Почти по толстому: отрочество

Конечно в СССР секс был, иначе откуда бы взялись 281 миллион человек, населявших его. Но сексуальная жизнь советских граждан протекала в каких-то скрытых глубинах, подобно реке, скованной льдом, периодически выплёскиваясь через редкие полыньи. Её не демонстрировали, но все знали, что она есть. О погружении в этот поток сексуальности и будет этот рассказ.

Я родился в очень интеллигентной семье: отец — известный филолог, мама — кандидат технических наук. Сколько себя помню, в нашем доме всегда было много интересных людей, приносящих замечательные книги. Я очень рано научился читать и проглатывал книги, как горячие бабушкины пирожки. Девчонки в школе дразнили меня ботаником и издевались над моим неказистым видом, а пацаны уважали, потому что я знал бесконечное количество интересных историй, куда более глубоких, чем про чёрную руку или гроб на колёсиках.

Где-то класса с пятого у моих одноклассников стал появляться интерес к девочкам. Они начали обсуждать, кто кому нравится, но так как опыта отношений ни у кого не было, они облекали свои мысли в наипошлейшие и грязные ругательства и скабрёзности. Со временем ребята стали зажимать девочек в углах, исподтишка лапая их, а затем похваляясь, как кто схватил Ленку за сиську, а Нинку даже за пизду. Некоторые рассказывали, как подсматривали за ебущимися родителями или за соседками из домов напротив, ну и прочие влажные подростковые фантазии. Меня всё это ставило в тупик. С одной стороны, я чувствовал притягательность этих побасенок, а с другой стороны испытывал отвращение. Как можно так относится к девочкам, думал я, начитавшись «Айвенго», «Капитанской дочки», «Бедной Лизы».

Мой романтизм сохранялся до тех пор, пока я не получил доступ к закрытому фонду отцовской библиотеки. Одна из комнат нашей квартиры была отдана под рабочий кабинет отца. Вся она была заставлена книжными шкафами и полками. Кроме того там находился письменный стол и диван, на котором спали родители. Отец разрешал мне брать любые книги с условием, что я буду возвращать их на место, поэтому я прекрасно знал родительскую библиотеку. Для меня было доступно всё, кромеодного шкафа, закрытого на ключ. Естественно, что он-то и притягивал меня более всего. Пока я был маленьким простенький замок оставался непреодолимым препятствием, но в шестом классе я научился открывать его. С этого момента я окунулся в новый мир. Первой книгой, которую я позаимствовал из таинственного шкафа стали «Русские заветные сказки» Афанасьева 1908 года издания. Сначала я удивился почему папа запер от меня сказки, но когда я начал их читать, то понял, что мои одноклассники со своими пошлостями просто дети по сравнению с фантазиями русского народа. Такой похабщины и пошлости я не встречал никогда

Я читал и сжимал свой член через ткань тренировочных штанов, а затем чувствовал как что-то сжимается во мне, наполняя нутро необыкновенной истомой, а затем взрывался, наполняя трусы горячей липкой субстанцией. От ребят я знал, что значит дрочить, что такое залупа и малафья.

Одним словом в запертом шкафу я нашел огромную подборку эротической и порнографической литературы, которую использовал для распаления своей и без того не бедной фантазии. Потом, в девяностые годы уже после смерти отца я прочитал его замечательные работы «Эрос и Танатос в сознании русского народа», «Влияние Западноевропейской эротической литературы на творчество Пушкина» и другие. Но тогда я просто яростно дрочил, вдохновляемый Камасутрой, де Садом, Захером Мозахом и прочими творцами литературы подобного толка. Моя проблема заключалась в том, что фантазии и реальность расходились очень далеко. Я с трудом представлял как выглядит настоящая голая женщина. И хотя я и купил у старшеклассников за пятнадцать копеек пару порнографических фоток, всё равно осознавал какой это суррогат.

В тот день я долго переписывал контрольную по математике, а затем остался убирать кабинет. На улице давно стемнело, и за окнами школы поливал ледяной ноябрьский дождь. Перед тем как идти домой, я решил покурить. Поднялся на пятый этаж и устроился на скамейке перед закрытой чердачной дверью. Весь мой ботанизм к тому времени обтесался реальной действительностью общения со сверстниками и хаосом распадающегося государства, и я вполне себе нормально покуривал и прикладывался к дешевому разливному портвейну.

Не успел я прикурить, как услышал шаги. По цоканью каблуков я понял, что это кто-то из учителей. И действительно это оказалась наша классная руководительница — литераторша. Ее сопровождал учитель физики. Они стали на пролёт ниже и, не заметив меня, закурили. Конечно, подслушать учительский разговор казалось интересным, но они обсуждали не учеников и наши отметки и даже не своих коллег. Они обсуждали свои отношения. Очень быстро я понял, что они любовники. Ирина Семёновна обвиняла партнёра, что он не хочет уходить от нелюбимой жены, что она устала, что её положение любовницы стыдное, а физик оправдывался. А потом она начала его целовать как-то бестолково и суетливо, пока он не взял её лицо своими руками и не впился в неё губами.

Я впервые видел, как взрослые люди не просто целуются, а сосутся страстно и вызывающе. Я видел, как Иван Сергеевич беспорядочно водил руками по телу учительницы, потом схватил её за зад и стал мять его, а затем отстранился и стал расстёгивать цветастую синтетическую блузу и, задрав вверх бюстгалтер, вывалил две огромные белые сиськи, буквально светящиеся в полумраке лестничного пролёта. Я смотрел, как он всасывал коричневые ореолы сосков, и они превращались в большие вишни. Классная тоже не стояла без дела и мяла гульфик у физика. А потом эта взрослая строгая тридцатилетняя учительница, гроза нашего класса, опустилась на колени, расстегнула ширинку и вытащила.

«Боже мой, это же настоящий хуй взрослого мужика! Какой он огромный» — подумал я, — « Что она собирается делать?» И хотя видно было не очень, по звукам и характерным движениям головы стало понятно, что она сосёт. Я боялся пошевелиться и даже вздохнуть. Мой член так набух, как будто кровь со всего организма влилась в него. Я потерял счёт времени, но думаю, что на самом деле это продолжалось недолго.время у друзей или бесцельно шатаясь по улицам. Однажды я вернулся домой часов в десять, когда все уже разошлись. Перемыл посуду, навёл небольшой порядок и уселся почитать. Уезжая на дачу, отец всегда запирал свой кабинет, оставляя нам две смежные комнаты. Брательник жил в дальней, а я ютился на диване в проходной, служившей одновременно и залом для торжеств. Итак, я читал сцену секса из «Жерминаль» и чувствовал, как у меня встаёт член, когда услышал, как открывается дверь комнаты. Обернувшись, я увидел женщину, выскользнувшую из братовой комнаты в туалет. Она не закрыла за собой двери, и я слышал, как в глубине квартиры мощно журчала её струя. Через минуту она вернулась обратно, увидела меня, остановилась, задумалась и присела рядом. Двадцатилетняя бабёнка с обесцвеченными гидроперитом волосами, вьющимися мелкими колечками. Завернувшись в братову рубашку и поджав под себя ногу, она начала разговор. Сбивчивая речь свидетельствовала о её сильном опьянении.

— Вот, нажралась, как свинья: хрю-хрю, — и она грубо засмеялась, — но я вообще-то не пью. А ты кто?

— Я Иван, брат Петра и я здесь живу, — ответил я категорично, в надежде на то, что она уберётся в комнату к храпящему братцу.

— О, книжки читаешь? Интересная? Про что?

— Про борьбу пролетариата за свои права.

— Ох ты, какой умный, — не отставала она, — а я детективы люблю и про любовь.

С этими словами она вытянула вперёд изящную ножку и пошевелила пальчиками. Я залюбовался её педикюром и пробежал глазами по голени, коленке и остановился на молочной нежной ляжке.

— А ты любишь про любовь? — спросила она, перехватив мой взгляд.

— Да, люблю, — не стал обманывать я.

— А твой брат не любит, он вообще любить не может. Пригласил к себе девушку, а сам нажрался и храпит. А я одна, никому не нужная. Вдруг она остановилась, посмотрела на меня и спросила: «А у тебя есть девушка?» За этим вопросом повисла тишина, которая предвещала неконтролируемое развитие событий.

— Нет, — промямлил я.

— Иди ко мне, я очень ебаться хочу, оттрахай меня, — обожгла она меня своими словами, неприкрытыми в своей грубости.

Я встал и на негнущихся ногах подошел к ней. Мне отчаяно не хватало воздуха, и я пытался вдохнуть полной грудью. Она сидела передо мной, раздвинув ноги, неторопливо расстёгивая пуговицы на рубашке. Я смотрел сначала на ложбинку между её грудями, а потом увидел её очаровательные сисички — упругие дыньки, провисающие под собственной тяжестью. Нежные голубые ниточки вен пробегали под белой кожей, устремляясь к соскам. Пока я стоял как дундук, она расстегнула мои штаны и сдёрнула их.

— Ох, какой красивый хуй, — выдохнула она, сжала ствол рукой и лизнула головку. Её язык оказался прохладным и упругим, но даже одного этого влажного прикосновения хватило мне, чтобы кончить. Я спускал, выбрасывая порции спермы раз за разом, пока не покрыл всё лицо своей случайной любовницы. Она пальцами собрала семя со, лба, щёк, губ и облизала их.

— Охуеть, ну ты и зарядил! — рассмеялась она глубоким грудным смехом. Член мой не только не упал, а продолжал стоять, подрагивая от толчков приливаемой крови. Вместе с потоком молофьи из меня вышла и вся моя робость. Я вспомнил все сцены из прочитаных книг и понял, что сейчас могу сделать многое с этой пьяной, практически незнакомой мне женщиной. Стянув футболку, я бросился на неё. В этот момент я готов был отдать всё, лишь бы засунуть хуй в эту самку и начать сношать её. Она легко без сопротивления откинулась на спину, разводя ноги. Я думал, что всё должно произойти само по себе, но мой член тёрся о жесткие волосы никуда не попадая.

— Подожди ты, торопыга, — и она просунула руку между нашими телами и направила член в себя. Онанируя, я неоднократно представлял себе как это, быть с женщиной, но реальность превзошла все ожидания. Жаркая, мокрая пизда всосала моё естество полностью. Не успев сделать и пяти фрикций, я кончил, замер на секунду и начал ебать снова. Я работал как отбойный молотокю. Жар её тела передавался мне, и я долбил, долбил её без остановки. Наши тела покрылись потом и источали запах ебли. После третьего оргазма я сполз с неё и откинулся на спину.

— Ну ты и ёбарь малолетний, — выдохнула она, — сделал девушке приятное.

Ещё нет, — становясь на колени, выдохнул я, — можно мне посмотреть?

— Смотри, глупыш, — и она положила свои щиколотки мне на плечи.

В густых зарослях чёрных, слипшихся от соков, спермы и пота, волос я увидел то, что так притягивало и будоражило меня: красное раскрывшееся чудо. Я смотрел на её пизду, как удав на кролика, а потом бросился на неё как голодный на каравай хлеба. Я лизал, сосал, втягивал в себя, задыхаясь от терпкого запаха молодой отъёбанной самки, а она лежала и постанывала, а потом сжала мою голову своими бархатистыми ляжками и мощными ударами таза, словно художник, рисующий эпическое полотно, прошла своей пиздой по моему лицу, тонко пропищав: «Мамочкааа!». Это был первый оргазм, доставленный мною, своей первой женщине. Лизание пизды снова возбудило меня, и уже самостоятельно я направил свой бордовый натёртый член в неё. Под утро она встала и ушла в комнату брата. После этой ночи я никогда её не видел. Говорят, она уехала с жирным пузатым армянином в Харьков. А я остался, излеченный от любви к учительнице, но влюблённый во всех женщин сразу. В качестве подарка моя незнакомка на память оставила мне триппер и опыт жгучего стыда от посещения венеролога, но это уже совсем другая история.