О несчатных членодевочках замолвите слово: пролог

Я родилась непримечательным осенним днем в Петербурге. День был непримечателен всем, и только мое рождение — странное по всякому — не давало ему быть непримечательным полностью.

Дело в том, что я родилась гермафродитом.

...

Тьфу! Какое тяжелое слово! Слушать его не хочу, а ведь приходилось...

Ладно. Есть такое заимствованное японское словечко — футанари. Буду использовать его.

Так вот, я родилась футанари. Думая об этом сейчас, удивительно, насколько несложно и беззаботно протекало мое детство; мое странное тело не представлялось мне странным целых одиннадцать лет. Моя «пиписька» была двойной — ну и что? Ведь во всем кроме этого я была обычной, непоседливой девочкой. Высокой не по годам, живенькой девочкой...

Хорошо было тогда.

А когда мне стукнуло двенадцать, по мне ударило половое созревание. Да куда там ударило!

Оно завело меня в угол и избило ногами, вот что оно сделало.

Я — и без того высокая не по годам — вытянулась еще сильнее. Стала закругляться во всех правильных местах. Грудок мне не отвесило почти никаких, но зато у меня были красивые ноги, длинные и с приятнейшим изгибом мягких бедер...

Но ведь у меня есть еще член.

И он рос. Рос, и рос, и рос.

Когда мне было одиннадцать, он болтался маленькой колбаской. Когда стукнуло двенадцать — он стал раздуваться на глазах. Перешел десятисантиметровый отрезок к октябрю — и продолжил... к декабрю он болтался уже сантиметров на тринадцать, к тринадцатилетию висел на двадцать, а когда рост закончился в мои судьбоносные шестнадцать лет, он измерял чудовищные тридцать восемь сантиметров, и был огромным, пульсирующим чудовищем, с головкой, похожей на красныл кулак, и каждая вена на нем ритмично раздувалась в такт сердцебиению...

А ведь я была всего лишь девчушкой! Не девушкой еще даже!

Черт, эта штука сделала мою жизнь адом.

Джинсы — да что там, любая облегающая одежда для ног — были мне противопоказаны. Бугор на них выглядел так, словно Маша — так меня, к слову, зовут — забыла за ширинкой баклажан. Даже в юбке мне приходилось пристегивать монстра к внутренней стороне бедра и притворяться, будто прихрамываю...

А ведь часто и прихрамывала. Если глаза случайно задерживались на красивой форме груди за блузкой или на привлекательном мужском лице, я разве что инвалидом не становилась — так агрессивно мое чудовище тянулось к небу.

Я быстро поняла, что ни один мальчик — или даже мужчина — даже рядом со мной не стоял, когда дело касалось размера члена. Хорошо, что я узнала про это в лагере, где не случилось моих одношкольников — потому что то, что про меня говорили, заставляло меня ночами хныкать прямиком себе на эрекцию. Гордости мне этот факт не принес никакой — только больше горечи...

И таких проблем было не просто много — их было бесконечно много. Да их и сейчас — только больше...

Но хуже всего — мое либидо.

Оно бесконечное. Когда в тринадцать я от скуки обнаружила мастурбацию, мой первый опыт продолжился три часа. Он открыл мне глаза — в разы шире, чем моя первая, пренеприятнейшая менструация. Я сжимала руку на члене, и дергала, дергала, дергала. Болели ладони, слезы текли из глаз ручьем, но я кончала без конца...

Прямо на постельное белье.

Ох, как мне досталось тогда...

Родители поимели со мной серьезный разговор. Про пчелки, пестики и, неловко и заикаясь, про пчелки с пестиком. Про то, что лучше эту штуку «не трогать». Но было уже поздно... джинн сексуального самопознания покинул бутылку, как пробка от шампанского.

Я убегала с уроков, чтобы подрочить. Я принимала «ванные», чтобы подрочить. Я тактично уходила в кустики в гулянках с друзьями, чтобы отстрелить еще, и еще, и еще.

Каждый день. Иначе меня трясло. Я становилась тверже стали, мои яйца раздувались и плотнели одновременно, и водянистая предконча лилась рекой...

Я тех пор я поумнела, научилась лучше себя держать и всякое такой, но основа проблемы никуда не делась. Мое либидо безгранично. Когда я кончаю, я заполняю стаканы. В множественном числе. Я могу дро... мастурбировать часами напролет...

Сейчас мне двадцать два. Я не сильно поменялась: в меру красивая, высокая — даже с легким излишком — девушка приятной фигуры с напрочь отсутствующей грудью; у меня не самое некрасивое лицо с красивыми даже губами и изящным носом, и только глаза смотрят из-под бровей виновато... не знаю даже, почему.

И мой член — мое чудовище — все еще со мной. Куда денется.

Я мастурбирую каждый день — раз по шесть, каждый раз, когда сбегаю «в туалет». Когда я заканчивая кончать, тяжелой, густой, как сгущенка, спермы в унитазе так много, что ее проблематично спустить. Дома, в своей тесной, предоставленной во временное пользование московской «однушке», я дрочу, принимая ванные, или перед сном, и, если честно, плачу, потому что не могу прекратить, ведь хочу... хочу...

Хочу парня! Или девушку! Хочу попробовать секс!! У меня его никогда не было!! Почему ты сделал меня такой, боженька? Почему я не могу быть просто девушкой, которая могла бы раздвинуть ноги перед первым же членом, и получить его?! Надоело быть девственницей!! Не могу больше, не могу!! Дай мне уже хоть кого-нибудь, а?!

... прошу прощения. Не сдержалась.Вот... вот так проходят мои дни. Университет обошел меня стороной — пока, по крайней мере, и я работаю на скучной, офисной работке, и самый яркий момент моих будней — это взрывы спермы в рабочем туалете, когда я зубами закусываю офисную блузку, чтобы не начать истошно стонать...

Я не знала тогда, что мои молитвы были услышаны, и что скоро моя жизнь — жизнь Марии, нескладной офисной мышки-девственницы с почти полуметровым членом над нетронутой розочкой вагины — скоро радикально изменится.