Дела банные. Часть 6: Первая ласточка

6. Спустя неделю позвонила мама:

— Надеюсь, что ты не обижаешься за то, как мы, по английски, уехали?

— Нет, конечно, просто так внезапно!

— Ну, сам понимаешь, отцу было бы немного неловко утром с тобой увидеться! Вот мы и решили уехать. Ты — как? Лучше, хоть чуток, становится?

— Мам! Мне неудобно подробности тебе рассказывать!

— Да, или нет? И всё.

— Да, но очень медленно.

— Я тут в город ездила, снимки твои показывала в хирургии. Мне прямо сказали, что если активно не заниматься лечением, то года два ты будешь выкарабкиваться, и ещё года полтора восстанавливаться до прежнего состояния. Может, тебя на юг свозить летом, чтобы море, витамины, солнце?

— Дорого.

— У нас с отцом один сын, и другого не будет.

— А дача? Козы, куры?

— Отец с вами поедет, а потом, у нас ещё и дочь есть! Попрошу помочь.

— Идея мне нравится. Хочется, конечно, поскорее выздороветь!

— Ты со своей говорил после этого, как она?

— Расцвела. Ну, тогда, если не обижаешься, мы снова приедем, к внуку, на день рождения. Что ему подарить?

— Мам, это ты в детском садике работала! Ну, я не знаю, что ребёнку в семь лет можно подарить. Машинок у него и так полно!

— Восемь. Ладно, мы подумаем. На юг летом поедете?

— Да, — сдался я, надеясь, что к лету стану перемещаться боле-менее нормально.

Жена, на восьмилетие сына, организовала детский праздник в америкосовском ресторанчике. Ей помогала её сестра и моя мама. Мы с отцом остались дома

— Как ты сам? Как твоя машинка, заработала? — спросил он меня, переборов смущение.

— Пап, ты же понимаешь, что это — надолго! Давай без дежурных вопросов!

— Моя, утром, просто светилась вся. Так что — все довольны, и не накручивай себе всяких мыслей.

— Ну, не знаю, я бы от ревности умер, наверное. Тебе что, кошки душу не скребут, что ли?

— Бурчит, конечно.

— Даже не знаю, чем тебе помочь!

— Пап, знаешь, меня больше всего изводит то, что я не знаю, что там и как у вас. К тому, что это вообще происходит, я отношусь спокойно, а вот то, что я не вижу, не знаю как — просто изводит. Не знаю почему, но если бы я видел, знал — на душе было бы спокойней.

Отец покраснел до кончиков ушей и долго молчал.

— Хочешь, чтобы я её в это время сфотографировал? А она согласится?

— Не знаю. Нет, наверное. Вы же опять, в той же комнате будете, наверное?

— А ей снова нужно?

— Три недели прошло.

Он пожал плечами

— Вот, этот шнур сможешь рядом с телевизионным протащить в ту комнату, а после в стенке незаметно поставить вот эту камеру и подключить к кабелю?

Отец вновь заметно покраснел и молча взял оборудование из моих рук. Пока он старался, пропихивая по каналу разъём, я включил ноутбук. Камеру налаживали перекрикиваясь: правее, выше, и тому подобное. Когда всё было готово, отец, стыдясь своего любопытства, посмотрел на результат. Постель была вся, как на ладони, довольно близко, и ракурс был немного с угла и сверху.

— Записывать будешь?

— Не знаю. Я думал немного посмотреть, насколько жена будет довольна, и после — выключить. Но, если хочешь посмотреть на себя со стороны — могу. Записать?

Отец, смущённо улыбаясь, пожал плечами:

— Никогда не видел порнухи со своим участием. Даже любопытно посмотреть

— Значит, запишу. Только смотри, чтобы она не увидела камеру.

— А зум у неё есть?

— Небольшой, а вправо–влево — нет.

— Сделай немного покрупней... а ничего! Всё видно будет.

К вечеру мы все вновь волновались, зная о том, что будет ночью. Постепенно в комнате сын и мама затихли. Открылась дверь и зашла жена. Даже не в ночной рубашке, а совершенно обнажённая. От неё пахло свежестью ванной. Она держала в руках всё, что требовалось для бритья. Она молча поставила всё на стул перед диваном, присела. Откинувшись на его спинку, полулегла, подтянув колени к плечам. Я понял её, и начал бритьё.

Нежная плоть откликалась на каждое моё прикосновение, то — сжимаясь губами, то — призывно раскрываясь. Вскоре жена шумно, возбуждённо задышала, а к завершению бритья внизу у неё уже вовсю мокро чмокало. Я всегда восхищался красотой жены в этом месте, не утратившем своей прелести и притягательности, благодаря кесареву сечению. Но и шрам был сделан искусно, по поперечной складочке, у самого лобка и скрадывался.

— Зачем тебе это? — запоздало спросил я

— Не знаю, просто, умом понимаю, куда и зачем иду, а в душе — пустота. Нет волнения. Желание — есть, а вот волнения — нет, словно просто мыться или спать иду. Вот и решила себя немного раззадорить.

— Глупая.

Я обнял супругу, целуя ей лицо.

— Глупая, ты у меня! Можно просто оставить люстру включенной. Ты будешь видеть, как он входит в тебя, то, как он смотрит на тебя. Это и ему поможет и тебе. Тебя же возбуждает, когда на тебя смотрят?

— Да.

— Вот, так и сделай, попробуй, тебе понравится!

— Думаешь?

— Уверен. Сама увидишь!

— Попробую. Давай я ноутбук уберу, а то — уснёшь и уронишь на пол.

— Я сам. Ты же понимаешь, что я сейчас долго не усну.

— А что ты будешь смотреть? Порнуху?

— Да. Смотреть порнуху.

— Смотреть порнуху и думать про меня?

— Да.

— Ну, смотри, может, поможет!

Она нежно поцеловала меня и с улыбкой выскользнула за дверь.

Услышав то, как жена изнутри заперла дверь соседней комнаты, я включил ноут.

Жена по привычке протянула руку к выключателю, но, вспомнив, оставила люстру светить в полную силу. Подошла к постели. Отец лежал давно готовый. Его возбуждение было на пике, и даже самые мелкие вены рельефно проступили под кожей, а мужская стать, казалось, распухла даже больше обычного. Супруга подошла к своему свёкру, взялась ладонью за его причинное место. Легонько так, не стараясь сдавить, чтобы охватившие пальцы сошлись.

— Горячий какой!

Стараясь не смотреть партнёру в глаза, она, без ложной скромности встала на постели, перешагнув через мужчину и начала приседать, после встала на колени и двумя пальчиками, легонько подправила моего отца, наживив его головку. Переступила коленями, поудобнее расставив бёдра пошире, и упершись ладошками в плечи партнёра, начала делать медленные движения, то — чуть оседая на твёрдую плоть, то — чуть приподымаясь с неё, и с каждым разом опускалась всё ниже, пока просто не села на живот моего отца. Она сладостно протяжно выдохнула, посидела так и начала неторопливые движения. Темп постепенно ускорялся и жена стала тихонько постанывать в голос. Всё больше её захватывал этот процесс, и всё протяжней становились её сладостные стоны. Пока она и вовсе не дошла до бешенного ритма. Отец, казалось, лежал безучастным, но теперь он положил свои крепкие мужицкие ладони на её груди и принялся с силой мять, месить их, явно делая этим больно своей снохе. Но реакция на боль оказалась обратной: жена завыла в сладостном упоении, а когда отец между костяшками пальцев защемил её соски и начал тянуть за них вниз, точно намереваясь безжалостно оторвать их, супруга забила в конвульсиях тазом, и разрыдалась низким грудным голосом животной самки, достигнув продолжительного оргазма, и затем обессиленно рухнула на грудь своего самца.

Отец не торопил её, и дождался, пока моя любимая отдышится, немного придя в себя, а после перевернулся, не вынимая из неё орудия услады. Партнёр начал новый раунд ни сколько не опавшим членом. Он хлюпал, входя резкими ударами на всю длину, и жена отзывалась на них благостными ахами, которые постепенно переросли в протяжный стон тоненьким голосочком. Внезапно она сама схватила руками партнёра за крепкие мужские ягодицы и начала с рыками заставлять его ускориться. И вновь её начала пробивать крупная нервная дрожь. Белоснежный женский таз содрогался крупной ...