Повелитель кукол

Come crawling faster, Obey your Master! Metallica, «Master of puppets».

Жара в тот день стояла страшная. Карабас Барабас расхаживал по дому в одних семейных трусах. Он поочерёдно обходил все комнаты, снова и снова проверяя, все ли окна распахнуты настежь, в надежде устроить хоть небольшой сквозняк. Но, как назло, на улице не было ни малейшего ветерка.

Вместо этого палящие лучи солнца вероломно врывались в раскрытые окна и только ещё больше раскаляли помещение. Длинная окладистая борода директора кукольного театра от этого липла к потной груди и огромному круглому пузу. Его раскрасневшаяся от зноя физиономия постоянно корчила страдальческие гримасы.

Мечась из комнаты в комнату, он частенько вдруг останавливался, вскидывая взор кверху и обмахивая себя руками, чтобы хоть какое-то дуновение на секунду принесло ему намёк на прохладу. Единственным помещением, куда он не заходил и где не были распахнуты сейчас окна, был его рабочий кабинет.

Проходя мимо высокой запертой двери, Карабас стал всё чаще коситься на неё. До начала вечернего представления оставалось ещё несколько часов, и ему не хотелось коротать их на своём рабочем месте. Однако идти по жаре никуда не хотелось, да и изнывать от зноя в раскалённом доме было тоже выше его сил.

Высоченный бородач обречённо вздохнул, нащупал висящий на шее ключ, отворил и осторожно приоткрыл дверь своего кабинета. В лицо ему тут же повеяло прохладой и спёртым запахом книжной пыли и нафталина. Окно кабинета, и без того выходившее на теневую сторону, было не просто закрыто, а задёрнуто толстой занавеской, поэтому воздух внутри, хотя и не отличался свежестью, но не раскалился так, как во всём доме.

Оказавшись внутри, он тотчас плотно закрыл за собой дверь и, не веря своему счастью, принялся обмахивать бородой, будто веером, свои вспотевшие пузо и грудь. Потом прошёл в дальний угол кабинета, там стоял большой книжный стеллаж со старинными фолиантами и письменный стол, на нём были разложены какие-то бумаги. Поверх бумаг лежала небольшая чёрная плётка, которой так боялись все без исключения куклы.

Карабас Барабас взял её в руки и принялся задумчиво поглаживать пальцами изрядно потёртую рукоять. Он даже прикрыл глаза от удовольствия, когда вспомнил про ту безграничную власть, которую она давала ему над подчинёнными.

Кукол в театре было не очень много, и все они хранились здесь же — были развешены на крючках вдоль стен кабинета. Хозяин повернулся и скользнул взглядом по стенам, словно хотел убедиться, что никто из кукол не удрал в самоволку перед спектаклем

Владелец театра то хмурил взгляд, сдвигая брови, то улыбался, почти давясь от хохота, — он прокручивал в голове сцены из сегодняшнего вечернего приватного шоу.

Карабас руководил театром много лет, и всем без исключения его куклам уже давно исполнилось восемнадцать. Поэтому и репертуар трупы в последнее время стал куда более разнообразным. С недавних пор в него вошли и весьма смелые постановки, ориентированные на тонких ценителей пикантных и откровенных зрелищ. А учитывая властный нрав и безудержный темперамент художественного руководителя, нетрудно догадаться, что между представлениями он частенько позволял себе в отношении артистов самый настоящий харассмент.

Оказавшись снова возле стола в своём кабинете, он прищурил взгляд, всматриваясь в циферблат настольных часов. Времени до спектакля было предостаточно, а прохлада и полумрак знакомого помещения неожиданно поспособствовали возникновению в его творческой голове определённого рода фантазий и желаний.

Директор снова окинул взором неподвижно висящие на своих крючках куклы, подошёл поближе и стал выбирать себе жертву для сегодняшних полуденных истязаний. Ему нравилось иногда их наказывать, к тому же он был уверен, что это позволяло поддерживать среди труппы свой авторитет на должном уровне.

На днях на глазах у всех он выпорол своей плёткой Арлекина якобы за то, что он недостаточно усердно лупил палкой Пьеро на прошлом представлении. Вспомнив, как тот визжал и дёргался, отчаянно пытаясь прямо во время порки снова натянуть на уже пунцовый от плётки зад свои расписные штаны, Карабас ухмыльнулся, проходя мимо него.

Потом остановился возле Базилио с Алисой и поморщился, когда снова представил, как эта блудливая парочка недавно ночью предалась грязным прелюбодеяниям прямо здесь, в этом кабинете. Разгорячившись за время представления, они ночью каким-то образом соскочили со своих крючков и оказались на любимом диване Карабаса, стоящем вдоль стены кабинета. Он застукал их, когда проходил мимо и случайно услышал, как ритмично поскрипывают старые пружины. Естественно, обоим за это тут же крепко влетело!

Следом висели куклы пса Артемона, недотёпы Пьеро и гламурной кокетки Мальвины. Встав напротив последней, Карабас стал почёсывать рукояткой плётки себя за ухом, тщетно пытаясь припомнить, когда именно в последний раз он наводил ею румянец на молочно-белых полупопиях этой заносчивой голубовласой сыкухи.

Тогда Карабас решил, что отсутствие подобных воспоминаний — это уже вполне себе повод остановить сегодняшний выбор не ней. Недолго думая, он снял Мальвину с крючка и шумно вдохнул у куклы из-под подола пахнущий нафталином воздух. Потом расставил ей ноги так, чтобы она могла стоять без посторонней помощи, поставил посреди кабинета, а сам уселся на диван и стал ждать, вертя в руках свою любимую плётку.

Уже через пару минут у куклы едва заметно шевельнулась сначала одна рука, затем вторая. Потом чуть повернулась голова. Постепенно тело куклы стало обретать всё более реалистичные черты, и вскоре она превратилась в почти настоящую девушку. С той лишь разницей, что ростом она была, как и все прочие куклы, чуть более полуметра.

Очнувшись будто ото сна, Мальвина стала озираться по сторонам. Поняв, что находится она не в театре и что до представления ещё далеко, а возле неё сидит вертящий в руках плётку полуголый Карабас Барабас, она моментально сообразила, что всё это значит, и для чего он её сейчас разбудил.

Бежать ей было некуда, а звать на помощь — некого, поскольку пока кукла висит на гвозде, никаких действий самостоятельно совершить не может. Поэтому она, тяжко вздохнув своим курносым носиком, молча подошла к директору театра, вскинула вверх подол и стянула с попки рейтузики, заканчивающиеся внизу бёдер шёлковыми кружевами.

Карабас тут же подхватил её своими ручищами и уложил себе поперёк колен. Он по-хозяйски приспустил рейтузики ещё ниже — так, что их резинка теперь стягивала девчонке голени. А подол её пышного платьица задрал по самые плечи, оголив не только попку, но и низ её стройной спинки.

Мальвина лежала так, что её голова свисала вниз с одного мужского колена, касаясь подбородком его ноги, а её спутанные рейтузами ножки свисали с другого колена. Мужчина положил левую длань на девичью спину в области лопаток, придавив голубые волнистые волосы вместе с краем задранного подола, и властно прижал несчастную куклу к своей ляжке.

В правой руке у него была плётка, которой он сразу принялся хлестать маленький белоснежный девичий задик. Хотя Карабас шлёпал кукле попу даже не в половину, а, наверное, в четверть силы, тонкокожей чувствительной девчонке и этого было предостаточно. При каждом новом шлепке она стала тоненько взвизгивать, а на её красивых булочках мгновенно проявлялись светло-розовые полоски в тех местах, где плётка лизала их своими чёрными кожаными языками.

Карабас порол Мальвине попку сейчас просто так. Ему было не за что её наказывать. Возможно, сам по себе этот факт и стал поводом для наказания. Он делал это для профилактики, так сказать. А ещё потому, что ему ужасно нравилось, как ...