Инцест новеллы. Мир двоих (1 часть)

Клавдия Ивановна готовилась к завтрашней лекции, когда раздался робкий звонок в дверь…

Она преподавала в местном техникуме математику. Ей было 57 лет. Седые волосы она не красила, считая бесполезным занятием. Все равно это не придало бы ей вид моложе. Морщины, складки на жирной шее, куда их денешь? А груди, распирая всякую одежду, уже давно свисали до живота, как огромные шары никакие ухищрения не могли подтянуть их выше, даже бюстгальтер пятого размера, столь они были массивны, полнотелы и тяжелы. Широкий зад, хотя она ни разу не рожала, мог уместиться полностью лишь в широком кресле.

Клавдия Ивановна была замужем четыре раза, но общий семейный стаж у нее не набирал и десяти лет. С первым мужем они прожили всего два месяца. Не состоялась интимная жизнь. Клавдия Ивановна в постели хотела раскованности, чтоб ее ебали по всякому, ломали, насиловали, так сказать, выворачивали всю её пизду и жопу наизнанку. Но муж, интеллигентный, воспитанный на классической культуре, не смог ни угадать, ни исполнить тайных вожделений молодой и красивой тогда жены.

Так же не повезло Клавдии Ивановне и с остальными мужьями. Они ничем не отличались от первого. Ведь у нее круг был такой.

К годам пятидесяти неудовлетворенные ее сексуальные желания как будто перешли критическую массу. Переживаю вторую молодость, – горько усмехалась часто по утрам Клавдия Ивановна, снимая с себя мокрые панталоны.

Однажды она, будучи в Москве на курсах, случайно забрела в какую-то палатку и, перебирая литературу, раскрыла цветастый толстый журнал, и от увиденных фотографий ее бросило в жаркую краску. Мускулистые загорелые парни беспощадно ебали перезрелых пожилых, иногда и совсем старых, дряхлых дам, ставя, укладывая их в разные немыслимые позы. И что творили ее ровесницы! Бог ты мой! Клавдия Ивановна прямо в палатке почувствовала, как из её старой пизды потекло. Она, пряча глаза, хриплым голосом спросила, можно ли этот журнал купить? Продавец, словно ощупывая усмешливым взглядом ее, ответил, очень даже советую, дорогая дама, дескать, полезное обозрение для пользы всего здоровья, и назвал цену, от которого в другое время у Клавдии Ивановны дух бы захватил. Тут он взял ее за руку, подмигивая. Или ей это показалось, но Клавдия Ивановна обмерла со страху и, быстро положив ему деньги на руку, выскочила из палатки, сгорая со стыда.

Теперь она, лежа на кровати, перед сном часто разглядывала этот журнал, испытывая все возрастающее терпкое волнение, и потом всю ночь ее мучили сексуальные сны, героями которых были молодые крепкие парни, все голые, с большими фаллосами. Она, задыхаясь от волнения, хватала обеими руками стоячий, мощный фаллос, лизала его, брала в рот, совала себе во влагалище, прыгала, скакала на нем, и сердце ее билось столь сильно, что она иногда боялась умереть прямо в постели

И тут же, нагибаясь, лезла двумя пальцами себе в мокрое горячее влагалище и елозила там до тех пор, пока не испытывала оргазм прямо перед зеркалом, глядя на себя, с взлохмаченными седыми волосами, вспотевшую, нагнутую, голую, жирную, с похотливым выражением лица. Потом, умывшись, она, не запахивая халат, завтракала, рассматривая седой треугольник густой волосни на лобке за толстыми складками белого в синих прожилках живота.

Но и в обычные дни Клавдия Ивановна дома никогда не надевала бюстгальтер, а лишь панталоны и халат. Так она сидела и в тот вечер, когда в дверь раздался робкий звонок. Она, вся колыхаясь, подошла к двери, запахнула халат плотнее и спросила:

– Кто там?

– Я. Дима, – из-за двери послышался тихий голос.

– Какой еще Дима? сурово спросила Клавдия Ивановна.

– Я ваш племянник.

– Племя-янни-ик?! воскликнула Клавдия Ивановна, пытаясь вспомнить. Ты сын Шуры? Шура была ее младшей сестрой и осталась так и жить в родной деревне.

– Да-а... проблеяли за дверью.

Клавдия Ивановна быстро распахнула дверь. Перед нею стоял юноша, метр с кепкой белокурый, синеглазый и бледненький. У ног его стоял небольшой коричневый чемоданчик. Она быстро втащила его с чемоданчиком внутрь квартиры и прижала к себе, осыпая поцелуями.

– Дима! Дима! Димочка! Это ты?! Как же ты вырос! Прямо жених! Сколько же тебе лет? И по каким делам ты приехал?

– Двадцать. А вот письмо вам от матери моей, – Дима, краснея, протянул ей конвертик. Клавдия Ивановна взяла конвертик и, не читая, засунула его в карман халата. Потом взяла Диму за руку:

– Что мы стоим? Идем в кухню. Проголодался, пожалуй, с дороги-то?

– Малость, – робко ответил юноша, окидывая ее быстрыми смущенными взглядами.

– Ну, рассказывай, как живете-можете? Как мать? Как отец? Чем занимаетесь? Вообще, как нынче жизнь в деревне? скороговоркой сыпала Клавдия Ивановна, ставя еду на стол.

– Плохо. Зарплату давно не видели. С едой так перебиваемся, – сказал Дима, жадно накидываясь на колбасу, батон. Пережевывая, добавил с полным ртом: – Отца-то у меня нет. Давно в город подался. Я ж его даже не помню.

– Вот как?.. Ушел, значит, Антон. Лучшую жизнь искать. Ну да, я так и думала, что не удержит Шура его. Больно легкий парень был, Клавдия Ивановна достала конвертик из кармана и развернула его: – Почитаем-ка, что пишет-то Шурочка. Здравствуй сестричка моя ненаглядная Клава! В первых строках мово писма сообчаю табе што жисть моя текет себе так никаких особливых перемен в ней нетути чаго и табе желаю. На здоровье не жалуюси. Но жисть наша совсем нехорошая. Придседатель и биргадир яко звери с утра до вечеру мы на ферме никакой личной жизни нету а денег давно не платют. Все под карандаш в сельпе. Мужики давно разъехавшись. Бяда да и только. Клавочка сестричка моя ненаглядная одна ты у меня осталаси яко свет в окошички. Посылаю табе сыночка мово дорогого. Помози яму с работой. А просьба моя есть к табе. Найди пожалуста там мене работу какую. Какую можно. Хучь уборсичей хучь рабочей хучь кем. Все единова. Угол нужно какой. Здеся жизни никакой

Пропадем с Димой. Сестра твоя Шура Калабашкина с пламенным приветом.

– Та-ак, – молвила Клавдия Ивановна, откладывая письмо в сторону.

– И когда мать твоя сюда собирается?

– Как только вы знак ей дадите.

– А специальность у нее какая? По-моему, она только восьмилетку кончила.

– Доярка она... Потом... потом... Дима смущенно заелозил на табуретке.

– Чего потом? Чего потом? строго спросила Клавдия Ивановна.

– Брюхатая она...

– Как брюхатая? Ты же сказал, что у тебя нет отца.

– Дак ведь... Дак...

– Ведь матери твоей сорок восемь лет! громко сказала Клавдия Ивановна.

– Сорок восемь...

– И в сорок восемь она брюхатая! Ну да ладно! Это ее дела. Ты все? Поел?

– Спасибо, тетя Клава, – Дима встал из-за стола.

– Идем, Димочка, я тебе комнатку твою покажу, где ты будешь жить, – Клавдия Ивановна взяла его за руку.

***

Так появился в жизни Клавдии Ивановны ее племянник. Парень он оказался на редкость тихий, смирный и работящий. Ни разу в жизни не видевший городской сантехники, он в течение нескольких дней наладил все в квартире течь в кранах, туалете, ванной. Отремонтировал форточки на оконных рамах. Двери стали плотно закрываться.

– Какой ты молодец, Дима, – только и сказала Клавдия Ивановна. Теперь ее по приходу с работы всегда ждал горячий обед, ужин и ласковый взгляд синих глаз робкого юноши.

***

Куда бы парня пристроить? такая мысль стала занимать у нее все больше времени. Постепенно Дима стал как бы центром ее жизни. Ее даже перестали беспокоить сексуальные сны, а по утрам она, задыхаясь, стягивала себя плотным бюстгальтером, как узким корсетом. Сбруя! – усмехалась Клавдия Ивановна. Пожалуй, это материнское чувство. Да, именно оно просыпается во мне, – думала она. Теперь Клавдия Ивановна спешила домой, уже совсем не задерживаясь на работе, как бывало раньше. В квартире стало уютнее.

– Тетя Клава! радостно встречал ее Дима и помогал снять пальто. А чай-то уже на столе. Милости просим. Она, улыбаясь, обнимала и целовала его, ощущая под руками его крепкое свежее тело. От этого ощущения ее бросало в жар, какой она испытывала в своих горячих снах. Нет, пожалуй, это не только материнское чувство, – сомневалась в себе Клавдия Ивановна.

***

Она, сидя за столом, часто исподтишка рассматривала Диму. Вот он сидит перед нею, синеглазый, беленький, как молодой Есенин, розовая нежная шея голая. И однажды Клавдия Ивановна, чувствуя, как все ее тело наливается уже непреодолимым для разума жаром, совершенно ясно осознала, что за волнующее томление она испытывает. Да я же его хочу! с ужасом и стыдом призналась она себе. Я старая потная и похотливая баба с седой разьёбанной пиздой хочу ебаться с мальчиком который моложе меня на тридцать лет! Я толстая, вся в жирных складках, с огромными сиськами до живота, хочу молоденького розовенького чистого мальчика! Хочу ему подмахивать своей пиздой и жопой, тереться об него голым телом! Боже мой! Какой ужас! Боже упаси! Никогда... Никогда.

К тому же он мой племянник! Боже! Боже! Спаси и сохрани! Но это желание уже не покидало ее. Она не только не могла его перебороть, более того, сексуальные сны ее стали похотливее, жарче, нестерпимее, а объект желаний обрел реальные черты беленький нежный юноша с синими глазами и розовым фаллосом, опушенным белокурыми волосиками ее кровный племянник Дима. По утрам уже становилось почти невмоготу надевать бюстгальтер, столь казался он тесным. А днем он сжимал все больше нестерпимо, словно железный обруч. И однажды Клавдия Ивановна решила по старому своему обычаю больше не надевать его днем и, застегнув халат, с ужасом увидела то, чего ранее не замечала. Пуговицы халата не полностью стягивали его, показывая в щелях между ними белизну тела, округлости грудей, готовых, казалось, вот-вот вывалиться из-под одежды, распирая ее своим весом. Однажды пуговицы отлетят, и я предстану во всей своей красе, – испуганно подумала Клавдия Ивановна. Но тут же обреченно с какой-то отчаянностью махнула рукой. Да и черт с ним! Может быть, он и не заметит этого. Это ж надо присмотреться…

Но в душе она с жарким волнением призналась себе, что хочет, чтобы Дима видел все это и испытал бы тайное вожделение к ней. Бог ты мой! Да полапай ты меня! Мни своими руками мои огромные сиськи, жопу мою белую широкую ощупай! Я сразу скину с себя все! Я буду совсем голая ходить по квартире! Еби меня, когда хочешь! В этих мыслях она даже самой не призналась бы, но именно они такие бессловесным чувством овладели ею. И она ощутила, как вся истекает соком. Томление становилось невыносимым.

В ванной она все чаще дрочила своё рыхлое влагалище, представляя, как входит в нее крепкий жилистый хуй, между раздвинутых ног, в горячую, густо заросшую седой волоснёй щель с вывернутыми наружу тёмно-коричневыми толстыми губами.

Однажды Клавдия Ивановна в нетерпении взобралась на табуретку в кухне, чтобы подглядеть через окошко, как моется Дима в ванной, какой он на самом деле голенький. От вида юного чистого нежного, без единого волоска, почти девичьего тела с крепким стоячим фаллосом у нее словно помутился разум. Дима, сгибаясь всем телом, онанировал. Бедный мой! воскликнула про себя Клавдия Ивановна. Бедный мой! Да у тебя же баба рядом! Пусть она старая, жирная, вся в складках, но с пиздой, пусть седой, широкой, но горячей, готовой принять тебя, только тебя. Она вся истекает соком в ожидании тебя. Ты только дотронься!!! Но Дима, казалось, и не догадывался о той душевной буре, которую испытывала его тетя.

Однажды в воскресенье во время обеда случилось то, чего опасалась в первый раз Клавдия Ивановна, когда решилась более днем не надевать бюстгальтера. Верхняя пуговица халата отлетела и, стукнувшись об пол, куда-то закатилась, а полные огромные груди Клавдии Ивановны вывалились прямо на стол. Большие тёмно-коричневые соски словно уставились на покрасневшего до корней волос Диму. Он поперхнулся. Клавдия Ивановна застыла. Немая сцена длилась будто вечность. Они глядели друг на друга неотрывно

Потрогай...

– Разве... разве м-можно?.. промямлил Дима.

– Потрогай... потрогай... откидывая голову, проговорила в нетерпении Клавдия Ивановна все тем же хриплым голосом. Потрогай же! вскрикнула она, приподымая обеими руками свои белые огромные, налитые тяжестью груди над столом. Нежные пальцы тихо коснулись их, и она тут же вместе с ними запахнула халат, словно ее ударило током.

– Милый... сладкий... молвила она, задыхаясь и все больше откидываясь назад.

– Тетя Клава, упадете! вскрикнул Дима, и тут же Клавдия Ивановна грохнулась всем телом на пол на ковер. Она, отрывая с треском пуговицы, широко распахнула халат, открывая белые жирные телеса. Дима зажмурился.

– Иди ко мне, милый! .. Иди ко мне, сладкий! .. Грех, но что поделаешь?! Я так хочу тебя! приговаривала Клавдия Ивановна, приподымаясь и сдергивая штаны и трусы с тоненького тельца племянника. Перед ее глазами выскочил из трусов крепкий стоячий розовый фаллос, такой же, как в ее снах, опушенный белокурыми волосиками. Она схватила его губами и начала лизать, сосать с остервенением. И тут же ей в рот ударила тугая струя горячей молодой спермы, отчего ее всю снизу, прямо от промежности, словно вывернуло наизнанку, наполняя никогда не испытанным ранее сладострастным чувством. Громкий крик вырвался у Клавдии Ивановны от этой сладости. Вот это и есть настоящий оргазм! Вот его я и хотела всю жизнь! мелькнуло у нее как-то отстраненно. Она снова начала сосать обмякший фаллос племянника, глотая его сперму. Молодая плоть опять вздыбилась. Клавдия Ивановна упала на спину и быстро стянула с себя панталоны.

– Давай, милый! Давай! в нетерпении жарко прошептала она, хватая Диму за плоть. Он рухнул на нее, мягкую, податливую, раздвигая огромные ее груди и припадая к ним. Твердая плоть, разрывая словно колом, вошла в Клавдию Ивановну, и она снова закричала, долго и протяжно:

– А-а-а!!! .. Выеби меня, миленький! Выеби! Сильнее! Сильнее!!! Еще сильнее!!! Я так хочу тебя!!! А-а-а!!! .. Кончали они вместе с протяжным воем. Потом Клавдия Ивановна, разрывая, сорвала с себя халат и встала на четвереньки, выставив свой немыслимых размеров белый зад с вывернутым почти наружу седым влагалищем с коричневыми толстыми губами.

– Выеби меня сзади, Димочка. Выеби. Как бы раком... О-о-о!!! вскрикнула она. Какой у тебя хороший сладкий ху-уй... Как давно я не еблась! .. Как давно меня не ебали! .. Как давно не входил в меня такой сладки-ий розовенький ху-уй... Я так исстрадалась... Так исстра-адала-ась! .. А-а-а!!! И тут же оба в изнеможении рухнули на пол на ковер.

– Сладкий мой... гладя его по белокурым волосам, прошептала Клавдия Ивановна. Никому тебя не отдам! Никому! Даже матери твоей! .. Я ведь только сейчас догадалась... Это ты ее обрюхатил?

– Да... тихо ответил Дима.

– Я ее понимаю... Мужиков нет, а тело просит... Верно? Тебе ее было жалко?

– Да... снова тихо кивнул Дима.

– И все равно я тебя никому не отдам. Никому! – сказала, глядя на него сияющими глазами, Клавдия Ивановна. И оба они были счастливы. В своем мире...