Я - влиятельный сюзерен. В моем владении находятся пять деревень и один крупный город. Состояние я приобрел, сражаясь в битвах, в походах в иноземные государства. В юности я был знатным воином. Теперь же мне 30 лет - самая зрелость для мужчины, когда юношеский пушок и неопытность позади.
Живу я один в своем замке, недалеко от города. В свободное от управления деревнями и городом мне составляют компанию старые мудрые слуги, детей нет, жены тоже, ибо не к лицу воину с пеленками и юбками возиться.
Услада моя, слабость потаенная - молодые юноши, удалые воины из тех деревень, которыми я владею.
Какое наслаждение, когда у тебя в подчинении сильные крепкие молодые мужчины, мускулы силой молодецкой играют, плечи да спины широкие солнцем закалены, жажда действия, побед, подвигов кипит ... И как приятно всю эту силушку да волю молодецкую под рукой своею ощущать...
И приручать.
Однако не страхом да болью, а только лаской, негой. Молодого тигра разве плеткой приручишь?
По моему распоряжению в замок привозят 25 самых умелых воинов молодых. Я беседую с каждым, вызываю померяться силой в кулачном бою. Кто мне понравится по духу и по умению - оставляю себя. Ибо по своим владениям я слыву большим мастером ратных дел, моим ученикам - великая честь и удача.
Ученик остается жить у меня. Первое время мы с ним боремся, обучаемся, узнаем друг друга. Во время урока мы на равных, но в остальном он в моем подчинении.
И вот, в один день я вызываю ученика на осмотр. Он приходит в мой кабинет и по моему велению раздевается донага.
Я любуюсь стройным гибким телом, мощными плечами, крепкими ногами, ну и конечно "оружием" мужским. Оглаживаю тело, массирую мышцы. Затем самое мое любимое - попка. Глажу упругие ягодицы стоящего передо мной юноши, он вздрагивает, но терпит. Затем велю ему нагнуться, так, чтобы половинки раскрылись, и стал виден вход, маленькая сморщенная дырочка. Парень смущается, а я, не дав опомниться, языком касаюсь его дырочки, провожу снизу вверх, нежно лаская.
И вот ему уже нравится, нащупываю его отвердевший член и рукой начинаю его ласкать. От таких ласк мой воин проливает драгоценную жидкость, устало дышит: ноги раздвинуты, руки на столешнице, голова опущена... Я его обнимаю по-отечески: нужно, мол, разрядиться, чтобы семена в чреслах не застаивались, и от ратных трудов ничего не отвлекало.
Далее обучаю его как ни в чем ни бывало. Юноша ждет продолжения, следующего раза, когда мастер поможет разрядиться. Да только я не спешу, пусть желание созреет. И вот через пару десятков ночей, снова зову к себе ученика. Сегодня от сам должен себя ублажать, а я посмотрю, правильно ли он, мол, это делает.
Юноша стоит передо мной в нагой красе и ласкает сове орудие. И когда оно твердеет, словно булава, подхожу к нему, становлюсь на колени и беру в рот прекрасный член. Языком, губами, руками ласкаю, глажу яички, ноги, попочку, дальше спускаюсь языком на яички, рукой же двигаю по члену. И вот горячая терпкая сперма уже льется на лицо, плечи, шею.
Хорошо воину, но не все ему одной плоды сладкой неги вкушать.
Теперь он должен отблагодарить мастера подобным же образом. Я ложусь на ложе, он сверху, начинает неумело лизать мой член. Гибкое молодое тело надо мной, гладкая кожа, стальные мышцы. А губы такие робкие, несмелые. Перешел на мошонку, учится любви... И вот уже лучше, уже горячее ласки, брызгает семя, заставляю его все слизать. Затем рядом с собой укладвыаю и - первый поцелуй в губы.
Спим вместе, обнимаем во сне друг друга. Два воина - кто сильней? Кто нежнее? Кто опытней в трудах ратных, кто в ласках искусных?...
Жду десяток ночей и снова зову к себе ученика. Тот уже в нетерпении, жаждет ласк хмельных. Но сегодня новый урок. Велю стать на кровать на четвереньки. Опять попку языком ласкаю, а когда разгорится желание у парня, разминаю пальцем вход, да так, чтоб стонал он от неги. Ну, а затем приставляю член к заветным вратам, вхожу в тело горячее, жаркое.
Приятней, чем всеми городами да селами, обладать одним воином молодым, сильным, пылким. Смотреть, как член входит между крепких ягодиц, спина извивается, с губ стоны слетают. Изливаю семя в его плоть узкую, хорошо! Но теперь надо, чтобы и ученик кончил. Посему подставляю ему свою задницу. С остервенением берет ученик, со страстью. Второй раз кончаю, ученик в первый.
После этого несколько десятков лун он живет у меня, и мы услаждаем один другого. Ночи жаркие бывают, а днем - битвы ярые.
Однако приходит время прощаться, надо отпускать молодого сокола в небо, а парня - в мир людской на подвиги ратные, на славу, да на любовь большую.
Были те, кто хотел остаться, умоляли, в любви клялись, да только нет места для любви в замке воина и сюзерена.
Так думал я до поры до времени.
Пока не привели ко мне в замок самого лучшего воина из всех, что я видел, и самого статного, красивого мужчину молодого.
Выбрал я его, да стал борьбе обучать, а он в искусстве боя мне не уступает, дерется дерзко, меч скрестит с моим, а глаза играют, смотрят бесстыже. И в ласках он оказался смелым, да настолько, что мы с ним в первую же ночь все прошли. И закружилась у меня тогда головушка. Полюбил я Лиса зеленоглазого, хитрющего. За удаль, за бои ярые, за страсть огненную. Не я его приручил, а он меня.
Прожили мы с ним довольно долго, и почуял вдруг я, что он меня подчинять начал, что слушаю я его совета да желания, что и на ложе он верховодить начал, да деньги из казны по своему разумению тратит. Но все прощал ему, ибо впервые любил так жарко, истово. В полон взял меня Лис лукавый.
Однажды по его совету и убеждению мы поехали в соседний город на сделку торговую с тамошним купцом. Не хотел я ехать по степи: открыто, опасно, но Лис настоял. Уж больно ткани там красивые, да каменья драгоценные, а наших воинов можно выменять на строителей искусных, стену вокруг города возвести. Хотел Лис, чтоб город наш сильным, а замок богатым были.
Поехали мы по степи. Я, Лис, да два десятка воинов. И вот в одну ночь раздался грозный посвист, да гиканье. Кочевники напали! И было их больше, чем нас, на два десятка. Долго длилась кровавая битва, все мои воины полегли, а Лис исчез. Бросил я умирающих товарищей, да побежал зазнобу свою искать. Бросил казну, платки, коней на растерзанье иродам. Бежал я во тьме и нашел лагерь нападавших. Только два стражника стояли, да в одной палатке, самой большой и богатой, свет горел.
Бесшумно перерезал я глотки часовым, подкрался к палатке, заглянул - и свет померк в моих глазах: кочевник голый, смуглый, косоглазый на коленях стоит, а перед ним - белое тело моего Лиса, на четвереньках стоит, стонет, слова ласковые шепчет, морда довольная... А татарин его за волосы держит, так, что голова запрокинулась, да по бедрам его нежным скрученной в кольцо плеткой лупит...
Не видя пути, побрел я обратно в замок и рухнул без чувств на пустое холодное ложе. Наутро приплелся Лис, сказал, что его в план взяли, да он убежал, с ласками ко мне лез...
Да только не верил я больше ласкам его грязным, предательским. Все перед глазами стояло, как татарин его драл, как люди мои одни в степи умирали.
Зарубил я Лиса мечом в тот же день, и в ров сбросил на съедение рыбам и грязи илистой.
С тех пор прошло много лет. Учеников больше я к себе не брал. Только если средь пленников попадались молодые воины, тешился с ними ночку, а наутро велел умерщвлять. Было мне одиноко и тоскливо, как волку в степи ночной, но больше никого я не пустил в своё сердце.
Ибо узнал я, что любовь лютая страшнее булавы и палицы.