Истории о море. 30-ые беспокойные. глава 6

Раба-дочь, жена или как не корми волка, в лес он смотрит!

Нас стали переписывать. Так как свезли сразу с нескольких баз разных компаний, каких-то гостиниц и так далее, то тут был сущий бардак, от которого голова шла кругом. Но военные всё поставили в ряд, шеренгу, колонну, выстраивая очередность. Мы не спешили, так как не знали, что делать. Вернее, что делать с Елизаветой. Рахиль нервничала, Елизавета беззаботно ходила по лагерю, с интересом рассматривая всё, что творилось кругом, я же выдумывал ей легенду. Но вся наша с Рахиль умственная деятельность кончилась сразу, как появился Клаус. Сунув каждому по сумке с вещами, он отвёл меня в сторону, протянул конверт.

— Это документы на неё. От и до. Страховое, паспорт, метрики, даже справка об окончании школы. — Он постучал по конверту пальцем. — Она уроженка Тулузы. — Что соответствовало действительности. — Ей восемнадцать лет. — Что не соответствовало. — А также замужем за тобой. — О, уже! — Свидетельство местного нотариуса признаваемого во Франции о заключении брака тут. А дальше как знаешь.

— А ты как?

— Ребята из спецназа мои должники. Вот и расстарались. — Он усмехнулся, видя как Рахиль, улыбаясь и совершенно не стесняясь нас, меняет бельё. — Теперь она твоя, старый фавн.

— Кто? — Я пребывал в таком шоке, что пропустил слово. Слишком стремительно состарилась Елизавета на два года, сменив статус рабыни-дочки на жену, ни разу не целованной. Вру. Целованной дважды.

— Фавн. Это...

— А, знаю. — Я закивал головой. — Осталось только ей сказать об этом.

— Она только этого и ждёт. — Клаус отвернулся, давая Елизавете сменить одежду. Я же не отвернулся. Я наслаждался её грудью, бёдрами, а она даже специально замедлила переодевание, вроде, как и не замечая моих взглядов. Нет, я конченный человек. Купил себе девочку, пускаю слюни на неё, жду момента взросления, а друг тут как тут — поженил нас, подделав документы. — Документы настоящие. Пройдут любые проверки. — Клаус потёр щёку. — Что хотела мне сказать Рахиль?

— Сама, наверно, скажет. — Я пожал плечами. Такую новость мужчина должен услышать сам от женщины. Третий тут лишний. — У неё много чего найдётся сказать, после такого.

— Да, это точно.

Нас вывозили в столицу партиями, селили в гостиницах. Не самых хороших, и не плохих, но под охраной легионеров. Откуда их столько появилось? Неужели постепенно перебрались мелкими группами? Откуда же тогда бронетранспортёры, эти вертолёты и прочее? Нет, операция началась давно. Наверно, с моего появления тут. А сейчас просто вышла на заключительный этап. На севере уже рвались наши скважины, погружая все труды на многие метры под землю, обрушивая с таким трудом просверленные каналы, скважины! Но, компания, как отступающая армия, рвала всё за собой, не оставляя врагу ни грамма нефти, ни табуретки. И мы в этом отступлении были гражданским населением, утекающим от войны. В российском посольстве посмотрели на меня, мой паспорт, документы нотариуса, пожали плечами. Эвакуироваться не хотите, а брак подтвердить хотите? Платите гербовой и прочий сбор. Через час, я, довольный, вышел с бумагой, в которой посольством Российской Федерации подтверждался мой статус женатого мужчины, в полном согласии с французским законодательством. И что гражданка Франции, являясь законной супругой, может получить годовую многократную визу, при оформлении всяких там формальностей. Равно как и вид на жительство, гражданство, если таковое потребуется.

Первая наша ночь в качестве мужа и жены прошёл очень бурно. За окном трещала стрельба, все сидели в одежде по номерам, ожидая экстренной эвакуации. Но ночь побурлив, успокоилась, а за ней и мы завалились, как были, в одежде, на кровать. Одну, большую кровать с несколькими подушками

Сев на стул, он вытянул ноги, откинул голову.

— Заберёте Рахиль. — То ли спросил, то ли приказал он. — Она в соседнем номере. Вас после обеда погрузят на корабль и отправят морем. Во Францию.

— Морем? — Елиза чуть не запрыгала. — Я хотела так прокатиться на корабле! — Ребёнок ещё! Она же не знает, что такое боевой корабль.

— На настоящем десантном корабле. — Я посадил её рядом с собой. — Клаус, тебе отдать? — Я показал рукоятку Береты. — Заберёшь?

— Оставь. За борт всегда успеешь выбросить. — Он сел, потёр лицо. — Присмотри за Рахиль. Я буду через пару месяцев.

— Береги себя. — Сказал я ему уже в спину. Он стремительно перемещается.

Нас решили вывозить на следующий день. А до этого весь день, часть ночи на окраинах звучала стрельба, что-то горело. Вечерний выпуск новостей на местном телеканале радостно сообщило, что атака сепаратистов отбита, начато наступление на них, показало выступление испуганного президента, повалила другими новостями. Рахиль пошла к себе, Елизавета бросилась принимать душ, приплясывая и напевая что-то незнакомое мне, я сбросил майку, разложил сумки, на всякий пожарный, пристроил пистолет у кровати.

Она вышла из душа, кутаясь в полотенце, посверкивая точками воды на коже. Я отвернулся, но отражение в ножке напольного светильника показало мне, как она вытерла себя неспешно, промакивая каждую складку, прежде чем натянуть длинную майку. Я сделал свет практически в ноль, пошёл в ванную. Прозрачная стенка между ванной и спальней вещь приятная, что ни говори. Я наслаждался её контурами, скользившими в струях воды, проявлявшимися частями тела — то попкой, то локтя, то спины, соприкасавшимися со стеклом. Теперь, в спальне был полумрак, а в ванной полный свет, отчего мой контур был значительно чётким, чем у неё. Я даже забеспокоился сначала такой чёткостью, а потом стал прикасаться к стеклу почаще. Мне захотелось подразнить её, совсем как она дразнила меня всё это время. В полутьме я вытерся полотенцем стоя к ней спиной, а затем сразу нырнул под простынь. Тишина, нарушаемая только негромким бубнением стоявших внизу легионеров и местных военных. Караулят, чтобы не утащили.

— Душно. — Она завозилась. Лежи тихо! Максим налился такой силой, что я не смогу его сдерживать. Да и эти бесенята внутри. Ох, надо удержаться! — Кондиционер не работает ещё.

— От него одни неприятности. — Я кашлянул. Максима распёрло так, что каждый удар сердца вызывал в нём желание наброситься на лежавшую на расстоянии протянутой руки женщину. — Лучше всего вентилятор.

— Не могу. — Она села в кровати, завозилась, стаскивая с себя майку. — Душно. Фу! — Её тело в скудном свете уличных фонарей, ещё не пострелянных не пойми откуда взявшимися в городе сепаратистами, светилось. Или у меня уже ночное зрение от моего желания развилось?

— Иди сюда. — Неожиданно для самого себя сказал я. Рука, словно не моя, протянулась к ней. — Тут ветерок небольшой есть с улицы.

— Прохладней? — Она, опёрлась руками на простынь, встала на колени. Небольшие груди её встрепенулись, заняли положение между руками. Линия попки обозначилась на отсвечивающем стекле ванны.

— Наверно. — Я подхватил её под мышки, потянул на себя. Она рухнула на меня, придавливая грудью лицо. Мои губы уловили вкус её кожи между холмиками грудей, прежде чем потянули эластичную упругость соска.

Она, молча вытянулась, обхватив мою голову руками, замерла чуть дыша. Когда освободилась первая грудь, она сдёрнула простыню с меня, перекинула ногу на другую сторону, оседлала, оказавшись горящей дырочкой прямо напротив члена. А потом налегла грудью на меня, давая насладиться её вкусом

Но с каждым разом они спускали ниже и ниже, прокладывая путь через лощинку между половинками к горящей пиздёнке. Я даже на расстоянии чувствовал, как она пылает от разрывающего её желания. Когда пальцы коснулись нежной ткани входа, она вздрогнула, сжалась. Я не стал настаивать, а только продолжил гладить и обцелововать её грудь, плечи, пальцы, ладони, пробираясь всё ближе к губам. Она сама резко впилась в мои губы своими сочными, нежными губами, жадно комкая губы себе и мне. Я придержал её, повёл губами длинную серию по кромке верхней губы, потом нижней, не забывая спускаться по животу второй рукой. Первая была занята спиной, на которой страсть уже танцевала свой неукротимый танец. Волосики на лобке ладошка пригладила, проскочила к текущей пиздёнке, щекоча мокрые, горячие волосики. И тут она выгнулась, застонала — громко, протяжно, забилась мелкой дрожью, вжимая мою голову в грудь. И обмякла, соскользнув вбок, с тихим вздохом. Кончила.

— Это. — Она втянула воздух. — Это. Волшебно. Хочу ещё.

— А как я хочу? — Усмехнулся я.

— Да? — Она обхватила мой член рукой — горячей, сухой рукой, пробивая его своей энергией. — Поможем. — И тут же накинулась на него, чуть не поцарапав член зубами.

Спасение я замаскировал под желание поцеловаться. Если она продолжила бы, моему боевому другу пришёл бы конец преждевременный. Она с удовольствием целовалась, допуская мои руки везде, даже направляя их туда, где, как ей казалось, требовалось их присутствие. Только когда пальцы касались раскалённых губок, она подбиралась, не прерывая ласк. Но я не настаивал, я медленно вёл осаду, распаляя её желание. Да, со стороны это смотрелось как совращение малолетней девочки, но с моей стороны это смотрелось как супружеские ласки. Хотя, чего я себе вру? Я хотел эту девочку, хотел её тепла, тела, её вздохов, вскриков, хотел почувствовать, как подо мной уходит девственность, уступая место женской неге.

Она допустила меня к себе уже под утро. В

сереющем номере я устроился на полу, поглаживая волосики на лобке Елизы, раскинувшую ноги в разные стороны. Нет, я не собирался вламываться своим взрослым, повидавшим женские прелести Максимом, в её девичий мир. Он хоть и был в боевом настрое, но двигаться вперёд я ему запрещал. Перед этим она помогла мне не раз облегчать тяжкую ношу Максима. В первый раз, придерживая своей рукой мою, она смотрела на член, плюющийся во все стороны. Смотрела заворожено, как смотрят дети, увидев что-то необычное. Мне в какой-то момент стало стыдно происходящего, пока она не подхватила одну из капель пальцем и не сунула в рот. Максим даже не закончив выбрасывать сперму, уже заныл. Пососав, Елиза пожала плечами — не разобрала понравилось или нет — принялась вновь целоваться со мной. Во второй раз она уже лежала подо мной, принимала мои потоки на свой живот, грудь, играя, ловила ртом летевшие капли. Отчего Максим сразу потребовал продолжения. Третий раз она уже целовала мне мошонку, я же стоя, дрочил воющий от напряжения член. И в тот самый момент, когда я ухватил её за голову, она остановила мою руку, обхватила губами член. Сперма рванулась вперёд, словно заработал пылесос, втягивавший её из внутренних резервуаров. Нет, она не сосала. Она просто взяла его в рот, наполняя рот спермой. А потом сглотнула, вновь сглотнула, повела головой, не отпуская головку, отчего губы её, прижав, выдавили ещё порцию. Теперь же была моя очередь. Я вторгался в её священные места, и она очень нервничала. Устраиваясь на покрывале, она погладила меня по плечам. «Не бойся», — я шептал тихо, ласково и нежно, пуская в ход всё своё обаяние, — «Я не сделаю тебе больно. Я не буду сегодня ничего делать. Я только тебя поласкаю. Я хочу тебя поласкать»

Волосики на лобке курчавились, раскладываясь под моими пальцами, открывая мне доступ к тому, к чему меня тянуло всё это время, начиная с того момента, как я увидел её волосы, волнами спадающими вниз. Губы мои пробежались по ним, пощипывая. Она захихикала, сунула ладонь под мои губы. Знаю, что щекотно, но так надо. Поцеловав ладонь, я продолжил своё путешествие, медленно дрейфуя влево. К ложбинке паха. Она задышала громко, высоко поднимая грудь, завозила руками по моему ершику. Ага, зацепило. Лизнув там, я вызвал стон, вытягивание ног, уже переместившихся ко мне на локти. Проход вправо уже было встречено с желанием, отведением ноги в сторону, чтобы я мог плотнее прижаться губами к паху. Поцелуй в пах рванул из неё стон, заглушённый ладонью.

Она приподнялась, едва мои губы коснулись открытых губ. Не меняя положения, кусая губы, она смотрела, как я поцелововая, спускаюсь всё ниже и ниже. Сначала по правой большой, потом по левой. А затем языком по маленьким аккуратным лепесткам. Тело её выгнулось, она упёрлась плечами в матрас, подтянула попку, представляя мне раскрытую пиздёнку в полное распоряжение. Ласковые прикосновение чередовавшиеся с нежным пощипыванием упругих сосков, бросали её по кровати, всё больше лишая её понимания в происходящем. Но когда мой язык коснулся бугорка, набухшего и пульсирующего в такт её дыханию, она замерла. «Клитор" — Она прошелестела чуть слышно. — «Клитор». Я припустил мягкости языку, провёл им по нему, стараясь уловить её настроение. В тот же мгновение бёдра сжали мою голову, пальцы впились в голову, а она забилась в судорогах, взбивая из волос, вырвавшихся из кос, копну. Оргазм. Настоящий глубокий оргазм ударил по её нервам, закрутил в водовороте, уводя в ту область, из которой все возвращаются с сожалением.

Несколько минут без движений, потом бутылка воды одним махом, снова цепкий захват торчавшего члена.

— А он? Когда он? — Она налегла на меня, со сверкающими глазами, опьяненная сексом. — Когда я стану женщиной?

— А будет больно? — Я сам уже не мог сдерживаться. Одно дело, когда все эти ласки, выбросы спермы другими путями, и совершенно другое дело, когда входишь внутрь, владеешь ею полновластно!

— Не будет. — Она оторвалась от меня, схватила какой-то тюбик. — Я его намажу. — Дурочка! Если бы был вопрос в проходимости члена в твои маленькие воротца!?

— Иди ко мне. — Я потянул её к себе. Всё. Сейчас или никогда. Сердце моё, бившееся до этого частым набатом, рвануло как по хайвэю. Максим с новой силой наполнился, раздул головку, предвкушая битву, к которой он так долго шёл. Или нет, не шёл? Тянулся, вытягивая все мои мозги к чертовой матери, заставляя только и делать, что думать о ней, о том как это будет с ней и прочем, отчего и Африка не Африка, и опасность вооружённого конфликта улетали, хрен знает куда.

Она ждала меня, всё больше и больше, распаляясь от мои рук, поцелуев, охотно позволяя всё. Она желала его прихода, она требовала его прихода, она подчинялась правилам предложенной игры, побеждающим всё на своём пути потоком, под названием секс. Её тело извиваясь, ластясь, крутилось подо мной, толкая Максима своей горячей кожей. В какой-то момент, она застыла, держа руки на члене. Всё! Я положил её на спину, раздвинул ноги левой рукой, придерживая правой её за голову. Какая она маленькая подо мной, нависшим над нею? Елиза вытянула руки вверх, достала тюбик, быстро плюхнула на ладони крем, завозила по Максиму, покрывая его толстым слоем крема. Ох, девочка, держись! Максим толкнул её в лобок, проскользнул по губам, вызвав тихое мычание, сжавшей губы Елизаветы. Головка втиснулась на какие-то миллиметры и остановилась, выгибая член вбок

Резким движением преграда была расширена на пару миллиметров, что хватило упорному Максиму влезть поглубже, миновав вторые узкие и не менее узкие первые губки. Девочка ахнула, вцепилась в меня, прижалась лицом к груди. Вперёд!

Туннель был просто невыносимо узким, но от этого у Максима внутри ещё больше разгорался задор. Он устремился вглубь, прокладывая себе дорогу среди сжимающихся стенок влагалища, хозяйка которой замерла в моих руках. Внезапно головка уткнулась, останавливая продвижение вперёд. Вот она — главная ценность её мира, властелином которого теперь я! Ничего не придумывая, я просто расслабился и налёг всем телом. Почувствовав поддержку, головка потянула за собой преграду, обглаживая следовавшее за ним тело ласкающими ощущениями. Елиза ойкнула, вжалась в меня, запуская ногти в мою спину. Держись! Я опускался всё ниже и ниже, стараясь не делать резких движений. Почувствовав прикосновение моей мошонки к промежности, она открыла глаза. Такие глаза были у Ленки, моей соседки, когда я вогнал в неё свой каменный член, в лето начала моей сладкой сексуальной жизни — чуть пьяные, чуть сумасшедшие, чуть с тоской. «Да?» она спросила робко. «ДА!» подтвердил я, поднимаясь вверх. Девочка закрыла глаза, улыбнулась счастливо. Меня же прорвало. Не знаю как сердце, но мышцы мои стали ныть через минут пятнадцать. Максим крутился внутри, не сбавляя взятый темп, чувствуя, как она всё больше и больше плывёт, подстраивается под него, уже не сжимаясь при прикосновении. Ещё через какое-то время я почувствовал, что руки, гладившие меня ласково, нежно, стали требовательны, жёсткими, давившие на мои две половины зада, заставляя ещё глубже вгонять Максима в её туннель, касаться стенки влагалища.

От чего она тихо охала, мычала через нос, выпуская вскрики радости. По крайне мере, мне так казалось. Остановившись, чтобы поменять опорную ногу, мне пришлось двинуть сдвинуть её чуть вбок. Она застонала, оттолкнула меня, вытянулась, поднимая меня вверх задиравшейся нижней частью точёной фигурки. Я налёг на неё, сделал несколько резких движений, звучно хлюпая сцеплявшейся с нею мокрой кожей. В ту же секунду, Максима сжало так, что я чуть было от неожиданности не закричал. А потом её маленькое, аккуратное влагалище стало доить моего Максима, требуя своё — жизненных сил, потока спермы, зачатия. Она кончала молча, но как!? Уйдя в себя, Елиза втягивала меня, сжимая крепкими объятиями, обвившихся вокруг меня рук и ног, стремясь получить своё. Я рванулся из неё, понимая, что ещё чуть-чуть и девочка сразу станет матерью. Максим выскочил из неё как пробка из горлышка бутылки шампанского — с такой же скоростью, с таким же звуком. И взорвался, зажатый между нами, смазывая и без того мокрые наши тела. Мы полежали, не двигаясь, слушая каждый себя.

Потом, я отнёс её в душ, где она, не стесняясь меня, подмылась, помогла мне смыть сперму, попавшую почему-то мне даже на спину, поглаживала усталый член, улыбалась своему лохматому отображению в зеркале. Обессиленные, мы упали на кровать, тесно прижались, затихли, смотря, как на тревожно-сонный город в зоне боевых действий надвигается рассвет. Новый день в уже новом мире, где мы, как мужчина и женщина, живем, прислушиваясь к ритму другого сердца.

Она выдохнула, повернулась ко мне, схватила мои руки.

— Андре. — Голос её дрожал. — Ты мой муж.

— Да. — Я усмехнулся, поцеловал её в лоб. Любитель сладенького я. И какого сладенького!? То есть, совратитель малолеток. Вот кто я! Чего и не стыжусь сейчас, видя её, лежащей передо мной. Голой, покорной, подчинившейся моей мужской силе, принявшей от меня дар взросления. — И не забудь, хозяин.

— Да, господин. — Она, подрагивая, потянулась ко мне. — Теперь я твоя жена. Твоя женщина. И я хочу ещё. — О времена юности, когда и трёх раз мало!Хотя точно тут у местных в еде что-то такое. Максим приободрился, завозился, собираясь с силами, стал наливаться. Как не корми волка, в лес он смотрит! <