Листая старые журналы (глава 1, Лирика)

Лука

Хороший парень был Лука, Пока не встретил мудака - Артёма-лоботряса, К тому же пидараса.

Зато красив был тот Артём, Увлёк Луку в какой-то дом... И вот дрочит уже рука, И честность потерял Лука.

- Теперь я тоже голубой! - Ревел Лука. - Да ты не вой! - Артём беднягу утешал. - Один лишь раз ты попу дал.

Вот если б дал ты сотню раз, Тогда б был точно пидарас! И успокоился Лука, И вновь, опять дрочит рука...

У попы "разики" растут, Уж к тридцати они идут. Лука встревожен: "Ой-ой-ой!" - Да ты ещё не голубой, -

Артём смеётся. - И до ста Не доведём мы никогда. Ты только правильно считай И ещё раз мне попу дай!

- Я не собьюсь, - сказал Лука. - Коль я не пидарас пока, Я, так и быть, ещё раз дам... - И трусики с себя снял сам.

Но хочет вновь и вновь Артём: - Мы ведь до сотни не дойдём! Трепещет паренёк Лука. Артём: "Ну ублажи дружка!"

И в попу член опять увяз - Ого! - в восьмидесятый раз! И к 90 подошли, Луку счета с ума свели.

Но утешает друг Артём: - Мы к самой грани не дойдём. Надейся на меня, Лука... Опять запрыгала рука...

- Без одного уж сотня раз! - Без раза ты не пидарас, - Артём утешил паренька. - Всё! Завязал! - сказал Лука.

- Неуж не дашь последний раз? - Не дам! Ведь я не пидарас! И тут заржал Артём: "Друг мой! Да ты давно уж голубой!

Ты стал им даже в первый раз, Сейчас в сто раз ты пидарас!" - И ухватился за бока. И ошарашен был Лука:

- Неправда! Нет! Не может быть! Не буду я с тобой дружить! Но не прошло и два денька, Как к другу прибежал Лука:

- Прости меня, козла, Артём, Давай счёт новый заведём. От сотни счёт я поведу И к единице подведу.

Минует только первый раз, И я тогда не пидарас. И призадумался Артём: - Ну что ж, давай к нулю пойдём!

Сержант

А у сержанта на плече татуировка, На загорелом соблазнительном плече. А мне сказать ему мучительно неловко, Что он звезда моих казарменных ночей.

А у сержанта длинные ресницы И в галифе как будто что-то есть. Тебе, сержант, с жеманностью девицы Отдам свою потрёпанную честь.

А у сержанта трепетная шея, Такую шею только целовать! В тебе, сержант, я различаю гея, И не пытайся ничего скрывать.

Меня ты знаешь - я парнишка бойкий, И у меня достаточно большой. В казарме двуххуяристые койки, А ты, сержант, ночуешь подо мной!

Струится ночь устало и угарно, Солдатский сон не хочет знать конца. В углу натруженной полупустой казармы Три полуголых возятся юнца.

В борьбе жестокой, нежной и красивой Обламывают двое одного. Парнишка извивается, как ива, Но уж трусы разодраны его.

Ликует сладострастие тройное, Даётся он, они его берут. Неуставное правило стальное - У вожделения характер крут.

И сумрак тёплый поглощает стоны, Мерцает в нём сплетенье голых тел.

Проткнутый парень, спермой обожжённый, Подумал вдруг, что сам того хотел.

Армейская элегия

Ярослав Могутин

Запах солдатского хуя ни с чем не сравнится - Об этом знают в Нью-Йорке, в Берлине и в Ницце. Там все понимают про нежность, Обнюхивая промежность.

Ландшафты чужих подушек, Пятна чужих простыней, Разнокалиберность пушек Становится злей и длинней.

Кроме Армии, у меня никого не было; Румяные солдаты вываливаются из окон, Как старухи у Хармса, Пытаясь глядеть на небо.

Их упругие тела уносят волоком (В этом есть элемент фарса). Пьянящий запах казармы и грязных ног, Скрипучая нежность нескольких пар Перепутанных кирзовых сапог.

(Что делать - я по-другому уже не мог.) Иностранные гомосексуалисты Возбуждаются на русских солдат. Русские солдаты не боятся Иностранных гомосексуалистов, Они смело глядят на небо - У многих из них, кроме Армии, Никого не было.

Они вываливаются из окон, Их крепкие молодые тела, Достаются иностранцам. Волоком их перетаскивают Через границу - Чаще всего в Париж, Берлин, Нью-Йорк или Ниццу Контрабандой. Орудуя сплочённой похотливой бандой,

С трудом минуя таможню. (От скрипа и запаха свихнуться было б можно, Если бы не нежность Из последних сил не сжимала промежность Разнокалиберных пушек, Чужих простыней и подушек.)

А. Образцов

Убог и жалок этот мир, Глуп и ничтожен твой кумир. Вчера ласкал он одного, Сегодня - друга твоего Спешит он у тебя отнять, Чтоб завтра от него сбежать.

Честь, благородство, верность дружбы - Ему понятья эти чужды. И в жизни самое святое, Большое, близкое, родное Он может с лёгкостью предать И с грязью запросто смешать.

И снова похотью гонимый, С фантазией неукротимой, Борясь со страхом и с собой, С зачатья меченный судьбой, Он снова - в поисках друзей - Метаться будет средь блядей.

К.О.Н.

Такой мороз, такой холодный ветер, Но он стоит и мёрзнет под окном. Парнишка тот несчастней всех на свете, Он жизнь отдаст, лишь бы позвали в дом.

А доме том причина всех страданий. Была любовь, да канула в туман. Лишь пыль и пепел от былых страданий... Но всё ушло - тому виной обман.

Поддавшись чувствам, кинулся он в бездну, Ища любви, не ведая о том, Что в жизни есть и подлость, и измена... И вот сейчас он мёрзнет под окном.

А так хотелось вечного блаженства, Чтоб закипала в возбужденьи кровь. Но, видимо, познавши униженье, Поймёт и он - не всем дана любовь.

Вот так и с ним - как с вещью, поиграли И, выбросив, забыли навсегда. О, как он хочет, чтобы в дом позвали! Но там о юноше не вспомнят никогда,

Мой юный друг! Ну где же твоя гордость? Забудь его, как он забыл тебя. Любовь свою зачем менять на подлость? Иди домой и не терзай себя.

Александр Плем

Разгорелся костёр - И расплавился лёд. Я - последний из тех, Кто тебе не солжёт.

Как горька твоя боль, И как сладок твой стыд! Я последний из тех, Кто тебя защитит.

Канут годы в туман, Но развеется дым. Я последний из тех, Кто тобою любим.

Пусть с насмешливых губ Осыпается смех. Я - последний из тех... Я - последний из тех...

Ник Ясулович

Быть с тобою - какая пытка! Притворяться на людях другим. Если в сердце твоя улыбка, То не жаль умереть молодым.

Я нашёл в тебе душу родную, Мы близки в этой жизни во всём. По тебе днём и ночью тоскую И хочу, чтоб мы были вдвоём.

Спой же мне под гитару звенящую, Чтобы сердце разбилось в кровь. Я нечаянно в душу пропащую Вместо дружбы впустил любовь.

В небе месяц печально прищурился, В роще дальней замолк соловей. Я навеки, мой друг, запутался В паутине твоих кудрей.