Как бы это могло быть на самом деле. вояж отпускника. валентина 2

Утром проснулись с Валюшкой в одной постели. Мы особо никуда из неё и не выбирались, устав с вечера. Так и спали на веранде. Прохладно, городского шума нет, отдыхай себе и ни о чём не думай. Вот и дрыхли. Проснулись и вперегонки на двор. Не успели от крыльца отбежать далеко. Валюха присела, я стоя, орошаем травку. Валька даёт ценные указания. — Вов, я в баню, жопу помыть. А ты домой иди. Сейчас приду и завтрак приготовлю. Валь, а мне, значит, мыться не надо? — Тогда пошли. — А одеться? — Да кому ты нужен, подглядывать за тобой. Да и рано ещё, все спят. Тогда ладно. Приобнял сеструху за талию, потом переместил руку на попу. Она, зараза такая, захихикав, взяла меня за конец. — Вдруг заблудишься и потеряешься. А так точно никуда не свернёшь. Все спят, как же. Бабка-соседка в огороде копошится с утра пораньше. Увидела нас, голозадых, и ни тени удивления. Только окликнула сестру. — Валь, подь сюда, чего спрошу. Я засмущался, попытался прикрыться или, хотя бы, в баню проскочить. А Валюха руку не отпускает. Так к ограде и привела. Бабка окинула меня взглядом, вынесла вердикт. — Ладный мужик, крепкай. Ты крепче держи. Такого враз уведут. Валь, я чего спросить хотела-то. Ты у меня давче спрашивала рассаду. Так я себе высадила, остатню возьми. Будешь брать? — Буду, тёть Наташ. Попозже забегу. — Ну да, нуда. Ты, паря, - это уже мне, в бане-то не теряйся. бабы любют, када их раком загибашь. В бане Валька присела, держась за живот, ржёт, едва покатом не катается — Пизда старая. Рассаду она вспомнила. На мужика посмотреть решила. У её деда стручок уже засох весь, так хоть на чужого глянуть. Я повозмущался — Валь, неудобно как-то. Перед пожилой женщиной голышом. Что подумает? Валька махнула рукой. — Да ей в радость. Дал бы волю, так она бы ещё и потрогала, помяла. Или, может, сходишь, пока не ушла с огорода? — Да иди ты. - Психанул. - Сестра называется. Лишь бы поиздеваться. Валюха успокоить решила. Самым радикальным образом. Присела на корточки и рот раскрыла, потянула в него головку. — Вов, я сосать не умею, не смейся. Уж как могу. Мне и то в радость. Валюха головку обсасывает, ствол облизывает. Старается сестричка. Отобрал игрушку. Она обиженно смотрит — Вов, ты чего? Не понравилось? — Именно что понравилось. Кончу так. — Так спускай, я сглотну. Вов, правда хочу. Ну, милая, сама напросилась. Придерживая сестру за волосы, направляя и задавая ритм, вскоре разразился фонтаном спермы. Валька, едва не урча, как кот над миской сметаны, проглотила всё. Пальцем вытерла краешек губ, стирая остатки, облизала его, улыбнулась. — Как будто лимончик. также пахнет. Только чуть-чуть. Ну всё, мыть жопу надо. Деловито навела воды, присела, плескаясь. Посмотрела на меня и показала язык. — Смотришь? А выебать не сможешь, не скоро встанет. Говорила же, что натёр вчерась сильно. Потому и отсосала. Тебе понравилось? — Очень. — Вот, пока не заживёт пизда, буду сосать. Или в жопу давать

Погоди, гляну, этот Штрлиц там или ушла. Вот сука, стоит. Ничё. Ты халат накинь, а я так. Пусть смотрит, шары пялит. Смотрит? Ну так я халат на плечи накинул, а запахиваться не стал. Пусть глазеет. Авось деда раскрутит на палочку, если сможет. Да ещё демонстративно, остановившись и полу повернувшись в сторону тёть Наташи, почесал яйца, оттянул шкурку и осмотрел залупу, словно что-то там высматривая. Валька смехом давится. Едва в дом зашли, она вновь присела, держась за живот. — Братик...Охха-ха...Ты ар...Хах-ха-ха...Ты артист...У бабки сейчас между ног водопад...Ха-ха-ха... Успокоилась. натянула майку, не став надевать больше ничего, на кухне загремела посудой. Мне голышом непривычно, так я шорты на голую жопу надел. Зашкворчало что-то на сковороде, забулькало в кастрюле, засвистел чайник. И через короткое время мы усиленно жевали, набивая желудки едой. После завтрака решили поработать в огороде. Решила, вообще-то Валюха, предложив мне, как гостю, полежать, отдохнуть, возможно и вздремнуть. Ну щаз! Она работать будет, а гостенёк валяться. Пошли вместе. Валюха переоделась, надев на голое тело сарафан. Трусы за ненадобностью остались дома. И без того коротенький сарафан, задирался едва не до поясницы, едва сестра наклонялась. И старалась в это время повернуться ко мне задом. — Валь. — Чего? - Выпрямилась, смотрит недовольно. Как же, от работы оторвал. - Случилось что? — Валь, пока нет, но скоро случится. Ты специально меня дразнишь? — Я? - Неподдельное удивление. - И не думала. Если кто-то сексуально озабочен, то я при чём. — Валька, огребёшь. Засмеялась. — Ты аппетит нагуливай. Сейчас к обеду жара падёт, так сходим ополоснёмся и поваляемся. Аль не нравится? — Нравится. У меня уже стоит. — Ну потерпи маленько. Или вон сходи баню подтопи, пусть погреется. Растопил баню, накидал полешек сколько-то, воды принёс. Сел на крылечке бани, закурил. Хорошо! Валька по огороду шастает, жопой голой сверкает. И ведь ехал в гости не надеясь, что сеструха станет мне давать. А оно вон как вышло. Ещё и пообещала, что Таньку, вторую сестру, драть стану. Прямо хоть и не уезжай к другим родственникам. К полудню навалилась жара, мочи нет. Пот не успевает стекать. Завязали с работой. Валюха, потянувшись, вынесла решение. — От работы кони дохнут. И трактора ломаются. Пошли, Вов, в баню. В бане раздурелись, будто дети малые. Валька наклонилась, об лавку опёрлась, попросила спину помыть. — Вовка, сто лет никто спину не мыл. Там грязь уже кусками, поди, отваливается. Мне не жалко, помою. Намылил спину, губку тоже намылил и стал тереть. Вальке бы нужно было лечь, а она раком встала, ну и получилось, что рука самопроизвольно, когда мыл сестре задницу, меж ног скользнула. Та стерпела, ничего не сказала. Даже тогда, когда для проверки палец в зад вставил. А потом она заставила наклониться меня. Благо намыленный член удержать не так-то и просто. Вырвался, облил Валюху холодной водой. Она меня Та головой покачала понимающе. Дело молодое. Уже в предбаннике, успокоившись, долго целовались. Но затевать ничего не стали. Так, для проверки пару раз задвинул. Убедились, что пися пока не готова принять гостя. Ну тогда и неча затевать. Дома оторвёмся. Поели плотно. Поели и завалились на кровать в веранде. Здесь не так жарко. Оставили двери открытыми. Кто пойдёт, так собачонка забрешет, предупредит. Да и кто по такой жаре шастать будет. Лень-матушка. Валяемся голышом и будто так и надо. Разговариваем. Стали вспоминать детство, отрочество. Как шкодили, как бабушка воспитывала с помощью то хворостины, то ремешка, не разбирая кто прав, кто виноват. Огребали все. Бабуля не делила по полу. Что девки, что пацаны спускали штаны и получали по голой заднице причитающиеся горяченькие. Не портить же одёжду, которая и без того на этих аспидах горит, будто на огне открытом. Чем было хорошо, так тем, что, получив своё, получал прощение до следующего раза. Вспоминали, как на сеновале играли в папу-маму, тиская друг у друга письки. Как подсматривали где придётся за тем, как взрослые дядьки и тётки еблись. Вспомнили, как мне дала тётя Нина, Валькина мать. Было дело однажды. Шараборился я по за огородами, в согру пошёл.Надо было черенков для инструмента нарезать. Иду, никому не мешаю, песенку в голове прокручиваю. Какой-то шум впереди. Я же почти что разведчик, считай пограничник Карацупа, только без собаки. Я только что не разулся, подкрадываясь. Выглянул. А таааммм... А там тётя Нина раком стоит и какой-то поц её натягивает. Да не какой-то, а бригадир наш. В смысле нашей полеводческой бригады. И вот же интересно: тётя Нина ему никаким боком не подчинённая, а раком встала. Видать любовь. Не стал я мешать, лишь памятку отложил, чтобы не забыть. Авось в жизни сгодится. А тут как-то дома у них были и тётка пошла в летний душ мыться. У меня и мыслей не было подглядывать. Что я там не видел. Да просто мимо проходил. А нечего было свои телеса выставлять. Нормальному пацану и пройти нельзя, чтобы на бабу голую не наткнуться. А визгу-то подняла, будто порося, с которой шерсть стригут. За ухо меня поймала, как есть голышом, крутит его и верещит, что вот отведёт меня к бабке, та мне и задаст. Нет, ну не спешно ли? Взрослая тётка, причём моя родная тётя по материнской линии, бабкой стращает. — И не стыдно тебе, дураку здоровому, подглядывать? — Да не подглядывал я. Кто же оправдание слушать будет. Начал оправдываться - уже неправ. — А кто подглядывал? Я, что ли? — Да ты вечно сама на глаза мне попадаешься. — Я? Да ты что мелешь? Стой! Когда это я тебе на глаза попадала? Я и объяснил. Примолкла. Женщина молодая, любвеобильная, с моим батей долбится, так почему бы бригадиру не дать. Одна беда: а муж как прознает, так мало не покажется. Уж кулаки-то у него пудовые. С бригадира, может, и не спросит, а вот тётке пиздячек знатных обломится. И закрутила тётка задом, забыв, что голая перед племяшом стоит. — Вова, ты же не станешь это никому рассказывать? Нет же? Ты подумай Может тебе надо чего? Денег, может, на кино там? Ты, Вов, не спеши.Ты же будешь молчать? Ну, скажи, что ты хочешь? Подумал и решил принаглеть. В лоб не даст, а чего другого, может, и обломится. Помолчал и так же молча ткнул пальцем тётке в самый низ живота. — Ты что? Что это? Ты что хочешь? Ах, ты...Вова, - тётка решила не обострять обстановку, - я же взрослая женщина. А ты ещё, практически, ребёнок. Нельзя же с взрослой женщиной...Ты меня слышишь? — Слышу. Нет, так нет. Пойду я тогда. — Стой! Стой, паршивец, никуда ты не пойдёшь, пока мы не договоримся. Ещё раз: что ты хочешь? Спорили долго. Голая тётка, у которой хватило ума затащить пацана в загородку душевой, и пацан, твёрдо стоящий на своём. Тётка сдалась. — Чёрт с тобой. Пусть тебе будет стыдно. Надо сказать, что во время переговоров, были и слёзы, и мольбы и прочие женские штучки, призванные растапливать мужские сердца. Ну так я же пацан. Сама сказала. — Ладно, дам я тебе. — Не дам, а буду давать. — Чтоооо? А морда не треснет от сладкого? — Ну и не надо. Я пошёл. — Стой, гадёныш. Не был бы племяш, прибила бы. Штаны сними и покажи, что хоть там у тебя есть. Стянул штаны. Тётка, увидев, что выпало из них на волю, ахнула, присела на корточки и взяла в руки, рассматривает. — Да ты мужик уже! Договор. Я буду тебе давать, а ты будешь молчать, как партизан на допросе. Договор? — Договор. — Скрепим? — Да. Тётка развернулась ко мне спиной, наклонилась, выставив зад. — Постарайся подольше. — Если уж твою дочурку в задницу ебу длительно, то тебя...Не буду загадывать. — Стой! Какую дочурку? Ты о чём? Оххх! Потом расскажешь. Ещё глубже! И резче, сильнее. Я сильно люблю. Оооо! Оооууу! Мммм! Так впервые засадил тёте и о чём она в будущем не пожалела. Правда пообещал, что не буду драть в задницу Валюху. Тётке хватило того, что её дочурка пока что ещё целка. Да, обещал первым не лезть к Вальке. Ну так вдруг она сама полезет. Отказываться, что ли? С тётей у нас сложился альянс. При любом удобном случае, а их хватало, ибо кто подумает на племяша с тёткой, тётя отдавалась мне пламенно и страстно. Её заводила моя молодость, а меня...А меня ничего не заводило. Просто мне некого было больше ебать.Мы занимались этим дома. Старались подгадать такое время, чтобы никто не мешал. Чтобы можно было раздеться, заняться сексом вдумчиво и размеренно. Дядь ка Сергей, работающий на лесосеке, уезжал на вахту с понедельника по субботу. И потому тётка часто просила бабку отпустить меня к ней, потому что одной страшно ночевать. И тут уж мы отрывались. Молодость племянника и опыт тёти. И чего только мы не творили. Главное, что тётке не было нужды стесняться и она могла претворять в жизнь все свои эротические фантазии. А уж мебель, какая только была в доме, запомнила наши ночи. Нет нужды говорить о том, что Валюхе я рассказал всё и сразу. Странно, но Валька одобрила. Отца она не очень почитала. Он, бывало, подопьёт хорошо, и давай семью гонять. И что хорошего от него? Так что рога, которые жена навешивала ему с племяшом, были достойны этого оленя. Про бригадира я, правда, промолчал. Так по перемене пользовал мамку и дочку. Дочь в зад, мать вперёд. И тётка была неутомимей и жадней на еблю. Валька, по ходу, ещё не проснулась как женщина. Это тогда. Сейчас вот ого-го какая стала. Наша с тёткой любовь длилась до самого моего отъезда. На прощание тётка затащила меня к себе, отправила младшую ночевать к бабке, на Вальку цыкнула, чтобы не мешала, и мы оторвались. В ту ночь тётка позволила мне всё. Всё, что могло прийти в голову. И сама, будто расставаясь навсегда, позволяла себе всё, что взбредёт в голову ей. А Валюха то ли локти кусала, то ли хихикала над братом и матерью. Вспомнили с Валентиной этот эпизод из жизни. Помолчали. — Вовка, а давай к матери съездим. Проведаем. — Давай. А когда? — Да хоть завтра. — А дом на кого? — Да что ему сделается? Тётя Наташа присмотрит. Всё, завтра едем. Вов, ты ничего не хочешь? У тебя вон стоит. — Валь, сам удивляюсь. Почему-то на тебя раз за разом встаёт. Ну что, попку поставляй. Или писюлю? — Пусть писюля отдыхает. Погоди, пописать сбегаю. — Тогда и я с тобой. — Побежали. Вов, а ты мне это...Снова полижешь? — Валь, пока уточняем, кто-то обоссытся. И это явно не я. У тебя вон скоро по ляжкам потечёт. Пись-пись-пись... — Ссукааа! Потекло!