Ялта

Попалась мне в сети сцена, снятая скрытой камерой где-то на диком пляже. Качество нуле-вое, но суть ясна: лежат мужик и баба, ему лет 50, ей лет 40, голые, она в теле, особенно ляжки (звука нет). Проходят мимо молодые ребята, останавливаются, о чём-то с мужиком поговорили, и один парень начинает бабу ебать. Не как в порнофильме, а по настоящему. Баба сначале лежит, как бревно, потом задёргалась, ноги повыше задрала, и понеслась дикая ебля. Он кончил в неё, не вынимая, встал, к ней другой, потом третий, остальные почему-то не стали. Потом тот, что первым ебал, подошёл, обнял её одной рукой за спину, другой за сиську, что-то, видно, ласковое сказал, она заулыбалась, поцеловала его, а потом с минуту хуй ему пососала, и все ушли. А мужик как лежал, так и оставался зрителем.

И вспомнилась мне ялтинская история, когда я ещё молод был, и мог за ночь по 10-12 раз кончать, баб просто заёбывал.

Учился я тогда в военном училище. Кормили неплохо, учили тоже, вот только стипуха кро-хотной была. Раз, помню, были мы в патруле, стоим около ресторана, оттуда вываливаются отлично одетый мужик и две девки. Те уговаривают его поехать к ним, а он смеётся и говорит: «Вон военных кадрите!». И смылся. Они к нашему майору, а он:

«Да я для вас старый, вон какие молодцы со мной!»

Одна девка смерила нас презрительным взглядом и процедила: «Да их суточных и на пре-зервативы не хватит...». И пошли мы, как оплёванные, дальше...

Дружили мы вчетвером: Пашка Кац, из «кадетов» (суворовцев), Федька, я и Тимка - по пас-порту русский, но узкоглазый и смуглый; он сам смеялся, когла его русским называли.

На все почти свои стипухи сняли мы в 500 м. от училищного КПП хату - комнатку в развалю-хе, но с отдельным входом, туалетом и крохотным душем, воду в котором грели мы самоде-льным нагревателем, воруя (мимо счётчика) ток.

Главным в этой хате была хозяйка - 20-летняя девка, унаследовавшея хату от бабки. Мы её через неделю после уплаты первого взноса (с её согласия, разумеется) выебли и теперь каждый раз, как удавалось смотаться в самоволку хоть на полчаса или в увольнение, ебли.

Она не беременела, что нас очень устраивало. Была в постели очень старомодна, т.е. дава-ла сначала только в пизду; через год как-то по пьянке взяла у меня в рот, в то время как Пашка её сзади ебал. А так - или на спине, или на боку лежит. В жопу - ни-ни.

Как-то подпоили мы её, и Пашка её - очень осторожно - в жопу трахнул, так она ему потом неделю не давала. Но обычно не отказывала нам почти никогда, даже в первые 2 дня мензуса мы её ебли.

Сложения она была плотного, грудь приличная, но украшением её была совершенно роско-шная жопа. Воткнёшь сзади в пизду, засаживаешь, и когда к жопе прижимаешься, такое удовольствие... Пашка от жопы был без ума. Она ему и анал простила поэтому, думаю...

Пиздёнка была хороша, не как у целки, конечно, но плотная (в удачное время мы вчетвером в неё за вечер по три раза кончали, так что, когда прощались, губки и те, и другие красные и распухшие были; двигалась она, морщась и охая после ебли; а я любил ей ноги поднять, скрестить, подушку под жопу - и вперёд: хер так туго ходит, она стонет и подмахивает...).

Но, как правило, лежала, не шевелясь, говоря: «Я даю, а вы - старайтесь!».

Продолжалась это года полтора, и тут примчался как-то Яшка, отозвал нас в угол казармы и говорит: «Мужики, достаньте на вечер переносный киноаппарат, у меня такая плёнка есть!!» «Какая?!» «О-ху--е-е-те!!!».

Достали, приволокли на хату, включили - и действительно охуели: шведская порнуха с груп-повухой, аналом и т.д. В то время - за просмотр верный путь в тюрягу и вылет из училища (для нас тогда кинопорнуха вообще была «терра инкогнита»).

Тут приходит Танька, Яшка её в прихожую увёл и клятву молчать взял. Какую - хер его знает, но не выдала.

Показали мы ей порнуху, сразу в постель и давай ебать. Завелась она сильно, хитрый Яшка хер маслом намазал, сзади пристроился и давай в жопу вставлять. Сопротивлялась она, под впечатлением от фильма, слабо, а когда я ей спереди воткнул, взвыла и заметалась взад-вперёд

В рот, по её просьбе, старались не кончать. Такое удовольствие было в узкую жопу вдви-гать, а потом со всего размаху задвигать...

Я назавтра один пришёл, лежит Танька в постели, думает. Я рядом прилёг, ласкаю, чувст-вую, ебать ещё не время. Сиськи поцеловал, живот, а она так незаметно мою голову вниз толкает, и я у пизды оказался. Никогда до того пизду не целовал, а она шепчет «:Ну, ну,

тихонечко, тихонечко...». Коснулся я языком клитора, она выгнулась, застонала и опять упала на постель. Я стал всю пиздёнку целовать, она меня на себя потянула, воткнул, она ногами сжала, давай жопой крутить...Целуемся и ебёмся, я как засадил, она охнула, я

темп сбавил, хуй скользит, она жопой крутит...

Кончили мы почти вместе, она, когда кончать стала, прорычала: «Стой!!» Я замер, а пиздё-нка сокращается так здорово, что за ней сразу и кончил.

Слез с неё, она еле поднялась, помылась, потом я. Упал на постель, обнял её, лежим молча.

И тут она (впервые!) берёт мой хер в руки, ласкает, потом в рот и начинает сосать. Да так, что чуть не тронулся от удовольствия. Чувствую, сейчас кончу, хотел член забрать, чтобы в рот не кончать, а она одной рукой так нежно яйца сжала и насадилась глоткой на хуй.

Я тут же и кончил, а она давай головку, уздечку облизывать...Ощущений этих я просто вы-держать не мог и хуй забрал. Она пошла рот помыла, легла ко мне и говорит: «Теперь пони-маешь, как мне приятно, когда мою дырочку целуют? А вы этого не делаете».

Назавтра Пашка ей опять в жопу засадил, а я «валетом» лёг, хуй ей в рот и пиздёнку целую.

Федька давай ей сиськи целовать, она так металась и выла...Я кончил в рот, отвалился, ей тут же в пизду Тимка воткнул...

Потом мы минут 10 в себя приходили. Танька из душа приползла, упала на нас и говорит: «Вот это действительно ебля!». Пашка: «А раньше что, политзанятия были?».

Она презрительно: «Умник...ещё и евреем числится...Половые отношения, и всё!».

Ржали мы потом до икоты... С тех пор, когда кто.то что-либо неудачно делал, говорили: «Прекрати эти блядские половые отношения, займись наконец еблей!».

Короче, теперь мы в основном групповухой занимались. Оказалось и удобнее: за ограничен-ное время все выебать Таньку успевали. Несколько раз даже ухитрились по два хуя в пизду и один в жопу вставлять, но Таньке нравилось, когда её просто с двух сторон ебли и за сиськи тягали. Члены оставшихся временно не у дел она держала в руках.

В училище кто-то нас заложил, пришили бы и разврат, и что похуже. Пашка это просёк, Та-ньку сплавили на неделю к его сестре за город, офицеры походили- походили у закрытой двери в хату (в милицию, ясное дело, не сообщали: «сор из избы» не выносили), нас рьяно допрашивали, мы с возмущением всё отрицали и предриняли контр-ход: у Пашки «заболел» глаз, он не выступал в соревнованиях по стрельбе. Мы с Федькой не стали досрочно сдавать экзамены, а Тимка «рассорился» с редколлегией стенгазеты и не стал рисовать, смывшись в увольнение.

Курсовой за отставание по всем фронтам получил по башке и всё понял. Вызвал Пашку и гово-рит: «Тут тебе не 1917-й, ты чего революцию устраиваешь!?» Пашка шлангом прикинулся. «Не знаю, что вы имеете в виду, т. капитан, но эта непонятная возня вокруг честных курсантов меня убивает. Знать бы, кто кашу заварил...» «Ладно. Замяли?» «Не понимаю, о чём вы, т. капитан». «Ладно, иди, Чичерин, вижу, мы друг друга поняли?» «Так точно!».

Стукача мы вычислили, хотели тёмную сделать, Пашка отговорил: «Нужен он нам на курсе, тем более отпижженый? Нет. Просто не давать ему сдувать - и всё».

За 4 двойки в сессию отчислили его и в другое училище перевели. Видно, хорошо стучал...

Наступило лето, предки подкинули денег, двинули мы в Ялту. Квартиру сняли у редкой стер-вы; «удобства» во дворе, баб не водить, до 23-х чтоб уже в койках были и т.д. - но дёшево.

На 3-й день плывём мы вдоль берега в масках и с ластами (не помню уже где, то ли у Ялты, то ли у Мисхора). Настроение херовое, баб не склеили,, денег чуть. Привыкли Таньку посто-янно ебать, а тут - пустота.

Тимка кричит: «Ребя, на берег надо, устал!» А где вылезешь? Камни, прибой...Побьёт

Подплываем - бетонная площадка, и ни души.

Я говорю: «Вот и отдых!» Пашка: «Что-то непонятное в воздухе...» Я его обматерил, а Федька - ты, мол, заткнись. У Пашки - нюх, а утебя только хуй здоровый и квадраты чисел до 30-ти помнишь (был такой грех).

В общем, болтается гвардия метрах в 50 от берега, а я - на разведку. Вылез на тёплый бетон - красота! Только хотел ребят кликнуть, кто-то за плечо трогает. Оборачиваюсь - мужичок в плавках, хилый такой, и мне сразу: «Проваливай, здесь тебе нельзя!» «Да дай хоть отды-шаться!» «Проваливай, говорю.!!»

Я озверел и ему: «Я тебя, хорёк, счас в море брошу, а вылезать будешь сам!!». Он исчез, через пару минут является уже в компании с двумя амбалами в форме с синими кантами. Выматерился я, маску надел, и в воду.

Плывём дальше, надо на берег, а куда?! И тут - щель какая-то (Тимка углядел и молча ту-да). Мы за ним, подымаемся метра на три, площадка как-то в сторону, так что ни с моря, ни с берега не видно, а на ней, разбросав руки и ноги, лежит пышная голая баба. Голова шляпой прикрыта, рядом бутылка из-под рислинга валяется.

Откуда-то возник мужик, пузатенький, волосатый, палец к губам приложил. Мы ему - изви-ните, мол, мы устали жутко, тут такая история была (а сами всё на бабу поглядываем - тогда такое увидеть было нельзя).

Он заржал тихонько: «Ребята, а вы ж на цековскую дачу забрались, легко отделались!»

Федька только по голове мне постучал, а Пашка рожу скорчил.

Мужик вдруг: «Военные? Курсанты?». Пашка: «Что-то мне ваше любопытство не нравится».

«Сейчас поймёте. Я не шпион». Короче, через минуту ушам своим мы не верили: мужик пре-дложил его жену выебать! У неё после болезни оргазм пропал, и доктор сказал, что нужен «половой стресс», но очень туманно: боялся, видно, что привлекут за пропаганду разврата.

«Маша в отрубе, я ей ножки подыму, а вы начинайте. Авось, поможете, вы молодые. Где уж мы только не лечились - бестолку».

Мы тоже в отрубе, и тут Федька говорит: «Кончать в неё можно?» « Да, можно, чистая она. Вы, думаю, тоже».

«Тогда вот что, папаша: мы ей новогоднюю ёлку устроим, враз вылечится!» «!!??» «Ну, ей одновременно во все дырки втыкать будем.» « Вы ж её убьёте!» «Папаша, мы девку одну уже давно так ебём, хотя раньше она категорически против была. А сейчас по другому и не хочет». Помолчал мужик. «Что, и в жопку?» «Угу. Всё путём будет, батя». Махнул он рукой, пошли, мол.

Мы плавки скинули, к ней подошли, он ей ноги стал подымать, она бормочет: «Что, Мише-нька, ебать будешь?» «Да, Машуня, да...» Мне шепчет: «Ты на неё не опирайся».

Поднял он ей ноги, я расположился на ней, стал хуй вставлять...Приятно - охуеть! Тем более по бабе жуть как соскучился.

Пиздёнка плотная, мясистая. Стал ебать, сиськи колышутся...Кончил быстро, Федька, потом Пашка, Тимка. Она и не шевелится. Я полотенцем пизду промокнул и ребятам говорю: «Давайте как с Танькой»

Задрал ей ноги, вставил, ребята её на меня перевернули, она глаза открыла, ничего не понимает (потом сказала - думала, снится). Федька и Тимка к сиськам присосались, а Пашка

над жопой трудится, кремом каким-то жопу мажет и хуй, потом вставлять стал.

Видно, от вина она не сжималась, хуй быстро вошёл, и стали мы её ебать. Она то упадёт на меня, то подымется и безумными глазами смотрит. Муж её «Машуня, всё в норме, все свои!»

Я её за пышную жопу держу, целую, когда получается, Пашка так в жопу даёт, что она вся колышется, и вдруг она заохала, голову подняла и завыла глухо, как волчица. Я от неожи-данности ебать перестал, а Пашка - нет, и она в такт выла. Пашка кончил, я её на спину перевернул, доебал, за мной Федька и Тимка. А мы с Пашкой сиськи целовали, они такими вкусными были.

Потом мужик нам знак подал - смойтесь. Мы - в море. Честно говоря, тревожно было.

Появляется мужик. «Ребята, всё путём. Снесите её в воду». Мы - наверх. Маша глаза опусти-ла, я её на руки и в воду. Отвернулись, пока она мылась. Потом повернулся к ней, а у неё сиськи на воде плавают. Красиво - охуеть! Я подошёл, голову ей запрокинул, давай цело-вать

Она опять завыла, и выла почти не переставая, пока мы её в воде ебли. Потом на берег вынесли, она перед мужем на колени упала, руки ему целует и плачет. Мы за камень ушли, ждём.

Пришёл мужик, позвал. Маша лежит на спине, ножки в коленях согнула и в стороны разве-ла. Сиськи белые с розовыми сосочками чуть в стороны подвисают, пиздёнка с красными губками в курчавых волосиках...

Мы всё поняли. Я её - на бочок, Пашка в жопу заправил, опять на спину, и я «валетом» к ней лёг и стал пиздёнку целовать, а Пашка медленно в жопе двигаться. Она сначала подвывала и прижималась ртом к моим яйцам, а потом взяла в рот и как начала сосать - куда Таньке!

Я перевернулся, ноги её на плечи и давай ебать, а ребята - за сиськи...Поебали мы её с голодухм все во все, но уже и домой пора.

Надо вверх метров 100 подняться по камням, а Маша идти не может - ноги не держат. Пока мы её наверх тащили, подержался я всласть и за жопу, и за сиськи, и за пиздёнку. Но - у дороги не выебешь.

Мужик говорит: «Едем к нам, я домик снял, а друзья не приедут.» Пашка : « Мы вперёд за-платили.» «Плюньте, у нас бесплатно жить будете!»

Поймал он какой-то крытый фургон, загрузились мы с Машей в кузов, он - в кабину, дорогу показывать. Я тут же с неё трусы снял, на колени усадил, целую и ебу, ребята сиськами занимаются. Она постанывает и говорит: «Кончайте, ребята, сами, я уже всё.»

Ну мы её весь путь и ебли.

Приехали к ним, остались на ночь, Машу не ебли - умотались все. Муж еды принёс, наелись мы и улеглись. Утром рано помчались на снятую квартиру шмутки забирать.

Хозяйка встретила скандалом, мол, распорядок нарушили, она ночь не спала, ещё раз так - и можете убираться. Тут из комнаты приходят Федька с Пашкой с вещмешками со шмутками. Пашка ей : «Мадам, мы уходим насовсем, вы нам должны за 11 дней.» «Что?! Да пошли вы на хер, да я вас ...»

Пашка : «Мадам, если вы нам через 2 мин. деньги не отдадите, мы вас в милицию сдадим, что вы нас по-чёрному приняли, и в санстанцию.» Федька: «Ты, сука жопастая, даже сральник не чистишь, зайти нельзя, да я тебя щас в рот выебу!»

Тимка его картинно «еле сдерживает», а Пашка так мечтательно: «Ребя, товарищ не понимает. Ты, Федя, на санстанцию, а я - в горотдел. В райотделе мадам, видно, уже всем дала, мы туда не пойдём.»

Выходим мы во двор, а мадам: «Мальчики, ну шо вы так сразу сердитесь? Зайдите, обсу-дим!» Федька ей: «Поздно пить боржом, сука жопастая!».

Она к Пашке: «Пашенька, ну ты же разумный...» «Мадам, примите мои соболезнования, срок истёк». Короче, она нас умолила подождать и деньги все отдала.

Тимка потом всё поражался: «Ну, Пашка, я уже крест на бабках поставил! Ну ты голова!» Пашка смеётся: «Она просто хуя федькиного испугалась!»

Пришли мы к Маше, довольные, что деньги сберегли. Маша конфузится, муж её подбадрива-ет, а Федька сразу к делу, в охапку её и на диван. Только он ебать начал, а мы уже пристра-иваемся. Пашка, как всегда, к жопе (потом я его сменил; такая жопа - век бы не вынимал, не хуже танькиной!), Тимка за сиськи, целует, хуем по ним водит. Муж ей в рот дал, она как засосала, он через 5 мин и кончил. Мы и на пляж не пошли, ебали Машу в полном комфорте до вечера. Я три раза в пизду кончил и в жопу дважды. До того ей жопку разъебли, что вставлять стало не проблемой.

Вечером на танцы пошли, обязавшись никого не ебать. Вместо танцев пришлось местным рыла начистить: они Пашку обозвали, а когда он одному в торец дал и тот опрокинулся, его кореша все вместе на Пашку бросились. Тут и мы вступили, и ещё какие-то стриженые ребята.

Короче, когда милиция приехала, мы уже смылись, а троих местных в больницу свезли. Че-рез неделю мы одного в море встретили и опознали. Федька с Тимкой ему путь к берегу отрезали и Пашке кричат: «Его сразу к рыбам или помучаем сначала?» Так это говно аж плакало и так просилось...

Пашка подплыл, ему по морде дал и сказал: «Успеешь до берега - живи.»

Так мы от смеха - так он шпарил - сами чуть не утонули. Пришли «домой», муж Машин на

2 дня уехал, и мы тут же разыграли, кому с ней ночевать вместо мужа. К возмущению товарищей, выпало мне

Она спиной повернулась, а я ей

одну ногу поднял, стал целовать коленку, ляжку, живот. Всё такое нежное, хуй снова встал, я в пизду вставил, лежит она вполоборота, я одной рукой ей сиську глажу, сосочек, другой - клитор и медленно ебу. Потом на неё лёг, она ногами обняла, целуемся и ебёмся.

Как я кончил, она тихонько: «Не сердись, миленький, время летит, скоро уезжать...Позови Тимку.» Я Тимку свистнул, и давай мы её в двоём спереди и сзади ебать. Выебли, она не шевелилась, только всхлипывала, кончая. Потом говорит: «Боже, какое это счастье, кон-чать, вообще не напрягаясь! Спасибо вам, мальчики!» Ну, мы её ещё раз выебли.

Утром вся компания явилась и заявляет: «Ты мужа заменяешь только до утра!» И понеслась снова ебля. На пляж пошли без Маши, она сказала : «Заебли, дайте отдохнуть!»

Зато, когда с пляжа пришли и поели, пришлось ей потрудиться. Ебли её в два хуя в пизду несколько раз, в жопу тоже. Потом исхитрились как в порнухе - два хуя в пизду, один в жопу, один в рот. Маша просто охуела, когда мы её так выебли.

Отдышалась и говорит: «Пятый десяток разменяла, а такого не пробовала ещё.» Я говорю: «Что!? Тебе больше 40-ка? Не сочиняй!». «У меня муж замечательный. Я ему всем обязана и никогда его не брошу, что бы ни случилось. Ну кто ещё на такое способен, а?».

Действительно...

Назавтра приехал муж, пошли мы опять на тот пятачок, и славно порезвились. Море, солн-це, баба прелестная, которую можно ебать сколько и куда хочешь - мечта! В этот раз она в рот только у мужа брала, мы усекли, что ему не нравится, когда мы её в рот ебём, и больше не стали.

Сильно его возбуждало, когда он её распухшую пизду видел. Сразу на неё залезал и ебал.

А когда мы ей два хуя в пизду сунули (она его хуй в это время в руке держала), так он пару раз хуем двинул и кончил. Потом мне в воде говорит: «Воткните ей ещё так, это так красиво...»

Желание трудящихся - закон. Мы её потом каждый день по нескольку раз так ебли. Пиздё-нку натирали здорово, но она - ради мужа - терпела и виду не подавала, что побаливает.

А мне больше всего нравилось, когда она на меня садилась, когда я на камешке сидел. Сись-ками прижмётся, сама подымается и опускается, а сосуны - Федька с Тимкой - сиськи сосут, очереди дожидаются.

Я её как-то спросил, как ей больше всего нравится. Она задумалась, потом говорит: «Сложно сказать. Когда в обе дырочки или два члена в одну - очень острые ощущения. И когда на тебе сижу, тоже очеь приятно. Но по другому. Но главное - я знаю, что всегда кончу. Как бы меня не ебли. Я уже думала, что жизнь кончена. Каждый день за Мишеньку моего молюсь.»

«А как же ты с ним одним только ебаться будешь?» «С удовольствием. С вами хорошо мне очень, вы меня спасли, но теперь я и с Мишей кончаю без проблем. Разъедемся - и никто мне, кроме него, не нужен будет.»

Две недели пролетели, как день. Последнюю неделю мы и на пляж не ходили, только еб-лись: жаль было время на море терять. А за три дня до отъезда ребят отозвали из отпуска, и эти три дня ебли мы Машу вдвоём. Или по очереди. Очень мне нравилось ебать её, когда она на боку лежала. Она с мужем целуется, он ей и сиську, и письку ласкает, а я её ебу.

На прощанье он мне конверт вручил, взяв слово, что открою только вместе с ребятами. Машка ревела, да и мы с Мишей расчувствовались. Я им сказал: «От нас никто ничего не узнает», Он кивнул, мол, знаю.

В училище конверт вскрыли и охуели: четыре 50-долларовые бумажки и записка: «Век буду благодарен. Сами не меняйте: опасно. Удачи».

До этого мы валюту и в руках не держали. Так и лежали банкноты, как талисман, до окончания, училища.

Судьба всех разбросала. Тимку загнали в Биробиджан (мы всё смеялись: видно, с Пашкой спутали). Федька на Балхаш (на полигон) попал и хорошо вверх пошёл. Пашка залетел в Заполярье, очень его там уважали, но жизнь была сплошь командировочная, жена забрала дочку и уехала домой.

Он невесело шутил: «Выбор небольшой: спишь или с ТТ, или с Макаровым (под подушкой). А вот с бабой переспать - проблема».

Про себя помолчу. Не пристрелили (хотя могли, просто чудом проносило), и то хорошо. До пенсии дожил. Ялту не забываю. Больше такого в жизни не было.