Моя мама это заслужила! глава x. последствия

Дождавшись, когда мама скроется из виду, я вышел на улицу. Хоть вокруг никого и быть не могло, мне было непривычно находиться на улице совершенно голым и неприкрытым, это добавляло какой-то первобытности и разврата. Почувствовав небольшую порцию приятных ощущений от собственной распущенности, мне захотелось вернуться в сарай и всё ещё раз хорошенько осмотреть. Стесняться теперь некого, мама вернётся не скоро. Я лишь опасался, что мамин костюм по дороге расстегнётся, и ей придётся вернуться раньше положенного, так что, нужно спешить. К тому же, что делать в этом случае? Всё же из ситуации надо выбираться, наверное, стоит отыскать и показать ей ножовку. Только сделать это надо под видом «ой, смотри, что я только что нашёл» или как-то так. Первым делом я решил отыскать и перепрятать ножовку, ведь если мама вернётся сейчас, будет очень странным с моей стороны лезть при ней за забор и по мановению волшебной палочки тут же находить инструмент спасения где-то в заросших ебенях. Она тогда сразу всё поймёт. Поймёт, что я решил продолжить её насиловать. Перелазив через забор, я слегка ободрал ногу, да и локоть немного задел. Участок соседей весь порос высокой травой, так что голыми сквозь такую траву у нас с мамой точно не получилось бы сбежать, как я изначально предлагал: тут не то что бежать, тут при каждом шаге постоянно что-то кололо босые ноги. Немного порыскав средь кустов, я неожиданно быстро нашёл выкинутое мною ранее лезвие и вернулся обратно на наш участок. Знаете, держать его в руках стало очень необычно: теперь это был не просто поломанный ржавый кусок железа, он теперь имел историю! Я словно держал орудие преступления, местом которого было мамино влагалище. Отныне это уже не сексуальная фантазия, не эротичное допущение, а свершившийся факт – из-за этого куска железа прямо сейчас в эту самую секунду страдает мамина вагина, страдает её матка. Я стою тут себе на солнышке и держу холодный металл, а моя мама ежесекундно до боли всаживает в своё нежное лоно твёрдый предмет! Ей предстоит терпеть эту писечную боль ещё больше часа! Истерзанная, исстрадавшаяся, изнасилованная и обкончавшаяся пизда! Тебя насиловали и кончали внутрь сегодня 4 мужских члена, в тебя засовывали огромную куклу и продавливали ногой вовнутрь, ты кончала четырежды и, уверен, сейчас полностью вымотана. И после всего случившегося твои мучения не окончены – теперь придётся долго терпеть писечную боль от впивающегося тебе в матку пластикового фаллоса и всеми силами пытаться не выдать своей мимикой собственные страдания. Ты должна укрывать свой пах от взоров окружающих, чтобы они не заметили выглядывающие из твоей промежности усики и, что самое удивительное, ты даже не имеешь права желать, чтобы эта боль прекратилась! Ведь если она прекратится, это будет значить, что твой костюм расстегнулся, и пиздовая затычка выпала, обнажив на радость толпе твоё волосатое влагалище, внутрь которого уходят два тёмных отростка-фаллоса. Ух, хотел бы я, чтобы это с тобой произошло, хотел бы, чтобы все увидели твой разврат, твою пизду и пустили тебя по кругу! Жёстко выебали, обкончали, затем засунули тебе во влагалище твои шмотки и выкинули голой из автобуса на обочину! И тебе бы пришлось обнажённой трясти своими сиськами и ловить попутку умоляя, чтобы та довезла-таки тебя до дома за отсос, ведь расплатиться тебе больше нечем! И лишь я буду знать, что добрую половину этих мучений, страха и страданий принёс тебе я, твой собственный сын, который утаил эту несчастную железяку! Я огляделся и зашёл в сарай. Дверь в погреб по-прежнему была распахнута, а внутри всё так же блестела жидкость наших с мамой выделений. Ещё раз оглядевшись, я собрался с духом и начал кричать внутрь в темноту то, о чём постоянно думал всё последнее время. Произнося свои мысли вслух, я словно материализовывал из и являл миру. Я: «Эй, мама! Мама, ты шлюха! Ты пизда! Я теперь знаю, сколько членов побывало внутри тебя – семь!!! Включая мой! Ты – блядина! Помнишь, как ты кончала, насаживаясь своей пиздой на мой член? Ты кончила три раза! А я три раза кончил в тебя! У нас счёт три-три, мама! Надеюсь Васёк был прав, и ты залетишь от меня, а не от них. И родишь мне дочку, такую же дырку, как и ты! Посмотри на эту здоровую лужу посреди пола: это твои писечные выделения, мамочка! Я даже не думал, что в твоей пизде столько хранится, что она настолько сочная! А помнишь, как ты струйно кончила, когда эти мужики тебя ебали? Ты так забавно дрыгала своей жопой и ляжками! Прямо всю трясло от оргазменных спазмов, пока из твоей блядской уретры фонтанировала твоя женская конча. Тебе ведь понравилось, правда, пизда? Да, ты – пизда, мамочка! Волосатая, небритая пизда с висячими сиськами! Помнишь, как тебе Алёнку внутрь запихивали, а я тебя держал, хоть ты и брыкалась? Знай, мама, мне понравилось! Мне понравилось, как тебе пихали между ног эту грязную куклу и вдавливали её голову до боли прямо в матку! Если б у меня была такая возможность, я бы лично её измазал грязью в какой-нибудь луже, извалял в пыли и земле, а затем собственной ногой вдавил её тебе в пизду ещё глубже, чем твои насильники! Кстати, мама, должен признаться – я тоже твой насильник! Я нашёл здесь лезвие пилы, которым можно было бы запросто срезать фаллосы на твоём костюме, и... не сказал тебе об этом! Упс! Извини! Я его спрятал, выкинул, мама! Я хотел, чтоб твоя писька мучилась и страдала, чтоб ты училась быть настоящей женщиной! Ты сейчас идёшь где-то по дороге, и длинный фаллос глубоко впивается тебе в шейку матки, причиняя боль при каждом шаге. Знай – это я сделал с тобой, это я мучаю твою пизду, мне это нравится, и я с удовольствием сделал бы это снова! Надеюсь твой костюм лопнет где-то в пути среди толпы мужиков, и они изнасилуют тебя снова, ещё сильнее, ещё жестче, чем эти и разорвут в хлам твою пизду! Я искренне тебе желаю этого, мама!» Произнося все эти извращённые гадости, я возбуждался и кайфовал. Эх, если бы я только мог ещё раз кончить, я бы с удовольствием подрочил в этот момент и кончил внутрь открытой дверцы прямо на нашу с мамой лужу вагинальных выделений и спермы. Всё же не зря убийцы и насильники возвращаются на места своих преступлений, есть в этом что-то такое... будто заново переживаешь памятные моменты. Вот и я не желал отсюда уходить, хотелось продолжать куражиться и вслух выкрикивать ужасные развратные и похотливые мысли. Но страх, что мама вдруг вернётся, не покидал. Мало ли, её костюм расстегнулся по дороге, и она возвращается. А что, если я так увлёкся и не заметил, как она вернулась? А что, если она прямо сейчас за моей спиной стоит у входа в сарай и с ужасом уже несколько минут слушает всё, что я тут кричу? Интересно, как она отреагирует? Даст мне пощечину и заорёт, что родила насильника? Или, быть может, повалит на пол, сядет вагиной на член, начнёт трахать и приговаривать «Да, ты прав! Я твоя пизда! Я твоя пизда!»? Я с опаской вышел и осмотрелся, было тихо, вокруг никого. Взяв осколок лезвия пилы, я пошёл за сарай. Там, среди высокой травы стоял небольшой ржавый распахнутый металлический шкаф, видимо, в котором раньше хранили малый газовый баллон. Я продрался сквозь траву и сунул лезвие ножовки за его тыльную часть – если мама вернётся, здесь она его точно сама не найдёт, и я смогу решить, находить его или нет. Несмотря на летний солнечный день, гулять открыто голышом было прохладно, и я побрел обратно в дом. По пути сорвал подорожник, растёр и приложил к расцарапанной ноге. К локтю тоже, хоть там и не было видно раны. Меня всё интересовало, когда же будет автобус? Успеет ли на него мама? Сможет ли зайти и выйти, не выдав себя лицом и не раскрыв позорную тайну костюма? Как скоро доберётся домой? Как скоро приедет за мной? Вообще мамины насильники оказались на удивление изобретательными, хотя по внешнему виду и не скажешь. Узел такой придумали, шмотки забрали, батарейку вынули, деньги чётко оставили. А что если... Блин, а вдруг эти трое специально так и задумали, чтобы, пока я торчу тут, мама была вынуждена поехать домой одна, где они и будут её поджидать для новой порции разврата и оргий? Они же говорили, что следили за нами, значит, как минимум, знают, где мы живём! Что же будет тогда? Моя голова закружилась, дыхание перехватило, я вновь, почувствовал человечность, испугался за маму и сел прямо на пол. Мысли стремительно стали носиться у меня в голове: «блин, что же делать? Да ничего я не могу поделать уже – мама далеко, может и до остановки дошла. Не побегу же я за ней голышом. Да и что я ей скажу, вернуться обратно? И какой тогда план? Обратиться в милицию, всё рассказать? Нет, мама чётко дала понять, что это плохая идея для нас обоих. И не позвонить ей – рабочего телефона нет ни у меня, ни у неё. Представляю, как после всех этих пыток она, наконец, уставшая доберётся домой, откроет дверь в квартиру, а там сидят эти трое на диванчике с довольными рожами. Не успеет даже вздохнуть от неожиданности, как один захлопнет за ней дверь, другой сунет кляп в рот, а третий заломит руки и поведёт в спальню для новой групповой ебли. Ещё и хвалить станут, что при «параде» в этот раз пришла. Будут драть мою мамочку уже на её собственной кровати. Нет, с одной стороны, я только за, чтобы её ещё раз трахнули группой, ещё раз изнасиловали, а она непроизвольно трясла ногами и сиськами, пока струйно кончает, заливая женскими соками обои наших стен. Вот только страшно, отпустят ли её потом? Не навредят ли? Да и после такого долгого и томительного путешествия с фаллосом, больно упирающимся в матку, может у неё из пизды будет идти кровь? Едва ли это остановит распылённых самцов – будут трахать, пока она корчится от боли. Хотя, может, это и хорошо: кайф от ебли постепенно затмит боль, и мама станет наслаждаться. И когда же она тогда за мной приедет? Ночью? Завтра? Послезавтра? Сколько эти трое будут с ней куролесить? И как же я тут без еды и воды?» Это было уже ни фига не заманчиво, я и так не ел, и не пил с самого утра. Кстати о воде, я давно хотел поссать, но как-то всё забывал. Я бы мог сбегать за угол дома, но решил помочиться в сортире в доме, где писала мама. Всё же приятно находиться там, где недавно была её пизда. Подойдя к очку, я поднял сидушку и начал самозабвенно мочиться. Как же долго я этого ждал! Наконец-то, облегчение! После оргазма из меня всегда много выливается. Заканчивая процесс, я обратил внимание на какую-то прилипшую бумажку на внутренней стороне ободка и даже немного на неё пописал, пытаясь сбить струёй, пока не понял, что она приклеена скотчем. Каково же было моё удивление, когда я заметил на ней надпись «читай!». Написано тем же маркером, каким эти трое писали у нас на спинах и в письме! Никак послание! А мы, блин, его пропустили! Может там, как раз-таки, сказано, где моя одежда, и мы зря отправили маму одну? Схватив письмо, я отряхнул его от брызг мочи и выбежал на свет в террасу, чтобы легче читалось. Сердце сразу заколотилось. Развернул, читаю: Я: «Слава! Забрали твои 500р, будем считать это плата нам за подаренный тебе секс с твоей проституткой матерью, ха! Кстати, мы оставили ещё один подарочек пизде и сиськам твоей мамки, но он невидимый! Лол! Надеюсь она любит борщевик? Ха-ха!» И всё? А где инфа про шмотки? В этом письме, как и в первом, обращались ко мне, видимо насильники решили, что я найду оба. Хотя с этим понятно, он под ободком унитаза, мама же писает сидя и не поднимает его. Находчиво! Так, а что за подарок, я не понял? Я: «...Оставили ещё один подарочек пизде и сиськам твоей мамки, но он невидимый! Лол! Надеюсь она любит борщевик? Ха-ха!», - вновь перечитал я. Ещё подарочек? Да ещё невидимый? Где? Что за бред? Так, борщевик-борщевик, что-то знакомое. Жаль нет телефона под рукой, в интернете бы посмотрел. Погодите-ка... а не тот ли это то ли цветок, то ли растение, похожее на огромную белую петрушку? И в чём подарок? Да и ещё пизде и сиськам! Где они его оставили? Не в пизде же, она б заметила. Что-то ни хрена не понимаю! Вообще, если я не путаю, про борщевик я узнал по какой-то прикольной картинке в инете: там какая-то девка стоит в поле и обнимает эти огромные кусты белого укропа. И надпись, что-то вроде: «Скоро она узнает, что такое борщевик». Хм, а каким образом? Он её как-то отравит? Вряд ли. Обожжёт? Возможно. Судя по «скоро узнает», действует через какое-то время. Так, хорошо, если я вспомнил правильно, то причём тут это растение и мама? Я: «...пизде и сиськам твоей мамки, но он невидимый...» - вновь прочитал я. Твою ж мать! До меня, наконец, дошло: эти же уроды оставили ей костюм и организовали всё так, чтоб она его надела! Ввела фаллосы себе в жопу и вагину, а сиськи прижала пластмассовой пластиной! Вот их-то они, наверняка, и намазали этим борщевиком! А она не заметила! А чем это грозит ей, интересно? Мама же, судя по всему, даже не почувствовала его! Не могла же не ощутить нечто жгучее на столь чувствительных местах? Может не сработало или нет так намазали? Или просто будет жечь потом? Или как? Я: «Точно, локоть!», - чуть ли не вслух произнёс я и снял подорожник со своего локтя, который к этому моменту периодически чесался. Теперь это место как-то побледнело и стало немного жечь. Это вовсе не царапина или ушиб, который я получил, перелезая через забор, как я сначала подумал. Это я дотронулся до того самого борщевика! Помните, когда я в комнате пытался ножницами отпилить фаллос, и мама стала подходить, я быстро локтем, как раз этим зудящим местом, вытер блестящие соки маминой вагины, которой она уселась на него, пока я бегал в сарай? Точно, так и было: вытирая её слизь, я тиранул по пластиковому члену, который смазали борщевиком! Так это что, получается, если у меня после борщевика так локоть чешется и начинает жечься, то что же там у мамы? Она-то вообще сунула эти члены себе во влагалище и в попу! Внутрь! В слизистую! Чувствительнейшие места, которые ни в какое сравнение не идут с кожей на моей руке. С искусственным членом соприкасаются половые губы, стенки влагалища и даже шейка матки! Мало того, что твердый член больно давит физически на шейку, причиняя боль, но он ещё и намазан... отравой? Они там совсем сдурели? Что же у неё там будет... Я гадал, вернётся ли мама обратно или всё же поедет домой, придерживаясь плана. Чувствует ли она жжение у себя между ног? Чувствует ли жжение глубже? Может резиновый член так сильно и больно упирается ей в матку, что заглушает другие чувства? А как же мамины сиськи? Они-то свободно лежат в пластиковых чашечках костюма. Вполне возможно, мама уже чувствует обжигающий сок этого растения на своей коже и внутри, в промежности, но решила не возвращаться, ведь на кону стоит очень многое. Как она там сейчас? Уже села, вернее, встала в автобусе? Нельзя на себя привлекать внимание как бы больно ни упирался резиновый член, как бы сильно ни жёг борщевик. Обычная женщина в переполненном автобусе... только голая, без трусов и лифчика, с двумя дилдами в пизде и жопе, засунутыми через боль и натёртыми жгучим опасным борщевиком. Если бы это происходило не с моей мамой и не в такой ситуации, меня бы это очень завело. Одно радует - мои опасения насчёт того, что мамины насильники поджидают её дома, чтобы ещё раз трахнуть, теперь не состоятельны. Ну, право, кто будет трахать бабу, когда в её вагине жгучий и опасный сок? Даже с презервативом рисковать не станешь. Нет, борщевик во влагалище – однозначное послание, что продолжения «банкета» не будет, маму действительно отпустили, так что, в каком-то смысле, это хорошая новость. Осталось добраться до дома и приехать за мной. Прошёл час, полтора, начинало темнеть, а мамы всё не было. Я бродил из угла в угол и волновался, всё ли с ней в порядке. Ведь есть куча вариантов, почему она могла не доехать. Например, мог расстегнуться костюм в автобусе, когда она входила, и теперь она в ментовке даёт показания. А может она доехала до дома, но жжение борщевика к этому моменту усилилось настолько, что она лежит у нас дома на полу и корчится от боли или, вообще, потеряла сознание. А может она и до автобуса не дошла? Вдруг её кто-то по дороге увидел, просёк как-то, что у неё под одеждой, и поволок трахать в кусты? Я даже начал подумывать, не стоит ли мне к автобусной остановке сходить, попутно высматривая по сторонам, не торчат ли мамины ноги из какой-нибудь канавы. В крайнем случае, если она доберётся до дома и приедет на такси, то я её по дороге встречу. Останавливало меня лишь то, что если я переживаю понапрасну, и мама уже за мной едет, то в глазах таксиста будет очень странным, подбирать голого парня посреди улицы. Появятся ненужные вопросы, которых мы хотим избежать. Наконец, я услышал гул машины, доносящийся издалека. Кто же это? Мама? Милиция? Или вернулись её насильники? Я незаметно встал возле лестницы, ведущей на второй этаж, и приготовился в случае чего бежать наверх прятаться. Там были старые пустые отделения типа шкафов. Не самое лучшее место, но выбирать особо не приходилось: или так, или очевиднейший чулан. Через десяток секунд машина подъехала и остановилась возле калитки, кто-то вошел. Я замер, пытаясь рассмотреть силуэт, сердце бешено колотилось. Мама! Ура! Это была моя мама! Она доехала, справилась, вот умница! В её руках был большой пакет, как я понял, с моей домашней одеждой. Мама поднялась на крыльцо и зашла в дом. Мама: «Славик, ты тут?» Я: «Ура, ты приехала! Как всё прошло? Всё получилось?» Мама: «Да, вот твои вещи собрала», - мама передала мне пакет. «Одевайся быстрее, я таксисту вернуться через 5 минут обещала» Я: «Как же всё прошло? Никто ничего не заметил?», - расспрашивал я маму, а сам в это время одевался. Мама: «Прошло и хорошо и нехорошо... до автобусной остановки я еле доковыляла, под конец уже невыносимо было, думала, что стёрла в кровь всё у себя... внутри. Очень боялась, что она струйкой побежит сейчас по ляжкам и ногам, а вытереть-то я не смогу, мне ж не согнуться. Но обошлось». Я: «Долго ждала?» Мама: «Да нет, минут 15-20. Там пара человек было, я встала за стеночку, и меня видно не было. Автобус приехал, но был забит людьми. И откуда их столько едет?» Я: «И как же ты?» Мама: «Ну, как-как. Встала в конец очереди, затем прикрылась пакетом спереди и входя придерживала низ. Вошла довольно удачно, ничего не расстегнулось

Это была удачная часть. А потом автобус стал на остановках тормозить, люди постоянно выходили и входили через меня, тёрлись. Я ж последняя заходила. Ну и на одной из них очередной выходящий так живот мой притёр, что петля и выскочила. Выпало всё, в общем...» Я: «Ах! Как же так? Совсем выпало?» Я сразу вспомнил картину, которую воображал ранее, как костюм на моей маме расстегивается в толпе со звонким щелчком, члены выскальзывают из пизды, и все окружающие видят, какая распущенная и развратная женщина находится перед ними. Мама: «Ну, не совсем, а немного. Как тут в начале было. Я перепугалась, сразу пакетом прикрылась, думала мне конец, сейчас обязательно кто-нибудь заметит!» Я: «И?» Мама: «Вроде не видел никто. Да и говорю, толпа, там не до разглядываний. Но всё равно - я стою, мне страшно ужасно, сердце так колотилось, думала выпрыгнет! Считай, наполовину голая снизу, словно трусы при всех незаметно спустила, и стою как ни в чём не бывало! Срам-то какой! Рукой пытаюсь придерживать низ, обратно в себя засунуть, но не получается!» Я: «Ещё бы, мы же тут вдвоём его еле-еле застегнули!» Мама: «В пакет ещё сильнее вцепилась. Как выходить буду – ума не приложу! Одно радует – хоть эта боль адская отпустила! А то совсем уж сил терпеть нет!» Я: «И как же ты вышла?» Мама: «Да потихоньку, с Божьей помощью. Не на нашей остановке вышла, а на предыдущей – там много людей выходило, вот и я с ними в толпе заодно. Зацепила бретельку на предпоследнюю застёжку, и одной рукой низ придерживала, а другой пакет перед собой держала. Быстро выскочила, благо теперь движения свободнее стали, и по-быстрому в переулок шмыгнула. Вроде никто ничего не увидел» Я: «А до дома как же ты в расстёгнутом-то?», - спросил я, закончив одеваться. Мама: «Осторожно, перебежками. Всю дорогу держала перед ногами пакет и делала вид, будто никак не могу из него что-то достать. Так и дошла. Как же дома хорошо! Скинула его разом, быстро ополоснулась, собрала твои вещи, вызвала такси и мигом обратно! Ну, ты готов? Пошли, а то таксист ждёт» Я: «Погоди, тут это...», я взял письмо, найденное под ободком унитаза и начал мяться не зная, как сообщить маме неприятную новость. Мама: «Что? Пойдём, потом расскажешь, а то некрасиво, машина ждёт» Я: «Ты себя как чувствуешь, у тебя ничего не... жжётся?», - наконец, спросил я, набравшись смелости. Мама: «А почему ты спрашиваешь?», с большим удивлением спросила мама. По её интонации я понял, что мой вопрос попал в точку. Если бы всё было в порядке, она бы так не удивилась. Я: «Да тут это, я письмо ещё одно нашёл, когда ты уже ушла...», - я протянул маме листок бумаги. «Ты знаешь, что такое борщевик?» Мама, ещё не до конца понимая, к чему я клоню, выхватила бумажку у меня из рук и стала читать. Памятуя о том, что прямо в письме не говорится, что пластиковые члены и грудь были измазаны борщевиком, я решил сразу прояснить всё для мамы: Я: «Я так понял, эти гады тебе костюм изнутри каким-то борщевиком измазали... Он же вроде жжётся, да» Мама закончила читать и удивлённо подняла на меня глаза. Она ещё не до конца поняла смысл письма, но мои пояснения её пугали. Мама: «Ч-ч-то? Борщевик?» Я: «Да, это же растение вроде такое есть, по-моему, его сок опасен. Вон, мне, похоже, на руку попало и опухло», - я показал маме свой локоть, на котором уже красовался большой белый волдырь. Мама казалась потерянной – она на автомате осмотрела мою руку и глядела по сторонам, пытаясь осознать услышанной. Я продолжил: Я: «Так что, это у меня от борщевика? А ты как? Разве не чувствуешь жжение?» Мама: «Суки...», - не стесняясь меня с выдохом сказала мама куда-то в пустоту. «Какие же они суки...» Я замер, такие грубые слова из маминых уст говорили о всей серьёзности положения. Я понял, что, скорее всего, мама давно уже чувствовала жжение, но не понимала причину. Теперь же всё встало на свои места. Мама: «Я, когда домой пришла, первым делом в душ пошла и подмылась. Но не очень тщательно, я же к тебе спешила... Нам нужно срочно домой! Вот, держи, замотай руку тряпкой!», - скомандовала мама. «Нельзя, чтобы ожог на свет попадал, от этого только хуже будет! Поехали быстрей домой!» Я послушно замотал руку, и мы быстром шагом направились к ожидающему нас такси. Я: «А ты как себя чувствуешь? Жжение есть?», - пытался проявить я заботу. Мама немного помялась и ответила Мама: «Да... Нам нужно скорее домой» Мы сели в машину и поехали. Мама выглядела потерянной и напуганной, я не решался заводить с ней разговор, тем более, в присутствии таксиста. Мы так и проехали весь путь под радио в машине, думая каждый про себя о её промежности. Приехав, первым делом мама побежала в душ. Её не было минут 30. Она тщательно вымылась снаружи и внутри, а затем намазалась какой-то мазью, не забыв также и про мой локоть. И всё же он у меня болел, причём сильно. Даже представить сложно, что творилось у матери между ног. Ночью она не могла заснуть - никак не удавалось унять жжение, которое со временем только усилилось. Я несколько раз предлагал ей вызвать скорую, обратиться к врачу, но мама решительно отказывалась, ведь тогда придётся объясняться. А как ещё объяснить попадание сока борщевика на груди, во влагалище и анус, если не совершённым над ней насилием? И раз будет подтверждено насилие, то вызовут милицию, и рассказать придётся обо всём, а мама категорически против этого. Три дня она сильно мучилась, даже писала еле-еле – так сильно опухла её уретра и стенки влагалища. Наконец, не выдержав, она решила пойти к гинекологу. Перед походом ей было необходимо стереть надпись со спины, которую оставил Васёк маркером. Ну, ту самую, где говорилось, как ей понравилось трахаться с собственным сыном. Сама она не могла дотянуться, да и каждое лишнее движение ей отдавалось сильной болью, поэтому мне пришлось помогать. Я взял спирт, тряпочку, и мы отправились в ванну. Мама встала спиной и скинула свой халатик, под которым ничего не было. Она была без белья, что в её тяжёлом состоянии было не удивительно, и хоть мама не показывала мне себя, но и не особо прикрывалась – настолько ей было хреново. Через зеркало сбоку я заметил, как сильно опухли её сиси, будто она сделала пластическую операцию по увеличению груди. Такими они даже не поместились бы в тот развратный костюм, чашечки которого в начале были ей велики. На грудях виднелись красные пятна от ожогов, а тот единственный сосок, край которого я мог слегка видеть, надулся, словно в него маму недавно ужалила пчела. Мама очень плохо себя чувствовала, ей уже было не до стеснения, она даже не пыталась контролировать свою позу, чтобы сын ненароком чего не подсмотрел. Поэтому в очередной раз, когда я нагибался к полу, чтобы смочить тряпку новой порцией спирта, набрался смелости и исподтишка заглянул матери между ног: её большие половые губы так сильно вздулись, словно их до этого вытягивали вакуумной помпой. Они стали похожи на пару волосатых чизбургеров, которые теперь с трудом помещались у неё в промежности, распирая ляжки в разные стороны. Эти пару дней мама либо лежала, либо ходила, но ни разу не садилась. И теперь стало понятно почему – если она попробует сесть, то усядется прямиком на собственные половые губы! Вот насколько они стали велики. Им просто некуда деваться, между её ног они больше не помещаются. Если бы мама надела трусы, то вид был бы такой, будто у неё между ног в трусах болтаются здоровенные яйца! Наверно, внутри у неё так же всё распухло, полностью закупорив половую щель. Отчаявшись дождаться улучшения, после трёх дней мучений мама, наконец, пошла к гинекологу. Я довёл её до входа в поликлинику и убежал – не нужно, чтобы меня кто-то с ней видел, иначе тоже могу начать задавать вопросы. Врачи были в ужасе от запущенности случая и от того, какие места были обожжены. Констатировали химические ожоги средней тяжести. Тут же положили маму в стационар, кололи обезболивающие, обрабатывали кожу какими-то мазями. У них сразу возникли подозрения на насилие, ведь никто в здравом уме по доброй воле не позволит с собой такое сотворить. Но мама всё отрицала. Если бы она признала факт изнасилования, вызвали бы милицию, пришлось рассказывать. Рассказывать всё и обо мне в том числе. Так что скормила врачам байку, будто куролесила пару дней назад с одним ухажёром в лесу, дурачилась, нашла красивые белые цветы и, типа, шутки ради, вставила их сама в себя для красивого фото и чтоб его возбудить. А что это может быть опасно, не подумала. Глупо, конечно, полагать, будто взрослая 42-летняя женщина не осознаёт опасности борщевика, да и область внутреннего поражения никак не походила на «один засунутый цветочек». Плюс диагностированная лёгкая травма матки, которую мама получила от продолжительного давления пластикового члена в шейку, не могла появиться от борщевика... В её объяснение произошедшего, разумеется, не поверили, тем не менее, поскольку пациентка отрицала какое-либо насилие над собой, повода вызывать наряд милиции у медиков не было, им оставалось лишь ругать маму за безалаберность и беспечность в поведении. Представляю, сколько ей пришлось выслушать и вынести! А ведь всего этого можно было избежать, не спрячь я тогда ту злосчастную ножовку! Хотел, блин, ещё немного сексуально поразвлекаться с мамой. Вот, доразвлекался... Хотя, я бы всё равно даже ножовкой не смог спилить фаллосы под самое основание, всё равно бы остался хоть немного торчащий кусок, и частица сока борщевика в любом случае попала бы ей на половые губы. Руки бы себе все в этом соку только измазал... А ещё мамины сиськи – тут уж по любому никак не уберечься, и она бы так и так их сожгла. Мама потом рассказывала, что через пару дней её груди так опухли, что увеличились в размерах раза в три! Хех, отличный способ увеличить сиськи, надо будет совет кому-нибудь дать в интернете. В общей сложности маму держали в стационарной палате около месяца. Борщевик хоть и даёт очень болезненные и визуально страшные ожоги, если его правильно и вовремя лечить, никаких следов не оставляет. Правда вряд ли эта статистика обширно включает в себя наблюдения за поражениями внутренних половых органов женщин. Думаю, таких случаев в принципе мало. Тем не менее, маме повезло, для неё всё обошлось. По словам врачей, если бы она тянула с обращением к гинекологу хотя бы ещё день или два, они вряд ли смогли бы спасти ей груди, их пришлось бы ампутировать, делая мастэктомию. И вырезать матку, скорее всего, тоже, поскольку столь сильное опухание главного полового органа и, соответственно, чрезмерное давление изнутри частично замедляло кровоток. А так помощь успели оказать в последний, непоправимое удалось предотвратить. Врачам даже удалось спасти её от... выкидыша. Да-да, моя мать в итоге забеременела, это и не удивительно учитывая, сколько спермы в неё было залито в подвале. Нас с ней очень мучил вопрос, а кто же отец? Один из тех ублюдков? И придётся растить чужого отпрыска? Ведь мама категорически против абортов. А если отец я? Собственный сын? Шансы на полностью здорового ребёнка при таком кровосмешении 50 на 50. Кого она мне родит? Сына-брата или дочку-сестру? На самом деле предположение, что отец именно я, больше всего походит на правду, ведь насильники хоть и трахали её втроём без презервативов, в вагину кончал только Денис. А с учётом того, что я ебал мать последним, так ещё кончал в неё куда обильнее да аж три раза... По сравнению с моим объёмом семенной жидкости, залитой ей в пизду, «порция» Дениса ничто! Нет, друзья, мама беременна от меня и никак иначе. Мы это чувствуем. И если выбирать родство между этими козлами и мной, уж лучше отцом буду я. Все же растить у себя в семье родного сына или дочь будет проще, чем чужого. Как я уже сказал, домой мама вернулась примерно через месяц, когда у неё практически всё зажило. Удивительно, что после столь ужасно выглядевших волдырей кожа вернулась в своё естественное состояние. Единственным негативным физическим последствием был энурез в течение нескольких месяцев. По-простому, мама постоянно ссалась, так как не могла контролировать сужение и расслабление своей уретры. Но потом, к счастью, всё прошло. Мама до сих пор не знает, что я тогда в сарае нашёл ножовку и скрыл это от неё, что я виноват в её финальных злоключениях. Думаю, я никогда ей об этом не расскажу, пусть всю вину валит на своих насильников. Что же до них - в милицию мы так и не обращались, как они поживают, неизвестно. Поймали ли их за другие преступления? А, может, они так и продолжают возить в тот подвал других женщин, чтобы насиловать? Или это был разовый случай и место? На самом деле нам было всё равно, главное, чтобы нас опять не трогали. Какое-то время, выходя на улицу, мы постоянно озирались, не следит ли кто за нами. Мама вернулась к преподаванию в школе, ей можно было работать до 6 месяца беременности, а потом декретный отпуск. Очень забавно было, отпуская маму на работу, видеть её растущий живот с моим ребёнком внутри, представлять, как она сейчас пойдёт в школу, как вновь будет вести себя с позиции культурной и моральной женщины, учительницы, учить детей... и при этом знать, какому разврату предавалась эта женщина там в подвале, как она неистово и самозабвенно трахалась с собственным сыном, кончая и полизывая его языком. Эта мысль мне очень нравилась, нравилось знать о её двуличии и лицемерии. После произошедшего мама стала вести себя с другими людьми гораздо тише, в чужие дела лезла намного меньше, а если и срывалась, машинально начиная поучать других, опомнившись, сворачивала тему довольно быстро. То или из-за страха, что наши обидчики могут решить проследить за мамой с целью узнать, помогла ли ей «терапия» или нужен ещё один «сеанс» обучения. То ли и правда пересмотрела некоторые аспекты своего поведения. Даже её знакомые удивлялись, куда делась былая напористость Елены Николаевны... Видать, Санёк был прав, и вся истеричность женщин от недотраха. Не знаю, как долго она будет сдерживаться, во всяком случае теперь, если я видел очередные попытки мамы не остаться равнодушной в каком-то вопросе, мне это приносило не раздражение, как раньше, а моральное удовольствие. Удовольствие от осознания, кто именно пытается поучать других уму-разуму, ведь это неизменно возвращало мне воспоминания о подвале. Я стал гораздо чаще дрочить на маму, ведь воспоминаний стало вагон. Мои фантазии о ней стали гораздо более жёсткими и грубыми, порой, недопустимыми. Я желал уже не просто трахнуть маму, я хотел сексуально издеваться над ней, извращаться, глумиться над её женским естеством ещё жёстче, чем мамины насильники в подвале. Гораздо-гораздо жёстче! Ведь теперь я понимал, что абсолютно любой женщине, даже матери, даже, если брать самые немыслимые сексуальные утехи, в конечном счёте, понравятся все эти извращения, если правильно её к этому склонить. Я находил в интернете развратные фотографии шлюх, через фотошоп приделывал им голову матери и дрочил. Дошло до того, что фотографий с реальными людьми мне уже стало мало – там было недостаточно жёстко, ведь какая актриса согласится на избивание собственной груди и промежности, на отрезание сосков, клитора и грудей? Никто, зато такого контента полно в рисунках. Им тоже можно приделывать мамину голову и представлять, будто всё происходит с ней... Каждый день, глядя на постоянно растущий живот матери с моим ребёнком внутри, который, между прочим, согласно узи оказался девочкой, я вольно и невольно вспоминал наш подвал и наши извращения. Вспоминал и снова дрочил. Иногда я даже мог не дождаться ухода мамы на работу, и начинал украдкой дрочить в своей комнате, когда она дома. Прислушивался, идёт или нет. И вот, однажды это сыграло со мной злую шутку, я был пойман... Не знаю, как так получилось, вроде я был осторожен, но, видимо, увлёкся, и мама сумела как-то тихо подобраться и увидеть, чем я занимаюсь. Причём увидела не мельком, а с отвисшей челюстью несколько секунд наблюдала у меня из-за спины. Увидела мой эрегированный член, который я неистово наяриваю на рисованные картинки с её прифотошопленным лицом, где главных героинь бьют ремнём по пизде, жгут и выдирают им соски. Думаю, по началу она была в шоке, поэтому не сразу дала знать о своём присутствии. Хех, этим она свой шок лишь усилила, потому что за те секунды, что она стояла и молчала, я успел пролистать с десяток различных сексуально-пыточных картинок, к каждой из которых было приделано мамино лицо. Разразился жуткий скандал, мама кричала и ругалась, даже пару подзатыльников мне дала. В начале мне было очень стыдно, но, когда её понесло, и она стала обзывать меня насильником и извращенцем, явно намекая на наш опыт в погребе, я уже не смог более сдерживаться и высказал ей всё. Я припомнил ей подвал, как она сама кончала от этих самых насильников, как она трижды кончила от родного сына, как она сосалась со мной в моменты своего оргазма, как она трахала меня, когда верёвка уже развязалась, как она под конец добровольно раздвинула свои ноги, чтобы мне было удобнее трахать и кончать в неё. Как в конце концов она залетела от собственного сына, знает это и отказывается делать аборт, планируя родить мне собственную сестру! Думаю, тогда она услышала все те постыдные вещи о себе, которые старалась забыть, вещи, которые надеялась, что я не замечу тогда в подвале, забуду, сделаю вид, будто ничего не было. А оказалось, что я не просто всё это заметил, я хорошо всё помню и, что самое ужасное, попрекаю её этим и ставлю в укор! Что ж, маме лезть за словом в карман не пришлось, и она аналогично высказала и припомнила и все мои грешки того дня, многие из которых я и сам позабыл надеясь, что она тогда не обратила на них внимания: и как я струсил, не пытаясь вступиться за неё, и как с удовольствием слушал её ответы на развратные вопросы, как пялился на её голые сиськи и промежность, как у меня в штанах торчал бугорок, когда три взрослых мужика бесцеремонно лапали мою мать за грудь и промеж ног. Мама не забыла упомянуть и про то, как я помогал её насиловать, с азартом крепко держа её ноги растопыренными и не реагируя на мамины мольбы отпустить, пока один из ублюдков ногой вгонял ей здоровенную грязную пластмассовую куклу, до дикой боли вминая матку внутрь живота. Как у меня твёрдо встал член на всю эту экзекуцию. к моему удивлению, она даже упомянула момент, где я, воспользовавшись ситуацией, когда нас друг с другом связали, а затем пытались маму усадить на мой лежачий член, начал при всех теребить собственную мать за половые губы и пихать свои грязные пальцы ей внутрь! А ведь я был совершенно уверен, что она тогда не догадалась, подумала, будто это пальцы Дениса или что он принудительно водит моими у мамы в пизде. Оказывается, мама всё это поняла с самого начала! Поняла, но промолчала. И это я уже не говорю о более очевидных вещах: где я с удовольствием трахал собственную мать и многократно кончал в неё зная, что это, скорее всего, приведёт к беременности. И как после освобождения из нашего заточения я всё время украдкой продолжал пялиться на её вагину и сиськи думая, будто мама меня в этот момент не видит. Оказывается, она замечала, но решила не акцентировать на этом внимания. Припомнила, как я подталкивал одеть её тот развратный костюм, даже не пытаясь реально найти альтернативный выход из ситуации, и как при одевании костюма с нескрываемым удовольствием второй раз сильно вдавливал ей свою ногу в промежность зная, что это причиняет маме жуткую боль... Мама тогда никак не отреагировала, я и подумал, что не заметила. А оно вон оно как... Да уж, грешков того дня у меня у самого хватает, я бы даже сказал их раза в два больше, чем у неё. И это мама ещё не знает главного – не знает о найденном мной в сарае лезвии ножовки, которое могло спасти её как от физической боли вагинального фаллоса, публичного унижения, травмы матки, так и от жутких ожогов борщевиком половых губ, матки, уретры и влагалища. Я ведь тогда не просто не сказал ей, что видел лезвие, нет! Я его спрятал! Спрятал специально! Причём спрятал так хорошо, чтобы исключить любую возможность маминого спасения без подсказки с моей стороны. По сути предал её. Знай всё это мама, даже не представляю, что бы она сказала тогда. Мы высказали друг другу практически всё, все обидные и постыдные вещи, не сдерживались и не подбирали слова помягче. В какой-то момент мама так меня довела, так осточертели её обвинения и нравоучения, что правильно и что нет, особенно памятуя о её собственном поведение в тот день, что я не выдержал, повалил её беременную на пол и начал задирать ей юбку и стягивать трусы, пытаясь заняться с мамой сексом. Я обзывал её шлюхой, проституткой и пиздой, кончающей от собственного сына, хотел доказать и показать, что знаю, какая она на самом деле! Знаю, какая она на самом деле падшая, и что сейчас она опять получит удовольствие, получит удовольствие от секса с собственным сыном! Я хотел доказать ей её же блядство! Мама сопротивлялась. Сопротивлялась не понарошку, а на самом деле, хлестала меня по лицу, царапала и пыталась громко звать на помощь, взывая к соседям, пока я держал её руки и затыкал маме рот. Хоть я парень и хилый, но с беременной женщиной справиться могу, особенно когда сильно разозлюсь. Ну и возбуждение от прерванной дрочки и желание ещё раз трахнуть самую вожделенную дырку на свете прибавляли мне сил. Мне сложно было вставить в брыкающуюся маму свой немного вялый пенис, поэтому одной рукой я за запястья держал обе её, а другую засунул матери в трусы и начал теребить ей половые губы и засовывать пальцы внутрь. Чтоб мать не орала и не звала на помощь, лёжа я всем своим весом навалился ей прямо на беременный живот и грудь, заставляя думать о собственном дыхании, а не о призыве на помощь. Наверно, я и дочку нашу примял, вдавив выпуклый живот маме внутрь. Мне было всё равно, мы не планировали этого ребёнка. Если в результате этого траха у этой пизды случится выкидыш – так тому и быть. Просунув руку маме между ног, вместо обычных густых кустов лобковых волос я неожиданно для себя ощутил аккуратно выбритую вульву, лишь на лобке чувствовалась короткая стрижка. Для меня это было очередным подтверждением, что все женщины шлюхи, и моя мать не исключение. Что для неё прошёл не бесследно тот день в подвале, что она вынесла какие-то уроки. Меня это убедило, что ей тогда понравилось, что она сама с удовольствием хочет быть шлюхой, если её подтолкнуть. Я непременно в грубой форме сообщил все свои мысли матери, пока лапал её там внизу. К тому моменту, как мой член встал, мама уже порядком выдохлась, перестав кусаться, царапаться и звать соседей на помощь. Я раздвинул ей ноги, вставил свой член в вагину и начал трахать, пытаясь сосаться с матерью и приговаривая «давай лизаться как тогда». Мама не отвечала, старалась увернуться от моего языка, просила отпустить. В четвёртый раз в жизни я трахал собственную мать, и это было так же прекрасно, как и в первые три, когда мы были вынуждены трахаться с том тёмном погребе при мерцании свечи. Теперь уже я был сверху, а не мама, теперь я задавал темп, я решал, когда ускориться, а когда остановиться. Поскольку я был сильно заведён, кончил довольно быстро. Ну, может, продержался чуть дольше своего первого раза. И хоть я знал, что моя мать уже беременная от меня дочкой и очередная порция спермы внутрь её матки ничем не обернётся, всё равно было очень волнительно и захватывающе кончать в мамино открытое незащищённое лоно. Вот уж действительно нет чувства сильнее, каждый сын хоть раз в жизни должен попробовать сделать это с собственной матерью. Даже если ему эта мысль мерзка и противна, поверьте, подходя к оргазму и кончая внутрь неё, вы испытаете нереальное блаженство. После оргазма у меня всегда пропадает желание продолжать трахаться, нужен отдых, желательно пару-тройку дней. Но здесь иной случай, здесь я трахаю маму. Когда ещё доведётся испробовать её мясистую пиздёнку? Может и никогда. Тем более, я видел, что она ещё не кончила, а я хотел доказать, что все женщины шлюхи, даже матери, и будут кайфовать и оргазмировать независимо от того, чей член станет их долбить. И я продолжил трахать маму, продолжил через силу, не получая уже физического удовольствия, а наслаждаясь её изнасилованием лишь морально. Мне было приятно думать, что это двойное насилие: я насилую её и я же насилую себя. Мучаясь, я словно чувствую то, что сейчас чувствует она. Через несколько минут мама окончательно перестала сопротивляться, ещё через пару я почувствовал, как она шире раздвигает ноги, принимая мой член внутрь. «Что, пизда, кайфуешь?», - подумал я. Я продолжал драть мать в вагину, хоть сам и не получал физического удовольствия, для меня это было как некое спортивное упражнение, отдававшее усталостью в мышцах. Заметив уже знакомое учащённое дыхание матери, я понял, что она вот-вот начнёт кончать. Я снова прильнул к её губам, начал грязно целовать и просовывать ей в рот язык. Ха, через несколько секунд эта шлюха ответила, а ещё через десяток сжала ногами мои бёдра и стала подёргиваться, оргазмируя и кончая. Моя мать в четвёртый раз кончила от собственного сына! Ну и кто она после этого, если не шлюха? Обессиленный, я плюхнулся рядом с мамой. Я не видел, но уверен, что как только мой член вышел из маминого влагалища, из него на пол стала струйкой вытекать моя сперма. Мы лежали около минуты, пытались отдышаться. Затем мама молча встала, запахнула расстегнувшийся халат, натянула обратно колготки с трусами, ушла в ванну, включила воду и закрылась. А я лежал на полу, думал о произошедшем и рассматривал крохотную лужицу спермы на паркете, успевшую вытечь из мамы. После этого случая мы не разговаривали друг с другом несколько дней. Мама явно была обижена на меня за случившееся, но никаких действий не предпринимала. Через несколько недель всё окончательно улеглось, мы стали вести себя, как и прежде, но мысли о сексе с мамой меня никак не покидали. Я продолжал дрочить у себя в комнате мечтая, чтобы когда-нибудь доведётся выебать её снова. В очередном таком удроченном угаре, когда мама находилась дома, мне в голову вдруг пришла отличная мысль: а почему бы, собственно, сейчас просто не взять и не пойти трахнуть маму снова? Ну а что? Что она сделает? Повалю так же на пол, спущу с неё трусы и выебу! Ей же не впервой. Да и она ведь ничего не сделает, в милицию не обратится, родного сына не посадит. Тем более, тогда придётся рассказать вообще всё, с чего началось, рассказать про групповое изнасилование, про подвал, про добровольную еблю с сыном, про путешествие домой с двумя дилдаками в собственной пизде и жопе среди людей. Нет, обращаться к правоохранительным органам не вариант, а искать защиты ей больше негде. Я могу так ебать её, когда и сколько угодно, мама станет моей сексуальной рабыней! Было страшно вот так просто на свежую голову зайти в комнату и ни с того, ни с сего начать насиловать маму. Я долго собирался с духом, прокручивал возможные варианты хода событий. Наконец, когда мне надоело бояться последствий, и желание ещё раз воспользоваться пиздой матери зашкаливало, я полностью разделся, надрочил член до стоячего состояния и в таком виде зашёл к маме в комнату. Она лежала на кровати и увлечённо читала электронную книгу, даже не обратив своё внимание на мой обнажённый вид. Мне всё ещё не поздно было развернуться и уйти, но я переборол свой страх и подошёл вплотную к кровати, привлекая внимание мамы своим торчащим членом. Когда она взглянула на него, то застыла: мама смотрела то на него, то на меня, не понимая, что происходит. Мама: «Ты чего?», - растерянно произнесла мама. Я молчал и просто смотрел на неё. К слову, до неё довольно быстро дошло, для чего я пришёл. Мама стала говорить, что так нельзя, это нехорошо, что она моя мать, это инцест и вообще. Я ответил, что она вряд ли сможет забеременеть больше, чем есть сейчас, и навалился на неё, привычно держа руки одной своей, в то время как вторая лезет матери в трусы. Мама пыталась сопротивляться, убеждать меня по новой, что нельзя этого делать, что инцест - это грех, мы и так много наворотили, а затем, видя, что это не помогает, снова стала брыкаться и кричать. Я не отступал, держал, наваливался на живот, пытался заткнуть рот и... всё это время шарил у неё в трусах. Мама плакала, но в целом, второе изнасилование прошло, как и первое, за тем лишь исключением, что, кончив внутрь, я не стал через силу доводить мать до оргазма, а просто вытащил член и ушёл. Я свой кайф получил, использовал мать как дырку и отвалил. Если хочет оргазма – пусть сама себе мастурбирует и кончает, меня это не волнует. Как и ожидалось, мама не стала никуда заявлять, ей пришлось стерпеть, хоть она и очень сильно на меня обижалась. Что ж, это не в первый раз, мне не привыкать. Тем более, раз она меня считает похотливым развратником-насильником, пусть это получает. С тех пор я часто стал её трахать: в комнате, коридоре, на кухне. Просто заходил, валил на постель или пол, раздвигал ноги и трахал. Особенно мне нравилось насиловать и кончать в неё перед самым её уходом на работу в школу или на службу в церковь, когда у неё уже не было времени подмываться. Мысли о том, что мама ведёт урок перед десятками школьников или стоит, там, в храме, молится с вытекающей из вагины прямо в трусы спермой родного сына, меня очень возбуждали! Чем больше я насиловал мать, тем всё меньше становилось её сопротивление. Видимо она свыклась со своей участью и с невозможностью как-то мне воспрепятствовать. Видя меня в очередной раз со стоящим писюном, она уже не упрашивала, не взывала к разуму, не умоляла, не кричала, а просто безропотно позволяла делать с собой, что я захочу, лишь бы побыстрей закончить. Однажды, когда я в очередной раз навалился на неё и вдавил своим телом живот, мама попросила меня не наваливаться так на неё, мол это уже может быть опасно для ребёнка. Даже пообещала не сопротивляться и слушаться, лишь бы я всё делал аккуратно. Хех, что ж, я получил ещё один козырь власти над своей мамой. Я начал заказывать по интернету различное развратное бельё, фаллосы и скрытые вибраторы и заставлять маму носить их. Сначала она отказывалась, но потом быстро соглашалась, как только я начинал угрожать вдавливать ей живот. Я заставлял собственную мать ходить на работу в развратных чулках и с тихо работающим вибратором в вагине. Естественно, чтобы никто не видел. Я писал на её лобке, половых губах и ляжках маркером развратнейшие надписи, типа, «пизда шлюхи», «пиздовое мясо», «ебётся с сыном», «блядина» и так далее, отправлял её в школу без нижнего белья или по приколу засовывал в пиздень по 5-6 трусов, чтоб она еле-еле могла сводить ляжки вместе. Я заставлял маму посреди урока выходить из класса с телефоном в руке и по видеосвязи быстро мастурбировать в учительском туалете до оргазма. Конечно, ко всем новшествам маму приходилось принуждать, но в конечном итоге она поддавалась. Я делал из собственной матери шлюху, развратную рабыню, и ей, похоже, понемногу стало нравиться. Думаю, она резонно рассудила, что раз насилия избежать невозможно, нужно попытаться получать от этого хоть какое-то удовольствие. Трахаясь со мной дома, она постепенно перестала скрывать получаемый кайф, прыгала на моём члене, задорно тряся беременным животом и сиськами, и постанывала при наступлении неизбежного оргазма. Откровенность дошла даже до того уровня, что мы лежали и обсуждали с ней сексуальные темы, вспоминали тот самый погреб, где всё началось. Мама призналась, что многое из того, что с ней там делали, ей в итоге понравилось. Ей понравилось, как её трахали три мужика, доводя до струйного оргазма, понравилось сосать у них, понравилось, как они заставили трахать её родного сына. Ей даже понравилось ходить в развратном костюме и дилдо внутри по улице, и она получила бы от этого реальное наслаждение, если бы не боль от длинного пластикового члена и отравы в виде борщевика. Мама откровенно рассказала, что частенько вспоминает тот подвал и хотела бы ещё раз быть изнасилованной несколькими мужчинами, если бы это было не опасно и не больно. На самом деле я тоже часто мечтал и мысленно возвращался в тот подвал, с которого всё началось. Я предложил маме поехать туда и трахнуться снова. Эта мысль очень возбуждала и одновременно пугала. А что, если эти насильники окажутся там? Вдруг они трахают очередную жертву, а тут мы нарисуемся. Уберут ли нас как свидетелей? Заставят ли трахаться с жертвой и с друг другом по новой? А что они скажут, увидев мамин беременный живот? По срокам же им сразу станет понятно, когда она залетела. И хоть фантазии об очередном изнасиловании, как оказалось, нас обоих возбуждают, в реальности встретить тех насильников не хотелось. Мы ведь не забыли, как они поступили с нами и чем это обернулось для мамы. Наверняка просто так нас не отпустят, придумают ещё какую-нибудь опасную игру и не факт, что она нам понравится. Если уж они в первый раз пошли на то, чтобы смазать ядовитым соком нежнейшие половые внутренности матери, совершенно не заботясь о её здоровье, что же случится во второй раз? Засунут ей внутрь петарду и разорвут в клочья? Зальют суперклей в уретру? Поймают осу и заставят жалить её мать в клитор? От них можно ждать всё, чего угодно, о нашем здоровье они не заботятся, поэтому лучше фантазировать, а не доводить до реальных событий. А что, если приехав туда, мы обнаружим в подвале пару трупов тех, кто не смог выбраться, как мы? Кто в силу моральных убеждений отказался следовать предписаниям насильников и тупо задохнулся, так и не успев распутаться? Только наследим на месте преступления, и потом на нас выйдут. Это большой риск. Мы долго фантазировали с мамой на эту тему и прикидывали варианты. Чаще всего это было, когда мы трахались, наслаждались, когда кайф затмевал голос разума, поэтому в конечном итоге мы решились съездить туда, если эту деревушку ещё не сравняли с землёй. Собственной машины у нас не было, поэтому пришлось ехать на такси. Мы собрали рюкзак, напихали туда различных вещей, воды, еды, фотоаппарат. Не забыли и средства защиты. Я имею ввиду мамин шокер, который ей когда-то подарили. Подразумевать под средствами защиты презервативы было бы глупо, учитывая 6 месяц её беременности. Мама уже ушла в декретный отпуск, и стала доступна для сыновьей ебли в режиме 24/7. И вот, этот день настал. Мы решили поехать туда, когда только-только начинает темнеть. Это было не очень поздно, ведь к тому моменту прошло полгода с прошлых событий и наступила зима. Рассудили так: если насильники развлекались сегодня с кем-то в этом погребе, то, по аналогии с нами, уже давно должны были закончить и свалить. Приехав на место, благо деревню всё ещё не начали сносить, мы попросили водителя не уезжать, а подождать 5 минут, якобы нам нужно узнать, приехал ли к нам некий друг. Если приехал, мы уедем обратно, если нет – остаёмся. Конечно, эта легенда была выдумана для того, чтобы проверить, есть ли кто из людей на участке. Если бы никого не было, мы бы остались, однако если бы мы заметили хоть кого-то – тут же умотали обратно. Неповоротливая мама с большим пузом осталась в машине, пока я осторожно пошёл на разведку. Несмотря на зиму, дни стояли относительно тёплые, снега было мало. Тем не менее, это далеко не лето, и одежды на мне хватало, быстро убежать в случае чего, было бы не так просто. Эх, сколько воспоминаний! Та же улица, тот же покосившийся забор. Прям ностальгия из давно забытого сна. Первым делом я тихонько прошёл в дом. Разумеется, он не был заперт, ведь замков на входной двери и в тот раз не было. Звать кого-то фразой «есть кто?» было бы глупо, зачем привлекать к себе внимание? Поэтому я тихо и осторожно проверил все комнаты, включая этаж наверху. Никого. Тогда я вышел из дома и стал пробираться к знакомому сараю, готовый незамедлительно бежать в случае чего. Подходя к строению, ностальгия охватывала всё сильнее и сильнее! Вот та самая каменная дорожка, слегка припорошенная снегом, по которой голая мама отважно шла в дом с, возможно, насильниками внутри, пока я трусливо стоял за соседским забором, готовый в любой момент убежать, и похотливо пялился издалека на её подпрыгивающие сиськи. Вон сам соседский забор, куда я выкинул найденную ножовку, чем самым обрёк маму, как оказалось, на ужаснейшие страдания, едва не закончившиеся вырезанием её матки. Мда, а ведь мама до сих пор не знает о том, что это я с ней сделал... У нас, конечно, уже очень откровенные отношения и темы для бесед, но рассказывать такое? Не знаю, смогу ли я когда-нибудь. В любом случае, пока я точно не готов. Кстати, а вон проход за сарай, куда я потом перепрятал ту самую ножовку на случай, если захочу её потом при маме «найти». Помню, спрятал её за какой-то металлический газовый шкафчик. Интересно, она ещё там? Хотел бы я забрать домой столь бесценный для меня артефакт. Подходя, я прислушивался в ожидании услышать глухой голос мужчин или ахи-вздохи от ебли, доносившиеся снизу Аккуратно открывая дверь сарая, я мысленно громко выругался, ведь последняя, как и в прошлый раз, предательски громко заскрипела. Если бы мужчины находились где-то внутри, меня бы это выдало. Однако зайдя внутрь, я не ощутил ни чьего присутствия, лишь увидел открытую дверцу погреба, прямо так, как мы её и оставили. Внутри внизу также никого не было. Я радостно выскочил и замахал маме рукой, подавая сигнал выходить из машины и идти ко мне. Она расплатилась с водителем, взяла рюкзак и вышла. Мы вновь остались одни. Остались одни на том самом месте, где насиловали маму и заставляли её голой идти по улице с отравленными самотыками в пизде и жопе. Сами вновь загнали себя в ловушку, из которой быстро не выбраться. Разумно ли это? Нет. Но похоть вела нас, велела вернуться обратно в подвал, вспомнить те развратные сладострастные моменты, которые изменили всю нашу жизнь. Я подошёл к маме и взял её рюкзак. Мама: «Ну что, точно никого нет? Точно никто не прячется? Ты хорошо посмотрел?» Я: «Мам, пока ты в прошлый раз 2 часа выгуливала свою пизду, я тут всё осмотрел. Негде тут прятаться, не волнуйся, я всё осмотрел!» Мама: «А сарай?» Я: «Цел, невредим и ждёт нас. Похоже тут не было никого с тех пор, как мы ушли – всё вроде как находится на тех же местах, как я помню» Проходя мимо крыльца, мама остановилась. Мама: «Зайдем?» Я: «Зачем? Там же ничего нет» Мама: «Там должен быть тот стол... Я хочу зайти» Мы зашли, мама прошла в тёмную комнату. Внутри домика без стёкол было очень холодно, стоял настоящий дубак. Я: «Хорошо, что в прошлый раз было лето! Представляешь, что с нами было бы, если б нас оставили без одежды зимой?» Мама: «Мы бы погибли. Вряд ли они этого хотели, думаю, просто придумали бы другой план мести» Мама подошла к одиноко стоящему столу, тому самому, об угол которого безуспешно пыталась давить промежностью, пытаясь вогнать фаллос костюма поглубже и застегнуться на последнюю петельку. Она легонько положила на него свою ладонь и прикрыла глаза, словно окунаясь в воспоминания из давно ушедших дней. Затем раздвинула ноги, как тогда, снова прислонилась вагиной к этому холодному углу, и стала тереться о него. Мама: «Да, вот так! Я давила вот так!» Мама была в тёплых мягких зимних штанах, так что могла безболезненно давить на острый угол довольно сильно. Пока мама тёрлась своей мягкой писькой о стол, я вспомнил одну интересующую меня вещь. Я: «Кстати, мам, давно хотел тебя спросить. Когда я вернулся с ножницами, которыми пытался срезать фаллосы, я заметил на одном из них, большом, какую-то блестящую жидкость. Скажи, ты ведь на них наживалась, пока я ходил? И это были твои вагинальные соки?» Мама: «Да...», - нерешительно ответила мама. По всей видимости, для неё стало открытием, что я всё знал. Я: «Расскажи, как это было» Мама: «Ну, когда ты пошел в сарай, я прикидывала варианты, что будет, если у нас ничего не выйдет, и мне придётся идти в этом костюме. Как ты теперь знаешь, глубина моего влагалища не такая большая, и я сразу поняла, что едва ли смогу вместить такой длинный... внутри себя. Не буду же я это делать при ребёнке. Вот я и попробовала: быстро присела на него, поняла, что это слишком больно, и вытащила. Вытерла его, чтоб ты не заметил, думала всё стёрла...» Я: «Но если он уже был намазан соком борщевика, почему ты не обожгла руки, как я? Я же лишь слегка коснулся локтем, и вон какой волдырь тогда вскочил». Мама: «Так вытирала я не руками, а о платье. Это ты постоянно мечтаешь потрогать всё, что связано с женскими половыми органами, а мне-то это ни к чему», - мама снисходительно улыбнулась. «А помнишь, как ты помогал надеть мне костюм? Ты лежал вот там на полу и давил ногой мне в промежность» Я: «Ага! Здорово было!» Мама: «Ну, конечно, «здорово», когда пихают не тебе...» Я: «А я ведь давил ногой тебе навстречу, помнишь?» Мама: «Такое не забудешь! Я думала, что сама буду регулировать силу нажатия, потому что было и так очень больно, а тут вдруг ты резко вдавливаешь пластик мне прямо в шейку матки! Будь ты женщиной, знал бы, что это за ощущения и никогда бы так не сделал». Я: «Ха, а мне понравилось! Ты сразу попросила меня перестать. А потом, когда мы стали пробовать второй раз, уже перед самым твоим выходом, я хоть и не сразу, но начал давить ногой тебе на вульву снова! Помнишь? Я думал, ты этого даже не заметила» Мама: «Не заметила? Да я была в шоке от твоего поступка! Я же просила не давить, потому что мне очень больно, а ты всё равно вдавливал со всей силы, гадёныш!» Я: «Мне хотелось сделать больно твоей письке, пока ещё была возможность, хотелось, чтоб разврат продолжался...» Мама: «Ну, он и продолжается до сих пор. Доволен?» Я: «Да!» Мама: «Ну, очень рада за тебя. А мне тогда было не до смеха» Я: «Если ты сразу всё почувствовала, то почему не остановила меня? Почему ничего не сказала?» Мама: «Я хотела, но это дурацкая петля никак не налазила. Долго мучиться, вдавливая потихоньку пластмассу внутрь, мне не хотелось, не хотелось продолжать терпеть эту боль. Поэтому я решила в тот момент – пусть мне очень больно, но я лучше потерплю пару секунд, чем буду и дальше себя изводить». Я: «И получилось же!» Мама: «Получилось... только ушиб матки заработала... Хотя это не из-за этого, а из-за долгого давления на неё при хождении» Я: «Я помню, когда впервые изнасиловал тебя дома, ты перед этим говорила, что знала, что я тебя подталкиваю к надеванию костюма. Это правда? Ты правда догадалась в тот момент?» Мама: «Подозревала. Ты же постоянно пялился на меня» Я: «Я же делал это украдкой, когда ты не видишь!» Мама: «Сложно не заметить, как собственный сын при разговоре с тобой постоянно поднимает свой взгляд откуда-то снизу. А тут ещё «мамочка, уже темнеет, скоро автобусы перестанут ходить!» Ну, всё понятно с тобой, маленький извращенец» Я: «Хе-хе, я старался сделать это как-то деликатно и ненавязчиво» Мама: «В следующий раз, если захочешь убедить и подтолкнуть человека к чему-то, не говори об этом в лоб, а просто отсекай варианты, чтоб ему ничего другого не оставалось, иначе ничего не получится» Я: «Ну, с тобой-то у меня получилось!» Мама: «Так это я промолчала тогда, и сама так решила, потому что других вариантов больше не видела» Я: «Да я не про это, а про то, что случилось позже. Я хотел тебя видеть шлюхой – и вот ты теперь шлюха. Я говорил тебе прямо в лоб, что ты моя пизда? И кто ты теперь? Ну?» Мама: «Теперь я твоя пизда» Я: «И не просто пизда, ты моя беременная пизда! Повтори!» Мама: «Я твоя беременная пизда!» Я: «То-то же! Ладно, пизда, пойдём в погреб, ебать тебя будем!» Мы вышли на улицу и пошли к сараю. Внутри было прохладно, хотя и теплее, чем на улице. Я достал фонарик и посветил в глубь погреба, на полу красовались едва различимые очертания того самого засохшего пятна наших с мамой выделений. Я: «Ого, смотри, наше пятно осталось! Помнишь его?» Мама: «Ещё как! Мне было так стыдно, когда я его впервые увидела. Даже не верилось, что это я сделала, да ещё и с тобой!» Я: «Так там не только твои соки, но и моя сперма! А ещё ты писала на меня, помнишь?» Мама: «Помню, стыдно до сих пор!» Я: «А чего до сих пор-то стыдно? Ты же уже много раз ссала при мне, и на видеокамеру, и в рот мне отливала» Мама: «Знаю, и мне стыдно при этом каждый раз! Но ты же хочешь... вот я и делаю» Я: «Правильно. Ты – блядь и должна делать всё, что я тебе прикажу. Иначе я так надавлю тебе на живот, что твоя не рождённая Верочка сдохнет!» Мама: «Славик, как же так можно? Она же и твоя дочка тоже!» Я: «А мне насрать! Одной пиздой больше, одной меньше. Ещё родишь!» Мама: «После таких выкидышей женщины обычно больше не рожают. Не могут. Тем более, когда им уже за 40...» Я: «Вот и славно! Буду спокойно кончать в тебя не боясь, что ты залетишь!» Мама: «А я вот рожу, живот исчезнет. Чем будешь тогда шантажировать?» Я: «Шантажировать? Да тебе же многое нравится из того, к чему я тебя принуждаю. Скажешь нет?» Мама: «Да, нравится, я уже говорила... далеко не всё, конечно, но...» Я: «Ну вот, а раньше же и это не нравилось! Так что тебя надо чаще тренировать, будет нравиться вообще всё, что я тебе предлагаю: и ссать, и в туалете мастурбировать, и пирсинг клитора тебе сделаем! Будешь им каждый день тяжелые грузы таскать, мне нравятся вытянутые клиторы и половые губы у женщин. А не будешь – я всё это буду проделывать с твоей ненаглядной Верочкой! Поняла, шлюха? Помни, кто ты и что ты для меня. Ты обычная мокрощёлка, пизда, шлюха и блядь, дырка для ебли и пиздомясо в придачу. А ну, повтори!» Мама замялась, ей явно очень не понравилось то, что она услышала. Я: «Ну, чего молчишь, овца? Повторяй: «я ебливая шлюха и блядь, я дырка для ебли и пиздомясо. Делай со мной что хочешь!» Давай!» Мама: «Я ебливая шлюха, я...» Я: «И блядь!» Мама: «Я ебливая шлюха и блядь, я, эм...» Я: «Дырка для ебли и пиздомясо!» Мама: «Я дырка для ебли и пиздомясо. Делай со мной, что хочешь» Я: «Вот! Вот слова настоящей женщины! Так что хватит гундеть и полезай в погреб!» Мне нравилось принуждать мать не только к физическим извращениям, но и к словесным. Думаю, если постоянно вести с женщиной неприличные разговоры, постоянно принуждать говорить о себе уничижительные вещи: пошлые грубые, развратные, аморальные, то, в конце концов, она с этим свыкнется и даже искренне начнёт понемногу во всё это верить. А если у самой женщины появится убеждение, что она самая последняя развратная блядь, то и помыкать ей, предлагая всё более жёсткие, опасные, унизительные и аморальные «игры», будет куда легче. Я, вон, сейчас, например, понемногу делаю из неё порно звезду: принуждаю мастурбировать на камеру различными предметами, попутно заставляя рассказывать о том, кто она, кем работает, чем занимается, как спит со своим родным сыном и какие самые дикие сексуальные фантазии у неё есть. А затем выкладываю всё это на порно сайты! Пусть люди знают, что в мире существует такая вот школьная учительница-блядь, которая ведёт свои уроки с включённым вибратором в пизде и частенько мастурбирует в школьном туалете! Естественно, чтобы никто маму не узнал, конкретных деталей о городе проживания, номере школы или, тем более, полном имени, мы никогда не раскрываем, а на маме при этом всегда надета закрывающая лицо карнавальная маска. Пусть интернет-дрочеры гадают, не их ли школе преподаёт эта училка. По голосу её, конечно, могут узнать, из-за чего мама чрезвычайно переживает. Я даже заставил мать в одном из роликов рассказать всем об этом её страхе на камеру, намекнуть, мол, «я очень боюсь, что меня могут узнать ученики и их родители по голосу» и даже придумал страховку на сей счёт: мама предлагала зрителям, если такое произойдёт, не предавать её личность огласке, а подойти и тихонько передать записку с кодовым словом «ножовка». Почему такое слово я выбрал, мама до сих пор не понимает. В общем, если кто-то её раскроет, то она с ним обязательно сможет «договориться». Думаю, вы понимаете, что под этим подразумевается. Остаётся лишь одна проблема – не станет ли этот некто, получив причитающуюся ему «плату», продолжать шантажировать маму и дальше. Это опасно, но это же в том числе и заводит. Даже маму. Мысль о том, что она может стать постоянной шлюхой для кого-то ещё, для кого-то незнакомого её пугает и одновременно с этим возбуждает. Интересно, сколько учительниц в России в итоге получили записку со странным словом «ножовка» после нашего «клича»? Думаю, как несколько минимум. А что? Если вы подозреваете, что именно ваша училка та самая «Пиздоленка» из интернета, разве вы не захотели бы проверить и, возможно, получить от неё «особые привилегии»? Вы ведь ничем не рискуете – просто написали какое-то слово и передали учительнице. Если она отреагирует на это спокойно и непонимающе, значит вы просто обознались. Скажете, что ошиблись, дали не ту бумагу или ещё что-нибудь придумаете. Однако если от увиденного глаза вашей учительницы округлятся, и в них появится ужас - вы им без подтверждения с её стороны сразу всё поймете. Интересный флэш-моб, вы согласны? Мама послушно стала спускаться, перебирая руками и ногами по холодной лестнице погреба, пока не оказалась на полу. Я же не спешил идти следом, мне хотелось дать матери ещё большую порцию унижений. Я: «Ну что, блядина?», - крикнул я сверху. «Я мог бы тебя тут закрыть, и хер бы ты вышла! Давай, снимай штаны, оголяй пизду и начинай мастурбировать!» Мама: «Но тут же холодно! Давай хотя бы тут всё согреем сначала, мы же взяли свечи» Я: «А мне насрать на твою дырку! Сказал – пизду оголяй!» Мама сняла обувь и стала стягивать с себя тёплые зимние штаны, затем в ход пошли плотные колготки и кружевные трусики. Чтобы не застудиться окончательно, я разрешил ей обратно надеть сапоги. Я: «Отлично, теперь становись на корточки, вот тут, на свету, что я видел, облокачивайся назад руками на пол и выпячивай свою осквернённую дырку вперёд!» Мама выполнила. Её сексуальный настрой быстро улетучился, стало холодно и страшно, ведь сын обращался с ней сейчас очень грубо и ни разу не возбуждающе. Впрочем, большинство его «игрищ» были в подобном стиле и всегда вызывали у матери отвращение по началу. Лишь продолжая его неукоснительно слушаться она привыкала и даже иногда сама получала от этого удовольствие. Я: «Так, теперь одной рукой начинай быстро-быстро теребить свой клитор. Да, вот так! Продолжай, пока не почувствуешь, что твоя пиздень начинает выделять соки. Заодно и согреешься! Как только почувствуешь, что намокаешь, сразу скажи мне об этом самыми развратными словами. Иначе накажу!» Я стоял у открытого люка погреба и смотрел вниз на то, как моя беременная мать, стоя на карачках и выпячив промежность вперёд, яростно трёт пальцами свой пельмень, пытаясь согреться и возбудиться одновременно. Маме тяжело было облокачиваться всё время на одну руку, так что она несколько раз меняла их туда-сюда. Наконец, через несколько минут она заявила: Мама: «Всё, готово! То есть, эммм, моя пиздень возбудилась и увлажнилась! Она выделяет вагинальные соки!» Я: «Хорошо, теперь этой же рукой начинай больно шлёпать себя по вагине!» Мама: «Что? Но я же сделала всё, как ты хотел. Почему ты наказываешь меня?» Я: «Наказываю? Нет, мама, я тебя не наказываю! Если бы я наказывал, то не просил бы тебя шлёпать саму себя рукой по вагине, я бы тогда сам бил тебя в пизду кулаком! Так что, давай, быстро шлёпай себя по пухлым половым губам и после каждого удара говори «спасибо»! Уяснила?» Мама стала аккуратно и боязно шлёпать себя по раскочегаренной вульве. Мама: «С-с-п-пасибо! С-с-с-спасибо! С-п-пасибо!» Я: «Быстрее бей! И сильнее!» Мама: «Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спасибо!» Я: «Сильнее! Чё ты как целка бьёшь? Не станешь сама, я спущусь и буду бить так, как мне надо!» Мама: «Не надо! Я сама!» Немного собравшись с духом, мама продолжила: «Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спасибо!» При каждом шлепке раскрытой ладонью по выбритым половым губам мама морщилась от боли, но продолжала звонко шлёпать себя и выговаривать «спасибо». Подождав пару десятков секунд, я её остановил. Я: «Всё, хватит! Молодец! Видишь, жива-здорова и согрелась, правда? Зато посмотри, какая у тебя теперь красная разгорячённая вульва!» Мама убрала руку и увидела краснющие после ударов половые губы. Я: «Ладно, не волнуйся, ничего с твоей пиздой не случится, не отвалится!» Я взял рюкзак и спустился с ним к беременной маме. Достав небольшой матрас, я расстелил его на холодном полу, достал и зажёг свечи вокруг, после чего закрыл крышку люка, погрузив погреб в полумрак. Мама: «А мы не задохнёмся?» Я: «Ну, ты чего, мам? Забыла, сколько часов тебя тут трахали при закрытом погребе? Мне казалось, ты это хорошо должна была запомнить» Мама: «Нет, я помню, конечно, но тогда же всё время не горели свечи. Они же кислород сжигают, а ты вот сколько сразу зажёг» Я: «Не волнуйся, всё будет нормально. Весь кислород они ни за что не выжгут, а так согреемся быстрее. Давай, как тогда, сядем будто связанны - я снизу, а ты сверху!» Я плюхнулся на матрас и пригласил маму сесть сверху на мой член. Мама: «Но он лежит! Мне отсосать?» Я: «Нет. Помнишь, как он тогда поднялся? Давай, садись на меня, вот так, а я сзади начну рукой шевелить твои половые губы и проникать внутрь» Из-за своего огромного шестимесячного живота мама не могла сесть ко мне вплотную, поэтому ей пришлось прижаться ко мне, стоя на широко разведённых коленях, чтобы я смог засунуть свои пальцы за мамин зад и достать до её мокрой красной щели. Мама ойкнула, как только я погрузил свои холодные пальцы внутрь её тёплого влагалища. Мама: «Ой, какие холодные! Не застудить бы только, а то писать потом будет больно! И ты руки вымыл?», - забеспокоилась мама. Я: «Нет, в пизде твоей вымою!», - пренебрежительно ответил я и начал показательно тереть пальцами по стенкам склизкого влагалища, имитируя вытирание грязных пальцев. Мама: «Славик! Ну нельзя так, мы же специально для этого воды побольше взяли! Вдруг я заразу какую подхвачу?!» Я: «Не боись, не подхватишь! Лучше наслаждайся и вспоминай, как тут тебя куклой трахали! Помнишь, как её звали? Алёнка! Она была такая грязная и пыльная, уверен, они её нашли где-то на огороде. Разве её мыли? Нет! Мне лично очень понравилось, как тебе через силу её засовывали!» Я начал трахать маму пальцами, а она, ополоснув свои пальцы из бутылки с водой, сунула их себе между ног и стала ими теребить свой клитор. Мама: «Я тогда была очень напугана и некоторые моменты помню смутно. Но вот сильную боль и то, как ты держал мои ноги и не позволял их свести, я помню очень отчётливо!» Я: «Да, я держал тебя, пока в твою пизду засовывали куклу то острыми ногами, то широкой головой вперёд. У меня тогда не было выбора, но знай, мне это очень понравилось, и я держал тебя с удовольствием наслаждаясь, как тебя насилуют!» К этому моменту мой член уже встал, и я усадил маму вагиной прямо на него. В этот раз из-за большого живота маме пришлось сильно отклониться назад, выпячив передо мной свою увеличившуюся из-за беременности грудь. Я расстегнул ей курточку, поднял свитер до шеи и стянул лифчик вниз, обнажив мамины дойки. Той же рукой, которой я пару секунд назад копошился у неё в дырке, я стал лапать мамины сиськи, невольно измазывая их вагинальными соками. Я: «Ну-ка, давай, покажи мне своё болтающееся вымя!», - начал я очередные развратные разговоры, пока мама скакала на моём члене. Мама послушно стала им подмахивать Но тебе нравилось, я это точно знаю! А знаешь откуда такая уверенность? Твои соски! Они предательски торчали, выдавая твоё удовольствие и возбуждение!» Я сжал пальцами мамин сосок и начал с силой тянуть его до боли и выкручивать, от чего мама стала стонать и кривить лицом. Меня она не останавливала: я давно её обучил подчиняться и терпеть все мои выходки, что бы я с ней ни делал, иначе последует сексуальное наказание ещё больнее, чем текущее. Поэтому мама, продолжая скакать на моём члене, послушна давала мне мучать собственные соски. Чтобы помочь себе, она лишь снова сунула руку между ног и, прикрыв глаза, стала мастурбировать собственный клитор, чтобы волны наслаждения притупили боль. Я: «Представляешь моё непомерное удивление, когда я понял, что моя родная мать, взрослая, серьёзная женщина, школьная учительница и образец для подражания и морали, кайфует и тащится от того, что её насилуют три мужика! А затем и вовсе кончает от ебли с ними! Никогда не забуду эти струи писечных соков, брызгающих из твоей пизды! А этот хлюпающий звук их яиц о твои промокшие половые губы после? Хлюп-хлюп, мама! Хлюп-хлюп! Ты тогда столько напрудила, что уже ни у кого из нас не оставалось сомнений, какая ты блядь на самом деле! Думаешь после такого, ты не заслужила всё, что произошло с тобой дальше, а, мама?», - я перестал упираться в пол второй рукой, крепко схватился обеими руками за мамины груди и с силой притянул к себе, несмотря на упиравшийся в меня беременный живот. Мама: «Аааааа!», - закричала мама от неожиданной боли и, открыв глаза, уставилась на меня. Я так сильно наклонил маму к себе, что она перестала доставать упирающейся рукой до пола. Фактически, добрая часть маминого веса сейчас повисла на её собственных сиськах. Её лицо скривилось в гримасе боли, рот всё ещё был открыт, но из него перестали вылетать звуки. Я продолжил историю. Я: «В тот момент я понял, что моя мама - пизда!», - сказал я маме глядя в глаза. «Ты – пизда и заслуживаешь, чтобы с тобой обращались только как с пиздой!» Всё ещё держа маму за груди в подвешенном состоянии, я высунул свой язык и стал кончиком лизать её губы, проникая немного внутрь. Она послушно разжала свои, позволила мне полностью проникнуть внутрь и стала так же грязно лизать меня в ответ. Уверен, мы оба сразу вспомнили, как полгода назад в этом же подвале она уже это делала со мной в моменты собственного оргазма. Наконец, нализавшись друг с другом добрые два десятка секунд, я прекратил. Я: «Ты – блядь, но тебя ещё учить и учить!» Мама, несмотря на боль в груди, явно была сильно возбуждена происходящим и даже без моих приказов подыграла мне. Мама: «Да, я – блядь! Учи меня, сынок, учи! Я – пизда! Признаю! Слышишь? Я – твоя пизда! Вот», - мама чуть отсела назад, чтобы не сильно висеть на своих грудях, отцепила от себя одну мою руку и сунула себе в промежность, дав потрогать свои тёплые влажные половые губы, внутри которых всё ещё торчал мой эрегированный член. Мама: «Чувствуешь? Вот она – пизда, вот она - твоя мама, вот она я – настоящая!» Мама вновь стала трахать меня, прыгая верхом на члене прямо с моими пальцами на своих половых губах. Мама: «Тебе нравится? Тебе нравится такая мама? Да! Трогай меня там, еби, трахай, кончай, я разрешаю! ЭЙ, СЛЫШИТЕ ВСЕ!», - вдруг громко закричала мама куда-то вверх в пустоту, - «Я ТРАХАЮ СОБСТВЕННОГО СЫНА! Я «ДАЮ» ЕМУ! РАЗДВИГАЮ НОГИ! ОН СОТНИ РАЗ УЖЕ КОНЧАЛ В МЕНЯ! Я... Я БЕРЕМЕННА ОТ НЕГО! БЕРЕМЕННА ОТ СОБСТВЕННОГО СЫНА И РОЖУ ЕМУ ДОЧЬ!» Мама взглянула на удивлённого меня, а затем мы дружно перевели взгляд на её беременный живот. Мама: «Да, я рожу ему дочь», - тихо произнесла мама и переместила мою руку со своих половых губ к животу, от чего тот немного измазался блестящими в свете свечей каплями. «Рожу ему девочку, ещё одну пёздочку! Славик, хочешь я рожу тебе ещё одну пизду? У меня их сейчас две! Хочешь? А хочешь, это будет не Верочка, хочешь, мы назовём её Пиздой?» Мама явно от собственных разговоров становилась возбуждённой, стала прыгать на мне всё быстрее и быстрее. Мама: «ДА! ЛУЧШЕ МЫ НАЗОВЁМ ЕЁ ПИЗДОЙ!», - вновь на крик перешла мама, - «Я РОЖУ ТЕБЕ ПИЗДУ! ПИЗДА РОДИТ ПИЗДУ! ААААА, КОНЧАЮ! ДА! Я РОЖУ ТЕБЕ ПИЗДУ, ПИЗДУ, ПИЗДУУУУУУУУ!!!!», - мама, задрав голову назад, широко открыла рот и стала немного сотрясаться в оргазменных спазмах. Такой извращённый опус с её стороны дико меня возбудил, и я тоже вскоре был готов кончить, хоть и немного отставал от мамы. Я начал быстро и сильно долбить её снизу, пытаясь кончить как можно быстрее. Удовольствие от происходящего мне так же добавляло и то, что маме после оргазмов нужно отдохнуть пару минут, чтобы прийти в норму. Эту особенность строения её организма я подметил в этом же погребе ещё полгода назад. Как потом выяснилось в одном из наших развратных разговоров после, в этот момент у мамы проходит всякое желание трахаться, и любые попытки продолжить секс отзываются внутри болезненными ощущениями «натёртости» нежной вагинальной кожи. Где-то минуты через 3-4 это ощущение проходит, и секс можно продолжать. Разумеется, в наших развратных и извращённо-садистских отношениях трахать и мучить маму в эти болезненные 3-4 минуты мне становилось особенно приятно! Иногда я даже специально заставлял её перед началом нашего с ней очередного соития мастурбировать и кончать передо мной, чтобы наша последующая ебля казалась маме не сладостным сексом, а неприятным изнасилованием, что мне приносило дополнительное моральное удовлетворение. Таким образом, секунд через 40, кончил и я, и мы оба плюхнулись на пол на наш небольшой расстеленный матрас. Несмотря на зиму нам, полуголым, было жарко из-за активных движений. Тем более, погреб был закрыт и уже минут 15 грелся несколькими зажжёнными свечками. Мы лежали какое-то время и наслаждались послеоргазменным состоянием. Наконец, полностью придя в себя, мы попили и достали заранее приготовленный хавчик. После секса всегда хочется кушать. А ещё писать. Выходить распаренным зимой на улицу совершенно не хотелось, писать в углу погреба тоже – будет сильно вонять, поэтому мы пописали друг другу в рот. Да, золотой дождь был одним из редких извращений, к которым я иногда принуждал маму. Он ей совершенно не нравился, но приходилось терпеть из-за моего шантажа навредить нашему ребёнку. Мне же всегда нравились женские вагины, и любой повод прильнуть ртом к женским половым органам, пусть и для приёма неприятной мочи, дико возбуждал. Да и неприятных ощущений практически не будет, если прильнуть прямо к уретре и глотать, не допуская пролива. Если моча не попадёт на открытый воздух, то и пахнуть, считай, не будет. Я даже разработал специальную систему условных сигналов, чтобы принимающий человек успевал глотать и не давился. Например, как это проходило, когда принимающим был я: я ложился на пол, мама снимала трусы, раздвигала ноги и на карачках садилась пиздой на мой рот. Я брался двумя руками за мамины сиськи, а ртом прижимался к её уретральной дырочке. Когда я сдавливал мамины груди – это было сигналом начинать мочеиспускание. Если хватку ослаблял – маме нужно было остановиться. Похожий вариант применялся и в случае, если принимающей стороной была мама, только поза была как при минете, руками она сжимала не груди, а мои яйца. По правде, скажу, довольно сложно контролировать свою выдачу мочи порциями, особенно, когда очень хочется писать. А ведь приходится ещё и реагировать на частые болезненные сигналы «паузы» и «возобновления». Но в этом то удовольствие и азарт – проделать всё максимально чётко и чисто. Немного отдохнув, я спросил у мамы: Я: «А ты правда готова назвать нашу дочкой Пиздой?» Мама стыдливо опустила глазки. Теперь, сбросив пелену похоти и находясь в здравом уме, ей явно было стыдно за всё то, что она наговорила в своём предоргазменном угаре. Мама: «Ну, это было бы необычно. Только не реалистично: вряд ли нам позволят так назвать ребёнка, того и гляди проверяющие органы придут, родительских прав лишат...» Я: «Это да...» Мама: «А даже если и разрешат, представляешь, каково ей будет на улице? Со сверстниками? В школе? На работе? Пизда Ярославовна!» Я: «Хе-хе! Жаль, а мне бы хотелось так назвать нашу дочь. В этом была бы, не знаю, изюминка правды, что ли...» Мама: «Ну, если бы мы попали на необитаемый остров, где бы не было других людей, кто мог бы нас осудить, то вполне могли так назвать нашу дочь» Я: «А мы и тут сейчас, считай, на необитаемом острове! Людей вокруг нет, всё заброшено. Когда, наконец, начнут стройку – непонятно. Уже переносили пару раз» Мама: «Да... вот поэтому сейчас здесь, у меня в животе, она и Пизда. А как родится, всё же станет Верочкой» Я: «А могла бы стать Пёздочкой!» Мама слегка улыбнулась и стала гладить свой живот. Я: «Здесь тихо, никого нет, говори, что хочешь, кричи сколько влезет – не услышат. Когда я представлял, как мы снова сюда приедем и будем сидеть внутри, то часто думал: а что будет, если нас кто-то закроет в этом подвале и уйдёт? Ну, например, приедут, наконец, рабочие, начнут выгружать свои стройматериалы. Вряд ли мы захотим при них выходить наружу – пусть мы и одетые, но запах спермы и следы в подвале сразу выдадут с потрохами, чем мы тут занимались. Придётся затаиться. А вдруг они выделят этот сарай под какой-нибудь склад, поставят на крышку люка что-нибудь тяжёлое, какой-нибудь, ну, не знаю, мешок с цементом. И уйдут! Что мы будем делать? Крышку не поднять, орать практически бесполезно, даже если люди рядом с сараем будут стоять – не услышат. А рабочие могут за цементом далеко не сразу вернуться, через месяц, например! Что тогда? Мобильник внутри не ловит, еда с водой кончатся через день, свечи погаснут через полчаса... Сдохнем в темноте от голода, жажды и холода...» Мама улыбнулась моей выдумки, отложила свою еду в сторону и вновь стала по новой усаживаться на меня верхом. Член у меня ещё не успел упасть до конца, поэтому она, немного надрочив, с лёгкостью сунула его себе в вагину. Мама: «Я бы сказала, что нам придётся с тобой постоянно трахаться! Пусть в темноте, зато согреемся! Насчёт воды – будем по очереди писать друг другу в рот! Насчёт еды – будешь кормить меня своей спермой! Между прочим, она очень калорийна и хорошо насыщает организм. А ты – будешь питаться моими соками, они же тебе так нравятся!» Мама стала опять трахать меня сверху, утыкая моё лицо в свои набухшие беременные груди. Я: «Идея интересная, но вряд ли осуществимая – я не смогу так часто кончать, чтобы прокормить тебя. Да и ты – сколько же тебе надо оргазмов, чтоб накормить меня хотя бы раз? Быстро выдохнешься!» Мама: «Женщины могут кончать много-много раз подряд! А что же до твоей спермы, не волнуйся, мама об этом позаботится!» Мы ебались с мамой уже ночью, зимой, в закрытом погребе заброшенной деревушки под снос. Вокруг нас не было ни души, можно говорить, делать и вести себя, как угодно. Никто не наругает, никто не осудит, никто не запретит. Конечно, вряд ли мы действительно хотим, чтобы нас с ней закрыли тут на самом деле и едва ли мы сумеем выжить, воплощая собственные развратные мысли по пропитанию в реальность. Но... как же приятно трахаться с собственной матерью, представляя всё это! В последнее время я много думаю о том дне, полгода назад, перевернувшим всю нашу жизнь: похищение, изнасилование, моё предательство... Раньше я полагал, что именно изнасилование матери на глазах сына, а затем и добровольно-принудительное сношение с ним, заставили её сломать рамки приличия, позволили вытерпеть все его последующие домогательства и изнасилования у нас дома, смириться с ними и принять в себе навязываемую ей роль сексуальной рабыни. Я всегда думал, что в тот день изнасиловали маму, однако теперь мне кажется, что на самом деле тогда... изнасиловали меня. Изнасиловали мой разум, мой неокрепший ум. И так до этого упивавшийся многими годами мастурбации, часто пребывающий в фантазиях о жёстком сексе с собственной матерью, я был очень уязвим для внешнего воздействия. Это не маму тогда изнасиловали на глазах сына - это на моих глазах изнасиловали мою мать. Будучи к тому моменту очень неравнодушным и чувствительным к этой теме, показанный мне тогда воочию разврат с моей матерью, выпустил похоть, копившуюся во мне годами, и окончательно сорвал мне крышу. Да, это меня изнасиловали тогда, изнасиловали мою личность, выпустив на свободу таящегося внутри меня садиста и насильника. Точно так же, как мама никогда не опустилась бы до разврата, если бы её не принудили, так и я никогда не решился бы выпустить своего тёмного похотливого монстра в реальность. Однако... это произошло. Я всё думаю, в какой конкретно момент это случилось? Явно не тогда, когда я стал насиловать свою мать дома, нет! Это всего лишь следствие перемены моей личности! Произошло всё гораздо раньше, в тот самый день, в день похищения. Но когда именно? Когда я задумал и воплотил насилие над своей матерью, выбросив ножовку, и, тем самым, сознательно обрёк маму на мучения? Или это произошло во время нашего с ней троекратного соития? А, может, ещё раньше, когда я с наслаждением удерживал мамины ноги растопыренными, пока ей через боль в матке засовывал в пизду куклу ботинком Санёк? Что ж, возможно тут доля правды в каждом из вариантов, а возможно и ни в одном из них. Лично я думаю, что решил встать на «скользкую дорожку» ещё чуть раньше, когда меня заставили удерживать мамины руки у пола, пока Васёк мучительно мял маму за сиськи и болезненно «доил» её за соски. Я ведь тогда... её упустил. За что и получил от Санька заслуженный удар кулаком в лицо. Не знаю, может, я просто засмотрелся на мамину болтающуюся грудь и потерял концентрацию или я выпустил её руки из-за того, что всё происходящее казалось мне диким... в одном я уверен точно – именно после этого момента, именно после удара Санька, во мне что-то щёлкнуло, и я набрался смелости и решимости в последующем крепко удерживать мать во что бы то ни стало. Я... затаил на неё обиду, я стал винить её, винить за всё. Не только за то, что она в тот момент умудрилась вырваться, хотя нас предупреждали, что тогда меня ударят, нет! Тут, как раз, ничего удивительного нет, ведь маме было больно, её соски нещадно драли и выкручивали, и она действовала машинально, вырываясь и отчаянно прикрывая их. Я стал винить её за всё просто потому, что это стало последней каплей, окончательно сформировавшей картину её сущности у меня в мозгу. Эта женщина, моя мать – именно она виновата в том, что с нами происходило. Именно она была виновата в сложившейся ситуации. Если бы не её параноидальное стремление лезть во всё и ко всем со своим мнением и нравоучениями, ничего бы из этого не произошло. Её бы не похищали, не насиловали, а меня не били. Но ты такая, какая есть, мама, ты... испорченная, ты себя плохо вела раньше и продолжаешь плохо вести сейчас. А значит, нет ничего удивительного в том, чтобы тебя наказать. Да, именно! Наказать, мама. Тебя нужно наказать! Ты это заслужила! Ты всё это заслуживаешь! Ты сама виновата! Мне кажется, именно эта родившаяся тогда мысль, что моя мать заслуживает всяческого наказания, и привела ко всем моим нелицеприятным поступкам в тот и во все последующие дни. Именно поэтому, уверившись в сошедшем на меня откровении, я стал крепче держать мамины руки, пока ей продолжали мучить сиськи, а затем я так же крепко держал ей растопыренными ноги, пока её насилуют куклой. Я просто наказывал свою маму, наказывал потому, что считал, что она этого заслуживает. Наше сношение с ней лишь убедило меня в моей правоте, показало, какая же моя мать лицемерная двуличная тварь, ведущая себя порядочно лишь на людях. Потом мужчины, твои насильники, ушли, однако я, твой сын, не ощутил, что ты наказана в достаточной мере! Всё так же старалась себя прилично вести, прикрывая ладонями растраханное лоно и болтающееся вымя, с упрёком зачитывала надпись на моей спине о том, что я помог изнасиловать свою мать за 500 рублей, попрекала меня тем, что я же не женщина, и не знаю, каково это, когда что-то большое и длинное больно упирается в матку... Даже рассердилась на моё предложение обратиться в милицию, выдав, что они увидят во мне насильника, соучастника. Собственно, как это и видела сама мама. Та, что самозабвенно сношалась с собственным ребёнком! Та, что от своей похоти кончила в тот день аж четырежды! И ты ещё имела наглость меня поучать? Лживая двуличная дрянь! Нет, мама, твоё наказание не должно закончиться с уходом мужчин. Ещё рано! Ты ещё недостаточно страдала! Именно поэтому я и выбросил ту ножовку. Именно поэтому в мыслях и желал, чтобы ты мучилась писечной болью, идя в своём костюме, чтобы твой «корсет» расстегнулся в толпе на глазах десятков людей, обнажив твою истинную сущность. Желал, чтобы они ещё раз тебя изнасиловали и жёстко оттрахали. Потому что ты! Этого! Заслуживаешь! Я не смог успокоиться и позже, дома, когда всё давно закончилось. Именно из-за этого я стал искать в интернете секс-картинки с изображением жесточайшего секса на них и приделывал к ним твоё лицо. Это хоть немного утоляло мою жажду твоего наказания. Однако, когда ты застукала меня, когда ты в очередной раз... стала той самой стервой, выносящей мозги и выговорила мне всё то, что думаешь обо мне и обо всём произошедшем в подвале, я не мог более сдерживаться и ограничиваться лишь своей фантазией. Воображение не накажет и не исправит тебя настоящую, так что нужно от мыслей переходить к делу! Ты будешь моей, мама! Ты будешь моей шлюхой, моей проституткой, моей рабыней, моей дыркой! Я буду мучить, использовать и наказывать тебя в той мере и объёме, в каком посчитаю нужным! Хватит тебя жалеть, хватит с тобой сюсюкаться. Пора серьёзно взяться за твоё воспитание и сделать из тебя настоящую нормальную женщину, умеющую правильно распоряжаться своей пиздой и знать своё место! Закончится ли когда-либо твоё наказание? Не знаю. Думаю, пока я не выбью из тебя всю дурь, пока не сделаю из тебя покладистую шлюху и извращенку, мечтающую всецело сношаться с любым фаллическим предметом, независимо от ситуации, жаждущую этого и принимающую себя, падшую, похотливую и развратную, как таковую – я не успокоюсь. Не успокоюсь, и не дам покоя тебе. Даже если мне всей жизни не хватит, чтобы погрузить тебя на заслуженное дно, я хотя бы постараюсь максимально низко тебя туда опустить. Это твоё наказание, твоё истинное место в жизни и твоя судьба! Никто тебе не поможет, никто тебя не спасёт. Ты моя! И теперь я сделаю из тебя человека. Сделаю из тебя настоящую женщину! Я тебе это гарантирую!