В плену у сумасбродных свингеров. часть i

— Только не отпускай меня, — испуганно вскрикивает мама.

— Ну, перестань, тут же мелко. Я же на ногах стою, — терпеливо отвечаю я.

— Ну, темно же... Я дна не вижу.

— Ну, а днём ты стесняешься учиться плавать... , — вновь также терпеливо отвечаю я ей, — хотя в этом нет ничего зазорного, мам. Как говорил товарищ Ленин, — учиться никогда не поздно!

— Не ёрничай, Егор!

Она лежит в воде, на моих руках и несуразно машет своими ногами и руками, как крыльями, с шумом поднимая тысячи брызг во все стороны.

— Мама, ну, нет! Не так! — снова поучаю я её, — ну... ты как пьяная лягушка! Ты плавно двигай ногами. Да не молоти по воде, как комбайн! Говорю же тебе, ПЛАВНО, и старайся синхронно руками и ногами! Это не сложно!

Наконец-то успокоилась. Старательно исполняет то, что я ей говорю. Ну, хоть не брызгает. Я снова поучаю её.

— Только не отпускай, боюсь.

— Мам, да не отпущу! Ты, главное, дыши ровно, и не дёргайся. Всё делай плавно. И ногами не забывай. Да, вот так! И голову выше! Выше держи голову!

Изгибается на моих руках, того и гляди сорвётся с них. Мне приходится уже поддерживать её всерьёз. Мягкое у неё тело. И гладкое... А в воде, как будто, прямо, полированное, глянцевое. Ни одной шероховатости. Упругое. Сочное. Зрелое.

Мой член под водой давно стоит, оттопыривая плавки. Но темно. Маме этого не увидеть. У меня часто так, когда она рядом. Я уже даже за это сам перед собой давно бросил виниться.

Легонько ладошкой касаюсь её левой груди, другая рука медленно скользит по животу, всё ближе, к её невесомым трусикам. Всё вроде, как бы невзначай. Я жё держу её и учу плавать. Чё тут такого? Но у самого аж спёрло дыхание от собственной наглости. Никогда не решался вот так вот взять и запросто помацать её.

Вот она мамкина грудь! Сквозь тонкую ткань купальника даже сосок чувствую. Большая титька! В ладонь не помещается! А вот и упругий низ её животика. Бугорок лобка прямо жжёт мою вторую руку.

До меня тут дошло, получается, что я ща мамку прям в наглую щупаю. Но она вроде и не замечает ничего.

— Егор, у меня получается? Во так правильно?

Я что-то говорю ей. Но уже и сам не соображаю, что именно. Все мысли о её груди в моей ладони..

Да, она всё, как будто и не замечает моих рук. Старательно барахтается! А мне уже не до уроков. Совсем очумел, даже страх отступил.

Податливая титька, одновременно какая-то вроде и упругая, а чуть сожмёшь, то мягкая и нежная. Твёрдый шершавый сосок упирается мне в ладонь. В голову пришла безумная мысль, во взять и без всякой оглядки залезть ей в трусики, да и запустить пальцы прямо в её щелку. Я аж замотал головой, прогоняя это наваждение

А я не чувствуя уже берегов, окончательно наглею! И всё более смело, хоть и осторожно, двигаю ладошкой по её лобку, словно, исподволь стараясь забраться глубже между её ножек.

— Ой! Воды хлебнула!

Снова вся крутится на руках, никак не уляжется. Но снова старательно сопит и двигает руками и ногами, уже гораздо лучше и уверенно. Я хвалю её.

Я так и не понял, то ли это моя рука, в конце концов, залезла ей в лифчик. А может и её лифчик сполз с её груди.

Но когда моя ладонь вновь накрывает, — конечно же, опять, как бы невзначай!!! — её грудь, то вместо мокрой ткани купальника, я ощущаю тёплую нежную женскую плоть. Мой позвоночник пронзает молния. Вот это да!

Но, я уже потерял всякий стыд до такой степени, что даже и не думаю отдёргивать руку от материнской наготы, а вместо этого лёгонько мну мамину сиську. Ничего себе! Мысленно я снова дивлюсь, какая же всё-таки титька большая на ощупь. Нет, как не обхватывай ладонью, но целиком в ладони всё-равно не помещается. А сосок... Большой, как камень, твёрдый.

Да, неужели, мама не замечает, что, голая её титька в моей ладони? И то, как мнут мои пальцы эту титьку? Всё более и более смело и решительно. Неужели ничего не чувствует?

Но, наверное, в конце концов, она всё же что-то почувствовала. Как-то замерла сразу вся. Конечно, я, холодея сердцем, торопливо убираю ладони с её груди и трусиков, на более безопасные участки её тела.

— Я устала, — говорит мне мама. Но в голосе, вроде, нет злых или недовольных ноток.

С великой неохотой опускаю её со своих рук. Теперь она стоит рядом со мной. Вода тут едва достаёт ей до груди. Хоть и темно, но хорошо видно, что её левая грудь действительно обнажена. Выскочила всё-таки из лифчика. Я отчётливо вижу большой коричневый сосок. Мама что-то не очень-то спешит убрать грудь на место. Может, просто не замечает? А я смотрю не отрываясь. Когда я ещё увижу мамкину голую сиську?! Да, довольно приличная дынька, по размеру. Сверху бронзовая, загорелая, а там где купальник закрывает кожу от солнца, там молочно-белая. Маленький бледно — коричневый ореол вокруг соска.

А мама повернулась и пошла, уже на ходу заправляя выпавшую грудь. Я так и не понял, когда она это заметила. Что называется, и бровью не повела. Просто спокойно поправила лифчик купальника и всё.

Я последовал за мамой лишь спустя некоторое время. Очень хотелось извлечь своё возбуждённое естество из тесных плавок и прямо тут в воде начать мастурбировать, чтобы хоть как-то снять накатившее сексуальное напряжение. Но, конечно, я не решился.

На галечном берегу мой костёр ещё горел. Я улёгся, предусмотрительно вниз животом, прямо на тёплые, нагретые за жаркий день, голыши. Но сначала подкинул в огонь пару деревяшек. Таких деревяшек тут по берегу валялось уйма.

С моря дул лёгкий бриз. Было уже темно.

На маме был одет красный раздельный купальник. Мама его очень любила и часто надевала его. Мне он тоже очень нравился. В ней мама выглядела очень сексуально, ну, просто непереносимо аппетитно и вкусно. Купальник плохо скрывали большие мамины груди, которые, выпирали из чашечек лифчика. Да и трусики ей тоже очень шли. Сзади одни веревочки, спереди маленький треугольник, являя взору и мамины большие аккуратные ягодицы и красивые бёдра. Да, и вообще, фигура у неё, хоть немного уже полноватая, но стройная, красивая, ладная с изящной талией, грудью 3 размера, пышной попкой и бёдрами и соблазнительными ножками, очень привлекательной формы. Её очаровательное, зрелое лицо с ума сводило своей вкусностью, очарованием и красотой. Было в ней что-то... Какая-то своя изюминка. То ли дело было в мягком добром лице, то ли в длинной густой русой косе. Но то, что называется истинно русская женская красота, — вот это было про маму.

Многие мужики западали на маму с первого взгляда. Батя ревновал, бывало. Но зря. Если бы у мамы что-то было бы на стороне я бы знал. Но мама не такая. К тому же мы жили в небольшом городе, населением чуть больше ста тысяч, в Белгородской области, где все друг друга знали и всё друг о друге знали. Мама работала уже больше пятнадцати лет учителем литературы и русского языка в городской гимназии. И нисколечко не сомневаюсь, что в верности отцу она себя блюла всю свою жизнь.

Она у меня вообще очень благонравная и строгих взглядов. Одним словом училка.

Впрочем, батя-то ревновал, скорее всего по своей натуре. В отличие от мамы, он у меня был не интеллигентного покроя. Работал отец дальнобойщиком. Вообще, как про него говорили, был он водилой и механиком от бога. Так, что большую часть своей жизни он проводил в дороге, гоняя аж до Магадана. Работал он на своей фуре, и не какой-нибудь, а на многотоннике-американце и вообще, зарабатывал он очень хорошо. Во всяком случае, в нашем городе жили мы получше многих. Вот за батей-то, в отличие от мамы, грешков водилось много. Его даже мама ловила пару раз на изменах, но в конце концов прощала, не хотела разрушать семью, да и всё-таки любила она его.

Мама медленно потягивалась перед костром, подобно кошке, и я при свете от огня вновь исподволь ощупал её сочное зрелое тело взглядом..

Нет, вы ... Читать дальше →