Дуалистика (глава 1)

Вступление.

Счастливый о себе.

У меня нет нужды показывать всем кто я есть на самом деле, не потому что мои сексуальные предпочтения не приветствуются общественной моралью, а потому, что я не пускаю в свою душу всех кому туда охота заглянуть. Мой внутренний мир не музей и не зоопарк, я покажу что-то из того, что хочу показать. Но даже из того, что я хочу показать, я покажу не всё.

Думаете, меня напрягают гомофобы? Думаете, я боюсь попасть под их горячую руку? Ошибаетесь, меня напрягают все люди, желающие мне помочь. Меня вообще напрягают люди, меня окружающие. Мне хорошо одному, я самодостаточный человек.

Пришел я к своей самодостаточности не сразу. Много лет я пытался наладить контакты с обществом, с отдельными его представителями и социальными группами и мне это удалось. Я был душой любой компании, которая была мне отвратительна, был любимцем многих женщин от которых меня тошнило, был объектом зависти коллег и друзей не видя никаких своих преимуществ перед ними. Чему они завидовали, я так и не понял.

Мои родители гордились моей коммуникабельностью, мой научный руководитель толкал меня в направлении контактности всё дальше и восторгался моими успехами. Изучая много лет психологию человеческого общения и постоянно практикуясь, а потом и практикуя на этом поприще, я заработал намного больше, чем могу потратить за девять своих жизней.

Я не буду зацикливаться на побочном. Тем более что деньги для меня никогда не были мерилом человеческого достоинства и развития личности.

С тех пор как общение стало моей работой, я начал инстинктивно искать возможность от работы этой отдохнуть. Я учил людей умению находить общий язык с любым и каждым и склонять этого любого к своей точке зрения, я умел это делать в совершенстве, да и ученики мои рассказывали мне взахлеб о своих успехах.

Я толкал со сцены лекции по позитивному мышлению и всё больше хотел остаться в одиночестве и погрустить. Сдернуть, сорвать с лица эту обаятельную фальшивую улыбку, покурить одну за другой сигарету, не заботясь о последствиях для организма, посидеть до утра, читая книги далекие от позитивного мышления, здорового образа жизни, о некоммуникабельных, нелогичных, сложных людях с исковерканной судьбой. Почему? Потому что они были мне ближе.

У меня было два Я. Одно общественное - веселое и счастливое, коммуникабельное и удачливое, такое знаете - Андрей Константинович, лапочка, душка, неотразимый мачо, эрудит и заводила. Второе - моё личное Я - хрупкое и грустное счастье одинокого человека, страдающего и получающего удовольствие от страдания. Я назвал его Гариком, я где-то прочел, что это имя переводится как "терпимый". Меня не тяготило то, что я хотел страдать и жалеть воображаемых или реальных героев рассказов и романов, наоборот - это и было то, от чего я получал удовольствие.

Но обо всём по порядку.

Сначала был Андрей.

Андрюшка родился в большом промышленном городе. Ныне городу вернули историческое название, но от этого город не сильно изменился, всё такой же большой и промышленный, с множеством ВУЗов и спортивных сооружений. В этом городе есть ветка метро и утром рабочий люд и служащие многочисленных офисов группируются в хаотичную колонну у входа в метро, станции которого разбросаны мудрым архитектором не где попало по городу, а находятся в непосредственной близости от промышленных предприятий и главных контор города.

От этой людской массы собирающейся как на похороны вождя в длинную процессию, меня нынешнего, если честно мутит, и я давно не езжу на метро. Андрей тоже на метро давно не ездил, у него всегда было собственное средство транспорта, последнее под названием Mazda RX-8. Эта черная блестящая красавица развивает такую скорость, на которую Андрей никогда не отваживался, он купил её не для того, чтобы ускорить свои передвижения по городу, а для поддержания своего имиджа.

Андрей не любил вспоминать свою юность, но сегодня мы прогуляемся в его прошлое...

Андрюшка родился в благополучной полной семье, он был здоровый и веселый карапуз, пока дрыгал ножками в пеленках. С ним сюсюкались, и воспитывали по новым методикам, и это приносило свои плоды.

Отец Андрейки был занятым человеком, директором большого завода. Он считал, что его единственный сын обязательно должен хорошо учиться, и отдал его языковую школу, где английский и итальянский языки вместе с русским Андрейка изучал с с самого начала. Если случалось, что по какому-нибудь предмету у Андрейки намечались тройки в четверти, отец нанимал ему репетиторов. Он любил своего сына.

Мать Андрюшеньки была учителем музыки и хотела, чтобы Андрей приобщался к искусству. Она водила его в театры, музеи, и конечно привела в свою музыкальную школу по классу скрипки. Дома мать учила его игре на фортепьяно, сама-то она была пианисткой. Она любила своего сына.

Бабушка Андрейки хотела, чтобы он рос сильным и здоровым, разнообразила семейный рацион, насколько было возможно, водила его в секцию прыжков на батуте. Бабушке прыжки на батуте казались забавой, и она считала, что Андрейке должно быть в этой секции не тяжело и весело. Она любила своего внука.

Дедушка Андрейки не был одарен талантом, так любить внука, как вышеперечисленные родственники. Поэтому, на семейном совете было решено, что дед будет читать или рассказывать Андрюшеньке на ночь, что-нибудь полезное, чтобы, засыпая, Андрюша не забывал какое блестящее будущее ему уготовано.

Андрей был занят с утра до вечера, беситься, и хулиганить ему было некогда. Если бы он не был способным парнишкой, то под бременем этой невероятной заботы о нем, он просто сошел бы с ума. Но у Андрея была хорошая память, пытливый ум и неплохая выносливость, и родственники продолжали любить его и о нем заботиться.

Развитие у Андрюшки было поздним. В то время, когда одноклассники на переменах уже во всю зажимали девчонок, Андрей все еще жил в сказках, рассказанных ему на ночь дедом. Он размышлял о невероятных приключениях сказочных героев, особенно разных принцев, царевичей, королевичей и сказочных рыцарей. Его богатое воображение дорисовывало образ, из любой рассказанной дедом сказки, до яркого, живого, почти ощутимого на ощупь существа.

Нет, он не представлял себя принцем, он словно смотрел на него со стороны, любовался прекрасным героем, наделял его в своем воображении сверхъестественными способностями, которыми он в своей сказке не обладал, для более полной его победы над недругами и злодеями этого, реального мира.

Вскоре у Андрейки появилось странное щемящее чувство одиночества, как-то он не замечал его раньше, хотя в его жизни ничего не изменилось. Он общался с одноклассниками, ребятами и девчонками из секции, многих называл друзьями, но вечное: "мне пора", "мне еще на музыку" и т.д. не сплачивала его ни с кем особенно близко.

Ребята в его дворе потешались над тем, что бабушка зовет его при всех Дюшенька, как девочку, и Андрей не дружил с соседскими пацанами. Он не был похож на девочку

Темные, почти черные волосы, были аккуратно подстрижены. Черты его лица были правильными, тонкие губы он сурово сжимал в прямую черту. Черные брови, всегда чуть поднятые над переносицей, дополняли строгий мужской образ. Но эта проклятая кликуха, придуманная бабушкой... черт с ней! Пусть смеются.

На тему секса Андрей никогда ни с кем не разговаривал, не было у него таких друзей, с которыми можно было открыто поговорить о своих тайных желаниях.

Однажды вечерком, когда дед читал какую-то статью из журнала о новых самолетах Андрей, постепенно засыпая, перестал его слушать. Ему снился очередной сказочный герой, сон становился все ярче и четче. И вот уже Андрейка видит хрупкого юношу, протягивающего ему руку. Черты и походка этого сказочного существа напоминают старого знакомого, если бы не переливающаяся блестками одежда, то можно было бы сказать, что это Павлик.

Павлик жил в частном доме, рядом с дачей родителей Андрея. Павлик и Андрюшка часто купались вместе в пруду. У Павлика был не простой, очень взрывной переменчивый характер, никто не хотел с ним дружить, но Андрей с ним ладил. Золотистые кудряшки Павлика падают на парчовую накидку принца, широко открытые светло-голубые глаза с длинными светлыми ресницами, веснушек только нет - у принцев бывают разве веснушки?

Ножки сказочного героя в небольших золотистых сапожках, стройные, крепкие, как у Павлика, в полуоблегающих бордовых штанишках. На тонкой талии ремень с большой пряжкой, на пряжке вензель.

Лицо сказочного Павлика приближается, и Андрюшке кажется, что он прижимается щекой к прохладной щеке Павлика совсем не во сне...

- У-у-у-у-уфммм! - Андрей резко открыл глаза и сжал обеими руками пах.

- У-ух! - улыбнулся дед. - Трусы попачкал. Пора милок, время пришло. Девчонки знать сняться? А я зачитался, не заметил, что ты не слушаешь.

убрал руки, с интересом прислушиваясь к своим ощущениям, приятным, но неожиданным. Он стеснялся немного, но в душе был рад, что увидел это именно дед, а не кто-то другой из родственников.

- Что так испугался-то, иди, смой водой и трусы смени, - дед закрыл журнал и потрепал Андрюшку по голове. - Что первый раз, что ли во сне спускаешь? - с сомнением спросил дед.

- Да, а что так часто теперь будет? - Андрей аккуратно поднялся, прижимая к животу еще не совсем упавший член.

Дед не знал, что ответить. "Дрочить будешь, так и постель будет чистой...", - подумалось деду, но он придержал язык на всякий случай.

***

Андрей шел домой, уставший немного от тренировки, по жидкой весенней каше и думал о том, что завтра ему исполняется 18 лет, а он нигде еще, кроме своего города не был.

Мысли его оборвались, когда около него засуетилась стая бездомных собак. Собаки были грязные и мокрые, шерсть у многих торчала клоками. Они, обнюхивая мусор, постепенно двигались за вожаком стаи - большим мощным ободранным псом, который иногда издавал сдавленное рычание, скаля зубы.

Андрей какое-то время наблюдал за собаками, и ему в голову пришла крамольная мысль: "Никуда им не надо, ни в школу, ни на музыку, ни в театр в воскресенье. Их много...", - Андрюшка насчитал 13 собак - "У них что-то вроде банды - сплоченный коллектив, и вожак какой грозный! Если я замахнусь палкой, хоть вон на ту хромую сучку, он тут же бросится на меня".

Собаки пробежали мимо, а Андрей все размышлял, как неплохо, наверно, быть вожаком собачьей стаи. Здорово быть свободным, и иметь власть над другими не формальную, как у его отца, директора завода, а реальную, когда твои подчиненные не могут без тебя обойтись, уважают тебя и готовы пойти за тобой хоть на край света без приказа, без страха и совершенно бесплатно.

"Бывает ли такое у людей интересно?", - подумал Андрей, открывая тяжелую дверь подъезда.

По вечерам, как только дед покидал его комнату, Андрейка закрывал глаза и уже без всяких сказочных прибамбасов вспоминал Павлика, поглаживая поднимающийся колышек. Дрочить он не пробовал, не знал бедный заученный паренек, что можно легко сбросить напряжение вручную. Всю ночь между ног у него сладко ныло, он вжимался колом в постель, но спал очень плохо, беспокойно.

Иногда от ярких снов он кончал. По утрам кол стоял опять, это начинало его раздражать, но сказать кому-нибудь он стеснялся. Он был положительный со всех сторон ребенок, готовящийся стать достойным гражданином, эдаким сверхчеловеком без слабостей и проблем.

Андрею внушали, да и сам он видел себя в будущем незаурядной личностью, и ничто не должно было помешать его подготовке к созданию из него сверхчеловека. А мысли о Павлике были какие-то постыдные, хотя и приятные. Андрей расценивал их как свою слабость и естественно скрывал, не рассуждал даже сам с собой на тему: "что бы это могло значить".

Но сказочные герои словно ожили вокруг него, он стал замечать их повсюду: тоненькие изящные парни бросались ему в глаза и в раздевалке спорткомплекса, да и в школе были экземпляры, от созерцания которых у Андрея в трусах становилось тесно и влажно.

Андрей старался не общаться с парнями, которые его так бесстыдно возбуждали, он отталкивал их издевками, но они как бы ни обижались, все равно приходили к нему во сне, а порой и просто во время раздумий.

Андрей окончил школу с золотой медалью, сразу поступил в университет на факультет Социальной Психологии. Он блестяще учился, участвовал в КВНе, без него не обходился ни один университетский концерт или праздник. Он общался с девушками легко и свободно. Танцевал на университетских вечеринках с каждой девчонкой, обделенной вниманием парней, водил иногда однокурсниц в кино.

По причине своей занятости он давно не был с родителями на даче и совсем позабыл Павлика, но природа не терпит пустоты.

***

Санька учился на факультете журналистики и до второго курса Андрей не видел его ни разу. Столкнувшись в библиотеке, Саша и Андрей попросили друг у друга прощения и разошлись в разные углы читального зала.

Андрей не придал значения этой случайной встрече, он её почувствовал. Мозг Андрея был занят подготовкой реферата, а тело - оно словно жило по своим законам отдельно от мозга. Голова постоянно оборачивалась, как бы сама собой, и глаза выхватывали из десятка склонившихся над подшивками студентов именно Санькины хрупкие плечи и задумчивое бледное лицо.

Несколько дней подряд Андрей ловил это милое сердцу узковатое личико в толпе: то в столовой, то в переходе между корпусами, снова в библиотеке. Андрей выяснил, как зовут предмет его мечтаний, на каком факультете и в какой группе Санька учится, он даже переписал себе расписание пар Санькиной группы.

Осталось только подойти и протянуть руку. Андрей, вполне мог заинтересовать будущего журналиста Саньку, так как он интересовал почти всех, с кем хотел сблизиться по делу, по учебе или просто по интересам. Андрей уже стоял у входа в аудиторию, где заканчивалась пара, ждал Саньку и вдруг...

Андрей испугался: "Для чего я ищу с ним встречи? Найти с ним общий язык не составит труда

Но дружить и постоянно общаться с человеком, который вызывает пожар в душе и стояк в штанах - это мазохизм".

Грязь вокруг его имени и сплетни в университете для Андрея были крайне нежелательны. Преподаватели ставили его в пример другим студентам и Андрей хотел сохранить свой авторитет. Значит, налететь на лестнице на Саньку и расцеловать его Андрей никогда не сможет. А втихаря? Нет, он так не хочет: в университете все должны знать его только с лучшей стороны - даже Санька. То, что станет известно не только ему, Андрею, но и еще кому-то может легко стать достоянием всеобщей гласности.

"Так не пойдет, - решил Андрей и пошел прочь от заветной аудитории, - Я не гомосексуалист, я никогда им не стану! Это может повредить моей карьере, а Санька - это фактор риска, с ним я могу не выдержать, полезу к нему... о, ужас, что может случиться дальше..."

Андрей отказался признать себя гомосексуалистом и мазохистом, но из ситуации нужно было искать какой-то выход, и он придумал меня, Гарика.

Гарику нельзя было действовать там, где действовал Андрей, Гарик мог обрести свободу лишь там, где Андрея никто не знал. Гарик не стремился войти в мир Андрея, его мир был чужд для Гарика. У Гарика был свой мир - мир тайных желаний и необузданных фантазий Андрея, которые он не мог воплотить, боясь показаться в невыгодном свете перед своим окружением.

Он выделил Гарика в отдельную личность. Он был враждебен к нему, но жизненная позиция Андрея не позволяла ему поступать с Гариком как с врагом - он считал, что врагов у него нет, что он может поддерживать отличные отношения с каждым.

Андрей о Гарике.

Гарик - это моя противоположность, он плохой парень, в нём сложно отыскать положительные черты и качества. Он слабый и нервный, чужие горести и печали он впитывает как губка, хотя у него и своих проблем достаточно. Он не умеет радоваться, он скептик до мозга костей и в то, что он не видит своими глазами, не осязает или не чувствует он поверить не может.

Он абсолютно уверен, что нет на свете счастья, и любовь приносит одни страдания. А знаете, почему любовь приносит ему страдания? Да, потому что он гомосексуален. Он разглядывает пацанов в раздевалке и на пляже, просто ребят в обтягивающих джинсах и облегающих водолазках. А потом мастурбирует в туалете, дома в постели, а иногда прямо в кустах в университетском ботаническом саду. Представляете парня, который научился мастурбировать только в 18 лет, подглядел за сопливыми пацанами на пляже, как те дрочили в кабинке для переодевания и теперь сам упражняется.

Он взрослый мужик, он мог бы найти себе девушку и заняться с ней сексом, но он не хочет. Девушки не вызывают у него никакого желания, зато он с удовольствием занялся бы сексом с парнями. Он постоянно мечтает о гомо-сексе.

Я его по-своему люблю, жалею. Он считает, что не нуждается в моей любви и жалости, полагая, что жалеть надо меня, а не его. Он утверждает, что живет, как хочет. А живет ли он? Это можно назвать жизнью?

Днём он прячется, зато вылезает как крыса по ночам, читает, слушает записи с телефона доверия, которые дает ему Агнесса. Иногда он перезванивает по телефонам, в надежде помочь абоненту, позвонившему Агнессе по телефону доверия.

Он поступает непрактично. Я делаю счастливой целую аудиторию за одну свою лекцию, а он возится с каждым. И помогает ли, еще не известно. Гарик принимает проблемы другого на себя, и носится с этими проблемами.

Успешные люди не гении, они ловкие дельцы. Они умело манипулируют человеческим сознанием, перекраивают мышление толпы и становятся известными и/или богатыми, благодаря своему умению использовать желания толпы в своих целях. Для этого надо изучать стандартные желания народных масс. Изучать спрос большинства. Чего больше всего не хватает людям - вот, то чего им не хватает, то и надо использовать...

А Гарик сосредоточил своё внимание на отдельных личностях, которые в эту толпу как раз не вписываются. Их единицы, от этих инакомыслящих никакой пользы (диктаторы их истребляли) и нет никакого смысла с ними возиться. Их мышление не вписывается в стереотипы, вот пусть их психиатры и изучают. А я поднимаюсь и улучшаю свое благосостояние, излечивая от безделья и скуки совершенно здоровых людей.

Гарик плохой парень, его никто не любит, но мне он всё же нужен. Жалею я его, а перевоспитать не могу.

А еще Гарик любит читать о людях, которые всю жизнь боролись с системой и проиграли. Он читал об узниках Гулага и других политзаключенных. Читал о неразделенной любви и о верующих, которые не захотели отречься от своей веры, ради спасения своей жизни и жизни своих близких.

Он, этот Гарик, считает, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Все живут на коленях: стоят коленями на плечах друг друга в виде гигантской иерархической пирамиды - все зависят от всех, и должны подкармливать верхних и подбадривать нижних, иначе не выжить. Пирамида либо раздавит их, либо выкинет. Гарику повезло - его пирамида выкинула.

об Андрее.

У Андрея тьма знакомых, но нет ни одного другана, ни одной подружки. Кроме матери он никому и доверять-то не может, но делает вид, что все люди ему братья и сестры. Мать не знает о моем существовании, то есть она знает только Андрея - меня ей знать не положено. Отец загнулся перед защитой его кандидатской от сердечного приступа. Бабка только на кухне главнокомандующий, в советники не годилась. Деда никогда не принимали в расчет, и он уехал на ПМЖ на дачу.

День Андрея расписан по минутам, он занятая Цаца. У него 2-3 выступления в неделю, еще он пишет книжонки по психологии и не только, затрагивает и смежные науки, в которых ни хрена не смыслит. Мать прыгает перед ним на цыпочках, принесет, унесет, погладит рубашку, пылинку стряхнет - и восхищается, восхищается сыночком. Он привык, что им все восхищаются и принимает как должное.

Несколько раз Андрей подумывал о женитьбе, не для того, чтобы рядом иметь любящую женушку и выводок, а так: ради престижа известному человеку не плохо было бы состоять в браке с достойной женщиной. Не то чтобы не нашлось достойной кобылы, желающей в одну упряжку с маститым жеребцом, были подходящие кандидатуры, но Андрей решил, что жена будет мешать его научному росту и становлению его как ученого, и он похерил мысль о браке.

Иметь рядом с собой вечно хнычущую и неудовлетворенную стерву приятного мало и, действительно, отвлекает от работы. Быть примерным отцом семейства Андрею совсем не улыбалось - геморрой-то какой эта семья. Он ведь по нескольку раз в месяц летал за границу на различные симпозиумы и семинары. Иногда мать летала с ним, иногда он говорил, что ей лучше остаться дома, и она оставалась.

Однажды после семинара в Нью-Йорке Андрея пригласили выступить в Далласе. Он отзвонился матери, что задержится в Штатах еще на неделю, и прилетел в Даллас с представителями местной организации "Счастливых людей"

Днём Андрей послонялся в сопровождении гида, которым вызвался быть один из членов организации "Счастливых людей" по центру Далласа, провел запланированную встречу с русскими эмигрантами в Далласе, которых наверняка осчастливила не только его улыбка, но и непомерная цена на билет на его выступление.

Русским эмигрантам приятно слышать русскую речь на спектакле, лекции - где угодно и они за ценой не постояли. По вопросам, которые задавали русские американцы Андрей понял, что его здесь любят просто за то, что он русский, а таких психологов как он у них в Америке как собак не резанных.

Он ответил на вопросы о России и публика, кажется, получила немного бОльшую порцию счастья, чем когда Андрей отвечал по теме лекции.

Он шел в отель, скисший от недовольства - это была первая лекция, после которой он засомневался в правильности своих неоспоримых теорий. Тем, кто его теории оспаривал, ему было не в напряг объяснить на пальцах и доказать как теорему Пифагора, что его теории самые правильные теории в мире: просты, понятны и помогут даже таким законченным дебилам, коими являются оспаривающие.

В США с ним никто не спорил.

- А как там у нас в Санкт-Петербурге? - спросила пожилая женщина со второго ряда. - Не разбирают ли трамвайные пути? Я так люблю старые питерские трамваи... перед смертью я хочу успеть прокатиться...

Для полного счастья ей не хватало самой малости - прокатиться на старом родном Питерском трамвае. Возможно в этом трамвае её впервые поцеловал её любимый парень, там, в России много лет назад. Андрей думал об этой женщине весь вечер и постепенно превратился в...

Андрей о Гарике.

Да, Гарик был плохой парень и между своими разговорами по телефону и чтением различных книг и журналов, он ночами успевал прогуляться по окрестностям и снять себе паренька на ночь. Он знал злачные места гей-проституток почти во всех больших городах своей необъятной. Ему нравились худенькие парни с тонкой талией, остальное ему было не так важно, он не был капризным в выборе. Все они рассказывали ему свои похожие одна на другую истории, о том, как они докатились до жизни такой. Гарик занимался сексом не с каждым, некоторых кормил, выслушивал, платил за отработанное, как бы, время и отпускал.

Не все гей-проститутки хотели уходить с места съема, таким Гарик обычно вставлял за 15-20 баксов в рот и ни о чем, не расспрашивая, удалялся домой.

В Далласе, естественно, имелась своя "плешка", но Гарик, естественно, о её местонахождении не знал, спросить о таком у незнакомого человека он не решался, стоял у кафе, курил, размышлял куда податься.

Синий, видавший виды Chrysler остановился у парапета, из открытого окна выглянула только улыбка. Такая знаете лучезарная афро-американская улыбка, сияющая ярче зажженных фар запыленного Chrysler-а.

- Запрыгивай! - сказала улыбка и стала еще шире.

- Вы меня с кем-то спутали, - Гарик отступил к кафе. Его чистый английский язык звучал дико для привыкшего к сленгу улыбчивого черного парня.

- Мы тебя увидели еще с перекрестка. Как такую красавицу можно с кем-то спутать? - Высокий крепкий обладатель улыбки вышел из машины и открыл перед Гариком заднюю дверь. - Прошу Вас, леди! - Машина затряслась от дикого хохота сидевших в ней двух парней, с более светлой кожей, чем у обладателя лучезарной улыбки, но не белых.

Гарик мог бы пуститься прочь от этих бесцеремонных незнакомых ему черных, но желание найти на свою белую, русскую задницу приключений именно в эту ночь, толкнуло его на заднее сиденье Chrysler-а.

Его тут же обняла крепкая смуглая рука.

- Здесь обычно стоял Тим, - пояснил, плюхнувшись впереди улыбчивый парень, - но мы рады, что сегодня ты за него.

понял, что он случайно встал на месте проститутки-индивидуала, и эти шоколадные ребята считают его проституткой. Эта ситуация не пугала Гарика, он хотел хоть раз побывать в роли шлюхи, чтобы лучше понимать их. Презервативов у него было много, единственное, что волновало Гарика: как он вернется обратно в отель Мэрриотт, наверное, будет плутать часами по незнакомому городу.

- Как далеко мы едем? - спросил Гарик.

- На виллу Бреди. Не бывал там еще? Отличное местечко. - Подбодрил его парень, рука которого лежала на плечах Гарика. - Лу отвезет тебя обратно с утра, как закончишь с работой. Тим просил, чтобы его отвозили на точку, но если ты живешь в другом конце города...

- Нет, я тоже хочу как Тим, - резко перебил Гарик.

Вилла Бреди была действительно отличным местечком, там был открытый бассейн, в котором и плавал сам хозяин, Бред.

- О! Парни мои привезли такую Кису! - Бред обнял улыбчивого высокого парня, остальным подмигнул. - Той, сегодня ты мне угодил, угодил дорогой...

Бред был тоже смугловатым мужчиной лет 40-ка, он обладал чисто американской красотой, от него веяло спокойствием и достатком, как от любого американца крепко вставшего на ноги и оплатившего все крупные кредиты. Конечно, бизнес его был не совсем чист, но налоги он платил вовремя, и с властями не ссорился.

Работа Гарика началась спонтанно, он совершенно не успел среагировать: Той толкнул его в бассейн в одежде, а Бред нырнул следом. Стаскивая с Гарика мокрую одежду Бред прошелся рукой по его спине, по груди, задевая соски, улыбался и цокал языком.

Гарику льстило, то, что он понравился хозяину, впрочем, Бред тоже начинал ему нравиться. Бред был крепким мужиком, мышцы его слегка покрывал тонкий слой жира, но его обтекаемые формы были для США просто роскошью, и в Голливуде не все так выглядят.

Гарик дрожал от возбуждения, когда Бред прижал его к себе. Шоколадные парни ушли в дом, Гарик держался за бортик бассейна, одежда его валялась рядом на бортике, представляя собой мокрые скрученные тряпки. Бред запрыгнул задницей на борт бассейна и надел презерватив на, торчащий как дуло пушки, член. Гарику никогда не вставляли в зад, обычно вставлял он, но сегодня он не мог выбирать, он был в роли шлюхи.

Резкая боль разорвала его анус. Гарик вцепился в борт бассейна и опустил голову в воду, он выдохнул, выпуская стаю пузырей, схватил воздуха и снова погрузил лицо в воду, так было легче переносить боль. Бреду безумно нравилась его узкая дырочка, он делал толчки сериями, между сериями почти останавливался, чтобы не кончить быстро, снова делал несколько быстрых качков, снова останавливался и гладил Гарика по груди, опускал руку на его член. Гарик не чувствовал никаких приятных ощущений, он много читал, о том, что где-то там, на глубине в палец находится простата и это самая эрогенная точка мужского организма.

"Неужели такой здоровенный елдак не достает? - с грустью думал, Гарик, стискивая зубы при каждом толчке Бреда. - Или боль мешает?"

Бред долго, с рычанием кончал в резинку, член Бреда вздрагивал в норке у Гарика, Гарик хотел бы продлить этот оргазм, ему были приятны вздрагивания члена в его кишке, но это был не самый кайфовый момент того вечера.

От души потрахавшись, а больше одного раза Бреду, как оказалось, не требовалось, он отдал Гарика на растерзание своим здоровенным черным парням

Той был немного занят, звонила его мама из Литл-Рок.

- Это надолго, - махнул рукой Рик, - начнём без него. Как будет свободен, подойдет.

- Так значит тебя зову Гарри, - Рик обвил Гарика мускулистыми длинными руками и потерся о его щеку. - Будешь начинкой в пироге? - Рик начал гладить и подрачивать Гарику полустоячий член. - Моя попка ждет твоего красавчика. Эй! Лу, оторвись от ящика, живая плоть лучше!

Гарик понял, что от него требуется: он погладил круглую мускулистую задницу Рика, Лу в это время уже мял его ягодицы. Гарик обнял их обоих, крепко прижимая к себе, и друг к другу, словно они были давно знакомы и дружны.

Захрустели упаковки резинок...

- Ауммммм... - Рик прогнулся от внезапного вторжения, но тут же подался ягодицами назад, как бы давая понять, что ему не больно, приятно, и он хочет продолжать в том же духе.

Лу вошел своим длинным тонким членом в узкую дырочку Гарика медленно и деликатно, Лу подталкивал Гарика, Гарик вонзался в Рика. Рик стоял на коленях на диване, опираясь на мягкую спинку, Гарик держал его под кости таза, а Лу просто вгонял Гарику, отклонившись назад и поглядывал, как ярко-розовый презерватив появляется и исчезает в белой заднице Гарика.

Лу только за рулем был спокоен как удав, завладев задницей Гарика он яростно наяривал в горячую глубину, бросая непонятные Гарику жаргонные словечки. По интонации, с какой Лу кидал эти короткие, смачные как плевки, слова, Гарик понимал, что Лу балдеет и комментирует своё состояние, насмотрелся порнушки и без комментариев не может.

Рик положил руку Гарика на свой член. Гарик туго обхватил увлажнившийся торчащий как башня вверх здоровенный елдак Рика и начал ему дрочить.

"Вот это дубина. А Рик похоже пасс, или универсал... ой, не приведи Господи, такую шпалу в жопе почувствовать, - подумал Гарик. И только он это подумал, как Рик вытянул руку назад и пощелкал пальцами у бедра Лу.

Лу вынул длиннющий загнутый член из задницы Гарика. Рик и Лу посмеиваясь, коснулись друг друга мышцами груди, длинные волосы Рика скользнули по щеке Лу. Мулаты сладко выдохнули, и отделились друг от друга, явно желая поменяться местами.

Но в это время мама Тоя уже закончила свои телефонные нотации и в проеме двери сверкнула лучезарная улыбка послушного сына своей мамочки.

- Я за падишаха, - улыбался Той.

Гарик не знал, что значит "за падишаха", но Рик и Лу моментально среагировали: Лу скинул резинку, а Рик сменил резинку на члене Гарика.

Той стремительно увлек Гарика с собой за полупрозрачные занавески, за которыми стояла огромная кровать, занимающая все пространство между стенами.

Гарику очень нравился Той, его кошачья грация, неслышная походка и конечно его лучезарная улыбка... ряд ровных белых зубов, обрамленных довольно тонкими для афро-американца губами на почти черном лице, его большие глаза, поблескивающие белками в полумраке.

И эта улыбка... Эта улыбка вдруг приблизилась к губам Гарика и превратилась в восхитительный нежный, вкусный поцелуй. Той целовал Гарика, помогая ему раздевать себя. Это грациозное, сильное, красивое животное, по имени Той, завалило Гарика на постель и начало танцевать на нём какой-то неповторимый ритуальный танец.

Той касался Гарика своим телом едва ощутимо, и снова взмывал в воздух, разгибая длинные рельефные руки. Очко и член Гарика вздрагивали в такт нежным и очень точным касаниям Тоя, соски Гарика затвердели, всё тело налилось горячей истомой. Гарик почему-то был уверен, что "падишах" непременно вставит член ему в зад, и Гарик хотел этого, но вышло иначе.

Распалив Гарика до предела, Той уселся на его член сверху, Рик вставил Гарику в зад свою шпалу, которую попка Гарика приняла без особого сопротивления и почти без боли - разработалась, а Лу навис над Гариком и уткнулся своей, ароматизированной после резинки, дугой ему в губы. Лу прогнулся, вытянул шею и взял в рот небольшую, очень красивую, как Гарик успел заметить, ровную, блестящую елду "падишаха".

Рик подталкивал Тоя под попку, чтобы тот мог долго скакать на Гарике без устали. Загнутый ятаган Лу удобно входил в рот Гарика. Гарик сложил губы трубочкой и задевал по члену Лу языком. Рик взвыл, впиваясь пальцами в упругую задницу Тоя, и Гарик почувствовал, как шпала Рика дергается в его норке, и наполняет теплом его кишку где-то в глубине, намного глубже, чем хотелось бы...

Рик тяжело дыша, откинулся на кровати, Гарик был почти у финиша, как вдруг в его горло полетела почти непрерывным фонтаном горько-соленая сперма Лу. Лу словно пел что-то вроде блюзовой импровизации одним голосом без музыки, Той заливал смуглую шею и счастливую мордашку Лу своей белоснежной, как сметана спермой. Гарик хотел крикнуть, звонко выдохнуть в зеркальный потолок, но не смог. Глаза Гарика закатились за веки, тугая норка Тоя утопила его вздрагивающий член по самые яйца и сжимала его, обнимала крепко, снова и снова обнимала...

Гарик открыл глаза, все шоколадные парни лежали на кровати в разных расслабленных позах. Гарика поглаживал Той.

- Еще будем любовью заниматься? - спросил Той, поглядывая искоса.

"С тобой столько, сколько ты пожелаешь", - хотелось ответить Гарику, но он смог выдавить только:

- Да.

И снова был танец, только танцевали они уже вдвоем. Изящная "черная пантера" обнимала "белую пуму", закручивалась вокруг неё, обтекала со всех сторон, как язык пламени обтекает стальную ложку.

Той подхватил Гарика под белые булки своими длинными сильными темно-коричневыми пальцами и стоя одел на черную с розовеющей головкой ракету. Они слились в безумном танце страсти, и даже сам хозяин виллы аплодировал апогею этого восхитительного безумства.

- Той, я люблю тебя, - прошептал Гарик под душем, уткнувшись губами в упругую грудную мышцу Тоя.

- Не переигрывай, - усмехнулся Той и похлопал Гарика по спине. - Ты отлично отработал! Хозяин в восторге, он подкинет тебе сверху.

Гарику хотелось расплакаться, хотелось плакать так, чтобы утопить этого прекрасного Тоя в слезах по-уши. Но знаете, не только Москва слезам не верит, Даллас тоже не поверил бы...

Что до меня, то я был взбешен поведением Гарика. Он возомнил себя хозяином наших с ним общих ануса и члена, эгоист. Он полюбил, видите ли, черного парня из пригорода Далласа. Он несколько месяцев тосковал потом по нему. Как можно тосковать месяцами? Как? Зачем? Этих черных парней пруд пруди - все на одно лицо...

Любит он его! Любить нужно, прежде всего, себя. Гарик так и не понял, что они унизили его, отымели и заплатили 80 долларов за четверых, это еще с чаевыми! Что такое 80 долларов, тьфу!

Они имели его хором всю ночь, а с утра на семинаре у меня болела жопа. Я-то в чем виноват? Я не люблю мужиков, и никогда не подставил бы свою драгоценную попочку каким-то неграм.

Следующим вечером Гарик снова подошел к кафе и стоял до 4-х часов утра, но потрепанный синий Chrysler так и не проехал в ту ночь мимо Гарика. Гарик замерз, выпил в кафе чашечку кофе с коньяком и отправился обратно в отель Мэрриотт, чтобы снова стать...