Преступление и наказание часть 44

Река Гудзон величественно текла в сторону нью-йоркской гавани. Вид с сорок четвертого этажа высокого офисного здания в Вест-Сайде захватывал дух, когда Эдвард Кинкейд, губернатор Нью-Йорка, смотрел из окна своего кабинета на древний водный путь. Гудзон сформировался в результате таяния ледников более десяти тысяч лет назад. Как река, он был скорее пальцем океана. Океанский прилив доходил на север до Покипси, города, расположенного в середине долины реки, а иногда и дальше. Теперь с повышением уровня моря океан и река угрожали жизни и благосостоянию миллионов людей, живших и работавших в большом городе, расположенном ниже офиса губернатора. Кинкейд вообразил себя спасителем своего города, но, как всегда, его ожидания превышали его возможности.

В это воскресенье он находился в своем кабинете в присутствии четырех самых влиятельных людей в правительстве штата. Спикер Ассамблеи штата, лидер большинства в Сенате штата, генеральный прокурор и многословный и напыщенный Харви Миллхаус, главный судья Апелляционного суда Нью-Йорка, странного названия для высшего судебного органа штата. Темой, которая собрала этих влиятельных людей вместе, был последний промах.

Харви объяснял в своей самой скучной манере, почему Суд не мог заранее заявить, что конкретный законодательный акт является неконституционным, другими словами, почему он не будет подставлять свою шею, дабы спасти партию и, в частности, губернатора от того, чтобы выглядеть глупо и лицемерно. Губернатор посещал занятия Харви по правонарушениям в Гарварде, и там он был таким же скучным, хотя и несколько более полезным.

— Хорошо, Харви, мы поняли. Мы «сидим на своей собственной петарде», и ты не собираешься помогать нам с нее сойти, - сказал спикер Стэнли Шварц.

— Ну, я просто не могу, - ответил Харви.

— Это все моя вина, - сказал Пол Девенбек, лидер сенатского большинства.

— Хватит себя корить, Поли, такое случается. Республиканцы так долго были у руля в вашем доме, что вы, ребята, отвыкли от практики, - сказал спикер.

В течение многих лет республиканцы удерживали в сенате штата незначительное большинство в соответствии со сделкой, позволявшей сделать верхнюю палату республиканской, а нижнюю - демократической. При этом не имело значения, в пользу какой партии подавались голоса на тех или иных выборах. Стороны в своей сделке находили взаимную выгоду, обеспечивавшую власть, по крайней мере, в одной палате правительства каждой партии, независимо от того, к чему склонялись избиратели.

Когда однажды ночью сенатор штата Марк Хоффман привез свою жену, прожившую двадцать семь лет, в отделении скорой помощи Mеrсy Gеnеrаl, избитую и истекающую кровью, она утверждала, что упала с лестницы. Персонал больницы ей не поверил и сообщил об издевательствах. Ничего не случилось! Окружным прокурором был брат сенатора.

Республиканский Сенат штата принял специальный законопроект о назначении для расследования этого инцидента независимого прокурора. Одним из немногих демократов от штата в сенате был Хоффман. На это отреагировала Ассамблея под руководством Стэнли Шварца, ветерана самых жестоких и грязных сражений в политике бруклинского клуба.

Законопроект Ассамблеи предусматривал назначение специального прокурора для расследования деятельности государственных выборных должностных лиц, «коррупционного Царя». Нужно быть дураком, чтобы голосовать за такой законопроект. Поэтому каждая палата приняла свой законопроект. Ассамблея демократов могла бы сказать, что они приняли законопроект о расследовании, а республиканцы отказались его подписать. Республиканцы же могли заявить, что законопроект демократов был фикцией. Все было хорошо, пока от рака груди не умерла Шерри Смит.

По мнению Стэнли, Шерри была великой дамой. Она была республиканкой, но он всегда ладил с тучной чернокожей женщиной, над которой подшучивал по поводу ее веса, а она отвечала ему тем же. Она хорошо относилась к женским вопросам и правам меньшинств, но была невероятно консервативна. Она удерживала округ в Буффало силой своей личности. Он должен был повернуться в другую сторону, но она не позволила. С раком она боролась столь же упорно, но проиграла.

Потом был этот урод Плизли, Франклин (не Франк) Плизли был самодовольным идиотом, избранным только благодаря тому, что занимал самое значимое республиканское место в обеих палатах. Он умер в борделе от сердечного приступа, хотя в прессе об этом никогда не сообщалось. Его смерть означала проведение двух специальных выборов. Но республиканцы могли проиграть не больше одного.

Не желая рисковать, на место Плизли была выдвинута консервативная христианка, мать троих мальчиков. Ей было около сорока, стройная, брюнетка с привлекательной фигурой. Не восторженная красавица, но очень симпатичная и внятная. Эксперты говорили, что Сара Монк, жена доктора Монка, челюстно-лицевого хирурга, не может проиграть. К сожалению, она проиграла.

Сара была матерью, сидящей дома, которая поддерживала консервативные идеи как финансово, используя деньги мужа, так и будучи волонтером в избирательной кампании. Она была избрана в местный школьный и городской совет. Именно на этой последней работе она познакомилась с гораздо более молодым адвокатом, и между ними завязалась короткая интрижка. Она была незначительной и закончилась, но, к сожалению, в век сотовых телефонов и селфи все еще существуют фотографии.

За три дня до внеочередных выборов в сеть попали фотографии Сары Монк в обнаженном виде. Скандал разразился слишком близко к выборам, чтобы можно было устранить последствия, и последней туфлей, которая упала, стала бывшая жена ее бойфренда, заявившая, что Сара стала причиной развода. В менее консервативном округе это, возможно, не имело бы такого значения.

Демократы были в восторге, получив контроль над Сенатом штата. Это продолжалось целый день. Уходящий лидер большинства представил на обсуждение вариант законопроекта о специальном адвокате, разработанный Ассамблеей, а затем сел на место. Если бы Пол Девенбек был более опытным, он мог бы удержать свою сторону и надавить на оппозицию, но он таковым не был.

Радикальные левые с его стороны палаты знали, чего хотят: расплаты. А лучший способ ее получить - принять законопроект о радикальной реформе. Лучшее, что смог сделать Пол, это внести в законопроект поправку, ограничивающую срок полномочий пятью годами. И вот законопроект, который не хотел принимать ни один здравомыслящий политик, лежал и ждал подписи губернатора. Законопроект, который он поддержал, когда был уверен, что не пройдет.

Последним в комнате был Сидней (Сид) Леви, генеральный прокурор, занимавший в Нью-Йорке выборную должность. Как Сид, самый честный и заботливый человек из всех, кого знали остальные, вообще был выдвинут на эту должность, оставалось загадкой, но здесь он сидел с четырьмя политическими акулами. Сиду было тридцать пять, он был отцом шестерых детей и мужем Рут, ортодоксальной еврейки, верившей в свою религию, исключая все, кроме своей семьи. Собрание проходило в воскресенье, потому что накануне была суббота. Сид пришел бы и накануне, но остальные знали, какую цену заставит его заплатить Рут.

— Ну, что, генеральный прокурор, есть какие-нибудь советы? - спросил губернатор.

Сид ждал этого момента с ужасом. Он и в лучшие времена чувствовал себя неуютно в обществе этих людей. А теперь его просили высказать мнение, с которым, по его мнению, они не могли согласиться.

— У законопроекта есть определенные недостатки, которые можно исправить правильным назначением:

1. Он слишком общий; не дает четкого мандата, а это значит, что на эту должность нужен сильный человек.

2. Денег не выделено, что означает, что до следующего бюджета или принятия дополнительного бюджета, если оно будет, этот человек должен работать без средств. Я, конечно, окажу посильную помощь, но не могу нанять личного сотрудника для другого агентства. Поэтому нужен человек, который умеет работать инновационно.

3. Наконец, нужен кто-то независимый, кого общественность будет уважать, но кто будет понимать человеческие слабости. Не кто-то святее папы, но все же... не знаю... наверное, герой, на которого могла бы равняться общественность.

— Мое мнение таково: если у вас есть такой человек, подписывайте законопроект и назначайте его или ее, но если подходящего человека найти вы не сможете, наложите вето и примите на себя плохую прессу.

Сидни закончил свое заявление под стон лидера большинства и прочищение горла судьи. Губернатор, как ни странно, молчал. Затем Стэнли сказал:

— Эд, у тебя есть в кармане кто-нибудь вроде этого?

Губернатор посмотрел вниз, затем снова повернулся к окну и с минуту смотрел на Гудзон, а потом поднял трубку.

— Бетти, соедини меня с Доном Плезансом, младшим, не старшим, а младшим... Затем повернулся к остальным и сказал:

— Почему бы нам не наполнить наши чашки кофе, пока ждем.

Губернатор поставил сына своего начальника службы безопасности на должность, чтобы тот держал его в курсе дел Патрика Салливана. Лучше перестраховаться. Как только услышал о нападении, он задался вопросом. Чем больше узнавал, тем больше убеждался, что за ситуацией нужно тщательно следить. Его собственное участие было минимальным, а ситуация пока была стабильной.

Зажужжал телефон, и Бетти сказала:

— У меня на проводе Дон-младший.

— Дон, как поживает семья? - начал губернатор.

— Все хорошо, губернатор, что я могу сделать для вас в этот прекрасный воскресный день? - ответил Дон.

— Я хотел спросить о вашем пациенте.

— У меня их несколько, но я предполагаю, что вы имеете в виду мистера Салливана. Он идет на поправку, он никогда не восстановится полностью, но через несколько месяцев его состояние должно быть на восемьдесят процентов.

— А сейчас он может работать?

— Ну, он адвокат, работа физически не очень напряженная, но было бы разумно подождать.

— А если не могу? - спросил Эдвард таким тоном, что говорил, что правда не может.

— Он должен быть в порядке, и психологически это может ему даже помочь.

Дон понимал, что перегибает палку, но губернатору не отказывают, если только не уверены полностью, а он не был уверен.

— Спасибо, Дон, передавай привет своему напарнику, - сказал Кинкейд, повесив трубку. Остальные в основном смотрели на него, но не Стэнли.

— Вы уверены в Салливане, губернатор? - спросил спикер.

— Да.

— Кто такой Салливан? Я никогда о нем не слышал, - спросил судья.

— Патрик Салливан, бывший временный прокурор округа Ван Паттен, - это все, что нужно нашему генеральному прокурору, включая роль героя, - сказал губернатор Кинкейд.

— Он не из Лиги плюща, судья, - сказал Стэнли Шварц из Городского колледжа, будучи уверен, что судья смотрит на него из-за этого свысока.

В конце концов, все согласились, что губернатор подпишет законопроект, а затем немедленно назначит Патрика Салливана. Единственное, что беспокоило губернатора, он не высказал, но был уверен, что если такая проблема возникнет, то она будет решена. Теперь это - большая игра, и мелкие проблемы устранены.

***

— Ебать меня... ебать меня... да... я кончаюууу!.. - Линда Сигал обнимала огромную подушку на двуспальной кровати в номере Стивена Фицджеральда в отеле Hiltоn Midtоwn. Помощник окружного прокурора округа Вестчестер опустила голову и выпятила попку, в то время как Стив трахал ее сзади. За последние три дня они перепробовали множество поз, но эта была ее любимой.

Нынешняя сессия началась в воскресенье вечером, чуть позже десяти вечера. Они отправились в шикарную пиццерию, где подавали тонкие пироги с крекерами. Еда была нормальной, но секс после нее был мирового класса. За три дня Стивен вылизывал ее, трахал и доводил до исступления. Сейчас он замедлился, но не остановился. Ее бедра снова начали вибрировать от очередного оргазма, который никак не мог закончиться.

— Пожалуйста, Стивен, не надо больше, ты победил, я сдаюсь, - сказала она.

Стивен вырвался, шлепнув ее по крестцу.

— Хорошо, но я еще не закончил, - сказал он.

Линда перевернулась на спину. У нее было не так много любовников. Она не была шлюхой. Стив был ее четвертым. Он не был похож на тех, кто был раньше. Это не было «слэм-бэм, спасибо, мэм» или попытка вколотить тебя в кровать, надеясь, что ты кончишь раньше меня. Он был, ох как медлителен в начале и много лизал все нужные места, а затем любил тебя до безумия. В конце концов, его член входил и выходил из ее киски с феноменальной скоростью.

— Как ты это делаешь? - спросила она.

— Что делаю?

— Так долго? - сказала она, ударив его подушкой.

— Не могу раскрыть тебе коммерческую тайну, - сказал он.

В этот момент она посмотрела на часы.

— ОБОЖЕМОЙ, уже четыре, - сказала она.

Спрыгнув с кровати, она бросилась в ванную.

— Куда это ты собралась? - спросил он.

— Сейчас четыре семнадцать утра понедельника. В девять тридцать у меня суд, а в восемь я должна быть в офисе.

— Почему бы не сказаться больной? - крикнул он через шум душа.

— НЕ МОГУ!

Через десять минут она вышла из душа, почистила зубы и влезла в свою одежду.

— Когда мы снова увидимся, - спросил он.

Линда повернулась к нему и положила руку ему на щеку.

— Ты ведь понимаешь, что это - просто секс, действительно отличный секс, но просто секс, - сказала она.

Убрав ее руку со своей щеки, он поцеловал ее ладонь.

— Уверена, что Лин больше ничего не нужно? - спросил он.

— О, Стив, мы были вместе уже четыре раза. Трахались, наверное, большую часть из восьми дней. У меня с тобой было больше секса, чем за год отношений с моим последним парнем. Но если не считать разговоров в магазине об уликах, убийстве, вине и невиновности, мы не сказали друг другу и сотни слов. Это все - секс, - сказала она с грустью в голосе.

— Хорошо, Могучий Мышонок, я понял. Не будь серьезной, - сказал он.

— Эй, ты же знаешь, что я ненавижу это прозвище, что, пытаешься меня разозлить?

Линда была ростом метр сорок пять, миниатюрная и скорее симпатичная, чем красивая. Она весила даже меньше сорока пяти килограмм и большую часть времени держала свои длинные русые волосы в пучке школьной учительницы. Сейчас они были распущены, и она выглядела очень эротично. Ее называли Могучей Мышью, потому что она была человеком-динамо и очень агрессивным судебным адвокатом.

Чтобы компенсировать свой рост, она никогда не носила каблуки меньше пятнадцати сантиметров - поразительная выносливость для человека, чья жизнь требует бегать в залы суда и обратно. Но хотя это делало ее невероятно сексуальной, и она очаровывала судей и адвокатов противной стороны, Стивен видел в ее туфлях то, чем они и были: эквивалент карты за покерным столом. Она не была в себе уверена, а жесткий фасад, который она создавала, был тонкой поверхностью, скрывающей мягкую внутренность.

Женщины-адвокаты, - подумал он, - они слишком компенсируют все реальные и мнимые недостатки. Думают, что обязаны быть уверенными в себе, крутыми и жесткими, и столько усилий тратят на внешний вид, что суть приходится игнорировать.

Идеальным примером этого была жена его лучшего друга Пэта Салливана, на первый взгляд она представляла собой образ уверенного в себе корпоративного адвоката, но Стив знал, что это не так. Лаура Салливан отчаянно хотела, чтобы люди думали о ней только хорошее. Она так жаждала успеха и одобрения, что была обречена на провал. Слабая женщина замужем за очень сильным мужчиной.

Муж Лауры был ее другом - в этом не могло быть никаких сомнений. Они были братьями во всем, кроме крови. Но... и это было большое «но»... Патрик был волком с очень опасным укусом и без реальных слабостей, кроме чрезмерной защиты.

Стив знал, что он более расчетлив и гораздо менее эмпатичен, чем его друг Пэт, и следовательно, сильнее него, но у него была слабость... на самом деле их было много. Они были всех размеров, но только одного пола, и он был бессилен сопротивляться. Когда-нибудь, знал он, его любовь к женщинам приведет его к краху. Он встретит ту, что будет по-настоящему сильной, и она его уничтожит. Все его уловки и навыки окажутся бесполезными, когда он столкнется с сильной женщиной.

Мужчин он не боялся, но у него было ноющее чувство, что где-то есть одна представительница противоположного пола, которую он не сможет обмануть, но которая сможет обмануть его.

Линда не была такой женщиной. Когда она впервые услышала, что Кэролин Уэлсли, обвиняемая в убийстве своего мужа Артура Хейла Уэлсли, сменила адвоката на какого-то заурядного паренька, она тут же принялась изучать нового адвоката противника. То, что узнала Линда, заставило ее насторожиться.

Фокси Фицджеральд был именно тем, на что намекало его прозвище (лиса), если верить рассказам. Она не собиралась его недооценивать или давать ему шанс ударить ей в спину. Ему нельзя было доверять, и она не собиралась быть обманутой. У нее было преимущество домашнего суда, и она хорошо им воспользовалась. Судья и пресса были на ее стороне, и она использовала все преимущества при каждом удобном случае.

Но ближе к концу процесса она начала потеть. Он был слишком хорош, она ожидала от него хитрости. Но получила хорошо изложенное дело о самоубийстве. В итоге присяжные либо согласились с Фокси, либо не смогли НЕ согласиться.

Сначала она тяжело восприняла оправдательный приговор. Во время процесса она почувствовала физическое влечение к очень симпатичному адвокату противника. Она удивлялась, как можно быть таким красивым и при этом натуралом. Она решила его соблазнить, чтобы почесать зуд и заманить в ловушку, чтобы он признал вину своего клиента.

Секс был великолепным - в постели он был чем-то исключительным. У него была невероятная выносливость и очень быстрое восстановление. Однако, когда она, используя свои женские хитрости, попыталась вырвать у него правду, то столкнулась с очень странной реакцией.

Линда была проницательным обвинителем, может быть, не в лиге Стивена, но могла видеть уловки, которые он делал

— ОБОЖЕМОЙ! Она невиновна, - воскликнула она. Теперь, увидев то, чего раньше не видела, все улики сложились.

— Если записка была у нее, почему ты ею не воспользовался?

Ну, конечно, он не ответил, что не мог. Но она знала, что записка была, и в ней содержалось то, что жена не хотела, чтобы кто-то знал о ее муже. Каролин Уэлсли защищала своего мужа даже после его смерти. Это сильно повлияло на Линду. У жесткого обвинителя было большое слабое место, и Стивен Фицджеральд об этом знал.

— Ладно, Лин, не буду называть тебя Могучей Мышью, хотя ты можешь называть меня Лисой, и ты права, я - паршивый компаньон... я интроспективный и скучный, потому что весь в работе. Я дерьмовый муж и не знаю, буду ли лучше, как отец. Так ответь мне на вопрос, когда мы сможем снова увидеться? - спросил он.

— Как насчет следующих выходных у меня дома? - сказала она.

Он поцеловал ее, и они расстались. Линда во время долгой дороги обратно в Вестчестер думала о его жене. Ей досталось больше всех. У нее был угрюмый тихий муж, но не отличный секс. Предположительно, у нее имеется парень, но это - все равно что есть вяленую говядину, когда можно лакомиться филе миньоном. Что ж, тем лучше для меня, - думала она.

***

— Он трахает эту карлицу, - сказала Сьюзен.

— Сьюзен, разве это не часть сделки в открытом браке? - спросила Лаура.

— Кто говорит об открытом браке? Правда, Лаура! - сказала Сьюзен.

Они сидели в кафе «Иллиум» в Трое, высококлассном заведении, где можно пообедать или позавтракать. Было утро четверга, и перед ними стояли омлеты с сыром-фета и шпинатом. Лаура прилагала особые усилия, чтобы съесть фрукты, поданные вместе с омлетом. Будучи на пятом месяце беременности, она старалась вести себя хорошо. Это давалось ей нелегко. Она часто болела и была очень подавлена.

— Сьюзен, выходя за рамки, ты открываешься, - сказала Лаура.

— Говори за себя. Я не верю во все эти «око за око». Для начала, мужчины не могут выполнить свою часть обязательств. Стивену никогда не приходилось добиваться секса. Больше всего после траха с кем-то другим я хочу лечь в постель со Стивеном. Мне нужна его сладкая любовь после. Он может сказать то же самое? Нет! Нет! Нет! Каждые выходные у нее - мой мужчина. Я даже не могу наслаждаться общением с Тони, все, о чем я могу думать, это, что делает с моим мужем эта шлюха.

— Прости, Сьюзен, но мне кажется, что ты дала мужчине с моралью уличной кошки большую карточку на освобождение из тюрьмы, - сказала Лаура.

— А как насчет карточки, которую ты дала Пэту? – спросила Сьюзен.

— Думаешь, я не беспокоюсь? С тех пор как губернатор назначил его специальным прокурором, я только и делаю, что беспокоюсь.

— В офисе генерального прокурора полно женщин-барракуд. А его секретарша... единственное, что она может показать, это войти в офис голой, - сказала Лаура, прежде чем продолжить.

— Если бы только он все еще меня любил, - сказала Лаура со слезами на глазах.

— Уверена, что Пэт все еще тебя любит, - сказала Сьюзен без особого убеждения.

— Прошлой ночью мы занимались любовью, - с грустью в голосе сказала Лаура.

— Видишь, я же говорила тебе. Просто он - мужчина, и ему нужно время, чтобы преодолеть свою гордость, - сказала Сьюзен.

— Нет, это был секс из жалости. Я готовила обед. Открыла консервированный горошек и подогревала его на медленном огне. Я приготовила картофельное пюре - это самое сложное. Потом положила стейки в гриль в духовке, - сказала Лаура и заплакала.

— Эй, в чем дело?

— Я зажгла плиту. Загорелся жир от стейков. Пэту пришлось прийти и потушить его, - сказала она, справившись со слезами.

— Почему ты пытаешься готовить?

— Пытаюсь быть хорошей женой. Наверное... У меня началась истерика. Он меня обнял и сказал, что все будет хорошо, а потом мы занялись любовью. Я кончила в тот же момент, как он в меня вошел. Сейчас все намного интенсивнее - по крайней мере, для меня, - сказала Лаура и пристально посмотрела на подругу.

— Я должна тебе сказать кое-что. У Пэта есть судимость по делам несовершеннолетних. Он чуть не забил человека до смерти, - сказала Лаура Сьюзен.

— Как ты это узнала?

— Я была в здании законодательного органа, когда столкнулась со старой подругой по юридическому колледжу, которая там работает. Это было в то время, когда рассматривалось назначение Пэта. Мы пообедали, и она спросила меня об этом. Я притворилась, что все знаю, и сказала, что ничего страшного. Позже спросила мистера Соломона, он сказал, чтобы я не волновалась, Пэт была молод и его спровоцировали. - Лаура виновато посмотрела на Сьюзен, заканчивая.

Сьюзен все поняла.

— Это возбуждает тебя. Учитывая все что сделал Пэт, и доказательства его жестокого характера, ты немного боишься его, и это возбуждает.

Когда Сьюзен это сказала, Лаура кивнула.

— И что?

— Ну, раньше я воспринимала его как должное, а теперь это - все равно что жить на краю вулкана. Я должна бы его ненавидеть, но не ненавижу, это очень сексуально.

Лаура попыталась улыбнуться.

Затем Сьюзен пришла в голову мысль, что ее муж наверняка это знал, но ничего не сказал.

***

Филип Слоан был в закусочной «На полпути». Он понятия не имел, действительно ли она находится на полпути между какими-либо двумя местами. За две недели до этого он был нанят новым специальным прокурором штата в качестве консультанта. Новоизбранному окружному прокурору округа Ван Паттен потребовалось три дня, чтобы уволить Фила. Удивительно, что это заняло так много времени.

Патрик Салливан повысил Фила до главного следователя округа Ван-Паттен. Когда Салливан проиграл выборы, Слоан, как назначенец Салливана, был заметным человеком. Возможно, он мог бы подать жалобу на гражданскую службу, но все, чего он хотел, - это еще несколько лет службы до выхода на пенсию. Лучше поискать другое место. Ему было шестьдесят два года, и у него не было времени валять дурака.

Он пришел к Пэту Салливану, чтобы предупредить его о федеральном расследовании. Нападение на Салливана не было связано с бандой - это мог понять любой дурак. Нападавший, убитый тогда сержантом, а ныне лейтенантом Джеком Брандтом, не был ни чернокожим, ни членом банды байкеров. Он был выпускником Дартмута, которому не повезло из-за пристрастия к кокаину и привычки играть в азартные игры. Тот факт, что он умер платежеспособным, говорит сам за себя, если знать факты.

Слоан отправился на хоккейный матч аHH на арену Kniсkеrbосkеr со старым другом из офиса прокурора США. Их пригласили посидеть в одной из VIр-лож. Слоан не удивился, когда в числе приглашенных оказались и сотрудники местного отделения ФБР.

Агенты начали с невинных безобидных вопросов, но явно ловили рыбу очень близко к нужному пруду. Фил был мастером в том искусстве, которое на нем практиковали. Вскоре он узнал все, что знали они, и уводил их от истины. Слоан чувствовал, что должен хотя бы предупредить Салливана.

Два дня спустя он случайно заглянул в здание юстиции в комплексе Эмпайр-стейт-плаза. Местные жители называли это здание Южным торговым центром, что сбивало с толку, поскольку Северного торгового центра не существовало, а вся совокупность зданий напоминала, как мудрено сказал один критик, «мавзолей, построенный космическими пришельцами».

В задней части второго этажа здания юстиции находились три маленькие комнаты, в которых теперь размещался офис Специального Прокурора по вопросам Служебной Неподкупности и Стандартам. Небольшая табличка обозначала конец коридора, в котором располагались канцелярские подразделения офиса генерального прокурора штата, и начало маленького помещения, которое теперь называлось СПСНС.

Слоана встретила секретарь Салливана Катрина, симпатичная и очень молодая латиноамериканка, последовавшая за Салливаном в офис окружного прокурора Ван Паттена. Слоан заметил, что она одета убийственно. Она быстро и без фанфар провела Слоана в маленький кабинет начальника. Слоан не стал ждать, пока его спросят о делах, или вести пустую светскую беседу, а сразу перешел к тому, что ему известно о расследовании ФБР.

Салливан был безэмоциональным сукиным сыном с парой медных яиц; он выслушал Фила, а затем сразу же сделал свое предложение о найме. Он хотел, чтобы Слоан работал на него. Салливан ясно дал понять, что не собирается принимать отказ.

— Итак, я получаю контракт независимого подрядчика. Выполняю работу, а деньги получаю в лучшем случае через шестьдесят дней. Теряю пособие по безработице, не получаю зачет для пенсии и, возможно, вообще не получаю зарплату, - сказал Фил.

— ПРАВИЛЬНО, - сказал Салливан.

— Хорошо, когда начинать?

— Сейчас мне нужно, чтобы ты отправился в Западный Нью-Йорк и расследовал нападение на жену сенатора Хоффмана.

— Я хотя бы получу деньги на проезд?

— Нет, веди учет расходов, возможно, окружной прокурор расходы возместит, - сказал Салливан.

И вот в половине одиннадцатого вечера Слоан сидел на стуле в последней кабинке маленькой закусочной и ждал ничего не подозревающую Элизабет Дункан. Бывшая миссис Федеро была управляющей медсестрой Главной больницы Мерси, небольшого заведения, страдавшего от финансовых ограничений, наложенных на медицинские учреждения. Ее основной доход приносили услуги скорой помощи и общее медицинское обслуживание государственной тюрьмы Альтона, женского учреждения среднего уровня безопасности.

Мерси находилась в тридцати милях от ближайшей больницы и в пятнадцати милях от тюрьмы. Она предоставляла необходимые услуги заключенным тюрьмы и местному сообществу, которое в значительной степени зависело от этого учреждения. Как старшая медсестра отделения скорой помощи, Бет, как ее называли, несла основную ответственность за предоставление этих услуг.

Бет Дункан работала медсестрой, когда двадцать лет назад ее муж Тед Дункан погиб в автокатастрофе, оставив ее с тремя детьми и небольшой страховкой. Она много работала и выучила всех троих в колледже. Трудовая этика привела ее на вершину ее маленького пруда в больнице. Джейсон Федеро хорошо об этом знал.

Джей, как его называли, был донжуаном. Он довольно хорошо оценил Бет, как одинокую и почтенную особу, у которой все дети уехали. Она вышла за него замуж, прежде чем поняла, что он из себя представляет, но она была сильной женщиной и вскоре захотела развестись с этим ленивым ловеласом, но это обошлось ей дорого и вернуло в категорию незамужних и одиноких.

Бет давала задания медсестрам. Она была из тех, кто брал для себя наименее желательную смену. Вечеров с трех до одиннадцати в пятницу и субботу никто не хотел. Она позволила другой медсестре свалить с себя эту смену, поскольку у самой не было никого, кто хотел бы с ней встречаться. Ей было пятьдесят девять, и она чувствовала каждый свой год. Каждую пятницу и субботу по окончании смены она заходила поужинать в «На полпути».

В субботу вечером «На полпути» был переполнен - другого свободного места не было на большом расстоянии отсюда. Обычно Бет приходилось сидеть за стойкой, но если была свободная кабинка, она занимала ее. Фил расположился так, чтобы его не было видно от стойки, сидя в кабинке так, что она выглядела свободной. Вошла Бет и направилась прямо к тому, что выглядело как свободная кабинка. Только начав садиться, она заметила Фила.

— Простите, я вас не заметила, - сказала она, вставая.

— Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне, мне не нужен весь стол, и я буду рад компании, - сказал он.

Одним из самых сильных преимуществ его как следователя было то, насколько безобидно он выглядел. Пришлось потрудиться, но, в конце концов, она к нему присоединилась. Он спросил о ее работе. На ней была больничная одежда. Она рассказала ему, чем занимается, и он был впечатлен.

— Моя работа на государство такая скучная, - сказал он. Он так и не сказал, чем занимается. Вскоре он ее разговорил и назначил свидание на среду, ее выходной.

Следующие три недели он работал над ней. Когда не встречался с Бет, он приставал к персоналу тюрьмы штата.

Джанет Хоффман работала, хотя уже и не работала, консультантом исправительных учреждений. Семнадцать лет она проработала на этой должности и имела в тюрьме много друзей; там не любили общаться с посторонними. Они были закрытым замкнутым сообществом, но в этом и заключалась их слабость - они знали друг о друге все что только можно было знать. Потребовалось некоторое время, но он прислушивался к тому, что не было сказано. Когда люди не хотят говорить о чем-то плохом, это можно понять. Слоан знал, как задать невинный вопрос, раскрывавший закрытую тему. Уклоняясь от вопроса, вы отвечаете на него.

Потребовалось некоторое время, но Слоан узнал все о преподобном Жане Поле Бельмаунте и Джанет Хоффман. Ему не хватало последней части - той, что знала Бет, отвечавшая за «Скорую помощь» в пятницу вечером, когда сенатор Хоффман привез свою жену.

Бет нервничала, не зная, чего ожидать. Она пригласила Фила домой, рассчитывая уложить его в постель, но в их возрасте необходимо учитывать физические ограничения. Когда они поднимались по лестнице к ее спальне в скромном доме под щипцовой крышей, она беспокоилась о своей обвисшей груди и лишнем весе на бедрах. Морщины на бедрах, попе и животе, надеялась, останутся незамеченными, если она не будет включать свет. Но также она была взволнована - впервые за три года у нее был мужчина, которого она могла пригласить в свою спальню.

— Фил, - сказала она, повернувшись к нему, - ничего страшного, если ты не захочешь.

В ответ он начал ее раздевать, он не торопился. Он целовал ее губы, а затем обнаженную плоть. Нежно ласкал ее грудь, снимая лифчик. Он положил ее на кровать и снял с нее трусики. Сбросив с себя одежду, он лег на кровать рядом с ней.

Бет почувствовала тепло его тела, затем жесткость его мужского достоинства, в то время как он обнимал и целовал ее. Он медленно опустил губы вниз, а его пальцы начали прощупывать сначала ее грудь, а затем между ног. Его прикосновения были легкими, нежными, неторопливыми. Он не мальчик, - поняла она. - Он намерен не торопиться, - подумала она. - Как мило.

Когда его губы опустились на ее тело, она поняла, к чему он клонит.

— Ты не обязан этого делать, - сказала она.

— ЧШШШ, - ответил он, это была не просьба, а приказ.

Она расслабилась и позволила этому случиться.

Внезапно он стал лизать за ее коленями и вверх по бедрам. Его руки были везде.

Фил добрался до ее обильных волос на лобке и потянул их зубами, это причиняло боль и возбуждало ее. Он расчесал ее половые губы, а затем обвел их языком. Ее первый муж опускался на ней вниз всего два раза, а Федеро - вообще ни разу. То, что происходило сейчас, было новым опытом.

Фил был мастером своего дела с большим опытом. Он дразнил и не давал удовлетворения. Следил за ее дыханием и оценивал возбуждение. Он намеревался опустошить ее, оставить ее хромой дрожащей массой плоти. На первый оргазм ушло сорок с лишним минут, и к тому времени она уже молила о разрядке.

Когда она едва пришла в себя, он начал ее трахать. Через два часа они проделали все это в миссионерской, собачьей, ковбойской и других позах, которые она не могла назвать. Она потеряла счет своим оргазмам.

Они лежали, обнявшись, она была измотана и хотела спать.

— Теперь это заставило тебя забыть о той глупой повестке в суд, - сказал Фил.

— Зачем ты мне напомнил? - сказала она.

— Прости, но, как я уже говорил, это, вероятно, не имеет к тебе никакого отношения, - сказал Фил, на самом деле он знал, что это не так. Он заставил Салливан сделать запрос, полагая, что она обратится к нему за помощью, и она это сделала. В ответ он пригласил ее в дорогую закусочную, а затем соблазнил.

— Но ты не знаешь, Фил, единственное, о чем я могу думать, это о бедной семье Хоффманов, - сказала она с искренней болью в голосе.

— Имеешь в виду сенатора штата? Какое отношение он имеет к тебе? - спросил он, зная все слишком хорошо.

— В тот вечер, когда пришла его жена, я была на дежурстве, - сказала она.

— Ну и что, это всего лишь дело о насилии над женой, а медицинские записи засекречены. У тебя же нет проблем, не так ли?

На мгновение она замолчала.

— Может быть, они хотят узнать о выкидыше, - тихим шепотом сказала она, который он едва мог расслышать.

— Бедная семья, - продолжила она, - не хочу быть той, кто причинит им боль.

— Может быть, это - сенатор, - подсказал он, уже зная ответ.

— Нет, она спросила, не черный ли он, мы не могли этого сказать, беременность не была достаточно долгой, но она спросила так, будто знала ответ.

Она сказала это, а затем разрыдалась. Слоан утешал ее, обнимал, говорил, что все будет хорошо, и ненавидел себя за то, что обманул хорошую женщину.

***

Вошла Катрина и сказала, что у меня посетитель. Юбка на ней была еще короче, чем обычно, а блузка обтягивала ее груди самым вызывающим образом. Если на ней и был бюстгальтер, то он был прозрачным и скупым. Мне нужно будет поговорить с ней.

— Вас хочет видеть Мэри Эллен, - сказала она.

— Кто?

— Мэри Эллен Симон, мы работали с ней в прокуратуре.

— Она сказала, что ей нужно? - спросил я, и Катрина бросила на меня взгляд, который стал мне уже знаком и который говорил, что я идиот.

— Мэри Эллен, как я рад вас видеть, - сказал я. На ней было то, что я называю женской униформой адвоката, - темный юбочный костюм в мелкую полоску. Обтягивающий жакет обрамлял ее грудь, а юбка опускалась до колен. На ней были черно-белые туфли с семи с половиной сантиметровыми каблуками и черные лосины. Другими словами, она выглядела как молодая женщина-адвокат.

Я показал ей на стул и начал ждать. Это заняло у нее минуту.

— Я надеялась, что у вас найдется для меня работа, - сказала она.

Я постарался не отвечать слишком быстро.

— Простите, Мэри, у меня пока нет бюджета. Нет денег, чтобы кому-то платить.

— Здесь работает Кэт и, я слышала, Слоан тоже, - сказала она.

— Да, но им сейчас не платят

— Хорошо, я возьму один из них, - сказала она.

— Но вы же работаете; у вас есть работа в Ван Паттене, - сказал я.

— Верно, у меня есть работа, но нет карьеры. Я не хочу провести остаток жизни в дорожном суде, я хочу быть судебным адвокатом, - сказала она.

— Будьте благоразумны. Вы можете пойти работать и получать зарплату в другом месте; здесь нет ничего, только смутная возможность.

— Ошибаетесь, здесь вы, а я хочу учиться. Мы хорошо работали вместе, когда вы были прокурором. Я знаю, что вы думаете обо мне плохо, но я здесь, готова работать и не собираюсь уходить. Если придется, я буду ошиваться в коридоре, пока вы меня не наймете. Кроме того, вам нужна хоть одна женщина в офисе, которая не пытается заманить вас в постель. Я - лесбиянка, если вам никто не говорил. Я знаю, что вы слишком тупы, чтобы заметить это самостоятельно.

Она излагала свою позицию и не принимала никакого ответа, кроме «да». Я не знал о ее сексуальной ориентации, но теперь, когда задумался, это имело смысл.

— Ладно, вы выиграли, получите контракт от Кэт и начнете, когда захотите.

Она не осознавала этого, но оказала на меня давление. Теперь необходимо было платить троим, и было ясно, что их будет больше. Мне требовался бюджет. Генеральный директор был щедр. Он предоставил мне временное офисное помещение, запасное оборудование и канцелярские принадлежности. Афера с независимыми подрядчиками была старым трюком, позволявшим обойти Гражданскую службу, - она позволяла на ограниченный срок нанять помощь со стороны, но это не заменяло бюджета. Когда мои сотрудники выставят ваучеры на оплату, мне нужны будут средства, чтобы заплатить им.

Мне нужны бюджетные ассигнования. Мне было неприятно это делать, но я не знал, куда еще обратиться. Мне пришлось бы съесть свою гордость и сделать хорошее лицо. Быть политиком - не то, чего я хотел от жизни, но, как любит говорить моя мама: «В этой жизни не получаешь всего, чего хочешь».

***

В его кабинете было слишком светло, солнце било в окна, но Саул Соломон, казалось, этого не замечал. Мы сидели в двух удобных креслах; кроме того, здесь был двухместный диванчик и журнальный столик. Кофе, который он подавал, выглядел крепким.

Моя мама также говорит, что хуже неудачника может быть только неблагодарный победитель. Я боролся с Солом Соломоном и проиграл. Я был близок к победе, но дело выиграл он. Правда, он контролировал судей, но я знал это с самого начала. В чем он действительно победил моего друга Стива и меня, так это в его контроле над секретарем суда. Он вычеркнул нас из календаря суда и удерживал нас там. Обжаловать решение можно, но очень трудно обжаловать его отсутствие. В результате я был женат и, скорее всего, останусь женатым. Теперь у меня вопрос: был ли Сол великодушным победителем?

— Вам черный без сахара, я полагаю, мистер Салливан, - сказал Соломон, протягивая мне фарфоровую чашку с темной жидкостью.

— Да, спасибо, - сказал я.

Когда посмотрел на чашку, меня поразил узор из розовых роз. Фарфор Розенталя, как у моей тети Софии. Он заметил мой взгляд.

— У меня их осталось не так много, они принадлежали моим бабушкам. Мне нравится, что они здесь, это своего рода костыль, напоминающий мне, откуда я родом, - сказал он.

— Скучаете по ним? - спросил я.

— Иногда, но то, по чему я скучаю, в основном уже прошло. Нью-Йорк - самое неромантичное место, он резко меняется. Возьмите, к примеру, себя: год назад вы были совсем другим человеком - скромным помощником прокурора в очень маленьком округе, а теперь вы - возвышенный специальный советник штата по вопросам государственной коррупции. То, что вы делаете дальше, хорошее или плохое, меняет вашу жизнь, жизнь тех, кто вас окружает, и жизнь многих людей, о которых вы никогда не узнаете, - размышлял он.

— Проблема в том, что у меня нет бюджета, - сказал я, переходя к тому, что меня привело.

— Да, но вы, конечно, обсуждали это с губернатором, - сказал он с понимающей улыбкой.

— Губернатор сказал, сообщая мне о моем назначении, что он включит офис в свой следующий бюджет, но до тех пор я должен зависеть от генерального прокурора. Это просто не подходит. Мне нужен собственный штат, а это значит, что необходимо найти деньги на их зарплату.

— Довольно неловкая ситуация, когда законодательное собрание просит финансировать человека, ведущего расследование, особенно если это кто-то, кого не знают, своего рода аутсайдер, - сказал он, похоже, размышляя над проблемой.

— Я хотел спросить, не могли бы вы дать мне какой-нибудь совет? - сказал я, возвращаясь к тому, что привело меня сюда, и задаваясь вопросом, насколько он меня обманет.

Сол улыбнулся, а затем сказал:

— Вам нужен хороший лоббист или два. Я могу знать кого-нибудь.

Теперь настала моя очередь улыбаться:

— Кого-нибудь?

— Пэт, теперь вы должны думать о себе как о важном человеке. Такие люди получают все что хотят, если знают, как об этом попросить. В июле будет дополнительный бюджет с множеством маневров, и при правильной помощи вы сможете получить некоторое промежуточное финансирование.

— Так вы можете мне помочь? - спросил я, ненавидя себя за то, что делаю, но понимая, что он может облегчить это для меня настолько, насколько может.

— Да, думаю, что могу. Никаких обещаний, но если вы согласитесь, чтобы этот офис вам помог, я сделаю все возможное. - Он сказал это с улыбкой на лице. Не злорадствовал, но говорил мне, что ему приятно иметь меня в качестве клиента.

— Тогда, наверное, нам лучше обсудить гонорар, - сказал я.

— Мистер Салливан. Я - лоббист, поэтому вы меня и нанимаете. Моя работа заключается в том, чтобы влиять на тех, кто принимает законы. Есть много способов сделать это, некоторые из них даже законны, - со смехом сказал он.

— Однако, представляя человека, который будет сортировать их грязное белье и передавать их большие и малые грехи, я скажу им, что у меня есть влияние там, где это важно. Не прошу никаких одолжений, только вашей благодарности, - сказал он, глядя на меня очень искренне. Затем продолжил:

— Что касается фирмы, то я окажу услугу мужу одного из наших партнеров, - сказал он и откинулся на спинку кресла.

— Что ж, с ценой не поспоришь. Нужен ли нам письменный аванс или достаточно рукопожатия?

— В данном случае достаточно рукопожатия.

Сол был великодушным победителем, и если люди говорили правильно, человеком, который знал, когда необходимо сменить сторону.

***

Ко мне пришел Брандт. Если говорить коротко, то он был опрошен ФБР, к счастью, они спрашивали только о вечере нападения на меня. Что он видел и что сделал.

— Я беспокоюсь, - сказал он, - что никто, зная все факты, не поверит в эту историю о мести банды байкеров. Парень, которого я застрелил, не был байкером.

— Расслабьтесь, вы не участвовали ни в какой преступной деятельности. Если вы не знали об этом заранее и не предпринимали впоследствии никаких действий, чтобы скрыть свою деятельность, вам ничего не грозит. Главное, чего сейчас необходимо избежать, - это обвинения в заговоре, - сказал я.

— Легко сказать, но то, что я избежал обвинения, не означает, что я чист. Сейчас я нахожусь высоко в офисе шерифа. Когда нынешний шериф уйдет в отставку, я смогу баллотироваться на его место. Если вы будете участвовать в выборах, мы легко победим. В худшем случае я уйду с большой пенсией. Но все пойдет прахом, если заговорит этот хмырь.

Все к этому и шло. Каждый, кто знал или подозревал, что у Лауры и Паттерсона был роман, мог показать пальцем. Если знать, что я в качестве возмездия подставил его и нагрел этого дешевого ублюдка на деньги, сделавшие меня прокурором, то было легко понять, что случилось дальше. Паттерсон сделал свой выстрел, но лишь ранил меня. Это, конечно, был еще не конец, но ФБР теперь было непредсказуемой картой. Если бы в Бюро узнали об интрижке Лауры, она и Паттерсон попали бы под подозрение за нападение на меня.

— Этот парень описался в тот вечер, когда я его арестовал. Он и пяти минут не протянет, если ему предъявят обвинение в покушении на убийство. Нам нужно что-то делать, - продолжал Брандт.

— Нет, не вмешивайся. На кону уже слишком много голов.

Ирония в том, что в этой ситуации оказался специальный прокурор по коррупции, не прошла для меня бесследно. Нужно что-то делать. Мне было трудно идти туда. Ситуация продолжала накаляться.

Я надеялся, что успокоил Брандта. Я понимал его беспокойство. Все началось с того, что в беду попала его дочь, но теперь он поднялся наверх и собирался подняться еще выше. Трудно вернуться вниз, потому что оказался втянут в скандал, устроенный дураком, не знающим, что его легко отпустили. Его последние слова не давали мне покоя.

— Ты не единственный, кого я предупреждал, - сказал он.

Когда я вернулся, в моем кабинете был Фил. Он все написал карандашом на трех листах желтой юридической бумаги. Я знал, почему это не было введено в компьютер. Некоторые из них были получены незаконным путем, и это был хороший материал.

— Хорошо, дай мне в официальном отчете материалы из тюрьмы, а остальное оставь в стороне. Я завалю тюрьму и больницу повестками. Но чтобы получить обвинительное заключение, нам понадобятся только жена и преподобный. Полагаю, что после этого сенатор Хоффман признает свою вину, едва узнав, что мы все знаем, - сказал я очень спокойному Слоану. Он проделал большую работу, но не выглядел гордым собой.

— Ты в порядке, Фил? - спросил я.

— Да, просто чувствую вину, - ответил он, и я не стал допытываться.

***

Через два дня после вручения повестки о вызове миссис Хоффман для дачи показаний, ко мне пришел неожиданный посетитель. Я договорился о том, чтобы начать представлять доказательства Большому жюри. У окружного прокурора было одно место для дела о коммерческом мошенничестве. Я позаимствовал его для представления дела Хоффмана. Большому жюри можно представить все что угодно, если у вас есть юрисдикция.

— Ну, Стивен, что привело тебя сюда? - сказал я, глядя на своего лучшего друга.

— Я представляю Джанет Хоффман, - спокойно сказал он, как будто пригласил меня на обед. Мэри Эллен, сидевшая справа от меня и делавшая заметки, чуть не упала со стула. Я попросил ее понаблюдать, так как не хотел, чтобы потом мне предъявили претензии в фаворитизме, но я думал, что он будет представлять мужа, обвиняемого, а не жертву.

— Что же я могу сделать для твоего клиента, - спросил я.

— Отмени свою повестку, - сказал он. В его голосе чувствовалась сила, говорившая о его смертельной серьезности.

— Прости, но я не могу этого сделать, - сказал я.

— Тогда я хочу сказать тебе, что моя клиентка будет ссылаться на свои права по Пятой поправке, - холодно и серьезно сказал он. Я думал, у Мэри будет апоплексия, но она промолчала.

— Хорошо, я дам ей иммунитет, - сказал я, стараясь быть таким же спокойным, как и она.

— В таком случае она станет ссылаться на супружескую привилегию, - сказал он, и на его лице появилась непрошеная улыбка. Он явно наслаждался этим.

Для Мэри это было слишком, и она ворвалась в разговор.

— Вы не можете ссылаться на супружескую привилегию в случае преступления против супруга, - с решительной ухмылкой сказала она, глядя на свой учебник по доказательному праву.

— Достаточно, Мэри, - сказал я, одарив ее ледяным взглядом, а потом повернулся к Стивену: - Спасибо за предупреждение, советник... Я благодарен за предупреждение, - сказал я.

— С удовольствием, Пэт, в конце концов, мы же друзья, - сказал он.

После его ухода Мэри извинилась за свою вспышку, но была уверена, что Стивен блефует.

— Думаю, что нет. Он передавал сообщение, - сказал я.

— Хорошо, сдаюсь, что это за сообщение? - спросила она.

— Это и есть загадка. Давай посмотрим, не сможем ли мы ее разгадать. Просмотри официальный отчет Слоуна, а я пороюсь в его записях.

***

На следующий день у меня не было ничего, кроме плохого предчувствия, что я упустил что-то решающее, и жены, которая лезла на стену, когда ФБР начало беседовать с людьми в ее офисе. Она, конечно же, была под подозрением, мы вели бракоразводный процесс, пока меня чуть не сбили. Они явно не были убеждены, что за мной охотятся наркоторговцы.

— Это полностью моя вина, - сказала Лаура в тот вечер за ужином из спагетти, который приготовил я. Я строго-настрого запретил ей входить на кухню. Ей даже не разрешалось варить кофе или кипятить воду. Она сожгла плиту, готовя стейки. Сожгла микроволновую печь печеным картофелем и умудрилась уничтожить кухонный комбайн сuisinаrt стоимостью пятьсот долларов из Williаm Sоnоmа. Последнего я даже не смог понять. Мы ели спагетти, потому что она очень их хотела.

Обычно на кухне она бесполезна, но после начала беременности стала просто опасна. За исключением своей юридической работы, она, казалось, ходила в вечном тумане. Как она справлялась в офисе, для меня загадка, но Сол уверял, что там она в порядке.

После каждого посещения врача ее акушер-гинеколог звонил мне, чтобы пожаловаться, что мне нужно лучше заботиться о своей жене. Ее беременность не была легкой ни в каком отношении. Она была постоянно возбуждена и попеременно болела. Я никому не верил, что можно ужиться с очень беременной женщиной, которая испытывает оргазм почти сразу же, как только к ней прикаснешься. Секс был разочаровывающим с моей стороны, и я все еще был далек от того, чтобы забыть то, что она сделала с Паттерсоном. Мы жили вместе в непростых отношениях, которые я намеревался закончить после родов, надеюсь, с ее согласия на неизбежное.

— Это лишь отчасти твоя вина, и, как бы мне ни было неприятно это признавать, ты наименее ответственная сторона, - сказал я.

На этом она немного успокоилась. Выглядела она неважно. Я хотел нанять помощь по дому, но она отказалась, а я был на мели. Она не делилась со мной своими деньгами. Я знал, что она отчаянно боится, что я ее брошу, если будет возможность и средства. Ситуация была сложной для всех.

— Что мне делать, если ФБР захочет поговорить со мной? - спросила она.

— Скажешь им, что отказываешься, что они могут задать любые вопросы в письменном виде, и ты ответишь на них письменно, после того как поговоришь со своим адвокатом.

— Но это сделает меня виновной, - сказала она.

— Лаура, ты и виновна. У тебя была интрижка. Ты стояла в стороне, позволяя своему мужу вымогать деньги у твоего любовника. Потом промолчала, когда твой любовник пытался убить твоего мужа, - сказала я.

— Это неправда, Фрэнк никогда бы так не поступил, - кричала она. Разговор прервался, потому что, как я и предупреждал, спагетти попросились обратно.

Ее целыми днями тошнило по утрам, и это не прекратилось после первых нескольких месяцев. Когда разговор возобновился, она продолжала настаивать на том, что Фрэнк не мог сделать того, что, как я знаю, он сделал. Она была охвачена чувством вины, а у меня было слишком много гордости, чтобы смириться и принять то, что сделала она. Мы оставили все как есть и легли спать в свои постели, два измученных и обеспокоенных человека.

На следующий день я нашел недостающую деталь в деле Хоффмана. Мой хороший друг Стивен уже знал, что там было, но не мог сказать мне об этом, представляя интересы Хоффманов. Но он был зарыт в одном из полицейских бланков с того вечера, когда миссис Хоффман лечилась в больнице. Один из полицейских осматривал машину сенатора Хоффмана. Это была машина, на которой он привез свою жену в больницу. На сиденье и полу со стороны пассажира была кровь. Они посчитали, что могут свободно осматривать машину, поскольку та принадлежит государству и ордер на обыск не требуется. Сомнительное предположение, но мне и не нужно было содержимое машины.

Полиция, осмотрев автомобиль, в тот вечер не произвела ареста, потому что миссис Хоффман придерживалась своей версии о падении. Но почему у Хоффмана был государственный автомобиль? Ответ был найден легко. Он провел ранний вечер на публичном собрании в Рочестере, приехав туда прямо с аналогичного собрания в Сиракузах. На самом деле он объездил весь штат Нью-Йорк, продавая свою непопулярную позицию в отношении гидроразрыва пласта для добычи природного газа. Я посчитал и понял. Сенатора фактически никогда не допрашивали, только обвиняли. Он также не защищался.

***

Фрэнк Паттерсон был уверен, что за ним едет машина. Автомобиль был довольно неприметным седаном поздней модели, он, то появлялся, то исчезал, но снова появлялся, когда он смотрел в зеркало реального вида. Его Mеrсеdеs GT преследовать в городском потоке было несложно. Он был обеспокоен. Ходили слухи о расследовании ФБР. Ему требовалось быть осторожным.

С тех пор как соблазнил Лауру Паркер, жизнь Фрэнка не была похожа на его обычное беззаботное существование. Этот ее муж оказался чем-то необычным. Обычно мужьям приходилось смиряться, когда он ложился в постель с их женами. Фрэнк был обеспеченным партнером во влиятельной юридической фирме. Он был хорошим собой и уверенным в себе типом, привлекавшим женщин. Как его могли подставить и вымогать деньги второсортный помощник прокурора и его слабак приятель-адвокат? Это было унизительно. Если учесть, что это случилось в захолустном городке - столице Нью-Йорка, где все друг друга знают, - это было неприемлемо. Он должен был отомстить.

Как он мог просто оставить это? Он видел, как этот милый маленький рогоносец Фицджеральд смеется над ним, потому что Салливан одержал над ним верх. Фрэнк был рожден, чтобы быть главным. Он был крупным физически, ходил в лучшие школы, всегда был обеспечен материально; но эти двое забрали его деньги и задели его гордость. После этого его отчитал Сол Соломон, как школьника, и предупредил, чтобы он держал штаны застегнутыми. Соломон сказал ему держаться подальше от Салливана. Он сказал, что этот придурок может завестись и стать опасным. Кто же тогда Фрэнк, второсортный неудачник?

— Ты всегда ездишь так медленно? - спросила привлекательная брюнетка на пассажирском сиденье «Мерседеса».

Эта девушка была не в его вкусе

Официантка Трина была хороша собой, но не замужняя и с детьми. Он познакомился с ней сначала в баре, где она работала, а затем недавно в маленькой кофейне за углом от его офиса. В баре она была прохладна по отношению к нему, но позже за стойкой кофейни улыбалась, подходя. Она была не из его класса, но поскольку этот урод Соломон закрыл ему доступ к офисному пулу, ему приходилось брать все что можно. Она также знала, как отрываться и где найти товар.

— Просто осторожничаю - хочу, чтобы мы добрались целыми и невредимыми, - сказал он.

— Просто я думала, что ты будешь больше волноваться, - сказала она, проводя рукой по его бедру и слегка хихикая.

Вопреки себе, он ускорился.

***

— Мистер Розенкранц, пожалуйста, хватит! - взмолился судья Томпсон.

— Но, ваша честь, моему клиенту отказывают в его конституционных правах, - в десятый раз произнес адвокат Мэтью Розенкранц. Мэтт не был плохим адвокатом, у него просто было плохое дело. Он был высоким уважаемым адвокатом пятидесяти с чем-то лет, который в возрасте двадцати семи лет окончил юридический факультет Корнелла и занялся семейным юридическим бизнесом. Там он сделал скромную карьеру благодаря своему необычайному упорству и в целом приятному нраву. Но он истощил терпение судьи Томпсона.

— В последний раз повторяю, если мистер Салливан настолько заблуждается, что хочет предоставить вашему клиенту иммунитет от судебного преследования по этому делу, он не может отказаться от дачи показаний, - сказал Его честь, а затем обрушился на меня с язвительными словами:

— Не думайте, что я не сообщу об этом в соответствующие органы, мистер Салливан. Не знаю, какая грязная политическая сделка была заключена, но я, со своей стороны, не собираюсь молчать.

Мне показалось, что у судьи немного вспыльчивый характер, но вот люди говорят, что и у меня тоже.

В зале заседаний Большого жюри позицией сенатора Хоффмана было в равной степени страх и гнев. Члены жюри не испытывали к нему особого сочувствия. Меня отвела в сторону одна из заместителей генерального прокурора, работавшая с этим жюри, и ознакомила с его составом.

— Они немного староваты, что не является необычным. Они уже давно сидят, и им легче, если у них нет срочных обязательств. Председатель - азиатско-индийская женщина лет шестидесяти, натурализованная гражданка, очень гордая этим фактом и серьезно относящаяся к своим обязанностям здесь. Очевидно, она ознакомилась с процедурой работы Большого жюри и знает, что может задавать вопросы. Немного сложновата, если бы мне пришлось делать это заново, я бы ее не выбрал. Остальных можно вести, если нужно, - сказала она.

Затем заместитель генерального прокурора снова осмотрела меня с ног до головы и улыбнулась одной из тех зазывных улыбок, что я получал почти от всех женщин в штате генерального прокурора. Дело дошло до того, что меня отвел в сторону Сид Леви и спросил, не хочу ли я, чтобы он предпринял какие-либо действия. Я умолял его не делать этого, поскольку отчаянно пытался добиться хорошего отношения к моему маленькому персоналу со стороны его сотрудников. Мне не нужны трения из-за нескольких взглядов, нескольких замечаний и случайного ненужного физического контакта.

Он ушел, покачав головой и сказав:

— Жизнь была немного проще, когда все, что тебе нужно было делать, это защищать женщин в штате.

Его проблема заключалась в том, что он отдавал предпочтение женщинам-адвокатам в соотношении шестьдесят на сорок, стараясь быть работодателем с равными возможностями в эпоху, когда юридические факультеты заканчивает больше женщин, чем мужчин. Проблема в том, что они были адвокатами и агрессивными, и провели большую часть своей взрослой жизни, учась, чтобы добиться успеха, а теперь они либо искали партнерства, либо развлекались.

Многие из его сотрудников-мужчин были геями, некоторые унаследовали их от предшественников, а других привлекали хорошие условия работы для геев. В результате соотношение гетеросексуальных мужчин соответствовало вечеру в бродвейском театре. Неженатых мужчин было очень мало. Отлично для парней - если только у вас нет ревнивой, беременной и эмоционально нестабильной отчужденной супруги.

Идя в комнату присяжных, чтобы сразиться с сенатором Хоффманом, я думал о том, что если все пройдет хорошо, то я, возможно, смогу получить свой собственный кабинет. Когда я был приведен к присяге, сенатор сразу же заявил о супружеских привилегиях.

— Каких, сенатор? - спросил я.

— Всех, - ответил он. Уголком глаза я видел, как делает заметки индианка.

— Вы должны ожидать, пока я не задам вопрос, - сказал я, стараясь казаться слегка удивленным. - Не хотите посоветоваться по этому поводу с вашим адвокатом?

— Нет, - ответил он.

— Хорошо, когда вы вернулись домой 25 марта этого года? - спросил я.

— Не могу вспомнить.

— Вы привезли свою жену в Мерси Дженерал в 9:46 вечера, - сказал я, показывая ему протокол госпитализации и последующий полицейский отчет. - Значит, это должно было быть раньше.

Он ничего не ответил, и я продолжил.

— Свидетели говорят, что вы уехали из Рочестера незадолго до восьми вечера. ВЕРНО?

— ДА, - неохотно ответил он.

— Обычно сколько времени вам требуется, чтобы добраться до дома? - спросил я.

Он знал, куда я клоню, и нехотя ответил:

— Может быть, от сорока пяти минут до часа.

— Полиция штата заверила меня, что в хорошую погоду дорога займет час десять минут, но в ту ночь в Рочестере был так называемый «шторм с эффектом озера». Снег, ВЕРНО?

— Да, - сказал он, но слова были едва слышны.

Я наклонился к нему.

— Сенатор, у вас едва хватало времени, чтобы добраться до дома, найти свою жену, попавшую в беду, и доставить ее в больницу! Если ее ударили не вы, то кто?

Мы смотрели глаза в глаза, когда я это говорил.

Хоффман отвесил челюсть и ответил:

— Я ссылаюсь на супружескую привилегию.

Я отступил назад, и в этот момент увидел, как поднялась рука старшины жюри.

Я повернулся, подтверждая ее слова.

— Имеет ли он право это сделать? - спросила она.

Я повернулся обратно к Хоффману, прежде чем ответить.

— Возможно... это близкий момент, то, что он знает, как это должно было исходить от его жены, о чем она рассказала ему, потому что он был ее мужем. Но применима ли здесь привилегия... тоже вопрос не праздный. Однако он делает ставку на то, что я попытаюсь добиться ответа, и это займет достаточно много времени, чтобы его распяли в прессе, а стервятники удовлетворились его головой. Но я этого не сделаю.

Хоффман посмотрел на меня, гнев был ясен и очевиден.

— Будь ты проклят, Салливан, - сказал он, затем повернулся лицом к присяжным.

— Вы не знаете этого человека; он - не тот молодой невинный человек, каким кажется. Он - политический интриган самого худшего сорта. В подростковом возрасте он чуть не забил до смерти священника. В качестве прокурора он показал, что сделает все ради победы. Он - творение нашего губернатора и его политических приспешников. Пожалуйста, поверьте мне, я борюсь, чтобы защитить свою семью. У вас наверняка есть семьи, неужели вы позволите их разрушить, чтобы какие-то политики могли сделать вид, будто верят в справедливость?

Он говорил это, и по его щекам текли слезы, намочив рубашку.

— Где был тем вечером ваш сын? - когда он замолчал, спросил я, будто не слышал ничего из того, что он сказал.

— Что?

— Вы меня слышали... Джерри-младший. Ваша дочь Элис была в своем общежитии в Нью-Йоркском университете, они ведут очень точный учет первокурсниц. Но где был ваш сын? - спросил я, снова придвигаясь к нему ближе. - Здесь нет привилегий, на которые можно было бы сослаться.

— Будь ты проклят. У тебя что, нет души?

— Сенатор, вы уже знаете, и я знаю. Роман между вашей женой и чернокожим преподобным и то, к чему он привел. Нужно ли нам вызвать для дачи показаний свидетелей? - спросил я и повернулся к присяжным.

Обращаясь к присяжным, я широко взмахнул рукой для эффекта:

— Эти хорошие люди умны, они понимают, что если совершить преступление вы не могли, значит, это сделал кто-то другой, и этому кому-то нужен схожий мотив, - сказал я и увидел, как у присяжных замигала лампочка.

— Так где же был ваш сын?

Хоффман выглядел практически раздавленным.

— Я обещал Эльзе (его жене), - сказал он.

— Просто скажите нам правду, ничего другого сейчас не остается.

И он согласился с этим. Мама хотела, чтобы сын был с ней, когда она сообщила папе плохую новость о беременности, но не рассчитывала на реакцию сына. Младший нанес ей один хороший сильный удар; в это время она стояла в столовой и упала с двух ступенек в залитую солнцем гостиную. Она ударилась о маленький торцевой столик, но, похоже, кроме синяка под глазом, ничего не пострадало.

Час спустя начался выкидыш, к тому времени сын ушел, злой, но извинившийся за нанесенный удар. Когда мистер Хоффман вернулся домой, у его жены было кровотечение и судороги. Он срочно отвез ее в больницу, расположенную в десяти минутах езды от их дома. Далее последовала попытка семьи скрыть преступление и необходимость общества наказать жестокого мужа, виновного или нет.

Я попросил присяжных заявить, что сенатору не может быть предъявлено никаких обвинений. Они были более чем готовы, но:

— Разве мы не можем предъявить обвинение сыну? - спросила старшина, - Разве это не наша обязанность?

— Простиите, но у меня нет над ним юрисдикции, он не занимает выборную должность, а моя юрисдикция ограничена теми, кто ее занимает, - сказал я, не совсем то толкование моей должности, которое могли бы дать некоторые, но то, чего я решил придерживаться.

— Однако, - сказал я, словно размышляя над вопросом, - если хотите, вы можете передать дело местному окружному прокурору и генеральному прокурору штата, изложив свои причины.

Что они и сделали.

***

Газета «Олбани Таймс Юнион» осветила это на четвертой странице. Это не было большой новостью, это было обычным явлением, становившимся все более распространенным. В своем доме найден мертвым известный адвокат. Подозревали наркотики - еще одна трагедия в растущей тенденции, когда известные люди становятся жертвами наркомании.

Первой приехала местная полиция, но вскоре передала место происшествия полиции штата. Появилось ФБР, но от него отмахнулись. Они находились вне своей юрисдикции, а известные люди были обеспокоены. У Фрэнка Паттерсона было больше друзей в смерти, чем в жизни. Расследование было быстрым и убедительным. Фрэнк умер от передозировки героина; очевидно, был внюхан или принят другим способом наркотик очень высокого качества.

Когда Фрэнка нашли, он был мертв уже несколько дней, и его действия в день смерти были неясны. Те, кто видел его ранним вечером, предположили, что он мог быть с темноволосой женщиной, но никто ее не знал. Ни одна из его постоянных подруг. Во всяком случае, ничто не указывало на то, что в этом замешаны другие. Злоупотребление Фрэнком алкоголем и его образ жизни наводили на мысль, что он мог стать жертвой эксперимента с наркотиком, с которым не был знаком. Полиция штата сообщила о случайной передозировке, но многие в этом сомневались. Однако у них были лишь сомнения.

***

Оглашение вердикта Большого жюри должно было быть сделано с осторожностью. Я хотел как можно меньше огласки. Пятница - напряженный день для новостей, выпустив приговор в четверг, мы пропустили этот цикл и, надеюсь, попали в цикл, в котором новости из штата Нью-Йорк будут похоронены. Это была идея.

В четверг в четыре сорок пять мы опубликовали решение. В пять тридцать ко мне в кабинет зашла Кэт.

— Я думал, ты ушла домой, - сказал я.

— В холле полно репортеров и съемочных групп, которые ищут тебя, - сказала она.

Я разочарованно вздохнул, понимая, что выхода нет, только отсрочка.

— Хорошо, сделай заявление, что завтра в полдень состоится пресс-конференция, когда я буду пробираться через гараж, - сказал я, надеясь, что к следующему дню это станет неважным.

Мне удалось добраться до дома без происшествий, только чтобы застать на лужайке в ожидании прессу. Их было не так уж много: кабельные новости и две местные газеты. Пока я ковылял на костылях к своей входной двери, я отложил их, сославшись на пресс-конференцию на следующий день. Но они меня удивили, попросив прокомментировать заявление Стивена Фицджеральда.

— И что же хотел сказать мистер Фицджеральд? - спросил я.

Девушка из кабельных новостей сунула мне в лицо микрофон, сказав:

— Фокси говорит, что вы не можете обосновать свою позицию, поэтому уходите от темы.

Я рассмеялся:

— Ну, может быть, он думает, что может сделать лучше, - сказал я, ныряя в свой дом, оставляя им кое-что, но не много. Стивен лишь делал свою работу, отбивая мяч на мою половину поля.

Я понял, что что-то не так, когда вошел в дом. Было темно и тихо, хотя «Мерседес» Лауры был припаркован на подъездной дорожке.

Она была в задней спальне, где спала. Мы не спали в одной постели. Сначала это было связано исключительно с моим физическим и эмоциональным состоянием, но позже это отчасти касалось и ее. Она спала плохо. Говорят, некоторые женщины светятся во время беременности, но не Лаура. Она стала намного больше в животе, но меньше почти везде. Ее лицо было худым и осунувшимся, с темными кругами под глазами. Казалось, что она находится в общем упадке.

По правде говоря, я был не очень хорошим мужем и будущим отцом. Я дал волю своим гордости и гневу, не обращая внимания на последствия. В последнее время, занятый проблемами офиса специального советника, я был к ней безразличен. Сейчас она лежала на кровати, полностью одетая, ее дыхание было затрудненным, а цвет кожи - болезненно-серым. Я попытался ее разбудить, но она не реагировала. Я позвонил в 911.

Приехала скорая помощь, вместе с кабельным телевидением, в котором все еще висели новости. Очевидно, они следили за трансляцией чрезвычайных происшествий. Они сняли всю сцену прибытия парамедиков, а затем и скорой помощи. Мы отвезли Лауру в больницу. Мы приехали, и меня перевели в комнату ожидания, где я мог посмотреть по телевизору, что только что случилось.

Через два часа я встретился с акушером Лауры, женщиной лет пятидесяти с седыми волосами, собранными в пучок. В ней было около метра шестидесяти трех сантиметров.

— Что в том, чтобы быть мужем и отцом, вы не понимаете, мистер Салливан?

— Послушайте, сейчас в нашем браке все немного натянуто.

— Значит, когда я месяцами говорила вам, что вашей жене нужно меньше работать и больше есть, вы меня не слышали? А сами вы слепой и глухой. Вы хоть обратили внимание, ест ли она или принимает витамины и добавки, которые я прописала? - спросила она, посмотрев на меня таким взглядом, который женщины приберегают для идиотов.

— С тех пор как она подожгла кухню, мы редко едим вместе. Я пытался несколько раз, но она, похоже, не могла удержаться от еды, - сказал я, понимая, что бросил женщину, которая большую часть времени не может готовить самостоятельно.

Она покачала головой.

— ВАША ЖЕНА обезвожена, истощена и анемична, и это только она. Ребенок, боюсь, будет с низким весом и со всеми вытекающими отсюда осложнениями. А теперь я предлагаю вам взять себя в руки и начать вести себя как муж и будущий отец.

С этими словами она оставила меня размышлять о моих недостатках.

Меня впустили в палату Лауры, она все еще не проснулась. Добрая медсестра заверила, что состояние ее стабильно, и все будет хорошо. Я устроился на довольно неудобном стуле и стал ждать. Мы провели в отделении интенсивной терапии всю ночь. Мне сказали, что то, что мне разрешили остаться, было привилегией, которую мне предоставили в связи с ситуацией. Из-за приступов вины и неудобного кресла я так и не смог уснуть. На следующее утро Лаура проснулась, и ее готовились перевести в другую палату. Ей подали завтрак, и это было необязательно, но я остался, чтобы убедиться, что она поела.

Я хотел поговорить с ней, но не успел - вошла Сьюзен Синглтон.

— Лаура, что случилось, тебя показывают по всем новостям? - сказала Сьюзен.

Лаура выглядела виноватой и смущенной:

— У меня вчера был плохой приступ, наверное, я слишком много работала, - сказала она слабым голосом.

— Что ж, приготовься к приему гостей. К тебе едет губернатор, - промурлыкала Сьюзен.

Персонал больницы был взволнован. Губернатор совершал свой визит с представителями СМИ на буксире. Лауру поместили в отдельную палату. Ее привели в как можно более презентабельный вид. Появилась охрана, и все остальные, начиная с администраторов больницы и заканчивая врачом Лауры, которая выглядела немного уставшей.

Эдвард Кинкейд вошел в палату один, выпроводив Сьюзен. Он пожал мне руку и похлопал по плечу.

— Чертовски хорошая работа по делу Хоффмана, Пэт, я знал, что не зря выбрал тебя, - сказал губернатор, затем повернулся к Лауре.

— Вы напугали нас, девушка, но ваш врач заверил меня, что с вами все будет в порядке. У нас будет мальчик или девочка? - спросил он.

— Девочка, губернатор, - сказала она.

— Просто Эд или Гов, если нужно, когда мы остаемся наедине. Я рад, что вам стало лучше, но я должен украсть вашего мужа на несколько минут. Скоро пришлю его обратно с приказом оставаться с вами, пока вам не станет лучше.

Затем он потащил меня в угол.

— Что мне нужно знать о ситуации с Хоффманом? - спросил он. И я вкратце рассказал ему.

— Черт, кто еще это знает?

— Мой следователь Фил Слоан и, конечно, персонал больницы, который лечил мисс Хоффман, - сказал я.

— Хорошо, теперь держи это в тайне, пока я попытаюсь спасти карьеру Хоффмана. Но сейчас мы с тобой должны выйти на поклон и заверить общественность, что все в порядке со всеми, особенно с Лаурой. Вот именно, все в порядке с твоей женой, никаких глупых проблем с тем, что уже прошло, сделано и лучше забыть, - с непререкаемым видом сказал он

Последовавшая затем пресс-конференция была краткой и по существу. Джерри Хоффман был хорошим человеком, которого несправедливо обвинили. Жители штата должны быть благодарны трудолюбивому специальному прокурору, многим пожертвовавшим, чтобы справедливость восторжествовала.

Я раскланялся, после чего на меня посыпались вопросы о здоровье моей жены. Лаура переиграла обвинительное заключение. Но не все было гладко: репортер из «Рочестер газет» не отвлекался. Он спросил о Джерри-младшем и о том, почему ему не предъявлено обвинение. Я дал заготовленный ответ о юрисдикции. В этот момент вмешалась Сьюзен:

— Я считаю, что мы должны позволить специальному прокурору вернуться к своей жене, - сказала она и тем самым прервала пресс-конференцию.

В этот момент мне разрешили вернуться в комнату жены. Лаура спала. Около полудня позвонила Кэт, и я продиктовал ей официальное заявление по обвинительному заключению, в котором ничего не говорилось. Она спустилась вниз и зачитала его собравшимся репортерам вместе с моими сожалениями о том, что я недоступен по семейным обстоятельствам. Репортеры хотели узнать о состоянии Лауры. Кэт сказала им, что она в порядке и спит.

***

Медсестра разбудила Лауру в 12:45 на обед. Пришло время поговорить.

— Что, по-твоему, ты делаешь, Лаура? - начал я.

— Прости, я создала еще больше проблем, но не хотела.

— Почему ты не ела?

— Меня тошнит.

— Ты могла бы сказать мне, что у тебя серьезные проблемы.

— Я не могла, что я могла сказать, что не справилась как жена, а теперь не справлюсь и как мать?

— Ты не потерпишь неудачу как мать. Мы будем работать над твоей диетой, откармливать тебя, держать тебя дома и отдыхать. Соломон сможет какое-то время обойтись без тебя.

— Хотелось бы, чтобы все было так просто, - сказала она, - у меня ничего не получается. Я пыталась, поверь мне, я пыталась.

— Так что, сейчас мы попробуем, - сказал я.

— Ты не это имеешь в виду.

— Не говори мне, что я имею в виду. Пока что мы вместе. Смирись с этим, - сказал я.

Она расплакалась. Я не знал, почему.

Вошла медсестра и сказала, чтобы я ненадолго ушел.

Следующие три дня я провел в больнице и вокруг нее, пока ее не отправили домой. Остальной мир не стоял на месте. Репортеры звонили мне в офис, пытаясь узнать хоть что-нибудь. Они также тайком пробирались по больнице. На третий день передо мной предстала доктор.

— Я собираюсь отпустить вашу жену домой. Это значит домой, а не на работу. Также я хочу, чтобы с ней постоянно кто-то находился. Она стабильна, и мы должны поддерживать ее в таком состоянии. У меня есть приходящая медсестра, чтобы помочь ей. Я рекомендую вам нанять помощницу по дому.

Она смотрела на меня так, будто ожидала возражений.

— Проблема не во мне. Похоже, у Лауры проблемы с принятием помощи. Похоже, она считает, что это какая-то неудача с ее стороны, - сказал я.

— У нее депрессия. Я считаю, что дело в вашем семейном положении. На вашем месте я бы сделала счастливое лицо, подумайте если не о ней, то о ребенке, - сказала она, затем протянула руку и схватила меня за плечо. - Брак никогда не бывает легким... быть родителем еще сложнее. Иногда приходится делать то, что нужно твоей семье, а не то, чего хочешь ты. Пришло время повзрослеть.

Я бы поспорил, но она была права. Дон, мой терапевт, дал мне несколько хороших рекомендаций по домашнему медицинскому персоналу, и для помощи была нанята милая сорокалетняя мать троих детей. Это была жизнерадостная женщина, которая хорошо ладила с Лаурой и очень ее поддерживала. У нее было много хитростей, чтобы удержать еду на низком уровне и поднять настроение будущей матери.

***

Все шло хорошо, пока не раздался телефонный звонок. Первой ответила Кэт, потом перешла к Мэри Эллен, но тот не унимался и хотел поговорить с боссом.

— Это Джек Рубинс из Рочестера, - начал он, но я его прервал.

— Я знаю, кто вы, мистер Рубинс, и откуда вы, но, как сказали мои сотрудники, у нас нет комментариев.

— Я все же хочу спросить, - сказал он.

— Тогда продолжайте.

— Вы, очевидно, знаете о внебрачной связи Эльзы Хоффман и о выкидыше. Как и когда вы узнали об этих фактах?

В его голосе слышалось самодовольное удовлетворение. Он выполнил свою работу и теперь хотел получить максимальную отдачу.

— Вопрос в том, как узнали эти факты вы, мистер Рубин. Я могу лишь предположить, что вы подкупили какого-то человека или людей, возможно, государственных чиновников, - сказал я.

— Мои источники конфиденциальны, - сказал он.

— Да, но я бы предпочел привлечь вас к ответственности, - сказал я, надеясь на блеф.

— Вы с ума сошли, как вы можете так поступить?

— В плохо написанном законе не сказано, чего я могу или не могу делать.

— Да, и я знаю, что вы, должно быть, сделали что-то незаконное, чтобы получить вашу информацию, - сказал он.

— Жаль, что никто не обвиняет меня в преследовании, - сказал я.

— Хорошо, я понял - вы хотите сделать заявление или нет?

— Если я увижу честную статью, которая не будет слишком скандальной, то не стану спрашивать, откуда у вас информация, и пришлю вам копию своего отчета в законодательное собрание в день подачи, - сказал я.

— Вы собираетесь представить отчет по делу Хоффмана? - спросил он.

— Нет, просто ежеквартальный отчет, в котором описывается наша деятельность и то, что обнаружили мои сотрудники по любому расследуемому делу, - сказал я.

— Когда я могу рассчитывать увидеть этот отчет? - спросил он.

— Думаю, в среду, после вторника.

Несколько дней спустя Джек Рубин опубликовал эту историю в «Рочестер Газетт». Он был очень справедлив. Он рассказал историю долгого брака Хоффманов и описал серьезную травму Эльзы как непреднамеренную. Но изложил все это, в том числе и свою уверенность в том, что мой офис обнаружил большую часть этой информации, хотя это было заявлено как спекуляция.

Таблоиды Нью-Йорка были не столь любезны. Они открывались фотографиями миссис Хоффман и ее любовника.

Я поручил Мэри Эллен написать нашу версию. Она справилась на отлично, Фил получился похожим на Шерлока Хомса, а я - на удивительно опытного прокурора, игравшего в азартные игры и выигравшего. В нашей версии ничего не говорилось о выкидыше, который, по нашему мнению «не подтверждался фактами». Интрижка была довольно точно установлена на основании показаний свидетелей в исправительном учреждении, но невиновность сенатора Хоффмана не вызывала сомнений из-за его поездки в тот вечер.

— Алло, МАХЕР, - сказал Сол Соломон, когда я поднял трубку. - Знаешь, что это значит? - спросил он.

— На идиш это означает «большая шишка», - ответил я.

— Десять миллионов, ты получил финансирование. Демократы хотели дать тебе пять, но оппозиция хотела гарантировать, что ты будешь доволен, поэтому внесли поправку и дали тебе ту же зарплату, что и губернатору, - сказал он.

— Спасибо, - сказал я и вполне серьезно.

— Мне очень приятно, но ты хорошо справился; ты еще станешь политиком.

— Видел сегодняшнюю «Таймс»? - спросил Сол.

— Нет, я стараюсь не читать городские газеты.

— Читай «редакционную статью Мачера», - сказал он и повесил трубку.

Нью-Йорк Таймс 8 июля 2014 года.

ГУБЕРНАТОР СДЕЛАЛ ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР.

Многие, в том числе и мы, задавались вопросом, справится ли губернатор Эдвард Кинкейд с задачей, которую он выбрал для того, что можно назвать коррупционным Царем. Патрик К. Салливан, малоизвестный бывший прокурор округа ВанПаттен, был молод и неопытен. То признание, которое он заслужил, было получено за мужество в противостоянии злобной банде наркоторговцев. Этот прямой молодой человек, который не был известен своими юридическими или политическими навыками. Его тесные связи с губернатором, его наставником, также вызывали беспокойство в офисе, явно нуждавшемся в независимом человеке.

Сомневающиеся оказались неправы; с мастерством и смелостью азартного игрока молодой прокурор доказал, что он более чем достоин своей должности. Он разрешил сложный и тревожный инцидент и восстановил репутацию уважаемого государственного чиновника. Салливан сделал это, несмотря на физическое ограничение и с немалыми личными затратами. Теперь дело за законодательным органом: профинансировать созданный ими офис, когда его занимает достойный человек.

В действительности у меня была последняя проблема. Она была уже на седьмом месяце беременности, физически ей было лучше, но она все еще не вышла из леса. Меня поразило то, что я неправильно ее оценил. Она казалась мне уверенной в себе, динамичной, всегда контролирующей ситуацию, способной взобраться на шаткую ступеньку корпоративной юридической фирмы. Она была классическим «передовиком». Откуда мне было знать, что все это - прикрытие, что под поверхностью она - неуверенная в себе девушка?

То, что я принимал за силу, оказалось слабостью. Она не тянулась ко мне как к равному, я был подпоркой, на которую она пыталась опереться. Она была слабой, а я сильным, и она ожидала, что я буду ее поддерживать, что бы она ни делала. Манипулировать мной было частью игры. Она не могла выиграть честно, ей приходилось обманывать. Но она отличалась от Стивена, изменявшего ради удовольствия, или от меня, изменявшего, чтобы выиграть. Моя красивая и сексуальная жена изменяла, чтобы выжить.

Текущая проблема Лауры заключалась в том, что невозможно было обмануть маленького человека внутри нее, готовившегося выйти наружу. Чем ближе подходило время, тем сильнее становился ее страх. Она уже выбрала имя: Бриджит в честь моей матери и Эллен в честь своей. Маленькую Бриджит Э. Салливан с нетерпением ждали обе наши семьи.

***

Я качался на странной горке-качелях, которую Лаура и Дон установили на заднем дворике. Это было удобное сиденье. Бриджит была у меня на руках, ее мать парила рядом. У моей дочери было по десять маленьких пальчиков на руках и ногах, и все они крепко обхватывали мое сердце. Я начал ее любить, когда она появилась на свет из материнской утробы, все два килограмма семьсот восемьдесят грамм. У нее было немного темных волос, а спустя шесть недель появилось несколько белых волосков. Моя мать сказала, что она будет рыжей:

— Так и начинаются все светловолосые.

Семьи, что обрушились на нас после родов, разъехались по домам, и теперь мы были одни, если не считать наемной прислуги. Лаура показала себя супермамой, в ней снова поселилась сверхзадача. Она родила без единого стона и в тот же день выписалась из больницы, вопреки желанию врача. Она уже сообщила мне или, скорее, предупредила, что больше не будет пользоваться противозачаточными средствами.

— Если ты останешься со мной, это будет традиционный брак. Я буду работать неполный рабочий день, потому что все еще не умею быть домохозяйкой, но буду босиком на кухне и беременной большую часть времени, - сказала она.

— Ни в коем случае, - ответил я.

— Пэт, пожалуйста, я хочу этого.

— Лаура, босиком - ладно, беременной - возможно, если будешь хорошо себя вести, но на кухне – ни за что, это строго запрещено. - сказал я.

Она засмеялась.

— Хорошо, только босиком и беременной.

Затем, обняв меня, она спросила:

— Я прощена?

— Нет, но я люблю тебя и свою дочь, так что, останусь здесь, кроме того, ты полезна для имиджа.

Так и есть, она получила хорошие отзывы в прессе о родах. Да, я ее простил, но никогда не скажу ей об этом. Что касается беспокойства о ее будущей верности, ну, слухи о том, что случилось с бедным Фрэнком, все еще ходят. Я думаю, что большинство людей делают некоторые предположения. Мужчина должен быть очень смелым, чтобы шутить с миссис Салливан - так в наши дни называют мою жену.

Я передал Бриджит ее матери.

— Мне пора идти, меня ждут, - сказал я.

Она кивнула и одарила меня слабой улыбкой:

— Пожалуйста, не задерживайся, я скучаю, когда тебя нет.

— Не задержусь, мне просто необходимо встретиться с некоторыми политиками.

Она не сказала, о чем думала, а именно о том, что политик - это именно тот, кем я стал. Странно, если подумать, я, кажется, не очень подхожу для этой профессии. Мне приходится бороться с этим каждый день. Но когда уходил, я долго смотрел на свою жену, сидящую с нашим ребенком на руках. Лаура широко улыбалась, и я понял, что никогда не видел ее такой счастливой или расслабленной. Все ее страхи исчезали. Это - моя семья, и я буду ее защищать.

Эпилог

Служба проходила в маленькой церкви в Трое, недалеко от Гудзона. По меркам Трои это была относительно новая церковь, построенная в середине девятнадцатого века. Каменное здание, сложенное из манхэттенского песчаного камня, обычно называемого коричневым камнем. Камни были установлены хорошо. На них видны следы износа, но не разрушения. Вдоль фундамента виднелись небольшие канавки, где на протяжении веков разливался Гудзон.

Мемориальная служба была хорошо спланирована младшим сотрудником фирмы. Фрэнк Паттерсон официально числился методистом, но церковь была одним из епископальных молитвенных домов Тори с их витражами цвета тиффани и толерантным отношением. Смерть от передозировки наркотиков не вызывала беспокойства. Тот факт, что умерший и немногие из присутствующих были епископальной веры, ничем не отличал службу от обычной воскресной службы, поскольку немногие из присутствующих на любой службе были епископалами. Быть христианином приятно, но не обязательно.

Чернокожий священник, руководивший службой, не был даже отдаленно знаком с покойным, но проделал замечательную работу, вызвав соответствующий дух годичной годовщины смерти. Сол Соломон был очень доволен собравшимися и службой, которая, по его мнению, была надлежащей данью уважения погибшему сотруднику фирмы.

Все прошло замечательно; несколько сотрудников выступили с речью в память о Фрэнке, включая Сола, не оставившего сомнений в том, что он рассматривает эту смерть как трагическую случайность. Он уже дал понять, что не потерпит распространения слухов ни в офисе, ни за его пределами.

Сол покинул церковь последним, проходя под картиной Тиффани о Царстве Небесном на витраже в задней части церкви. Лаура не присутствовала, поскольку была отправлена в Сан-Франциско по важным делам фирмы, чтобы избежать неловкой возможности присутствия на службе ее мужа. Однако, когда Сол проходил через церковный вестибюль или притвор, пожимая руку священнику и благодаря его, он увидел стоящего на ступеньках церкви Стивена Фицджеральда.

— Добрый день, мистер Фицджеральд, как хорошо, что вы пришли, но я несколько удивлен, - сказал Сол.

— Этот человек был вашим клиентом, хотя и недолго, мистер Соломон, и, пожалуйста, зовите меня Фокси, - ответил Стивен, расплываясь в небольшой улыбке, словно смеясь над собой.

— Ну, тогда вы должны называть меня Сэл, - ответил Соломон.

— Значит, будет Сэл. Просто я жду свою жену, она заедет за мной, - сказал Фицджеральд.

— Да, а моя жена Марта уехала за нашим «Линкольном», - сказал Сол.

— Это гораздо практичнее, чем спортивный «Мерседес», но вы же знаете мою жену Сьюзен, я полагаю? - ответил Стив.

— Да, прекрасная женщина. Вам очень повезло, - сказал Сол.

— Да, в таких случаях нужно ценить, чем тебя благословили.

Сол на мгновение задумался, потом решил, что должен спросить, хотя и был уверен, что не получит ответа.

— Некоторые до сих пор верят, что Фрэнк встретился с нечистой силой - каково ваше мнение? - спросил он.

Стивен на мгновение задумался, а затем очень серьезно произнес:

— Я рассматриваю действия Фрэнка как серию неудачных просчетов, приведших к трагическому результату. У каждого поступка есть последствия. Беспокоит то, что эти последствия не всегда можно предвидеть, - сказал Стивен.

— Но, конечно, когда встречаешься с гораздо более сильными соперниками, проигрыш должен быть предсказуемым.

— И это говорит человек с восприятием, которому пришлось пройти по скалистым берегам жизни. Хороший еврейский мальчик из Бруклина, использовавший свои мозги, чтобы подняться в мире и добиться хорошей жизни со своей женой из гоев, - говоря это, Стивен практически ухмылялся.

— Значит, он недооценил тебя, Лисичка. Потому что это был поступок лисы, а не волка, - ответил Сол, выдавая то, что он подозревал.

Стивен улыбнулся:

— Догадка без доказательств.

— Скажи мне, волк пришел до или после того, как этот священник тебя изнасиловал? - спросил Сол, чувствуя, как ярость берет над ним верх. Если Стивен Фицджеральд и был расстроен, то никак этого не показал.

— Что-то среднее, - ответил он, а затем продолжил. - Вы бы видели его лицо. Он выбрал место, где никто не мог слышать моих криков, но Пэт из тех, кто любит защищаться. Конечно, как только его характер теряет свою силу, он превращается из просто опасного в смертельно опасного. Повезло, что кто-то услышал крики священника, - без эмоций сказал Стивен.

— Я бы сказал, Фокси, что ты так же смертоносен, когда хочешь, - сказал Сол.

— Лис должен жить умом, а не страстями. Только тем, что необходимо. Как я уже говорил, действия имеют последствия, но моя машина уже прибыла, - сказал он, уходя.

Сол смотрел, как спортивное купе «Мерседеса» последней модели отъезжает от обочины, чтобы смениться «Линкольном Таункар» его жены. Он устало подошел к пассажирской двери. Когда он усаживался в машину, к нему повернулась Марта.

— Что-то не так, Сэл, ты неважно выглядишь? - сказала она.

— Я в порядке, просто пытался отмаливать свои грехи, - ответил он, все еще чувствуя вину за то, что случилось с глупым Фрэнком Паттерсоном. Следует быть очень осторожным, прежде чем прикасаться к такому человеку, как жена Салливана. Если удастся уйти целым и невредимым, считай, повезло. Наносить же ответный удар было самоубийством. Если бы это был не Фицджеральд, то кто-то другой. И все же, Сол чувствовал себя виновным.

Марта посмотрела на мужа:

— Ну, это была очень хорошая служба, ты должен гордиться. Жаль, что здесь не было Лауры и ее милого мужа, - сказала она, и Сол улыбнулся жене.