Тебе должно быть больно

До того, как я стала служить своему Хозяину, я была обычной давалкой, раздвигавшей ноги для всех желающих. Хотя с мужским доминированием меня познакомил третий в моей жизни мужчина, и это был совершенно невероятный опыт, после него меня трахали в основном мои же ровесники, которые и теперь-то вряд ли могут претендовать на роль Верхнего, что уж говорить про них двадцатидвухлетних... Каждый тогдашний мой партнер видел во мне силу и стойкость и мечтал повиснуть на моей шее, чтобы я рулила в сторону их Счастья. Я же хотела, чтобы меня отлупили по жопе, назвали шлюхой и засадили в глотку до самого основания, поэтому больше, чем на одну ночь, ни один из моих знакомых не задерживался. Когда я стала забывать, с кем и что у меня было, а с кем еще нет, я начала ловить кайф в самом блядстве — мысль, что я как последняя шалава даю себя выебать всем и вся, приятно возбуждала. И несмотря на это практически каждый из партнеров относился ко мне, как к девушке интеллигентной, и норовил создать со мной крепкую ячейку общества.

Именно тогда я полюбила сайты знакомств, на которых можно было найти любое воплощение любой фантазии, а также пьяные знакомства в клубах и барах. Ко мне заходили на пару часиков крепкие парни, лиц которых я не помню, да и вряд ли даже тогда их помнила, чтобы загнуть меня раком и хорошенько выебать, пока я не кончу раза три-четыре-пять... (я быстро и часто кончала в этой позе), а потом опустить меня на колени и, избавившись от презерватива, вставлять мне в рот. Меня подхватывали после работы где-то в городе, чтобы, припарковав машину в каком-нибудь безлюдном закутке, надрачивать мою мокрую пизду пальцами, пока я делаю минет неудобно скрючившись на пассажирском сидении. Я отсасывала у только что назвавших свое имя парней в клубных сортирах, помогая себе рукой, вылизывая яйца, разрешая кончать мне на лицо, и смотреть, как я потом, не поднимаясь с колен, собираю сперму и слизываю ее со своих пальцев. Иногда, проснувшись утром с натертой до жжения промежностью, я не знала, в каком районе Москвы или области я теперь нахожусь, и не знала, как зовут голого мужчину рядом со мной, что, конечно, не мешало мне сделать ему обязательный утренний минет.

И при этом за все это время даже на анал мало кто покушался (в основном зрелые мужчины да парни, с которыми у меня были отношения, а не просто секс на пару палок), не говоря уже о том, чтобы кому-то пришло в голову пустить легкодоступную блядь по кругу... Поэтому к двадцати девяти годам я подошла с весьма умелой глоткой, но совершенно не растянутой задницей: когда парень с членом в восемнадцать сантиметров решил поиметь меня анально, я орала, а под конец и вовсе разрыдалась от боли

Почти каждое утро, которое я проводила сама, я старалась вызвать из памяти то ощущение боли, унижения, обиды, ощущение веса крупного мужского тела на девятнадцатилетнем моем, вжатом в кровать и не имеющем возможности вырваться из-под разрывающего меня хуя, ощущение его почти заботливого шепота в мое ухо: «потерпи, тебе и должно быть больно, девочка. Ведь ты шлюха, которую ебут в жопу. Я не буду приходить к тебе, если ты не будешь брать мой член в горло и подставлять ему свою задницу — в пизду я любую могу трахать... « Именно так мне и понравился анальный секс — я не должна получать от него удовольствие, ведь я просто шлюха, которую ебут в жопу.

И однажды, лаская языком весьма объемный хуй малознакомого мужчины, я вдруг твердо осознала — не хочу, чтобы мне было хорошо. Я впервые за долгое время отдавалась. Целиком. Без просьб и упреков. Он драл меня несколько часов кряду в мою узкую еще попку, кончая, меняя резинку, пару раз присовывая мне в рот, и тут же готовый продолжить экзекуцию. «Заткнись, шалава!» — строго говорил мне он, когда я начинала кричать от боли, и пара увесистых оплеух обрушивалась на мои щеки. Время от времени останавливаясь, чтобы отдышаться, сменить позу или покурить, он вставлял мне в анус несколько пальцев: два в самом начале и по три пальца каждой руки на полную длину к концу этого вечера. Эти периоды ручного раздрачивания больше других были насыщены короткими и жесткими пощечинами, потому что хоть я и не пыталась вырваться из его рук и прекратить это издевательство над моей дыркой, не кричать, когда он стал вставлять в меня пальцы обеих рук и разводить ладони в разные стороны, я не могла. И на каждый вскрик он вынимал правую руку из моего ануса, тут же заменяя ее пальцами другой руки, резко бил меня по щекам и, называя меня то блядью, то шалавой, приказывал молчать и терпеть, потому что мне и должно быть больно.

И сквозь все это, сквозь пылающие от пощечин щеки, сквозь сильнейшую боль в заднице (и внутри, и снаружи), сквозь рыдания и унижение я испытывала такое невероятное возбуждение, что моя пизда текла ручьями, соски превратились в два маленьких горящих уголька, а мозг был выключен уже давно. Я знала, что кончу даже от нечаянного прикосновения его пальцев к моему клитору, и я боялась представить, что будет, если он войдет в меня своим членом или рукой. Он видел это, его глаза хищно наблюдали за моими реакциями. Я чувствовала, как возбуждают его мои боль и унижение, и как нравится ему чувствовать эту власть над моим телом, телом покорной шлюхи. Когда он в очередной раз кончил и решил сделать перерыв, я сползла на пол, а он сел на край кровати так, чтобы я оказалась между его ног, и стянул с себя презерватив. Он взял меня за волосы, подтянул голову к своему паху, «Лижи», — приказал, ткнув меня носом в яйца. «Трахни, — одними губами попросила я, потому что на голос уже не было сил, — пожалуйста... хотя бы пальцами. « Вместо этого он приоткрыл мне рот и плюнул в него.

— Ты бы видела себя, — мужчина снова потянул мою голову к яйцам, и я принялась их облизывать. — Ты самая грязная и мерзкая шлюха, которую я трахал.

Я продолжала вылизывать его пах и не поднимала головы, влагалище мое хлюпало от избытка собственной смазки. Когда я попробовала взять его расслабленный хуй в рот, он остановил меня пощечиной.

— Не надейся. Твою блядскую вагину я трахать не буду. Сколько мужиков ты через нее пропустила? — он оторвал меня от своих яиц, приподняв за волосы. Я не поднимала глаз. — Не слышу ответа, сука! Сколько хуев трахало твою дырку?

Задавая этот вопрос, он держал мою голову, намотав волосы на кулак, и еще придерживал мой подбородок, чтобы я не могла опустить глаза. Я молчала, я не знала, что ответить, а волны возбуждения отметали всякую возможность мыслительной деятельности. Тогда он отпустил мой подбородок, чтобы использовать освободившуюся руку для пощечин.

— Сколько, — пощечина, — хуев, — пощечина, — трахало, — пощечина, на которой я не выдержала. Слезы сами текли из глаз, скорее уже от нервного напряжения, потому что по сравнению с болью, которую я испытывала во время анального фистинга, пощечины были даже почти нежными.

— Я не знаю, — призналась я, размазывая слезы по лицу и готовясь к тому, что на меня может обрушиться.

Но вопреки моим ожиданиям, он всего лишь процедил сквозь зубы «Ебаная мразь», плюнул мне в лицо и, встав с кровати, направился в другую комнату. Когда через пару минут он вернулся, в его руках был фотоаппарат, на котором он уже устанавливал какие-то настройки. Застав меня за мастурбацией, он посмотрел на меня с презрением и продолжил заниматься фотоаппаратом, и это игнорирование кольнуло куда-то — «Что я не так сделала? Я же сделала все, о чем он просил... «. Захотелось извиняться, унижаться, да хоть лизать задницу, только не равнодушие. Не вставая с колен, я подползла к нему, и села у ног, как верная псина, он посмотрел, не сказал ни слова, просто еще немного постоял там же и направился ...