Истории о море. 30-ые беспокойные. глава 1

О том, что было, что стало, чем сердце успокоится.

Пространство вокруг меня проявлялось медленно и не очень чётко, но всё-таки проявлялось. Вот одёжный шкаф, вот спинка дивана, чей-то чулок переброшен через него. А я голый, под покрывалом. Но дома. На все сто. Это же мой шкаф, мой диван, люстра моя, я сам, а вот чулок совершенно не мой. Попытка приподнять голову, окончилась сумятицей в голове, желанием послать всё и уснуть. Однако сидящий внутри меня человек, всегда помнящий, контролирующий и укоряющий, после произошедшего, напомнил, что сегодня у меня самолёт в далёкую, жаркую и гостеприимную африканскую страну. К которому я обязательно должен быть, как огурец. Скрепя как старая телега, я поднялся, поддержал себя, уцепившись за спинку дивана. Второй чулок лежал рядом со мной на диване. Вернее, чьи они и кто у меня был? Отвальная событие обязательное как утренняя чашка кофе, чая, саке или ещё чего там кто-то пьёт по утрам. Я прошёлся по стеночке в коридоре, усыпанном моими туфлями, среди которых выделялась пара женской обуви, заглянул на кухню, спальню, ванну. И обнаружил, что: а — в спальне стоят два собранных чемодана, закрывай и в такси, б — на кухне относительный порядок. Даже посуду помыл кто-то, в — в ванной, туалете тоже всё было прилично. Так от чего же в моём рту, словно кошки гадили? Гадать долго не пришлось. Пепельница на балконе, полная долбанов, оставленные рюмки, какая-то заветренная уже закуска, книжки, сложенные для удобства сидения, стопкой. Значит, наведя порядок, мы переместились сюда и тут продолжили? Мда. Я посмотрел на часы, как приказал внутренний голос. До времени, когда моя нога должна пересечь порог собственного дома оставалось совсем ничего — шесть часов. Я пошёл на кухню. В холодильнике должны были быть пакеты молока. Я пью молоко после того как, чтобы прийти в себя. А пока я в командировке, соседка снизу, Вероника попользуется моим холодильником, присмотрит за моим домом, цветами. Ну, и, конечно же, за ЖКХ. Куда же мы без этого ЖКХ?

Нет, Вероника не моя любимая соседка, к которой я хожу как домой, или она ко мне как домой. Мы не делим с ней кровать — наспех, с украдкой и затаённой тревогой. Просто существуют женщины, с которыми действительно может быть дружба. Простая человеческая дружба, без подтекстов, ловушек, недомолвок. Вот, она такая. Она замужем, есть дети — двое нормальных пацанов-погодков, работает. В один момент, зайдя по-соседски на наш шумный развод, она поддержала меня. А развод был шумный. После армии, учёбы, не менее сложной, чем служба в ВДВ, после защиты своего диплома по новым способам добычи нефти удача улыбнулась мне. Мне предложили поработать сначала на Севере, а потом пригласили поработать по контракту в известной французской компании в одной из тёплых стран в международной команде. С языком как с английским, так и с французским проблем не было

Но именно он был решающим при отборе меня из кипы анкет. А за год до этого я женился. В двадцать шесть женился, в двадцать семь выехал, в двадцать восемь развёлся. Такой вот марафон. И обидно было не то, что она изменяла мне с французом, обидно было, что на нашей кровати.

Вернувшись как-то раньше из поездки по удалённым точкам, я вошёл в наш домик неслышно, собираясь удивить её своим появлением. Даже какие-то цветы купил. А обнаружил её с этим Лурье на нашей кровати, где избранница сердца усиленно сосала у него, а он её. Нет, я не стал кричать, бить морду обоим. Хотя имел на это полное право. Зачем шуметь? Я наоборот удивил их. Скинув одежду, появился на пороге, бросил цветы на кровать, ухватил её за бёдра не позволяя её соскочить с него, и вдул ей по полной. Лурье визжал от счастья, она от удовольствия, я же драл её с одной мыслью — «наступит время и ты всё узнаешь». Нет, я не злопамятный, просто такое не прощается. А если не прощается тут, сразу, то наказание должно быть подготовленным. До конца срока оставалось пять месяцев, в течение которых я не прерывал тройственный союз, а по возвращению просто выгнал её из дома, выбросив чемоданы на лестничную площадку. Она, конечно, бросилась в суд — половина её. Но тут вышел облом. У неё, не у меня. Квартира и прочее не моё. Отец владелец всего. Я выкрутился из всего этого только потерей машины. С которой расстался спокойно. Ездить на ней, каждый день вспоминая, как я драл её на заднем сидении? Нет, спасибо!

После этого развода я уже два года находился в свободном полёте. Нет, я, конечно же, не вёл монашеский образ жизни, но и не усердствовал. Мне ничего не хотелось. А тут опять компания вспомнила обо мне, предложила контракт, избавляя меня от рутиной работы в офисе. Ура! Опять жаркая Африка с непомерными расстояниями, чудной природой и не менее чудными людьми. Вернувшись в Россию после первой командировки я понял почему мне было так легко там — расстояния, широкие просторы. А то, что там малярия, антисанитария и прочее так это вы не были на пляже в октябре месяце. Там такое, что вызывает сначала оцепенение, а затем вопрос «и я в этом купался?». Шутка. Шторма уродовали пляжи так сильно, что к весне некоторые приходилось местным властям приводить в чувство. Да, было мусорно, хлама всякого выбрасывало. И всё. Не более.

В дверь звякнули. Я натянул на себя кем-то приготовленные шорты, пошатываясь, пошёл к двери. Ничего, что конец сентября. В квартирах не топят, а полярные медведи не боятся холода!

На пороге стояла Вероника. Она кивнула мне, мол, привет, шагнула в квартиру. По-хозяйски, без всяких жеманств.

— Ну, что очухался? — Она пошла на кухню.

— Слушай, а вчера? — Как спросить-то? Что было? Или как было?

— Всё было нормально. Отвальная прошла в норме, никто не упился.

— А?

— Это потом, когда остались мы с Мишкой, ты, Керзон и эта Юлька, всем в голову вступило на посошок припрятанный коньяк употребить. Ты вдруг после первой выступил, сказал, что надо беречь труд женщин, убравших на кухне, полез на лоджию. Все тебя поддержали. Пили потом там. — Она ставила кофе, что-то крутилось в мельнице, кухня оживала.

— А? — Я сделал жест рукой в комнату.

— А. Это? — Она хихикнула. — Юлька так надралась, что сначала решила, что ты едешь в какую-то арабскую страну. Стала приставать, чтобы взял её с собой. Так как она умеет многое. Даже танец живота! Который и стала показывать, начав, почему-то. со снимания юбки. Когда её остановили, сказав, что ты едешь в эту Африку, она закричала, что это не честно, так как она не знает ни одного африканского танца. И потом, — она поставила чашку себе и мне, — с криком, что стриптиз все понимают, попыталась его станцевать. Чулки успела снять, а потом вырубилась.

— А голый я? — Да, кофе сейчас то, что надо.

— Сам разделся. — Она хохотнула. — Мы с Мишкой убираемся, а ты такой красивый из ванны.

— Мда? — Наверно, не очень удобно спрашивать чудил ли дальше.

— Ты прямо на диван. Прямым ходом. — Она усмехнулась, села на стул, подтянула сахарницу. — Не чудил, не показывал стриптиз и, вообще, был пай мальчиком. Только выворачиваться из покрывала не хотел. Так и оставили. — Фу! Слава богу! Отлегло от сердца.

— Наверно, слишком много принял на грудь. — Я шмыгнул носом. Нет, больше не пью!

— Так это Юлька тебе помешала коньяк с пивом. Типа, запивка такая. — Она глотнула кофе. — Гнал бы эту Юльку!

— Так она же подружка Севы. — Я стал приходить в себя. Даже стал ощущать звуки нормально. — Подружка.

— Подружка? — Она покачала головой. — Ладно. Твои дела. Но вчера он её бросил у тебя и ушёл со Светкой.

— О как! — Я удивился. Светка-недотрога, глазами пожиравшая меня весь вечер, ушла с Севкой? Вот и хорошо. А то если бы Вероника сказала, что чулки её после бурного вечера, то мне было бы значительно трудней выходить из ловушки, которую Светка расставляла вокруг меня. — Вот и чудно!

— Очухался? — Она налила ещё кофе. — После этой в душ и контрастный. Тёплая ...