Папина доча

Сильная мужская ладонь сжала мою ягодицу через тонкую ткань домашних штанишек. Всё внутри сжалось от предчувствия того, что сейчас произойдет.

— Папа, не надо! Ну пожалуйста! — прошептала я, обернувшись через плечо.

Отец возвышался позади меня огромной мускулистой горой — как всегда, невозмутимо спокойный.

Я, как и мама, даже не доставала макушкой до его плеча. Для меня папа всегда был огромным могучим великаном, добрым и сильным. Он никогда, ни разу в жизни не повысил голос ни на маму, ни на меня, ни на бабушку, живущую с нами. Но я всегда с трепетом относилась к нему. Наверное, так происходит во всех семьях, где есть такие папы — сильные, спокойные мужчины, всегда готовые помочь. Ему не нужно было убеждать меня или маму в чем-то — достаточно было того, что папа сказал. Он возился со мной, когда я была маленькой, играл, купал, читал сказки, укладывал спать, и мне ни разу даже не пришло в голову, что папе можно возразить или как-то перечить ему. Я видела, что точно так же относятся к нему мама и бабушка. Дружная семья, где все любят папу, а он заботится о нас, оберегает и любит нас.

Потом я пошла в школу, и папа отвозил меня туда и обратно, учил со мной уроки, занимался со мной с такой же заботой, как и раньше. Я переходила из класса в класс, но всё так же любила забираться вечером на колени к папе и разговаривать с ним...

Для меня не было секретом, почему мама часто жалобно стонет по ночам в соседней комнате. Тихо прокравшись к дверям, я, затаив дыхание, наблюдала, как дергаются мамины ноги из-под сильного тела папы, как её стоны переходят в жалобное поскуливание. Или когда она стоит на четвереньках, уткнувшись лицом в подушку, а папа стоит сзади и сильными толчками заставляет содрогаться её тело. И ещё много чего... И это не вызывало во мне какого-то отторжения — я знала, что взрослые люди занимаются этим и это совершенно нормально. И то, что мама со стонами и всхлипами умолят папу прекратить, а он просто переворачивает маму и снова продолжает это... Потому что на утро мама всегда была очень довольной, с сияющими глазами и улыбкой на лице, и папа с бабушкой смотрели на неё с такими же улыбками.

Потом однажды мама уехала в командировку, и мы остались втроем на целый месяц. И я услышала, а потом и увидела, как папа занимается этим с бабушкой, мамой моей мамы. Бабушка так же стонала, охала и чуть не плакала, а папа всё двигался и двигался, переворачивал её, задирал ноги и делал всё, что он делал с мамой. А наутро бабушка смотрела на него такими глазами, что я впервые в жизни почувствовала ревность. Да, я повзрослела и увидела папу таким, каким его видят мама, бабушка и другие женщины — очень сильным, спокойным, уверенным в себе мужчиной. С моих глаз словно упала пелена.

Я видела, как моя классная руководительница Татьяна Андреевна смотрит на папу на родительском собрании... Как смотрит на папу продавщица тётя Лида в магазине.

Как пялятся на него мои подружки...

И это заполняло моё тело какой-то безумной смесью ревности и чего-то нового, до этого не испытанного ощущения. И именно эта смесь заставила меня однажды, сидя на коленях у папы, ощутить, как твердеет под моими ягодицами его член. И это было... Да, это было приятно! Мы смотрели какое-то кино всей семьей, и я, делая вид, что увлечена происходящим на экране, с замиранием сердца ощущала под своей попой толстый крепкий член отца. Тот самый член, от которого я появилась на свет... И потом, уже лежа к кровати, слушая глухие стоны из соседней комнаты, я, зажмурившись и закусив губу, судорожно натирала свою мокрую щелочку, представляя себе то, что сейчас там происходит. В тот вечер я впервые в жизни испытала оргазм под мамины стоны, представляя себе член отца...

Это словно пробудило во мне что-то новое. Я прислушивалась к звукам в квартире, приходя из школы, не хлопала дверью, а тихонько кралась. Я узнавала все новые и новые подробности этого удивительно для меня мира. Если мои подружки говорили друг другу про это, глупо хихикая и улыбаясь, то я знала, как именно это происходит...

Я совершенно точно знала, за какой «рассадой» едут на дачу папа и бабушка и что будет происходить там, на втором этаже, на диване...

Я знала, что делают мама с папой в ванной комнате, когда у мамы эти дни и почему она потом так осторожно садится на стул...

Папина ладонь нырнула за резинку штанишек и несильно сжала ягодицу.

— Мне нужно ненадолго отъехать, — сказал он совершенно спокойно, словно не держал меня за попку.

Я, затаив дыхание, с трудом оторвала руки от подоконника и, взявшись за резинку, стащила штанишки вниз, оголив попку. Трусиков я не носила — это происходило часто, и они, бывало, мешали. Насколько я знаю, мама и бабушка тоже не носили трусиков.

Ладонь отца переместилась на другую ягодицу, погладила её, слегка сжала. Я знала, что папе очень нравятся мои слегка оттопыренные пухленькие ягодицы, мягкие и упругие одновременно. Всем папам нравятся попки их дочек, и они бы с удовольствием полапали их, но... Это же инцест, это грязно и очень-очень плохо! — так гласит мораль, и поэтому отцы с трудом сдерживают себя от этих порывов.

И даже не догадываются об одном — их дочери сами хотят ощутить на своих попах сильные отцовские руки. Да-да, те самые ладони, которые в детстве, бывало, шлепали по этой самой попе! И любая дочка глубоко в душе, в самых своих смелых мечтах представляет, как эти сильные пальцы сожмут её попочку. Вот как сейчас ладони моего отца стискивают мои ягодицы, одновременно нежно и грубовато. Ни один мальчик своими дрожащими от возбуждения пальцами не сможет сжать их так уверенно!

— Раздвинь, — голос папы всё так же спокоен и ровен, как будто он попросил придвинуть нему сахарницу

Нет, не так — что сказал папа! Наверно, мама и бабушка так же послушно выполняют то, что папа сказал... Мои ладони ложатся на обнаженные ягодицы и широко, как можно шире раздвигают их в стороны. Между ног, там, в моей девственной щелочке, начинает жарко пульсировать, и я знаю, что если сейчас провести пальцем между губками, то он будет очень-очень мокрым. Такое бывает, когда я слышу стон мамы или бабушки, когда папа делает с ними это... Или когда ласкаю сама себя, представляя себя на их месте. Или как сейчас, когда знаю, что будет дальше...

Негромко щелкает открываемая крышка. Я вздрагиваю — папин палец густым толстым слоем аккуратно наносит на дырочку прохладную мазь,. Попка испуганно сжимается, но папин палец настойчиво мажет, немного приникая внутрь.

— Папа, мне больно будет... Ну не надо! — громко шепчу я. Хотя и я, и папа знаем, что так я говорю всегда, словно это часть какого-то ритуала. Папин палец оставляет попу в покое, и я знаю, что сейчас он смазывает свой уже налившийся кровью... Я всегда краснею, когда произношу это слово — член. Большой, с тёмно-бордовой головкой, весь увитый темно-синими венами, с тяжелыми отвисшими яйцами в коричневой мошонке.

Член.

Когда-то давно он разрядился глубоко внутри мамы, оплодотворив её, и на свет появилась я. А сейчас я сама готова принять его...

Горячая скользкая головка утыкается в сжатую дырочку попки. Ойкаю от неожиданности, крепко вцепившись в свои ягодицы. А головка медленно начинает вдавливаться в туго сжатое отверстие, с трудом раздвигая его. Закусываю губу — медленно накатывается боль. Кажется, в попу засовывают толстую горячую палку, которая вполне может разорвать в клочья мою маленькую дырочку!

Папа давит медленно, ни на секунду не ослабляя нажим. Головка буквально продирается внутрь, боль становится почти нестерпимой. Я громко всхлипываю, слёзы бегут по щекам — кажется, вот-вот моя непокорная попка разорвется пополам! И тут и я, и папа облегчённо выдыхаем — головка с трудом преодолевает сопротивление тугого колечка мышц ануса и ныряет вглубь. Папа замирает, тяжело дыша. Я снова всхлипываю — попа горит огнём, но это всё же не та боль, когда всё только начиналось. Отпускать ягодицы пока ещё нельзя...

— Ноги вместе поставь, — снова звучит папин голос. Медленно сдвигаю ноги, сжимаю колени вместе — так моя попа становится ещё теснее. За окном бабушка и мама в купальниках собирают на стол — чистят овощи, режут салат, не зная, что сейчас происходит здесь, в этой комнате, прямо у окна...

Или подозревают?

Папины руки увесисто опускаются на мои плечи. Всё, передышка окончена, сейчас он... Нажим возобновляется, и оставшаяся на свободе часть папиного члена медленно вдвигается в мою несчастную, изнывающую от боли попку.

— Мамочка-а-а! — тихо пищу я, но уже всё — мошонка увесисто шлепает по моим мокрым нижним губкам. Значит, папа весь во мне, и теперь начнется главное... Отпускаю ягодицы и с силой вцепляюсь пальцами в подоконник. Папа крепко держит мои плечи, и я непроизвольно прогибаюсь, оттопыривая задницу. А член уже медленно покидает мою попку, но не до конца — когда внутри остается головка, он снова втискивается вглубь. И так раз за разом...

Туда-сюда...

Внутрь-наружу...

Тихонько скулю как брошенный щеночек. Нет, попка уже смирилась со своей участью, но все равно очень больно. Толстая горячая палка раз за разом вдвигается в меня на всю длину, наверное, прямо в живот. Ахаю и вздрагиваю с каждым толчком. Ритм не меняется — такой же мерный и ровный, как бой часов.

Но меняется что-то во мне. Да, по-прежнему больно, но с каждым толчком эта боль становится ровной и тягучей. Большая горячая палка словно что-то ласкает глубоко внутри, заставляя обмирать и с нетерпением ждать следующего толчка. Уже не скулю, а тихо и протяжно охаю в такт папиным движениям. Жаркое пульсирование уже заливает весь низ живота. Толстый крепкий член раз за разом пронзает мою горящую попку. Да, папа любит вот так — неспешно, размеренно, на всю длину. Наверняка все папы мечтают о жарких тесных попках своих подросших дочек, и их члены напрягаются, когда они видят туго обтянутые трусиками упругие молодые ягодицы...

Папа уже не держит меня за плечи, а просто движется туда-сюда. И я знаю, что ему сейчас очень хорошо. И... Да, мне больно, но очень хочется сделать папе приятно! И совершенно внезапно на меня обрушивается ураган, и я буквально улетаю куда-то. Папина ладонь закрывает мой крик, всё тело содрогается крупной дрожью как в ознобе, попка судорожно сжимает папин член, и словно сквозь пелену ощущаю глубоко внутри жаркие толчки — напряженная папина палка внутри раз за разом выплевывает семя, от которого когда-то на свет появилась я. И будь сейчас этот член в другой моей дырочке, я наверняка бы забеременела...

Папа медленно извлекает обмякший член. Попа негромко чмокает, и я оборачиваюсь, тяжело дыша, и смотрю на папу распахнутыми глазами — на такого сильного, уверенного, крепкого мужчину. Он аккуратно вытирает свой всё ещё большой член влажной салфеткой и с улыбкой смотрит на меня. Я тоже улыбаюсь ему, ощущая, как прохладно в моей раскрытой попке.

— Ну-ка марш в туалет, — негромко командует папа. Не спеша, не подтянув штанишек, чтобы не испачкать их, я медленно иду мимо папы к двери. И словно ощущаю на своих ягодицах его внимательный взгляд...