Пленный машинист

Отрывок моего рассказа "В плену Железного орла"

Через небольшое окошко луна хорошо освещала скромное убранство вагона. За этот день Никита очень устал, но заснуть не мог. Он лежал на жёсткой скамейке, бесцельно смотря в потолок. Внезапно дверь в отсек открылась, и вошёл главный. Включился свет, и офицер прямиком прошёл к клетке с парнем. Немец не был удивлён, что юноша так и оставался обнажённым, но всё-таки спросил об этом.

- Почему ты до сих пор не одет, а сидишь обнажённым, как дикарь? - строго, но без злобы в голосе спросил немец, открывая дверь в клетку.

Никита молчал. Он встал по стойке смирно, скромно прикрыв руками своё мужское достоинство, опустил взгляд в пол.

- Я не желаю одевать военную форму своих врагов, - чётко ответил он.

- Я принимаю твой ответ, но могу заверить, что иной одежды для тебя у нас нет. Так что хочешь ты того или нет, но тебе придётся её одеть, и лучше для тебя будет, если ты сделаешь это сам, - сказал Краузе.

Парень ничего не ответил, просто молча смотрел в пол. Рольф снял чёрную кожаную перчатку и двумя пальцами взял его за подбородок, подняв лицо юноши на себя. Немец оценивающе смотрел на него, и по искрящемуся взгляду было видно, что Никита ему нравился. Большие чистые голубые глаза, светлые волосы и чёткие контуры скул делали лицо парня не только красивым, но и выразительным.

Немец задумчиво отошёл в сторону и ещё раз взглянул на парня.

- Зачем я вам нужен? - спросил Никита, подняв взгляд.

Рольф ухмыльнулся и присел на стол.

- А ты мне нравишься, - лукаво улыбаясь, честно признался он.

- Именно поэтому меня не убили каратели, как убили всех на станции Танга и в Франковке?

Краузе стыдливо опустил взгляд.

- Нет, не поэтому, - немного помедлив, ответил он. - То, что произошло на Танге, это звериная жестокость Маленкевича. Видит Бог, я не хотел этого. Генерал Блок дал чёткие распоряжения Маленкевичу минимизировать потери среди местного населения, но Маленкевич и его банда убили всех. Они убили бы и тебя, если бы ты не попался мне на глаза. Я не должен тебе всего этого говорить, но я хочу быть честен с тобой, я хочу, чтобы ты мне доверял.

- Вы поэтому сожгли их? - спросил юноша.

- Да, поэтому. Я понимаю, что из моих уст это звучит дико, но я не сторонник пролитой крови, тем более невинно пролитой. Маленкевич и его каратели были нелюдями, недостойными жить. Они выполнили для меня свою работу, но сделали это грязно и недостойно, а мы этого не любим. Я сделал небольшой подарок русским. Я думаю, глядя на ту кучу пепла, они будут долго гадать о причинах моего поступка. Как ты считаешь, я поступил правильно? - пытливо спросил немец

- Что вы теперь будете со мной делать? Увезёте в плен, в концлагерь? Если так, то лучше убейте прямо сейчас! - самоотверженно добавил он.

Рольф загадочно улыбнулся.

- Нет, малыш. Стал бы я с тобой возиться, чтобы отобрать у одних нелюдей и сдать другим? Ты мне нужен совсем не для этого. Я же тебе уже сказал, что ты мне нравишься.

Парень непонимающе смотрел на врага, ожидая, когда тот пояснит, что значат эти его слова.

- Скажи, у тебя была девушка? Ты спал с ней?

- Нет, ни разу, - изрядно покраснев, честно признался Никита.

- Иногда так бывает, что мужчине нравятся не девушки, а парни или и те, и другие. Мне больше нравятся парни, чем девушки, именно поэтому ты здесь.

Никита смутился. Он слышал о таком, даже сам был свидетелем того, как ещё в паровозном училище ребята постоянно унижали одного смазливого паренька и говорили, что он сосёт пацанам, считали его изгоем и отбросом. Сам Никита никогда с ним не общался и никак к этому не относился. Он считал это позорным и не более того, больше он вообще не думал об этом. Его привлекали некоторые девчонки, но в училище их не было, а на улице знакомиться парень не решался. Потом началась война, и всё полетело к чёрту, стало совсем не до того. Парень не мог поверить, что статный немецкий офицер и изгой из училища могут быть одного поля ягодами. Как такое возможно, он не понимал, но считал это неправильным...

Вдруг он поймал себя на мысли, что перед ним стоит враг, а враг и должен быть хуже самого низкого изгоя. Никита пристально посмотрел в улыбчивое красивое лицо молодого офицера, и оно никак не походило на лицо врага. Когда враг таится в таких красивых людях, как Краузе, это наталкивает на мысль, что война ещё подлее и коварней, чем казалась до этого.

- Что я должен делать? - наконец выдавил из себя парень.

- Ничего... - немного помедлив, ответил немец. - Ничего такого, чего бы ты не смог сделать, не будь этой войны. Ты должен просто любить меня, - наивно пояснил Рольф.

- Любить? Вас?! - уточнил Никита, выделяя каждое слово, посчитав, что ослышался. - Вы враг! Я ничего не могу питать к врагам, кроме ненависти! - вновь пафосно ответил юноша, чем только рассмешил немца.

- Какой же я тебе враг? Ну разве я похож на врага? - словно читая мысли парня, насмешливо ответил немец, снял фуражку и пронзительно на него посмотрел.

Никита ещё больше засомневался.

- Если не враг, тогда отпустите меня!

- И куда же ты пойдёшь? - поинтересовался офицер.

- Я к своим пойду, я пойду Родину защищать!

- К своим? - усмехнулся тот. - Нет у тебя больше "своих"! Для "своих" ты предатель, сдавшийся врагу живым! - прогуливаясь по вагону, рассуждал он. - Ты оказываешься в тылу врага без оружия. Вернуться к "своим" значит попасть под трибунал и уехать в Сибирь. Но это только в том случае, если ты доберёшься до них живым, а это очень маловероятно. Скорей всего, первый же караульный или полицай пустит тебе пулю в лоб, и на этом твой путь будет окончен

Парень угрюмо молчал, не находя ответа. Он знал, что офицер полностью прав, что именно так оно и будет, но он понимал, что если останется в этом поезде, то станет пособником врагов. "Да ведь я уже им стал, когда привёз тех нелюдей на станцию Танга, - подумал Никита. - Что дальше? Надеть эту форму и стать куклой в руках влиятельного врага? Эх, неплохо было бы угнать у них поезд и вернуться к "своим", может быть, тогда его простят, а может, даже наградят. Да только как это сделать, когда он в клетке, а в соседнем вагоне 30 головорезов. А может быть, действительно нужно подыграть немцу, может быть, тогда появится возможность претворить свои планы в жизнь. В любом случае, на жизни уже можно поставить крест!"

- Что ты скажешь мне в ответ? - спросил немец у задумавшегося парня.

- Я... Я не знаю, - робко ответил Никита. - Я понимаю, что всё, что вы говорите, это правда, но я не могу стать предателем! Я люблю свою Родину, люблю свою мать, как я буду жить после этого!

- Поверь, иногда лучше оставить Родину и сохранить жизнь, чем положить свою жизнь в бесславной и бессмысленной попытке вернуться на Родину, - сказал Рольф, положив руку на плечо парню. - Пройдёт время, и если ты захочешь, то вернёшься сюда, - когда война будет окончена, но сейчас у тебя нет никакой возможности помочь своей Родине. Ты ещё совсем молод, и ты должен жить. Я не такое чудовище, как ты мог подумать. И если ты будешь со мной нежен, то и я буду с тобой ласков, моя прелесть...

Рольф подошёл близко к Никите и склонился к его губам. Губы немца нежно слились с ними, отчего парня пробил озноб и он содрогнулся всем телом. Нацист это почувствовал и сильней обнял его. Своим языком он настойчиво раздвигал губы Никиты, тот поддался напору, и вот немец уже ласкал язык юноши.

Парень стоял, не решаясь пошевелиться. Враг слился с ним в поцелуе, но он совсем не вызывал отвращения. Юноша никогда раньше не целовался, оттого этот первый его поцелуй был чем-то необычным и доселе неизведанным. Даже то, что он целовался с мужчиной, терялось на фоне общей эйфории от процесса, и на мгновение забылось всё, чем он жил последние сутки.

Умелые руки Рольфа гладили тело парня, грудь, живот, они настырно отодвинули две руки Никиты, прикрывавшие пах, и завладели его мужским достоинством юноши. Слегка набухший, довольно крупный член паренька, попав в ладонь немца, тут же стал набирать размеры и через минуту был уже полностью готов к бою и обильно сочился смазкой.

Рольф губами впился в шею Никиты, и тот тихонько застонал, полностью растаяв в сильных мужских руках. Скользя языком по груди и животу парнишки, немец наконец достиг того, о чём мечтал со времени их первой встречи, и жадно заглотил член парня, наслаждаясь его вкусом и возбуждающим запахом. От настойчивых ласк губ и языка Краузе Никита застонал ещё громче, но, словно устыдившись своего стона, прикусил нижнюю губу и запрокинул голову назад, буквально почувствовав, как с его конца в рот немцу вытекает обильная порция смазки.

То, что делал немец, было верхом орального мастерства. Он просто наслаждался юношей. Плотно обхватив крупный член губами, он жадно сосал его, чувствуя, как парень вот-вот кончит от удовольствия. Впрочем, долго это продолжаться и не могло, и уже через пару минут орального удовольствия Никита начал импульсивно разряжаться в рот немцу. Рольф был только рад этому и с удовольствием сглатывал горячую юношескую сперму, продолжая сосать, упиваясь его соками.

Никита впервые испытал подобный бурный оргазм. Удовольствие от дрочки не шло ни в какое сравнение с этим, и обессиленный парень едва ни упал на скамейку. Снизу на него смотрели хитрые, коварные, но удивительно красивые зелёные глаза Краузе, который не выпускал член парня изо рта. Никите очень захотелось запустить свою руку в шевелюру чёрных как смоль волос, что он и сделал, а немец только улыбнулся и продолжил облизывать член. Парень не мог поверить в то, что такое возможно и что у его ног, ног простого русского паренька, сына машиниста и учительницы, может лежать молодой вражеский офицер и слизывать сперму с его члена. Никита на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, увидел перед собой красивое лицо немца, его тонкие губы, искривлённые в лукавой усмешке, а после снова ощутил этот сладкий поцелуй со своим врагом. Даже вкус спермы не сделал его менее сладким или желанным. Парень невольно обвил руками шею Рольфа, не желая его отпускать.

Ночь они провели в одной постели в вагоне офицера. Для Никиты это была самая прекрасная ночь в его жизни. Наконец, после бурного секса, обессиленные, оба уснули.

Никита проснулся, едва первые лучи солнца стали пробиваться сквозь густые занавески вагона...