Обнаженная и рискующая мелисса (продолжение). часть 4

— Т-ты все еще разговариваешь со мной? – с трудом спросил Эймон. В горле у него пересохло, он не привык к сигаретам, и поморщился от вкуса во рту. — После того, как я?. .. Мел, - он был не в силах заставить себя заговорить о том, как разорвал футболку дочери и обнажил ее грудь. Эймон снова и снова задал себе вопрос, который крутился у него в голове всю ночь: о чем, черт возьми, он думал? — Прости меня за то, что я вчера сделал, Мел. Я был в сумасшедшем состоянии из-за Джулии и всего остального. Чувство жалости и любви к отцу снова поднялось в груди Мелиссы. Гнев и потребность наказать мать с Беном отошли на второй план. — Я.. . Я думаю, что понимаю, папа, - заикаясь, проговорила девушка, - то, что сделала мама... - она покачала головой и вздохнула, - почему бы тебе не зайти в дом, а я приготовлю чай и тосты. Мы можем попытаться поговорить об этом. Мы можем попытаться найти во всем этом хоть какой-то смысл, папа. — Ты прощаешь меня, Мел? – глухо сказал Эймон, не совсем веря в мудрость своей дочери. Девушка кивнула. — Думаю, что да. — - - — Почему все-таки ты пытался поцеловать меня вчера вечером, папа? - спросила Мелисса после нескольких кусочков тоста и глотка обжигающего чая. Прямой вопрос обрушился на него, как удар, и Эймонн поморщился от такого. Теперь он понял, каково это - чувствовать себя преступником, точнее сказать предполагаемым преступником. Его мысли кружились в поисках какой-нибудь правдоподобным ответа, кроме правды. Он же не мог рассказать Мелиссе всю правду - как он мог? Как он мог сказать девушке, своей собственной плоти и крови, что он жаждал ее тела, мастурбировал, думая о ней, и даже представлял себе наготу мелиссы, когда трахал ее мать? — Ну же, папа, - прошептала Мелисса и добавила: - не пытайся обмануть меня и себя. Разве ты не говорила вчера вечером, что видела меня с Беном? Что ты там сказал? Что-то насчет того, чтобы смотреть на меня с ним и желать, чтобы это на месте Бена был ты? Ты ведь не это имел в виду, правда, папа? Эймон втянул воздух через нос с такой силой, что плоть вокруг его ноздрей сжалась. Он удивленно посмотрел на дочь, которая смотрела на него из-под вопросительно поднятых бровей. Как он мог забыть эту деталь, это сбивчивое, пьяное признание? Он же был детективом-инспектором полиции - как мог человек с его опытом так ошибиться? В конце концов, так и не найдя приемлемого варианта Эаммон вздохнул и, обессиленный поражением, опустив голову, пробормотал: — "Я люблю тебя, Мэл. Мужчина пожал плечами, смирившись со своей судьбой. Теперь ему было все равно. — Я не могу объяснить, почему я почувствовал то, что сделал. Я увидел тебя и захотел так, как мужчина хочет женщину. Его голова резко поднялась, глаза умоляюще смотрели. Ему очень нужно было, чтобы дочь его поняла. Он не был плохим человеком, он просто был сбит с толку. Эймон сглотнул, в горле внезапно пересохло от страха перед реакцией Мелиссы, если он продолжит. Но он должен был продолжать. — Я завидовал Бену, - сказал Эймон, поначалу запинаясь. Затем, повысив голос, он продолжил: — Я не готов отпустить тебя, Мэл, - выпалил он, и слова сами потекли из него, - ты моя дочь, а мой долг - защищать тебя. Я люблю тебя и хотел держать тебя рядом, присматривать за тобой. Я шел за тобой по дорожке. На пляже было так людно и я надеялся, что ты меня не заметишь. Потом я увидел, как вы с Беном уходите по тропе, и немного отстал. Я потерял тебя на некоторое время, но потом что-то услышал - кажется, это был твой голос. Я понимал, что увижу, еще до того, как попал туда. Было это странное чувство; я знал, что поступаю неправильно, но не мог остановиться. Это было что-то странное, какой-то трепет перед неизбежным. Что-то происходило вне меня такое, что притягивало меня к этому. Это меня взволновало. .. ты знаешь, и я возбудился от тебя. О Боже, Мел, ты была так прекрасна. Видеть тебя голой, это просто счастье. Несмотря на то, что ты моя дочь, и я знал, что не должен был смотреть, я остался. Я остался и наблюдал за тобой и Беном. Я хотел быть им. Я, твой отец, я хотел сделать это с тобой. Мелисса долго смотрела на отца. Неподвижно, не мигая и не произнося ни слова. Она понимала, что своим вопросом прорвала плотину сдержанности своего отца и была сметена потоком его откровений после прорыва. Ее реакция удивила ее саму. Она, конечно же, была ошарашена этим признанием и несколько мгновений раздумывала, не возмутиться ли ей, но потом отбросила эту мысль, потому что простая истина заключалась в том, что она не чувствовала себя оскорбленной. Мелисса наконец осознала после обдумывания того, что именно сказал ее отец, то преобладающее чувство, которое она почувствовала. Как бы ни была потенциально разрушительна подобная информация, Мелисса испытывала огромное уважение к своему отцу. Должно быть, ей самой было так трудно признаться в этом? Ему было достаточно трудно признаться в этом самому себе, но он также нашел в себе мужество противостоять этому и вынести все на чистую воду. Он сделал это, он был честен и сказал правду. А внутри всего этого, в самом центре, лежала жемчужина отцовской любви. Он любил ее, и каким-то образом это чувство изменилось, переросло в сексуальные чувства. Это может быть шокирующим, но Мелисса смогла просто взять себя в руки. Она посмотрела отцу в лицо и снова увидела страдание. Он ждал, поняла она, ждал ответа от нее, и Мелисса видела беспокойство в его глазах. Ее отец просто сидел там, уверенный, что она вот-вот выплеснется на него. Его лицо было почти комичным, когда Мелисса потянулась через стол к руке отца. У него отвисла челюсть, и он уставился на нее, когда девочка пробормотала: — Я тоже тебя люблю. Не позволяйте этому чувству вины съесть тебя изнутри. Я все понимаю. Я понимаю, что ты немного потерял контроль над собой. Я не ненавижу тебя, папа.. Ты не должен чувствовать себя плохо.