Уездные розги. глава первая: барышня

Вот уже месяц я живу в городе Т-ске. Прескверный городишко! Публичный дом стоит углом, непотребно раззявив резное крыльцо, глядит на Большую Почтамскую полсотней узеньких окошек. Вечером здесь яблоку негде будет упасть: купцы третьей гильдии, приказчики, богатые татары, мелкая чиновная сошка, прыщавые школяры, шум, визг, ссоры, разбитый рояль, шампанское, разбитое о чью-то седую голову... Лучшее время для визита — после полудня. Девки уже встали, а посетителей еще нет. Мамочка обхаживает меня с профессиональной любезностью, и, осведомившись, люблю ли я полненьких, выводит стайку непроснувшихся девиц. Я выбрал темноволосую, темноглазую Адель, отзывающуюся в простоте своей на Авдотью, и отправился с нею наверх. Девка была еще достаточно свежа. Простое лицо коровницы, крестьянские кисти и ступни, но, боже мой, какая великолепная кожа! Какой дивный румянец на полных щеках!

— Авдотьюшка, ты сперва разденься, милая, да пососи хорошенько... Так... Не робей — можешь даже укусить... легонько... Подожди, милая, косу распусти. Ах, шелковые! Не бойся, не оторву... Глубже бери! Какая сладость сжимать между ног эти гладкие полные щеки! Я не хотел прерывать дивное действо (пригодилась моя гвардейская выдержка), но возмерился посетить еще один храм. Когда Авдотья совсем выбилась из сил, я поставил её на колени — она тут же подтянула себе под живот пухлую подушку — и раздвинул задние щеки, такие нежные, белые, полные. — Ой, мамочки! — вырвалась она у меня из рук. — Что ты, голубушка? Разве никогда сзади не пробовала? — Упаси Господи! — А сколько ты служишь в доме? Уже три месяца? Вот деревня! Слушай меня, милая, слушай внимательно: ничего в этом страшного нет, удобно, легко, да и греха меньше — плод потом травить не придется. Так что, дорогая, будь добра... Маслице есть? Стой пока так, я из лампадки отолью... А сейчас потерпеть придется. Не дергайся! Иисус терпел, и нам велел. Вот, уже хорошо, правда, милая? О Каллипига! О прекраснозадая Венера! Никогда не устану орошать благодарным семенем твой алтарь!

ена то, что моя обожаемая богиня подкинула мне в подарок заднюю девственницу, все равно показалось дорого: 30 рублей ассигнациями за неграмотную блядь и рюмку ликера, которой я угостил хозяйку! Я слышал, что эта шельма занимается и штучным товаром: поставляет девочек офицерам и золотопромышленникам. Я решил, не откладывая, поговорить с нею о моем деле: — Любезная Амалия Ивановна, не могли бы вы мне помочь? Я одинок, холост, а Никитка мой совсем обнаглел: ничего, стервец, не делает, только жрет, дерзит и ворует (я его рассчитаю). Прошу вас, подберите мне хорошую прислугу. — Я понималь, мой мальшик. Ви хотель невинный деффка? — Сложно сказать, Амалия Ивановна. Для меня это не принципиально, но, конечно, желательно. Такой товар, однако, дорого стоит, а я, как вам известно, не располагаю большими средствами. Юность — вот единственное мое условие. Для меня сейчас это очень важно

— О, ви еще софсем мальшик! У меня есть для вас хороший баб. Зафтра ветшером ви никуда не ходиль. Я показать вам товар. На следующий день я рассчитал Никитку. Напоследок вздул его хорошенько, и смазливый юнец, ожидавший с утра на новые сапоги, был немало разочарован таким оборотом дел. — Как же так, барин, — гундел он, размазывая по красивому лицу сопли, — Я своего естества не жалел, вам угождал... — Естества! Вор ты — вот твое естество! Сколько ты у меня украл? — Да что у вас красть-то, — обозлился вдруг Никитка, — И часов порядочных не имеете, а еще барин! На том и разошлись.

Оставшись без лакея, я весь вечер мерил шагами комнату, чутко прислушиваясь, не подъехал ли экипаж. Стемнело, пошел дождь — настоящий ливень — и я уже совсем потерял надежду, как вдруг в парадную дверь постучали. У меня и впрямь как у мальчишки забилось сердце, и я бросился открывать. На пороге показались две женские фигуры, закутанные с головы до ног. «Пуф-пуф-пуф» — это Амалия Ивановна снимает с себя успевший вымокнуть плащ и вешает его поближе к камину, а потом по-матерински раскутывает тоненькую изящную девочку. Бог ты мой, да это же настоящая барышня! И как только она к ней попала? Амалия Ивановна отрекомендовала её как фройлен Egenie. Я поклонился и представился — черт возьми, а что мне еще оставалось делать! Барышня ответила столичным реверансом.

— Вы позволите переговорить с вашей протеже наедине? — бросил я хозяйке, увлекая девочку в соседнюю комнату. — Надеюсь, вы понимаете, для чего вас сюда привели? — язвительно осведомился я. — Я полагаю, чтобы продать вам, — сухо и сдержано отвечала она. — Как вы оказались в таком положении? — А вот это, сударь, вас не касается. — Не касается? Прекрасно. Извольте подождать здесь. — Кого вы мне привели? — в бешенстве набросился я на хозяйку, — я просил у вас девку, служанку! — Я хотель отдать фройлен в порядошный дом. Бедный дефошка! Её бросиль свой фатер. Она быль в гостиниц, пока я не заплатиль за неё.

— И вы полагаете, что здесь ей самое место? — Ви быть тшестный тшеловек, герр Фронвальский, ви не бросиль бедный дефошка. — Благодарю за оказанное доверие. И сколько же вы с меня хотите за вашу бедную девочку? — она назвала сумму. — Вы с ума сошли?! Откуда у меня такие деньги? — Я не просиль сейтшас: ви полюшить наследство и всё платить. Ваш дядя быть тшестный тшеловек.

Мой дядя самых честных правил. После того как я промотал в столице два состояния, он выхлопотал мне в Т-ске хорошее место, восстановил мою репутацию и отрекомендовал всем своим знакомым, в том числе нынешнему губернатору. Сейчас ему шестьдесят восемь, и старая блядь уже точит зубы на его гроб. — А если я откажусь? — Бедный дефошка. Мне её отшень шаль. Штобы слюшить в дом, надо иметь хороший здоровье.

Эта стерва еще смеет меня шантажировать! Отдаст, мол, барышню «слюшить» в свое заведение. Да, долго она там у неё не прошлюшит: гонерея, сифилис, чахотка, гроб. От силы года два, если, конечно, не удавится в первую же неделю. Черт побери! В какую скверную ситуацию я попал! Никогда — слышите меня? — никогда не доверяйтесь шлюхам! Не имейте с ними никаких дел: заразят, оберут да еще и укокошат! Вот и я подписал чудовищный вексель, чтоб только выпроводить за дверь эту жирную суку! Дышать сразу стало легче. Так, теперь «бедная девочка». Я прошел во внутренние покои и устало опустился в кресло. В окно яростно хлестал холодный ливень. Но я был еще холоднее.

— Сколько вам лет? — принялся я допрашивать барышню. — Надцать. — Вы выглядите моложе. Евгения — это ваше настоящее имя? — Да, сударь. — Эжени, я выкупил вас у вашей хозяйки. Вы свободны. Отыщите своих родных, друзей, покровителей, кого угодно — это меня не касается! Вы можете найти себе место, можете даже вернуться в заведение — делайте все, что вам угодно! Я готов выдать вам сейчас небольшую сумму на руки, с тем условием, что вы немедленно — слышите, немедленно! — покинете этот дом. И ни при каких обстоятельствах не станете обращаться ко мне.

Девочка стояла посреди комнаты, опустив голову. Идти ей было некуда. Я выдержал паузу. — Или же вы остаетесь здесь в качестве моей любовницы, моей служанки. В таком случае, вы всегда сможете рассчитывать на мое покровительство, как бы не сложились в дальнейшем наши отношения. Эжени подняла голову и с вызовом посмотрела на меня. Она была бледна как полотно, но силилась улыбнуться дрожащими губами. — После того, что вы сделали для меня, сударь, я у вас в долгу. И я считаю бесчестным уйти, не заплатив. Вы можете распоряжаться мною, как вам угодно.

Я позволил ей выиграть этот поединок благородства. Победа осталась за мной. — Это ваш выбор. Позвольте мне ознакомить вас с вашими обязанностями. Вот здесь, — я провел её в комнату для прислуги — там еще стоял запах никиткиной помады, — здесь вы можете хранить свои вещи. Затем я провел её в кабинет и...