По следам аполлинера

По следам Аполлинера.

10. Сима, жена управляющего.

Оказавшись в постели, я пытаюсь подумать над этим самым, для меня самым насущным вопросом, что же мне делать. Но в голове был какой-то сумбур: хозяйка и тётушка, их дочери, от кого следует ожидать большего благоприятствования моим планам? Скрывать ли свои ухаживания за ними или, наоборот, действовать открыто, а в случае расспросов и прихвастнуть? Жаль, что нет Жоры, чтобы посоветоваться с ним...

Проснувшись утром, я вспоминаю о беременной сестре управляющего, и думаю, придёт ли она или нет. Услышав, что кто-то поднимается по лестнице и, не сомневаясь уже в том, что это именно она, решаюсь устроить ей представление: откидываю одеяло, вытягиваюсь на спине, задираю подол рубашки и притворяюсь спящим.

Но вместо Дуси появляется другая женщина. Сквозь прищуренные веки вижу, что ей лет 35 и что она ни дурна, ни хороша собой — высокая, худая, со смуглым от загара лицом и чёрными глазами и волосами. Придя к выводу, что её, пожалуй, стоит и употребить, я продолжаю лежать, не шелохнувшись... Наверняка она повидала достаточно пипок, и, стало быть, ничего не случиться, если взглянет и на мою... Жора утверждает, что женщины в таком возрасте наиболее горячи... И кто знает, может, она окажется именно такой и не станет возражать, когда её попросят о подобного рода услуге?

Поставив принесённое ею кофе на столик, женщина оглядывается и замечает выставленное мною орудие. После минутного замешательства на лице её появляется какое-то выражение, в коем наряду с удивлением я замечаю и любопытство и даже какое-то удовольствие. Кашлянув, очевидно затем, чтобы меня разбудить, она подходит к кровати, а я, будто ещё во сне, делаю потягушки, причём так, так что хозяйство у меня торчит уже совсем бесстыдно. Задержавшись на миг, она набрасывает на меня одеяло и говорит:

— Ваш кофе, барин.

— Доброе утро, — отвечаю я, открыв глаза. — Кто вы? И где Дуся?

— Я её невестка... Её сегодня нет, и мой муж, управляющий этим имением, попросил меня заменить её. Тем более что это вообще-то входит в мои обязанности.

— Прекрасные у вас обязанности! — восклицаю я, выскакивая из постели и обнимая её. — Да и сами вы замечательно выглядите!... Самая красивая здесь...

Пока она слабо протестует, я просовываю руку ей под юбку и обхватываю пальцами её поросшую густой шерстью мохнатку, нащупываю отверстие и просовываю туда палец. Вначале сухая (Жора говорил, что так у всех пылких женщин), щель под его воздействием быстро увлажняется, а клитор твердеет.

— Да что это на вас нашло?... Вы мне делаете больно... Прекратите! Вдруг мой муж об этом проведает?

— Он что, где-то тут рядом?

— Нет, но вдруг по какому-то делу появится здесь... Да и золовка может заявиться... Хватит!... Нас сейчас кто угодно может потревожить — ваша мама, хозяйка... Они давно уже на ногах.

Лучше сделаем так: я вернусь сегодня вечером, мой муж уедет в Москву на два-три дня...

С этим обещанием я её отпускаю и, облачившись в Жорин халат, сажусь пить кофе, а она принимается убирать мою постель.

— Как вас зовут? — интересуюсь я. — Расскажите о себе.

— Сима.

— А полностью?

— Серафима Сергеевна. С молодости работала у Марии Александровны горничной, а мой будущий жених был лакеем у Константина Константиновича, её мужа. Он был тяжело ранен на войне, контужен, у него отрезали ногу. Хозяева взяли его к себе обратно, а так как управляющего забрали в армию, стал исполнять его обязанности. Теперь у него неплохие сбережения, так что вместе с окладом — его и моим — могли бы жить и сами по себе... Но привыкли к такой жизни, прилепились к Ульманам...

— А где ваше жильё? В деревне?

— Ну что вы! В соседнем доме. Взгляните в окно: верх из пяти комнат хозяева обычно сдают на лето дачникам, только в этом году ни с кем ещё не удалось сговориться; а в полуподвале — мы с детьми...

— И сколько же у вас детей?

— Трое: мальчик 18 лет и две девочки 18 и 18 лет... Вы допили кофе? Ну давайте я отнесу чашку с блюдцем на кухню.

— Итак, до вечера?

— До вечера.

После завтрака я уединяюсь в библиотеке и принимаюсь за чтение мемуаров Казановы. Но это увлекательное занятие прерывается мамашей, тётушкой и хозяйкой, зачем-то заглянувшими туда и выразившими крайнее удивление тем, что я в такую хорошую погоду сижу здесь:

— Почему ты не в купальне?

— А что, надо? — спрашиваю я с глупым видом, лишь бы что-нибудь сказать, и тороплюсь забраться на стремянку, чтобы спрятать заветную книжицу. — Погода, говорите, хорошая? Так я сейчас же собираюсь и бегу на речку...

— Ты опоздал, — напоминает мне маман. — Теперь наше время купаться... Но всё равно, выйди отсюда, нам надо кое о чём обмолвиться.

Я покидаю их, прохожу по коридору, спускаюсь с крыльца, но увидев сидящих на лавочке и о чём-то оживлённо беседующих девиц и Петю, сворачиваю в их сторону и спрашиваю:

— Итак, что будем делать?

— Нас ведут купаться...

— А моё время уже прошло, и я не знаю чем заняться. Пожалуй буду сам с собой играть в разведчики и тайком следить за вами... Так что имейте это в виду, когда окажетесь на речке.

— И откуда же ты будешь за нами подсматривать? — спрашивает Вера.

— Причём, оставаясь нами незамеченным? — добавляет Оля.

— Ещё не знаю. Но у меня есть время, пока наши мамы совещаются, чтобы сбегать окунуться, а потом поискать подходящий наблюдательный пункт.

— Если завтра погода будет такая же хорошая, — говорит Вера, — надо что-то сделать, чтобы наши мамы не смогли пойти с нами купаться...

— Это было бы здорово! Но согласятся ли они отпустить вас одних?

— Попробуем уговорить, — заявляет Оля.

— Ура! — восклицает Надя и обращается ко мне: — А ты, Саша, будешь с нами купаться, учить меня плавать?

— Если мне будет позволено, то с удовольствием! — отвечаю я, целуя её под удивлёнными взглядами Веры и Оли, после чего оставляю их всех.

Спустившись вниз по деревянной лестнице, я раздеваюсь догола, ныряю, переплываю купальню туда и обратно, быстро одеваюсь и через плотину бегом переправляюсь на противоположный берег. Там мне приходится пробираться в таком густом кустарнике, что с трудом удаётся найти местечко, где можно было бы удобно присесть, оставаясь незамеченным, и откуда можно было бы смотреть за тем, что будет происходить в воде и на берегу. Ждать приходится долго. Но вот до меня доносятся голоса спускающихся по лестнице. Когда все они оказываются на покрытой травой полянке, я вижу всех без исключения дам и их дочерей, включая дылду Лику. В таком многолюдии разобрать, кто с кем и о чём говорит, абсолютно невозможно, да и видеть, как идёт раздевание тоже затруднительно: уж слишком высоко по сравнению с моим наблюдательным пунктом оказывается то место, где они начинают располагаться.

И всё же через какое-то время они одна за другой появляются на краю обрыва и начинают спускаться к воде, а некоторые из них, поболтав в ней ногами и убедившись, что она тёплая, входят в неё сначала по колена, потом опускаются глубже, брызгаются, радостно кричат, — и большие тёти и маленькие детки, а хозяйка, присев по горло, кидается в плавь и после дюжины гребков оказывается на этом берегу, встаёт на ноги, чтобы отдышаться, поворачивается и плывёт назад, а потом снова возвращается.

На этот раз она больше чем наполовину выходит из воды, поворачивается к другим и зовёт их к себе. Девочки и Петя не откликаются,...