Дучетто (глава 4)

Оздоровительный лагерь принадлежал молочноконсервному комбинату. Все пацаны из отряда жили в одном посёлке и ходили в одну школу. Чужаков в лагере было немного. Мама Лёлика получила путёвку в качестве гонорара за проблемное интервью с директором молочного производства и была уверена в том, что ей крупно повезло. Вера хотела как лучше, хотела, чтобы её щуплый сыночка прогрелся и отъелся. Откуда ей было знать о том, что поселковое хулиганьё будет травить его уже за одно только то, что он горожанин, не говоря уже о его трепетной внешности.

Впрочем, Лёлик не оставлял надежду с кем-нибудь подружиться. Даже прижатый к стенке в душевой, он приветливо улыбался и старался отвечать на непонятные вопросы старших пацанов правильно, впопад. Но ведь как угадаешь, чего они от тебя хотят и почему так беснуются? И что, в конце концов, означает смешное слово "гомик"?

Ватага хамоватых пацанов всё плотнее сжимала кольцо вокруг переминающегося с ноги на ногу Лёлика, прижимающего пакет с мылом и мочалкой к груди.

- Птенчик, ты без мамы-то мылся хоть когда-нибудь? Может, тебе помочь? Давай мы тебе голову намылим? - вкрадчиво предлагал рыхлый, подловатый пацанёнок по кличке Баллон.

- Да чего там голову... Давайте сразу задницу этому гомику намылим! - ржали братья Ксерокс - разбитные близнецы из второго отряда.

- Благодарю вас, я сам всё умею, - вежливо отказался от предложений Лёлик, что вызвало взрыв всеобщего веселья.

Только когда угрюмый прыщавый переросток Лёва Разруха, надвигаясь на Олега, скомандовал другим:

- Держите дверь! Хватит время терять! - и подцепил пальцем его застиранные плавки, Лёлик вдруг почувствовал угрозу и чуть не обдулся.

Тогда он собрал все свои силы и захохотал во всё горло, натужным смехом выталкивая из себя страх. На шум в душевую заглянул вожатый, и толпа недовольно рассосалась, а Лёлик ещё некоторое время разглядывал потолок с разводами, чтобы слёзы обиды и облегчения случайно не вытекли из его глаз.

Как он потом вис на Вере и умолял её забрать его из лагеря, но она в ответ только устало попросила его потерпеть ещё недельку. В следующий родительский день Лёлик, причёсанный, с утрамбованной дорожной сумкой, прождал Веру весь день в фойе корпуса, но никто к нему так и не приехал до конца смены. "Не стоило жаловаться, - понял смышлёный Лёлик. - Не просился бы домой, Вера приезжала бы по выходным, как и все остальные родители".

Лёлик всегда входил в сложное положение своей юной мамы. Он себя от Веры не отделял. Это у них у обоих никак не складывалась Верина личная жизнь. По мере своего разумения Лёлик старался, как мог, чтобы у неё всё получилось. К её ухажерам он ластился и каждого нового с готовностью звал "па". Они попробовали пожить с ревнивым хоккеистом, с педантичным хормейстером, со страдающим одышкой пузатым адвокатом. Были и другие, не менее запоминающиеся квартиранты.

На время Лёлика изгоняли спать на кухню. Маясь на скрипучей раскладушке, он однажды представил рядом с Верой мощного мужика, на котором не было ничего, даже пижамы. От этого Лёлику стало сладко, стыдно и почему-то немного завидно, но, поразмыслив, он решил, что когда станет взрослым, то справа от него всегда будет спать щенок, а слева котёнок, и тогда уж пусть мама завидует ему.

"Папы" шли вереницей. Никто не задерживался в их доме надолго, оставляя в душе Лёлика чувство вины: это он опять не понравился новому дяде. Правда, был один слюнявый "папа" - университетский лектор, преподаватель математического анализа, который очень даже благоволил к Вериному сыну, и всё шло хорошо, пока лектор не стал нашептывать Лёлику о том, что он всё про него понимает и знает, и однажды, шутя, не засунул пареньку язык в ухо. Лёлик маме о такой мелочи рассказывать не стал, но математику после этого случая так яростно возненавидел, что этот Венедикт Северьянович и сам скоро испарился из их жизни.

В конце концов, при папе №9 взрослеющий Олег с болью осознал, что одним своим присутствием до зубного скрежета напрягает маминого мужчину

Несмотря на свой немалый жизненный опыт, "номер девять" - оператор новостного канала - никак не мог уразуметь, что это за такое нелепое создание ироничной природы: скроенное, как парень, но парнем желающее быть далеко не всегда.

Боясь навредить маме, Лёлик собрал свои манатки, и эра "пап" сменилась эрой "папиков".

Вера вышла замуж. Олег изредка навещал мать и её нового отпрыска. Когда Лёлик уходил, до отвала накормленный и наигравшийся с братом, Вера обнимала его в прихожей и, заглядывая сыну снизу в глаза, виновато спрашивала:

- Ну, как ты там, Лапыш?

Что он мог ей ответить? Может быть, так: "Всё нормально, Вера. Молодость приносит стабильный доход. Красота продана, тело выгодно вложено. Не волнуйся, я всегда найду, где жить, что есть и кому за это сосать". А про то, как ему приходится заискивать, зависеть и подстраиваться под кого-то, можно и промолчать...

- I am fine, мамкин, - включал улыбку Лёлик.

Врать матери он перестал, только когда стал жить с Дучетто.

***

Дучетто снилось, что его голова покоится на сгибе локтя Вадима, и они плывут куда-то, покачиваясь. Серые глаза напротив смотрят на него, не мигая, и от этого гипнотического взгляда отяжелело всё его тело. Время зависло в полной бессмысленности. Умиротворение. Нирвана...

Вдруг рядом, на расстоянии вытянутой руки, вскрикнул во сне Лёлик, и Дучетто проснулся. Его парнишка явно заболевал: всю ночь он беспокойно метался по постели и каскадно кашлял. "Эх, не надо было его вчера в фитнес с собой таскать", - подумал Паша. Он натянул на друга сползшее одеяло и погладил его трогательно выступающую лопатку на худой горячей спине.

Но даже бережно накрывая Лёлика, Паша вдруг опять подумал о Вадиме. Он, в сущности, ничего не знает об их совместной жизни. Почему Лёлик, которого всегда патронировали состоятельные бизнесмены, вдруг связался с обычным ментом? Может, и над Лёликом Вадим нависал точно так же - ловя отсутствующий взгляд парня, и точно так же ласково бил его по щеке открытой ладонью, возвращая тем самым в реальность? Может, Лёлик точно так же ныл и выл в подушку от боли, злости и накатывающего на него волнами оргазма? Паше вдруг стало не по себе: а что, если Вадим в эту самую минуту тоже не один?

***

Серая гора заслоняла Вадиму весь вид. Он попробовал было пошевелиться, чтобы размять затёкшие члены, и ландшафт вдруг ожил. Гора обернулась подушкой, а странное образование не в фокусе прямо под носом - рукой, которая капитально затекла. Как вечером он рухнул на сбитую постель, так и отключился, стянув с себя китель лишь наполовину. Майор милиции с трудом сел на кровати. Комната немного покачивалась, поворачиваясь к Вадиму то стеной с унылыми заляпанными обоями, то выцветшим плакатом сериала "Доктор Кто", прилаженным сюда ещё Лёликом в тщетной попытке украсить это помещение.

Больше года здесь была только одна тропинка: от кровати до кухни, так как хозяин квартиры здесь только ел и спал. Но всю последнюю неделю в этом месте он, как одержимый, мёл, мыл, скрёб, пылесосил и ремонтировал. И если хаос хоть как-то прикрывал запустение квартиры, то наведённый Вадимом порядок обнажил её казарменный уют. Особо тщательному разбору подвергся нехитрый гардероб: теперь хозяину некоторое время не надо будет сосредоточенно рыться в ящике комода, разбирая носочный пазл; однотонные джемперы немного повисят на плечиках, а джинсы, количество которых существенно поредело после критического осмотра, пару дней полежат аккуратной стопкой, а не медузой-горгоной. Всё было готово к приёму гостя, но никто не приходил, а телефоны молчали. Когда делать по дому ему стало абсолютно нечего, а закупленные для встречи коньяк и шампанское основательно намозолили глаза, Вадим сказал себе: "Ша! Хватит обманывать себя. Он не придёт". Мысль эта оказалась для него настолько горькой, что не запить её спиртным не представлялось возможным...

переставляя ноги и стараясь не делать резких движений, Вадим преодолел расстояние до кухни. В холодильнике нашлась заначка водки и апельсиновый сок

В ванной, избегая в зеркале вида чужого неприкаянного мужика со свиной щетиной на опухшей физиономии, Вадим разделся и встал под ледяной душ. Колючие струи воды долго били ему в лицо, всё не справляясь и не справляясь с испариной. Вода холодными ручьями пробегала по груди, прессу, пробиралась под яйца и маленьким водопадом срывалась со сморщенного члена.

Вадим сел на дно ванны и сцепил пальцы на затылке. Минут через двадцать ему полегчало, и тут сквозь шуршание распылителя и журчание стока к нему вдруг прорвалась далёкая мелодия мобильника. Он рванулся, задел раковину, чуть не снёс косяк, саданулся о сейф в коридоре, отчаянно заскользил мокрыми ногами по линолеуму и всё равно опоздал. Мелодия смолкла в тот самый момент, когда он выхватил телефон из внутреннего кармана куртки, но зато немедленно ожил входной звонок. Прикрывшись курткой, Вадим распахнул дверь.

- Я не вовремя? - небрежно спросил Дучетто. - Ты так долго не открывал и мобилу не брал... Ты не один?

Всё для Вадима преобразилось и ожило в одно мгновение. Словно его целый год дома не было или вообще не было, а сейчас он вдруг нашёлся: такой как есть - голый, веснушчатый, мордатый и с похмелья, но снова живой. Он уронил куртку, волнуясь, сделал приглашающий жест:

- Входи.

Дучетто протиснулся бочком в тесную прихожую, бросая настороженные взгляды в глубь квартиры, и повторил свой вопрос:

- Ты не один?

- Теперь нет. Теперь с тобой.

- Ну, здравствуй тогда, что ли?

Вцепившись в гостя, Вадим понял и вобрал в себя всё сразу: вкус утреннего кофе, лёгкий запах дорогого одеколона и свежее дыхание холодного утра.

- Значит так, - первым пришёл в себя и отдышался от поцелуя Дучетто, который вобрал в себя нечто совсем другое, - я согласен на твои ролевые игры. Я так понял, что сопротивление тебя только заводит? Исполню в лучшем виде. С моей стороны два условия: во-первых, презерватив обязателен. Не хочу, чтобы меня волновала твоя личная жизнь. А во-вторых, будь добр, постарайся не ставить мне лишних синяков. Мой партнёр ни о чём не должен догадаться.

- Ты всё сказал? - оскорбился Вадим.

Он вдруг почувствовал себя нелепым цирковым медведем перед одетым с иголочки поджарым, стройным Пашкой и добавил:

- Я живой человек, между прочим, а не аттракцион для прилива адреналина! Не было никогда никаких игр и не будет...

- Тогда, в клубе, была игра! - перебил его Дучетто, повысив голос, и лицо его приняло упрямое выражение.

На скулах Вадима заиграли желваки:

- Нет!

- Игра! - крикнул Дучетто и в подтверждение своих слов стукнул ребром ладони по косяку.

- Это тебе легче так думать...

"Боже мой, зачем я спорю?" - подумал майор. За год он перемерил множество слов, переставляя их, как пятнашки, и составляя из них фразу-покаяние. Одна комбинация показалась Вадиму достаточно убедительной, и он бесконечно репетировал её бессонными ночами. Но теперь эти слова застряли у него в горле. Когда-нибудь, в другой раз он ещё произнесёт: "Я поступил с тобой плохо. Так плохо, как только вообще возможно поступить с человеком", - и, целуя ладони, вымолит у него прощение. А сейчас он просто поймал Пашкину руку и мягко завел её ему за спину. Что-что, а болевые точки майор милиции, в прошлом боец спецподразделения, знал отлично.

- О`кей, как скажешь... Пошли тогда, - резко сменил тон Вадим и подтолкнул Дучетто в спину.

- Я сам!

- А вот теперь без САМО-деятельности, - начал вживаться в роль хозяин квартиры.

Он швырнул парня носом на мятую постель, одновременно дёргая на себя его замшевую куртку:

- Давай сюда шмотки свои пижонские, если не хочешь, чтобы я их помял.

Вадим навалился на Дучетто, захватом блокируя движение и вспоминая то, каким жёстким, неудобным, суставно-мускулистым соединением могут быть два сплетённых мужских тела. Но их тела говорили на одном языке, допускающем этот звериный, рваный, первобытный лексикон

Горячий, раскрасневшийся и злой от того, что ему никак не справиться с Вадимом, Дучетто был отчаянно азартен в этой нелепой возне, и Вадим, совсем не желая того, втянулся, завёлся с пол-оборота, ошалел от непристойного вида полуголого расхристанного Пашки. Впрочем, теперь Вадим знал, что делал, и по возможности контролировал себя. Так играет кошка с пойманной, но ещё не придушенной мышкой. Она позволяет мышке чуть отбежать в сторону, глотнуть воздуха, почувствовать псевдосвободу, а потом опять загребает, прижимает её тяжёлой лапой, чтоб не рыпалась, и наслаждается трепещущей тушкой.

Дучетто сдался неожиданно. Он просипел:

- Эй, полегче! Для тебя же покупалось.

Вадим сфокусировался и сообразил: то, что он только что чуть не разодрал на куски, были стильные хипсы под цвет рубашки.

Дальше сдерживаться не осталось выдержки. Поехало и ожило всё вокруг: ходуном заходила кровать, раскачался до опасной амплитуды торшер, свалился с тумбочки будильник... Один парень впечатывал, а другой со стоном завершал движение, чуть провожая, делая из точки запятую.

Вадима вело в полудурмане, как будто это всё происходило не с ним, как будто это не у него в руках Паша вдруг начал ловить ртом воздух и, закидывая голову, биться затылком о его плечо. Тонкие белые струйки полетели на простыни, упали на пол, потекли по внутренней стороне Пашкиного бедра. Вадима накрыло следом, и он сам не мог теперь ответить - бесконтрольно или всё-таки сознательно он нещадно впивается пальцами в Пашино тело, оставляя у того синяки на ягодицах, и терзает спину, печатая на ней полукружия засосов.

После секса Паша валялся на боку попёрек кровати, как измученный, выбросившийся на сушу дельфин:

- Ну, ты и мерзавец! Тебе совсем нельзя доверять, да?

Вадим промолчал, сосредоточенно натягивая джинсы и приглаживая пятернёй светлые волосы "римской" длины. Не признаваться Пашке в том, что нет у него никакой личной жизни, и что если бы Дучетто не сказал ему про партнёра, то никаких следов на теле и не было бы.

- А что тебя принесло в такую рань без предупреждения?

Дучетто рассмеялся, осторожно разминая руку:

- Как что? По-моему, сюрприз очень даже удался.

- В следующий раз всё-таки позвони заранее, я хотя бы побреюсь, - и Вадим встревоженно уточнил на полтона ниже, нависнув на руках над Дучетто, - ведь следующий раз будет, правда?

- Посмотрим, - умудрился одновременно улыбнуться и поморщиться Паша, притягивая Вадима к себе за шею. - А куда это ты собрался? Я тебя ещё не отпускал.

Вадим смутился:

- Паш, я не уверен в том, что смогу ещё раз... Похмелье, знаешь ли, плохой афродизиак.

- Просто полежи рядом со мной, - вдруг совсем по-человечески, без рисовки попросил Дучетто, и Вадим не смог ему в этом отказать.

В этот раз никто не тянул одеяло на себя, никто не пытался взять верх, никто ничего не пытался доказать другому, и неожиданно случилась близость - настоящая, полная, исчерпывающая близость, не похожая ни их обычный разговор, ни на их необычный, экстремальный секс. Когда всё на равных, потому что любимому и долгожданному Пашке дозволено было в этот раз абсолютно всё.

- Ты лишил меня девственности. Ты знаешь?

- Догадываюсь. Ты... Ты не жалеешь?

- Дай подумать... Нет, я не жалею...

Через час, провожая Пашу, Вадим вернулся к волнующему его вопросу об их следующей встрече:

- Пах, такое дело... У меня тётка под Тулой живёт. У неё там банька, то да сё. И осенняя охота до конца ноября открыта. Может, махнём туда вдвоём, а? Ты ещё не забыл, как мы когда-то душевно на охоту съездили? Кстати, - вдруг вспомнил Вадим, - тебе большой привет от Лёлика.

Паша застыл:

- От какого Лёлика?

- Ну, ты даёшь! Как от какого? Помнишь, со мной паренёк такой славный жил? Вы ещё дружили взахлёб, в одной компании тусовались?

Паша двумя руками схватился за голову и выдавил из себя со стоном:

- Когда ты его видел?

- Да я сто лет его не видел! - неожиданно для себя начал оправдываться Вадим, которому показалась странной, но одновременно и лестной такая бурная реакция на его слова. - Он просто позвонил мне вчера, хотел поболтать

А я повеселил его историей о том, как мы с тобой случайно столкнулись ночью у чёрта на рогах... Паш, что с тобой?

***

Лёлик проснулся с заложенным носом на мокрой насквозь подушке. Он перевернулся на спину, и теперь слёзы затекали ему прямо в уши. Зачем начался новый день, ему было совершенно непонятно. Потолок с разводами, который Лёлик отупело разглядывал, напомнил ему что-то из прошлого под стать настроению: что-то беспомощное, стыдное...

И мысли лезли в голову горестные. "Такое случается сплошь и рядом. Почему я посмел думать, что меня это минует?" - думал он.

Если бы Лёлика спросили, любит ли он Пашу, он бы без колебания ответил: "Да! Всей кровью, всей кожей". Но маниакальным сторонником моногамии Олег никогда себя не считал. Не он ли пару раз закрывал глаза на неоправданно долгое отсутствие Дучетто на танцполе, а один раз исхитрился пропустить вопиющий случай на даче у друзей, когда обкуренный Паша и один из хозяев так бессовестно натоптали в кустах за беседкой, что сомневаться в том, чем они там занимались, не приходилось... Всё это не имело никакого значения, если утренние сонные четвероногие объятия доставались ему, Лёлику.

Что-то оборвалось неделю назад. Теперь по утрам совсем чужой, какой-то отстранённый Дучетто разбитой губой мечтательно улыбался чашке кофе. Паша ходил как пьяный, смеялся невпопад и обрушивал на Лёлика шквал необязательных вопросов, ответы на которые слушал с остекленевшим взглядом. Олег, ещё ничего не анализируя, ещё ничего логически не сопоставляя, уже желудком чувствовал: Дучетто в кого-то серьезно влюблён.

Вчера, в фитнесе, праздно болтаясь рядом с остервенело качающим пресс Дучетто, Лёлик сделал очередной заход, всё ещё надеясь услышать правду про Пашин ночной фортель недельной давности:

- Между прочим, в клубе сегодня мокрая вечеринка. Мы могли бы там не хуже, чем здесь, размяться...

- Поезжай один, Олли. Развлекайся! - ожидаемо отреагировал на его слова и так порядком взмокший Паша. - А я после бассейна сразу домой. Неделя была просто чумовая.

- Ценю твоё доверие. Но почему бы тебе не довериться мне ещё больше и перестать скрывать от меня твой случайный трах? С любым такое может случиться. Неужели ты думаешь, что я буду биться в истерике из-за того, что ты кого-то там снял на трассе?

- Слушай, отъебись, а? Повторяю: не было никакого случайного траха. Ты достал уже меня этими разговорами!

"Так... случайного секса не было. Значит, был неслучайный", - продолжил травить себя Лёлик.

Ещё чуть-чуть помаявшись без дела, изнурённый подозрениями, он сменил тактику:

- Ты заметил вон того шикарного персонажа?

- Шутишь? Я его торс разглядываю с тех пор, как он в зале появился.

- Там не только торс впечатляющий. Помнится, в постели этот парень был просто супер...

- Что ты несёшь? В какой постели? - рассмеялся Дучетто. - А мне вот помнится, что постелей сроду не стояло в той тёмной комнате, в которой ты мог ему отсасывать. И я вообще подозреваю, что это самец натурала. Может, хватит уже, Ол?

Попытка вызвать ревность провалилась. В эти дни ничто не могло испортить Паше его волшебного настроения, а Лёлика успокоить.

Наблюдая с бортика бассейна за энергичным Пашиным кролем, Олег вдруг явственно представил, как он стискивает в воде этого предателя, эту неблагодарную суку, этого единственного любимого и важного для него человека, и они идут ко дну, вместе с последним воздухом из лёгких расставаясь и с жизнью. Кому она нужна, эта грёбаная жизнь, если они не будут вместе?

- Привет, Олег! Давно тебя здесь не видел, - Лёлик не сразу очнулся от своих мрачных грёз, но, наконец, сфокусировался на том самом атлете с могучим торсом. - Как насчёт...

- Нет! Не интересуюсь! В другой раз.

- То есть? А... да я не об этом, - немного стушевался парень. - Я только хотел спросить: как насчёт того, чтобы погреться в сауне. Ты сидишь тут с синими губами, мурашками размером с горошину и с таким выражением лица, как будто пришёл топиться, а не мышцы подкачать.

- Извини-не-помню-твоего-имени, спасибо за заботу. Я закаляюсь...

Лёлик задумчиво посмотрел вслед белобрысому бугаю и вдруг сорвался в раздевалку, где по памяти набрал номер, уже давно стёртый из его записной книжки...