Просто массаж

Она наклонилась, чтобы разлить чай, и резкая боль в спине заставила ее сморщиться и замереть.

— Опять? — спросил Максим.

Вопрос не требовал ответа, она стояла в неудобной позе и ждала, когда боль отойдет.

— Так нельзя больше. Давай я сделаю тебе массаж. Я научился. Жене постоянно делаю. Давай. Чего ты упрямишься?

Ей очень хотелось, чтобы их постоянный гость, давнишний друг их семьи, рассмотрел ее тело, поласкал и помял спину. От предвкушения этого невинного удовольствия сало тепло и весело.

— Ну, посмотрим. Сейчас, наверное, уже отойдет.

Она посмотрела на его руки. Вот бы и правда лечь и позволить себя потискать. Чтобы он сам поднял футболку, спустил резинку трусиков, погладил и помассировал. Она очень любила, когда ей массировали спину и плечи. Может быть, футболка задерется удачно, и немного будут видны груди. А на пояснице — след от резинки. Решение было принято, как только боль отошла. Разговаривая за чаем, она смотрела на его открытое, счастливое лицо, следила за руками, заметила, как он следит за ее. Принюхивается к волнам воздуха от ее жестов. Он был влюблен и не стеснялся этого. По мимолетным поцелуям в щечку на прощание она понимала, каким нежным он может быть и как приятно ему будет дотрагиваться до нее.

... А тогда, во время объяснения, совсем пробил дрожью в руках. Подошел помассировать вечно ноющий позвоночник, когда она сидела за компьютером — это было позволено — и не смог удержать рук. Пальцы боязливо скользнули по шее к подбородку. Так нежно и тепло, что нельзя было ругаться или прогонять. Одумался и попытался превратить в щекотку. Она подыграла, но он не уходил. Не мог оторваться и продолжал теребить ее волосы и шею.

— Хочешь поговорить?

— Угу.

Позволив ему расцеловать себе лицо и крепко обнять, она удивилась его деликатной страстности.

... Решение было принято. Позвоночник не давал сидеть в естественной позе, и Максим еще раз напомнил о массаже.

— Да, наверное придется тебя все-таки попросить немного помассировать. Пойдем в кабинет.

Ей было любопытно, как он себя поведет. Будет ли просто делать массаж или все — таки перейдет границы и, например, нежно погладит ее или поцелует. Что тогда делать? Рыкнуть или не обращать внимания?

— Ложись, — нежно и лукаво сказал он.

Она послушно легла на живот и уткнула голову в подушку, чтобы скрыть смех и удовольствие. Что будет делать? Любопытно.

— Где у тебя точно болит?

На секунду задумалась, щадить или нет. Решила не щадить.

— Шея, между лопаток и вот здесь, — ока рукой показала точку поясницы совсем близко к ягодицам. Как он будет массировать? Через одежду или нет?

— Ясно.

Он сколько-то потрогал ее спину в нерешительности. Она физически чувствовала его умиление и радость

Вдруг он начал осторожно выправлять футболку из брюк, решительно поднял ее до лопаток. Задержался.

— Поднимите-ка руки, — в секунду снял футболку. — В одежде массаж не делают.

Не успела она переварить такое его решение, как вниз поползли брюки и трусики. Он резко спустил и то, и другое. Но не как это делают массажисты, а до колен. В секунду она оказалась перед ним голая.

Надо было не показать, что она бы лежала так бесконечно и с удовольствием перевернулась бы, если бы ее попросили. Она содрогалась от удовольствия, когда представляла, как обрадуется он, если она, голая, погладит его между ног и прильнет. Он умилял ее своей нежностью, и она хотела его, хотела порадовать его и осчастливить.

Он и массировал, и ласкал ее, и не мог скрыть дрожь. Руки не могли согреться, и движения были и бестолковые, и напористые. Он уже несколько раз коснулся ее груди, но не решался дотронуться до ягодиц.

— Только бы не быстро, — думала она. — Погладь меня еще.

— Вот здесь болит? — стал добираться он до самой болезненной точки.

— Нет, ближе к позвоночнику, — спокойно ответила она.

От ее голоса он вздрогнул. Наклонился над ее спиной, она чувствовала его дыхание. Поцеловал между лопаток. Руки скользнули по ягодицам, по ногам.

— Я люблю тебя.

— Я знаю.

— Я мечтаю о тебе. Мечтаю, как вижу тебя. Спасибо тебе.

— Спасибо тебе за массаж.

— Но я еще не все.

— Массируйте, массируйте.

Он и правда умел массировать, ему мешала только нежность. Он уже не стесняясь гладил ягодицы. Целовал шею, спину. Она ждала, когда же он поцелует ей попку, но он долго не решался. Вдруг он совсем снял с нее трусики и брюки.

— Ты голая передо мной. Я бы так сидел и гладил тебя всю жизнь. Я люблю тебя.

Он положил лицо ей на спину и лежал в изнеможении, поглаживая попку. Господи, Наташка, какая ты. Я не могу без тебя.

Он был старше на восемнадцать лет, и его умиление ее телом рождало в ней, тридцатилетней, резвость чертенка. Она ждала.

Он поцеловал макушку и прошептал:

— Посиди у меня на ручках так. Обними меня. Повернись.

Она повернулась, притянула его голову и движениями старалась не выдавать, на что решилась. Она села на диване, он впился глазами в ее ухоженное, наласканное, стройное тело. Позволила ему насладиться собой и потерять соображение.

Он обнимал ее и прижимал к себе, прижимался щекой к ее телу. Одновременно привычные мужские движения уже раздвигали ей ноги. Но он еще не понимал, что это можно.

Он усадил ее на руки, она чувствовала его дрожь и чувствовала, как он пытается успокоиться. Ей нравилось быть голой с ним, сидеть у него на руках и дразнить, радоваться его теплу и умилению.

— Если бы ты знала, как я тебя хочу.

— Как?

Он по привычке попытался рассмеяться, но вместо этого у него навернулись слезы.

— Ты мечтаешь обо мне в постели? — она повернулась и пристально смотрела ему в глаза.

— Да, — покорно кивнул он.

Ей нравилось, что его движения были привычно-грубоватыми.

— А что ты делаешь со мной?

Он онемел и еле выговорил:

— Я раздеваю тебя и беру.

— Как?

Хорошо, что он не был в оцепенении. Ей бы не понравилась его нерешительность.

— Я беру тебя везде.

— А где сначала?

— Сначала в рот.

— Уже голую?

— Да.

— У тебя часто берут в рот?

— Вообще никогда.

— А я, значит, беру?

— Да.

Наконец, она сделала, что хотела. Ноги его давно были раздвинуты, и легко было протиснуть ладошку между ними. Она трогала его и смотрела ему в глаза. Прильнула к нему.

— Хорошая моя. Наташка. Голенькая моя. Любимая моя.

— Иди ко мне. Иди ко мне, мой хороший, — она чувствовала прилив нежности, поцеловала его и почувствовала, как его уверенные пальцы уже теребят ее клитор. Он положил ее на диван, одной рукой ласкал ее между ног, а другой рукой пытался снять трусы.

— Иди я помогу тебе. Она спустила с него брюки, сняла свитер, и только когда он остался в трусиках, начала гладить его пенис, чувствовала, какой он твердый, широкий и не очень длинный. Запустила руку в трусики и взяла его в ладонь.

Запах чистого белья и дезодоранта удовлетворил ее.

— Так куда ты берешь меня сначала?

— В рот.

— Ты что — нибудь говоришь мне?

— Да.

— Что?

Он молчал.

— Что.

— Пососи меня.

Она коснулась губами горячей головки, а он, ошалевший ...