я безмозглый мудак, которому давно пора научиться затыкаться вовремя.
Усатый Пиночет всё ещё в квартире. Джо, перекрывая вой пылесоса, кричит мне с кухни:
- Том! Твой телефон! На террасе!
Оказывается, я его там забыл. С тех пор, как я попал в плен к Джозефу, я перестал следить за телефоном - никаких особенных звонков я теперь не жду, а всем остальным можно перезвонить потом.
Зажимаю телефон плечом, прикуриваю, подхожу к перилам. Дом Джо на первой линии, и я смотрю на пеструю толпу на пляже. Опять суббота.
- Ну что, ты там живой? - голос Бена прямо в ухе, как будто он стоит за спиной.
- Да живой, живой! Что, будешь меня теперь контролировать? - я улыбаюсь.
Блядь, ну приятно же, когда о тебе заботятся, и, кроме того, я на самом деле очень благодарен Бену.
- За идиотами вроде тебя нужен присмотр, - говорит Бен, и я прямо вижу, как он пожимает плечами и морщит нос.
- Найдётся, кому приглядеть.
- Ах вот как! Смотрю, ты всё же времени даром не терял! - Бен смеется, и я улыбаюсь в пространство.
Ну ведь правда, есть же! Почему-то охуенно здорово, что можно сказать кому-то, как я счастлив. Бен понимает.
- Я, кстати, в Лос-Анджелесе сейчас. Мы... Ну, короче, у меня тут дела кое-какие. Когда вы начинаете с "Бэтменом"? - спрашивает Бен.
- На следующей неделе... Мы? Оу!
- Да пошёл ты!
- Ладно, ладно, душа моя, не злись. Молчу.
- Зайду как-нибудь к вам в павильон, хочу тебя повидать.
- Ок, договорились.
Я нажимаю отбой и оборачиваюсь. На столе стоит пепельница, которой только что не было. Надеюсь, это всё же Пиночет в юбке такой бесшумный. Не хотелось бы опять увидеть надутого Джозефа. Хотя враньё! Надутого Джозефа хочется, пожалуй, ещё сильнее.
Смотреть на то, как Джозеф собирается к вечернему выходу, - отдельное удовольствие.
Я лежу на кровати. Джо расхаживает по гардеробной, то появляясь, то пропадая в проёме соединяющей комнаты двери. Сначала он мелькает там раздетый, потом постепенно на нём появляются разные предметы одежды. Офигительно, это такой стриптиз, только задом наперёд.
Наконец, Джозеф выходит из гардеробной в спальню, и мне хочется присвистнуть. Я даже уже вытягиваю губы, но сдерживаюсь - не уверен, что мне стоит демонстрировать своё мнение. На Джо синий костюм, и выглядит он так, будто только что снимался для рекламы какого-нибудь французского дома моды. Блядь, я всегда был уверен в том, что все эти узенькие костюмчики - выдумка маркетологов. Оказывается, некоторые носят их на самом деле.
Какой-то пиздец. Невероятно! Охуенный костюм! Охуенная задница! Охуенные ноги! Лучше остаться дома.
Джозеф поднимает брови. Я прекрасно вижу подначку в его улыбке. Да, блядь, конечно, я промолчу! А ты думал, что я устрою скандал по поводу твоего вида? Угу, дожидайся.
Я сползаю с кровати и, в свою очередь, отправляюсь в гардеробную. Пиночет навёл порядок, и у меня теперь там есть свой шкаф. Просто заебись!
Разглядываю свои богатства. В общем, заниматься изысками мне лень, да и Джо в любом случае привлечёт к себе всеобщее внимание, так что мне по херу, что одеть. Сойдёт и чёрный костюм с черной рубашкой, раз уж надо непременно костюм.
Пока я таращусь на вешалки, снова появляется Джо. Он подходит, кладёт подбородок мне на плечо, я вдыхаю его запах... Да что ж такое-то! Почему я сразу дурею?!
Джо спрашивает:
- Можешь сделать мне одолжение?
- Конечно, милый. Какое? - сейчас он наверняка станет ныть насчет галстука: они тут все помешаны на одежде.
- Не надевай бельё.
Я замираю. Охуеть! Точно - все помешаны на одежде. Блядь!
Ну, то есть, не могу сказать, что я никогда такого не делал. Ну, делал, и что? Но вот сейчас я понимаю, что Джо удалось меня смутить, и сильно. Чувствую, как от копчика по позвоночнику вверх ползут мурашки.
- Так что?
- Как скажешь, сладкий мой, - отвечаю я, подавляя желание выяснить, есть ли бельё на Джо.
Перспектива блюзового вечера расцвечивается для меня новыми тонами.
В доме есть подземный гараж, в котором стоит машина Джозефа. Тот крутит на пальце ключи, пока мы спускаемся в лифте в подвал. Мне любопытно. По искоркам в глазах Джо и по ямкам на его щеках от еле сдерживаемой улыбки я понимаю, что должен буду поразиться. Ну и что там у него? Фольксваген-жук, как у битлов, подходящий к брюкам-дудочкам? Розовый кадиллак, как у Элвиса?
Бляяядь! Ох ты ж блядь! Астон Мартин DBS! Чёрный! Блестящий! Просто сдохнуть!
Какое-то время я стою и тупо пялюсь на авто. Никогда бы не подумал. Сколько же в тебе ещё спрятано секретов, Джо, детка? Просто поверить не могу своим глазам.
- Так вот значит, о ком ты мечтаешь?! О Джеймсе Бонде!
- Хочешь сесть за руль? - спрашивает Джозеф.
- Погоди, какой руль! Дай я сначала его потрогаю!
Я провожу ладонью по капоту, крылу. У меня возникает ощущение, что автомобиль сейчас оживёт и подставит мне под руку свой бок. Я почти в трансе.
Джо суёт мне ключи, открывает дверь. Внутри я чувствую, как нарастает возбуждение. Салон отделан тёмно-серой кожей, матово поблёскивают алюминиевые элементы и чёрные лакированные деревянные вставки. Приборная панель такая, что хочется зарыдать.
Включаю зажигание. От звука двигателя можно сразу кончить. Охеренно! Слов нет.
- Нравится? - спрашивает Джо.
Он сидит рядом и с интересом наблюдает за моей реакцией.
- Милый, ты должен был начать с этого, когда приехал ко мне в Лондон. Я бы тебе отдался сразу, - говорю я, настраивая положение сидения.
- Поехали, - фыркает Джо и откидывает голову на подголовник.
Даже не надо разгоняться. Даже на маленькой скорости - охуенно! Отзывчивый, деликатный, податливый и управляемый зверь - мечта! Изумительно. Невъебенно прекрасный, как и его хозяин. Они друг друга стоят - штучные экземпляры.
Сам не замечаю, как мы уже оказываемся на парковке позади клуба. Площадка забита машинами, и мне едва-едва удаётся пристроиться где-то в самом дальнем её конце.
- Джо, приехали.
Джо всю дорогу просидел молча, кажется, даже задремал на пару минут. Сейчас он поворачивается ко мне с блестящими глазами.
- Понравилась тебе моя машина?
- Тачка офигенная, правда. Очень понравилась! - ну, а как она может не понравится, хотелось бы мне знать?
- А я?
- Что?
- Я тебе нравлюсь?
- Конечно, - ну что ему опять надо?
- Скажи, Том, я у тебя такие же чувства вызываю?
- Джо, что за херня! Как можно сравнивать человека и машину?
Джо перегибается ко мне, его лицо оказывается рядом с моим, а глаза - совсем-совсем близко.
- Можно. Потому что я вижу, как ты возбуждён.
- Блядь, Джо, я возбуждён, потому что ты мельтешишь передо мной в этом твоём костюме-перчатке! Потому что ты заставил меня выйти из дома без белья! Потому что я вообще от тебя возбуждаюсь, придурок! Что, никак нельзя обойтись без грёбаных рефлексий?!
- Пожалуйста, расстегни брюки, - произносит он очень спокойным тоном.
У меня пульс мгновенно начинает зашкаливать.
- Джо! Мы вроде как в клуб приехали.
- Пожалуйста.
В полумраке парковки глаза у него блестят, как от сильной температуры. Я чувствую, как моя кожа постепенно начинает гореть всё сильнее и сильнее, и взгляд у меня, наверное, такой же сумасшедший, каки у него. Расстёгиваю молнию. Джо кладёт ладонь мне на низ живота. Пальцы холодные, я вздрагиваю. Джо перегибается через меня, что-то где-то нажимает, и я чувствую, как спинка моего сидения медленно уходит вниз. Он запускает руку дальше, гладит мне мошонку, и тут все звуки для меня пропадают, я слышу только удары собственного сердца, торопливые, громкие, будто звук вывели мне прямо в уши. Мне кажется, что эти звуки заполняют весь салон.
- Скажи, Том, тебе нравится, как я тебе отсасываю?
- Блядь, Джозеф, нравится! А теперь заткнись уже и делай то, что собирался!
- Скажи, я ведь хорошо это делаю?
- Ты делаешь это охуенно, сладкий, давай!
- Так же хорошо, как другие?
- Бляяядь, какие другие, на хуй! Бери уже в рот, ну, пожалуйста!
Он наклоняется и кончиком языка трогает головку. Я вытягиваюсь, как линейка, терпеть больше невозможно, пытаюсь притянуть его за затылок к себе. Он обхватывает меня губами, втягивает к себе в рот, а меня уже уносит, и я сжимаю зубы, чтобы не начать стонать в голос. И тут Джо отпускает меня, и мне немедленно становится плохо.
- Немедленно вернись, ну пожалуйста!
- Или всё же лучше? - опять спрашивает он.
- Ну пожалуйста... Джо...
- Лучше или нет?
- Да ты же знаешь, что лучше! Блядь, Джо, тварь, отсоси, я же сдохну сейчас!
Джозеф делает своим ртом что-то такое, от чего я перестаю соображать и вообще ощущать что-либо, кроме его языка и губ. Он втягивает мой член себе в глотку, затем отпускает, сам всхлипывает, и это невыносимо терпеть.
Кончаю я с воплем, чуть не прокусив ремешок от часов, который вместе с запястьем попадается мне под зубы. Джозеф проглатывает сперму и продолжает держать мой член во рту, а потом широкими движениями облизывает мне почти весь пах.
зал мы входим, когда бэнд на сцене начинает первую композицию. Из причёски Джо не выбился ни один волосок, у меня до блеска вылизаны член и яйца, на лбу испарина, и, как ни странно, совершенно неизмятые штаны. Джо выглядит так, будто его вообще только что выпустили с витрины бутика, ну разве что губы чуть более яркие, чем обычно. У меня только что случился самый охеренный минет в моей жизни. На самом деле!
Охуеть. Культурный вечер!
Распорядитель проводит нас к нашему столику. Джозеф вежливо извиняется за опоздание.
- Всё только начинается, - отзывается распорядитель, среднего возраста дядька. - Вы ничуть не опоздали. Желаю хорошего вечера.
Джо светски кивает ему и усаживается у крошечного столика на двоих. Я занимаю своё место рядом. Стул неудобный, и перекладины немедленно впиваются мне в спину. "Вечер будет хорошим, - думаю я. - Подожди, любимый. Всё только начинается"...
Бэнд зажигает уже два часа. Первые полчаса я прихожу в себя. Я в лёгком шоке, и похоже, что у меня кружится голова. Музыканты наяривают от души, публика внимает. Что за блюз, когда курить можно только у стойки? Америка - страна контрастов, существовать без каких-то дискриминаций они просто не могут. Не одна, так другая. Я как Стинг в Нью-Йорке - британский инопланетянин в Калифорнии.
Ещё час я разглядываю Джозефа. Он делает вид, что полностью поглощён музыкой. Слишком поглощён, слишком спокоен. Ещё мне кажется, что все его разглядывают. Ну, ладно, не все, но половина-то уж точно! Блядь, самая настоящая!
После моего очередного подхода к стойке за порцией виски и покурить я обнаруживаю у нашего столика незнакомую девицу неопределённого возраста. Они тут все такие - то ли восемнадцать, то ли тридцать пять. В Лос-Анджелесе нельзя быть уверенным ни в чём. В том числе и в том, что парень, который только что тебя трахнул, не будет интересоваться красивой бабой. Чудно!
Она действительно хороша - всё-таки не восемнадцать. Рыжая, с узкой талией, аппетитной задницей и приятной улыбкой. Она проходила мимо, случайно толкнула Джозефа и теперь извиняется. Похоже, уже минут десять точно. Музыканты как раз сделали перерыв. Джозеф уверяет её в том, что ничуть не пострадал. Он улыбается ей своей юношеской улыбкой, и рыжая тает на глазах.
Меня никто не ждал, похоже.
Складываю губы бантиком. Пора оживить вечеринку, а то что-то Джозеф расслабился. Поправляю воротник, улыбаюсь и с удовольствием наблюдаю за тем, как расширяются зрачки у Джо. Ну да, я в курсе, как ты там насчёт моего рта и моих татуировок... А ты думал, я вот так закрою глаза на вызов? Угу, дожидайся!
Делаю рыжей несколько комплиментов, но тут, к сожалению или к счастью - это как посмотреть, музыканты снова начинают дудеть и бренчать, и рыжая удаляется, предварительно ткнув пальцем в направлении своего столика - у неё там подруги... Охуенно! Это вам не грудастые девчонки в "Старбаксе" поутру. Другой уровень! Стиль!
Смотрю на Джо. Джо смотрит на сцену.
- Что, понравилась? Хочешь, я приведу её тебе? Она не прочь, - говорю я.
Заебало меня всё это!
- Заткнись!
- Почему это? Что такого в том, что тебе тоже нужна разрядка? Мне было охуенно в машине, я всё понимаю. Позвать её? Она точно не откажется, она тебя откровенно клеила.
- Она и с тобой не откажется. Отвяжись.
- Ну, так давай вдвоём. В чём дело?
Я вижу, что Джозеф ярится. Я теперь это очень хорошо различаю, и, в любом случае, это гораздо лучше, чем это его грёбаное олимпийское спокойствие! Как же я, блядь, это ненавижу!
- Дело в том, что я не готов трахать всё подряд, как ты.
Чудно. Охуенно. Просто сдохнуть! Что будет, если я съезжу ему по уху? Вместо этого я говорю:
- Пойдём-ка со мной, дружочек, - поднимаюсь и тащу его за собой.
Джо не любит публичные выходки, он выдёргивает свою руку из моей, но послушно идёт следом.
- Что ты затеял, Томас?
Ах, ещё и Томас?! Заебись! Ну, погоди!
Тащу его к барной стойке, потом чуть дальше - в маленький коридор. Просто мне удалось коррумпировать бармена. Да у него на роже было написано, что он берёт на лапу, только что объявление на лбу не прилепил. Каждый раз, когда я курсировал к бару, я скармливал ему дивные, чудные тугие трубочки, свёрнутые из стодолларовых бумажек. Всем нужна смазка - главное, определить, какая именно. Смазка с портретами президентов - универсальная! Теперь у меня есть ключи от кладовки и обещание, что кладовка эта никому не понадобится в течение часа.
Я заталкиваю туда Джо и запираю за нами дверь. Тут мало места, одна тусклая лампочка под потолком, вокруг стеллажи с бутылками, коробками, жестяными банками и маленькая стремянка на три ступеньки.
- В чём дело?
- Это я хочу у тебя спросить: в чём дело?! Что, блядь, опять происходит?
- Ничего.
- Я спрашиваю, что, блядь, происходит с тобой сегодня с самого утра, Джо?
- Отстань, ничего не происходит.
- Джозеф! Я тебя сейчас ударю!
- Извини.
Пиздец, вот сейчас я действительно его ударю. На хер разобью ему всю рожу!
- Прекрати извиняться!
- Том!
- Джо, ну как мне ещё тебе объяснить, а? Я не собирался снимать девиц в "Старбаксе"! Я не до такой степени привлекателен, чтобы на меня все кидались. Поверь в это, даже если тебе кажется по-другому! И бабе рыжей по барабану, ты или я, или кто-то ещё - она просто хочет с кем-нибудь переспать!
- Прости.
- Джо, мне никто не нужен, кроме тебя! Ну как мне это тебе вбить в башку-то, а?!
Отчаяние? Да, вот оно, когда все твои слова летят мимо цели. В молоко. Я отворачиваюсь. Вообще-то я думал, что кладовка понадобится мне для другого. Хуй мне удалось...
- Том.
- Ну, что ещё?!
- Том, трахни меня, пожалуйста. Вот прямо сейчас. Я очень хочу, Том.
Заебись! Грёбаный арт-хаус, грёбаные интеллигенты с перекосом в мозгах, ну неужели нельзя быть проще? Ну почему надо всё через жопу-то, а?
Почему меня дерёт на части грёбаная нежность? Почему мне так сильно хочется разбить тебе лицо в кровь?
Джо стоит как по стойке смирно, вытянув руки вдоль тела. Я подхожу и грубо целую его, кусая за нижнюю губу, задевая зубами за язык. Язык, который только что, совсем недавно, облизывал мой член, и я, не помня себя, орал в оргазме. Толкаю Джо, и он присаживается на верхнюю ступеньку стремянки. Ножки стремянки задевают за опоры стеллажа, бутылки звенят.
- Начинай сам. Я помогу.
Джо послушно расстёгивает и приспускает свои узенькие брюки, я стою напротив, засунув руки в карманы, и смотрю на то, как он начинает поглаживать свой дивный член, который мне так охеренно нравится, как тот мгновенно наливается, увеличивается в размерах.
Джо дрочит в рваном ритме, иногда гладит себя по яйцам другой рукой. Он то закрывает глаза, то открывает их, смотрит на меня. На лице у него совершенная, абсолютная покорность. Мне хочется рыдать в голос. Что же мы делаем-то оба! Что за херовая, извращённая дурь с нами происходит? Что мы сделали друг другу, и почему продолжаем мучить друг друга?
Милый, я тебя люблю, я хочу быть только с тобой, мне вообще больше ничего не нужно. Зачем ты рвёшь меня на клочья? Зачем я ведусь на твои провокации и начинаю дурить, будто я снова сижу на наркоте? Не знаю.
Джо начинает дышать чаще и глубже, на верхней губе у него выступает испарина, на оголённой головке - белая капля. Я удерживаю его пальцы, не даю растереть её. Джо смотрит мне в глаза, обессиленно улыбается, голова его слегка закидывается назад, рот приоткрывается на вдохе. Я слизываю мелкие капли пота с его губы, опускаюсь вниз, слизываю эту каплю и в ответ слышу долгий гортанный то ли хрип, то ли выдох.
Прости меня, я так стараюсь, я дурею от тебя, я схожу с ума! Я так хочу, чтобы тебе было хорошо, но ведь это ты мне мешаешь, любимый. Что происходит в твоей голове, что же мне надо сделать, а?
Член у Джо длинный и ровный, и мне охуенно нравится держать его во рту. Джо рывками двигается мне навстречу, прижимает к себе мою голову, иногда слишком глубоко, так что я задыхаюсь. Ну и наплевать, ему надо сейчас это, а я могу и потерпеть. Да и чего скрывать, я тащусь, отсасывая Джо. Ни с кем так не было у меня, а мне есть что припомнить! Но не стоит, на самом деле не стоит вспоминать.
Головка разбухла, я чувствую, как мелко вздрагивает низ живота Джо. Он приближается к оргазму, что-то бессвязно бормочет, и я только разбираю своё имя, которое с воем вырывается из него, когда он кончает мне глубоко в горло.
И на вкус он как море и яблоки!
Я встаю и тяну его на себя, держу в руках, присев на стремянку. Джозеф почти висит у меня на шее, я пристраиваю его себе на коленку, так удобнее.
- Прости меня, любимый, - шепчу я ему куда-то в плечо.
Хорошо, что он меня не слышит, а то я опять не могу заткнуться, это желание сильнее меня.
Джо потряхивает, как в лихорадке, и я чувствую, как эта лихорадка передаётся мне. Субботний вечер, блядь! Чудно! На хуй культуру, будем дома сидеть. Зато нервы целее будут.
Концерт заканчивается без нас...
Не очень помню, как мы добираемся до дома. Да и то, что я пил в баре, и мне нельзя за руль, я вспоминаю, только паркуя машину в подвале дома Джо.
Я укладываю Джо в постель, стаскиваю с него ботинки и одежду и умилением только сейчас обнаруживаю, что трусы эта экстравагантная сволочь всё же тоже не надела. Я целую его в ухо и ещё сижу несколько минут рядом, пока пальцы Джо не расслабляются, и у меня не появляется возможность освободить свою кисть, не потревожив его сон.
На террасе ветрено, море и темнота сливаются вместе так, что кажется, что впереди провал, клубы черноты, где изредка вспыхивают чьи-то жёлтые глаза. Я отчётливо понимаю, что жить без Джозефа я не хочу. Проверять, смогу ли, мне тоже не хочется. Смертельные эксперименты не полезны организму.
Ни хуя не понятно, что думает он по этому поводу. Спрашивать не буду. Мне просто охуенно страшно об этом спрашивать. Так что пусть так...
Знаю, я похож на долбаного страуса, да и насрать. Я боюсь до тошноты!